Текст книги "Реквием по мечте (СИ)"

Автор книги: Владимир Корн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 10

«Все-таки какие же здесь попадаются красивые места! – чтобы отвлечься от долгой и изнуряющей ходьбы, размышлял я. – Взять хотя бы вон тот остров. Сфотографируй его, и получится такая завораживающая картинка, что можно использовать для буклетов морского курорта без всякой обработки. Достаточно добавить надпись. Причем любую, настолько хорош сам пейзаж. И пусть деревья напоминают земные пальмы лишь отдаленно, от этого они еще больше экзотичны и притягательны. Песок светлый-светлый, почти белый, небо голубое, и совсем не выгоревшее от жары. И действительно синее море. Красиво. И настолько же опасно».

Ведь именно подобные острова следует обходить далеко стороной, поскольку в таком красивом на вид песке водятся создания, которые любят прокусывать кожу, чтобы отложить в человеческой плоти личинки. Нет, они, конечно же, далеко не геламоны, которые заодно и парализуют жертву, но тоже стоят того, чтобы держаться от них как можно дальше.

При воспоминании о встрече с геламонами, меня невольно передернуло. Все что угодно, только не это. Лежать, не имея возможности пошевелить даже пальцем, зная, что внутри тебя копошатся твари, которые в скором времени вырастут, и найдут себе путь наружу. Напрямик, через любые органы, которые попадутся им по пути, и на все уходит примерно неделя.

– Устал? – участливо спросила Лера. Которая приняла мои телодвижения за проявление усталости.

Я улыбнулся ей ободряющей улыбкой. А заодно и Дарье. Конечно же, устал. Но ни за что не признаюсь. Третий день тяжелого пути к источнику пресной воды, вымотает любого. Заросли, трясины, бесконечные протоки между островами… И все это на фоне ужасающей жары, и опасностей, которыми кишат острова. Но как бы там ни было, нам повезло, когда удалось обнаружить среди останков «Контуса» запас воды, который давал хоть какую-нибудь уверенность в том, что нам удастся добраться до источника. Иначе даже не представляю, что с нами стало бы уже сейчас.

Перед нашим выходом, я попросил девушек все время держаться рядом со мной, поскольку Грек недвусмысленно дал понять, что за их жизни отвечать именно мне. Сам он, прокладывая путь, пойдет первым, и вслед за ним должен идти человек куда более опытный, чем Даша. Ну а мы втроем займем место в середине цепочки. Два эмоционала, и девушка, которую люблю.

Заодно я размышлял о том, что как же все-таки изменила меня жизнь! Не так давно, буквально перед тем как сюда угодил, наша кошка родила котят. Они подросли, и настала пора разлучать их с матерью. И как же мне было жалко эти крошечные комочки, едва не до слез! Я готов был забрать котят у их новых хозяев, отлично понимая, что в новых домах им будет нисколько не хуже. Но теперь, по истечению каких-то считанных месяцев, способен убить человека. Только по одному подозрению, что он представляет для меня опасность. Вероятно, прав Слава Проф в своем утверждении, что от животного мира нас отделяет лишь тоненькая пленочка. Которая легко рвется, и тогда наружу вылезают все наши звериные инстинкты, где самый главный из них – стремление выжить, выжить любой ценой. И еще мне запомнилось вот что.

– Почему-то многими считается, что человечество двигает вперед наука, – Слава, когда начинает что-то рассказывать, всегда горячо жестикулирует. – Мол, наука развивает технологии, и, как следствие, развивается само человечество. Лично я убежден – совершеннейшая чепуха! Культура – вот что нами движет! Именно благодаря культуре мы стали тем, чем являемся сейчас, и кем станем в дальнейшем. Считаю, история нашей цивилизации началась не с рубила, не с умения приделать к палке каменный наконечник или развести в пещере костер, а с рисунка на ее стенах. Наука – это всего лишь рычаг, и находится она в руке, которая называется культурой. Именно культура и создала ту отделяющую нас от животных пленку, но не технологии, какими бы высокими они ни были.

– Странное заявление от человека, который собирается посвятить всю жизнь науке, – заметил тогда Янис. – Или собирался.

Он был прав. Чем-чем, но наукой Вячеславу заниматься здесь точно не придется, на Землю еще нужно вернуться, и теперь уже непонятно как.

Мы только что преодолели разделяющий острова очередной проливчик. Неширокий и неглубокий, но с таким вязким дном, что пришлось изрядно помучиться. Задержались на какое-то время, чтобы дать себе небольшой отдых. Сидели молча, экономя силы даже на разговорах. После чего Грек с Гудроном поднялись на ноги, и исчезли в зарослях. Едва только остальные успели последовать вслед за ними, как откуда-то из глубины «зеленки» послышался рев Гудрона:

– Контакт!

И сразу же раздались выстрелы, много выстрелов, целая перестрелка.

– Нет ничего поганее, чем встречный бой в «зеленке», – однажды рассказывал Борис. – Когда все происходит неожиданно, когда ты не знаешь, сколько их и где они. Но самое сложное в том, что ты понятия можешь не иметь – где свои, а где чужие.

Особенно непонятно было стать сейчас, когда противник не в мундирах вражеской армии.

Он может быть одет точно также, как любой из наших, и секундное замешательство при идентификации, будет стоить жизни.

Все происходило рядом, и я не знал, что мне делать. Бросить девушек, и броситься им на помощь? Туда, где единственный человек, или даже выстрел может переломить ситуацию в нашу пользу. Эти люди не родину защищают, чтобы держаться за каждую пядь земли. Получат урон, убедятся, что победа им дастся немалой ценой, и тут же уйдут.

Но приказ Грека звучал недвусмысленно: я полностью отвечаю за Дашу и Леру. Стрельба и не думала прекращаться, ее интенсивность даже увеличилась. Был отчетливо слышен чей-то истошный вскрик, стон, возня, сопровождаемая злобной руганью, как будто дело дошло уже до рукопашной. Рыча от бессилия, с оружием наготове, на коленях, я крутился по сторонам, а девушки вжимались в землю, испуганно вздрагивая всем телом при каждом новом выстреле или крике. В тот самый миг, когда вся моя выдержка закончилась, и я вскочил на ноги, чтобы броситься на помощь, враг нашел меня сам.

«Котят тебе жалко, говоришь?!» – в тот миг почему-то думалось мне, когда руки сами наводили оружие, а палец нажимал на спусковой крючок.

Стреляя от бедра, нисколько не опасаясь, что промахнусь, и цель у них для всех была одна – животы. И попасть проще всего, и боль от мягкой свинцовой пули ружья двенадцатого калибра придет такая, что им уже точно будет ни до чего на свете. Кроме раздирающей внутренности боли. Все трое, они корчились у моих ног, когда я на миг задержался рядом с ними.

Уже отдалившись на добрый десяток шагов, в голове мелькнула мысль: «Жадры! Если у них они есть, а те имеются наверняка, жадры притупят им боль настолько, что какое-то время они смогут действовать». И тогда мне пришлось вернуться, чтобы добить. Вернуться вовремя: один из них успел прийти в себя настолько, что едва не встретил меня выстрелом. Потом потерял еще какое-то время на перезарядку: теперь из восьми патронов в магазине, оставалось только два. А стрельбы даже не думала заканчиваться, лишь передвинулась куда-то вглубь острова.

Первым, кого я увидел, был Гудрон. Он сидел скособочившись, и из-под пальцев, которые он прижимал к боку, сочилась кровь.

– Молодчина, Игорь! – встретил он меня. – Твоя "бенелька" работала? Трое их было?

– Трое, – удивляться тому, что Борис смог определить кто стрелял, из чего стрелял, и в скольких стрелял, было некогда: куда важнее была его рана.

– В самом начале зацепило, – страдальчески поморщился он. – Старею, наверное.

– Сейчас перевяжу, – сказал я, рывком извлекая бинты из кармана поясной разгрузки.

– Пусть лучше уж девушки. У них ручки нежные, – глядя мне за спину, и через силу улыбаясь, отказался Гудрон.

Дарья с Лерой, именно там и оказались – сзади меня. По-прежнему испуганные, с оружием, которое могло принести больше бед, чем пользы, но обе. – А ты помоги… тем, кто остался.

«Вот даже так! Значит, кого-то уже нет в живых», – мысль заставила меня нестись на теперь уже далекие выстрелы ещё быстрее.

На мертвое тело Паши Ставрополя я наткнулся практически сразу же. Он и сейчас походил на Демьяна больше родного брата, и, если бы не усы, за него бы я Павла и принял. Спина у него оказалась разворочена близкими выстрелами, и на светлой футболке остались опалины от пороха. Там, где она не промокла от крови. Его левая нога была согнута там, где совсем не должна сгибаться.

Наверное, все выглядело так. Пуля попала ему в голень, перебив кость. Павел в горячке боль не почувствовал, сделал очередной шаг, и раненая нога не выдержала вес тела. Затем он пытался уползти – обе ладони сжаты в кулаки, из которых торчит трава, но его догнали уже ползущего, расстреляв в спину. Сам же я в это время торчал рядом с девушками, старательно морща лоб: может, стоит побежать на помощь? И пока его морщил, Пашу убили.

И еще Глеба Малышева. Малыша, на тело которого наткнулся через несколько шагов. Наверное, далеко не самого смелого человека. Но всегда готового помочь даже без всякой просьбы. Глеб успел прихватить с собой одного, вот он валяется рядом с ним, едва не уткнувшись мордой ему в ноги. Кого-то еще ранил, поскольку вон те брызги крови, наверняка не могут принадлежать ни ему, ни тому, кто лежит с ним рядом. Может, он и убил его: где тут разберешь, от чьей руки именно сдох тот чужак поодаль? Но убей Глеб даже их всех, самого Малыша уже не вернуть.

Я бежал так быстро, как только мог. Совершенно не опасаясь, что в любой миг из-за ближайшего куста вдруг грянет выстрел. Который развернет на бегу и уронит лицом на землю. Все еще толком не просохшую после недавнего прилива. Где на ней то и дело попадались пучки увядающих водорослей. Нет, я боялся не выстрела – того, что увижу мертвым кого-нибудь еще.

Несколько чужих тел, мне уже успели попасться. Я перепрыгивал их на ходу, и одному из них даже наступил на руку. Бежал, и боялся увидеть. И увидел. Грек, который прошел в жизни все, что в ней только можно пройти, за исключением тюрьмы как Боря Гудрон, смог забрать с собой сразу троих. Возможно, и даже наверняка, на его счету их было куда больше, но именно эти валялись недалеко от него. Грек точно был мертв, поскольку у живых, но потерявших сознание людей, не может застыть на лице оскал. Страшный оскал, такой бывает у матерых волков, которых окружили со всех сторон. И которые уверены, что им уже не уйти, и потому твердо решили забрать как можно больше чужих жизней. И тогда я сам взвыл как волк. Громко, протяжно, тоскливо. Обратив лицо с разинутой пастью в безмятежное, и глубоко ко всему равнодушное, голубое-голубое небо.

Славу, Трофима, и Демьяна с Артемоном, я обнаружил издалека. Живыми. Они сидели на камне недалеко от протоки, берег которой густо зарос кустами. Как будто бы целы все. Если не принимать во внимание повязку на руке Яниса, которой раньше не было. Но судя по тому, что он не морщился, и не сжимал жадр, ничего серьезного. Слава с Трофимом раздвинулись, уступая место.

– Грек погиб. Еще Паша Ставрополь и Малыш.

Судя по неизменившимся лицам, смерть никого из троих новостью для них не стала.

– Гриша Сноуден тоже, – сказал Трофим. – Его самого первого, он даже выстрелить не успел.

– Еще Бориса зацепило. Не знаю правда, насколько серьезно.

– Мы бы все там и легли, если бы не он и не Грек. Вовремя они их увидели. Девушки целы?

– Борисом занимаются.

– Их не должно много остаться. Человек пять-шесть, – Янис все же покривился от боли.

Плевать, сколько их осталось, после пересчитаю.

– Трофим, прогуляемся?

Он сразу понял, какую именно прогулку я ему предлагаю. И даже кивать в знать согласия не стал, молча поднявшись на ноги. Ну вот и отлично: в компании будет повеселей.

– Проф, Янис, Демьян, возвращайтесь к Гудрону. Когда вернемся, сделаем так, чтобы все было по-человечески.

Черта с два я отсюда уйду, пока у всех четверых не появятся отдельные могилы. Причем в таком месте, куда не достанут ни прилив, ни падальщики. Но только после того как сделаю то, что обязан.

Догнали мы их довольно быстро. Пятеро фигурок мелькнули среди кустов, отчетливо видимые на светлом песке. Один из них сильно прихрамывал, но шел бойко, стараясь не отставать от своих спутников. Я даже на бег переходить не стал, настолько был уверен, что обязательно их настигну.

– Трофим, дай-ка свой карабин.

Мы знакомы с ним уже больше месяца, но я до сих пор понятия не имел: Трофим – это его имя, сокращение от фамилии, или кличка, которая не имеет отношение ни к тому, ни к другому, ни к отчеству. У его СКС отличный бой, мне однажды приходилось им пользоваться, а сейчас дистанция точно не для собственного гладкоствола. Он протянул, и лишь затем спросил.

– Уверен?

– Да.

Не промахнусь. Вообще-то у меня совсем не злой характер. И нисколько не кровожадный: вон, даже кошку с котятами жалко. Но все эти люди умрут в страхе, и только первый из них нет. Он даже понять ничего не успеет. Наверное, так делать не стоило. Но в самом начале, еще после первых выстрелов, я отчетливо слышал, как Грек предложил им разойтись мирно. Они не захотели, посчитав, что сумеют убить нас всех. И потому я считал себя вправе.

– Они могут вывести нас…

– Сами найдем, – зло перебил я Трофима, вскидывая карабин к плечу, и практически сразу же выстрелив в мелькнувший среди кустов силуэт. Полностью убеждённый в том, что, не промахнувшись, а пуля войдет точно в то место, куда и хочу: во впадину в нижней части черепа, там, где шея соединяется с головой.

Трофим, конечно же, прав: эти люди где-то должны базироваться. Наверняка у них найдется лодка, а то и вовсе катер с мотором. И еще у них должна быть вода. В бочках, канистрах или в виде источника, что тоже не исключено. Куда разумней было бы выследить, все разузнать, проанализировать, составить план, а уже затем… Разумней, но не правильней. Потому что месть моя не желает остывать даже самую чуточку.

Тот, которого я выбрал целью упал, а остальные, на миг замерев от неожиданности, бегом скрылись из виду. Убежали, не убедившись в смерти своего товарища, и даже не попытавшись отомстить. Бегите, бегите, смерть придет и за вами!

–Игорь, нам желательно взять правее, – мягко заметил Трофим. – Впереди местность, где мы будем на виду издалека.

«Возьмем, – кивнул я, – обязательно возьмем». Собственно, именно для такой цели и попросил его составить мне компанию. Потому что мне, в моем состоянии, точно не будет хватать холодной рассудочности. Хотя откажись он – отправился бы один.

Мы обошли голую низину стороной, поднялись на возвышенность, заросшую густым кустарником, снова спустились вниз. Шел я в полный рост, не пригибаясь даже в тех случаях, когда необходимо было перебраться от одного укрытия к другому, только смотрел, и слушал. Не так давно, когда мне вынужденно пришлось путешествовать в одиночку в джунглях чужой планеты, имея из оружия только наган с единственным патроном и складной нож, сама жизнь заставила научиться правильно смотреть и слушать. Смотреть и слушать. Ведь от правильности зависела моя жизнь. И потому сейчас я просто шел.

Размышляя о том, что месть, оказывается, чрезвычайно сладкая штука. Чрезвычайно. Убивая ненавистного тебе человека, убиваешь не только его самого. Ты уничтожаешь целую Вселенную, которая в нем заключена. Со всеми ее надеждами, чаяниями, мечтами, воспоминаниями, и всем остальным прочим, которого бесконечно много. По словам Славы Профа, наш мозг по своей сложности нисколько не уступает устройству Вселенной, и даже, вполне возможно, превосходит ее. Не так давно, одну я разрушил. Как разрушу еще, и при этом буду испытывать ни с чем не сравнимое удовольствие.

Как испытаю сейчас. Карабина Трофима снова дернулся в моих руках. На результаты я даже смотреть не стал, досылая патрон в патронник. Потому что наверняка знал – разрушена еще одна.

Трофим покачал головой. То ли в полной мере оценив мой выстрел. Когда на предельной дистанции, фактически навскидку, единственным выстрелом, я угодил точно в цель. То ли по какой-то другой причине.

– Игорь, они не будут убегать вечно. На их месте, я бы устроил засаду вон там.

Горка как горка, ничем не примечательная, таких здесь полно. Но доверять ему можно без всяких оговорок.

– Как их лучше обойти, чтобы оказаться сзади? – только и спросил я.

– Следуй за мной. И ради бога, Игорь, пригнись!

– Хорошо.

Не так давно, еще на «Контусе» слушая треки в своем телефоне, мне пришла в голову такая мысль: «Вечность говорит с нами языком музыки». Не помню чье это, и существовало ли оно когда-нибудь прежде, но мне самому мысль показалась чрезвычайно правильной. Нет, ну а чем же еще может разговаривать с нами вечность, кроме того языка, который доступен всем?

Мы с удовольствием слушаем музыку, которой уже много столетий. Пройдут века, тысячелетия, или даже тысячелетия тысячелетий. Сменятся народы, умрут одни языки и появятся другие, но вся та музыка, которая родилась много-много лет назад, по-прежнему будет понятна нам и близка. Не нам самим – нашим далеким потомкам. Знать бы еще, что именно вечность пытается ею сказать.

Если разобраться, любая музыка – всего лишь звуковые волны в определенной последовательности. Ее не существует без нас, она становится музыкой только в нашей личной Вселенной – мозге. У каждого в своей. Пока в нее не попадет, она остается лишь волнами, но не там. Что это, если не чудо, волшебство? Или язык вечности. Не самые правильные мысли, когда подкрадываешься к людям, которых страстно желаешь убить. Но других у меня и не было.

– Трое их, – прошептал Трофим.

– Вижу, – сказал я, прижимая приклад к плечу и вставая в полный рост: так мне будет удобнее. – Надеюсь, они последние.

Один из них все же ушел. Этого не должно было произойти, но это случилось. Не знаю, что стало тому виной, но точно не я сам. И глаз не подвел, и рука не дрогнула, в общем, не знаю.

– Жди! – сказал Трофим, перед тем как исчезнуть в «зеленке».

И я согласно кивнул: буду ждать. Потому что все куда-то ушло, сменившись на полную опустошенность, места в которой не нашлось ничему. Ни мыслям, ни желаниям, ни раскаянию за разрушенные Вселенные, ни даже слуху и зрению. Обнаружь меня кто-нибудь в тот самый момент, ему было бы чрезвычайно легко со мною расправиться.

– Игорь! Игорь!!! – я очнулся от того, что Трофим тряс меня за плечо. – На вот, попей.

Фляжка была не его. Такая же алюминиевая, как и у всех нас, но не в суконном чехле.

К тому же воды в ней оказалось до самого горлышка. И еще, о чудо! Сама вода оказалась прохладной. Я пил, разглядывая пленника. Стоявшего на коленях мужика лет тридцати, с заросшим лицом, в замызганной армейской форме, и с глазами, в которых метался ужас. И еще в них была крохотная надежда: ну а вдруг все обойдётся? Вдруг?!

Нет, не обойдется. Хотя могло бы. Если бы не тот самый ужас в глазах. За жизнь нужно бороться, а он тебя сковал, наполнил безысходностью, и заставил покориться судьбе. А ведь у тебя был шанс, пусть в случае с Трофимом и крохотный. Но он был! Ты мог бы попытаться его убить. Но ты даже не пытался, иначе выстрелы я бы точно услышал. И потому теперь шансов у тебя уже нет.

Но что произошло со мной самим? Куда подевались все мои инстинкты самосохранения, которые заставляют нас бороться за жизнь до самой последней возможности, и уходят только тогда, когда ресурсы организма полностью истощены? Вряд ли мне удастся найти ответ. А Трофим рассказывал.

– Иду я себе, вдруг вылетает он из кустов, и кричит мне в самое ухо: дядя Сережа, сейчас я вам все расскажу! И прежде всего, зачем мы на вас напали. Правду ведь говорю? – подмигнул Трофим пленнику. Тот закивал так часто и отчаянно, как будто одно только это могло спасти ему жизнь.

И еще Трофим ткнул ему пальцем куда-то в район правой лопатки. Удивительно, но пленник повел себя так, как будто ему со всего маха ударили носком обуви куда-нибудь в печень: лицо его исказилось болью, а сам он завалился набок.

Самому мне известно штук двадцать точек на человеческом теле, при воздействии на которые, придет сильнейшая боль. Не всегда точное их местонахождение, и некоторые, чтобы показать, пришлось бы нащупывать. Но ни одна из них даже близко не расположена там, куда ткнул его Трофим. Или Сергей, как он сам недавно оговорился. Я посмотрел на спину пленника, удачно повернутую ко мне: возможно, у него там рана? Иначе, откуда бы такая реакция? Затем на пустые руки Трофима. Ладно, оставим на потом.

– Мне интересно единственное, – обратился я к страдальцу, который уже начал приходить в себя. – Почему вы на нас напали?

Чтобы убрать в чем-то возможных конкурентов? У них есть заказ на мою голову? На чью-то еще? Они узнали Грека, которого считают своим врагом? И услышал торопливый ответ.

– Телки у вас, – и торопливо поправился. – Девушки. Чинзано прибежал сам не свой, и давай рассказывать: «Там какие-то люди прутся, их немного, и, если сделать все по уму… Точно ведь всех положим!» А Вася Карабас ему в ответ: «Ну и на хрен они нам нужны? Ради чего своими шкурами рисковать?». И тут Чинзано выдает: «Чиксы у них классные, целых две штуки! Сиськи, фигурки – полный отпад! Нам здесь долго торчать, так что бабы точно не помешали бы» После этого все и завертелось. Нет, сам-то я категорически был против! – куда торопливее закончил он.

«Охотно верю, – кивнул я. – Именно так ты своим и сказал. А затем долго еще убеждал, но никто тебя не послушался».

Я посмотрел на Трофима, чтобы увидеть ответный взгляд. Все произошло не случайно: мы попали в засаду. Теперь, когда нас стало меньше, кто сможет заверить, что подобного больше не повторится? По той же самой причине? Никто. Затем Трофим скосил взгляд на пленника: что будем делать с ним?

«Что хочешь. Можешь даже на нем жениться», – пришла откуда-то злая мысль, пусть злиться на него у меня не было абсолютно никаких оснований.

Мне он больше не интересен. Но убивать его не буду, давай уж сам. Не так давно пришлось убить нескольких. И все-таки у всех у них был шанс. Если разобраться, шанс куда больший чем у меня самого.