355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Врубель » Всем штормам назло » Текст книги (страница 8)
Всем штормам назло
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 01:20

Текст книги "Всем штормам назло"


Автор книги: Владимир Врубель



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Чаще всего у Завойко в гостях бывали капитан 1‑го ранга Степан Степанович Лесовский, капитан 2‑го ранга князь Дмитрий Петрович Максутов, родственник Василия Степановича по матери лейтенант Николай Алексеевич Фесун и правитель канцелярии Аполлон Давыдович Лохвицкий. Обед состоял из рыбы. Солонина считалась роскошью. Лесовский по просьбе Завойко проэкзаменовал детей контр-адмирала по арифметике и алгебре. Василий Степанович мечтал отдать их в Морской корпус.

В 1855 году осложнились взаимоотношения Муравьёва и Завойко. Причина этого достоверно не известна: оба на эту тему не распространялись. Василий Степанович обратился в Морское министерство с просьбой перевести его, как тогда говорили, в Россию, поскольку подросли дети и надо дать им образование. Великий князь Константин прислал письмо, в котором просил Завойко остаться на Дальнем Востоке ещё на год, и приложил к письму приказ, утверждённый царём, о зачислении его старших, Георгия и Степана, юнкерами флота в 47‑й флотский экипаж.

В декабре 1856 года Василию Степановичу разрешили наконец сдать дела и выехать в Петербург. 16 лет пробыли они с женой на восточной окраине России. Возвращались не богаче, чем уезжали. Снова нелёгкий путь с маленькими детьми. В Москве их обокрали. После всех дорожных мытарств поездка в Петербург в железнодорожном вагоне показалась раем.

Здоровье Юлии Егоровны было подорвано всем перенесённым. В её записках читаем: «Предшествующие лишения и тяжёлая жизнь отозвались на детях, и долго мне пришлось бороться с их недугами…» Мечта о том, что её сыновья будут служить во флоте, не осуществилась. Гардемарин Георгий Завойко умер в 1858 году от тифа. Гардемарин Иван Завойко в 1862 году был убит горцами на Кавказе. Третий сын, Степан, не мог служить из-за крайне слабого зрения. В Петербурге она проводила в последний путь свою самую младшую дочь Анну.

Василия Степановича Завойко наградили высшими орденами империи. Оборона Петропавловска вошла во все учебники как пример мужества и неустрашимости его защитников. Завойко получил звание вице-адмирала, а затем адмирала. Некоторое время он состоял членом морского генерал-аудитората, но практически не служил: сначала получил пятилетний, а потом и бессрочный отпуск.

Всю оставшуюся часть жизни Юлия Егоровна и Василий Степанович провели в купленном ими на льготных условиях небольшом имении в селе Великая Мечетня Херсонской губернии. Завойко занялся сельским хозяйством, к чему у него, как он признавался, всегда лежала душа. До конца своих дней супруги живо интересовались делами флота и края, в котором провели молодость. В их имении часто гостили моряки и их семьи. В Великой Мечетне нашли они и последнее пристанище. Когда умерла Юлия Егоровна, неизвестно. Василий Завойко скончался 16 февраля 1898 года. Могила их была утрачена.

Через год после смерти Василия Степановича во Владивостоке объявили подписку на памятник адмиралу. Она длилась несколько лет. Фигуру Завойко отлили из бронзы в Петербурге. В 1908 году собранный на народные деньги прекрасный памятник украсил город. В советское время по предложению какого-то «сознательного» рабочего бронзовую фигуру адмирала отправили на переплав «в связи с нехваткой цветных металлов». Освободившийся гранитный постамент использовали позднее для памятника Сергею Лазо. Если судить по публикациям в печати, это ещё не конец истории с памятниками.

Не так давно на старом сельском кладбище Великой Мечетни нашли каким-то чудом уцелевшую чёрную мраморную плиту с могилы Завойко. Предполагаемые останки адмирала перезахоронили рядом с домом, где он жил. На фасаде дома есть доска с надписью: «Здесь с 1865 по 1898 год жили адмирал русского флота Василий Степанович Завойко и его жена Юлия Завойко».

Приключения французской виолончелистки

Лиз Христиани прожила короткую яркую жизнь. После преждевременной смерти её родителей ребёнка взяли на воспитание бабушка и дедушка, актриса и придворный живописец, учитель рисования детей Луи-Филиппа I. Её настоящее имя Элиз Кретьен. Достоверно известно, что она родилась в Париже 24 декабря 1827 года. В детстве и юности Элиз получила хорошее образование и глубокие знания по теории музыки, пения и в игре на фортепиано. Удивительно, что девушку привлекла игра на виолончели, что в какой-то мере было вызовом тогдашнему обществу, потому что исполнительница должна сидеть, широко расставив ноги. В общем, Элиз была человеком с характером. Уже в семнадцать лет она стала выступать на публике в Париже, Руане, Брюсселе. В 1845 году Элиз дебютировала в сольном концерте на виолончели, а на следующий день о ней взахлеб писали все газеты. Она приняла театральное имя Лиз Христиани, под которым и давала концерты. Спустя некоторое время Христиани ждал новый триумф на конкурсе музыкантов в Дании, где она заняла первое место. Король Дании предоставил ей место солистки в камерном оркестре. Это было очень почетно, но для Лиз неинтересно. Ей хотелось видеть новых людей и новые места. Ее, как цыганку, тянула дорога. И Христиани отправилась гастролировать по Европе. Залы, в которых она выступала, всегда были переполнены. Концерты проходили с ошеломляющим успехом. Газеты отмечали не только удивительное, необычное, прекрасное исполнение даже знакомых произведений, но и красоту, и элегантность юной исполнительницы. Она очень неплохо зарабатывала, настолько, что смогла приобрести виолончель работы Страдивари. Виолончель действительно была необыкновенной. Антонио Страдивари изготовил её в 1700 году. Конец XVII и начало XVIII века называют золотым периодом творчества великого мастера. Именно тогда он создал самые совершенные инструменты, в которых наиболее приблизился к природному тембру человеческого голоса. Этого не удавалось никому из мастеров ни до, ни после него. Каждый сохранившийся инструмент работы Страдивари известен, как и история его творения. На этой виолончели играл знаменитый виолончелист Жан-Пьер Дюпо (кстати, инструмент, которым владел Мстислав Растропович, также принадлежал одному из братьев-виолончелистов Дюпо). Cледующим владельцем «страдивария» после Дюпо в справочных изданиях значится Христиани.

В 1846 году Лиз приехала на гастроли в Лейпциг. Руководителем концертов «Гевендхауза» был Феликс Мендельсон. Христиани его заинтересовала. Вначале как исполнительница, а потом и как женщина. Знаменитому композитору было 35, а виолончелистке – 19 лет. Мендельсон был женат, и окружающие считали его брак счастливым. Однако композитор потерял голову от юной француженки. Она разделяла музыкальные взгляды Мендельсона, была не по годам умна, начитанна, и держалась, как состоявшийся музыкант, что, в общем, так и было.

Композитор аккомпанировал ей на концертах. Вспыхнувшие чувства вызвали у него порыв вдохновения. Мендельсон написал «Песню без слов» ор. 109, и посвятил виолончелистке. Трагедия состояла в том, что Феликс не мыслил жизни без своей семьи, детей. Они расстались, пережив душевную драму. На следующий год Мендельсона ждал еще один удар: скончалась любимая сестра Фанни, самый близкий ему человек. Этих двух потрясений он не выдержал. В ноябре 1847 года 38‑летний композитор скончался.

Лиз тяжело перенесла известие о смерти любимого человека. Некоторое время она не выступала. А вскоре Европе стало не до звуков виолончели. Их сменил грохот барабанов и ружейных залпов. Вспыхнувшая во Франции революция стремительно мчалась дальше. Христиани переезжала из страны в страну. Однажды Франсуа Серве, известный виолончелист, рассказал ей о своих поездках в Россию. До этого все ее знания о России ограничивались тем, что там много медведей, очень холодно и живут бородатые казаки. Однако Серве привез из России, как он ей сказал, целое состояние… и Лиз решилась поехать в таинственную холодную страну. Дело было не только в деньгах. Она надеялась тяжелыми испытаниями заглушить в сердце боль утраты.

В 1849 году Христиани приехала в Санкт-Петербург. Но ей не повезло – в столице объявили траур до конца года в связи со смертью дочери Александра II. Тогда она намерилась ехать в Сибирь, о которой столько была наслышана. О богатствах сибирских купцов и золотопромышленников ходили легенды. Лиз наняла русскую служанку и немца-аккомпаниатора, и втроем они отправились в путь. По дороге, в больших городах, Христиани давала концерты, так же как и в Европе, сводя с ума от восторга публику.

Как только виолончелистка приехала в Иркутск, ее пригласила к себе жена генерал-губернатора Восточной Сибири Екатерина Николаевна Муравьева, до замужества Катрин де Ришмон. Две молодые парижанки быстро нашли общий язык. Христиани мгновенно покорила всё иркутское светское общество.

Она попала в столицу Восточной Сибири, когда Николай Николаевич Муравьев собирался в дорогу, чтобы объехать всю восточную окраину империи. После некоторого колебания он согласился на уговоры жены взять с собой Лиз: мало ли что может случиться в пути, его жене могла понадобиться женская помощь. К тому же ему нравилось, как уверенно и независимо держалась француженка.

Так Лиз Христиани отправилась к восточным берегам России в составе маленького отряда генерал-губернатора. С собой взяли минимум необходимых вещей. Это было условием, распространявшимся на всех участников экспедиции. Исключение составила лишь драгоценная виолончель Христиани. Лиз понимала, сколь опасно было брать в дорогу такой инструмент, но расстаться с ним, даже ненадолго, было выше ее сил.

По приказанию Муравьева, прекрасно разбиравшегося в том, что такое «страдиварий», для виолончели сделали специальный деревянный ящик, обитый снаружи железом, а внутри отделанный бархатом. Одному из своих ближайших помощников, чиновнику Бернгардту Васильевичу Струве, он поручил лично отвечать за драгоценный инструмент, не доверяя «страдиварий» никому.

О трудностях того знаменательного путешествия по сибирскому бездорожью мы рассказали в очерке, посвященном Екатерине Ивановне Муравьевой-Амурской. Они красочно и с юмором описаны в письмах Христиани, опубликованных в журнале «Tour du monde» за 1863 год.

Спутникам Христиани, без сомнения, повезло, и генерал не раз благодарил судьбу, приведшую ее в глушь Восточной Сибири. «Француженка m-lle Элиза Христиани, молодая, недурная собой, с чрезвычайно интеллигентным выражением глаз, бойкая, подвижная», – так характеризовал ее один из путешественников. Несмотря на все лишения путешествий по болотам, горам, лесам, опасные переправы через бурные реки и переходы по едва заметным тропинкам вдоль скал, дожди, холод, гнус, доводивший животных и людей до безумия, неимоверную усталость, обе француженки сохраняли присутствие духа. На привалах, когда позволяла обстановка, Лиз доставала свой «страдиварий», и божественные звуки разносились там, где и человеческий голос звучал нечасто. Даже грубые невежественные казаки, сопровождавшие Муравьева, ничего ранее, кроме гармошки и балалайки, не слышавшие, молча, затаив дыхание, слушали дивное звучание виолончели.

В начале июля 1849 года путешественники достигли Охотска, где их дожидался корабль «Иртыш», и отправились на нем дальше, в Петропавловск. Погода, что бывает крайне редко, благоприятствовала путникам, и Лиз часто играла на палубе. Долгое время «Иртыш» неотлучно сопровождали киты, Лиз вместе с натуралистом, входившим в экспедицию, решили, что огромные животные – такие же большие меломаны, как и люди.

Камчатка своей природой, конусами вулканов, горячими ручьями Паратунки, произвела на Христиани неизгладимое впечатление. Острый ум путешественницы, умение наблюдать, анализировать и делать выводы хорошо видны в ее письмах. Она писала о местных жителях, которые после завоевания полуострова казаками и насильственного крещения не приобрели ничего, кроме ранее неизвестных им болезней и пороков. Авачинская бухта ее восхитила. «Петропавловский порт – произведение природы, действительно прекрасен и великолепен. Наверное, во всем мире нет ничего подобного», – сообщала она. Лиз подробно описывала быт и нравы жителей Петропавловска.

Из Петропавловска 50 дней шли к устью Амура. Несмотря на скуку и однообразие плавания, Христиани находила удовольствие в созерцании красоты океана и неба. Она умела наслаждаться жизнью. С большим юмором описывала Лиз встречу с аборигенами Сахалина, где путешественники ненадолго высаживались.

Не встретив «Байкал», «Иртыш» направился в Аян, где Христиани ощутила наконец под ногами твердую почву. Некоторое время ей казалось, что земля качается, но это обычное явление после долгого плавания. В Аяне экспедиция Муравьева пробыла недолго и вскоре направилась в обратный путь. Была середина октября, а зима в тех краях наступает быстро. Христиани писала: «Мы снова погрузились в хаос жуткой дороги». Снег и лед покрыл горы, град сек лицо. Скользя и падая, путники тащили под уздцы лошадей, не желавших идти по скользкому склону. Когда перевалили через горы, начались замерзшие болота с буреломом, который, как капкан, подстерегал ноги людей и лошадей. По этой адской дороге они добрались до небольшой речки Майя. Дальше было легче. И только там Струве признался генералу и Христиани, что лошадь со «страдиварием», за которого он отвечал, как выразился генерал, «своей головой», рухнула в пропасть. Струве с казаком, рискуя жизнью, спустился на дно пропасти, увидел мертвое животное и… целехонький ящик с виолончелью. Не веря своим глазам, он бросился к нему и не увидел никаких повреждений. С огромным трудом двое мужчин поднялись с ящиком на тропу и привязали его на другую лошадь. На привале, укрывшись палаткой, чтобы никто не увидел, он открыл ящик и внимательно осмотрел драгоценный инструмент. К его огромному облегчению, на виолончели не было никаких следов падения. Только после этого чиновник решился рассказать о случившемся. Лиз слушала его рассказ ни жива, ни мертва. Потом она попробовала сыграть на виолончели. И успокоилась, услышав, что инструмент звучал, как и прежде.

В Якутске экспедиция ждала, пока на реках станет лед. Генерал и его подчиненные были заняты, готовили и писали отчёты, донесения, ревизовали якутское управление. Екатерина Николаевна и Лиз скучали. Заснеженная пустыня нагоняла тоску. То, от чего стремилась уехать Христиани, вернулось еще большей душевной болью. Она писала: «Я боюсь, чтобы заживо похороненная душа не притянула бы тело, как говорит Ксавье де Майтре».

По возвращении в Иркутск Лиз не стала задерживаться. Она тепло распрощалась с Муравьевыми и товарищами по путешествию. Теперь ее путь лежал в Казань. Она выехала оттуда в конце декабря 1848 года и вернулась в этот город в начале января 1850 года. Затем она уехала в Москву. Знаменитая виолончелистка провела в путешествии год и двадцать пять дней. Христиани прошла, проехала и проплыла более восемнадцати тысяч вёрст. Она повидала пятнадцать городов Сибири, совершила более 400 переправ, плавала по рекам и морям. Ездила в бричке, санях, коляске, верхом на лошадях, оленях, собаках, а порой и пешком, плыла на корабле и лодках. Лиз дала около сорока публичных концертов и несчетное количество вечеров играла для своих спутников и просто под настроение.

Но Христиани не излечилась от мучившей ее тоски. И тогда она отправилась на Кавказ, о котором ей много рассказывал Николай Муравьев, поглаживая изуродованную черкесской пулей руку. «Мои страдания увеличиваются, силы убывают, что ждет меня?» – писала Христиани.

Может быть, она искала на Кавказе свою пулю?

Судьба уготовила ей иное.

Она давала концерты в Тбилиси, Ставрополе, Грозном и Владикавказе. В конце сентября Христиани приехала в Новочеркасск, где успела дать один концерт. В городе вспыхнула эпидемия особенно злокачественного вида холеры. Француженка не успела уехать. 24 октября 1853 года Лиз Христиани заболела и через несколько часов скончалась. Ей было всего лишь двадцать шесть лет.

Сопровождавший Лиз пожилой немец-аккомпаниатор знал ценность сокровища, которым она обладала. В том же году владельцем виолончели оказался некий Бенацет из Баден-Бадена. Затем виолончель несколько раз меняла хозяев, среди которых были и знаменитые музыканты, и состоятельные люди, которые использовали ее как выгодное вложение денег. С 1936 года виолончель принадлежала компании «W. E. Hill & Sons”. Инструментам работы Страдивари принято присваивать личные имена. Виолончель, на которой когда-то играла Лиз, носит имя Христиани.

На могиле француженки в Новочеркасске установили очень красивый памятник. Кто этим занимался, выяснить не удалось. К большому сожалению, могила Лиз Христиани не сохранилась. Чему удивляться?

Трагедия лейтенанта Бошняка

В 1849 году Николая Константиновича Бошняка произвели в мичманы. В Морском корпусе на своём курсе он был одним из первых, поэтому его перевели в офицерский класс для продолжения учёбы и совершенствования полученных знаний.

После окончания офицерского класса срок выслуги в мичманском звании сокращался. Николай к тому же ещё и получил назначение по окончании учёбы в Охотский экипаж. По положению о порядке прохождения службы на этой окраине России срок выслуги к следующему званию ещё более сокращался. С этой точки зрения молодому офицеру повезло. В 1851 году Бошняк стал лейтенантом. Так успешно началась его карьера. Сначала Бошняка определили на транспорт «Байкал», но вскоре молодой офицер оказался в составе секретной Амурской экспедиции, которая без особого шума занималась присоединением к России огромных территорий на востоке.

Ему шёл двадцать первый год, когда Геннадий Иванович Невельской, начальник Амурской экспедиции, назначил его командиром Николаевского поста на берегу Амура. Собственно говоря, никакого поста ещё не было, его только предстояло оборудовать. Человека, не имевшего никакого практического опыта работы с людьми, определили командовать 25 матросами на отдалённой точке. Все его подчинённые прошли огонь, воду и медные трубы, многие имели за спиной не по одной судимости, из-за чего и оказались в том пустынном и диком крае. Были среди них и судимые за неоднократные побеги.

Командовать в подобных условиях такими матросами и солдатами молодому неопытному офицеру крайне сложно и даже опасно. Сам Невельской в своих записках упоминал о том, что, несмотря на малое число нижних чинов, значительная часть их была порочного поведения, распущенная, склонная к пьянству, преступлениям, в том числе к побегам. К тому же отсутствие прекрасного пола добавляло напряжённости. Жизнь нижних чинов в Амурской экспедиции мало чем отличалась от жизни рабов в Древнем Риме, разве что климат в Восточной Сибири немного хуже, чем в солнечной Италии. Словом, терять им было нечего, компания собралась лихая.

На счастье лейтенанта, Невельской послал вместе с ним двух гражданских, приказчика Российско-американской компании Алексея Березина и горного штейгера (как его звали, выяснить, к сожалению, не удалось), работавшего раньше на Нерчинских заводах. Оба они были людьми зрелыми, много чего повидавшими в своей жизни, к тому же высокого роста и богатырского телосложения. Матросам они казались былинными богатырями. И приказчик, и штейгер имели большой опыт общения с каторжными и ссыльнопоселенцами, прекрасно разбирались в людях. Матросы, как правило, были невысокого роста, впрочем, как и морские офицеры. Людей рослых брали в армию, где эти качества значили больше, чем на флоте. Два великана со здоровенными кулаками помогли лейтенанту быстро поставить на место всех его подчинённых.

Всё лето команда Бошняка рубила лес и заготавливала сено. Невельской пообещал прислать рогатый скот. Провианта и сухарей выдали лишь на месяц. Жили за счёт охоты, рыбалки и сбора дикорастущих ягод и плодов. Бошняку по заданиям Невельского всё лето пришлось провести в командировках.

Пост часто навещали аборигены. Старались с ними подружиться, сблизиться. Гиляки привозили рыбу, шёл оживлённый торг. Узнав аборигенов поближе, Бошняк пришёл к выводу, что русским удалось закрепиться на Амуре такими ничтожными силами только из-за разобщённости обитавших там племён.

Вначале матросы и не помышляли о побегах, побаиваясь гиляков. Но в июле 1852 года пять человек ночью всё же бежали из Мариинского поста, прихватив с собой оружие и вельбот. Разыскать их не удалось. Трудно сказать, куда они могли бежать, на что надеялись, но, видимо, служба в Николаевском посту так им опостылела, что они решились на такой отчаянный шаг. Гиляки при желании, конечно, могли бы их легко отыскать, но, видимо, не захотели этого делать.

К концу лета мичман Николай Чихачёв на шлюпке привёз на месяц провианта, затем гиляки доставили немного припасов. Из заготовленных брёвен приступили к строительству жилья на зиму. Пока шло строительство, жили в палатках. Всё время лили непрерывные дожди. К октябрю закончили строительство двух юрт, бани и загородки для скота. Гиляков всё ещё опасались, поэтому жилища обнесли частоколом.

Больше всего обрадовались юртам крысы, бродившие повсюду шумными компаниями. Видимо, им там было комфортнее, чем в палатках, которые они посещали реже. Избавиться от непрошеных визитёров никак не удавалось. Многие ходили искусанные ими. В палатках жить было невозможно из-за холода, а в юртах – из-за этих мерзких тварей, которые к тому же трудолюбиво разрывали стены, из-за чего холод был нестерпимый. В довершение всех неприятностей текли крыши, никак не получалось заделать их как следует. Вместо стёкол натянули миткаль (хлопчатобумажную ткань).

Если у матросов жизнь была совершенно беспросветной, то офицерам иногда везло. Вот и Бошняку улыбнулось счастье: его подменил на две недели мичман Чихачёв. Лейтенант верхом на олене отправился в Петровское, чтобы немного отдохнуть в семейном кругу Невельских. Он любил у них бывать, правда, такая возможность выдавалась крайне редко. Екатерина Ивановна всегда выказывала лейтенанту дружеское расположение. Они были примерно одного возраста. Он же влюбился в неё с первого взгляда. А что удивительного? Неестественней было бы не влюбиться в очаровательную молодую женщину в этой глухомани, обделённой женским обществом. Все офицеры старались найти любой предлог, чтобы хоть словом перекинуться с женой начальника экспедиции, и многие тайно вздыхали по изящной блондинке с голубыми глазами. Екатерина Ивановна всегда радушно принимала подчинённых своего мужа, и вечерами в их домик приходило много людей. Бошняк познакомился с семейством Невельских в Охотске, куда прибыл курьером к Невельскому из Петербурга. На «Байкале» они вместе перешли в Аян, а затем на злополучном паруснике «Шелихов» в Петровское, едва не погибнув, когда судно стало тонуть, к счастью, недалеко от берега.

Отдохнув немного в обществе Екатерины Ивановны, Бошняк отправился назад на нартах, с двенадцатью собаками. Доставили в Николаевский пост и долгожданный скот в количестве трёх полуживых коров и двух лошадей. Но самое большое оживление вызвали две прибывшие дамы – жёны матросов. Их встретили с ликованием.

В январе 1852 года Невельской вызвал лейтенанта в Петровское, чтобы дать очередное задание. В разговоре с аборигенами выяснилось, что на Сахалине, южнее села Погоби, находится месторождение каменного угля. Информация была исключительной важности.

Начальник экспедиции приказал Бошняку перебраться по льду пролива на остров и выяснить, действительно ли там есть уголь. Командировка предстояла длительная. Бошняк получил сухарей на 35 дней, немного сахара, чай, маленький ручной компас, ну и самое главное – нательный крест, призванный символизировать заботу, доверие и веру начальника в своего подчинённого. Крестов у Невельского было припасено много: гиляков активно обращали в христианство, выдавая в награду рубашку. Один ушлый гиляк, рассчитывая пополнить свой гардероб ещё одной рубахой, принял христианство дважды. Но был разоблачён в своём нечестивом замысле и выпорот по приказу Невельского, а рубаху с позором отобрали.

Не обошлось и без неизменного, дышащего оптимизмом напутствия отца-командира, самого в таких ситуациях никогда не бывавшего, что «если есть сухарь, чтобы утолить голод, и кружка воды напиться, то, с Божьей помощью, делать дело ещё возможно».

Это пренебрежение здоровьем и жизнью человека, лицемерно прикрываемое высокими государственными помыслами, всегда восхищало многих наших историков и писателей, воспевавших Невельского. Видимо, проводилась умозрительная историческая параллель с участием в строительстве узкоколейки Павла Корчагина, зимой, больного, в ботинке и рваной галоше на ногах. Но только здесь в роли Павки Корчагина выступал Бошняк, а не его начальник.

В России здоровье и жизнь рядовых граждан никогда ничего не значили. Всегда, независимо от обстоятельств, впереди были так называемые государственные интересы. На деле за ними, как правило, скрывались карьеристские или корыстные помыслы конкретных чиновников. Традиция эта тянется из глубины времён.

Невельской не был каким-то отпетым злодеем. Просто он исходил, как сам искренно считал, из пресловутых государственных интересов, по сравнению с которыми чужая жизнь и здоровье ничего не стоили. Но при этом его убеждённость подогревалась собственным честолюбием. Стремительная карьера от капитан-лейтенанта до контр-адмирала, сделанная за пять лет, укрепила его в этих взглядах.

В феврале 1852 года Бошняк выехал из Николаевского поста. С ним отправился в качестве проводника и переводчика гиляк Позвейн, давно сотрудничавший с русскими. Каждый ехал на нартах, с упряжкой из шести собак. В пути заночевали в гиляцком селении. Бошняк зачем-то, видимо, от скуки, достал своё оружие – прихваченную на всякий случай флотскую саблю. Сабля была ржавая и согнутая. Он стал выпрямлять клинок о сруб очага. Внезапно поднялся крик и возмущение. Позвейн объяснил лейтенанту, что тот совершил кощунство – оцарапал железом очаг. С точки зрения хозяев, хуже оскорбить их было нельзя. Гиляки потребовали от офицера в виде моральной компенсации одну из собак. Можно предположить, что не будь оцарапанного ржавой саблей очага, нашлась бы другая, не менее важная причина оскорбиться, а главное, потребовать компенсацию. Бошняк отдавать собаку категорически отказался. Потом шум утих, все успокоились и легли спать.

Утром, когда стали собираться, выяснилось, что в упряжке Бошняка недостаёт одной собаки, её всё-таки тихо увели. Лейтенант достал пистолет и стал угрожать им гилякам, требуя вернуть собаку. Те разбежались, но спустя некоторое время собаку всё же отдали. Зато возникла другая проблема: отказался ехать Позвейн, опасаясь, что сородичи на нём потом отыграются. После долгих споров, чтобы окончательно помириться, решили обменяться собаками. Бошняк отдал самую плохую из своих, но и от гиляков получил такое же сокровище. Состоявшийся благородный обмен позволил установить хрупкий мир между двумя высокими договаривающимися сторонами.

До селения Погоби добрались за неделю. Жители селения показали, в какой стороне производить поиски.

Путь по бездорожью был безумно трудным. Привыкший с младенчества к морозам и к подобным путешествиям Позвейн обладал бесценным опытом своих предков. Он был гораздо выносливее своего спутника. Гиляк прекрасно видел, что лейтенант выбивается из сил, и поражался упорству, с каким тот шёл к своей цели. Изредка им удавалось переночевать в какой-нибудь юрте, но чаще всего приходилось укладываться спать на нартах. Впрочем, ночёвка в юрте особенным комфортом не отличалась. Помимо нестерпимого зловония, дыма, ужасающего количества насекомых и крыс, приходилось присутствовать и при кормлении собак в юрте. Хозяева притаскивали длинные корыта, в которые наливали горячее варево из юколы. И без того тесное помещение заполняли голодные псы, с жадностью поедавшие свою пахучую пищу.

Тело Бошняка покрылось фурункулами, особенно ноги. Обувь была изодрана в клочья, замотана тряпками. Заедали вши. Но они всё-таки добрались до селения Дуэ. Там и в районе селений Мгачи и Арка офицер обнаружил выход пластов каменного угля. Это решало проблему снабжения топливом паровых судов.

Выполнив задание, лейтенант решил осмотреть западный берег Сахалина и сделать опись. Нивхи сообщили ему, что каменный уголь встречается также по берегам реки Тымь. Он прошёл по льду Тыми свыше 170 километров и вышел в Ныйский залив Охотского моря. Но не оставалось ни продовольствия, ни сил. Пришлось вернуться прежним путём.

На материке вновь остановились в знакомом селении. Хозяева, видимо, запамятовали, что они помирились, зато обиду помнили и поэтому даже не пустили в юрту. Пришлось ночевать на нартах под открытым небом.

Он добрался до Петровского 3 апреля совершенно больной, весь в нарывах, с разбитыми окровавленными ступнями. Питались они с проводником вяленой рыбой и тухлой тюлениной. Сорок дней заняло это кошмарное путешествие. Собаки от голода погибли. Напомним, что сухарей лейтенант получил на тридцать пять дней. Когда его отвели в баню (сам идти он уже не мог), бельё, не менявшееся сорок дней, просто развалилось.

Невельской гробил своих подчинённых. Все командировки офицеров, приказчика Березина и сопровождавших их казаков были совершенно неподготовленны. Вряд ли начальник экспедиции ревновал молодых сослуживцев к своей юной жене и хотел держать их подальше. Скорее всего, смотрел на них равнодушно, как на расходный материал, преследуя поставленную перед собой цель быть новым конкистадором. Здоровье подчинённых к приоритетам Невельского не относилось.

Две недели лейтенант писал отчёт о командировке. Едва он поправился и стал ходить без самодельных костылей, как Невельской послал его в очередную дальнюю командировку с казаком Парфентьевым к устью Амура. Там, во время ночёвки в селении Каки, проводник затребовал плату большую, чем договорились. Бошняк платить отказался. Тогда тот, сговорившись с хозяином юрты, ночью увёл одну из собак. Лейтенанту с собаками фатально не везло. Утром Бошняк стал трясти хозяина, требуя вернуть пса. Гиляк схватился за нож, но Бошняк ударом кулака сбил его с ног и обезоружил. После шумной перепалки офицер с казаком уехали из селения всё же с прежним количеством собак, но зато без проводника.

В этой командировке, в селении Ухтр, Бошняк случайно встретился со старым знакомым, приказчиком Российско-американской компании Алексеем Березиным. Невельской командировал приказчика, чтобы тот исследовал левое русло Амура, а попутно производил опытную торговлю с гиляками, но при этом не дал ему никого в помощь. Березин находился в ужасающем положении: один, со страшным рожистым воспалением на ноге, без возможности вернуться в Николаевский пост на маленькой лодке, которую выделил ему Невельской, поскольку был не в состоянии грести. Бошняк нанял ему лодку с гребцами для доставки в пост и тем спас жизнь приказчика.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю