Текст книги "Лулу"

Автор книги: Владимир Колганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Мадемуазель, мои самые искренние сожаления! Не будь при должности, пригласил бы вас отужинать в нашем ресторане. Надеюсь, что сандалии на босу ногу вас не очень-то смутят?..

Однако размечтался! По счастью, подобные обстоятельства возникают здесь довольно редко, даже и не припомню, когда в последний раз…

Вообще-то дамы у нас есть свои, и, кстати, не самого худшего свойства, уж вы поверьте моему слову. Те же, что приходят с кавалерами, как правило, ничего примечательного собой не представляют. Раздень их догола, и что останется? Востроносое личико, не вполне сформировавшаяся грудь да неуемное желание преподнести себя как нечто выдающееся. Будь у меня такая уникальная возможность, я бы и этим кое-что сказал:

– Поймите, леди, вы даже на гарнир к порционному омару не годитесь! Примерно так ощипывают курицу прежде, чем сварить из нее бульон. На скромную роль смазливой коротконожки, очередной девушки «Плейбоя» ни одна из вас не выдержит экзамен, скинь вы со своего возраста хоть десяток лет. И не мечтайте, разлюбезные владелицы «лексусов» и «мицубиси»!

Впрочем, во избежание неуместных кривотолков, чреватых отстранением от должности, спешу внести необходимую ясность и сразу же оговорюсь, что все выше сказанное не более чем неизбежные издержки моей нынешней профессии, особенно присущие людям пожилого возраста. Ну в самом деле, отчего не побрюзжать? Но и на то, как водится, есть достаточно веские причины. Вы не поверите – однажды в незапамятные времена такая вот жадная до плотских шалостей девица в порыве жуткой страсти едва не откусила мне нижнюю губу… Словом, и в мыслях не было над кем-то поглумиться. А причины… причины столь нелицеприятных откровений не очень старого брюзги по большей части вот из чего проистекают.

Есть такое понятие – леность ума. Откуда что взялось, то есть почему вамименно это предназначено, тут каждый должен разобраться сам. Скажу лишь, что меня способно довести до столь безрадостного состояния только равнодушие. Когда не нахожу ни смысла, ни понимания, когда я сам словно бы растение в глиняном горшке, часами прозябающее на подоконнике в ожидании поливки. Мне солнце полагается видеть только через мутное стекло окна, дышу я выдохами и испарениями хозяев, а уж на то, чтобы кто-нибудь спросил, что у меня творится на душе, рассчитывать и вовсе не приходится. Увы, привычное состояние засиженного мухами, полузасохшего цветка… Так вот, для того чтобы разбудить лениво дремлющий, но еще вполне дееспособный разум, нужна причина. Злость! В основе злости – инстинкт самосохранения, а уж угроза более или менее достойному существованию кого угодно выведет из умственной дремоты. Кто-то полезет в подпол доставать загодя припрятанный обрез, кто-то на митингах срывает голос до хрипоты, кто-то готов угомониться, с особым «пиететом» обругав власть на виртуальном форуме. Ну а я… я вот устроился на службу, безумно тягостной и бесконечно долгой ночью находя сомнительное удовольствие в том, чтобы одних с почтением пускать, других до времени придерживать у входа, а прочим и без того должно быть ясно: ВСЕ ЭТО НЕ ДЛЯ ВАС!

На самом деле я не такой уж злой. И напрасно обожатели взаимных комплиментов время от времени упрекают меня в излишней жесткости и чуть ли даже не в злорадстве. Скажу вам больше: некоторые дамы склонны признавать, возможно в оправдание собственных, не всегда достойных упоминания легкомысленных поступков, что иногда и я бываю на редкость обворожительным – да, именно так! – обворожительным и остроумным. И даже под настроение могу нечто задушевное изобразить, подпевая вполголоса тому, что тремя пальцами трендыкаю в меру своего скромного таланта на гитаре. Однако публика – в восторге! Во всяком случае, та единственная дама, для которой я пою…

Но гораздо чаще случается не так и будто что-то ломается во мне. Ни с того ни с сего внезапно ухожу в себя, глаза тускнеют, голос становится невыразительным, и все лицо словно бы вытягивается в гримасе уныния и вопиющей заурядности… Впрочем, и с этим признанием я поторопился. А между тем…

Глава 3
Когда наступает уик-энд

А между тем события, случившиеся с вами прежде, кажутся иногда кошмарным, кем-то выдуманным сном. В другие минуты вызванное из закоулков памяти воспоминание способно лишь рассмешить, как фраза из забавного анекдота, услышанного ненароком. А бывает так, что оказываешься в состоянии произнести одно лишь слово «Ах!»… и больше ничего. Потому что изменить свершившееся уже нельзя, а по поводу того, что было бы, поступи ты по-другому, остается лишь строить догадки и ругать, ругать себя за мнимую нерасторопность и не ко времени возникшее будто бы благонравие души. Вот и в этот вечер…

По пятницам у нас устраивают аукционы. Все начиналось когда-то с бутылки выдержанного виски на католическое Рождество и кресла-каталки, которое доставалось наиболее упившемуся посетителю, а уж таких было немало. Как правило, счастливцем оказывался тот, кто попросту лыка не вязал, а то и вовсе пребывал в продолжительной отключке. Надо полагать, в последнем случае интересы победителя представляла заботливая жена или же не в меру алчная подруга. Вот уж подфартило! Что ж, от халявы даже вполне успешная бизнес-леди не откажется. Тем более если речь идет всего лишь о частичной компенсации довольно внушительных затрат на возлияния, которые последовали сразу вслед за тем, как наш «герой» продулся в пух и прах в американскую рулетку!

Со временем хозяева переориентировались на живой товар. Нет, только не подумайте чего… Или вы уж совсем без чувства юмора? Так вот, кто больше всех заплатит, тому и достанется выставленная на продажу барышня, причем в полное рабовладение до самого утра. Распоряжайся, пользуйся – это, конечно, если сможешь! – но не позднее заранее оговоренного часа изволь вернуть прелестное создание на то самое место, откуда взял. Причем в более или менее приличном виде, иначе придется солидную неустойку заплатить. Короче, все по справедливости! Однако обычно проблема состояла в том, чтобы найти для аукциона подходящий «лакомый кусочек», способный не только возбудить уже слегка подвыпившую публику, но и заставить ее изрядно раскошелиться, иначе ставки составляли более чем скромную величину, грозя изрядно пошатнуть и без того не слишком привлекательный в последнее время имидж заведения. И в самом деле, чего ж тут может привлекать, если солидные клиенты обречены все время пялиться на своих подмазанных, подтянутых, подкрашенных подруг, которые и без того обрыдли до полной невозможности. Я словно бы слышу их настойчивые голоса:

– Нет уж, ты подавай нам свеженькое! А уж за ценой мы, как водится, не постоим.

Вошедшая пара сразу привлекла мое внимание, тем более что компьютер стыдливо промолчал, так и не выразив желания подсказать, с кем предстоит иметь дело на этот раз. Видимо, заграничная машина была не в состоянии вообразить, будто такое в принципе возможно, – ну что поделаешь, если не случалось в ее практике подобных обстоятельств. Пожалуй, и в этом случае придется рассчитывать только на себя.

Сразу скажу, что рассматривать входящего клиента – не самое приятное для меня занятие. И что за мужики теперь пошли – плечи узенькие, головки маленькие, бывает, что смотрю и чуть не плачу! Да, кепок моего размера с недавних пор уже не шьют, надо полагать, в связи с ненадобностью, то есть из-за отсутствия какого-либо спроса. Вот и этот гражданин – хоть и умеренно широк в плечах, но с удивительно маленькой головкой. Успокаивало лишь предположение, что она еще растет. Я отчетливо представил себе, как раздвигаются лобная и теменная кости, как набухает мыслями по-юношески девственный, не испорченный вульгарными знаниями мозг и его речевой отдел, уже вполне укомплектованный тем, что ненароком позаимствовано из бесед со сверстниками во время перекуров в туалете, начинает нескончаемый, никем не прерываемый, велеречивый и вместе с тем насквозь пронизанный практической направленностью разговор. Но это было, судя по всему, предметом отдаленного будущего. Сейчас же передо мной стоял довольно рослый юноша в защитного цвета куртке с надписью «Стройотряд» и даже его линялая футболка хранила на груди свидетельство небывалого энтузиазма, оформленное в виде емкой фразы. «Даешь!» – вот именно так и было там написано. При этом всякий малоподготовленный читатель оставался в крайнем недоумении по поводу скрытого смысла столь откровенного признания:

– А что же такое он намерен здесь забрать?

И в самом деле, вряд ли на трезвую голову кому-нибудь могла явиться мысль, будто надумал сей юноша экспроприировать все, что только под руку ему ни подвернется. А впрочем, черт с ним, куда больший интерес в тот момент вызывала у меня его подруга.

Бывает так, что, утомленный зрелищем безликой, бессмысленной толпы, ты ничего уже не ждешь, то есть, почти зажмурившись, смотришь на входящих посетителей, словно бы оцениваешь абсолютно не одушевленные предметы. То есть фиксируешь наличие ушей, цвет губ, покрой костюма, форму носа… Признаться, вся эта псевдоаналитическая дребедень уже изрядно мне поднадоела. Но вот посреди парада мужеподобных барышень и человекообразных мужичков, манишек, смокингов, штиблет и остроносых туфель на о-о-очень высоких каблуках, среди фальшивых драгоценностей и дорогих нарядов будто бы от самого Версаче вдруг возникает нечто…

Я вижу светлые, расчесанные на пробор волосы, закрывшие едва ли не половину ее лица. Слегка раскосые «татаро-монгольские» глаза с легкой поволокой. Фигура… фигура в общем-то не идеальная, немного худовата на мой вкус, однако вполне приемлема для топ-модели уездного масштаба. А между отворотами как бы случайно распахнувшейся блузки сияет белоснежно-розовая, неповторимая в своей изяществе, в своем всегдашнем совершенстве, ее нарочито полуобнаженная грудь и словно бы помимо воли своей владелицы хочет нам сказать:

– Мне все тут нипочем, мне на ваши ханжеские нравы и на завистливые взгляды наплевать. Смотрите, какая я красивая!

В ней было что-то от женщин, которых можно видеть на полотнах Дега, неуловимо легкое и почти воздушное. Казалось, что вот сейчас она взмахнет рукой и поплывет среди ошеломленной публики подобно божественному существу или хотя бы явится реальным воплощением неведомого, недоступного вам прежде, а может быть, за давностью лет забытого или утраченного чувства.

И еще мне показалось, что между нами что-то было, то есть, наверное, не было, но вполне могло бы быть… Возможно, в той, прошлой жизни мы встречались. И вот уже представляется мне старый сад, и дом на берегу окруженного плакучими ивами пруда, и темные занавеси на окнах, вспорхнувшие, как испуганные птицы, когда она вошла… Беззвучно шелестящий шепот губ, покорно замирающих и легкой дрожью вновь пускающихся в безумный разговор. В изысканности их изгибов – давно забытые слова, невысказанные ощущения и чувства, сомнения и стыд. Мольба и ненасытность, отзвуки и боль… Сонно цепенели губы… Порыв жаркого ветра растревожил сплетение ветвей в саду и пустил лунные тени в головокружительную пляску по стенам комнаты. Все исчезло, унесенное в душную ночь запоздалым пробуждением…

Вообще-то на блондинок мне везло. Правда, одна была почти шатенка, другая многократно перекрашена, причем, как ни старался, я так и не смог определить тот цвет, который был присущ ей изначально, надо полагать, еще в младенчестве. Впрочем, говорят, что от рождения до зрелости оттенки шевелюры нередко испытывают самые неожиданные, никем не предусмотренные превращения, то есть произведенный на свет отъявленным брюнетом к моменту своего совершеннолетия может стать несчастным обладателем блекло-пегих или же еще более «непрезентабельных» волос. А некий, вчера еще кудрявый гражданин однажды утром обнаружит, что теперь имеет полное право сэкономить деньги на импортном шампуне, да и расческа ему отныне не понадобится, поскольку указанные средства ухода за привычной внешностью оказываются вовсе ни при чем. Одна надежда, что к этому времени вновь возвратится мода на бритье голов и все как бы само собой устроится. По счастью, женщинам подобные метаморфозы пока не угрожают. И то ладно!

У нее было совершенно не подходящее ей имя, странное, так мне казалось тогда, но удивительно четко предопределившее все, что потом случилось. Звали ее… Впрочем, может, это и покажется не вполне учтивым, но имени я вам не назову. Скажу лишь, что это имя древнегреческого происхождения и означает то ли печальную песнь, то ли печальную судьбу. Во времена нашего знакомства я в мифологии разбирался еще хуже, чем сейчас, поэтому более разумным мне представлялось следующее толкование, которое основано было почти на буквальном понимании этого созвучия. Ну, в общем, словно бы кто-то с самого рождения разлиновал ей жизнь, как разлиновывают школьную тетрадку, и в каждую строку вписал по одному событию, быть может не из самых важных, но совершенно обязательных к своевременному исполнению. В четыре года у тебя выпадет молочный зуб, в шесть с половиной ты должна будешь отправиться впервые в школу, в двенадцать твой отец найдет себе более подходящую жену, правда, и мамаша тоже без партнера не останется. Ну а незадолго до того, как тебе исполнится шестнадцать лет, прыщавый одноклассник попытается лишить тебя невинности в полутемной раздевалке во время празднования наступления Нового года. Там было совсем не жестко, на сваленных в кучу зимних пальто, и, кажется, что-то у него даже получилось. А на одной из строчек этого будто бы заранее написанного кем-то дневника – и наша встреча. Знойным летом, на далеком южном берегу, в выгоревших под жарким августовским солнцем предгорьях Кара-Дага, где на каждом повороте узкого шоссе висело по огромному полотну Сера и музыка моря упорно вторила пению Синатры, а белое крымское вино с успехом заменяло столь желанную прохладу…

Было ли в дневнике написано о том, что молодость не вечна, а потому распорядиться ею нужно в полной мере уже сейчас? Я этого не знаю. Помню лишь ее рассказы о своих поклонниках, то ли правдивые, то ли выдуманные, наполненные непривычными для меня подробностями. Похоже, эти воспоминания возбуждали ее гораздо больше, чем робкие ласки малоопытного любовника, заменяя что-то крайне важное, чего я пока не в состоянии был дать. Нет, не думаю, что в постели я оказался так уж плох. И все же от меня требовалось совсем другое – персональная «Волга», диплом доктора каких-то там наук и еще целая куча почетных степеней и званий. Признаюсь, ее фантазии, наполненные ясным смыслом и заботой о совместном процветании, поначалу увлекали и меня.

– Ты будешь делать карьеру, а я тебе буду помогать! – нежно шепчет мне на ухо Полина, будем называть ее здесь так.

И я млею от восторга, прижимаясь к ее белой, такой желанной, такой восхитительной груди.

А вот интересно, как она себе эту помощь представляла? Возможно, и никак – просто, не особенно задумываясь, выполняла то, что было запланировано на страницах того самого дневника, используя его то ли как хрестоматию, то ли как наглядное пособие.

Когда мы возвратились в Москву и я названивал ей, стараясь ненароком не нарваться на мужа, все становилось еще непонятней и запутанней. А уже после того, как Полина сообщила, будто ждет ребенка, я и вовсе оказался в положении случайного попутчика, от которого ожидают признания в краже чемоданов, которых он не брал. Надо же понимать, Москва – это вам не крымская вольница, где хоть и не было в те времена домов свиданий, но подыскать подходящее пристанище не составляло особого труда.

Должен вам заметить, что каменистая причерноморская земля не очень приспособлена для того, чтобы на ней более или менее регулярно заниматься тем, что прежде принято было называть любовью – теперь все больше говорят про секс. Так вот, даже на диком пляже к ночи может сложиться столь неподходящая обстановка, когда без фонаря и шагу не пройдешь либо рискуешь нарваться на пограничный патруль, что тоже не особенно приятно. Словом, если вы ограничены в выборе доступных вариантов и вам не пришло в голову нечто экстраординарное вроде намерения расположиться на крыше старинного княжеского особняка, рискуя при этом провалиться сквозь обветшавшую кровлю прямо кому-нибудь в постель, в этом случае самое милое дело – это сговориться с какой-нибудь хозяйкой и арендовать на ночь комнатку. На крайний случай подойдет даже специально, к открытию курортного сезона слегка «облагороженный» сарай. Простыню можете захватить с собой, посудой запасаться совсем не обязательно – летней ночью шампанское куда приятнее пить прямо из горла.Ну а остальное зависит от вдохновения, состояния вашего здоровья и жизненного опыта… Да, не забудьте прихватить с собой томик Камасутры.

Случаются, впрочем, обстоятельства, которые словно нарочно подталкивают к тому, чтобы, забыв об осторожности и о советах бывалых донжуанов, испытать именно то, что предназначено, сполна, без каких-либо скидок на настроение и врожденную разборчивость при выборе любовных связей. Представьте себе – ночь, скалистый берег моря неподалеку от обширного вольера, надежно огражденного рыбацкими сетями, и удивительно большая, просто громадная луна. И вот в ярком свете этого небесного светила сразу несколько дельфинов выныривают вдруг из глубины, встают на хвост и с шумом, с грохотом, подобным океанскому прибою, падают, разбрызгивая вспыхивающую огненным фейерверком воду… Ночь, луна и мы в компании с бывалыми киношниками и начинающими кинодивами, которые снимались, помнится, в какой-то короткометражке о подводном мире. Мы учимся пить спирт – тот самый спирт, что выделен на промывку аппаратуры для подводных съемок, – и за неимением более приличествующей случаю еды закусываем его консервированными керченскими мидиями. Если кто сомневается в том, что произошло потом, пускай попробует все повторить, но только с самого начала…

Между тем факт остается фактом – в последние три месяца наши отношения с Полиной ограничивались едва ли не дружескими встречами, буквально накоротке, если не считать нечастых вояжей по московским ресторанам и поцелуев где-нибудь на скамейке в сквере, в подъезде или же в такси. Можете мне верить, все обходилось без «постельных сцен», что было прямым следствием нерешенного квартирного вопроса. И вот нежданно-негаданно случается столь огорчительный итог. Логика подсказывала, что простофиля муж оказался не таким уж простофилей, если очень вовремя сделал Полиночке ребенка, меня же оставив, по сути, не у дел.

Да, насчет плакучих ив у заросшего осокою пруда я, наверное, приврал. Похоже, это не могло быть с ней. Что поделаешь, надо же делать скидку на мою совсем не юношескую память. И все же остается не до конца осознанное подозрение. Все дело в том, что я так и не решился задать себе вот какой вопрос:

– Я или все же не я отец ребенка?

Вам никогда не доводилось искупаться ночью в море? Представьте, прямо в тельнике, в парусиновых штанах, в сандалиях на босу ногу, при этом строго выдерживая выбранное направление, вы ровным шагом идете через пляж и, вызывая изумление у влюбленных парочек на берегу, не останавливаясь, то есть буквально аки по суху,и словно бы абсолютно ни в одном глазу, неторопливо бредете себе в море. И продолжаете так двигаться, пока вода не окажется вам по грудь. И вот тогда бодрым, нельзя сказать, чтобы очень уж техничным кролем вы совершаете заплыв до темнеющего в отдалении буя и тут же, не тратя время попусту на досужие размышления о том о сем – в частности, а не стоит ли плыть дальше, скажем в Турцию, – лихо разворачиваетесь и тем же приблизительно манером возвращаетесь обратно. Затем, как небезызвестный дядька Черномор… нет, скорее уж как совершенно некстати воскресший из небытия утопленник, вы появляетесь из моря, небрежно отряхиваетесь примерно так, как это делает собака в жаркий полдень, после рекомендованного ей заезжим ветеринаром лечебного купания, и вновь все так же нарочито медленно, словно бы совершая привычный моцион, отправляетесь туда, откуда вы и пришли всего-то несколько минут назад… А вот теперь представьте себе, при столь своеобразно, столь прихотливо обустроенной вашей жизни, в состоянии ли окажетесь вы в этих обстоятельствах ответить на категорически поставленный вопрос? Да полноте, и не пытайтесь!

Вы, вероятно, догадались, что в молодости я изрядно покуролесил в компании не слишком обремененных запретами особ. Нет, только не подумайте, что я водился исключительно с пьяницами да нимфетками. Приходилось мне общаться и с весьма достойными, интересными людьми, уже тогда их известность была широка, разнообразна и неоспорима, как поясной портрет на обложке журнала «Огонек». Однако так уж случилось, что все они как бы промелькнули мимо, словно бы и не заметили меня, либо же по странности или по недоразумению оставили без должного внимания факт моего не вполне осмысленного существования. Не скрою, иногда возникает подозрение, будто в этом я сам куда больше виноват. Распорядись я как-нибудь иначе тем, что предоставила судьба, глядишь, и жизнь могла бы сложиться по-иному…

Возможно, такое отступление кому-то покажется совершенно неуместным, поскольку обстоятельства моей юности, так уж мне представляется теперь, были для своего времени вполне типичны, а потому вряд ли могут стать причиной всего того, что произошло со мною позже. Скажи на милость, ну кого волнует, что было бы, сохрани я добрые отношения с известным театральным режиссером или популярным комиком-конферансье из варьете? Не думаете же вы всерьез, что благодаря знакомству я бы нашел свое призвание где-нибудь на подмостках сцены? Да нет, мне думается, что ничего непоправимого в моем прошлом не было, да и случиться не могло. Похоже, и сейчас все идет в соответствии со своим, однажды то ли мной, то ли еще кем-то установленным порядком – и поиск информации в компьютере, и предварительный осмотр, и более кропотливое дознание, и соответствующие выводы, и приговор… Надеюсь, вы понимаете, что приговор – это всего лишь образно, проще говоря, условно. А вот что оказалось более реальным, так это странные особенности вошедшей пары, которые вынудили меня отвлечься от воспоминаний и приступить к выполнению своих прямых обязанностей, то есть заняться поиском выхода из неожиданно возникшей ситуации.

Так вот о странностях. Странно было прежде всего то, что милая барышня появилась в обществе этого разгильдяя и долдона. Нет, ну правда, до сих пор не могу никак понять – неужели трудно было подыскать себе кавалера поприличнее и стоило ли вообще тратить силы на поиски этого сокровища? Скорее уж он сам ее где-то отыскал. Да, похоже, эта девица не из тех, что рыщут в поисках завидного жениха, и строят планы, и безумно огорчаются, потому что не сбылось, и наконец-то успокаиваются – вот это именно то и есть, что я заказывала, заверните, плиз! Ведь надо же понимать, что самый главный критерий в этом деле – прочность, основательность, как за воротами особняка, обнесенного внушительным забором. И не забыть про разделение обязанностей:

– Ты, милый, будешь делать карьеру, а я тебе стану помогать!

Нет, в самом деле – каким образом?

Тем временем топтуны у входа засуетились, намереваясь подсказать с виду несостоятельному клиенту: мол, сударь, куда вы прете, вы ведь явно не наш! Возможно, к этому их подталкивал еще и не совсем обычный его вид в сочетании с патлатой шевелюрой. Такое сочетание явной бедности и вопиющего нахальства в обрамлении пучка диковинных волос, под цвет слегка подгнившего фрукта неустановленной природы – это у кого угодно способно вызвать раздражение. И если бы не мое вмешательство, в результате чего удивленные служаки расступились, все могло бы закончиться если не кровавым мордобоем, то уж, во всяком случае, длительной истерикой не в меру ретивого ухажера, по-видимому возмечтавшего о карьере игрока.

К слову сказать, его настойчивость уже тогда вызывала у меня немалые сомнения. С чего бы это он ломится напролом, словно смысл его, по сути, только-только начавшейся взрослой жизни в том и состоит, чтобы поставить на кон жалкие остатки стипендии или то немногое, что заработал в стройотряде. И для чего, подскажите, ну зачем? Чтобы перед девчонкой пофорсить или же банально испытать удачу? Однако для этого не обязательно лезть на рожон – возьми да прыгни с Крымского моста или же прокатись на крыше скоростного лифта в высотке на Котельнической. В наш ресторан с таким «богатством» в кармане не зайдешь, а в номера без баксов тем более соваться незачем… Ну разве что юноша на известных основаниях запишется к нам в штат – находятся любители и на такого рода особые интимные услуги. Ах да! Сегодня же аукцион – так ведь и там ему не светит! Чуть позже я топтунам об этом и сказал:

– Ладно, пусть пялится, лишь бы не буянил, а то в случае чего…

Нет, ну в самом деле, что мне оставалось делать? Не пускать? Однако это всего лишь означало бы, что я ее больше не увижу. Можно, конечно, попытаться придержать кавалера, скажем, для личного досмотра по подозрению в распространении наркоты, а барышню тем временем галантно пригласить в наш ресторан, мол, я вас развлеку, откушайте мороженого с лимонадом, пока там не уладится. Подобные сюжеты у нас прежде наблюдались, если подружка приглянулась кому-то из владельцев заведения, а личность ее спутника, судя по внешности, не представляла собой буквально ничего – не депутат, не сын министра, не вор в законе и даже не известный журналист, а так, перебивающийся с хлеба на воду кооператор, в недавнем прошлом кандидат наук или безвестный инженеришка. Но одно дело хозяева, которым любое нарушение наших местных, ими же установленных понятий с рук сойдет, и совсем с другого боку я. Тут ведь можно и доверия, и должности лишиться – это если совсем не повезет.

И было еще одно обстоятельство. Уводить очаровательную барышню у такого бедолаги, ну согласитесь – это уж ни в какие ворота не влезает! Все равно что оставить без куска мыла пришедшего помыться в бане или же вырвать из руки страждущего поднесенный ко рту бутерброд с паюсной икрой. Нет, решиться на такое надругательство я был положительно не в силах. Так что оставалось лишь единственное – дать топтунам отмашку, чтобы пропустили, и надеяться, что парень не поволочет девчонку в номера.

Прежде чем подняться по лестнице в наш игорный зал – именно там, как я уже сказал, по пятницам проводятся аукционы, – он благодарно, как домохозяйка, нежданно-негаданно выигравшая в лотерею миллион, посмотрел в мои глаза и тихо, почти беззвучно, произнес ту фразу, которую я буду помнить все оставшиеся мне годы:

– Это… верное решение!

И отчего-то подмигнул.