Текст книги "Память (СИ)"
Автор книги: Владарг Дельсат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Глава 7
Внешне похожий на немцев из той войны, Виктор Грант был актером. Его внешность предопределяла достававшиеся мужчине роли, с чем он смирился. В чем-то ему даже нравилось играть немецких офицеров, как сегодня. Картина была английской, посвящена была высадке союзников, а морской берег в Британии, во-видимому, от любых других ничем не отличался.
Мистер Грант был одет в униформу офицера вермахта, только что отыграв сцену с разводом солдат по позициям. Несмотря на его возражения касательно звания, никто актера, разумеется, слушать не стал, поэтому обидевшийся Виктор отправился на берег, чтобы покурить и подумать о том, чем он занят. Отношение к актеру было так себе, но платили зато хорошо. Задумавшийся актер по сторонам не смотрел, вздрогнув, когда откуда-то из-за спины донесся… больше всего это напоминало рык:
– Хэнде хох![1] – с каким-то непонятным акцентом произнес этот голос и добавил еще что-то не по-английски.
Мистер Грант от звука этого голоса вдруг почувствовал страх, да просто ужас. Повернувшись, он увидел мальчишку в русской форме той войны, о чем говорила пилотка с красной звездой. Мальчишка разглядывал Виктора в прицел автомата, совсем не выглядевшего игрушкой. От его взгляда мужчине становилось жутко – на него будто смотрела сама Смерть[2].
– Хэнде хох! – с ненавистью выплюнул неизвестный юноша, его палец дрогнул, и Виктор вдруг осознал, что при всей нереальности ситуации, его жизнь закончится здесь.
– Парень, ты чего? – подняв руки, чтобы показать, что в них ничего нет, спросил мистер Грант. – Война давно закончилась! Я актер, я в фильме играю!
– Тварь фашистская! – юноша будто не слышал, что говорит Виктор. – У тебя есть машина?
– Есть, конечно… – не понимая, чем вызван вопрос, ответил мистер Грант.
– Ты подгонишь машину сюда, – произнес мальчишка, показывая Виктору ребристую штуку, зажатую в руке.
Через мгновение мистер Грант понял, что это такое. Как выглядит русская граната, мужчина знал, фильмы с ним снимали разные. «Неужели я сошел с ума?» – подумал актер кино. Но юноша с автоматом на галлюцинацию совсем не походил. Да и граната в его руке выглядела очень даже настоящей. Виктор вдруг остро захотел жить, поэтому вопрос: «откуда здесь взялся мальчишка в форме той войны?» он не задал. Кивнув, поинтересовался:
– Я могу опустить руки?
– Можешь, но только попробуй поднять тревогу! Сдохнешь первым, – произнес юноша.
В это мистер Грант верил. Мальчик смотрел на него с такой пронизывающей ненавистью, что на игру это совсем не походило. Чтобы так ненавидеть, нужно очень много в своей жизни увидеть. Такие чувства современные дети даже изобразить не смогли, это Виктор очень хорошо понимал. Кроме того, юноша не пошел с ним, а остался на месте. Значит, у него тут мог быть кто-то еще… Что происходит, Виктор не понимал совершенно.
Спокойно подойдя к своему «форду», мужчина будто чувствовал этот взгляд, полный ненависти, потому проверять меткость парня не стал, подогнав машину, куда сказали. Съемочный день на сегодня был для него закончен, потому до завтра Виктор был совершенно свободен. Он было подумал о том, чтобы убежать, но понял, что не хочет рисковать. Война с джерри закончилась много лет назад, а перед ним, будто шагнув из тех далеких годов, стоял мальчишка в той самой форме и, судя по всему, еще и с медалями.
– Выйди из машины, – приказал державший его на прицеле юноша. – И иди.
– Вы меня убьете? – спросил мистер Грант.
– Посмотрим на твое поведение, – усмехнулся одетый в русскую форму. – Шагай пока. Форвертс![3]
Зайдя в кусты, Виктор понял, что мальчишка был не один. Перед ним лежала совсем девчонка в солдатском белье, из-под которого виднелись бинты, и в такой же рубашке, как и юноши. Девочка была очень худой, бледной и смотрела на него с ужасом, но, увидев юношу с автоматом, немного расслабилась. Детей в таком состоянии Виктор еще никогда не видел. Сбросив фуражку, он вопросительно посмотрел на юношу, видимо, спасавшего, как умел, свою девочку.
– Возьми ее на руки и положи в машину, – приказал парень в русской форме. – И только дернись мне!
– Я не причиню вам вреда, – вздохнул мистер Грант, беря удивительно легкую девочку на руки.
Откуда в современной Британии взялись эти двое, Виктор себе даже не представлял, понимая, что даже не будь этого автомата, он все равно бы им помог. Осторожно положив девочку на сидения, мужчина дождался, пока его пленитель устроится в автомобиле.
***
Язык оказался трусливым, как и все фашисты, но был он не из эсэс, а обычный солдат, хоть и офицер, поэтому его можно было не убивать сразу. Потом-то, конечно, а пока… Оказавшись в машине, Гришка на ощупь погладил Машеньку, решив ей объяснить, что случилось и что будет дальше.
– Нам повезло, – начал он объяснения. – Этот фриц отстал от своих, поэтому отвезет нас к твоим родителям.
– А потом ты его убьешь? – поинтересовалась девочка, хватая мальчика за руку.
– Обязательно, – мрачно пообещал он. – Нечего ему наш воздух поганить.
– Спасибо… – прошептала уже было испугавшаяся номер девять-ноль-четыре-пять.
– Адрес родителей скажи фрицу, – попросил товарищ сержант.
Назвав слабым голосом адрес, номер девять-ноль-четыре-пять жалобно посмотрела на Гришку, который чуть улыбнулся, доставая из нагрудного кармана гимнастерки кусочек хлеба, чтобы вложить его в ее рот. Наблюдавший эту сцену мистер Грант почувствовал, как его обдало просто могильным холодом. Воспоминания узников Освенцима он читал, когда отказался сниматься в той картине. Девочка была, как только что… оттуда. Да и юноша…
Двигатель машины, совсем не показавшейся Гришке странной, тихо рыкнул и автомобиль покатил куда-то, а его водитель пытался уложить в голове то, что видел. В голове это не укладывалось совершенно. Просто не могло существовать в современной Великобритании то, что видели глаза Виктора. Юные… молодые люди разговаривали не по-английски. Это мог быть русский язык, но его мистер Грант не знал, отчего вся ситуация казалась ему еще более странной. Зная, что у юноши в руках граната, испытывать судьбу Виктор не хотел, поэтому покорно отправился, куда ему сказали.
Гришка чувствовал утомление, все-таки поспать по-людски не удалось, но и сейчас в машине с фрицем расслабляться было нельзя. Товарищ сержант очень хорошо понимал, как ему повезло, такое везение было редкостью. Как говорили разведчики: «один на миллион». Вот и ему достался такой шанс. Машину фрица вряд ли будут досматривать, а время было дорого – Машеньке очень нужен был нормальный госпиталь.
Автомобиль наматывал километры, девочка задремала, ее гладил мальчик, готовый открыть огонь в любой момент. Именно эта готовность и абсолютная уверенность в своей правоте убеждала мистера Гранта в том, что все по-настоящему. Современные дети абсолютно точно так не могут. Куда так спешили эти двое, Виктору было не интересно, он чувствовал себя так, как будто действительно вернулся на много лет назад по реке времени. И было это, пожалуй, страшно.
– Вот доедем, осмотрю я тебя и покормим мою хорошую, да? – ласково спросил Гришка.
– Ты такой ласковый… – проговорила номер девять-ноль-четыре-пять. – А почему?
– Потому что это ты, – улыбнулся товарищ сержант. – Тебя чуть не убили эти, но теперь все будет хорошо.
– А малышей убили… – всхлипнула девочка. – Аленушка совсем малышкой была… Никого эти твари не пожалели…
Юноша с девочкой опять говорили на своем языке, Виктор мог только вслушиваться в интонации. Боль у совсем юной девчонки, ласка у юноши, ненависть у обоих. Мистеру Гранту стало стыдно за форму, что была сейчас на нем. Не потому, что за нее его могли убить, а потому, что в принципе ее надел. Хотя что именно происходит, мужчина и не понимал. Полный ненависти взгляд юноши несколько нервировал, да и то, как тот поглядывал через окно на небо и вокруг, говорило об опыте.
Повернув на другое шоссе, Виктор прибавил скорости, а за его спиной мальчик в военной форме той войны гладил измученную, как из концлагеря, девочку.
Гриша напоил Машеньку водой, ей было нужно, но не слишком много, потому что отеки тоже забывать было нельзя. Три года санбата врачом его не сделали, но хоть как дотянуть было необходимо. Автомобиль повернул куда-то, но сержант смотрел только на водителя, фиксируя реакции того.
– Через десять минут приедем, – сообщил мистер Грант, уже решив, что поможет всем, чем сможет. – Вас прямо к дому?
– Остановишься в отдалении, – решил Гришка, вспомнив, о чем говорили товарищ Вячеслав, которого как-то принесли разведчики. – Посмотрим, нет ли гестаповской засады.
– Война закончилась, – попробовал еще раз объяснить Виктор, видя, тем не менее, что ему не верят. – Гестапо больше нет…
– Ты же есть? – спросил его юноша. – Значит и гестапо должно быть.
Логика этого утверждения была мистеру Гранту непонятна, но возражать он не посмел. Машина покатилась по улицам небольшого города-сателлита столицы, остановившись, где сказали. Гриша приподнял Машеньку, давая ей выглянуть в окно. Поднялась тонкая дрожащая рука, указывая на дом.
– Вот там… – прошептала номер девять-ноль-четыре-пять. – Там я… жила.
Почему-то Гришка очень легко принял тот факт, что Маша оказалась в концлагере отсюда. Ведь и он сам появился на войне тоже родившись в совсем другом времени. Поэтому сейчас, внимательно осматривая окрестности, товарищ сержант вспоминал рассказанное девочкой, понимая, что не все так просто. Либо за ней следили, либо родители могут играть на стороне врага. За последнее говорил тот факт, что засаду он не видел.
– Подъедь к самым дверям, – решился наконец воспитанник. – И без шуток!
Виктор молча тронул машину с места, подкатившись к ступенькам. Повинуясь команде, он вышел из машины, оглядевшись. Был уже вечер, но на улицах города народа было маловато. Возможно, здесь заканчивали работу намного позже. Или же юноша прав и здесь их ждет засада. Невольно Виктор принял точку зрения юноши – жить хотелось, а тот факт, что одетый в русскую форму мальчик начнет стрелять, для мужчины был понятен.
– Ключ поищем или выломаем дверь? – поинтересовался Гриша у Машеньки.
– Под крыльцом запасной, – прошептала номер девять-ноль-четыре-пять. Дорога ей хорошо совсем не сделала.
– Ага… Фриц! – позвал мужчину товарищ сержант. – Берешь девочку на руки и несешь в дом. Только подумаешь об играх и вмиг к предкам улетишь, это понятно?
– Понятно, – вздохнул мистер Грант, осознав, что никто его отпускать не собирается. Это было намного лучше, чем пуля в голову.
Не выпуская фашиста из прицела, Гришка пошуршал под крыльцом, быстро обнаружив ключ, которым открыл входную дверь, становясь так, чтобы выбить у него пистолет-пулемет было невозможно. Показав стволом, мальчик внимательно следил за фрицем, не забывая фиксировать окружающую действительность.
Занеся девочку в гостиную, Виктор аккуратно положил ее на диван. Что делать дальше, мистер Грант не знал, зато, похоже, знал юноша.
– Встань на колени, лицом к стене, руки назад! – последовала команда.
Связав безропотно выполнившего приказ фрица, Гришка выдохнул. Теперь нужно было заняться Машенькой – помыть ее, перебинтовать, накормить. Решив немного посидеть, товарищ сержант опустился на пол, откинув голову, на которую легла рука девочки, что считала себя номером. Нужно было перевести дыхание и найти силы действовать дальше, хотя юный организм от серьезных нагрузок за последние дни, уже просил пощады. Но расслабляться, по мнению Лисицына, было рано.
Немного посидев, он встал, проверил, не развязался ли фриц и заткнул тому рот запасной портянкой, чтобы не выдал их в случае чего, после чего выдал еще кусочек хлеба Машеньке, чтобы она не нервничала, задумавшись о последовательности действий. По идее, надо было девочку помыть, но одновременно и покормить. Как здесь разжигать печь, которую Гриша не увидел, сержант не знал. Но вот огонь нужен был – и воды согреть, и супа приготовить. Думая о том, что опять придется использовать фрица, Гришка двинулся было к тому, когда в замке провернулся ключ.
Резко развернувшись, воспитанник медсанбата вскинул автомат, готовый защищать девочку любой ценой. Палец уже выбирал свободный ход спускового крючка, когда входная дверь раскрылась.
[1] Руки вверх! (нем)
[2] В английском языке Смерть мужского рода, но мы пишем по-русски
[3] Вперед! (искаж. нем.)
Глава 8
Мистер и миссис Стоун возвращались домой. Весь день, который уже месяц взрослые люди ожидали новостей о своей дочери, напрягая все связи, но кто-то не хотел помогать, кто-то, пряча глаза, говорил, что девочка, скорей всего, уже погибла и что именно происходит Стоуны понять не могли. Особенно не могла понять этого миссис Стоун. Долгие годы женщина работала в секретной службе, но стоило ей попытаться выяснить, почему тормозится расследование и на следующий день женщина была уволена без объяснений причин. Так Стоуны поняли, что дело очень нечисто, ощущая себя преданными своей страной.
В этот день, возвращаясь домой подавленными мужчина и женщина увидели прямо возле дома незнакомый седан с полуоткрытыми дверцами, в котором никого не оказалось, только на пассажирском сиденье лежала какая-то серая фуражка, непохожая ни на полицейскую, ни на военную. Переглянувшиеся Стоуны шагнули к двери в дом.
Стоило только открыть дверь и что-то громко клацнуло. Посреди гостиной стоял юноша, почти мальчик. В его руках был советский пистолет-пулемет из очень далеких времен, а сам он был одет в военную форму той войны. Стоуны просто застыли на месте. Миссис Стоун оценивала то, как стоит парень, как смотрит, ну и выражение лица ребенка тоже показывало, что тут не до шуток, а вот ее муж гипнотизировал взглядом «отважную» медаль.
– Представьтесь, – коротко приказал незнакомый вооруженный юноша.
– Мистер и миссис Стоун, – ответила ему женщина. – А ты-то кто?
– Сержант медицинской службы Лисицын, – ответил юноша и мистер Стоун почему-то вздрогнул, вглядываясь в лицо юного солдата.
– И чем обя… – начала миссис Стоун, но осеклась, увидев, кто лежит на диване. Желая уже побежать, она была остановлена сержантом.
– Стоять! – приказал он. – Документы есть какие-нибудь? – поинтересовался Гришка.
– Это мама… – проговорила номер девять-ноль-четыре-пять. – И папа…
– Это, может, мама и папа, – хмыкнул воспитанник санбата. – А ты уверена, что они не предадут?
Перед Стоунами в какой-то странной одежде лежала их потерянная дочь. Она была очень худа, бледна, но это абсолютно точно была Летта. Услышав мычание, мистер Стоун с трудом оторвал взгляд от ребенка, взглянув влево, где обнаружился сидевший на коленях связанный мужчина в мундире офицера вермахта.
– Летта… – прошептала женщина, шагнув вперед, даже не глядя на направленное оружие. – Малышка, что с тобой случилось?
– Известно что, – откликнулся юноша с автоматом. – Концлагерь.
– Как… концлагерь? – ошарашенно замерла миссис Стоун. – Откуда?
– Не притворяйтесь, что не знаете, – зло выплюнул сержант. – И не дергайтесь, а не то…
– Что именно с ней случилось, парень? – спросил мистер Стоун, уже понимая, что произошло что-то фантастическое. Но вот «концлагерь» вполне объяснял то, как с ними поступили.
– Кровь выкачивали, били, ну и… – юноша вздохнул. – Держитесь подальше, стреляю я хорошо.
– Значит, вот почему… – проговорил мужчина, еще раз взглянув на сильно испуганного коллегу по полу в немецкой униформе. – Мать пустишь?
– Машеньку надо искупать и покормить, – ответил юноша, причем частично по-русски, заставив мистера Стоуна вздрогнуть. То, что мужчина видел, просто не могло быть, но перед ним действительно стоял юный солдат, пришедший из той войны.
– Почему Маша? – поинтересовался мистер Стоун.
– Имени своего не помнит, – спокойно произнес сержант. – У них бывает, значит, долго там пробыла. Ее бы в госпиталь, но…
Что хотел сказать юноша, мистер Стоун понял даже слишком хорошо. Учитывая, что их фактически предали, то этот «концлагерь» мог расти с самого верха, поэтому в больницу дочери было опасно – могли просто сделать так, чтобы все замолчали, мужчина этот вариант вполне допускал.
Переглянувшаяся с ним миссис Стоун этот вариант тоже допускала, решив в первую очередь заняться дочерью. Опустившись перед диваном на колени, женщина бережно погладила девочку, так сильно изменившуюся за семь месяцев, прошедших с момента пропажи ребенка. Увидев, что Летта от нее шарахнулась, миссис Стоун убрала руки, подняв их вверх. Дочь смотрела на нее со страхом.
– Что происходит? – поинтересовалась женщина.
– Гри… Гри… Гри… – номер девять-ноль-четыре-пять почти не могла говорить.
Опустивший ППС Гришка быстро подошел к девочке, наклоняясь к ней. Внимательно посмотрев ей в глаза, он все понял. Сколько их таких прошло через санбат – не сосчитать.
– Согрейте воды, пожалуйста, – попросил он миссис Стоун. – Надо Машеньку помыть и перебинтовать.
– Почему она так… – женщина всхлипнула. – Так реагирует?
– Так бывает… – объяснил ей Гриша. – Когда пугаются вообще всех взрослых, значит, плохо маленькой… Боится она от этого.
– Почему боится? – поинтересовалась миссис Стоун, не принимая еще факт того, что видела.
– Слабых или немощных убивают, – ответил Гришка, поглаживая Машеньку по голове, что ту явно успокаивало. – Могут просто убить, а могут и в печь засунуть…
– Я… я… – женщина чувствовала себя так, как будто все сейчас вообще не с ней происходит.
– Я подготовлю воду, – решил мистер Стоун. – Насколько горячая нужна?
– Ведро кипятка на два ведра холодной воды, – сержант среагировал автоматически, сообщив знакомый рецепт, а вот мужчина задумался – в ведрах он воду не мерил.
Миссис Стоун тоже была несколько ошарашена такой пропорцией, еще раз взглянув в глаза явно боявшейся ее дочери. У женщины оставался еще один, самый последний вариант, правда, если там результат будет такой же, то из страны придется быстро убегать. Впрочем, Эмма понимала, что, если ничего не делать, из страны тоже придется уходить чуть ли не с боем.
С подозрением посмотревший в сторону женщины Гришка решил поверить, потому повесил ППС на плечо, занявшись Машенькой. Осторожно погладив девочку, мальчик вздохнул, медленно стягивая кальсоны, по которым было заметно, что бинты не справились. То есть надо было их отмачивать, да и сюрпризы ожидались. Также бережно стягивая гимнастерку, сержант вполне спокойно относился к обнажению девочки, а номер девять-ноль-четыре-пять своему спасителю уже доверяла.
– Что это?! – прошептала миссис Стоун. – Как это?
– Концлагерь это, – объяснил ей юный солдат. – Били, не кормили, кровь сливали…
– Н-не может быть! – воскликнула женщина, отказываясь верить тому, что видела.
– Как тебя называли там, доченька? – послышался голос мистера Стоуна от двери в ванную комнату. Он говорил с усталыми интонациями, по-видимому, вполне ожидая сюрпризов.
– Я, номер девять-ноль-четыре-пять… – заговорила девочка, но тут ее прижал к себе Гриша, прерывая.
– Ты не номер! Не номер! Ты девочка! Машенька! Не номер, понимаешь? – с болью в голосе говорил ей Гриша, а мистер Стоун слушал. Казалось, он не понимает, о чем говорит юный сержант, потому что говорил тот по-русски.
– Ты хочешь позвонить Дэвису? – заметил движение жены мужчина, сразу же покачав головой. – Не делай этого.
– Почему? – удивилась она, воззрившись на мужа.
– Потому что забыть о том, что у нас была дочь, мне советовал именно он, – объяснил мужчина. – У нас нет выбора, наша страна нас предала. Парень, тебе помочь?
– Не надо, Машенька боится, а пугать нас сейчас совсем не надо, – объяснил товарищ сержант. – Сейчас я тебя помою, маленькая, а потом перебинтуемся, хорошо?
– Ты не страшный, – ответила ему девочка, потянувшись тонкими, как спички, руками.
Гриша взял ее на руки и понес в ванную, с удивлением обнаружив действительно ванну. На дне плескалась вода, куда мальчик и опустил свою Машеньку. Вода сразу же приобрела характерный цвет, на что сержант только вздохнул. Вошедшая туда же миссис Стоун прижала руки к губам. Выглядело это действительно страшно, а молодой парень смотрел на это спокойно и сам факт этого пугал гораздо больше.
– Сейчас я тебя разбинтую, – предупредил Гриша девочку. – Будет больно – скажи, договорились?
– Да… – прошептала номер девять-ноль-четыре-пять, чувствуя, что ее положили в тепло, хотя на словах о помывке она сжалась. Перед глазами девочки голые люди бежали по снегу…
– Ну, начнем, – сам себе сказал сержант, принимаясь за работу.
Миссис Стоун забыла, как дышать, видя спокойные, но уверенные движения совсем юного еще человека. За плечами солдата был опыт, это женщина заметила сразу, но видя, как сходят бинты с израненного тела, не могла не вскрикнуть. Выглядело это, конечно, страшно.
– Это за малышей наказывали… – услышав вскрик, номер девять-ноль-четыре-пять решила объяснить маме. – Ну, когда…
– Когда ты их прятала, – закончил за нее уже не раз слышавший такие истории Гриша, ласково поглаживая Машеньку. – Сейчас помоем мою хорошую и перевяжем.
– Господи… – прошептала Эмма, даже не представлявшая себе, что когда-нибудь увидит такое. – А что значит «за малышей»? – спросила она у сержанта.
– Машенька, – Гришка очень бережно обращался с девочкой, его движения были уверенными, что опять-таки выдавало опыт, – прятала малышей от этих, чтобы их не убили, за это ее били, но она все равно прятала… Потому что была их мамой.
– От этих? – не поняла женщина.
– От палачей из эсэс, – выплюнул сержант с такой ненавистью, что миссис Стоун отшатнулась.
– Это концлагерь, – констатировал мистер Стоун, осознавая эту истину.
Трижды сменив воду, Гришка домыл Машеньку, завернув ее затем в полотенце. Девочка еще кровила, поэтому нужно было сменить повязки, и подумать, что сделать для того, чтобы улучшить заживление. Врачом воспитанник санбата, все-таки, не был, поэтому использовал только то, что слышал, видел, о чем говорили врачи и медсестры. Госпиталь, конечно, был нужен, но фрицевский госпиталь был для Машеньки опасен, это было ясно и так. Нелюди есть нелюди.
Вернув девочку на диван, мальчик полез в свою сумку, доставая индивидуальные пакеты, а Эмма, замерев, смотрела на то, как почти ребенок со знанием дела перевязывает ее дочь. Вид Летты сзади ужасал, а слова мальчика – вдвойне.
– Перевяжем нашу девочку, – приговаривал, работая, Гришка. Дело было привычным, в санбате он много на что насмотрелся, смущаться не умел, как и многие пациенты. Немного другие нормы были в сороковых годах.
– Ты очень теплый, – сообщила ему номер девять-ноль-четыре-пять. – Такой, что мне почти не хочется думать, что я номер.
– Это потому, что ты не номер, – продолжая перевязывать Машеньку, произнес Гришка. – А за то, что ты себя называешь номером, буду тебя кормить, как маленькую.
– Я согласна… – прошептала девочка, у которой вдруг появилась какая-то уверенность в том, что ее не убьют.
Вариантов, на самом деле, не было – сама Машенька поесть точно не могла, и Гришка это понимал. Понимала это и миссис Стоун, в следующий момент увидев такое, что опять забыла, как дышать. Ее дочь как-то очень жалобно посмотрела на юного солдата, отчего тот вздохнул и вытащил из нагрудного кармана черный кубик, мгновенно исчезнувший за щекой дочери.
– Что это? – поинтересовалась миссис Стоун, но ответил ей не юноша.
– Это хлеб, – голос мужа был каким-то очень уставшим, как будто увиденное его полностью раздавило. – Это черный русский хлеб…
– Нужно, наверное, суп, да? – спросила мальчика Эмма, даже не представляя, чем кормить, чтобы не сделать хуже.
– Прозрачный бульон, почти водичку, – кивнул тот. – У меня тушенка еще осталась, я ей делал, нормально перенесла.
– Я сейчас! – заторопилась на кухню женщина, а Гришка задумался.
– Тебя бы одеть, – объяснил он девочке свою задумчивость, но мистер Стоун об этом уже подумал, бегом поднявшись наверх и через некоторое время спустившись.
– Держи, парень, – протянул мистер Стоун платье дочери. – Белье, наверное, не надо?
– Пока не надо, рану потревожим, – согласился Гришка, осознавая, что здесь, вроде бы, свои. – С фрицем что делать будем? – вспомнил он про «языка». – Вы его, или я пристрелю по-быстрому?
– Разберемся и с твоим фрицем, – вздохнул Марк Стоун, понимая, что пришло время для экстренных решений.
Пока Гриша одевал Летту, мужчина думал. В условиях практического предательства своей страной, учитывая, что было совершенно непонятно, как украденная дочь могла попасть в концлагерь, вариантов у него не оставалось. По мнению мужчины, выход у него был только один. Понурившись, мистер Стоун отправился в подвал – для использования того, о чем он подумал, нужно было подготовиться.
Почему их так быстро «слили», Марк, как раз, представлял. Его жена была незаконнорожденной из семьи аристократов, потому очень многим бы хотелось это позорное пятно стереть, но вот настолько откровенные действия, конечно, смущали. Обычно голубокровые предпочитали несколько другую схему действий. То есть либо Марк сам чего-то не знал, что было возможно, либо…
