Текст книги "Сэфэнтар (СИ)"

Автор книги: Владимир Данилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

   Окинув его уничтожающим взглядом, Эльвира обронила несколько иностранных фраз (да, да – именно обронила, эдак небрежно с видом уже вынесенного приговора), а затем по-русски громко сказала:

   – Без паники! Что поделать, дерьмо случается. Сейчас я постараюсь быстро его разгрести.

   И вышла из автобуса.

   Думаю, именно неожиданная фраза про случающееся дерьмо сыграла роль гасителя возмущения (по-другому я просто не могу объяснить, почему крики и недовольство почти сразу же прекратились). Когда же Эльвира вернулась в салон и объявила, что за нами выехал другой автобус, а пока она предлагает чуть-чуть прогуляться – пройтись пешком до того самого поселка с «живой» Каталонией (это не больше километра), – народ попросту вышел из автобуса и достаточно расслабленно, даже балагуря, двинулся вдоль пустого (ПУСТОГО) шоссе.

   И это была еще одна замеченная мной странность: пусть не широкое, но все же шоссе – и по нему за все время нашей поездки и прогулки не проехало ни одной машины.

   Ни одной!

   В разгар рабочего дня!

   Очередной странностью, на которую мое внимание обратил сын Женька и каковая вначале странностью мне не показалась, была старуха.

   С виду форменная баба-яга, какой я ее помню с детства в исполнении актера Георгия Милляра (невысокая, сгорбленная, одетая в темные лохмотья), она сидела то ли на земле, то ли на чем-то еще в паре десятков метров от остановившегося автобуса и караулила пасущихся там коз.

   Собственно, Женька старуху даже и не заметил, его привлекли именно козы, две серо-белые и одна угольно черная.

   – О! Козы! – радостно воскликнул он.

   – Ой, правда, – подхватила его мать. – Как же им, бедненьким, сейчас жарко.

   И, кажется, только мне было не до животных, я их почти не видел: я не мог оторвать взгляд от старухи. А старуха, как мне показалось, без отрыва пялилась на меня.

   Уф-ф! Даже сейчас, вспоминая тот ее взгляд, я содрогаюсь. А тогда, ощущая, как возвращается состояние ирреальности, я молча проследовал за своими в сторону виднеющегося невдалеке поселка. И пока я уходил, мой затылок горел.

   И, казалось бы, все – мы ушли, баба-яга забыта. Но не тут-то было. Не знаю почему, но пока Эльвира выгуливала нас по поселку, я мог думать лишь о старухе и о том, что не может в Испании быть подобной бабы-яги. Почему не может, я не задумывался, но твердо был в этом уверен. И еще я пытался выковырять из своей души проникший в нее и застрявший, словно заноза, ее взгляд.

   А потом, спустя время, когда, окончив прогулку, наш туристический батальон оккупировал единственное местное кафе, я увидел бабу-ягу снова.

   Ожидая, пока нам принесут заказанные десерты, я разглядывал действительно колоритный интерьер заведения и вдруг услышал слова жены:

   – Какая интересная бабушка. Кажется, мы ее уже видели.

   Нехотя, медленно, превозмогая сковавший меня озноб, я стал разворачиваться в сторону взгляда жены, и тут Женька добавил:

   – Она же коз пасла – там, у автобуса.

   Сейчас старуха коз не пасла, коз с ней вообще не было. Она остановилась посреди улицы, напротив кафе и...

   Только я знал, что ее взгляд ищет меня, и я не хотел столкнуться с ним снова. Все так же медленно, словно превозмогая не пускающее меня время, я поднялся из-за стола и объявил, что мне нужно пи-пи. Но, прежде чем сбежать в туалет, я попросил сына попытаться выяснить у экскурсовода, что же это за бабка.

   – Тебе это зачем? – раздался за моей спиной удивленный голос жены.

   Не оборачиваясь, я хмыкнул, пожал плечами и, быстро-быстро проскользнув между столиками, скрылся в «комнате для мальчиков».

   «Тебе это зачем?» – спросила жена, но... разве я знал, что ей ответить.

   К десертам я вернулся не скоро.

   Оказавшись один в туалетной комнате, я сначала умылся, затем посмотрел на себя в зеркало и прошептал:

   – Тебе это зачем?

   Но ответа по-прежнему не было.

   Тогда я умылся еще раз и, продолжая разглядывать свое отражение, задал другой вопрос:

   – И что за истерику ты устроил?

   Но и на этот вопрос я не знал, что ответить.

   Умывшись в последний раз, я тщательно вытер лицо и руки большими и очень мягкими бумажными полотенцами и покинул «гавань спасения».

   К своему месту я шел не спеша и все время оглядывался в поисках старухи. К счастью, бабы-яги нигде видно не было. Я уже почти вздохнул с облегчением, как заметил обращенные ко мне взгляды жены и сына.

   Наблюдая за тем, как я «прокрадываюсь» между столами, Евгения и Евгений улыбались. Причем их удивительно похожие улыбки показались мне, с одной стороны, насмешливыми, что вполне можно понять, а с другой – сочувственными. И именно эта сочувственность почему-то отдалась в моем сердце уже забытой было тревогой.

   Стараясь замаскировать возникшее неприятное ощущение под недоумением, я спросил:

   – Что?

   Сын попытался принять серьезный вид, что у него не получилось, и, явно сдерживая смешок, ответил:

   – Ну, ты как всегда...

   – То есть?

   – Как всегда, сумел отыскать нечто там, где этого быть, ну, никак не могло.

   – В смысле?

   Теперь, откровенно посмеиваясь, Женька сказал:

   – По словам экскурсовода, эта... – тут он заглянул в телефон, что-то там прочитал и, пытаясь изобразить иностранный акцент, произнес: – АНСИАНА – достаточно известный местный персонаж, и не только из-за своей внешности. Местные жители уверены, что она... – сын опять заглянул в телефон и прочитал другое слово: – БРУХА.

   Возможно, эта забавная и специально подготовленная интермедия должна была меня развеселить, но мне почему-то смешно не стало. Наоборот, я ощутил, как тревога, покинув место своего зарождения в области сердца, опустилась в живот, и оттуда ее щупальца стали расползаться по всему телу.

   – Ты хоть понял, что он сказал? – спросила наблюдавшая за мной Евгения.

   Ее только что веселая улыбка продолжала оставаться на губах, но в темно-карих глазах веселости уже не было.

   Я молчал, и жена, не дождавшись ответа, добавила:

   – Бабка твоя – ведьма.

   6

   Вот и настал момент напомнить о еще одном определении чуда: «Нечто необычное, объект, субъект или явление, вызывающее удивление, восхищение своими качествами».

   Почему именно сейчас я решил вспомнить об этой фразе? Да потому, что минут через тридцать после того, как мы покинули злосчастный поселок с «живой» Каталонией и не менее живой бабой-ягой, километров за десять до автострады это чудо нас и поджидало.

   Вспоминая те самые полчаса, я с сожалением должен отметить, что для меня они прошли под знаком: «Бабка твоя – ведьма!»

   Не то чтобы я сильно рефлексировал по поводу смысла этой фразы, но настроение мое было далеко не лучшим. Я ощущал себя словно замороженным, погруженным в вакуум безмыслия, с пульсирующей где-то в глубине того вакуума нервозностью. Перманентное ожидание «чего-то» не отпускало меня ни на миг. Именно поэтому (другого объяснения просто не приходит на ум) я умудрился пропустить мимо ушей крайне интересную историю. Историю, рассказанную Эльвирой после того, как наша туристическая команда заняла места во вновь прибывшем автобусе и Эльвира представила нового водителя:

   – Прошу любить и жаловать, это Алекс, замечательный водитель и прекрасный человек. Мы с ним не один десяток экскурсий провели вместе.

   – Здра-ствуй-тэ, – кивнул всем нам улыбчивый белобрысый поляк лет тридцати и добавил, уже обращаясь к Эльвире: – Спасыибо болшое.

   И вот тогда-то Эльвира объявила, что считает себя обязанной дать пояснения ситуации, невольными заложниками которой мы все стали.

   Именно те пояснения, именно в тот момент, и прошли мимо меня. Осмыслил я их (хотя, можно даже сказать, что впервые о них узнал), лишь на следующий день, ближе к вечеру, когда наша семья уже находилась в аэропорту.

   В ожидании своего рейса мы сидели в кафешке, пили кофе и перекусывали вкуснейшими бутербродами с вяленым мясом. Я и Евгения неспешно беседовали об удавшемся (и тут наше мнение полностью совпало), отпуске, ну, а сын наш не только променял бутерброды на сладкие круассаны, но и, отгородившись от всего мира, в том числе и от нас, своими нереально огромными наушниками, участия в разговоре не принимал.

   – С одной стороны, конечно, жаль испанца, – вдруг произнесла Евгения, – но не стоило ему так поступать.

   Я с непониманием воззрел на супругу и заметил, что она с вновь вернувшимся интересом поглядывает в сторону магазинов duty free. Почему с вновь вернувшимся? Да потому, что, казалось бы, испытание дьютифришным шопингом мы уже успешно прошли, после чего отдыхали от него в кафе, но... вот поди ты.

   – Ты вообще о чем? – спросил я.

   Но супруга словно меня не слышала и продолжала свою, непонятную мне мысль.

   – Даже интересно, что такого он должен был... – на пару мгновений повисла пауза, и по движениям Евгении я понял, что еще секунда, другая – и желание шопинга одержит победу, – привезти родственникам, – наконец закончила она.

   – О чем ты? – спросил я, повышая голос.

   Медленно, словно с неохотой, Евгения перевела взгляд на меня и, пожав плечами, ответила:

   – Да о водителе, об испанце. Ты уже забыл, что ли, о чем говорила Эльвира?

   Не вдаваясь в подробности нашего дальнейшего разговора, по большей части состоящего из непонимания, удивления и междометий, я лишь скажу, что супруге вместо шопинга пришлось заново пересказывать мне вчерашние откровения Эльвиры.

   Как ни странно, я узнал для себя много нового, и та узнанная мной информация, наконец-то, позволила сложиться в моей голове мозаике всех произошедших событий. Хотя, с другой стороны, все та же информация породила новые вопросы. Вопросы, на которые я до сих пор не знаю ответа.

   Впрочем, обо всем по порядку.

   Начало истории было положено той самой ночью, когда мы, безмерно уставшие, возвратились из парка развлечений Порт Авентура. Именно под утро выяснилось, что назначенный на нашу экскурсию автобус сломался. А поскольку у туристической компании свободных автобусов не оказалось (все имеющиеся уже были расписаны по своим маршрутам), то отчаянную ситуацию спасли их партнеры из Жироны. Вот поэтому именно оттуда наутро к нашему отелю подъехал автобус с недовольным водителем. О том, как это происходило, я уже подробно рассказывал, а потому сейчас лишь поведаю о причине недовольства испанского водителя.

   Надо сказать, что причина для его недовольства действительно имелась, а как по мне, так была она очень даже внушительной. Оказалось, что ради нашей экскурсии испанца лишили законного выходного и вместо запланированной им поездки к родственникам он был вынужден отправиться на Монсеррат. Именно об этом так эмоционально сообщил испанец Эльвире во время памятной «грозовой» сцены в автобусе.

   И тут я должен заметить, что, не окажись водитель предприимчивым малым, ничего из случившегося в дальнейшем, конечно бы, не произошло. Но этот громко кричавший на испанском языке человек решил ни в коем случае не отказывать себе в поездке к родственникам (с его слов, он должен был передать им что-то до крайности важное) и вознамерился совместить нашу экскурсию со своими интересами. Думаю, задумка испанца вполне могла бы увенчаться успехом, не будь с нами столь опытного экскурсовода, как Эльвира. Она тут же заметила, что автобус втихаря свернул с автострады и, можно сказать, поймала водителя «на месте преступления».

   Собственно говоря, на этом объяснение приключившихся непонятностей можно было бы и закончить, а поломку автобуса и последующую встречу с бабой-ягой, выгуливающей коз, принять как простую случайность. Да, можно было бы...

   Но...

   Итак, в состоянии безмысленного вакуума я провел где-то минут тридцать, на протяжении которых новый автобус под управлением Алекса, наконец-то, двигался в сторону Монсеррат. Точнее, сначала он направлялся к автостраде, что стала для нас поворотной и определяющей точкой путешествия.

   Эльвира что-то вещала; Евгения, как и большинство наших сотоварищей, ее вроде бы слушали, Женек, сидя с закрытыми глазами, по-прежнему слушал в наушниках что-то свое, а я...

   Я не слушал, не думал и, глядя в окно, ничего не видел – в общем, был не в себе.

   Фраза, вернувшая меня в реальность, звучала примерно так: «Когда же это закончится?! Это форменное проклятие, а не экскурсия!»

   Почему я говорю, что «примерно так»? Да потому, что первая часть той фразы, проткнув вакуум моего безмыслия, словно иголка воздушный шарик, осталась лишь отголоском где-то на периферии восприятия. Но ее продолжение, женскоголосое, вибрирующее, возмущенное буквально впечаталась в мое ожившее сознание.

   – ...Это форменное проклятие, а не экскурсия!

   Вот ключик к двери, за которой скрывалась моя получасовая нервозность. Теперь дверь раскрылась и окутанное ледяной дымкой ожидание «чего-то» вырвалось наружу.

   В следующую секунду я одновременно услышал множество недовольных голосов и осознал, что автобус стоит. Еще через мгновение я заметил удивленный и вроде бы испуганный взгляд Эльвиры. Экскурсовод смотрела на водителя, а тот, действительно казавшийся растерянным, глядел на Эльвиру.

   Не понимая, что произошло, я спросил у супруги:

   – Что случилось?

   На лице Евгении промелькнула досада, а в голосе, как мне показалось, слышалась обреченность.

   – Ну что... кажется, приехали. – Женечка тяжело вздохнула. – И этот автобус сломался.

   Я хотел было уточнить, что она имеет в виду, но тут раздалось чуть слышное «Бе-е-е... Бе-е-е-е» – и я окончательно вернулся в реальность.

   – Давайте не будем нервничать, – облачившись в броню спокойствия, ко всем нам обратилась Эльвира. – Сейчас мы со всем разберемся.

   Но голос ее утонул в возмущенных выкриках.

   – Сейчас! Мы! Во всем! Разберемся! – уже в микрофон, заглушая недовольные голоса, объявила экскурсовод. – Пожалуйста, без паники.

   И, открыв дверь автобуса, Эльвира вышла на улицу. Следом за ней поспешил Алекс.

   – Бе-е-е. Бе-е-е-е... – теперь уже громко слышалось сквозь открытую дверь нашего незадачливого транспорта.

   Если бы я сказал, что народные волнения улеглись в ту же минуту, я бы сказал не совсем правду. И хотя громкость и хаотичность выкриков действительно пошли на убыль, среди нас оказались несколько особенно возмущенных товарищей, что с лихвой компенсировали угасание массового недовольства. Впрочем, мне было не до того.

   Слыша, но не слушая всполохи возмущенных возгласов, я поспешил пересесть в другое кресло, через проход от моего, где у окна, с правой стороны автобуса, сидел Женька. Кажется, наш сын был единственным человеком, кого вообще не интересовало, едем мы или стоим: его глаза по-прежнему были закрыты, а в наушниках играло что-то из терабайта любимой музыки.

   Я выглянул в окно.

   Коза. Угольно черная, вислоухая, с рогами, напоминающими бесструнную дьявольскую лиру...

   «Неужели та самая? – спросил я себя и поспешил ответить: – Конечно же, нет, мало ли коз в Испании».

   ...метрах в двадцати от автобуса, там, где начиналась плантация каких-то кустов, стояла по колено в траве, пристально смотрела в нашу сторону и через равные промежутки времени разговаривала.

   – Бе-е-е.

   Я почувствовал, как внутри моего позвоночника зазвенел электрический импульс.

   – Бе-е-е-е.

   Взгляд козы пересекся с моим, и в том взгляде я вдруг узнал бабу-ягу.

   Послышался тончайший свист, электричество пронзило мой позвоночник и, достигнув пальцев рук, скрючило их.

   – Бе-е-е. Бе-е-е-е.

   И тут...

   – Мам, глянь. Это та коза, помнишь? – послышался детский голос из глубины салона.

   – Какая? – переспросило недовольное сопрано.

   – Ну, та... сегодня днем мы видели. Их там три штуки было. И бабушка еще злая сидела.

   – Ой, не выдумывай, – с еще большим недовольством ответила женщина. – Никакая она была не злая. И коза эта другая: мало ли коз в Испании.

   Это, повторившее мою мысль, «...мало ли коз в Испании», – помогло мне избежать приближающегося ступора.

   «Мало ли коз в Испании», – повторил я еще раз про себя и встряхнул за плечо сына.

   Точно в замедленном фильме, Женька сначала снял наушники, затем так же медленно открыл глаза и еще медленнее повернулся ко мне. В его сонно-сонном взгляде застыл вопрос.

   – Жень, как ты думаешь, это та же коза, что мы недавно видели, когда вышли из первого автобуса? – полушепотом спросил я, кивая в сторону окна.

   Все так же медленно сын повернулся к окну, бросил на улицу мимолетный взгляд, еще медленнее вернулся взглядом ко мне и, кивнув, ответил:

   – Да.

   После чего он замер все с тем же сонно-сонным видом, а я не знал, что ответить. Это его «Да» вернуло ушедший было ступор, и теперь я с каждой секундой погружался в него все глубже.

   К счастью, погружения до конца не случилось: его остановило поведение все той же козы. Она «вдруг» почти вскрикнула на своем козьем языке и отчаянными прыжками отскочила метров на двадцать в сторону.

   С каждой ее подпрыжкой мое состояние «не в себе» ослабевало, а когда из кустов все так же «вдруг» выбежала маленькая девочка, меня полностью отпустило.

   Еще более неожиданным, чем появление «из ниоткуда» одетого в ярко-розовое с белыми рукавчиками платье ребенка, для меня стало «вдруг» возникшее состояние облегчения. Именно его, физически ощущаемое и ничем не обоснованное, я бы и назвал чудом, но настоящее «чудо», точнее фейерверк «чудес» случился спустя пару мгновений.

   Я видел, как девочка, провожаемая разъяренным взглядом замершей невдалеке черной козы (разъяренный взгляд козы – это надо же, что мне померещилось), подбежала к Эльвире и Алексу и несколько минут достаточно живо о чем-то им говорила.

   В момент этих переговоров девочка стояла ко мне спиной, и видел я лишь ее активно жестикулирующие руки, кукольно-розовое платье, белые гольфики и...

   ...и ощущал какую-то неправильность, непонятность – не знаю, как сказать, но что-то не складывалось у меня в голове. Когда же минуты через две Алекс буквально запрыгнул на свое водительское место и девочка, провожаемая Эльвирой, вслед за ним зашла в салон, непонятность исчезла, но ощущение неправильности лишь усилилось.

   Девочка оказалась не девочкой, а очень маленькой женщиной, уже даже не средних лет, одетой в девочкинскую одежду. Ее прическа – два хвостика, перехваченные ярко-розовыми резинками – показалась мне в этот момент запредельно гротесковой.

   Похоже, столь неожиданное «превращение» ребенка в пожилую необычную женщину произвело впечатление не только на меня. В салоне повисла такая же необычная тишина ошеломления, и в той тишине «вдруг» автобус завелся.

   То, что наш транспорт пришел в движение, я осознал лишь спустя пару секунд, когда до моего слуха донеслось отчаянное:

   – Бе-е-е-е!

   «Вот тебе и „Бе-е-е“», – подумал я, испытывая на фоне окрыляющего того самого облегчения прилив непонятной радости.

   Почти сразу же я вернулся на свое место.

   – До чего необычная и интересная женщина, – прошептала Евгения.

   Я ответил лишь:

   – Да уж.

   И не стал говорить о том, насколько пристально эта интересная женщина посмотрела на меня, когда воробушком вспорхнула в автобус. Ее взгляд, в отличие от взгляда бабы-яги, у меня тревоги не вызвал, но пробудил не меньшее смятение. И это смятение мне не давало покоя до того момента, как вслед за чудесами, о которых я только что рассказал и каковые вполне можно списать на мое излишне живое воображение, не пришла пора чудес явных.

   «Сверхъестественное явление, вызванное вмешательством божественной, потусторонней силы» – именно это ожидало нас впереди.

   7

   Остаток нашего непростого пути я пытался разделить с Эльвирой и ее историями. Правда-правда, честно-честно: я буквально заставлял себя слушать экскурсовода. Заставлял изо всех сил, но, увы, почти ничего из ее рассказов не помню.

   История Монсеррат, события, связанные с Черной Мадонной и крестом Святого Михаила, лишь едва касались моего сознания. Под журчание голоса Эльвиры я то и дело поглядывал на «девочку» в розовом (а со спины женщина по-прежнему выглядела ребенком) и томился то ли непониманием, то ли предчувствием, то ли... очень сложно проанализировать, а еще сложнее объяснить, что же зудело внутри меня и не давало покоя.

   Впрочем, я не совсем прав, говоря, что вообще ничего не помню. Когда в самом конце поездки экскурсовод перешла к чудесам, совершаемым Черной Мадонной (возможно, ключевым оказалось постоянно используемое Эльвирой слово «чудеса»), я все же сумел хоть и не полностью, вернуться в тот солнечный день.

   Одну из рассказанных Эльвирой историй, на мой взгляд крайне поучительную, мне бы хотелось сейчас кратенько пересказать.

   Когда-то, давным-давно, жила-была на свете, то бишь в Каталонии, одна пожилая женщина. Как жила эта женщина, чем она занималась – сокрыто тайной, но одно известно совершенно точно: к моменту кульминации истории женщине давно минуло за шестьдесят. И совершенно точно известен еще один немаловажный факт, а именно то, что последние годы одолевала каталонку печаль-кручина. Поводом для той печали являлось отсутствие у женщины внуков, и это несмотря на то, что дочь ее была уже далеко не юна и замужем, причем вроде бы не в первый раз.

   По словам Эльвиры, прошел не один год, прежде чем отчаявшаяся женщина решилась на крайний шаг – надумала она обратится с молитвой и соответствующей запиской к Черной Мадонне из монастыря Монсеррат.

   То, что Черная Мадонна помогает в подобных несчастиях, известно давным-давно и сомнению не подвергается, но, по обычаям, с подобного рода записками к ней обращаются сами страдающие бездетностью женщины, без посредников. А тут дочь той женщины то ли в силу неверия, то ли по какой другой причине, но наотрез отказывалась взывать к помощи Святой.

   И вот любящая мать отправилась в монастырь. Она помолилась, оставила записку и в надежде на чудо вернулась домой.

   На этих словах экскурсовода в салоне автобуса, как мне показалось, повисла густая тишина любопытства. Похоже, именно эта история оказалась одинаково интересной всем нашим туристам (конечно, кроме тех, кто спал или слушал музыку). И когда в той почти торжественной тишине Эльвира произнесла: «И надежда ее сбылась. Через девять месяцев ребеночек появился на свет», – я услышал многочисленные негромкие и достаточно саркастичные комментарии мужской половины нашей туристической группы. Но самым удивительным я бы назвал то, что женщины, коих на самом деле отправилось в путешествие больше, чем мужчин, почему-то молчали.

   – А теперь самое интересное, – выждав увесистую паузу, с загадочной интонацией произнесла Эльвира, тем самым возвращая атмосферу тишины и еще более концентрированного любопытства.

   – Через девять месяцев, к огромному удивлению односельчан, родила сама женщина, а не ее дочь.

   Сказав это, Эльвира замолчала, продолжая хитро поглядывать на своих подопечных, а тишина, окружающая нас, наполнилась новой неуловимой, но почти звенящей нотой. Так продолжалось пару секунд. Затем послышался звук, напоминающий осторожный единовременный выдох, и следом за ним из глубины салона раздалось:

   – Зачет.

   И тут же переходящий от ряда к ряду смех изгнал из автобуса ощущение присутствия сказки.

   Надо сказать, что совпавший с окончанием поездки и воспринятый с юмором (опять-таки подчеркиваю, в основном мужчинами) столь горячий финал рассказа позволил снять напряжение предыдущих часов. Наверное, поэтому я достаточно легко и с юмором воспринял как очень быстрое, сравнимое с бегством, исчезновение за дверями ближайшего кафе одетой в розовое крошечной женщины, так и наше последующее двухчасовое блуждание за Эльвирой.

   Когда же официальная часть экскурсии подошла к концу и нам даровали целых три часа свободного времени, выяснилось, что история о пожилой женщине, ее дочери и ребенке все же не осталась незамеченной и женской частью нашей группы.

   Здесь я должен упомянуть о существующих в нашей семье различиях в туристических интересах. Если моя супруга Евгения обожает как можно чаще где-нибудь бывать и что-нибудь смотреть, то сын наш Евгений, как и его мать, где-нибудь бывать тоже любит, вот только предпочитает он в том где-нибудь просто бесцельно бродить, а еще лучше забираться куда-нибудь повыше. В его понимании именно таков лучший отдых. Что же до меня, то... эх, должен признаться, что вообще не люблю ни длинные прогулки, ни музеи, ни выставочные залы, а уж тех мест культурного времяпровождения, куда выстраиваются длинные очереди, тем более стараюсь всячески избегать. И тем не менее вопреки, казалось бы, таким нестыковкам наш совместный семейный отдых всегда остается замечательным, а главное, нескучным и запоминающимся.

   – Уф, наконец-то, – достаточно громко с нескрываемым облегчением вздохнул я, едва Эльвира объявила об окончании экскурсии и о нашей трехчасовой свободе.

   Евгения бросила на меня укоризненный взгляд и неодобрительно покачала головой.

   – А что? – ответил я. – Теперь хоть в кафе можно посидеть, отдохнуть.

   Из укоризненного, взгляд супруги тут же стал удивленно-недоуменным.

   – Какое – посидеть в кафе? – воскликнула Женечка с почти возмущением. – У нас лишь три часа, а столько всего нужно увидеть: и Базилику осмотреть получше, и в музей я еще раз хотела сходить, и до креста Святого Михаила нужно дойти, и к Черной Мадонне обязательно.

   Признаюсь честно, возмущение супруги, как и ее грандиозные планы, меня повеселили.

   – Ну да, конечно, у нас ведь целых три-и ча-а-са-а", – протянул я, – обязательно все успеем, особенно если начнем с Мадонны: именно там эти три часа мы в очереди и проторчим.

   – Не факт, – ответила Женечка.

   – Очень даже факт, – теперь уже я в свою очередь попытался изобразить возмущение. – В музее мы были, на Базилику смотрели – все, что ты хотела, уже получила. Так нет, ей мало, давайте три часа стоять в очереди. И ладно бы наплевала на мои интересы, на то, что я умираю с голоду, но и ребенок останется не выгулянным. Ни по одной горной тропинке мы так и не прошли и вряд ли уже пройдем.

   – Ой, только меня не вмешивайте в ваши разборки, – тут же откликнулся наш великовозрастный ребенок, что, как на грех, именно в этот момент стоял без наушников, – я один как-нибудь сюда приеду и спокойно по всем тропкам пройдусь.

   – Ну, спасибо за поддержку, – я кивнул сыну, усмехнулся, после чего добавил: – И понятно бы было, если бы мать твоя хотела оставить Мадонне записку с просьбой о двойне, а то и тройне – хоть какой-то смысл, а так попросту угробим время, и все. Зачем?

   – А может, я и хотела, – ответила Женечка, но через несколько секунд сама рассмеялась над своими словами. – Давайте для начала просто посмотрим, а вдруг там очередь уже рассосалась и мы быстро-быстро пройдем.

   Я молчал, молчал и Женька.

   – А уж если очень большая, – вздохнула супруга, – тогда по тропкам пойдем гулять. – И добавила: – Через кафе, конечно, иначе ты нас изведешь и прогулка в ад превратится.

   К счастью, очередь к Черной Мадонне по-прежнему была не просто большая, а нереально огромная. Огромная настолько, что наша любительница исторических и культурных достопримечательностей сама объявила:

   – Ничего себе. Нет уж, лучше по тропкам.

   И тут я замечу, что подобным образом повезло, кажется, лишь нам с Женкой. Ибо среди жаждущих своими глазами узреть святыню Монсеррат я заметил множество, если не всех, экскурсантов нашего автобуса. Причем, лица женщин казались сурово сосредоточенными, а сопровождающие их мужчины выглядели... скажем так, не шибко радостными.

   И вот мы «наконец-то» взбираемся по одной из множества уводящих в самые настоящие горы скрытых в кустах тропинок.

   Я не случайно «наконец-то» взял в кавычки. Потому что если мечта и сбылась, то совершено точно не моя, и минут через двадцать нашего горовосхождения очередь к Черной Мадонне уже не казалась мне таким большим злом. Еще минут через десять я объявил, что лучше умру здесь, вот на этом валуне, чем сделаю хотя бы еще шаг вверх. Не то чтобы я действительно до такой степени устал, но с горными прогулками однозначно следовало закругляться, и подобным образом я как бы намекал на это. Причем, намекал без какой-либо надежды на поддержку, так как в подобных случаях всегда слышится примерно одно и то же: «Еще немножечко, только вон до того поворота дойдем. Или... ой, какой там камень необычный, его нужно обязательно осмотреть».

   Каково же было мое удивление, когда Женечка сразу откликнулась:

   – Действительно, пора прогулку заканчивать. – Впрочем, тут же все объяснилось: – Времени мало осталось, а еще сколько спускаться отсюда, и до Михайлова креста еще сколько идти.

   – Ну, здрасти! – теперь совершенно искренне возмутился я. – Давайте в следующий раз к нему сходим. Как раз будет повод приехать сюда еще раз.

   – Давайте сначала на дорогу спустимся и тогда решим, – очень дипломатично ответила Женечка, что могло означать лишь одно: отказываться от похода к кресту Святого Михаила она не собирается.

   Впрочем, меня подобными трюками не проведешь, и, пока наша семейная экскурсионная группа спускалась по вдруг оказавшейся очень крутой тропинке (на подъеме крутизна столь явно не ощущалась), я готовился к «решающей битве».

   Что касается нашего сынули, то он не менее дипломатично от комментариев воздержался и теперь первым очень ловко и, казалось, без малейших усилий двигался вниз по горной тропе.

   Что ж, вот так и пришел конец нашей безмятежной ПРОСТО прогулки. В то время, пока мы двигались вниз по склону, что-то загадочное и необычное, сопровождающее нас на протяжении всего дня, подготавливало финальную сцену. Ни о чем подобном мы, естественно, не догадывались, и даже я, «страдающий» предчувствиями с утра, на тот момент о прежних своих мыслях и ощущениях не вспоминал. Мне действительно было не до бабы-яги с ее козами, не до розовой девочки-женщины – ни до чего: проклиная себя за дурную идею гулять по тропинкам, я цеплялся за кусты, хватался за траву и думал лишь о том, как бы не кувыркнуться и не скатиться кубарем в синее-синее море, находящееся, кстати, в десятках километров от места нашего горовосхождения.

   И вдруг – о, чудо! Небольшой участок совершенно плоской и ровной земли (на подъеме я почему-то его не заметил) и стоящий на том участке чуть в стороне «сказочный» столб. Только вместо знакомых с детства волшебных фраз «Направо пойдешь – коня потеряешь; налево пойдешь – женату быть; прямо пойдешь – и себя, и коня потеряешь» на указующем том столбе красовалось что-то другое. Причем это другое было написано на нескольких языках, но не на русском.