Текст книги "Сэфэнтар (СИ)"

Автор книги: Владимир Данилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

   – Жень, что тут сказано? – спросил я, обращаясь к сыну.

   Тот, в отличие от своей матери и уж тем более от своего отца, разговаривает на английском, как на родном.

   Женька нехотя (английский-то он знает, но переводить страсть как не любит), бросил взгляд на указатели, но ответить не успел: Евгения его опередила.

   – О! До креста Святого Михаила всего триста семьдесят метров. Вон туда, – и Женечка указала рукой на скрытую кустами еще одну тропинку.

   Сын, в подтверждение слов матери, удовлетворенно угукнул.

   И вот тут я понял, что именно сейчас настал момент, когда необходимо давать достойный отпор попыткам усугубить наши горные прогулки. Я на пару секунд задумался, подбирая достаточно яркие выражения (наверное, это и было ошибкой, обычно я не заморачиваюсь выбором слов, а говорю что думаю), а Евгения в этот момент продолжила блистать знанием английского.

   – А возвращаться к монастырю целых четыреста девяносто, – добавила она, показав на другую дощечку, указывающую на тропинку, по которой мы только что шли, и, глядя на меня наивно и по-детски невинно, продолжила: – Ну, давайте сходим? Что тут осталось? Всего триста метров.

   – Я не против, – опять, как на грех, тут же откликнулся сынок.

   И что мне оставалось? Я лишь вздохнул очень громко, очень глубоко и, как мне самому показалось, с чрезмерным страданием.

   И эта самая чрезмерность возымела обратный эффект.

   Засмеявшись, обожаемая супруга, тут же заявила, что триста метров погоды не сделают, она в меня верит и знает, что я не рассыплюсь. И вообще, когда мы еще так замечательно сможем прогуляться в эдаком прекрасном месте.

   Я вздохнул еще раз, теперь уже обреченно, и лишь напомнил, что кое-кто совсем недавно в эдаком прекрасном месте гулять не хотел, предпочитая блужданию на природе стояние в очередях.

   – А кто из нас не ошибается? – весело откликнулась Женечка и, не дожидаясь ответа, первой почти побежала по новой тропинке.

   К счастью, тропа оказалась не настолько крутой, как прежняя, и минут через... не знаю, сколько прошло времени, но не много, мы как-то сразу вышли из густых кустов и оказались на неширокой асфальтированной дороге. Не далее чем в ста метрах на горном уступе виднелась небольшая смотровая площадка, обнесенная невысоким металлическим забором, а посредине нее на трехступенчатом постаменте возвышался крест Святого Михаила.

   – Ничего себе, какой здоровенный, – заметил Женька.

   – Да, красиво, – согласилась его мать. – Я же говорила, что сюда нужно обязательно сходить, а ты – «в другой раз... в другой раз...»

   Улыбаясь, супруга смотрела на меня, а я не мог оторвать глаз от разбегающихся от креста туристов.

   Десятка полтора, а то и больше людей разных национальностей и возрастов, что напуганная стая голубей, разлетались в разные стороны от смотровой площадки. Это потом я понял, что они просто расходились, общаясь друг с другом, что-то обсуждая, но в момент нашего появления у меня возникло четкое ощущение, что туристы бегут как по команде.

   – Чего это они? – ошеломленно спросил я.

   – В смысле? – переспросила супруга.

   «Бегут. Люди бегут», – хотел сказать я, но вдруг точно время замедлилось, и видимые впереди туристы замедлились вместе с ним.

   – Куда они все разом пошли? – негромко пробормотал я.

   – Наверное, кто куда, – с усмешкой ответил Женька. – Нам, кстати, тоже надо спешить, а то времени совсем не осталось.

   И двое моих родственников, не оглядываясь на меня, устремились к огороженной металлом площадке.

   Вот так и получилось, что по какому-то удивительному стечению обстоятельств у креста Святого Михаила (одной из самых посещаемых достопримечательностей Монсеррат) оказались лишь мы втроем.

   И тут я замечу, что ни путеводители, ни Эльвира не обманывали, когда утверждали, что открывающаяся с этого места картина невероятна. Действительно, вид на национальный парк Монсеррат, монастырь Монсеррат и горную гряду, простирающуюся за монастырем, оказался поистине ошеломляющим. Ошеломляющем настолько, что я, замерев у края смотровой площадки, на какое-то время потерялся в сине-голубой небесной бездне, зеленеющих далеко под нами и растворяющихся у горизонта просторах лесов и полей и навечно впечатанном в пространство и мою память песчано-оранжевом массиве гор.

   Ни чувств... Ни слов... Ни мыслей...

   Лишь ощущение бесконечного восторга, наполняющего вечность, и ощущение себя – невесомого, существующего метафизически и чудом оказавшегося на границе той вечности.

   И вдруг я почувствовал абсолютно реальный жар, идущий откуда-то сверху и из-за спины. И сине-голубые небеса насытились синевой, перестав казаться легкими и восторженно-родными. И в один миг в вышине, застилая уже незнакомое небо, от горизонта до горизонта раскинулись белоснежные крылья. Горы покрылись багрянцем, кажущиеся игрушечными монастырские строения исчезли, и наполнивший воздух горько-терпкий запах принес с собою человеческий и так не похожий на человеческий голос.

   – Сэ-э-Фэн-н-Тар! – совершенно явственно раздалось за моей спиной.

   8

   Меня, разбитого и потерянного, все еще задыхающегося от травяного пряного аромата, жена и сын обнаружили сидящим на первой ступеньке каменного постамента креста. Впрочем, можно сказать, что мы одновременно обнаружили друг друга.

   Пребывая в состоянии борьбы неверия в увиденное с неодолимым желанием в то самое увиденное поверить, я забыл обо всем. В моем сознании полностью отсутствовало понимание – что я, где я, с кем я. Хватаясь за отголоски видений, за память о произошедшем, я пытался игнорировать свой настойчивый внутренний голос, насмешливо повторяющий: «Каков бред. Это надо же. Дом ха-ха», – и вдруг услышал знакомый смех.

   Подняв голову, я увидел Евгению и Евгения. Они спускались по асфальтовой дорожке с близлежащего пригорка и направлялись ко мне.

   В это мгновение моя память частично вернулась, а вместе с памятью пришло непонимание.

   – Что вы там делали? – поднявшись на ноги, пробормотал я, когда посмеивающиеся родственники оказались совсем рядом.

   – Ну и видон у тебя, – вместо ответа сказал Женька и, обращаясь к матери, добавил: – Я же говорил, что одного его лучше не оставлять.

   – Что с тобой? – встревоженный голос Евгении мне совсем не понравился.

   – Ничего. А что?

   – Ты выглядишь так, словно опять свою бабу-ягу увидел.

   – А до чего классно полынью пахнет, просто супер, – принюхавшись, сказал сын и вдруг вскрикнул: – А что у тебя с рукой?

   – О, боже! – Женечка почти мгновенно оказалась возле меня, и взгляд ее, полный ужаса, поднявшись откуда-то снизу, замер на моем лице. – Тебе больно?

   – В смысле – больно? – И я только сейчас посмотрел на свои руки.

   Левая рука выглядела совершенно обычно, а вот на правой в районе запястья кожа казалась воспаленной, а силиконовый браслет, та самая флешка из Порт Авентура (я прихватил его на всякий случай, вдруг во время экскурсии понадобится записать еще что-нибудь), выглядел слегка оплавленным.

   – О-па, – только и смог вымолвить я.

   Скажу, не кривя душой, разглядывая свою руку, я одновременно переживал расстройство (очень небольшое) и... испытывал радость. Именно покраснение кожи и именно в районе запястья подтверждали, что недавние мои видения не только не являлись бредом, но и видениями тоже. А значит, с полным удовлетворением я мог сказать своему внутреннему голосу: «Вот тебе и дом ха-ха, лучше заткнись». Но, с другой стороны, вдруг покрасневшая рука требовала объяснений для моих близких, а сейчас говорить о случившемся я был не готов.

   – Нет, вообще не болит, – сказал я, вращая ладонью.

   И действительно, ни малейшего дискомфорта в руке я не испытывал. Да, голова слегка побаливала, меня немного тошнило, но об этом я предпочел не упоминать.

   Я посмотрел на супругу и, пожимая плечами, добавил:

   – Странно. Может, ударился обо что.

   – Ужас, – резюмировала Женечка.

   – Вот-вот, – поддержал ее сын. – Нужно было идти с нами, а не изображать из себя безмерно уставшего.

   «Куда?» – хотел спросить я, но, к счастью, быстро сообразил, насколько неуместен мой вопрос. Он не только покажет, что я ничего не помню, но и усилит внимание к последним минутам, вместо того чтобы ослабить его.

   – Да, наверное, да... – ответил я ничего не значащей фразой. – Ну, и как там?

   – Милый домик, – Женечка посмотрела на пригорок, на вершине которого за кустами виднелось небольшое здание. – Кажется, там сейчас склад, а вовсе не часовня, как ты предположил. Все двери и окна закрыты.

   Затем ее взгляд вновь стал испуганно-настороженным.

   – Точно не больно? – спросила супруга, опять посмотрев на мою руку.

   – Все нормально, – бодро ответил я.

   Тему разговора нужно было срочно менять, но как? Я достал телефон, кинул взгляд на экран, и... мне пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть возникшую радость.

   – Ого, через тридцать пять минут мы должны быть у канатной дороги, – воскликнул я.

   – Уже так скоро?

   Удивление и расстройство в голосе Женечки звучали настолько искренне, что я обругал себя за все еще ощущаемую радость.

   – А мы сувениры еще купить не успели, – очень грустно добавила она.

   И наше дружное семейство почти бегом направилось в сторону центральной площади, а это ни много ни мало около восьмисот метров, к счастью, по асфальтированной дороге.

   9

   Дальнейшее наше путешествие, в противовес насыщенной событиями первой половине дня, прошло без каких-либо эксцессов.

   Сувениры мы все же купили, а спустившись по канатной дороге, обнаружили рядом с ожидающим нас автобусом улыбающихся Эльвиру и Алекса. Впрочем, мне настолько было ни до чего, что я даже их не заметил и на слова супруги:

   – Вот какое хорошее настроение у людей, молодцы.

   Ответил лишь:

   – Да уж.

   – Ты даже не знаешь, о ком я, – упрекнула меня Женечка, – за последний час твое «Да уж» прозвучало раз двадцать. Ничего другого сказать не хочешь?

   – Да уж, – на автомате пробормотал я и, прежде чем осознал, что сказала супруга и что я ей ответил, услышал:

   – Жень, садись со мной. Пусть отец едет один: очевидно, ему есть о чем подумать.

   Я не возражал, я не извинился (а стоило бы), я просто сел в какое-то кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза.

   Следующие часы я ничего не видел, почти ничего не слышал и, кажется, мало что ощущал. Как альпинист любитель, я карабкался по отвесной скале своей памяти в надежде достигнуть вершины. Вершины, где смысл раскрывался и истина становилась понятной и непреложной. Но я то и дело срывался и падал вниз. Снова и снова я оказывался в самом начале своих воспоминаний –на смотровой площадке Монсеррат, рядом с крестом Святого Михаила.

   Я видел, как небесная синева становится глубокой настолько, что кажется – воздух обретает плоть. Я слышал запах, густой, травяной и терпкий. Я ощущал давление того, не нашего, ставшего материальным воздуха, когда появившиеся безразмерные белые крылья пытались объять весь мир.

   – Сэ-э-Фэн-н-Тар! – прохрипел за моей спиной умирающий голос.

   Я обернулся.

   Там, позади меня, точнее в той стороне, куда я теперь смотрел и откуда недавно, спустившись с гор, мы пришли, – гор больше не было. Точнее, горы там были, но это были уже другие горы. Они отдалились к горизонту и приняли вид пятизубчатого венца, чем-то похожего на растопыренные пальцы раскрытой ладони. И между той нереальной горной ладонью и местом, где я стоял (оно уже не напоминало смотровую площадку Монсеррат: полукруглое ограждение исчезло, трехступенчатый бетонный постамент пропал, а от креста остался лишь контур – неверный, дрожащий, источающий дымчатый свет), простиралась гладь кажущегося идеально круглым озера.

   Но я слукавлю, если скажу, что произошедшие ландшафтные метаморфозы рассмотрел в подробностях: на самом деле я отметил их абы как, потому что рядом со мной происходили еще более нереальные вещи.

   Чуть в стороне мятущийся воздух пульсировал и, поглощая изливаемый «крестом» свет, вершил чудеса: он выстраивал, вначале невесомую, кажущуюся иллюзорной, но через мгновение ставшую реальной женщину.

   Стройная, с длинными и пушистыми волосами, она сделала шаг мне навстречу, и улыбка засияла на ее юном, но... в то же время таком не юном лице.

   Растерянный, как болванчик, я даже не улыбнулся в ответ. Мое внимание почему-то было приковано не к приветливому лицу женщины, а к развевающемуся длинному нежно-фиолетовому ее платью, что последними мазками дорисовывал из небытия творец– воздух.

   – Вы должны нам помочь! – негромко произнесла незнакомка, и я ощутил ее звенящие пальцы на своем правом запястье.

   Несмотря на улыбку, слова женщины прозвучали почти как мольба.

   «Вы должны нам помочь...» – фраза, ставшая проклятием на всю мою оставшуюся жизнь!

   «Вы... должны... нам... помочь...»

   Ничего другого женщина сказать не успела.

   Послышалось негромкое: «Бе-е-е-е!», и в сопровождении черной вислоухой, той самой козы (мало ли коз в Испании...), раздирая воздушную плоть и превращая кошмарные мои мысли в реальность, из ниоткуда прямо к нам шагнула баба-яга.

   Скрюченные пальцы старухи перехватили запястье уже не казавшейся юной, а выглядящей безмерно испуганной женщины и рывком разорвали связь между мной и незнакомкой.

   Ведьма окинула насмешливым взглядом свою жертву, отчего та словно сжалась, и посмотрела на меня.

   Она ухмыльнулась, погрозила пальцем и...

   – Сэ-Фэн-Тар! – раздалось сразу со всех сторон.

   Я услышал, как воздух сказал: «У-у-у-п!» Что-то горячее, почти как живой огонь, ударило меня по затылку, из ниоткуда проявился крест Святого Михаила, и я, растеряв все возможные мысли, пребольно шмякнулся задом на бетонный, холодный, словно монолитный кусок льда, постамент.

   «Финита ля комедия!» – первой в моей голове насмешливо прозвучала именно эта жестокая мысль.

   Я ее повторил и попытался прогнать.

   «Каков бред», – продолжал насмехаться мой внутренний голос.

   В ответ я назвал его (себя) идиотом и прошептал:

   – Вы должны нам помочь...

   Исчезнувшая картина тут же воскресла в памяти: испуганная женщина, ее отчаянный взгляд, усмехающаяся баба-яга и глумливое блеяние козы.

   «Это надо же. Дом ха-ха».

   Сила сарказма в мыслях моих нарастала, но я старался этого не замечать. Я хватался за вполне реальный горьковатый запах, ощущаемый мной даже сейчас, и повторял про себя: «Помочь... но как?»

   И тут знакомый смех разрушил магию воспоминаний.

   В мгновенье исчезло все, все кроме запаха. Терпкий аромат по-прежнему наполнял воздух, не позволяя забыть то, что случилось, и списать увиденное мной на очередной тепловой удар. Голова слегка побаливала, и меня тошнило.

   Я открыл глаза.

   Жена и сын спускались с пригорка и, посмеиваясь, приближались ко мне.

   – Ну и видон у тебя, – через пару секунд скажет Женька.

   10

   Произошедшее на смотровой площадке я прокручивал в памяти бесчисленное количество раз: и в автобусе, пока тот увозил нас «домой», и в отеле...

   – Ты сегодня спать собираешься? – около четырех утра окликнула меня проснувшаяся супруга.

   Я сидел на балконе, как бы смотрел на движение небесных светил и как бы слушал морской прибой, хотя на самом деле многократно заново проживал вчерашний день.

   ...и на завтраке, и на обеде, и по дороге в аэропорт, и в аэропорту (к счастью, значительно меньше: предполетная суета меня всегда выбивает из колеи и очень сильно нервирует), и.... хотел было написать – в самолете, но нет, как раз в самолете я об этом вообще не думал, потому что...

   Потому что именно во время полета вчерашняя удивительная история получила неожиданное продолжение.

   А началось все с того, что наш лайнер, помахав на прощанье крыльями Барселоне, лег на свой курс, а я, за ночь глаз не сомкнувший, под его монотонное гудение уснул.

   Причем, момент засыпания я помню совершенно отчетливо: в голове появилось ощущение перемешивания мыслей, их долгожданное растворение, и еще подумалось: «Наконец-то».

   А потом я увидел те самые, уходящие в небо каменной дланью, горы. Я увидел круглое озеро, поверхность которого по-прежнему казалась недвижимо-зеркальной, и успел заметить, что меж вершин, так похожих на пальцы руки, четырьмя водопадами низвергаются вниз потоки воды. И тут меня подняло в воздух.

   Странное ощущение – ужас вперемешку с восторгом. И этот восторженный ужас являлся ничем иным, как материализовавшимся внутри меня Ожиданием неотвратимого Чего-то. Но, как бывает во сне, я вскоре совершенно забыл и об Ожидании, и о неотвратимости Чего-то: я парил, поднимаясь все выше и выше, а вокруг меня, шелестя крылышками, очень похожими на стрекозьи, кружились десятки радужных «мыльных пузырей». Живых пузырей. Пузырей всевозможных размеров.

   Помнится, я сильно удивился, разглядев эдакое чудо. Мне так хотелось потрогать их, но дух мой вдруг обрушился вниз. Я падал в водную бездну и думал о том, что нужно поглубже вдохнуть. Ожидание Чего-то с неотвратимостью смотрело на меня из глубины озера и шептало: «Не нужно: это всего лишь сон».

   И меня объяла прохлада.

   Вместе с прохладой пришла темнота, а спустя еще одно движение мысли они – темнота и прохлада – рассеялась. Я почувствовал жар и увидел пустыню.

   Гигантские выгоревшие одинокие барханы, уходящие в бесконечность, и одинокий неугомонный дух мой, парящий над ними – странный тандем.

   «Ты не один!» – вдруг услышал я голос.

   Ожидание Чего-то вернулось в густом травяном аромате (...а до чего классно полынью пахнет, просто супер) и, подхватив меня, понесло.

   Так я и летел сквозь все усиливающийся травяной запах снаружи, с ощущением нарастающего волнения внутри меня. И когда дышать уже, казалось, не было сил, впереди меж песчаных волн зародился серебристый всполох.

   «Экая забавная штукенция», – подумал я, различив в серебристом нечто сверкающее на солнце кольцо, будто бы кто-то обронил между барханами гигантский искрящийся хула-хуп.

   Как и бывает во сне, удушающий аромат и породившее его Ожидание Чего-то были тут же забыты, а я, увлеченный новым открытием, продолжал лететь все дальше и дальше, пока не разглядел в слепящем сверкании бегущую по кругу воду. Передо мной, громко журча, бежал ручей. Ручей, не имеющий ни конца, ни начала. Впадающий сам в себя ручей.

   «Вау! Вот это здорово!» – подумал я.

   И все! Больше я думать не мог! Ни о чем!

   Забытый было запах травы ударил в мозг и растворил в себе все возможные мысли, а вернувшееся Ожидание Чего-то прошептало: «Прости...» – и исчезло. Уже навсегда.

   Я увидел...

   Огромный лысый розовый Кот сидел на песчаном взгорке рядом с невероятным ручьем, а в самом ручье, уронив голову на грудь, стоял на коленях человек. Мужчина. Голый.

   Движение мое почти прекратилось, и дух мой словно завис в воздухе. В этот момент мужчина поднял голову, распрямил спину и посмотрел в мою сторону, но взгляд его прошел сквозь меня.

   – Нет и не бу-у-у-удет... – прошептали дрожащие губы.

   Мужчина рыдал.

   «Не будет чего?» – хотел спросить я, но дух мой, точно подхваченный порывом ветра, был поднят вверх и через мгновение низвергнут в воду ручья.

   И вновь темнота, и снова прохлада, и...

   БУМ! БУм! Бум! бум!

   БУМ!!

   ...и я ощутил страх.

   Не свой страх. Не страх внутри меня. Страх жил снаружи, и он источал запах смерти.

   Я увидел гору тел, тел человеческих, голых, бледных и истощенных. Я видел, как гора росла и росла, как еще и еще когда-то люди сыпались на нее сверху. Они катились друг по другу, они размахивали иссушенными конечностями, они смотрели мертвыми глазами, они...

   Что-то пыталось выбраться из-под страшного человеческого завала! С самого низа, расталкивая неживые тела, что-то вырывалось на волю!

   То был человек, такой же голый, но... живой?

   Живой, судя по цвету кожи. Живой, судя по ярости в его глазах. Живой...

   Я УЗНАЛ ЕГО!

   То был человек, из ручья!

   И я растерялся. Я испытывал желание что-нибудь сделать, желание хотя бы что-то прокричать, но голоса не было и возможности сделать что-то у меня не было тоже: мой дух не подчинялся моему разуму. Его, дух мой, опять поднимало вверх, все выше и выше. А в воздухе, наполненном шипящими, звенящими, взрывающимися энергиями разных цветов – энергиями, так похожими на разноцветный несущий радость салют, царило безумие. Вокруг меня то и дело возникали все новые и новые разноцветные вспышки, десятки, сотни, тысячи вспышек, и целью каждой из них было – убить!

   Убить! УБИТЬ! У-Б-И-Т-Ь!!! Темное, туманное Нечто, высотою до неба

   Я увидел женщину, парящую высоко-высоко, женщину не от мира сего, женщину, окутанную в гнев из молний. Энергетические потоки струились вокруг нее и с яростью вселенной били в то самое туманное Нечто.

   «Воздаяние!» – подумал я.

   – Сэ-фэн-тар! – прокричала женщина, и голос ее заглушил все звуки бытия. – Сэ-э–фэ-эн–та-ар!

   Она посмотрела на меня, и в наступившей вмиг тишине я услышал сказанное с мольбой:

   – Вы должны нам помочь!

   И женщина умерла. Темное Нечто объяло ее и раздавило.

   «Помочь? Но как?» – кажется, это кричал я, когда мой кошмарный сон прервала супруга.

   – Ты чего орешь, как бешеный? – громко шептала Евгения, расталкивая меня.

   В глазах Женечки я увидел растерянность и испуг.

   – Ничего, – в ответ прошептал я, – просто сон приснился.

   Потом мы сидели и молча смотрели друг на друга. Как долго, не знаю. Наконец Женечка вздохнула, покачала головой и вернулась к чтению книги. Ну а я...

   Я больше не спал в самолете. Подобных снов я тоже больше не видел. Не видел почти целый месяц.

   11

   И вновь узнаваемая картина: не наше бесконечно-синее небо, пятипалая длань венчает далекие горы, и между каменными ее перстами все так же низвергаются водопады. Дух мой опять поднимается вверх над абсурдно-круглым безмятежно-зеркальным озером, и сон в начале своем повторяется, с той лишь разницей, что радужных пузырей вокруг меня стало гораздо больше. Их уже не десяток-другой, как в первый раз: теперь шарообразные стрекозы исчислялись сотнями.

   Да, я спал. Я спал и осознавал, что нахожусь во сне. Как и в самолете, я помнил сам момент засыпания.

   «Тудум-тудум, тудум-тудум, тудум-тудум» – постукивали колеса поезда. И вдруг среди бесконечных «тудумов» я услышал знакомый травяной запах. «Тудум-тудум, тудум-тудум, тудум-тудум» – волнение, пришедшее с запахом, нарастало, и, когда меня накрыло тепло, я успел подумать: «Вот оно! Дождался!»

   Потом я опять падал с невиданной высоты, и озеро опять поглотило меня, а в нем караулили темнота и прохлада. Когда же они, прохлада и темнота, сменились на жгучее солнце, отнюдь не пустыня окружала меня. В этот раз дух мой парил в воздухе, наполненном запахом сладко-приторной тухлецы и настойчиво-непреклонным жужжанием мух. То была городская площадь, окруженная со всех сторон невысокими многоэтажными зданиями. Мой дух кружился над городским рынком.

   Немногочисленные ошарпанные прилавки и великое множество деревянных ящиков, разбитых и целых, пустых и с товаром, ящиков, составленных друг на друга с возвышающимися на них качелями весов. И повсюду развалы фруктов и овощей, жара, люди и мухи.

   Неведомая сила, влекущая меня куда-то, остановила движение мое у стены одного из зданий. Здесь, укрывшись в тени от палящего солнца, крупная пожилая цыганка настойчиво предлагала свои услуги невысокой молоденькой женщине. Женщина, еще почти девочка, от гадания отказывалась, а крошечный мальчуган, ее сын, настойчиво тянул мамку за руку.

   – ...все что будет, про него расскажу, – «пропела» цыганка и очень ловко схватила ребенка за свободную руку.

   Мальченка пискнул, мать его вскрикнула, а настойчивая гадалка уже тыкала унизанным перстнями толстым пальцем в детскую ладошку.

   – Я милицию позову! – закричала женщина.

   – Э... не спеши, да-ра... – голос цыганки, вначале звучавший с напевом, вдруг оборвался, и фразу она закончила почти шепотом: – ...га-а-ая.

   Рука ребенка теперь была снова свободна: гадалка выпустила, буквально выронила ее. Пожилая цыганка уже не выглядела бесцеремонной: на ее лице вперемешку с растерянностью застыло изумление, а дрожащие губы что-то беззвучно шептали.

   Я видел, как испуганный мальчуган вырвался из материной руки и, чуть не плача, побежал в толпу. Я видел, как его мать, ошеломленная не меньше гадалки, растерянно смотрит то на цыганку, то на поглотившее ее ребенка людское море. Я видел, как она вдруг изменилась, словно оттаяла, и, выкрикивая имя сына, устремилась за ним вдогонку.

   Цыганка, по-прежнему не шевелясь, стояла на месте. Немолодая гадалка теперь выглядела смертельно усталой. Губы ее все еще что-то шептали, а взгляд казался растворенным в небытии.

   Время как будто остановилось.

   И вдруг...

   Вдруг взгляд цыганки вернулся и сфокусировался на мне.

   – Вы должны нам помочь! – прошептала испуганная женщина, и дух мой опять погрузился во тьму.

   * * *

   Какое-то время я даже думал, что Он – это Я.

   Наблюдая, как на лице склонившегося надо мной мужчины меняются эмоции (растерянность, ужас, решимость, отчаяние и снова растерянность), я опять и опять задавался вопросом: «Почему уже в который раз я вижу именно этого человека?» Сначала я видел его стоящим на коленях в ручье, затем выбирающимся из-под горы мертвых тел, и вот теперь...

   В глазах молодого мужчины застыл вопрос, а в мыслях его царили непонимание и хаос (хотя откуда мне знать?), а потом неведомая сила, что все время вела меня сквозь сон, опять подняла дух мой в воздух, и я увидел, что склоняется парень вовсе не надо мной.

   На земле в невысокой траве лежал кто-то другой.

   Именно так эта сцена и отпечаталась в моей памяти: медленное движение воздуха, поднимающее меня все выше и выше; знакомый мне незнакомец, пытающийся... я так и не понял, что делал он, склонившись над умирающим человеком; и невероятной красоты поляна: три развесистых каштана, с листвой, отливающей багрянцем позднего заката, фигурная, точно нарисованная, скамья с изящно выгнутой спинкой и два белых шарика-фонаря по краям той скамейки.

   Пробуждение мое трудно назвать восторженным. Проснувшись (тудум-тудум, тудум-тудум, – говорили колеса, но я их почти не слышал), я еще долго-долго сидел неподвижно в кресле поезда и задавался вопросами. Всего лишь двумя, но отчаянно безответными. Почему я во второй раз вижу такие похожие, не то чтобы по сюжету, скорее по ощущению, сны? И почему меня не отпускают видения одного и того же человека?

   Ни ответов, ни намеков на ответы в голову ко мне не приходило. Возможно, и по сей день я бы так и оставался в неведении, не решись я на отчаянный (а может быть и глупый) поступок. Когда я приехал домой, то первое, что сделал буквально с порога, – рассказал о своих мыслях и переживаниях супруге.

   Только не стоит думать, что желание исповедаться входит в число моих добродетелей. Нет, нет и еще раз нет. Прошел почти месяц со времени нашего испанского путешествия, и за все это время у меня даже мысли не появилось поделиться своими открытиями и предположениями по поводу тех открытий. А тут вдруг раз – и выложил все, как на духу.

   Быть может, звезды сошлись? Ибо иначе, как чудом, присутствие Женечки дома в разгар рабочего дня объяснить невозможно. Но еще большим чудом (наверное, и здесь подсуропили звезды) можно считать проявленное супругой недюжинное терпение в выслушивании моих сбивчивых неоформленных мыслей. Ну и третье, опять-таки, влияние звезд, проявилось в удивительнейшем совпадении по времени: Евгения лишь на минуточку вернулась домой за забытыми с утра документами – и именно в этот момент я переступил порог квартиры.

   Помнится, покуда я рассказывал о сегодняшнем сне, то и дело перескакивая к увиденному на Монсеррат, предчувствиям, преследовавшим меня еще в Тосса-де-Мар, и мыслям, сопровождающим поездку на экскурсионном автобусе, Евгения нет-нет да посматривала на часы, но... почему-то меня не перебивала. Когда же сумбур мой закончился вопросом:

   – И почему я вижу именно этого совершенно незнакомого мне парня?

   Женечка ответила:

   – Понятия не имею. Давай обсудим все вечером, я и так уже чересчур задержалась.

   – Давай, – абсолютно ни на что не надеясь, согласился я.

   И это совершеннейшая правда: я действительно не надеялся на вечернее возобновление разговора – хотя бы уже потому, что сам пожалел о своем рассказе и даже дал себе обещание больше к нему не возвращаться.

   И тем не менее разговор, я бы даже назвал его «Семейный совет», состоялся, но не вечером, а скорее ночью. И «виновницей» как этого, так и последующих событий стала ясная звездочка моя – Евгения.

   – Давай, – абсолютно ни на что не надеясь, согласился я.

   Услышав ответ мой, Женечка тут же подхватила свою неприподъемную сумку и мотыльком упорхнула к входной двери. Ну, а я... Я, разбитый не столько долгой дорогой, сколько своим глупым рассказом, поплелся за нею вслед.

   – До вечера. Не грусти, – улыбнувшись то ли насмешливо, то ли хитро, сказала супруга.

   И, прежде чем я успел ответить «Да я и не грущу», –Женечка добавила:

   – Я знаю, в чем может быть причина твоих забавных снов.

   «Действительно, забавных», – невесело подумал я, но вслух сказал:

   – Что ж, удиви меня.

   – Все дело в браслете, – сказала Евгения и рассмеялась – Насколько я помню, в самолете он был у тебя на руке, да и сейчас, как я вижу, тоже.

   И она пальчиком постучала по охватывающему мое правое запястье силиконовому браслету с надписью «Port Aventura»

   12

   Конечно же, упоминая про браслет, дражайшая моя супруга шутила. Она просто заметила его на моей руке и решила слегка подколоть. Но слова ее упали в благодатную почву: мой ищущий, но не находящий ответов мозг, вопреки здравому смыслу, тут же ухватился за подаренную идею.

   «А почему – нет? – спрашивал я себя. – А вдруг – да? Разве появившаяся из воздуха девушка не держала меня за запястье, на котором и был браслет? И разве после исчезновения незнакомки у меня не было ощущения, что рука под браслетом горит...»

   Я подошел поближе к окну, снял с запястья браслет «Port Aventura» и внимательно (в первый раз с момента испанских приключений) осмотрел его.

   Края силиконовой полоски действительно выглядели то ли стертыми, то ли оплавленными, но поручиться, что браслет не был таким изначально, я, конечно, не мог.

   И тут мне вспомнились уже забытые Женькины слова, когда они с матерью вернулись после осмотра часовни (или склада) и обнаружили меня сидящим в прострации у креста Святого Михаила.