Текст книги "Спартаковская война: восставшие рабы против римских легионов"

Автор книги: Владимир Горончаровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Рис. 26. Рельеф с изображением ликторов.

В это время умер царь Трифон, и его место на троне занял Афинион, беспрепятственно осаждавший многие сицилийские города. Положение дел стало решительно меняться только в 101 г. до н. э., когда задача усмирить Сицилию была возложена на консула Мания Аквилия. Продемонстрировав в ожесточенной битве с повстанцами личное мужество, он убил Афиниона в поединке. Вскоре после этого, в 100 г. до н. э., второе сицилийское восстание рабов было окончательно подавлено. Последними сдались около тысячи рабов, которых Аквилий освободил от немедленного наказания и, отведя в Рим, сделал гладиаторами. Эти события наглядно показали всю опасность масштабных рабских движений, хотя никто из римлян тогда еще не знал, что самая крупная война такого рода предстоит в недалеком будущем на земле самой Италии. По самым скромным оценкам, общая численность рабов на Апеннинском полуострове во времена Спартака могла доходить до двух миллионов человек, составляя около 30 % всего населения. Эту ситуацию можно сравнить с пороховым погребом, готовым взорваться в любую минуту.

Глава 3 Побег ставший войной

Если вернуться к началу восстания 73–71 гг. до н. э. на юге Италии, то следует отметить, что именно победа под Везувием стала той гранью, которая обозначила перерастание действий отряда беглых гладиаторов и рабов в войну, названную, по имени их предводителя, Спартаковской. Надо сказать, что такой чести удостаивались только самые серьезные противники Рима, например, нумидийский царь Югурта, понтийский царь Митридат или мятежный военачальник Серторий, поскольку обычно римляне именовали войны по стране или местности, где шла война, или по племени, с которым они воевали.

После первого крупного успеха восставшие, по-видимому, оставили прежние позиции на склоне горы и разместились на территории бывшего римского лагеря, куда с новой силой стали стекаться сельские и городские рабы из ближайшей округи, пастухи – «народ все крепкий и проворный», и даже кое-кто из «сельских свободных рабочих» (Арр. Bell. Civ. I. 116).

Среди них, наверно, было немало тех италиков [36]  [36]Италики – говорившие на италийских языках народы, населявшие центральную и южную часть Апеннинского полуострова и покоренные римлянами в V–III вв. до н. э.


[Закрыть], которые в 83–82 гг. до н. э. выступили в поддержку врагов Суллы, а потом подверглись изгнанию и конфискации имущества. Сильнее всего пострадали жители таких областей, как Кампания, Лукания, Самний, Северная Апулия, Пицен, то есть именно тех, где позднее разворачивались основные события восстания Спартака [37]  [37]Dodor A. The ethnic and social composition of the participants in the slave uprising led by Spartacus. P. 89.


[Закрыть]. Особенно суровые меры коснулись тогда племени самнитов, у которых отобрали город Нолу и прилегающие к нему земли, поделив их между сулланскими ветеранами из состава 27 легионов. Конечно, на волне возмущения многие из униженных и обездоленных италиков покинули родные места, но, надо полагать, в местности, отстоявшей всего на 12 км от подножия Везувия, еще оставались тысячи людей, люто ненавидевших римлян. В этой связи становятся понятными слова Аппиана по поводу планов понтийского царя Митридата VI Евпатора предпринять в 63 г. до н. э. против Рима поход из Северного Причерноморья: «…он знал, что недавно почти вся Италия отпала от римлян вследствие ненависти к ним и была в долгой и ожесточенной войне с ними и вступила в союз против них со Спартаком» (Арр. Mithr. I. 109) [38]  [38]Крайней точкой зрения в данном вопросе является мнение, согласно которому восстание Спартака на самом деде было движением беднейших слоев италийских крестьян, пострадавших от репрессий Суллы (см.: OrenaR. Rivolta e rivoluzione). Между тем преуменьшить роль бывших рабов в армии Спартака вряд ли представляется возможным. В этой связи можно вспомнить слова Афинея со ссылкой на Цецилия Калактинского о том, что Спартак «взбунтовал многое множество рабов и долго ходил набегами по всей Италии, и к нему каждый день стекались рабы; и если бы он не погиб в битве против Лициния Красса, то нашим хватило бы с ним хлопот, как с Евном в Сицилии» (Athen. VI. 104).


[Закрыть]. Но это была, да и то лишь отчасти, сельская Италия, поскольку ни один город сам по себе не примкнул к восстанию.

Надо полагать, что многие из вступавших в ряды войска Спартака успели приобрести некоторый опыт за годы службы в римских вспомогательных войсках, а может быть, в недавнем прошлом, как и сам вождь мятежных рабов, были военнопленными, успев повоевать в составе армий эллинистических царей или принять участие в межплеменных войнах. К большей части остальных полностью применимы довольно категоричные слова Катона Старшего (234–149 до н. э.): «Из тех, кто обрабатывает землю, выходят самые сильные люди и самые смелые солдаты» (Cato. De agri cultura. 1).

За основу их военной подготовки, очевидно, была взята хорошо знакомая Спартаку по личному опыту система обучения, принятая в римской армии. Она заключалась в том, что молодые солдаты в полевых условиях должны были постоянно упражняться в стрельбе из лука, бросании копий и метании камней из пращи, при помощи коротких палок вместо мечей учиться колоть и рубить, а также двигаться в полном вооружении согласно приказам или сигналам. В равной степени их заставляли бегать и прыгать, чтобы быстро преодолевать рвы. Большое значение придавалось закреплению навыков быстрого возведения окруженного рвом и валом укрепленного лагеря (рис. 27) с регулярно сменяемыми постами и караулами.

Рис. 27. План римского военного лагеря (по: Коннолли, 2000).

Изнурительные ежедневные тренировки начинались с отработки военного шага, «поскольку ничто не должно было соблюдаться на марше или в сражении так тщательно, как сохранение строя всеми солдатами» (Veget. I. 9). В итоге добивались того, что новобранцы с грузом около 20 кг за пять часов проходили обычным шагом 29 км, а ускоренным – 35 км. Далее надо было отрабатывать тактические построения и закреплять навыки быстрого возведения окруженного рвом и валом укрепленного лагеря (рис. 27) с регулярно сменяемыми постами и караулами, приучать к специальным трубным сигналам, подаваемым по усмотрению командующего. Огромную роль постоянных упражнений для обучения молодых солдат особо подчеркивал современник описываемых событий Цицерон: «…какой труд требуется от войска на походе – нести на себе полумесячное довольствие, нести повседневную утварь, нести колья для вала! Щит, шлем и меч я не причисляю к этому грузу, как не причисляю плечи, мышцы, руки, – ведь оружие для солдата все равно что часть тела… Молодость новобранцев – отличное свойство, но терпеть труды и презирать раны учит только опыт» (Cic. Tusc. II. 16. 37–38).

Благодаря ускоренной подготовке, которая в мирных условиях обычно занимала около четырех месяцев ^[39]  [39]Махлаюк А., Негин А. Римские легионы в бою. С. 184.


[Закрыть], и постоянно приобретавшемуся боевому опыту, воины Спартака скоро прекрасно знали, как им реагировать на те или иные действия врага. Роль инструкторов по многим вопросам, скорее всего, продолжали играть первоначальные участники восстания – гладиаторы. Лучших учителей индивидуального боя нельзя было и желать ^[40]  [40]Для обучения навыкам действий в правильном строю требовались совсем другие наставники, поскольку гладиаторов к этому, естественно, не готовили.


[Закрыть]. Когда римляне в 105 г. до н. э. после поражения двух армий в столкновении с германскими племенами кимвров и тевтонов впервые решили применить методы обучения гладиаторов при подготовке солдат, консул Публий Рутилий призвал в войска инструкторов из гладиаторской школы Гая Аврелия Скавра в Капуе, «чтобы те внедрили в легионах более изощренную технику нанесения ударов и уклонения от них» (Val. Max. III. 3.2). В дальнейшем известный полководец Марий, имея возможность выбрать для себя одну армию из двух существующих, «предпочел Рутилиево войско, хотя и менее численное, но считавшееся более обученным» (Front. Strat. IV. 2. 2).

Воины, уже прошедшие подготовку, могли, в свою очередь, сами готовить новобранцев. Правда, катастрофически не хватало оружия. Очевидно, к этому периоду относятся сообщения Фронтина – о том, что «у Спартака и его войска были щиты из прутьев, покрытых корой» (Front. Strat. VII. б) ^[41]  [41]Впрочем, с учетом того, что во времена поздней республики самниты из Лукании еще пользовались сплетенными из лозы щитами, обтянутыми овечьими шкурами (Коннолли П. Греция и Рим. С. 109), можно предположить в данном случае применение местных племенных традиций для изготовления защитного вооружения.


[Закрыть], и Саллюстия – о беглых рабах, обжигавших «на огне копья, которыми, хотя они не походили на оружие, пригодное для военных действий, можно было разить врага точно так же, как железными» (Sallust. Hist. III. 96). Конечно, со временем ситуация должна была измениться, и после ряда победных сражений участники восстания вряд ли особенно отличались от римлян по составу наступательного и защитного вооружения. Что же в него входило? Типичный легионер этого времени имел при себе два метательных дротика – пилума, на левом бедре – небольшой кинжал, а на правом, в ножнах на поясном ремне, – гладиус. Основным средством защиты служил скутум овальной формы (рис. 28).

Рис. 28. Римские легионеры на рельефе алтаря Домиция Агенобарба. 1-я пол. I в. до н. э.

Рис. 29. Шлем типа Монтефортино

Голову обычно защищал железный или бронзовый шлем типа «Монтефортино», имевший чашеобразный верх, небольшой назатыльник и подвижные нащечники, полностью закрывавшие уши и отчасти лицо (рис. 29). Широкое распространение среди римских легионеров получила кольчуга с короткими рукавами и разрезами, необходимыми для большей свободы движений. На ногах воинов были кожаные сандалии, подбитые гвоздями. В обязательный комплект на марше входили плащ, саперная лопатка и кухонные принадлежности.

Можно полагать, что основными подразделениями армии рабов, как и у римлян, были легионы численностью не менее 4800 человек, формировавшиеся, судя по всему, на определенной этнической основе, что, по крайней мере, могло снять трудности в общении между людьми. Соответственно, каждый легион, которым, скорее всего, командовал выборный военачальник, состоял из десяти когорт, имевших самостоятельное тактическое значение. По-видимому, восставшие использовали и принятые у римлян воинские знаки, удобные для управления войсками в бою. В их обозе, судя по ряду упоминаний древних авторов, со временем появилось все необходимое для развертывания мастерских по изготовлению оружия (Flor. III. 20.6; Арр. Bell. Civ. I. 116).

Надо признать, что Спартак проявил себя как превосходный военный лидер с выдающимися организаторскими способностями, создав в кратчайшие сроки хорошо подготовленную и дисциплинированную армию по образцу римской, лучшей для того времени, из людей, разных по социальному положению и этническому происхождению. Плутарх писал, что в войне с восставшими рабами римлянам пришлось «воевать со всеми народами сразу» (Plut. De Pyth. Огас. 11). Другой античный автор, Синезий, отмечал: «Те, которые соединились с Криксом и Спартаком, были не из той же страны, из которой эти предводители, и не принадлежали к той же народности, но общность судьбы в благоприятный момент сделала их единомышленниками» (Syn. De regno. 20). Одни из них «стали тяжеловооруженными воинами, из других гладиаторы составили отряды лазутчиков и легковооруженных» (Plut. Crass. 9). Последних, на тот момент, видимо, было большинство, но, в условиях ведения войны в горных районах, это обстоятельство нередко оборачивалось определенным преимуществом, поскольку легкая пехота оказывалась незаменимой при занятии высотных позиций, организации засад и преследовании отступающего врага. Тогда же, видимо, было положено начало формированию конницы, достаточно многочисленной благодаря притоку в нее тысяч бывших пастухов с захваченными на пастбищах табунами лошадей.

Между тем в Риме по-прежнему продолжали рассматривать действия Спартака как обыкновенные разбойничьи нападения, с которыми не так уж трудно будет справиться. Правда, на тот момент в распоряжении сената не было ни опытных полководцев, ни закаленных в боях воинов. Они были заняты в тяжелейших войнах за пределами Италии и потому не могли быть использованы против опустошавших юг страны рабов. Тем не менее была предпринята вторая серьезная попытка изолировать восставших в районе Везувия военными силами численностью не менее двух легионов под командованием претора Публия Вариния Глабра ^[42]  [42]У Аппиана вследствие путаницы с именами римских военачальников, первыми выступивших против Спартака, претор Публий Вариний Глабр разделился на два персонажа: Вариния Глабра и никогда не существовавшего Публия Валерия (Арр. Bell. Civ. I. 116).


[Закрыть], который, так же как и его предшественник, не блистал военными талантами. Спартак, как показали дальнейшие события, никогда не упускал случая уничтожить силы врага поодиночке, в полной мере используя прекрасно знакомые ему партизанские методы ведения боя в горной и пересеченной местности. В этих условиях знание тактики врага, сильных и слабых сторон его военной организации давало ему значительное преимущество. Образно выражаясь, он побеждал римлян тем, что избегал невыгодных сражений, выжидая удобный момент для нападения. Кроме того, у Спартака было на тот момент все, что, по словам Наполеона, нужно преуспевающему полководцу: невероятное везение и глупый противник.

Вступив в бой с передовым отрядом из трех тысяч человек во главе с Фурием, легатом ^[43]  [43]Легат – командир легиона из числа бывших должностных лиц, обычно назначался сенатом по предложению консула.


[Закрыть]Вариния, гладиаторы обратили его в бегство. Затем настал черед большего по численности и расположившегося отдельным лагерем войска Луция Коссиния, советника Вариния и его товарища по должности [44]  [44]Broughton Т. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. P. 110.


[Закрыть]. Коссиний явно недооценивал своего противника. Спартак воспользовался этим и едва не взял его в плен, когда тот купался близ Салин, селения между Геркуланумом и Помпеями. Преследуя по пятам бежавшего римского военачальника, он после кровопролитного боя захватил его лагерь, при этом погиб и сам Коссиний. Создается впечатление, что Спартак большое внимание уделял разведке и, как правило, располагал исчерпывающей информацией о своих врагах.

На известие об очередном поражении армия Вариния отреагировала полным смятением и начавшимся дезертирством солдат. В итоге непосредственно под его командованием осталось всего 4000 человек, среди которых многие болели из-за стоявшей тогда суровой непогоды. Это обстоятельство заставило римского полководца разместить их в лагере, укрепленном валом, рвом и огромными насыпями. Помощи он запрашивать не стал, полагаясь на собственные силы, и даже отказался от первоначального намерения отправить в Рим своего квестора ^[45]  [45]Квестор – один из римских магистратов, мог прикомандировываться к военачальнику для ведения финансовых дел его армии.


[Закрыть]Гая Торания [46]  [46]Гай Тораний был в Риме достаточно известным человеком. Впоследствии, в 59 г. до н. э., он получил должность эдила вместе с Луцием Октавием, назначившим его опекуном своего сына Октавиана, будущего создателя Римской империи. Впрочем, расхождения в политических взглядах между воспитанником и опекуном обрекли Торания на смерть в числе прочих жертв проскрипций 43 г. до н. э.


[Закрыть], чтобы сенат не узнал об истинном положении дел. Организованная Варинием, видимо, с помощью дополнительных военных сил под началом Торания, блокада лагеря повстанцев ^[47]  [47]Их численность, если сопоставить имеющие отношение к последующим событиям сообщения Саллюстия и Орозия, не превышала 20 000 человек (см.: Sallust. Hist. III. 98; Oros. V. 24. 2).


[Закрыть]оказалась достаточно жесткой. Тем не менее Спартаку, несмотря на перебои с продовольствием, удавалось поддерживать среди своих людей строгую дисциплину, а вскоре им была успешно использована очередная военная хитрость. Римлян удалось обмануть с помощью оставленного в лагере трубача, подававшего обычные сигналы, и привязанных к столбам перед воротами трупов в одежде и с оружием, на расстоянии казавшихся часовыми. Дождавшись второй ночной стражи, т. е. около полуночи, мятежники скрытно в полном молчании вышли из лагеря, где продолжали гореть костры, и надолго оторвались от преследования. Когда рассвело, Вариния удивила стоявшая вокруг необычная тишина. Напрасно он ждал, что беглецы начнут обычную перебранку и станут швырять в его солдат камни. Не обнаружив никого, римский полководец, опасаясь засады [48]  [48]Эта фраза показывает, что для тактики Спартака засады были обычным явлением.


[Закрыть], отступил «в боевом порядке, рассчитывая, набрав новых солдат, удвоить численность своего войска» (Sallust. Hist. III. 96). Далее у Саллюстия следует незаконченная фраза: «Как только в Кумы…», из которой следует, что Вариний отвел свою армию на переформирование к этому богатому торговому городу, в прошлом одному из главных центров греческого культурного влияния на Рим. Вряд ли ему удалось найти там испытанных ветеранов для пополнения своих военных сил. Скорее это были наспех собранные случайные люди, совсем не рвавшиеся в бой. Боевые качества подобных новобранцев всегда оставляли желать лучшего. В аналогичной ситуации применительно к событиям более позднего времени Тацит писал: «…хотя этим солдатам недавно дали значки и оружие, принятые в нашей армии, они, по сути дела, остались прежними ленивыми и распущенными греками» (Тас. Hist. III. 47).

Полученная Спартаком передышка и ускоренное обучение его воинов не пропали даром: когда Вариний отважился напасть на их новый лагерь, то был разбит наголову. Вопреки здравому смыслу, он неосмотрительно повел «быстрым шагом к лагерю новых и незнакомых ему беглых солдат, к тому же напуганных чужими неудачами, хранящих молчание и вступающих в сражение вовсе не с тем мужеством, какое от них требовалось». Между тем среди вождей восстания вспыхнули раздоры из-за плана дальнейших действий. Саллюстий писал: «Крикс и его соплеменники – галлы и германцы – рвались вперед, чтобы самим начать бой, а Спартак отговаривал их от нападения» (Sallust. Hist. III. 96). Вероятно, его план заключался в том, чтобы дать противнику растратить силы при штурме лагеря, а потом нанести ему неожиданный удар. Детали этой битвы нам неизвестны, зато итог очевиден: Вариний не только потерпел поражение и потерял свои полевые укрепления, но и утратил в столкновении со Спартаком коня, ликторов и чуть было сам не попал в плен.

Отнятые в ходе сражений у преторов Клавдия и Вариния фасции мятежники отдали своему предводителю (Flor. III. 20. 7). Отсюда можно сделать вывод о том, что в итоге у него оказалось такое количество этих знаков власти, какое положено консулу, то есть двенадцать. Вряд ли приходится сомневаться в том, что с этого времени Спартак стал носить консульское облачение, набрал ликторов и пользовался этими символами достоинства высшего должностного лица в Римской республике, чтобы еще больше возвыситься в глазах своих воинов, и прежде всего тех италийцев, которые встали на его сторону. Этот момент достаточно показателен, поскольку вожди предшествующих рабских восстаний против могущественного Рима среди своих приверженцев, в основном восточного происхождения, предпочитали носить знаки царской власти. Только вождь второго восстания рабов на о. Сицилия Трифон, приняв царский титул, мог иногда появиться на людях в консульской тоге с пурпурной полосой в сопровождении почетной охраны, состоявшей из ликторов.

Глава 4 От Лукании до Цизальпинской Галлии

Опьяненные военными успехами, многие из восставших требовали идти навстречу врагу, «полагаясь безрассудно на прибывающие к ним огромные силы и на свою храбрость… большинство же – из-за того, что, будучи рабами по натуре, хотели лишь пограбить и проявить свою жестокость…» (Sallust. Hist. III. 98). В конце концов Спартак сумел доказать, что следует, не вступая в соприкосновение с противником, двинуть армию в соседнюю область – Луканию, чтобы пополнить ее отборными воинами из числа рабов-пастухов. С помощью подходящего проводника из числа пленных отрядам рабов удалось незаметно подойти к Луканским Нарам, а оттуда так же скрытно, на рассвете, – к Форуму Анния. Правда, тайну выбранного маршрута движения удавалось сохранять только на первых порах. Видимо, весть о приходе долгожданного избавления явилась той искрой, которой недоставало, чтобы пожар мятежа полыхнул во всю силу и стал распространяться со скоростью, опережавшей движение армии восставших. Повсюду запылали усадьбы рабовладельцев, а над ними самими вершились суд и расправа. Сдерживаемые до тех пор страсти вырвались наружу. Пренебрегая приказом своего вождя, повстанцы хватали и насиловали девушек и матрон, «поджигали дома, а многие местные рабы, естественные союзники беглых, тащили добро, спрятанное их господами, и самих их вытаскивали из потаенных мест; гнев и произвол варваров не знал ничего святого и запретного» (Sallust. Hist. III. 98). Подобные дикие выходки сильно вредили Спартаку, подрывая его авторитет среди италийского населения. Он пытался пресекать бесчинства своих воинов и даже велел с почестями похоронить знатную римскую матрону, «которая, не перенеся позора бесчестья, сама лишила себя жизни». Как сообщает Павел Орозий, на ее погребении «устроили гладиаторские бои с участием четырехсот пленников – разумеется, что те, кто должны были бы быть предметом зрелища, стали зрителями – действуя скорее как мастера гладиаторов, нежели как руководители войска» (Oros. V. 24. 3). Впрочем, здесь можно усмотреть определенную долю «черного юмора», особенно если в завещание высокопоставленной дамы было включено требование провести на погребальной церемонии гладиаторские поединки. Видимо, это своего рода перевертывание социальных отношений в виде опыта организации игр с участием гладиаторов-римлян отвечало взглядам бывших рабов на восстановление справедливости. К тому же в условиях периодически возникавших проблем с нехваткой продовольствия пленные становились слишком тяжелой обузой. В любом случае, размах представления был по тем временам потрясающим. Никто до тех пор не слышал, чтобы одновременно сражались 200 пар бойцов. Этот рекорд был перекрыт только через восемь лет, когда Юлий Цезарь, дожидаясь должности эдила, устроил игры в честь покойного отца и выставил на арену сразу 320 пар гладиаторов, одетых в доспехи из чистого серебра. В 56 г. до н. э. Цицерон вспоминал о грандиозных зрелищах, организованных Спартаком, в связи со священными играми, устроенными, как он считал, по его примеру народным трибуном Клодием. «Ты, – обращаясь к нему, говорил Цицерон, – на одни места пустил рабов, а с других согнал свободных» (Cic. De harusp. 12. 22–26).

Война продолжалась, и вскоре развернулось новое сражение, в котором потерпел неудачу еще один римский военачальник – уже упоминавшийся Гай Тораний: его лагерь тоже был захвачен рабами. Это поражение отдало в руки войска восставших почти всю Южную Италию. Снова и снова на его пути вспыхивала жестокая резня, горели загородные виллы и поселения, страшному опустошению, грабежам и кровопролитию подверглись Нола и Нуцерия в Кампании, Фурии, Консенция и Метапонт в Лукании (рис. 30). Захват этих городов позволяет предположить наличие среди рабов специалистов по осадной технике, хотя на данный счет и не существует прямых свидетельств.

Согласно обрывочному сообщению Саллюстия, новой базой армии Спартака стал лагерь, разбитый на обширной равнине среди еще стоявших на полях созревших осенних хлебов (Sallust. Hist. III. 98), где можно было не испытывать никаких проблем со снабжением. Очевидно, в данном случае имелись в виду плодородные земли близ Метапонта, на монетах которого когда-то традиционно изображался колос пшеницы. Мятежники не только собирали припасы, но и ковали оружие, готовясь к продолжению войны. Таким образом, на протяжении целого года римляне несли серьезный урон, а войско Спартака только усилилось за счет продолжавших приходить к нему тысяч беглых рабов, безземельных крестьян и перебежчиков, видимо, из рядового состава вспомогательных римских войск. Орозий отмечал, что после захвата Метапонта под началом у Крикса было 10 000 воинов, у Спартака же тогда было в три раза больше (Oros. V. 24. 2). Аппиан, склонный к весьма вольному обращению с цифрами, особенно в отношении врагов Рима, считал, что общая численность восставших достигла тогда 70 000 человек (Арр. I. 116).

Рис. 30. Действия армии Спартака с лета 73 г. по лето 72 г. до н. э.

Потратив зиму на подготовку новых рекрутов, весной 72 г. до н. э. Спартак «стал уже великой и грозной силой, но как здравомыслящий человек, ясно понимал, что ему все же не сломить могущество римлян, и повел свое войско к Альпам, рассчитывая перейти через горы и таким образом дать каждому возможность вернуться домой – иным во Фракию, другим в Галлию» (Plut. Crass. 9) [49]  [49]Утверждение Плутарха относительно планов Спартака не вызывает особых сомнений у многих исследователей, см., напр.: Утченко С. Л. Цицерон и его время. С. 87; Masaoki Doi. Spartacus uprising and ancient Thracia. P. 13–26.


[Закрыть]. Внешнеполитическая ситуация в этот момент складывалась для Рима крайне сложно, и не один только Спартак занимал умы римских граждан. Этим на первых порах во многом и объяснялись его успехи. Незадолго до бегства гладиаторов из Капуи на востоке началась уже третья по счету война с Митридатом VI Евпатором, отвлекшая на себя значительные военные силы государства во главе с наиболее одаренным римским полководцем Луцием Лицинием Лукуллом. На Средиземном море безнаказанно разбойничали киликийские пираты ^[50]  [50]Киликия – в древности юго-восточная область Малой Азии, служившая базой пиратских кораблей.


[Закрыть], а в результате блокирования ими прибрежных италийских городов, и в первую очередь порта Остии, цены на зерно подскочили так высоко, что в столице стали поговаривать о голоде. В то же время в Испании еще с 80 г. до н. э. велись безуспешные действия против мятежного военачальника Квинта Сертория, который, подчинив своему влиянию испанские племена, сумел создать там своего рода «государство в государстве» с сенатом из 300 римских эмигрантов. Испания стала центром притяжения всех недовольных положением дел в Риме, всех, кто мечтали вернуться на родину победителями. Правда, в 72 г. до н. э. могущество Сертория оказалось подорвано действиями армии Гнея Помпея (рис. 31), но об отводе из Испании римских войск пока не могло быть и речи. Между тем, когда положение серторианцев, располагавших еще достаточно большой военной мощью, осложнилось, в Риме появились слухи об их скором нападении на Италию. Если бы это произошло, вывести восставших за пределы Апеннинского полуострова, конечно, было бы несравненно легче.

Рис. 31. Гней Помпей Магн. Мраморный бюст.

Римский сенат, в полной мере осознав всю серьезность положения, отправил на борьбу с рабами сразу обоих консулов 72 г. до н. э. – Гнея Лентула Клодиана (ок. 114-45 до н. э.) и Луция Геллия Попликолу (ок. 120-60 до н. э.) ^[51]  [51]Эти римские политические деятели и в дальнейшем не раз выступали вместе, в частности, были цензорами в 70 г. до н. э. и легатами Гнея Помпея в войне (67 г. до н. э.) с киликийскими пиратами на Тирренском и Адриатическом побережьях Италии.


[Закрыть]. Такое раньше происходило только в период тяжелейших войн с самнитами и карфагенянами, а в недавнем прошлом – при столкновении с германскими племенами кимвров и тевтонов. Каждый из консулов после произведенного набора солдат вел за собой два легиона, что с учетом вспомогательных войск позволяет определить минимальную общую численность их армий в 30 000 человек. Относительно первого из упомянутых полководцев можно сказать, что это был не самый лучший выбор, поскольку на его счету были только неудачные действия против серторианцев в Испании под началом Гнея Помпея, тогда как Луция Геллия все знали как превосходного оратора и достаточно опытного в военном отношении человека. Кстати, тогда под его командованием служил ставший позднее известным политическим деятелем Катон Младший (95–46 до н. э.) (рис. 32).

Рис. 32. Катон Младший (Утический). Бронзовый бюст I в. до н. э.

Он вступил в армию Попликолы добровольно, что для представителей «золотой молодежи» того времени было большой редкостью, из-за своего сводного брата, Квинта Сервилия Цепиона, назначенного на должность военного трибуна. В биографии Катона Плутарх приводит некоторые детали этой кампании, отчасти объясняющие причины постигших римлян неудач и на контрасте с его поведением демонстрирующие состояние римской армии на тот момент: «…начальники вели войну плохо, все же среди изнеженности и страсти к роскоши, которые владели тогда солдатами, он обнаружил такое умение повиноваться, столько выдержки, столько отваги, неизменно соединявшейся с трезвым расчетом», что «Геллий отметил его наградами и славными почестями» (Plut. Cat. 8).

В ходе военной кампании каждая консульская армия должна была решать самостоятельную задачу без реального единого командования, хотя, как говорил Наполеон, в данной ситуации один плохой генерал лучше двух хороших. И в этом он был абсолютно прав, так как разделение всего войска на две части, двигавшиеся различными путями, подвергало ту из них, на которую обрушились бы главные силы противника, чрезвычайному риску. План консулов, насколько об этом можно судить по развитию событий, заключался в согласовании действий против Спартака, с тем чтобы вернее зажать его в клещи у побережья Адриатического моря в районе Гарганского полуострова. Эта местность славилась коневодством и овцеводством, а также тем, что в изобилии производила зерно и плоды. Следовательно, можно было полагать, что восставшие задержатся там на неопределенное время. Лентул, судя по всему, двинулся самым коротким путем по Via Tiburtina Valeria, протянувшейся на расстояние около 200 км через Апеннины до города Атерн (совр. Пескара) на побережье Адриатики, тогда как Геллий – в юго-восточном направлении по Аппиевой дороге через Капую и далее по долине реки Ауфид (совр. Офанто) в Апулию – туда, где в 216 г. до н. э. у г. Канны римляне потерпели сокрушительное поражение от карфагенского полководца Ганнибала. Через десять дней после выступления в поход при средней скорости передвижения 35 км в день оба консула должны были оказаться у намеченной цели на небольшом расстоянии друг от друга. Сведения о передвижении вражеских армий, видимо, заранее стали известны командирам повстанцев из рассказов перебежчиков и донесений собственных разведчиков, и чтобы избежать разгрома основные силы под командованием Спартака скрытно двинулись ускоренным маршем в северо-западном направлении. При этом от них отделился двадцатитысячный отряд Крикса (Liv. Per. 96) ^[52]  [52]В отличие от Тита Ливия, в рассказе об этих событиях Аппиан приводит явно завышенную численность войска Крикса – 30 000 человек (Арр. Bell. Civ. 117).


[Закрыть], занявший на поросших лесом пологих склонах горы Гаргана выгодные во всех отношениях позиции (рис. 33). Они находились примерно в двух днях пути от устья Ауфида и в 25 км к востоку от дороги, по которой должны были пройти легионы под командованием Геллия. Тем самым создавалась потенциальная угроза для их правого фланга или тыла в случае продвижения вперед. Предполагать в такой сложный момент, когда больше всего требовалось единство руководства, сознательный раскол в армии рабов из-за принципиальных разногласий между ее вождями ^[53]  [53]См., напр.: Мишулин А. В. Восстание Спартака в Древнем Риме. С. 144; Хёфлинг Г. Римляне, рабы, гладиаторы. С. 119.


[Закрыть]нет никаких оснований. Скорее всего, действия Крикса, якобы вышедшего из подчинения, были намечены заранее для достижения тактического преимущества [54]  [54]Ср.: Brisson J. P. Spartacus. Р. 212–218.


[Закрыть]. В случае разгрома восставшими сил под началом Лентула, армия Геллия, следуя вдоль Адриатического побережья, могла сама оказаться между двух огней.

Рис. 33. Вид на западный склон горы Гаргана.

Спартак нарушил все расчеты своих противников. Стремительно преодолев путь до выхода Via Tiburtina Valeria к Атерну, он успешно реализовал первую часть своего плана. Судя по всему, предпринятое затем нападение на два легиона Лентула в тот момент, когда они еще не завершили свой путь через Апеннины (Flor. III. 20. 10), стало для римлян полной неожиданностью. Сражение с Лентулом должно было начаться, когда войско Геллия находилось в пяти днях пути от горы Гаргана. Эта гора отстояла от Атерна на довольно внушительное расстояние, около 160 км. Таким образом, при удачном исходе дела Спартак вполне мог успеть оказать помощь Криксу. Его основная задача, очевидно, заключалась в том, чтобы с далеко не самой боеспособной частью войска, не вступая в открытый бой, продержаться необходимое время в укрепленном лагере.

Планируя сражение с Лентулом, Спартак явно рассчитывал, что в условиях пересеченной местности не сработает применявшаяся римской армией тактика «парового катка», когда легионеры, сражаясь в сомкнутом строю, все сметали на своем пути. В данной ситуации без достаточных вспомогательных сил они оказывались беззащитными против сплоченных действий противника. Римляне явно поленились выслать вперед разведчиков и попали в ловушку. Предводитель гладиаторов и рабов сначала разбил неудачно пытавшихся окружить его легатов Лентула, а затем, когда они совершенно утратили инициативу, захватил и весь его обоз.

При реконструкции возможного хода этого сражения нужно помнить, что на марше консульская армия следовала определенному порядку. Обычно впереди двигались вспомогательные войска, затем первый легион и его обоз, потом второй легион со своим обозом и, в качестве арьергарда, снова солдаты вспомогательных войск. В случае опасности атаки справа обоз размещали слева от колонны и наоборот, если угроза возникала с другой стороны. На пути через горы армия Лентула неизбежно должна была растянуться на расстояние около 15 км ^[55]  [55]Ср.: Дельбрюк Г. История военного искусства. С. 38.


[Закрыть]. Соответственно, скорее всего, она подверглась внезапному нападению одновременно на разных участках. При этом воины Спартака могли уничтожать отдельные подразделения римлян и исчезать среди холмов в случае попыток римлян совершить обходной маневр и окружить их. В этой ситуации легионы не могли действовать эффективно, и командование постепенно теряло контроль над ними. Обоз, для прикрытия которого войска обычно сосредоточивались более плотно, видимо, был атакован в нужный момент из засады и захвачен собранными в единый кулак силами восставших. Острота ситуации заключалась в том, что командующий в окружении своей личной охраны следовал сразу за обозом, потеря которого могла породить панику в связи с возможной смертью полководца.