355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владилен Леонтьев » В Чукотском море » Текст книги (страница 1)
В Чукотском море
  • Текст добавлен: 8 июня 2017, 23:30

Текст книги "В Чукотском море"


Автор книги: Владилен Леонтьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Владилен Леонтьев
В Чукотском море

От автора

От мыса Дежнева до мыса Билингса омывает Чукотку суровое море. Местами скалистые берега отвесно обрываются к морю. В хорошую погоду холодные волны лениво лижут подножия скал, а рассвирепев, с яростью и злобой бросаются на них, разбиваясь в мелкие брызги. На скалах находят убежище тысячи разнообразных птиц, а под скалами, на узкой галечной береговой полосе, укладываются на летнюю лежку моржи.

В некоторых местах на десятки километров тянутся низкие галечные косы. Если коса отделена от материка узким перешейком или горловиной, она тоже становится местом обитания моржей. Вдоль моря расположены чукотские поселки: один прилепился на крутом склоне горы, другой растянулся на узкой галечной косе, третий приютился у устья реки. Чукчи, которые с давних пор живут в этих поселках, называют себя ан’к’альыт – поморы.

Когда разделились чукчи на оленеводов и приморских, трудно сказать, но было это давно. Обедневшие кочевники селились на берегу моря, некоторые занимались и охотой и оленеводством. Приморские чукчи вели более оседлый образ жизни.

Немногочисленные стойбища анкалинов были раскиданы по всему побережью Чукотки. И лишь только в тех местах, где круглый год был хороший промысел морского зверя, и зимой и летом скапливалось до двух-трех десятков родственных семей.

Обычно стойбища располагались в ложбинах сопок, на склонах крутых обрывов или глубоких оврагов, Это была своего рода защита от неожиданного нападения различных пришельцев с моря или из тундры.

Шло время. Меньше становилось междуусобных войн. Малочисленные стойбища соединялись в крупные поселения, которые располагались в более открытых местах, удобных для промысла. Только глубокие старики не хотели покидать родные места и в одиночестве коротали свою старость…

Со времени установления Советской власти в корне изменился облик сел Чукотки. Их даже нельзя сравнить с тем, что было раньше. Но опыт чукотских зверобоев, который накапливался веками и передавался из поколения в поколение, сохранился. Хорошее знание природы, движения морских льдов, повадок животных, смелость, сила, ловкость и находчивость – вот характерные черты чукотского зверобоя.

Мои родители приехали на Чукотку, когда мне было семь лет. Общаясь с чукотскими ребятишками, я как-то незаметно овладел чукотским языком, и он стал для меня родным. Уже будучи взрослым, я удивлялся, замечая, что на охоте во льдах думаю на чукотском языке. На этом языке как-то удобнее рассуждать о нерпах, разводьях и льдах. Морская чукотская терминология очень богата, есть много слов, которые трудно перевести на русский язык, и пусть читатель не удивляется, что в рассказах я часто прибегаю к чукотским названиям.

Лет двенадцати-одиннадцати чукчи стали брать меня с собой на охоту.

Когда я вернулся в родной поселок после неудачной учебы в авиатехническом училище, отец сказал мне:

– Да, сынок, вид у тебя неважный. Чтобы поправить здоровье, займись охотой. Свежий воздух и хорошее питание сделают свое дело.

А здоровье у меня тогда действительно было неважное. Попав на Большую землю, я сильно простудился и провалялся в военном госпитале больше пяти месяцев. Врачи предрекали мне туберкулез и советовали бояться простуды. Но я последовал совету отца. С этого времени началось мое настоящее знакомство с Чукотским морем, его капризами, с животным миром моря и тундры, с трудной и опасной профессией охотника.


И чем больше я знакомился с опасной профессией охотника, тем с большим уважением относился к ней.

Первый мой самостоятельный выход на охоту закончился неудачей. У берега застряли на мели большие льдины. Пространство между ними было забито мелким смерзшимся льдом. Чтобы добраться до разводий, нужно было пройти метров сто. И как только я шагнул на первую льдину, сразу ухнул по пояс в холодную воду. Помог мне выбраться чукча-охотник, шедший впереди. Я выбрался на берег, выжал воду, переобулся и быстро побежал к дому.

Первая неудача не заставила меня отказаться от своего намерения. Я продолжал охотиться и с каждым днем становился все опытнее, лучше стал разбираться в ветрах и морских течениях, в особенностях морской охоты. Мне везло, я даже получил кличку «аммэмылёльын» – всегда убивающий нерпу.

Вначале я охотился у берега на припае. Но вот в один погожий день с двумя охотниками вышел к кромке припая. Дул слабый северо-восточный ветер. Воды у кромки не было. Лед, прижимаемый к припаю ветром и течением, медленно несло на север. На стыке дрейфующего льда и припая образовалась плотная шуга, на припай с грохотом лезли льдины. Мои спутники надели чукотские лыжи и смело шагнули в шугу. «С ума они сошли, что ли?» – подумал я. Но охотники, спокойно перепрыгивая с льдины на льдину, опираясь на охотничьи посохи, шли в море, к открытым разводьям.

– Пошли с нами! – крикнул одни из охотников. – Не бойся!

Я несмело шагнул в шугу и робко двинулся следом, к дрейфующему льду. Это было мое первое крещение. Позже я узнал, что большую часть года чукчи охотятся за кромкой припая, там, где лед находится в постоянном движении, где всегда образуются полыньи и разводья.

Море для береговых чукчей то же, что клочок земли для русского крестьянина. Море дает пищу, одежду, тепло.

Как-то вечером, вернувшись с охоты, я подошел к старому Рычыпу.

– Ну, как? – спросил он, подтягивая ремни на нарте. Видимо, подготавливал ее для дальней поездки.

– Что-то нет зверя в море. Ни одной нерпы не видел. Бедно море.

– Нельзя так говорить о море, – строго ответил старик. – Море нас кормит, его надо уважать. В море всегда есть зверь, только надо очень хорошо знать море и повадки зверя.

На следующий день рано утром я встретил Рычыпа на кромке припая. Старик хитро улыбнулся и попросил меня:

– Помоги мне отвезти домой нерп. Я на своих собаках не смогу взять всех сразу.

– А сколько ты убил?

– Восемнадцать, – ответил Рычып.

Я был ошеломлен. А старик, как ни в чем не бывало, разгребал снег и вытаскивал оттуда одну за другой замерзшие туши нерп.

– Как же ты их добыл?

– Сеткой. Видишь – кромка у припая открыта. Ночью луны нет, темно наверху, темно и подо льдом. В такое время нерпа гуляет подо льдом у кромки припая, гоняя навагу, которая хорошо светится в темноте. Ружьем нерпу не возьмешь, а вот в сетку она попадается здорово. А ты говорил, нет в море зверя, – упрекнул меня старик.

Иногда можно слышать высказывания, что среди чукчей нет взаимовыручки, что они не помогают в беде друг другу. Если тонет охотник, то пусть тонет, мол, так велел дух.

Много раз я попадал в беду, и каждый раз меня выручали охотники.

Однажды я с двумя охотниками возвращался в поселок. Охотились на дрейфующем льду. У самого припая нам преградила путь широкая полоса воды. На кромке, на высоких торосах, стояло несколько охотников. Они давно с беспокойством ожидали нашего возвращения. Мы двинулись против течения – одни по кромке припая, другие по кромке дрейфующего льда, высматривая льдины, на которых можно переправиться на припай. Наконец льдины были найдены, и мы с помощью охотников, по очереди, рискуя окунуться в холодную воду, перебрались на припай.

Уважают чукчи старых охотников. Если старик, возвращаясь с охоты, волочит одну-две нерпы, то молодой охотник должен обязательно помочь старику, даже если и у него есть добыча.

Один раз я обогнал старого охотника Кагье, который волочил нерпу. Волочил нерпу и я. В поселке меня спросили, что нового в море, кого я встречал, кто что добыл. Когда чукчи узнали, что я обогнал Кагье и не помог ему, то осуждающе сказали, что я не уважаю старших.

Чем больше я знакомился с опасной профессией морского охотника, тем с большим уважением относился к ней. Чукчи научили меня наблюдательности, научили понимать природу. Они очень любят природу, но не выражают этого елейными словами: ах, как замечательно! Как красиво!

Я полюбил этот суровый край, его природу, его смелых жителей. Мои маленькие очерки и рассказы взяты из действительной жизни. И я надеюсь, что, познакомившись с ними, читатель будет еще больше уважать смелых охотников, полюбит чукотскую природу.

Припай, тылягыргин и дрейфующий лед

Не каждый год в одно и то же время подходит лед к северному берегу Чукотки. Иногда он держится все лето.

Летний лед неустойчив: то его относит от берегов и гоняет по морю, то штормовым ветром прижимает к берегу, и тогда все чукотские зверобои вынуждены отсиживаться в поселках. Настоящий лед появляется в конце сентября или в октябре. От состояния льда в море зависит и охота.

Конец сентября. Кое-где уже выпал снег, крепче становится мороз. Темное морс кажется суровым и неприветливым, В шторм оно страшное, а в затишье устало катит свои волны к берегу. Пора и ему отдохнуть, укрывшись льдом. На галечных берегах и скалах появляется налет грязно-желтого слизистого льда. Течение все настойчивее рвется на юг, неся с собой холод и лед. Появляется предвестник постоянного льда – шуга с небольшими обсосанными круглыми льдинками, которая тянется узкой полосой вдоль берега, постепенно расширяясь к северу. Шуга плавно колышется, шелестит и выплескивается на берег волной, которая оставляет на гальке одну-две льдинки, веточки морской капусты, а иногда и рыбку – векын.

С каждым днем полоса шуги становится все шире и наконец скрывается за горизонтом. Появляются крупные льдины, которые по воле течения и ветра плывут в Берингово море. Часто на них можно видеть черные точки. Это небольшие группы моржей начали свое путешествие.

На берегу уже не тонкий налет льда, а целый ледяной выступ. Волны лениво бьются о край выступа, забрасывая наверх мелкие льдинки и все выше наращивая его.


В шторм море кажется мрачным и неприветливым.


На берегу рже целый ледяной выступ с вмерзшими льдинками.

Появляются небольшие айсберги, сплошные ледяные поля. Иногда ледяные глыбы, зацепившись на мелководье за дно, застревают у берега. Вода между ними забивается шугой, и все это крепко смерзается.

Так образуется припай.

Охотники делают первые вылазки. Они ловко прыгают по мелким льдинкам, добираясь до глыб, засевших на мели, где еще сохраняются свободные пространства воды. Около этих разводий бьют охотники первую осеннюю нерпу и молодого лахтака.

Все крепчает мороз, все упорнее гонит течение лед дальше на юг, все плотнее прижимает его ветер к берегу, все шире становится припай. Охотники уходят ближе к кромке припая. Если охота на нерпу сначала была лучше там, где более мелкое дно и застрявшие льдины, то теперь лучше охотиться у скал, ближе к кромке припая, где море глубже.


Там, где течение особенна зло толкало лед на припай, образовались высокие ледяные горы.

Но этот припай еще не прочен. Бывает, что при первом же сильном ветре с берега его срывает и относит в море пли морской ветер сжимает его и комкает. Слышится грохот, скрежет, удары падающих льдин. И вдруг ветер и течение, как бы сговорившись, в один прием выравнивают кромку припая и громоздят вдоль него большие, трудно проходимые торосы, которые издали похожи на большой горный хребет.

Чукчи-охотники говорят:

– Этки! Плохо!

Но вот пошел снег, задула пурга. Снег усердно трудится для охотников: выравнивает поверхность припая, забивает щели в торосах, утрамбовывая паст. Образуется настоящий припай. В некоторых местах он отходит от берега. Там, где течение особенно рьяно толкает лед на припай, вырастают высокие ледяные горы. А у самой кромки припая сплошной массой, уходя далеко в море, по-прежнему движется лед. Это место называется по-чукотски «тылягыргин» – движение, путь.

Теперь все разговоры морских охотников сводятся к тылягыргину, кромке и дрейфующему льду. Как тылягыргин? Движется ли лед? Какая кромка? Да и понятно: с этого времени охота начинается за припаем, за тылягыргином, на дрейфующем льду, где от постоянной подвижки льдов образуются трещины и разводья.

На припае лишь иногда удастся охотнику найти лунку. Выловит он около нее две-три нерпы – и все. Этим делом занимаются старики, которым тяжело ходить далеко в море. А молодые добывают зверя за припаем, на дрейфующем льду. А чтобы попасть на него, надо перейти вечно шумящий кованный тылягыргин…

У кромки

Легка и удобна одежда морского охотника. Мягкие нерпичьи штаны, короткие, чуть выше щиколоток, торбаза, туго стянутые нерпичьим ремешком; не доходящая до колен двойная кухлянка из шкур молодых оленей, сверху белая камлейка – балахон. Кухлянка в поясе туго перетянута ремнем, на котором с правой стороны нож в чехле, кожаный мешочек для патронов, кисет для махорки и табака-папуши. В такой одежде никакой мороз, ветер и пурга не страшны охотнику.


Просты и снасти охотника. Акын – закидушка, хорошо обструганная деревяшка грушевидной формы с тремя острыми большими крючьями на утолщенной части. К другому концу акына крепится длинный, хорошо обработанный лахтачий ремень. Ремень аккуратно смотан в бухту. В любой трещине, полынье достанет охотник нерпу, лахтака, ловко метнув акын. Идти в море без акына, все равно что заранее прийти без добычи.


Не выходит охотник в море и без ракетных лыж – вельвыегыт. Вельвыегыт коротки, их след на снегу похож на вороний, потому-то они и называются вороньими лапками. Обод вельвыегытов делается из толстых сучьев. Тупой носок круто загнут. Чтобы обод не сужался, вставлены короткие распорки, и все искусно переплетено ремнем. Вельвыегыты не скользят, но хорошо удерживают охотника на снегу, густом кашеобразном льду, служат вместо подстилки, когда охотник сидит в укрытии, ожидая нерпу.

Чтобы ходить на вельвыегытах, нужна сноровка и привычка.

Много неожиданностей подстерегает охотника в море: коварный тонкий лед, запорошенный снегом или раздробленный, перемолотый в порошок и смерзшийся в кучу, подтаявшая или подмытая волной кромка разводья, качающиеся на волнах льдины.

Передвигаясь по льду, охотник всегда пробует лед длинной палкой – инныпи – с острым железным наконечником на одном конце и крючком на другом. Крючком охотник подцепляет нерпу в разводье. Имеются у охотника и другие нужные вещи: легкий посох с колечком из китового уса, лямка из толстого моржового ремня для волока нерпы, разные связки запасных ремешков, железная игла из стальной проволоки с расплющенным острым кончиком для сшивания шкуры медведя, лахтака или же куска моржового мяса. Все эти снасти крепятся в одну легкую связку и закидываются за плечи. Винтовка в чехле сверху.

У охотника нет ничего лишнего – все необходимо. Снасти не только для того, чтобы достать зверя из воды и доволочить его до дому, но они и выручают из беды.

Однажды вышел охотник в море, дошел до кромки припая, постоял, понаблюдал. Лед как будто не двигался, но иногда поскрипывал и нехотя, рывками напирал на припай. Дул слабый северо-западный ветер. Было ясно и морозно. Недалеко от припая парили разводья. Охотник надел на ноги вельвыегыты, перешел через притихший тылягыргин и двинулся в море. Временами он приостанавливался, взбирался на торос и внимательно оглядывался по сторонам, следил за кромкой припая.

Среди чукотских зверобоев существует неписаный закон: если охотник с дрейфующего льда видит на кромке припая на высоком торосе фигуру человека, значит с тылягыргином плохо, лед отходит и надо спешить к припаю. Потому-то старики и не разрешают молодым охотникам без дела взбираться на высокие торосы припая, чтобы не вызвать ложной тревоги.

Но на этот раз охотник был один. Ни на дрейфующем льду, ни на кромке припая никого не было видно.

Около одного разводья он убил двух нерп. Доставая их акыном, обратил внимание на то, что туши нерп медленно сносит течением против ветра. «Течение усилилось. Как бы чего не случилось на припае», – размышлял охотник. Чтобы лед отошел от припая, не всегда нужен сильный штормовой ветер.

Часто бывает, что сменившееся течение тихо срывает лед и уносит в море.

Короткий зимний день кончался, наступали сумерки. Пора возвращаться на припай. Охотник еще раз взобрался на ледяную вершину и сверху наметил себе путь. Вдоль кромки припая, как дымок, полоской подымался пар. «Все же оторвало», – подумал охотник и стал поспешно спускаться вниз.

Вот и припай. Между дрейфующим льдом и его кромкой простиралась широкая полоса воды. По воде редкими белы ми пятнышками плыли мелкие длинные льдинки. Все было тихо, спокойно, но это обманчивое спокойствие таило в себе что-то страшное. Любой человек на месте охотника растерялся бы, но ему, привыкшему бродить по льдам, все это не могло внушить беспокойства. Спешить нельзя, надо все обдумать. Охотник присел на льдину и стал внимательно следить за водой, льдинками, кромкой припая. Небольшие льдинки спокойно плыли по ровной глади, кромка припая медленно проплывала перед глазами охотника, временами заволакивалась паром. Казалось, что не его несет, а несет припай.


Легка и удобна одежда морского охотника.

Охотник встал и пошел по кромке льда у самой воды против течения, волоча за собой нерп, тщательно изучая каждую льдинку. Льдинки все мелкие, неустойчивые, в светлой воде хорошо видно их подводную часть. Наконец он нашел сравнительно крупную льдину, остановился, снял с себя снасти, отвязал акын. Прицелившись, ловко метнул акын, крючья крепко засели в льдине, и он стал подтягивать ее к кромке.

Переправа есть. Но как переплыть без весел, а акын до припая не докинешь. Но и тут не растерялся охотник. Он снял вельвыегыты и стал их крепко привязывать к концам охотничьей палки (пригодились и запасные ремешки). Получилось двухлопастное весло. Он опустил в воду сначала одну лыжу, затем другую. Окунал несколько раз, пока вся сетка не покрылась тонкой ледяной пленкой. Весла есть.

Для большей устойчивости льдины охотник спустил в воду нерп и прочно привязал их сбоку; нерпы в это время года хорошо держатся на воде. Охотник осторожно ступил на льдину, она закачалась, осела, но выдержала. Присев на корточки, он оттолкнулся самодельным веслом и стал тихо выплывать на середину полыньи. Движения охотника были медленные, осторожные.

Пока охотник готовил переправу, лед отошел еще дальше, расстояние до кромки припая увеличилось. Сгущались сумерки.

Если бы кто-нибудь увидел переправляющегося охотника, то подумал, что охотник сидит прямо на воде и гребет веслом, – настолько низка и мала была льдинка. Подплыв ближе к припаю, он осторожно, чтобы не перевернуться, бросил акын – деревяшка крепко зацепилась за торосы – и стал подтягиваться. Льдинка тихо ткнулась в кромку, и охотник соскочил на припай. Теперь он был в безопасности и мог спокойно покурив, направиться к дому. А лед медленно относило все дальше и дальше, в темноте его уже не было видно.

Вот так, если не растеряешься, и из безвыходного положения найдешь выход. Смекалка нужна.

На тылягыргине

Келеет сидел на высокой ледяной глыбе недалеко от кромки припая. Рядом скрежетал, шумел тылягыргин. Раздавались удары падающих льдин, тяжело вздыхало море. Течение прижимало лед к припаю и быстро гнало его на север.

Келеет свернул цигарку и затянулся крепким махорочным дымом. Тускнели звезды, исчезали всполохи северного сияния. Вырисовывались мутные контуры торосов. Над посветлевшим горизонтом висели черные клочки облаков – это парили вновь образовавшиеся полыньи. Вот одна хаотическая громада коснулась кромки припая и развалилась. «Гыррр!..» – разнесся над морем дробный грохот. На обширном ледяном поле образовалась трещина, которая медленно расширялась и уходила на восток.

В шуме моря, который временами затихал, Келеет уловил слабый всплеск. «Мэмыл! Нерпа!» – подумал он.


Близость зверя пробудила охотничью страсть. Келеету не терпелось. Он набросил на плечи охотничьи снасти, проверил ремни на вельвыегытах, надел их и тронулся к тылягыргину.

Вплотную к кромке двигалось большое поле крепкого льда. Между ним и припаем пролегала неширокая полоса кашеобразного льда, который от сжатия с шуршанием выпирал вверх. Келеет приостановился, посмотрел и спокойно шагнул в ледяную кашу. Наступая на мелкие льдинки, появлявшиеся откуда-то из глубины, сделал несколько шагов, достиг крепкого поля и направился к чернеющей полынье.

Было еще темновато, мушка винтовки сливалась с прорезью прицела и темной поверхностью воды. Келеету ничего не оставалось делать, как наблюдать за разводьем и ожидать рассвета. Лед несло, вместе с ним несло и охотника.

– Пыф! – раздалось совсем рядом.

Келеет вздрогнул. Показалась голова нерпы, охотник с трудом различал ее очертания. «Попробую», – решил он.

Прогремел выстрел. Голова скрылась, а на том же месте всплыл темный горбик. Вокруг него поползли по воде сальные пятна, разбежались мелкие волны. Охотник взмахнул акыном, деревяшка плюхнулась в воду позади нерпы, ремень акына лег на ее спину. Рывок – и острые крючья акына вонзились в шкуру. Охотник вытащил нерпу на лед. Это был старый большой самец с пожелтевшими усами.

«Надо как можно скорее перетащить нерпу на припай, – подумал охотник. – И так меня отнесло на порядочное расстояние».

Келеет шел по льду против течения, стараясь поравняться с тем местом на припае, откуда он сходил на лед.

Нерпа волочилась за охотником, безвольно болтались в разные стороны ее ласты, на льду оставалась кровавая дорожка.

Вот и знакомая глыба на припае. Остается пройти полосу мелкобитого, стертого в порошок льда. Понадеявшись на свою силу, волоча нерпу, охотник, не раздумывая, двинулся к припаю через тылягыргин. Под его тяжестью льдинки уходили вглубь, ноги вязли в шуге, а когда он напрягался, они погружались еще глубже. Несколько шагов – и твердый лед припая. Охотник замешкался, выбирая твердую опору, шагнул, лыжа скользнула по льдинке и подвернулась. Он потерял равновесие и повалился набок. Лямки сзади сильно натянулись. Видимо, нерпу завалило шугой и потащило течением. «Надо ее отвязать», – подумал охотник и занес было руку за спину, но еще глубже увяз в шуге. Охотник погружался в лед. А за лямки по-прежнему тянуло и тянуло, и никаких сил не было освободиться от этой сковывающей тяжести. Кругом скрежетало, шуршало и шипело…

– Мэй!! – в ужасе закричал охотник.

В ответ раздался лишь грохот свалившейся где-то большой льдины.

Колючие кристаллики льда коснулись лица. Тело сковало. Руки охотника судорожно пытались да что-то уцепиться. Исчезли в шуге посох и инныпи. Охотник видел перед собой край посветлевшего неба… Откуда-то выперла громадна» льдина и угрожающе нависла над ним. Она вздрагивала, скрипела и надвигалась на Келеета.

«Нож в руки, пустил бы кровь горлом. Перестал бы мучиться…» – думал охотник. А льдина все лезла и лезла, готовая обвалиться всей своей тяжестью на человека и втиснуть его в шугу. Вдруг она заскрежетала, на мгновение приостановилась и, зловеще шипя, стала медленно отходить в сторону.

«Наверно, у меня ремень оборвался на лыже…»

«Что так больно давит в бок?..» – мелькало в голове Келеета.

Вода просочилась сквозь меховую одежду и обувь. Горький, соленый лед набивался в рот, уши, нос… Воздуха не хватало… В глазах потемнело, и все исчезло.

Вдруг его снова потянуло за лямки, но на этот раз куда-то в сторону. Охотник опять оказался наверху. Та же льдина, перевернувшись, выползла с другой стороны и легко вытолкнула его и нерпу на поверхность. В глаза ударил утренний свет, грудь вдохнула воздух…

– Где-то здесь был слышен крик.

– А вот и следы… – переговаривались двое охотников, быстро идя вдоль припая.

– Вот он! – крикнул один из них.

В самой гуще шумящей шуги на ребре большой плоской льдины с одной стороны висело почти безжизненное тело охотника, с другой – нерпа.

– Держись! – раздалось с припая.

В воздухе просвистели акыны – охотники вытащили на припай и человека, и нерпу.

Келеет еще долго не мог прийти в себя. Как во сне до него доносился голос:

– Вот видишь, – говорил пожилой охотник, – как рискованно оставлять на ремне за спиной нерпу, когда переходишь тылягыргин. Это она втянула тебя в шугу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю