
Текст книги "Тяжелые тени"
Автор книги: Владимир Заяц
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
– Куда? – быстро спросил Владимир.
– Как куда? – пожал плечами Тугон. По его мнению вопрос землянина был совершенно бессмысленным. – Куда и всех отвозят. В Дом Эвтаназии. Пощадите! Я все сказал!
– Существуй, – сказал Володя брезгливо. – Живите покуда. Как туда добраться?
– Двенадцать километров по юго-западному шоссе, – на этот раз шустрее оказался Махуня-доду. – Там такое небольшое здание. Красивое. Все в розах.
– Слушать приказ! – гаркнул Владимир, вспомнив сцену из какого-то детектива. – Сидеть здесь час. Никуда не выходить и никому не звонить. Иначе – смерть! Из-под земли достану! У нас – длинные руки! Понятно?!
Палачи молча пялились на землянина. Они не могли поверить своему счастью, так как были уверены, что, в лучшем случае, им перебьют голени и предплечья. На его месте так бы сделал каждый.
– Вам все понятно? – повысил голос Володя.
Палачи упали ниц и возопили:
– Понятно! Понятно! Благодетель ты наш! Да хранит тебя Логос!
Володя выбежал в коридор, выкрашенный белой больничной краской и побежал к выходу. Мчался, стараясь производить как можно меньше шума, и в голове его метались яростные мысли. Через полчаса, от силы – через час он от этого Дома Эвтаназии камня на камне не оставит. В пыль сотрет! В порошок! Только бы добраться поскорее!
Махуня-доду выглянул из пыточной и посмотрел вслед удаляющемуся землянину. И такая беззащитная была у него спина, что сама напрашивалась на нож или пулю.
– Тугон, – страстно зашептал Махуня-доду. – Там у нас в столике возле электроигл для ногтей – пистолет. А ну-ка, пальни!
Тугон что-то промычал и не двинулся с места.
– Тугон!
П-ока шли переговоры, переводчик скрылся за поворотом.
– Ты почему не выстрелил? – подступал с кулачками к помощнику Махуня-доду.
– Ты-то сам чего не стрельнул? – нервно почесываясь, парировал ассистент. – Слыхал, что он сказал? "У нас длинные руки". Тугону тоже жить хочется!
Махуня-доду сладчайше улыбнулся, и Тугон, даром, что тугодум, вздрогнул от неприятного предчувствия.
– Дорогой Тугон-доду! Тугончик! Малоуважаемый помощник мой! Ты уже сам себя наказал. Если у него действительно длинные руки, он тебя достанет, чтобы наказать за ложь. Разве тебя не учили в детстве, что врать нехорошо?
– Какая ложь?! – защищался Тугон. – Я все ему, как Логосу самому. Честно и откровенно сказал.
Махуня-доду, видя смятение подчиненного, блаженствовал.
– В дальнейшем, помощничек, не вмешивайся не в свои дела. И руководителя не перебивай! Не лезь, болван, туда, куда тебя не просят! Изменили приказ о Доме Эвтаназии. Передумали. Новый приказ издали. Решили сжечь девицу Интиль как носительницу генного духа. И сожгут в День Возрождения Непостижимого на площади святого Дяд-Волда-доду. Это необходимо для устрашения и наказания!
Владимир мчался огромными прыжками, и коридор метался у него перед глазами. Один поворот, второй, третий... Здесь, кажется, налево. Распахнул дверь и внезапно оказался во дворе.
На улице было довольно светло. Обе луны в кильватер друг другу прорезали вуальные облака. В углу, рядом с воротами, стояла будка. В ней чернела согнутая фигура часового. Он дремал, опираясь на автомат.
Володя оглянулся. Окна конторы безопасности были темны. Он проскользнул вдоль забора к будке часового и рванул на себя дверь. Прежде, чем часовой успел проснуться, ударил его по согнутой шее сцепленными руками. Тот мешком свалился на пол.
Владимир глянул на пульт. Там находилось три рычажка. Какой же из них открывает ворота? Первый рычажок – красный. Володя сразу же отбросил этот вариант. Красный – наверняка тревога. У второго рычажка был изображен какой-то символ, что-то похожее на древний громкоговоритель. Это тоже не то. Третий рычажок... Он находился в крайнем нижнем положении. Володя затаил дыхание и передвинул его в верхнее положение. Несколько секунд ничего не происходило. Затем массивные ворота дрогнули, их створки плавно заскользили в стороны. Путь свободен.
Володя подхватил автомат и, пригибаясь, рванулся за ворота. Луны зашли за тучи, и вокруг царила спасительная темнота.
Он бежал быстро и мощно. Дыхание было ровным. Темнота покорно обтекала его. Володя понимал, что времени у него было в обрез. Впереди двенадцать километров. Мелькнула мысль, что нужно было угнать машину захвата, стоявшую во дворе без присмотра. Но шум мотора мог растревожить все осиное гнездо. И тогда за ним сразу же организовали бы погоню. А так у него есть фора.
Сколько же он пробежал? Пять, шесть километров?
Обычно бег успокаивал Владимира, но сейчас ярость не угасала. Он обязательно доберется туда, до этого распроклятого логова – Дома Эвтаназии – и камня на камне не оставит!
Владимир подбежал к небольшой рощице. Вдруг услышал доносящийся сзади звук мотора. Мотоцикл... Вот из-за поворота вырвалось щупальце света. Оно скользнуло по стволам деревьев и снова уперлось в ленту шоссе.
Его преследуют! Переводчик взвесил на руке автомат. Жаль, что раньше не разобрался в принципе работы этой малой механизации. Ну, ничего. Наверное, здесь нет ничего сложного.
Он скатился в траву на обочине. Лежал в душистой шуршащей темноте и ждал, прижимая к плечу приклад автомата. Вот мотоциклист почти поровнялся с ним. Пора!
И тут Володя понял, что не сможет выстрелить.
Лежал, уткнувшись в пыльную траву, и широкие плечи его содрогались от рыданий. Он был на волосок от того, чтобы совершить убийство. И почему вдруг решил, что его кто-то преследует? Может, просто ехал обычный человек по своим делам?
Всего несколько недель он пробыл здесь и уже оказался готов совершить то, что вызывало в нем столь сильное отвращение и даже ужас, – убийство!
Неужели на удар надо отвечать ударом, а на выстрел выстрелом? Как тогда отличить сеющее смерть зло от добра, которое вынуждено убивать? Ведь убийство и есть наивысшее зло! Что же тогда остается? Непротивление злу насилием? Подставлять левую щеку, если ударят по правой? Но ведь и это не выход! Это – тупик!!!
Носитель зла поднимает автомат, и философ, призывающий к непротивлению, падает, захлебываясь кровью. Надо бороться. Надо!!! Но как? Пролить кровь? Нет!
Что-то зашуршало сзади, треснуло, словно сорвалась с ветки ночная птица.
И показалось Владимиру, что в тот же миг что-то несильно толкнуло его в спину. Он вскинул голову. Движение получилось неожиданно резким, несоразмеренным.
– Во-ло-дя!..
Владимир с трудом поднял странно отяжелевшее тело, оперся на локоть. Послышалось? И снова:
– Во-ло-дя! Да не туда вы смотрите!
Володя глянул и не поверил себе.
Неужели он сходит с ума? На пустынной дороге, в сотне километров от земного Представительства, стоял Посланник в выходном сюртуке, освещенный серебристым светом лун.
Володю будто подняла теплая волна и понесла навстречу Посланнику.
– Успокойтесь! – прикрикнул тот. – Становитесь рядом! Быстрее!
Он защелкнул на талии Владимира наборный металлический пояс и ворчливо заметил:
– Едва нашел вас. В двадцати метрах от места, где вы решили прилечь, заканчивается гравитационный сектор. Вас же предупредили, что мы ждем на десятом километре. Захотелось бы вам отдохнуть в километре отсюда – и все... Ну, поехали.
– Погодите, Михаил Семенович. Я, конечно, страшно рад вас видеть. Вы даже не представляете... Но, Михаил Семенович! Там, в Доме Эвтаназии, девушка одна. Интиль...
Тут в горле у Владимира что-то пискнуло, и он умолк.
– Плохо вы о нас думаете, коллега. Интиль давно на Земле, на курсах переподготовки.
– Интиль?.. На Земле?.. – Володя никак не мог переварить неожиданную новость. – Но ведь палач мне сообщил, что...
– Мы им биокибера подсунули, – Посланник улыбнулся, но глаза были печальны. – Почти точную копию оригинала. Отец ее, Сай-доду, и тот не отличил. Хотя некоторые сомнения у него возникли. Все, все! Дома договорим!
На Володю дохнуло теплым ветром, тьма сгустилась и поглотила все окружающее. И он понял, что в темноте этой нет уже ничего из того, что окружало его мгновение назад. Что находится он в пространственно-временной конфигурации, носящей название гравитационного канала.
Его охватило ощущение счастья, уверенность, что теперь-то все будет хорошо, очень хорошо!
29
Ну и день выдался! Ну и денек! Сплошной праздник. Благоуханный ветерок струился. Пятицветные стяги с черными крестами по углам реяли торжественно и величаво. Чуть влажная после вчерашнего дождя земля парила под лучами утреннего солнца.
Пятицветная трибуна блистала свежей краской и властвовала над окружающей местностью, словно укрепленный замок.
Трубы музыкантов, воинские значки, позументы, пуговицы – все сверкало, слепило, настраивало на возвышенный лад.
Сай-доду по случаю сегодняшних торжеств был почти трезв и сам себе непривычен в этом новом качестве. Он с некоторым испугом поглядывал на свои вычищенные сапоги и то и дело прикасался к роскошной рукояти выданного ему накануне нового кинжала.
Сегодня народ вовсю развлекали во всех частях города. В одном месте собрались любители цирковых представлений, ценители бородатых женщин и грудастых мужчин, знатоки свежевыкрашенных русалок, покрывшихся пупырышками от долгого сидения в бочке.
В другой части города бесплатно раздавали сладости и разливали дешевый напиток чамбурабину, от которого быстро отнимались ноги, но не язык, не устающий славить Непостижимого, ибо сегодня отмечали его День Возрождения.
Недалеко от центральной площади, где должен проходить парад, затерялся пользующийся дурной славой Свиной закуток. На прошлой неделе его подмели, разбили цветники и украсили знаменами. Теперь он именовался площадью Спасения. В центре ее высился столб с перекладиной в виде буквы "Т". Рядом громоздилась поленница дров. Тут собрались горожане вполне определенного сорта – одетые в строгие официальные костюмы, при галстуках. При первом взгляде на них становилось ясно, что они здесь не просто присутствуют, они – представительствуют. Один из них – молодой и растрепанный – суетился, обращаясь к соседям:
– Я все, конечно, понимаю. Но!.. Вы что-нибудь понимаете?! Разве это свобода волеизъявления? Не бывает свободы по принуждению! И к чему эта дешевая символика? – Он дергал за желтую повязку на своем рукаве. На повязке был изображен прихотливо изогнувшийся трезубец ярко-красного пламени.
Ответом ему было свинцовое молчание.
И только кто-то прошипел:
– Сказано – подбрасывать дрова в костер, ну и подбрасывай! Нашел время болтать. Эти-то болтать не будут!
И правда, солдаты, густой цепью стоящие вдоль тротуара, имели очень грозный вид. Примкнутые штыки своим зловещим блеском наводили на мысли о вспоротом брюхе.
Люди не глядели в глаза друг другу. Общее внимание привлекали две вещи: въезд в Свиной закуток, откуда должны были везти пораженную генным духом преступную Интиль, и часы, стрелки которых неотвратимо двигались к десяти.
Все молчаливее становилась толпа, все угрюмее. Будто невидимое поле все сильнее сковывало их мысли и слова.
Нервы молодого человека не выдержали. Он во всю прыть рванулся в боковой переулок. Солдаты быстро вскинули карабины. В гробовой тишине зловеще щелкнули затворы. Беглец остановился, словно наткнулся на каменную стену. Согнувшись, как после удара в пах, едва перебирая ногами, юноша вернулся в галстучную толпу.
Откормленный и гладко выбритый субъект огляделся и сказал хорошо поставленным голосом:
– Не вижу причин для малодушия. Мы здесь для того, чтобы содействовать государству. Чтобы изъять, если можно так выразиться, из обращения фальшивую монету – государственную преступницу Интиль. Государство – это мы. И что на пользу государству, то на пользу нам. И вообще, слава Непостижимому, да будет он жив, здрав и невредим.
– Плюнуть бы тебе в твою морду поганую за такие слова, – донеслось до откормленного. – Тебе-то хорошо живется. Вон какую харю отъел!
– Ему-то чего бояться? Таких, как он, не трогают, – поддержал еще кто-то. – Мышь копны не боится!
– Кто? Кто только что говорил?! – расспрашивал неизвестно откуда взявшийся субъект с пронзительными глазами и бесцеремонными манерами.
Сай-доду, улыбаясь жалко и искательно, подходил то к одной, то к другой группке офицеров. Он так хотел, чтобы с ним поговорили! Ему так хотелось поделиться радостью. Ведь сегодня был и его праздник.
Офицеры, будто невзначай, поворачивались к нему спиной и продолжали говорить о каких-то своих делах. Только однажды кто-то из новичков, с любопытством вглядываясь в его лицо, спросил елейным голоском:
– Случайно не вашу дочь сегодня сжигать будут?
Сай-доду кивнул, радуясь и недоумевая одновременно. При чем тут дочь? Какое отношение безумная Интиль имеет к тому, что сегодня произойдет? Ведь свершилась его мечта! Он будет на трибуне! Он будет впереди всех!
Сбылось, как мечталось! Поставили Сай-доду впереди высших офицеров на трибуне. И никого не осталось возле него. Даже самые подлые старались отойти подальше, и между Сай-доду и прочими офицерами оказалось пустое пространство.
Отлично маршировали солдаты-молодцы! Шли, чеканя шаг и держа равнение на него, Сай-доду. Мерно и четко грохотал парадный строевой шаг, блистали штыки, сверкали начищенные сапоги, и острые солнечные зайчики, отражаясь от них, жалили глаза.
И пахло ваксой. Старый знакомый запах казармы! Но к этому знакомому запаху примешивался иной. Когда игривый теплый ветерок налетал со стороны площади Спасения, то к запаху ваксы и потревоженной сухой пыли примешивался тяжелый и жирный запах горелого мяса. То сжигали псевдо-Интиль и еще троих фирболжцев, отказавшихся принимать участие в экзекуции.
Сай-доду улыбался. Он был счастлив.
30
Дверь в кабинет Михаила Семеновича была открыта. Он перебирал документы, проверял, все ли упаковано, и, нервно покашливая, спрашивал:
– Северин, ну куда вы задевали блок для внеплановой развертки? И голопамяти семьдесят восьмого сектора нет! Это, знаете ли, так сказать!..
– Михаил Семенович, все на месте, – успокоительно басил Северин и добродушно подмигивал Владимиру. – Усе в полном порядке, шеф. Все склал и упаковал. Нас выгоняют, а я им свое добро оставлять буду? Никак нет! В такой ситуации я становлюсь остервенелым собственником.
Сухонькая фигурка явилась в дверном проеме.
– Северин, покажите этому своевольному гражданину, как разыскивают его наши гостеприимные хозяева.
Северин с готовностью включил видеон. И комната наполнилась ревом военных вертолетов. Они шли тремя волнами, по пять вертолетов в каждом звене. Над небольшой рощицей, возле которой совсем недавно находился Владимир, брюхо вертолетов полыхнуло огнем ракетного залпа. Совершив боевой заход, вертолеты ушли на базу, а их место заняли новые звенья.
Где только что была идиллическая рощица, полыхал необыкновенной силы пожар. Клубящаяся грибовидная тьма была пронизана непрестанно деформирующимися огненными пятнами и извивающимися темно-багровыми полосами.
– Вот так будут искать каждого, кто бежит от гостеприимства, назидательно заметил Северин, – и того, кто смеет посягнуть на Дом Эвтаназии.
Тут он посерьезнел и сказал почти ласково:
– Михаил Семенович едва успел тебя перехватить. Дом Эвтаназии мы давно под контроль взяли. По сути, он работает на нас. Лучших людей правительство направляет в Дом Эвтаназии, а мы их забираем и подменяем биокиберами.
Посланник с чемоданом в руке, в нормальной земной одежде вошел в комнату и сел рядом с приятелями.
– Скажите, – спросил Владимир, – какова дальнейшая судьба фирболжцев, которых вы переправляете да Землю?
– После обучения на Земле они возвращаются на родину. Естественно, с другими документами и с измененным внешним видом. Все, как в лучших книгах о разведчиках. Возвратившись на Фирболгию, они работают в детских садах. Или преподают в младших классах. Человека надо создавать тогда, когда он еще мягкая глина.
Значит, Интиль внешне тоже изменится. Лицо у Владимира вытянулось.
– Да... – протянул он. – Скажите еще вот что: вы знали, что меня похитят?
– Разумеется, нет, – ответил Северин. – Были, конечно, некоторые подозрения. Так что испытание на прочность получилось стихийно. В общем, ты вел себя неплохо. Но, пожалуйста, не зазнавайся и не думай, что взял Логоса за бороду. Дров ты все же наломал немало. На отопительный сезон хватит.
– Ну все, – сказал Михаил Семенович, вставая. – Посидели перед дорогой – и в путь!
Володя попытался процитировать:
Ваш чай остыл.
Вы пьете его стоя
И покидаете дом.
Язык почти не повиновался ему, превратившись в чужеродный мертвый предмет.
– Откуда такой пессимизм, молодой человек? – поинтересовался Посланник. – Северин, в который раз нас отсюда, так сказать, просят?
– В пятый, – ответил Северин и тут же быстро поправился: – Нет, в шестой. Видел тот клен во дворе Представительства? Мы посадили его, когда нас попросили отсюда во второй раз. И он нас дождался.
– Дождется и на этот раз, – подхватил Михаил Семенович. – Мы вернемся. И с каждым разом у нас здесь будет все больше друзей.
– Гравиканалом переместимся?
– Молчит конспиратор! – прикрикнул Северин. – Здесь никто и подозревать не должен, что он у нас есть. Полетим дедовским способом – на корабле.
– Пошли, пошли! – заторопил их Посланник. – Наше время истекает. Как бы нас не попросили физически.
Владимир сделал попытку встать и с удивлением заметил, что ноги ему не повинуются. Он скосил глаза и обнаружил, что лежит на диване. Из дивана торчали какие-то стебли, веточки.
Диван. Какой странный диван... Черный, как земля.
Владимир сделал отчаянную попытку оторваться от дивана, пойти вслед за друзьями... Ничего не получалось.
Стена напротив дивана постепенно таяла и темнела. Сквозь нее проступали размытые контуры деревьев.
Володе не хватало воздуха. Он ловил его широко раскрытым ртом. Сердце билось часто, с судорожным отчаянием, как рыба, оказавшаяся на берегу.
А фигуры друзей удалялись, сливаясь с тьмой, с небытием – уходили в _никуда_.
Володя, напрягая последние силы, пошевелился и почувствовал под грудью что-то теплое и влажное. Словно лежал он в теплом мелком болотце.
Что это? Неужели?!! И бледные немеющие уста его прошептали:
– Не надо больше крови... Не надо...