Текст книги "Странник (СИ)"

Автор книги: Владилен Суворов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Пять лет я не думал о смысле жизни и прочей философской чепухе. Просто жил, как живут прочие живые существа. Ел и спал, ходил в походы, выслеживал дичь, рыбачил и купался. Осваивал нелегкий промысел охотников за пушниной. Пару раз даже вышел против мишки, но все обошлось, все остались живы. Жалко было убивать мишку, поэтому отпустил его к деткам.

– Олег, тебе тут пришла повестка.

«Опять…»

Наша страна велика, своим умением взять под контроль отдельного человека. Я не посещал паспортных столов, не ходил в школу, не был на приеме у врачей поликлиники. Но меня нашли, даже в этих заброшенных краях.

– Ну что орел, куда пойдешь служить?

Капитан в военкомате был непривычно весел.

– Давайте в егеря, я охотник хороший. Зверя знаю. А человек – это самый страшный зверь…

Смех как ножом обрезало, не понимают тут тонкого юмора.

– Егерь. Ладно. Значит, служить будешь в солнечной и горной Грузии, – подтверждающий штамп в нужное место и ваш покорный слуга отправился в далекие и неведомые доселе края союза.

Когда-то я мечтал о том, чтобы заниматься альпинизмом. Будь проклято мое желание. Альпинизма за эти 3 года я наелся на годы вперед. Мы прошли по всем горам Памира и Кавказа вдоль и поперек и не дюжину раз. Сотни покоренных пиков. Хорошо, если бы мы остановились лишь на горах…

Форсирование рек, ручьев, и водоемов. Марш броски сквозь непроходимые болота Беларуси. Недельные скитания по лесам Украины и Сибири. В лесах мы проводили больше всего времени. Последний год так и вовсе был как одно сплошное учение.

Выбрасывали группами по десять человек. Задача – выжить в течение месяца. В запасе кроме оружия, лишь медицинские средства. Никакой еды. На дворе – январь месяц, январь в Сибири.

Один я бы выжил, но требовалось накормить еще девять человек. Пришлось попотеть. Пришлось разбудить сердитого мишку. Медвежатина сытная еда. Мясо было жесткое, топтыгин был старый, но выбирать не приходилось. Варили часами, ели килограммами. Почти все поправились, набрали жирок, да так, что пришлось в ремнях делать новые дырки.

– Олег, слышь, а как ты его нашел.

– Я тоже хочу знать…

– Я сзади шел. Тут Олег останавливается и говорит – вот здесь «лежка». По мне так сугроб-сугробом.

– Вот провалишься в такой по незнанию и пиши-пропало.

– Да что там сложного. Хотелось бы и соврать, да совестно. Повезло мне, – кажется мне не поверили. Сказать правду не смогу. Это чувство «охотника». Родовое искусство. Дед несколько раз заставил поклясться, что не проговорюсь и не расскажу чужому человеку.

«Все равно для них это мистика и суеверие», – в Сибири всегда верили в приметы. Чуйка охотника передавалась в нашей семье от отца к сыну. Вот только сына у деда не было, одна лишь дочь. Поэтому и передал свое мастерство и силу городскому внуку.

Ритуалы в этих местах ушли не так далеко от прошлого. Смешать кровь в вине и выпить. Тем не менее – это работало. Чуйка или что-то иное, но я как-то очень быстро научился ощущать окружающий мир. Мог определить, где залег зверь. Ощущал норы лисиц. Чувствовал мишек. Кто-то скажет магия или колдовство, а вот я не могу дать однозначного ответа…

Все мои прошлые жизни не могут мне помочь сформулировать правильный ответ. Знаю твердо лишь одно. В лесу мне не умереть от голода. Лес мой дом.

– Пойдем, покормим Лешего.

Ритуал кормления лесного духа повторялся еженедельно. Пока не вошел в мою кровь и плоть. Даже в далекой Грузии, всегда находил возможность сходить на рынок – купить жертвенную курицу. Лично отмачивал ее в винном соусе и готовил над углями, пока тушка не истекала струйками ароматного сока, и не покрывалась тонкой хрустящей аппетитной корочкой. Далее выбирал пару сухих лепешек, и бутылку хорошего самогона. Что примечательно, на следующий день в этом месте уже не было ни крошки еды. А ведь специально выбирал самые непроходимые для людей и животных места.

– Орлы, – командир батальона гордо окидывал нашу группу радующимся взглядом.

– Через неделю участвуем в командно-штабных учениях. А пока всем отдыхать, – замполит как всегда строг и требователен. До сих пор не выношу на дух эту штабную породу.

Отдых, одно лишь название. Из лесов Сибири мы вернулись откормленными, так что еще немного и морда лица треснет. Физиономиями некоторых солдат можно было прикрывать открытую форточку.

Штабные учения против десанта и прочей пехоты прошли весело. Десантуры было даже слишком много. Сто егерей против десяти сотен пехоты и трехсот десантников.

– Задача одна. Выжить. Если до конца недели на свободе останутся более 40% егерей, победа будет нашей. Вас ловят – вы прячетесь. Если есть возможность, ведете захват языков противника из числа офицеров. Захватите пять и более офицеров – автоматическая победа. Сразу предупреждаю, все офицеры будут без знаков различия. Так что настраиваетесь на захват пленных и долгий допрос. Допрос длится 3 часа. Потом отпускаете пленного на волю, и он выходит из игры. Сведения будут сообщаться пленными после трех часов плена, поэтому старайтесь вести учет времени. Если пленный отпущен до получения сведений без истечения нужного времени, то он не считается выбывшим.

Командир группы сильно упрощал, но если вкратце, то все было понятно.

– Можно работать индивидуально?

– Хорек? Тебе можно.

Прозвища среди егерей это норма. Хотя, в каждой шутке есть доля правды. У каждого из нас было время, чтобы подготовиться, как полагается. Пехота шла сквозь лес густой и нервной цепью. Шли в три ряда.

«И кто придумал проводить эти учения зимой?»

Пришлось поизвращаться с разными снегоступами и когтями. Благо, что лес здесь густой, можно попытаться изобразить тарзана. Пехота прошла без проблем. Десантура должна была выброситься с самолетов в тылу у болотистой поляны. Так что теперь по идее мы в кольце.

В любом деле главное иметь толику терпения и чувство особого «нерва». Я просидел на том дереве шесть суток. Без путешествий в кустик и прочих изысканностей, ходил в туалет прямо под себя, то есть в специально перешитые для этого дела штаны с внутренним резервуаром. А вы что думали? Благо запаха не было, у каждого охотника есть свои средства, чтобы перебить сильный человеческий запах.

Пехота и десант шныряли по лесу будто наскипидаренные. Один плюс для них, площадь леса изначально не была большой, это вам не тайга.

– Здесь должен быть еще один!

– Да сто раз уже все проверили, что он под землю провалился что ли?

– Точно. Язык сказал, что он может затихариться в берлоге медведя…

– Товарищ командир, так откуда здесь медведи. Это ж средняя полоса…

– Так. Проверим еще раз. С нами теперь десант, может хоть они определят, что мы не заметили.

Одного командира я вычислил, вот так повезло.

«Надо бы поменять дерево».

Но чуйка вопила совсем другое, и я остался на том самом дереве. Судя по разговорам поисковиков, большинство наших переловили, почти всех…

– Да здесь он должен быть. Если только не убег с учений в другие леса.

– Уже сто пять раз все обыскали. Даже сугробы раскидали.

– Поищем еще…

Учения заканчивались через три часа, когда к моему дереву подошла группа незнакомых товарищей.

«Да это ж тот самый командир…»

– Что будем делать товарищ майор?

– Если не выловите гада за эти три часа, будет зафиксирована – боевая ничья, – сильно я их накрутил, уже и характеризующие термины пошли.

– Мы тут допросили последнего языка.

– И что?

– Это охотник. Откуда-то из тайги. Говорит, что испод Магадана.

Туго у них тут с географией, где тот Магадан и где мой Анадырь. Совсем другие края и другие нравы, они бы еще про Аляску вспомнили, тоже ведь в нашу сторону.

– Позор… деревенщину не смогли найти.

Признаться вот тут-то они меня и задели. Тень в маскхалате приземлилась прямо в центре группы. Бил не больно, с целью вырубить, а не убить. Семь ударов, справа налево. Таким быстрым я еще не был. Будто смазался в невидимый вихрь. Только чудом никого не убил.

«Так, что это?»

Двое из семи были одеты в десантный камуфляж. Минимум один из них – офицер. Осталось лишь выждать три часа, может, и сведем эту игру в ничью. Сунув кляпы в рот, связал и укрыл пленных на соседних деревьях. Жаль не удастся скрыть следы борьбы. Но можно выполнить отвлекающий маневр.

«Говорили нам об этом или нет?»

А… плевать. Форма пехтуры пришлась мне впору. Надеюсь, он не обидится на мой маскхалат, запах там стоит убойный.

«Теперь можно попытаться взять еще одного офицера».

Противник разбил лагерь в поле у самого леса. Палатки выглядели по-бутафорски не серьезно. Штабная палатка отличалась особым размером.

– Стой. Пароль?

Солдат у палатки привычно выставил в мою сторону широкую ладонь. Все же это учения, в нормальной ситуации на меня направили бы автомат со штык ножом.

– Ага…

Кинжал в ножнах ударил в горло два раза.

– Тихо. Ты мертв – понял?

– Да. Я молчу.

В палатке было три человека. На меня вначале не обратили особого внимания. Зацепить подбородок, провести кинжалом в ножнах по беззащитному горлу.

– Мертв, – мой холодный голос спустил невидимую пружину. На меня бросились со всех сторон.

«Черт. Засада…»

Давно я так не бился. Использовался только армейский рукопашный бой. Получив, пару раз в лицо, стал бить максимально жестко. Удары и броски, уклон и перекат, бил больно и без жалости. В итоге, меня все же опрокинули и завалили числом.

– Блядь…

– Мне зубы выбил.

– Сука…

Чья-то добрая рука треснула пару раз мою голову об мерзлую землю.

– Докладывайте, – над головой раздался командный голос.

– Товарищ генерал, командно-штабные зимние учения Сокол завершены успешно. Последний егерь пойман при попытке нападения…

– Стоп. Давайте подробнее.

– Вот он, – меня подняли с земли, больно сводя руки за спиной, – зверь, а не солдат. У нас тут двадцать пострадавших. В реальных условиях – убил бы всех.

– Такой опытный?

– Злой он, по-хорошему злой боец, – говоривший сплюнул на землю кровавую слюну. Хорошо я все-таки ему врезал.

– Где все офицеры?

– Сейчас будут. Караваев быстро за командирами.

– Есть.

– Кхм. Разрешите доложить товарищ генерал…

В палатке было темно, но мне привиделось, как глаза начальства недобро покраснели. Надеюсь, что моя чуйка права.

– Разрешаю, – скоро меня будут валять в говне, ох и скоро.

– Офицеры взяты мной в плен. Могу показать, где они привязаны, – мои монотонный голос звучал в конце как церковный набат.

Командно-штабные учения – это веселый праздник. Провести в лесу неделю с пользой для здоровья и психики. Почесать кулаки об настоящие суровые лица…

– Может, останешься служить, что думаешь – Хорек?

– Не мое это командир. Не мое…

Те учения мы выиграли, впервые за пять лет. Но служба и постоянный надзор начальства – это повторяюсь не мое. Настоящий егерь любит лес, любит свободу… домой возвращался, смакуя свое предвкушение.

– Молодец, – коротко бросил дед и легким кивком позвал за собой.

Рыбалка прошла в тишине, как приятно просто сидеть вот так у реки, не боясь, что над ухом начнут орать очередной срочный приказ очередного военачальника.

– Завтра ухожу в лес.

Дед продолжал поглощать наваристую уху. Задумчиво следя глазами, за проплывающими над головой облаками.

– Ружье и патроны возьмешь в ухоронке.

– Спасибо.

Сумерки встретили у костра, как будто и не было этих лет. Как будто я все еще в детстве.

«Спасибо, дед…»

Дни жизни, года жизни, десятилетия…

Я всего лишь странник. Свидетель бытия. Не помню, когда еще я так плакал. Могилку деда Паши сделал под его любимой березой.

Люди как блики света уходят и приходят, остаюсь только я, всегда один, всегда в тени. Предлагали стать лесником, но я отказался. Союз опять распался. Видимо клей был плохим.

– Ась…

В ловушке притаилась мелкая лисичка.

– Беги отседова мелкая.

Возвращаясь домой, заметил на тропе огромное количество новых следов. Человеческих следов.

«И кого это нелегкая принесла?»

Запах у этих людей был плохой, не хороший такой запах. Пахло кровью и желаниями.

«Эдак они придут к моей хижине».

Смешно бояться смерти и испытывать страх в моем положении. И дело тут не в возрасте. Семьдесят лет – это даже и не возраст по современным меркам.

– Эй, дедуля. Давай сюда свое ружье, – они сидели у моего домика с наглыми лицами, будто имели на это какое-либо право. Пятнадцать человек, все в тюремных робах. Истощенные фигуры, и злые взгляды. Большинство вооружены ножами, но у двоих в руках карабины.

«Здесь недалеко Степановна живет с внучкой…»

Сколько той внучке лет, тридцать или тридцать пять…? Неважно, я и так прекрасно понимаю, что эти скоты могут сделать с молодой женщиной, с таким беззащитным человеком.

– Вот, – старик бросил ружье человеку с карабином. На не обезображенном интеллектом лице мелькнула тень радости. Возможно, это был самый глупый его поступок.

– Внимание. Активация функции – скорость. Пятикратное.

– Осторожно. Возможны кровоизлияния. Разрыв хрящевых тканей. Износ костного аппарата. Присутствует летальная вероятность.

«Чипы?»

Но как? Разве могут улучшения одной жизни переноситься в другую реальность? Ладно, потом все обдумаю.

Движение было словно в киселе, но мой добрый старый нож, вообще не встречал препятствий. Он резал черепа и кости, словно хорошее масло. Пятнадцать взмахов за секунду, совершенно точно – не больше. Выход из скоростного режима был полон боли. Признаюсь – я банально потерял сознание. Я не умер тогда, хоть и долго и мучительно болел. Но силы воли и упорства хватило, дабы взять себя на время в руки и прикопать прохожих в верном месте.

«Надеюсь, это было доброе дело», – возможно среди них могли быть хорошие люди, кто знает, я ведь не бог, могу и ошибаться.

– Добрый день отец, – спецназовец ждал меня у дома, лениво ковыряясь в ногтях, – не видел здесь разных людей? Недавно из зоны сбежало два десятка урок. Может вы видели какие-нибудь следы?

– Нет, не видел.

В этих краях люди не многословны. Знать бы, откуда повелась эта традиция, но все чаще замечаю, что слова несут в себе тягучую плотную энергию. Чем меньше говорю, тем меньше устаю и наоборот. Хороший разговор может оставить без сил, словно тот самый вампир.

Не знаю, как я умер, хорошо помню тот последний день. Сварил грибную похлебку, заправил чесночком. Сидел в теньке под деревом, наблюдая, как играют и разбегаются круги на воде.

«Жизнь… неповторимо и больно… прекрасна, сколько не живи».

1980-й год

– Почитайте «Сторожевую башню». Это бесплатно. Только Свидетели Иеговы спасутся…

Не успел закрыть дверь как новый звонок.

– Харе Кришна, Харе Рама… знаете ли вы что такое карма? Это знание изменит вашу жизнь!

– О чем это вы?

– Вся наша жизнь пронизана смыслом. Это колесо перерождений – сансара. Слышали о реинкарнации? Люди рождаются с памятью прошлой жизни, могут вспомнить, где жили, кем были, что делали.

Нечестный народ эти буддисты, ко мне в прихожую набилось сразу пять человек. Все говорят вразнобой, перебивая друг друга, едва не брызгая слюной.

«Знали бы они обо мне… я не только – все помню, я еще и многое умею…»

– Извините, я не могу пускать домой незнакомых людей. Родители советовали звонить сразу в милицию, – один из лысых аж побледнел.

– Вот вам журнал почитайте – не пожалеете…

– Постараюсь.

На самом деле это не следующая по порядку жизнь. Ту жизнь мне не хочется вспоминать. Если коротко, то все было не весело. Старший брат, играясь, опрокинул на меня пятилетнего огромную кастрюлю с кипятком. Мало того что ожог на 50% кожного покрова, так еще и на лицо с глазами попало.

Пришлось учить шрифт Брайля, кто не знает – это алфавит для слепых. Всю молодую жизнь мыкался по интернатам для слепых. Потом распался союз. Научили шить вслепую, хоть какой-то заработок. Шил наощупь и вроде не плохо. Лет до 45 кормил не только себя, но и родителям помогал. Потом заболел птичьим гриппом и быстро угас. Не жизнь, а сплошной мрак – даже и вспомнить нечего. В общем, давайте забудем, и не будем вспоминать эту неприятность.

Вечером стало шумно, с работы пришли родители, с учебы пятеро братьев и сестер. В этой жизни пришлось прогнуться под общество. Закончил среднюю школу экстерном. Сейчас же все больше сижу дома, и злостно бью баклуши.

«Надо делать ноги…»

Еще три года маршировать строем – увольте. Нужно быстро найти запасной вариант.

– Сегодня буддисты опять приходили.

– Сколько раз тебе говорила, не открывай дверь незнакомым людям…

– Да знаю я…

Это даже смешно, кто кого здесь учит, я все это для информации сообщаю, а не как повод для своей экзекуции.

«Нужно будет сходить в этот ашрам», – меня всегда привлекали люди, настолько зараженные энергией позитива. Для нашего общества – это не нормально. Россия страна хронической депрессии и затаенного негатива. Мы привыкли, что все всегда плохо, и худшее что может случиться с нашим человеком – это узнать, что все это впитанное с молоком матери коренное видение жизни в чем-то может быть ошибочно…

Это был коктейль. Во всех смыслах. Сначала всем пришедшим подали индийский коктейль. И мы его выпили. Но также это был коктейль – в части пропорций плохого и хорошего. Хорошо, что судьба столкнула меня с этим учением. И в то же время – плохо, что это со мной случилась.

Наркота, что была добавлена в напиток вышибала мозги в полном смысле этого слова. Хотелось обнимать мир, и любить людей.

«Это не нормально, ты ведь это понимаешь?»

Конечно, я все понимал, но все так же покорно отдался течению судьбы. Посмотрим, что покажет мне жизнь в этот раз.

Уже через час собрание буддистов превратилось в хорошую такую оргию… качественная была групповуха. Уж я-то в этом знаю толк, в бытность своей работы в «Эппл», чего только не видел.

«Амфетамин?»

Тяжело отличить, раньше не пробовал этой дряни. Домой я так и не вернулся. В себя пришел только в самолете. Салон был полон людей с безумными взглядами. Здесь завязаны большие интересы, иначе как им удалось вывезти столько молодежи без документов и разрешения родителей.

Как и ожидалось, нас привезли в Индию. Ашрам находился в провинции Ассам. При разгрузке адепты учения уже не были так добры к новичкам как ранее, избивая не подчиняющихся людей ногами, и я понял главное…

«Пора валить».

Егерь во мне проснулся, стоило только сделать шаг в сторону. Дорога от ашрама была пустынной и пыльной, но меня это не волновало. Может мне и показалось, и они не такие уж плохие люди, и на органы там не разбирают, видимо я слишком люблю свободу.

Несколько месяцев бродил по Индии, переходя из провинции в провинцию. Еды было вдоволь, воровал еду в кладовках и кухнях, мало какой замок мог меня остановить. Терзаниями совести не страдал, когда желудок урчит – совесть молчит.

Солнце спалило кожу дочерна, и теперь я не сильно отличался внешне от местных жителей. Хороший способ выучить неизвестные диалекты Индии. Моя бродяжническая жизнь длилась долгие 20 лет. Мне нет оправдания, знаю, что родные маются в тревоге и неведении. Но не могу себя заставить написать письмо или позвонить.

«Я давно чужой в том доме…»

Жить в путешествии – этот стиль жизни затягивает. Начинаю понимать цыган и бродячих артистов. Желание сменить место проживания становится навязчивой идеей.

«Красивая страна», – добрая земля, и не ее вина, что люди используют ее в своих корыстных интересах. Простые индийцы очень человечны и отзывчивы. Обидчивы как дети и непосредственны. Не вижу ничего плохого в буддизме, это мы европейцы сделали его инструментом обогащения. Вспоминаю, сколько тысяч раз мне подавали милостыню, сколько лепешек разламывали эти почерневшие от грязи и загара руки.

– Здесь свободно?

Старик, сидящий у берега Инда, молча подвинулся. А может и не старик вовсе, вижу эта худоба следствие долгих истязаний плоти. Здесь много аскетов и отшельников, следующих пути Будды в одиночестве.

«Хорошее место дабы погреть свои кости», – дальше я уже не пошел.

Мы сидели на теплом камне, как приклеенные. В солнце и под дождем. Голодные и сытые. Иногда прохожие делились с нами своей едой, мой молчаливый спутник никогда не отказывался, а я все так же молча следовал его примеру. Так началось мое послушание.

Иногда он начинал выполнять странные физические упражнения – йоговские асаны, я так понимаю, чтобы окончательно не развалиться на кусочки, растягивал связки, немного напрягал мышцы, укреплял кость.

Мы просидели там десять лет. Иногда забывая питаться неделями, без еды и воды, без отправления каких-либо потребностей тела. Там, мы добивались окончательной свободы. Со временем даже стали чем-то вроде местной достопримечательности. Однажды к нам заехали какие-то туристы. Это были англичане.

– Глядите, какие они худые.

– Кошмар…

– Так жалко, – она не договорила, возможно, потому что ваш покорный слуга изволил встать и оглянуться.

«Они смеются и жалеют, ненавижу такое», – индийцы всегда уважали наше уединение. Не могу и не хочу становиться развлечением для снобов.

«Пожалуй, мне пора уходить…»

Следующим пунктом моей жизни стал монастырь. Здесь тоже можно было сидеть на солнце. Созерцать.

Однажды один монах присел неподалеку и медленно раскачиваясь, начал бубнить наизусть текст древней Веды. Я уже понимал индийские языки, где-то на уровне обывателя, а где-то вполне прилично изъясняясь. Но санскрит был для меня тайной за семью замками.

– Научи…

Мой бенгальский был хорош. Монах разве что не пробил головой потолок старого храма. Конечно же меня всему научили.

Вспоминаю те дни, когда учился санскриту и так легко на душе. Мало кто знает все веды наизусть, таким людям везде в Индии почет и уважение. Более полумиллиона текстов и свитков. Знать всю Веду – значит быть уникумом. Быть отмеченным самим Буддой.

– Далай-лама здесь…

Шепот вокруг. Наш монастырь посетил сам далай-лама. Земное воплощение Будды. Что он скажет, что он знает?

– Подойди, – я уже не мальчик, скоро тридцать лет как я пребываю на стезе посвящения. Этот далай-лама на вид словно мальчишка, физически ему всего 12 лет. Но я-то знаю, сколь обманчива бывает внешность.

– Благослови…

– Мое благословение на тебе.

Его глаза чуть насмешливые и такие добрые. Он такой же, как и я? Или всего лишь ребенок, которого лишили детства и нормальной жизни? Не знаю… он просто улыбнулся и ушел. Может я смогу прояснить этот вопрос в другой жизни.

«Хочу верить что это – правда», – иначе вся моя жизнь в этой реальности будет ни о чем. Кому нужны эти тысячи книг, и молитвы… коли воплощенный Будда всего лишь элемент маркетинга и пиара? Точно не мне.

– Простите. Далай-лама просил вам передать, – молодой монах уважительно потянул мне сложенный вдвое листок. Открывал послание с трепетом в душе.

«Терпение», – вот что там было написано. Всего одно слово. Но я смог его прочитать. Странно. Этот язык я учил, когда заканчивал свою жизнь в тибетском монастыре. Вспомнился Ваня и мои мытарства у суровых якудза.

«Неужели он знает…??!»

– ОН знает…

Наверное, я был рад обмануть самого себя. Это страшно – быть настолько одиноким в мире людей. Только он смог меня понять…

В древних трактатах говорится, что легкие при надобности можно отключить. Душа способна питаться энергиями мира напрямую. На старости лет решил проверить эти слова на собственном примере.

«Или это способ уйти…»

Сознание угасало, но я все еще был в медитации. Контроль сознания, контроль дыхания. Убрать дыхание…

Когда-нибудь у меня все обязательно получится. Я знаю. А пока медитация, словно по плану перетекала в безобидную и привычную смерть. Тьма встретила знакомой прохладой.

«Он сказал терпение?»

Создатель жесток, как же все это трудно принять. Мой главный враг – это не желания и амбиции, я понял – мой враг… это усталость духа. Впервые за долгие жизни я увидел впереди нечто похожее на свет.

«Неужели там рай?»

Иногда мы слишком хорошо думаем о высших силах. Конечно, это был никакой не рай. В конце тоннеля меня ждала… новая жизнь.

1980-й год

– Здравствуйте, проходите пожалуйста, – выглядело это мило и товарищ Романов с женой, не переставая улыбаться, покинули нашу просторную прихожую, проходя в полный гостей актовый зал.

Товарищи Андропов, Ельцин и Горбачев тоже были здесь, конечно с женами, а как же иначе, это ведь партия. Родители стояли чуть позади, с умилением следя, как их дорогое чадо вежливо раскланивается с очередными партийными бонзами.

«Такой жизни у меня еще не было…»

Опять я один как перст, без братьев и сестер. Отец большая шишка в ЦК КПСС, и это единственная хорошая новость. Тяжело жить с деспотом такого уровня, даже матери это дается с трудом.

Детство мое изобильное. Столько еды, самой разной и изысканной я не видел даже в мою бытность долларовым миллиардером в Эпл. Казалось, что мне везут все вкусности, какие только могут быть на свете. Не удивлюсь, если для этого дела задействуют целый самолет, или на худой конец военный истребитель.

Дом огромный, фактически дворец, с площадью далеко за пять тысяч квадратных метров. Более десяти человек прислуги. Вся бытовая техника и мебель исключительно дорогая и импортная, боюсь представить, сколько все это стоит.

Наверное, это самое благополучное мое детство. Модельки самолетов, вертолетов, кораблей и все с дистанционным радиоуправлением. Плазменные панели телевизоров фирм Хитачи, Сони, Панасоник и многих других. То, чего еще нет в открытой продаже, даже за рубежом. Детские игрушки. Кубик Рубика. Шахматы. Шашки. Домино. Все из золота.

Товарищ Романов так вообще подарил коллекцию гоночных велосипедов, говорит, что привезли прямо с Тур де Франц. В дюжине огромных холодильников все виды швейцарского шоколада, французский сыр, все виды икры, фуа гра, креветки, крабы, омары. В бесконечно большом погребе безумно великий ряд бутылок с дорогим вином. Несколько десятков тысяч дорогих бутылок разных эксклюзивных марок.

«Хорошо живет верхушка партии, почти коммунизм», – теперь понимаю, зачем нужен союз, за эти идеалы не жалко загнать в Афганистан даже не миллион, а все сорок миллионов советских мужиков. Коммунизм того стоит. Сами ведь понимаете.

Монополия, игровые приставки, симуляторы – всего было с лихвой. Игрушками было заполнены несколько комнат, а мой гардероб, о нем следовало сказать отдельное слово. Гальяно, Армани, Версаче… слишком много всего для 12-летнего пацана. Но здесь так принято, так одевается золотая молодежь. Моей одежды хватило бы на несколько детских домов. Хотя это и жирное расточительство, там одна рубашка стоит больше чем вся месячная заработная плата руководителя космического КБ.

Рядом с домом построили специальный трек, отец заказал для меня реплику гоночного болида Феррари и Макларен. Повторюсь, не хочу даже, и думать, сколько все это может стоить.

– Ничего. Все народное, все общее…

Отец был прав. Какая разница, не мы – так другие. Уж лучше это будем мы. Отец хоть понимает толк в вине, другой так вообще все деньги на трактора и дороги потратит. Поневоле заражаешься именно такими мыслями. Окружение влияет, сильно влияет, недаром говорят – свита играет короля. Так вот – я и есть тот самый невезучий король.

Дети лидеров партии учились в особой гимназии. Требования к учащимся были «щадящие». Преподаватели шли навстречу всем нашим пожеланиям. Перед некоторыми учениками приходилось проявлять вежливость. Мой отец еще не был на самой вершине властной пирамиды, были на небосклоне фигуры и помощнее.

Парижская мода, итальянская кухня, английская литература, японская техника. Иностранная музыка – Битлз, Роллинг Стоунс и так далее. В самом сердце союза праздновали победу совсем не коммунистические ценности.

Празднование шестнадцатого дня рождения было необычным. После обильного стола поехали париться в элитную баню ЦК. Только отец и его друзья. Парилка была божественна. В середине процесса дверь в парилку открылась, и к нам вошла длинная процессия абсолютно голых юных девушек. Не меньше пятидесяти красавиц, по пять прелестниц на каждого.

– Вот теперь попаримся. С настоящими комсомолками…

Действительно, отлично попарились. Парилка, водные процедуры, если так можно назвать ледяную воду в проруби. И женщины. Спасибо отцу за подарок. Отметили день моего рождения. Еще никогда у меня не было столько женщин. Всегда держал инстинкты под уздой. Слишком дорого обходятся простому человеку ошибки молодости.

«Боже… это рай», – в тот день мне удалось вкусить любви почти с каждой. Фактически дошел до полного полового истощения. Контроль сознания и животных инстинктов дал катастрофический сбой. Впервые за долгие жизни. Мне стыдно. После этой ночи я превратился в чудовище.

Гоночные автомобили были отставлены в сторону. На первый план выдвинулись девушки. Первой жертвой стали молоденькие учительницы гимназии. К каждой требовался особый личный подход. Но эти крепости брались мной одна за другой.

«Или это они сами рады были сдаться…??»

Это было что-то вроде помешательства. Я не пропускал ни одной юбки. Вскоре перейдя на одноклассниц, что бы вполне ко мне благосклонны. Потом под удар попали работники из числа прислуги. И как я мог не заметить этих красоток? Каждой не больше тридцати, мой отец явно знает толк в подборе стройного длинноногого персонала.

Несколько лет разгульной жизни и обо мне начали ходить легенды. Довольно фривольного содержания. Издержки светской жизни. Но нравы в партии были разнузданными и свободными. Иногда вспоминаю, сколько девочек из элитных партийных семей прошли через салон моего гоночного спорткара и покрываюсь нехорошим потом. Однако скандалов или угроз от их родителей я не слышал.

«Возможно, они рассчитывали на большее», – отец уже шел в табеле о рангах союза под почетным номером – три. И этот факт ставит меня выше всякой общепринятой морали и действия уголовного кодекса. Женщин вокруг меня было много, не успевал выбирать. Стоило только заскучать, как один из офицеров госбезопасности тут же подходил с каталогом новых лиц. Базу постоянно пополняли сотрудницы ГБ, молодые и красивые комсомолки и соблазнительные партработники женского пола. Были среди них и победительницы союзных конкурсов красоты.

«И певичек хватает…»

Прожигать жизнь в изысканных развлечениях было приятно и весело. Благо я был не один такой, всего лишь образцовый представитель довольно многочисленной и развратной золотой советской молодежи.

– …вот так, сынок. Это нужно сделать для меня. Для моей карьеры. Кремлевский полк не самое худшее место службы.

Они могли воровать. Могли «любить» всех красивых женщин Союза наперекор всем законам и мужьям, сотнями тысяч. Могли жить в роскоши назло всему голодному пролетариату. Но не могли отмазать от армии. Хотя кремлевский полк – это курорт. Там подают такие деликатесы, что можно проглотить язык. Мишка, мой друг, отслужил там пару лет назад и был вполне доволен. В часть раз в неделю специально приводят свежих молодых студенток. Можно сбросить пар с любой и со всеми сразу, и не волноваться о последствиях. Звонить и надоедать эти девушки не будут. Все-таки сервис госбезопасности.