Текст книги "Город, которого не было"

Автор книги: Владимир Заяц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Кинотеатр перестал выполнять план.

В углу танцплощадки в парке стеснительно переминались с ноги на ногу несколько парочек. А в один из воскресных вечеров произошел немыслимый ранее, совершенно невозможный, скандальный случай: танцплощадка оказалась совершенно пустой. И это была не привычная, хорошо знакомая музыкантам замусоренная, заплеванная пустота, остающаяся после окончания танцев, а стерильно чистая пустота какого-то неземного пейзажа.

Музыканты, обмениваясь малозвучными репликами и сплевывая сквозь зубы на некрашенные доски помоста, ждали час. Ровно в девять Миша Ваксман встал, прислонил контрабас к перегородке и веско сказал:

– Ребята! Надо делать большие ноги!

1 августа 19.. на городок начала падать пыль. Раньше всех это явление обнаружили рыбаки, в час, когда занимался рассвет и солнце чуть-чуть приподняло над темным гребешком далекого леса оранжевую макушку. И вот когда посветлело, рыбаки с изумлением заметили, что на штормовках, лодке, снастях – везде – лежит тонкий слой серебристо-серой пыли. Они, разумеется, посмотрели вверх и увидели, что в безветренном воздухе, плавно снижаясь, серебрятся мелкие пылинки.

В первый же день Валериан Семенович, ненадолго оживившись, провел исследование пыли на радиоактивность.

В этом отношении пыль оказалась совершенно безопасной, и если в первые часы в городке и были кое у кого страхи на этот счет, то после сообщения физика они рассеялись. Абсолютно все, неизвестно почему, были уверены, что пыль – дело временное и через несколько часов прекратится.

Но пылепад не прекратился и на следующий день.

Летние краски потускнели: на земле, на асфальте, на траве, на заборах, на листьях деревьев – всюду – серебристо-серый безжизненный налет.

Толщину слоя пыли, выпавшей за ночь, измерили. Оказалось, что за сутки образовался слой в пять миллиметров.

В этот день на пятиминутке психиатр Андрей Григорьевич, услышав эту новость, глубокомысленно изрек:

– Если после извержения вулкана на поверхность выпадает слой пепла толщиной более десяти сантиметров, жители покидают место обитания и уходят.

Сидящие рядом с ним коллеги, услышав это высказывание, сдержанно заулыбались и переглянулись. В который раз их дедушка давал примеры широкой и одновременно бесполезной эрудиции.

Пыль продолжала падать с наводящим на неприятные размышления постоянством. В конце следующей недели высказывание психиатра о печальных последствиях пеплопадов распространилось в городе. Подсчитали, что слой пыли толщиной в десять сантиметров должен образоваться за двадцать дней.

Народ забеспокоился по-настоящему. О пыли говорили и дома, и на работе, и во время перекуров. Словом, тема эта по популярности легко обошла тему футбольную и далеко позади оставила разговоры о делах сердечных.

Исполком бросил в бой уборочные машины, дворники работали не покладая рук. Но, вставая поутру, все с отчаянием убеждались, что пылепад продолжается.

Вспоминая тревожные слова психиатра, все от мала до велика по несколько раз в день, измеряли толщину пылевого покрова линеечкой, которую отныне постоянно носили с собой,– мужчины во внутреннем кармане пиджака, женщины в сумочке. Ребятишки, раньше бравшие линейки лишь на черчение, теперь тягали их в своих портфельчиках ежедневно.

Несколько недель городок боролся со стихией, но, увы, силы и терпение людей стали иссякать, а мертвенно-серая пыль все летела и летела с леденящим душу постоянством.

Было решено попросить о помощи столицу. Ходоки, снабженные верительными грамотами и красным товаром, отправились мытарствовать по научно-исследовательским институтам, веря, что наукой спасены они будут.

В НИИЗАЧЕМ и в НИИКАК им, несмотря ни на что, отказали. Не захотели там работать даже за богатые дары.

В НИИ-БУМ-БУМе прямо не отказали – объяснили, что тематику исследовательских программ будут пересматривать лишь через три года.

Успеха ходоки добились в НИИВСКЛАДе и в НИИВЛАДе – институтах, работающих над смежной проблематикой, посвященной, в частности, циклической активности феромонов2 семейства кошачьих.

Директор НИИВЛАДа (научно-исследовательского института высокомолекулярных липотропных адсорбционно-активных детергентов), сотворив неподкупное лицо и, задвигая ногой поглубже под стол объемистый пакет, наложил наконец на прошение положительную резолюцию.

Вот таким путем городок получил тридцать восемь килограммов противопылевого препарата.

Порошок засыпали в баки кукурузника сельскохозяйственной авиации, и самолет стал распылять его над городом. Покружив полчаса, самолет ушел на пригородный аэродром, а жители, привычно прикладывая ко рту увлажненные платки, через которые только и можно было дышать в последнее время, с надеждой смотрели в небо, надеясь, что вот-вот исчезнет серая пелена. Но пелена не исчезала. Единственным результатом борьбы с пылью по-научному было то, что пыль, опустившись на землю, тут же кристаллизировалась, образуя прочнейшую мелкозернистую броню, переливающуюся всеми цветами радуги, словно пятно бензина на мокром асфальте.

Разразился небывалый скандал. Выяснилось, что "антипылин" толком никто не проверил: кто-то там болел, кто-то в отгуле был по случаю женитьбы, кто-то уехал в туристическую поездку на две недели.

Многочисленные комиссии вздыхали, охали, качали головами и, высекая искры, тщетно пытались отколоть геологическими молоточками хоть кусочек от полыхающей брони.

Заключение всех комиссий было единодушным: процесс обратной направленности не имеет.

15

И население стало покидать свой городок. За неделю в нем практически не осталось почти никого. Лишь три человека не оставляли гибнувший город. Первый – Никодим Осипович, который считал для себя зазорным покинуть свой ответственный пост в минуту опасности. Он решил не бросать городок до последнего, как не бросает капитан гибнущий корабль.

Доктор Сульфомидизинова осталась тоже. Сделала это она легко и просто, с естественной для нее привычкой прежде думать о ближнем.

– Ну как же я уеду? – со смущенной улыбкой объясняла она.– Покуда останется в городе хоть один человек, я могу ему понадобиться.

Она имела в виду Никодима Осиповича. О старом Михалке – третьем, оставшемся в городе человеке – забыла даже она. Все забыли чудака Михалку. Никому не был нужен старый кладбищенский сторож и гробокопатель. Да и в профессии его последние месяцы никто не нуждался. Молодые и раньше-то не очень часто попадали под сень кладбищенских ив или, как говорилось, "к деду Михалке – нюхать фиалки". Местные старики – народ преимущественно крепкий и здоровый – и вовсе редко умирали. Приезжие отдыхающие, что в прошлые годы исправно топились и мерли во время отдыха, в этом году почему-то объезжали Глуховичи стороной.

И Никодима Осиповича – последнего потенциального клиента – некому было доставить на кладбище. Не помогла ему самоотверженность доктора Сульфомидизиновой. Не успела к нему на помощь врач. Помер он в своем рабочем кабинете, пытаясь разобраться в очередном головоломном циркуляре. С ним случился инсульт – кровоизлияние в мозг.

Констатировав смерть, ушла из городка и Сульфомидизинова, скользя истертой подошвой стареньких туфель по искрящейся броне.

И Михалка, преданный забвению, остался совсем один.

Михалка остался один, но это совершенно не обеспокоило его. Он, пожалуй, даже не заметил этого.

Сторож бродил по своей комнатушке, не обращая внимания на окружающее, задевая за мебель, больно ударяясь об острые углы. Но и это не могло вывести его из состояния духовного оцепенения. Старик полностью утратил связь с окружающим миром, безвозвратно погрузившись в пучину грез и воспоминаний.

И чем дальше во времени отстояли события, высвечиваемые памятью, тем более яркими и сочными представлялись они ему.

Старик ясно помнил те времена, когда был он сильным и быстрым, как пардус3. Не было ему равных в стрельбе из лука... Мчалась под ноги мохнатому коньку выгоревшая степная земля, а он, взвизгивая и корпусом развернувшись назад, без промаха поражал преследователей, закованных в тяжелую броню.

Тут будто яркий солнечный свет резанул по глазам Михалки, и картина изменилась. С возвышения видел он маленькие черные фигурки, тянущие канаты и согнувшиеся в непомерном усилии. Конец каждого каната крепился к дощатой платформе, на которой покоился огромный каменный блок. Раздирая сухие рты в ритмичных хриплых криках, люди одновременно натягивали канаты, и за каждым разом платформа придвигалась вперед на несколько сантиметров. Солнце, пылающее солнце царило над всем; блестели от пота черные, сплошь исполосованные спины рабов; раскаленный воздух трепетал, переливался и странно дрожали, искажались очертания непомерно огромных пирамид. Огромных, словно сотворены они не руками ничтожных рабов, а самим Осирисом.

Эта картина вскоре поблекла. На несколько секунд возникли перед ним очертания его скудно убранной комнаты. Потемневшие стены, на которых кое-где остались сероватые обрывки обоев. Стол, засаленная крышка которого выщерблена, как кухонная доска, и почернела от грязи. Колченогие скрипящие уроды, называемые почему-то табуретками. Тарелки с засохшими остатками пищи. Пустые бутылки из-под горячительных напитков под столом, в углу, а то и просто катающиеся по полу под ногами.

И тут же убогое убранство волшебным образом преобразилось в сказочно богатое. Ковры, повсюду ковры, Золотые чаши, украшенные тонкой чеканкой и драгоценными каменями. В чашах дорогое сладкое вино. Негромкая заунывная музыка, полуобнаженные танцовщицы. А вот это – его золотой трон, таких нет больше в мире. Надголовник трона украшает священная птица. Огромные драгоценные каменья горят в глазах ее, другие, чуть меньшие камни всевозможных ярких расцветок богато украшают туловище.

Михалку вдруг сильно затошнило, закружилась голова и, чтобы не упасть, он присел на край трона.

Неожиданное недомогание обеспокоило его, но внешне это ничем не проявилось. Правитель не имеет права на слабость.

– Ктезиас4, – негромко и надменно произнес он, поудобнее усевшись на троне.– Нам что-то нехорошо. А тебя, видимо, это совсем не беспокоит. Кажется, что ты злоупотребляешь нашим расположением к тебе, несмотря на все блага, расточаемые нами, и больше интересуешься историей, нежели драгоценным здоровьем нашей особы. Прекрати, говорю тебе по-дружески, иначе мы прикажем тебя удавить. Что тебе далась эта история? Она не более чем навозная куча, с которой каждый тщеславный петух хочет погромче прокукарекать.

Михалка попытался встать, чтобы удержать исчезающую картину, но это уже было выше его сил. Несколько минут старый сторож сидел безо всякого движения, тупо уставившись сонными глазами в ободранную стену,

– Град мой улегся, Нергал5 кричит,

И просящий суда исполнится сном,

Произнес он вдруг неожиданно ясным и звучным голосом.

После этого на лице его проявилось игривое выражение, и он тоненьким голоском прокричал:

– Я бонобо6, я бонобо!

И, сидя на табурете, сделал неуклюжую попытку подпрыгнуть. Табурет заскрипел пронзительно и зловеще.

Михалка быстро успокоился и около полутора часов просидел в полной неподвижности, но при этом пальцы его беспокойно двигались, будто сучили невидимую нить.

Вдруг он рывком поднял голову и с невыразимым ужасом посмотрел на пустую стену.

– О мамба7,– прохрипел сторож и попытался встать.– О мамба,– повторил он жалобно, и незрячие глаза налились кровью.

И тут мышцы его шеи расслабились, и когда голова старика с деревянным стуком ударилась о доски стола, то это уже была голова покойника.

Так мертвый Михалка просидел долго. Пыль, проникающая во всевозможные щели, попадала на мертвеца и постепенно превращала его в каменную статую. Через несколько месяцев тяжелый пылевой панцирь, накопившийся на покрытой рубероидом крыше, легко обрушил ее, обвалил потолок и погреб под собой диковинное изваяние.

А пыль все падала, падала, падала... И погребла пыль город, и не осталось от города ничего, и память о нем исчезла в людях его.

16

Вот мы и добираемся до конца нашей истории.

Прошло много лет. Мальчик вырос, закончил университет, женился. Все у него, как у людей: двухкомнатная квартира, ковер на стене, цветной телевизор, домовитая жена и один-разъединственный сынок с задатками лоботряса. Что же еще? Ага! Скоро они собираются купить машину. Живут они дружно, можно сказать, счастливо. Более того, во всем микрорайоне, по-моему, нет пары счастливее их.

Живет Бывший Мальчик в Киеве, на Оболони. Где именно? Не взыщи, читатель. Не дам я тебе более точного адреса, потому как не очень-то и верю в твою скромность.

Максим Родионович Лин – бывший директор средней школы № 2 – тоже живет в Киеве. Одно время он работал в школе-интернате на улице... не помню точно, как эта улица называется. Знаю только, что по ней с Нивок на Куреневку 32-й автобус ходит. Теперь Максим Родионович не работает. На пенсии он. Я показывал ему рукопись этой книги. Он одобрил. "Главное,сказал он,– все изображено предельно правдиво, как и было на самом деле".

Кто там у нас остался еще? Миша Ваксман. Он работает сейчас в парикмахерской в доме быта, что на площади Шевченко. Двухэтажное такое здание. Миша нисколько не изменился. Можете зайти к нему поговорить. Он вам такого понарасскажет, что... Заодно пострижетесь и побреетесь. Манипуляции эти Миша проводит почти без крови. Так что не бойтесь, любопытные, приходите!

Удивительно, но о городе Глуховичи помнят только несколько человек. Каким-то непонятным образом упоминание о нем исчезло даже из Ипатьевской летописи. А это, вы помните, было предметом наибольшей гордости старожилов. На географической карте тоже нет этого городка. Все это едва ли не самое странное в этой истории.

Если не верите в мою правдивость, пожалуйста, проверяйте. Берите Ипатьевскую летопись и читайте: в ней вы нигде не найдете ни слова о старинном городке Глуховичи; и на самой крупномасштабной карте вы наверняка не обнаружите это название.

17

Но не кончается на этом наша история, нет не кончается.

Иногда среди ночи, словно от толчка, просыпается Бывший Мальчик и тревожно оглядывает комнату, тускло освещенную уличным фонарем. В чем дело? Почему накатывается непонятная тоска эта?

Бывший Мальчик знает, что нужно, обязательно нужно понять причину и наступит облегчение. Но в том-то и дело, что нет никакой явной причины. Есть счастье в личной жизни? Есть.

Несомненно, есть. Успехи в работе? Тоже есть. Нет, причин для беспокойства!

Но беспокойство растет и в конце концов он не может совладать с собой и дико озирается. Давит, давит на него импортная мебель. Тяжелый ворсистый ковер, кажется, вот-вот сорвется со стены, покроет и удавит, заглушив предсмертный хрип. Скорее к окну! Простора! Свежего воздуха!

Бывший Мальчик бесшумно спрыгнул с кровати и направился к окну, рыская по сторонам ожидающим взором. Он был готов ко всему, и для него не было неожиданностью, когда под ноги ему метнулась нарядная, обшитая золотистой парчой козетка. Мощным прыжком он перемахнул через нее, в стремительном броске успел обойти нарядный пуфик и, тяжело дыша, очутился на свободном пятачке у окна.

Бывший Мальчик оглянулся на жену; слава богу, ничего не услыхала, не потревожилась. Она спала спокойно и, как все тучные люди, дышала тяжело, порой всхрапывая.

Он брезгливо отдернул миленькую розовую штору, нежно обвившую его руку и выглянул во двор. Там бесшумно падал мелкий дождь, мерцая в неглубоких лужах. Мокрый серебрящийся асфальт блестел, словно черный лак, и на нем лежали яркие желтые листья. Желтые листья... Желтые...

Что-то мучительно напрягается в памяти его. И он вдруг вспоминает далекие дни своей юности в Глуховичах, когда летним утром бежал он по берегу реки, стараясь наступать на маленькие следы бегущей впереди девушки. Легкие розовые волны накатываются на следы, сглаживают их, и вот нет ничего, только желтый песок. Желтый пустой песок...

Бывший Мальчик вздыхает, в поисках чего-то обшаривает взглядом двор, снова оглядывается и, понурясь, бредет назад к кровати. Он ныряет в пододеяльный уют, прижимается к теплому, мерно вздымающемуся боку жены и затихает.

Сон долго не идет. Потом мысли начинают путаться, искажаться, между ними возникают зияющие разрывы, прошлое накладывается на настоящее, и становится почему-то невыразимо жаль чего-то очень важного, безвозвратно потерянного. И хочется плакать.

Но однажды...

Но однажды в одну из таких томительных ночей случилось то, о чем он мечтал давно, самозабвенно и мучительно, то, к чему почти неосознанно стремился с бессмысленным и страстным упорством. Случилось чудо.

Он глянул в окно и увидел... плавно спускающийся космический корабль, похожий на огромную серебряную юлу. "Юла", судя по всему, должна была приземлиться в центре двора, и когда она медленно, как воздушный шар, пролетала мимо окна, он с безумным восторгом заметил, что из иллюминатора приветливо улыбаются и машут руками давние друзья его, прекрасные лица которых он не забывал никогда: Пришелец, Садовник, Мастер Золотые Руки, Фея.

И он шагнул вперед – в закрытое окно. Брызнули, сверкнув, осколки, опоясав летящее вниз тело мерцающим поясом, а голову окружив блистающим нимбом. Он нетерпеливо торопил трагический полет свой в рвущем волосы и леденящем лицо ветре, и ему казалось, что не земля жадно притягивает его, а он сам, сам, сам, как когда-то давно, управляет вольным полетом своим. Слезящимися глазами он неотрывно смотрел туда – вперед и вниз – куда были устремлены его вытянутые руки, туда, где в центре двора стоял призрачный корабль.

1 Моя вина, моя огромная вина. (Латин.)

2 Феромоны – видоспецифические летучие вещества, выделяемые животными для привлечения особей другого пола.

3 Пардус – так называли на Руси охотничьих гепардов, животных из семейства кошачьих, развивающих огромную скорость.

4 Ктезиас – древнегреческий историк и лейб-медик персидского царя Артаксеркса II.

5 Слова из шумерской нравоучительной поэмы. Нергал – в шумерской мифологии бог смерти, планета Марс.

6 Бонобо – человекообразная обезьяна. Обитает в западных районах бассейна Конго. По ряду признаков, особенно по строению черепа, стоит к человеку ближе других обезьян.

7 Мамба – тонкотелая зеленоватая змея. Обитает в Африке. Обладает очень сильным, быстродействующим ядом.