Текст книги "Игра на изумруд"

Автор книги: Владимир Кузьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Вот-вот, посмотришь на их физиономии – так с души воротить начинает, – согласился с ним Гоша. – Но куда им было до наших чемпионов!

– Ага! – приободрился Афанасий. – Они как нас увидели, так молча развернулись и ушли.

– Да они бы и так ушли, – не удержался Гоша. – Им достаточно было Андрюшу увидеть. А тут еще и вы подошли с двух сторон.

– Я того прохиндея чуток приподнял за шкирку… – с удовольствием сообщил Иван.

– А я спросил, не нужно ли Ване помочь, – перебил его Афанасий.

– А я пообещал, что мои друзья не станут его сильно бить, если он обяжется до завтра исчезнуть из города, – добавил Андрей.

– А я вспомнил про цацку с камушком и попросил все же порекомендовать мне покупателя, – закончил за всех Дмитрий. – Когда ноги в воздухе болтаются, особо спорить не хочется. Он и сказал, что обещается поутру уехать, а нужного мне покупателя зовут Жан Птижан, потому что он француз, и что найти его можно в столовой с названием «Белая харчевня и чайная». Мне это слегка странным показалось, я даже переспросил.

– А я чуть-чуть потряс образину для острастки, – добавил Иван. – Ну, чтобы брехать ему несподручно было.

– Вот, собственно, и все! – закончил Дмитрий. – Но Гоша с чего-то решил, будто вам все это очень интересно будет.

– Очень даже интересно, правильно Гоша решил, – подтвердила я. – Спасибо вам огромное.

– Так, может, вы нам поясните, откуда у вас к таким делам столь большой интерес? – полюбопытствовал Андрюша.

– Обязательно объясню – немного погодя. Вы уж простите, но это не только мой секрет. Но как будет возможно, я им с вами поделюсь. В самую первую очередь. Дмитрий Антонович, а можно вас попросить еще раз назвать имя того перекупщика?

– Да хоть сто раз. Зовут его Жан Птижан.

– А вы ничего не путаете? Может, не Птижан, а напротив – Гранжак? – насторожилась я, мигом вспомнив про убитого злодеем Микульским француза, то ли ювелира, то ли перекупщика краденых драгоценностей, – слишком уж созвучными оказались фамилии.

– Дарья Владимировна, как можно? Я по части французской речи не большой мастак, но «большое» от «маленького»[21]21
  Птижан – в переводе с французского «маленький Жан», Гранжак – «большой Жак».


[Закрыть] отличаю.

– Чаво? – не понял нас Афанасий.

– Потом объясню, – пообещал фокусник. – Полагаю, нам пора, да и вас мы от дел отвлекаем.

– Вы меня не отвлекаете, напротив, оказали мне большую услугу!

– Но нам действительно пора, – подтвердил слова Дмитрия Андрей. – Может, после спектакля еще встретимся. А то вы сами к нам на представление заглядывайте, посмотрите, как из своего конфуза и вашего успешного участия мы новый номер подготовили.

– Обязательно приду. И всех наших артистов подобью сходить. С ответным, так сказать, визитом.

Я проводила всех до дверей и во второй раз пошла к телефонному аппарату. Мне снова ответила горничная, и оказалось, что Петя опять ушел в Народную библиотеку. В этот раз я, правда, догадалась поинтересоваться, до какого часа он будет отсутствовать, чтобы не опоздать к окончанию репетиции и застать его на месте. Но мне сказали, что Петр Александрович обещали вернуться не ранее восьми часов вечера. Так что времени у меня было достаточно. Я решила сначала пообедать дома и лишь затем отправляться на встречу с Петей. Заодно хотелось придумать получше, как попросить прощения за вчерашнее вредное поведение.

13

К общему обеду я опоздала. Дедушка, наша хозяйка Мария Степановна и кухарка Пелагея к моему приходу уже отобедали. За опоздание мне досталось от Пелагеи, и обедать она усадила меня на кухне. Но мне там даже больше нравилось: уютно, от печи тепло идет, и запахи разные и очень вкусные. Судя по этим запахам, в печи уже томилась к ужину каша с мясом.

Обед состоял из трех основных блюд: холодец, варенный из осетровых голов, рыбный суп с налимьей печенью и грибами и пирожки с визигой к нему на второе, завершала все рыба по-польски с картофелем. На десерт был клюквенный кисель.

Я в который раз порадовалась нашей с дедушкой удаче: квартира нам досталась уютная и просторная, в хорошем месте. Хозяйка первое время относилась к нам с небольшой настороженностью – не доверяла она тем, кто при театре служит, считала их за пустых людей. Но вскоре мы сдружились и даже многие праздники проводили вместе, в почти семейном кругу. А уж о мастерстве нашей кухарки и слов не найти подходящих. Вот вроде самый простой обед, без всяких там изысков, но насколько же вкусно приготовлен! А уж в праздники к нашему столу можно было бы без стеснения приглашать самого губернатора или кого из богатейших купцов города.

Тут я вспомнила, что до Масленой осталось совсем ничего, и попыталась представить, чем нас станет потчевать Пелагея в эти дни. Понятное дело, что блинами в обязательном порядке. Но ведь блины блинам тоже рознь. Скорее всего, будут и пшеничные, и ржаные, и гречишные… Из простого теста и из сдобного, с прикусками и с начинками… Нет, все равно даже про блины точно не отгадать, что предложит нам Пелагея, не говоря уже про остальное.

А еще на Масленой неделе будет бал, и нам с Полиной завтра нужно сходить к портнихе на примерку. Заодно надо будет расспросить про эту харчевню. Какой все-таки молодец Гоша, что догадался мне об их приключениях рассказать. Ведь правильно сообразил: изумруд никто в здравом уме не понесет к ювелиру или в ломбард. И если этот камень и его похитители еще в городе, то очень может быть, что станут они искать перекупщика краденого. Вот только это странное совпадение, странная схожесть имен настораживает. Тот перекупщик, которому пытался продать кухтеринские алмазы Микульский, убивший в нашем театре трех человек, тоже был француз, и звали его месье Жак Гранжак. Фамилия эта в переводе означала «большой Жак». А Птижан получалось «маленький Жан». Слишком похоже, чтобы быть простым совпадением. Или отчего бы, к примеру, этим Жану и Жаку не быть в прошлом подельниками? Правда, следствие установило, что фамилия француза была настоящей. Ну а его сообщник? Мог бы взять для забавы или по какой иной неведомой причине схожий с той фамилией псевдоним? Мог!

Мои размышления прервал стук в дверь. Оказалось, что я давно уже кручу в ладонях пустой стакан из-под выпитого киселя.

– Кто там? – послышался голос Пелагеи.

Что ей ответили, я не слышала, но дверь она отворила.

– Здравствуйте вам. А что, барышня Дарья Владимировна дома будут? – мужской голос показался мне знакомым, и я вышла в прихожую. У порога с шапкой в руках стоял тот самый извозчик, что обещал сообщить, если что-то вспомнит про возок со Степкиного рисунка.

– Здравствуйте, – поприветствовала я извозчика, и тот с поклоном ответил на мое приветствие:

– И вам поздорову быть. Я тут вспомнил кое-чего про ваши расспросы, а как мимо ехал, так решил уж не откладывать да заглянуть в дом. Не прогоните?

– Да зачем же мне вас прогонять! Может, чаю попьете?

– За приглашение спасибо, но я, пожалуй, откажусь. Да и вас задерживать не стану, дело-то совсем короткое. Возил я счас барина одного на Пески, так и вспомнил про вашу просьбу. Мне товарищ мой говорил, что подле «Белой харчевни» ему наперерез тот самый чудной возок выскочил, так товарищ-то едва не опрокинулся. Вот и рассказал мне тогда про тот возок и его кучера самыми погаными словами. Слова хоть и непристойные были, а возок он точно описал, оттого он мне, ну возок, как картинку-то смотрел, показался знаком. Не знаю, важно вам это или как, но решил вот заглянуть. В знак уважения, а не токмо в расчете на награду.

Похоже, что про награду он словечко вставил не для того, чтобы мне намекнуть, а и впрямь считал ее не слишком важным делом.

– Спасибо вам большое и за уважение, и за важные сведения. И от выплаты награды я не отказываюсь. Вы если не спешите, так дождитесь меня, мы с вами до Народной библиотеки прокатимся?

– Обожду конечно, можете и не торопиться вовсе, – пообещал извозчик и вышел на улицу.

Я стала одеваться. Вот ведь как бывает: не успела я услышать про эту самую «Белую харчевню», как мне про нее второй раз подряд сообщают. Надо будет разузнать о ней получше, наверняка воровской притон. Так что соваться туда просто так не стоит, хватит мне приключений на собственную голову искать, да и обещание я давала не лезть ни в какие непродуманные и опасные авантюры.

– Вот вам обещанная награда. – Я отдала извозчику деньги и уселась в сани. – И спросить хочу: вы сказали, что ваш товарищ еще и кучера упоминал. Не припомните, что он про него говорил?

– Да много чего сказал, только я вам тех слов повторять не стану, – хмыкнул извозчик, – неприлично это. Мне так показалось, что он того кучера и знал даже.

– А вы не могли бы расспросить его подробнее? Я в долгу не останусь.

– Расспрошу. Только тут незадача имеется: товарищ мой к купцу Пушникову подрядился товары в Ачинск доставить. А вот как возвернется, так я его сразу и расспрошу. А то, может, к вам его привести?

– Можно и ко мне привести. Так оно даже лучше будет.

К этому времени мы уже подъехали к библиотеке.

– Вы, сударыня, собственно, к кому? – окликнул меня гардеробщик, увидев, что я направляюсь не к нему и не в сторону читальных залов, а в противоположном направлении.

– Здравствуйте, я на репетицию.

– Так сегодня репетиции нету. А стало быть, и никого нету.

– Что, совсем никого? – удивилась я.

– Ну, почитай что никого. Окромя господина гимназиста. Если они, конечно, уже не ушли. Я тут ненадолго отлучался, мог и пропустить. А так они давненько уж пришли, а уходили, нет ли – в точности не знаю.

– Так я посмотрю? Он-то мне как раз и нужен.

– Так проходите, смотрите. Мне не жалко.

Зал был пуст, но я все же решила заглянуть в костюмерную – вдруг Петр Александрович вновь к какому манекену приклеился и вырваться не может? Но в костюмерной тоже никого не оказалось, лишь на вешалке подле того самого манекена висели гимназическая шинель и фуражка. А тулупчика – того, в котором Петя ходил со мной в цирк, – не было. Именно на его месте сейчас и висела шинель. Сердце у меня неприятно стукнуло. Хотя, скорее всего, прежде времени. Вот если бы я застала Петю, когда звонила ему из театра, то непременно успела бы рассказать про чайную-харчевню, и можно было бы предполагать, что Петя туда отправился на розыски месье Птижана. А так… может, он просто в образ вживается и разгуливает по городу в своем театральном костюме, чтобы себя на сцене в нем увереннее чувствовать? Или решил разыграть кого-то?

До восьми было еще далеко, и я решила не сидеть на месте, а прогуляться на свежем воздухе, тем более что погода стоит приятная и мороз почти не ощущается. А может, это уже я сама привыкла к сибирской зиме настолько, что и на мороз внимание перестала обращать? Прогуляюсь, может, и Петю по пути встречу.

Я прошла до Миллионной и свернула направо, в сторону Базарной площади, а дойдя до нее, решила повернуть влево и, может, даже подняться на Воскресенскую гору и посмотреть на вечерний город сверху. Но проходя мимо дома полиции, подумала, что стоит зайти туда и узнать, нет ли каких новостей. Дмитрий Александрович, я знала, был в отъезде, но Михаил оставался в городе и вполне мог находиться в своем кабинете.

Я прошла во двор и уже потянулась рукой к дверной ручке, как позади меня раздался громкий скрип полозьев и топот лошадиных копыт: во двор въезжал запряженный парой крепких лошадок большой фургон, выкрашенный черной краской, с решетками на крохотных оконцах.

– Поберегись! – крикнул мне полицейский на облучке, натягивая поводья.

Фургон встал в пяти саженях от двери, и лихой кучер, соскочив на землю, радостно прокричал мне:

– Здравствуйте, Дарья Владимировна! Вы к нам никак по делу? Простите Христа ради, но обождать придется, тут я более важных гостей привез.

Этот молодой высокий полицейский был мне хорошо знаком. Когда несколько месяцев тому назад я приехала сюда с пробитой головой и порезанным ножом боком, он отпаивал меня чаем с блюдца.

– Здравствуйте, Михеич! Раз надо, так я обожду. Можно здесь, в сторонке?

– Вам можно! – разрешил Михеич, отворяя нараспашку дверь и подпирая ее, чтобы не закрывалась, валявшейся рядом чуркой. Два его товарища к тому времени слезли с запяток и встали, перегораживая собой проход от дверцы фургона к воротам полицейского управления. Я догадалась, что за пассажиры находятся внутри – задержанные полицией преступники. Ну или подозреваемые в преступлении.

– Сергеев! – закричал внутрь помещения Михеич. – Отворяй кутузку, гостей размещать будем!

– Так уж все готово, – послышался голос невидимого мне Сергеева. – Заводи по одному.

Михеич открыл внушительных размеров ключом амбарный замок на дверце фургона, сдернул его с дужек и скомандовал сидевшим там людям:

– Выходи по одному!

Из фургона выбрался первый из пассажиров, привычно заложил руки за спину и уверенно зашагал ко входу. По всему чувствовалось, что этот невысокий, прилично, хотя и несколько неряшливо одетый господин, прекрасно знал дорогу.

– Первый! – крикнули изнутри, едва мужчина скрылся в проходе.

– Следующий! – скомандовал Михеич, и на улицу выбрался еще один задержанный. Этот чувствовал себя менее уверенно да и в целом выглядел растерянным и испуганным. Может, по этой причине на входе с ним произошла небольшая заминка, и выбравшийся из фургона очередной пассажир вынужден был дожидаться своей очереди на полпути между повозкой и зданием полиции. Он оглядел все вокруг цепким взглядом, смачно сплюнул и повернулся в мою сторону. Поведя плечами под распахнутым настежь овчинным полушубком, он обратил свои нахальные глаза на меня. Губы скривила гаденькая ухмылка.

– Ох, сколько я зарезал, сколько перерезал… – гнусаво пропел он и сделал резкий шаг ко мне, скорчив устрашающую физиономию.

Я в испуге отшатнулась, а нахальный «смертоубивец» во весь рост грохнулся спиной на утоптанный снег двора, полежал так немного, затем с трудом перевернулся на бок и поднялся на четвереньки, в полнейшем недоумении осматриваясь вокруг в поисках причины своего неавторитетного падения.

– Ну, побалуй у меня тут! – рявкнул на него Михеич, сграбастал за шиворот и легко поставил на ноги. Затем на всякий случай приподнял на полсажени над землей, встряхнул как следует и спросил: – Шутить тут вздумал?

В ответ преступник лишь помотал головой, а полицейский ловко втолкнул его в раскрытую дверь. Потом Михеич повернулся в мою сторону и уже сам неодобрительно покачал головой, правда, улыбаясь при этом во весь рот. В отличие от других полицейских, он успел разглядеть, как я, отшатнувшись будто бы в испуге от наглеца в полушубке, успела носком ботинка ткнуть его в приподнятую подошву той ноги, на которую он переносил тяжесть тела.

Оставшиеся семь человек быстро проследовали нужным маршрутом. Вот только один из них, в тулупчике и картузе, оказался мне хорошо знаком. Вылезая из фургона, Петя вел себя абсолютно спокойно – до того мгновения как увидел меня. Но он быстро справился с растерянностью и едва заметным движением головы показал мне, чтобы я его не признавала. Пришлось столь же незаметно кивнуть в ответ и скрепя сердце сделать вид, что эта особа мне столь же безразлична, как и все прочие.

Едва последний задержанный скрылся в проеме двери, Михеич выбил из-под нее чурку, аккуратно прикрыл и повернулся ко мне:

– Я так и подозревал, как господина гимназиста увидал, что вы опять-снова какое-то заковыристое дело распутываете. Ничего, ежели я тут покурю?

– Курите, конечно, – ответила я, пытаясь сообразить, что к чему. Но соображалось с трудом.

Михеич извлек из кармана брюк кисет, а из него уже набитую трубочку-носогрейку, такую крохотную, что в его ручищах ее и не видать было. Заметив мой взгляд, он заулыбался и пояснил:

– На службе особо не раскуришься, так я и ношу при себе вот эту финтифлюшку. А так у меня есть солидная трубка. Может, даже и не по чину, но я все ж таки тоже сыщик, раз в сыскной полиции служу.

Я с трудом сообразила, как мне расспросить его о происшедшем с Петей:

– Скажите, Михеич, а как прошло ваше… мероприятие?

– Облава, что ли?

Я кивнула.

– Да обычно. Подъехали к харчевне, место знакомое, почитай привычное, выставили оцепление, пять человек вошли внутрь. Ну и тихо-мирно всем, кто там находился, сюда проехаться предложили. Культурно получилось. Я там, правда, от удивления, что Петра Александровича встретил, чуток шею не вывернул, все на него косился. Но он мне определенно дал понять, чтоб к нему, как ко всем остальным, отнеслись. Ну так мы и его сюда привезли. Дальше-то чего?

– А что с задержанными здесь делать будут?

– Ясное дело, допрашивать. Господин Янкель со своим помощником, да Михаила Аполинарьевича привлекли.

Михеич хорошо освоился на службе и вообще стал выглядеть как-то интеллигентнее даже. Вот и труднопроизносимое для него когда-то отчество Михаила выговаривает спокойно. Но то, что Михаил здесь, это очень хорошо, проще будет объяснять. Хотя это и не моя забота – объяснять, с чего да почему сын градоначальника в воровском притоне оказался и в облаву полицейскую угодил. Пусть сам выкручивается. Но ничего такого вслух я говорить не стала.

– Так что, выпускать вашего кавалера? – спросил Михеич, выдыхая облачко душистого дыма. – Я уж и Сергееву сказал, чтобы он на одного задержанного меньше записал.

– Давайте так поступим: пусть Петя, раз ему этого очень хочется, немного посидит, а вы подгадайте, чтобы его в последнюю очередь и именно к Михаилу Аполинарьевичу на допрос отвели.

– Дело нехитрое. Так, а вы-то тогда как же? Может, к нам пройдем да чайком погреемся?

– Можно и чаю попить, пока дело движется, – согласилась я.

14

В полицейском управлении я бывала множество раз и знала, пожалуй, все его помещения. Кроме двух: кутузки, или холодной, как здесь называли камеру, куда помещали задержанных, и вот этой комнатки, где отдыхали младшие чины. Надобности побывать ни там, ни там у меня раньше не возникало. В комнатке оказалось на удивление чисто и даже уютно. Кто-то не поленился и повесил на окошки белые занавески, а над столом наклеил картинки из журналов.

Вот мы и попивали чай, разговаривали, а я к тому же разглядывала картинки. Особенно красив был крейсер, ощетинившийся множеством орудий и взрывающий носом высокую волну.

– Да что о ней говорить, о харчевне этой? – рассказывал Михеич. – Место для закусочной не самое подходящее, почитай на самой окраине, да и на отшибе, казалось бы – разорение сплошное. Но хозяин живет и не тужит, потому как у него своя, особенная публика: фартовый народец, от мелкоты всякой до знатных рецидивистов. Перекупщики еще. Кто просто выпить-закусить заходит, кто дела свои обстряпать. Притон, он притон и есть. Можно еще и вертепом обозвать. Мне вот чего непонятно: я сам меньше года в полиции служу, а уж в третий раз там облава, но никого отвадить от этого места не удается. Хозяин опять же без лицензии спиртным приторговывает, о чем начальству известно, так все едино лавочку не прикрывают. С чего бы это?

– А вы сами подумайте. Мне вот кажется, ответ на этот вопрос совсем прост.

– Не понял.

– Ну вы подумайте, а нет ли самой полиции от этого пользы?

Михеич глубоко задумался, даже свое блюдце с чаем в сторону отставил.

– А ведь есть польза! – не слишком уверенно проговорил он. – Я вот и вам сказал, что место это привычное и никаких сложностей у нас там не возникает. Закрой же эту халабуду, обязательно где в другом месте блатные себе приют обустроят. Да, похоже, и хозяин полиции услуги оказывает. А то с чего бы его почти что и не трогают? Так получается?

– Скорее всего, так.

– Ладно, пойду взгляну, как там наш задержанный поживает, не обижают ли его.

Вернулся Михеич через минуту:

– Как скоро сегодня дело движется! – заявил он с порога. – Михаил Аполинарьевич уже заканчивает второй допрос, а к двум остальным уже по третьему человеку повели. Так что не допрошен только Петр Александрович остался. Пойдемте, я вас к следователю сопровожу, да пожалуй, сразу придется и гимназиста нашего туда вести.

Он оказался совершенно прав: не успели мы подойти к двери кабинета, как оттуда раздался голос Михаила:

– Уводите и ведите следующего.

Полицейский, дежуривший у двери, мигом юркнул внутрь и уже через полминуты вывел оттуда арестованного. Михеич, не дав ему закрыть дверь, сам вошел в кабинет. Что он там говорил, мне слышно не было, но я и так содержание его доклада прекрасно представляла. В подтверждение моих догадок на пороге появился сам Михаил:

– Дарья Владимировна! Несказанно рад вас видеть, проходите, пожалуйста. А ты, Саша, веди сюда столь нежданного арестанта. Вы присаживайтесь. И рассказывайте вкратце, что за авантюру вы на сей раз затеяли.

– Честно сказать, я и сама в растерянности. Петя самостоятельность проявил и оказался здесь. Но раз он сразу не запросился, чтобы его отпустили, значит, что-то узнал или посчитал, что сможет узнать.

– Гхм! – откашлялся Михаил, настраивая себя на серьезный лад, – было похоже, что Петина проделка его больше веселила, чем заботила. – Как будем допрос вести? Душевно или с пристрастием?

– Давайте для начала с пристрастием, – вздохнула я. – В воспитательных целях.

Михаил кивнул и, откликаясь на стук в дверь, крикнул:

– Введите задержанного!

Я примостилась на диванчике, что стоял в углу справа от дверей. Стол помощника судебного следователя располагался прямо напротив входа, и Петя, когда его ввели в кабинет, меня не увидел. Он спокойно сел на стоящий у стола табурет и вежливо сказал:

– Здравствуйте, Михаил Аполинарьевич. Позвольте мне объясниться…

Михаил же, не поднимая головы от лежащих перед ним бумаг, казенным голосом задал вопрос:

– Фамилия?

– Чья?

– Ваша фамилия, задержанный.

– Э-э-э… Макаров. Петр Александрович Макаров.

– Возраст?

– Шестнадцать лет. Михаил Аполи…

– Вероисповедание?

– Господин следователь, неужели вы меня не признали?

– Может, и признал. На память еще не жалуюсь. Однако обстоятельства требуют от меня соблюдения формальностей, заполнения протокола и допроса вас по всей форме. Вот из ваших ответов на мои вопросы и станет ясно – узнаю я вас или не пожелаю узнавать.

– Ну вы же не полагаете, что я совершил преступление? – потихоньку Петя начал терять спокойствие и уверенность.

– Вы задержаны в ходе облавы на опасных преступников и в компании таковых. Так отчего мне не предположить, что вы сами из их числа?

При этих словах Михаил Аполинарьевич не сдержался и бросил взгляд в мою сторону. Петя заметил это и повернул голову. Минуту он созерцал меня, потом смутился, сильно покраснел, но после этого обернулся в сторону следователя и развязно сообщил ему:

– Православные мы, ваше благородие.

– Э-э-э… В каком смысле? – растерялся Михаил.

– Так вы, ваше благородие, про наше вероисповедание спросить изволили. Вот я и отвечаю: православные мы.

Мы с Михаилом не выдержали и дружно рассмеялись. Артист из Пети получался не самый превосходный, но последние его реплики наверняка сорвали бы аплодисменты, будь они произнесены со сцены.

– Ну что, господин сыщик? Испугались?

– Честно? Еще нет, но уже начал пугаться.

– Ладно, давайте присядем на диван и послушаем, как вы до такой жизни докатились.

– Да, к сожалению, особо и рассказывать нечего, – сказал гимназист, усаживаясь рядом со мной. – Накануне утром я прочитал в газете заметку. Да я и пересказывать не стану, она у меня с собой, так я прочту.

Он достал из кармана свернутый номер газеты «Сибирская жизнь» и начал читать:

– «В среду, ближе к вечеру, на окраине Томска произошло событие, способное заинтересовать наших читателей своей несуразностью. Имеется на Песках печально известное заведение «Белая харчевня и чайная». Когда-то подле ее крыльца произрастало дерево, но так как за ним никто не присматривал, дерево захирело, засохло и обломилось, оставив после себя пень высотой в аршин[22]22
  Аршин – мера длины равная 71,12 см.


[Закрыть]. Этот пень, мешающий проезду, известен едва ли не каждому извозчику и лихачу в нашем городе. Но, как оказалось, не каждому.

Второго дня, как уже сказано, ближе к вечеру, когда начало смеркаться, к харчевне подкатил возок. Пассажир его благополучно покинул, а сам возок тронулся было в дальнейший путь. Но вот беда – лошадь никак не могла сдвинуть его с места! Кучер для начала дергал поводья, размахивал плетью, но результата не достиг. Как сказано классиком: «А воз и ныне там!» Вездесущие мальчишки стали насмехаться над незадачливым кучером, но тот вместо поиска причины приступил к уговорам своего животного и даже угостил лошадь горбушкой хлеба. Однако и это не заставило ее тронуться с места. Вконец обескураженный кучер, едва не плача, обратился к своим насмешникам, и те, сжалившись, указали ему на причину его злоключения. Возок, будучи спереди выше, чем в своей задней части, благополучно наехал на не замеченный возницей пень и при попытке продолжать движение за него уцепился.

Впрочем, даже зная о находившемся под возком препятствии, кучер еще долго не мог сдать назад и освободить свое транспортное средство.

Для нашего города, с древних пор славящегося конным извозом, такое происшествие выглядит полным конфузом».

– Я сразу вспомнил, что нам рассказывали о кучере того возка, который мальчик Степка видел возле монастыря в день убийства, – сказал Петя, свертывая газету. – Михаил Аполинарьевич, вы же знаете, о чем речь, Даша вам рассказывала? Так вот, я позвонил в редакцию господину Вяткину и поинтересовался, почему эта харчевня «печально известная»? Он сказал, что это самый настоящий воровской притон. Вот я и решил его навестить, притон то есть, а не господина журналиста. Вдруг, думаю, удастся что-то важное услышать или увидеть? Я, конечно, не с бухты-барахты туда сунулся, а все тщательно обдумал. В каком виде идти, о чем спрашивать, что отвечать, если меня самого спросят. Вот и все.

– Так. Ну и удалось вам что-то важное услышать? – спросил Михаил.

– Это как сказать.

– Да уж рассказывайте как есть! – потребовала я.

– И со всеми возможными подробностями, – согласился с моим требованием Михаил.

Петя вздохнул, обреченно на меня поглядел и начал повествование о своих приключениях.