Текст книги "Вертеп"

Автор книги: Влада Ладная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

ПСИХИАТР

– На самом деле, – попытался достучаться до отца Евстахия писклявый мальчик средних лет, – такое массовое и яростное обращенье к знахарям и ведуньям говорит о сильнейшей тяге населения к духовной жизни. Но христианская церковь не хочет или не может ответить на вопросы людей, решить их проблемы или заполнить внутреннюю пустоту. Вы же – чуть что – отвечаете: «Промысел Божий!» То есть знать ничего об этом не знаем, ведать не ведаем. Вот миряне и вынуждены прибегать к шарлатанам и шизофреникам. Все, кто сидит в этом зале, – это те, кому ваших ответов на загадки мирозданья недостаточно.

…Да и было в этом зале на кого посмотреть.

Необъятная старуха, неожиданно проворная, в чёрных шерстяных колготах, в мужской майке, в трауре и с неподъёмными хозяйственными сумками, с лицом степной каменной бабы.

Слепой, внушавший подозрения, что он всё видит.

Старик с палкой и с мороженым, с глубоким шрамом во лбу в форме буквы икс.

Женщина со странными ушами. Это было гигантское кружево извилин. Оно придавало ей устойчивость, как крылья катамарана, и делало смешной.

Бесполое созданье с подрагивающей пружинкой рта, с остроугольными бёдрами, с синеватыми ногтями. В лице существа заметно было какое-то усилие. Возможно, созданье тщилось представить, как выглядит со стороны. Или пыталось разброд своих черт, мыслей собрать воедино, пронизать организующей идеей. Взгляд существа был то истошным и беспомощным, то отрешённым и сумрачным.

– Все тайны мирозданья никому не подвластны, и вам тоже, – резонно заметил батюшка. – И в этом нет ничего постыдного, сознаться, что чего-то не знаешь. Стыдно делать вид, что всё постиг, как это делаете вы, и при этом морочить головы простым людям.

А в этом зале – дети, – снисходительно пояснил священник. – Дети, не понимающие слова «нет».

Они не могут смириться с тем, что мир не таков, как вот именно им приспичило. Они не могут смириться с какой-то своей утратой.

А смирение – лучший способ понять замысел Бога и постичь самого себя. Свои истинные мотивы и желания. И – самый прямой путь к их исполнению.

Хороший христианин молится так: «Боже! Да будет твоя святая воля во всём!» Господь всегда всё устроит наилучшим образом. Хотя мы не всегда это понимаем.

– Особенно когда пятьдесят миллионов гибнет в войне. Или волна за две секунды смывает четверть миллиона человек, – проворчал врач.

– Да что значит их краткая жизнёнка по сравнению с вечностью! Хорошие люди попадают в царствие небесное. Что ж об этом плакать. А плохим так и надо, – как-то слишком цинично ухмыльнулся священник.

– А знаете, – гнул своё писклявый, – вы сейчас повторяете основной постулат хорошего экстрасенса: наш мозг не поставщик информации и не наш помощник. Он – блокиратор божественной информации и мешает нам слышать голос свыше.

Наша главная задача – отключить мозг. И тогда придёт божественное озарение. Самадхи. Благодать, по-вашему. И это озарение и поможет решить проблемы. Так приходят вещие сны, когда мозг отключён. Вы ведь тоже порицаете рацио и предлагаете искать истину не через рассудок, а через веру.

И для достижения этого слияния с Богом, – мы его называем трансовым состоянием – христианство использует те же приёмы, что экстрасенсы и язычники. Последние, к их чести, освоили это первыми, лет эдак тридцать тысяч назад.

Свечи – стихия огня. Святая вода – стихия влаги. Запах ладана – стихия воздуха. Просфоры и вино – символы земного плодородия, стихия земли.

Ваши колокола подобны грому шаманского бубна. Это отгоняет злых духов, активизирует благую энергию.

Еще один рецепт погружения в транс – монотонность. Многократное повторение молитв и земных поклонов, кружение мусульманских дервишей и первобытных жрецов, вращение молитвенных барабанов буддистами – всё использование этого приёма.

Растения и особенно цветы углубляют медитацию. И вы приносите лилии Богородице, еловые ветки на Рождество, берёзки на Троицу.

Также сильное средство – боль, шок, страдание, унижение. В христианстве это – краеугольный камень. От первых христианских мучеников и бичевания себя флагеллантов до покорного перенесения страдания рядовым христианином. И язычники мучают жертву перед принесением её богам. И экстрасенсы применяют шоковую терапию для лечения.

Но самый востребованный способ – искусство. Музыка, пение, живопись, скульптура. И африканский колдун, и римский папа, и православный патриарх применяют всё это как орудие воздействия на паству.

Всё это – стихии, цветы, искусство, боль – использование энергий, из которых можно вылепить что угодно. Хотите – много денег. Хотите – высокую духовность или гениальность. Кому что потребно.

Ваш Бог милосерден. Наша Вселенная – доброжелателна. Она нас слышит и готова прийти на помощь. Она в родстве с нами. Она живая.

Надо только настроиться на её волну.

Но вы же тоже верите, что Бог – это вся Вселенная, что он в каждой росинке, в каждом камне, в каждом дереве. Значит, и язычники поклоняются единому Богу через камни и озёра.

Мы все говорим об одном и том же. Делаем одно дело. Между нами нет никакой разницы. А значит, не должно быть и вражды.

Просто настало время, когда никому уже не удастся удержать монополию на истину. И христианину следует принять это со смирением.

…Мне почему-то показалось, что священник сильно после этого писклю невзлюбил.

БЕАТРИСА ПЕТРОВНА

Нет, ну ты прикинь, Иваныч! Эти гады нажрут-напьют задарма, а потом на тебя же ещё и срут. Сволочи экстрасенсорные! Мясорубки боговдохновенные! Бродячие севрюгоглотатели!

Да отвали ты от меня со своей старой каргой! В жопу мне сдалась твоя дырявая кошёлка с лекцией её поганой. Что с того, что бабка в этих травах лечебных разбирается! У меня на них аллергия жуткая!.. Вот те и «ну – баранки гну».

Я копейки, копейки ломаной больше у мужа ни для кого не попрошу! Пусть уж в этот раз подавятся. Но боле – будя. Хрен с арахисовым маслом эти бездонные глотки с меня поимеют.

У меня от этой хренотени голова разболелась. Помираю. Просто жуть.

Да пошёл ты со своими таблетками – знаешь куда?.. Как говорится, я б пошёл, если б было к кому и на что, да?

…Что ты говоришь? В первый раз слышу, что матерная ругань у наших предков была пожеланием всяческих благ, волшебным заклинанием, приносящим удачу… Ах, ещё древние индусы поклонялись мужскому и женскому половым членам как символам плодородия?.. Как я их понимаю… Линга и йони – надо запомнить. Теперь так ругаться смогу.

И откуда ты всё это сечёшь?

Тока ты знаешь, Иваныч, я что-то не замечала, чтоб мне это удачу приносило. Наверное, слишком часто эти заклинания употребляю. Стёрлись.

Эта ходячая казнь египетская сейчас как раз гипертонию лечит?.. Господи, кошки-то тут при чём? Так я и дала на себя грязную вшивую кошку со ссаными лапами класть!.. Ты что? И мочой лечатся?.. Уринотерапия? – Дурдом!

Пойду посмотрю на этот цирк хоть издали. За свои-то деньги. Хоть со скуки развеюсь.

…Ой, какие кисюсеньки! Ну, какие лапочки!.. Нет, на руки не возьму: они по помойкам шастают!.. Бл… Куда! Сними эту дрянь сейчас же, дура ё… Куда она на голову-то лезет? Мать-перемать, всю причёску щас изомнёт!..

Ну, сижу. Ну, ладно, ладно, не дёргаюсь я. Дальше-то что?

Да ничего я не чувствую. И балда как болела, так и болит – сильнее даже… Ну… не зна… Кажется, что в голове кто-то тугие-претугие пружины разжимает. Просто вынимает бедную башку из клещей. А те сопротивляются и противно об мозги скрежещут…

А теперь я слышу, как кошка эту боль начинает, словно тоненькую ниточку, из головы тянуть. Прямо как из кудели прядёт и в клубочек сматывает. Я балдею! Кошка эта, как боа, у меня на плечах лежит, прямо вокруг больного места. Как же она его сразу нашла?

И меня обволакивает покоем, мягкостью, приятной, как пушистое одеяло. Как будто я опять маленькая.

А ещё говорят, что кошки служат дьяволу! – В морду поганую плюну любому кто это скажет! И кошечку себе заведу, махонькую.

Ой, я как будто на волнах качаюсь, как будто я попала к ангелам в гости, и они меня пожалели и простили, и от всех печалей и бед избавили. И мне теперь всегда так будет хорошо…

Я вижу! Вижу! Львов! Африку! Я вижу, как антилопы вдали танцуют, как жирафы обнимаются шеями, как огромное дерево растёт, словно прямо из моего сердца и прижимает к груди весь мир. Я вижу косматое страшное солнце, простор без конца! Волю!..

Знаете, как будто меня сейчас выпустили из клетки – домой.

Да не плачу я, чего мне плакать. Жизнь уже кончается…

А я в первый раз сегодня почувствовала себя счастливой…

ИЗБРАННОЕ ЧЕЛО

Это не я. Я не виновато. Я просто чувствую это, но ничего не могу изменить.

Сначала – беспокойство. Как бывает, когда торопишься, но всё равно катастрофически не успеваешь. При этом пытаешься вспомнить что-то важное – и никак не можешь. Вероятно, выключить газ или свет. Или вспоминаешь – смысл жизни.

Это не усиливается и не ослабевает. Ровное постоянное напряжение. Что-то держит тебя цепко. Словно ты попался, как рыба на крючок. Губа пронзена насквозь, но рыбак ещё не тянет. Ты ещё не понял, что произошло. Просто лёгкое неудобство и ощущенье, что что-то не так.

А потом леску начинают полегоньку вываживать, и беспокойство перерождается в страх. Беспричинный, хронический, ноющий. Как застарелая язва желудка, в которой давно подозреваешь рак.

Я не могу уйти из своего дома – и не могу в нём оставаться. Дом сдавливает меня внутри себя, как сжимающаяся пятерня.

Я не могу понять, что мне говорят, – не сосредотачиваюсь. Забываю начало фразы, когда её ещё не закончили. Почти всё время испытываю голод, – но кусок в горло не лезет. Страшная жажда. Бессонница.

Я мечусь из комнаты – на балкон. И обратно. Никакое дело не делается дольше пяти минут. Я срываюсь с места и принимаюсь за что-то другое, чтобы и это не доделать. Вся комната завалена начатыми и напутанными расчётами. Открытыми и отброшенными книгами. Письмами, которые состоят из двух строк и никогда не будут закончены.

Я кручусь вокруг себя, как змея, пытающаяся ужалить саму себя за хвост.

Меня лихорадит. Руки дрожат. Губы обмётаны. Глаза западают.

Это похоже на соитие, когда дошёл до последней точки, но оргазм всё никак не наступает

АНЖЕЛИКА МИХАЙЛОВНА

– Я веду репортаж, уважаемые телезрители, с захватывающего мероприятия: конференции по проблемам экстрасенсорного видения.

Сегодня нам предстоит увидеть работу знаменитого целителя Глеба Иннокентьевича Бандерлогова, Магистра Белой Магии, Председателя Ложи Пурпурных Розенкрейцеров, Великого Жреца Красного Тескатлипоки. Экстрасенса посвятили в этот сан в самом древнем Теотиуакане.

Глеб Иннокентьевич, что Вы нам сегодня продемонстрируете?

– Я обладаю уникальным даром удалять камни из почек методом энергетического дробления. Это совершенно безболезненная процедура. Я просто держу над больным местом палец, – и камни исчезают. Узи моих пациентов подтверждают: почки чистые.

Через мои руки прошли сотни людей. Их камешками можно было бы замостить небольшую площадь. А у иных внутри камней – на строительство целого особнячка. Сеанс длится около часа.

Руками снимаю страх высоты, темноты, заиканье, экзему.

Могу поставить точный диагноз человеку по фотографии. Медики проверяли это с помощью анализов. Совпадают даже цифры давления и количество эритроцитов и лейкоцитов в крови.

– А как вы это делаете, Глеб Иннокентьевич?

– Просто вижу всё тело как бы напросвет.

– А сегодня целитель нам продемонстрирует, как он с лёгкостью избавляет человека от алкогольной зависимости. Согласитесь, алкоголизм для нашей почти поголовно пьющей страны – проблема из проблем. И, как считают социологи, вряд ли разрешимая в обозримом будущем.

Вот в студию входит доброволец. Немолодой, должно быть, почтенный отец семейства. Мы можем только догадываться, какой мучительной внутренней борьбы ему стоило решение обратиться за помощью и какое мужество потребовалось ему, чтобы открыто в этой роли предстать перед нами.

Экстрасенс сажает мужчину перед собой и двумя-тремя пассами погружает его в особое состояние.

Работа магистра довольно однообразна. Он словно что-то невидимое снимает с головы пациента и решительно отбрасывает в сторону.

Самое интересное: наблюдать за лицом мужчины в это время. По нему пробегают волны досады, разочарования, раздражения, удивления, болезненного напряжения и, наконец, облегчения и восторга. Лицо смягчается и прямо молодеет на глазах. Как если бы плёнку кинохроники прокрутили в обратную сторону. Теперь пациент выглядит как бы омытым, просветлела его душа. Глаза прояснились. Лицо засияло изнутри розовым светом. Я даже чувствую, как от человека пошла волна физического тепла.

Мне кажется, теперь у этого мужчины лицо человека, который верит во всё лучшее. Наверное, это и есть секрет целителя: он возвращает нас к истокам нашей души, дарит нам гармонию и любовь к близким. Лечит, собственно, не алкоголизм, а равнодушие к родным, которые страдают от пьянства. Лечит от жестокости.

Сеанс заканчивается.

– Итак, Глеб Иннокентьевич, что же сейчас произошло?

– Это было лечение души, вы правы.

Ведь почему болеет человек? Злой демон, злая сущность паразитирует на его ауре. Вот такую спиритуальную пиявку я только что и устранил.

Я лечу и наркоманию, причём и без согласия больного, по фотографии.

– Фантастика! Мы с вами, дорогие телезрители, стали сейчас свидетелями настоящего чуда.

Это было необычайно интересно. А самое интересное – сам Глеб Иннокентьевич, человек с огромными глазами, в которых всегда светится его добрая душа.

Это была я, телеведущая Анжелика Всеславова.

Оставайтесь с нами!

…И после отключения камеры и ухода писклявого мальчика:

– Ну, и бредятина. Если б не было модной темой – меня б вырвало прямо в камеру. Козёл какой: руками помахал – и пойди проверь, бросил алкаш пить или ещё пуще зальётся.

Вот ещё, недавно историйку поведали: идиота одного избавили от страха воды. Исцелённый на радостях ринулся купаться – и утонул.

Чем только не пользуют: пирамидки, звёзды Давида, руки Фатимы, голубые крестики – в одном флаконе. Мой шеф носит талисман в форме пениса.

В прошлый раз снимали, как болезного обжигали свечами, – чуть вообще не сожгли! Потом обливали ледяной водой, били бубном по голове, стегали кнутом.

Я видела, как эти деятели мучают пациентов трудотерапией на личных экстрасенсорных шести сотках, обмазывают грязью, протаскивают в лошадиный хомут, гоняют на четвереньках по комнате, заставляют глотать кровь жаб.

Я думаю, даже в сорок первом, в гестапо так не пытали.

Всё-таки наша публика – редкостная дура!

…А глаза-то, сказать по правде, у этого «целителя», как у поросёнка. Хитренькие такие щёлочки.

ИЗБРАННОЕ ЧЕЛО

Я легко выступаю из берегов себя. Я само себя до краёв переполнило, перелилось, хлынуло вон.

Я вижу себя со стороны. Я вижу повреждённые глаза из ничего в никуда смотрящие, ничего не выражающие, но всё предрекающие. Мучительно бесстрастные.

Я вижу пряди волос, спутанные, как следы заблудшей души.

Я вижу, как моё лицо густеет, настаивается, как горькое вино, как отворотное крепкое зелье, как яд в бокале. Складки во лбу пролегают глубже, множатся, как отраженья в зеркальном многограннике. Черты лица иногда заостряются, а потом словно размазываются, меняют свойства, направленность, место, тасуются, как колода карт.

Кто то даёт мне глаза загнанного зверя.

Кто-то живёт в окружающих вещах: в высохших деревьях, в сломанных телефонах, в мутной воде, в прозрачном, на первый взгляд, воздухе.

Чем вещи начинены? Кто живёт во мне?

Не было ничего вокруг, что бы ни разваливалось, ни разрушалось, ни распадалось на части и атомы, в прах, прямо у меня на глазах.

Что же тогда первооснова? Неделимая сердцевина? На что можно положиться, опереться, что никогда не предаст? Чему можно верить, если всё разъято? Само бытие разлагается.

Я смотрело вокруг: в грязные лужи, в несметные звёзды, в рождение и смерть – и нигде, нигде не видело ничего, кроме враждебности. Злое начало правило миром. Ни в свете, ни во тьме, ни в реальности, ни в фантазиях я не находило ничего, что давало бы мир, что относилось бы ко мне с любовью.

ИНТЕРВЬЮ ШЕХЕРЕЗАДЫ

Я окончила эстрадное училище, участвую в цирковых представлениях и мечтаю создать собственную программу: синтез драмы и эстрадного шоу на магической основе.

Я вхожу в братство десяти магов, живущих в разных странах. Когда надо, мы связываемся по своим каналам, помогая друг другу или решая общую задачу. Скажем, где-то надо разогнать слишком тёмные силы, сгустившиеся над людьми и угрожающие всей планете Земля.

Да, всё, что я говорю, напоминает сказку «Тысячи и одной ночи».

Но жизнь и есть сказка. Она – волшебство в каждом своём мгновении. Всё, во что мы верили в детстве – добро и зло, милосердные феи и вредоносные колдуньи – правда. Устами младенца глаголет истина.

А уж будет эта сказка тёмной или светлой – зависит от нас, от нашего выбора.

Правда – это то, во что мы верим.

Я маг, но мои силы не действуют на спонсоров.

Может, сами отзовутся?

АНЖЕЛИКА В КУЛУАРАХ

Вот и видно, что циркачка! Пошлые штучки а-ля шапито.

Десять магов, спасающих планету! – Для голливудского фильма сюжетец так себе.

Тоже мне чародейка! А сама стоит с протянутой рукой, побирушка. Денег себе раздобыть не может, – как же она заговоры бизнесменам на богатство делает?

СЛЕПОЙ

Голос у женщины был, как густая спелая рожь, нагретая солнцем. Колюче-бархатистый, золотой, щекотный. Прообраз дикого опьянения. Сытный, мучительный и щедрый подарок судьбы.

Я слышал запах: женский, надрывный, нечаянно и яростно взывающий о любви. Целительница была одинока в этой жизни, я чуял по запаху. Так истошно пахнет зло голодное тело.

И ещё я почувствовал её излучение. Пульсирующее, мятущееся, вязкое. Всё в скитающихся впадинах и взлетающих протуберанцах, как солнечная корона в год сильной активности.

Всё это шипело и копошилось, как клубок змей, тянулось к окружающим своими щупальцами – и чопорно их поджимало, словно старая дева – губы. Всё роилось, свирепело и набухало на глазах. Всё закипало, обжигая окружающих и саму женщину.

Излучение волновалось, как муравейник перед наводнением. Разрозненный на миллион шустрых тел, неделимый коллективный разум решал, что делать. Закупорить все дыры в доме, чтобы переждать беду – или прыскать вон изо всех пор, изо всех норок. Спасаться бегством, предать это тело, бросить этот муравейник пустым, беззащитным.

Или – защищать его ценой своей жизни, до последнего хрипа.

Сгинуть вместе с ним.

ИЗБРАННОЕ ЧЕЛО

Ну, что же я? Мне уже нечего терять. И тогда, понимая, что помилования или смягчения приговора нечего ждать, я решаю ухудшить свою участь, раз уж не могу улучшить её.

Я надеюсь так разозлить тюремщиков, чтобы они убили меня сразу и тем прекратили моё пожизненное заточение в этой судьбе.

Я визжу Богу:

– Эй ты, ты нас всех обманул! Ты не добрый, не милосердный, ты ничго не хочешь слышать и не умеешь прощать. Ты жрёшь наши страдания и нас же заставляешь благодарить за доставленную боль.

Ты нас измучал. Ты всё оболгал. Какими бы мы ни были плохими, – мы твои созданья.

Ты всё поломал тут, всё испортил, всё изувечил! И ещё чего-то требуешь от нас.

Потом, после истерики мне становится легче. Но при этом мне ещё и совестно, и жалко чего-то, и смешно.

Мне хотелось бы всё это забыть. Просто начать всё сначала.

Если меня не умеют прощать, я хотел бы быть благороднее моих палачей и простить их. Но не умею. Это сильнее меня.

Вот и Господь так же: с кем угодно может справиться.

Только не с собой.

СЛЕПОЙ

Тогда по приказу этой женщины – все называли её Шехерезадой – я вспомнил в подробностях вчерашний день. Яичницу и три сосиски, послеобеденный сон, вечернюю прогулку во тьме.

Потом день, прожитый месяц назад…

Год назад…

Десять лет назад…

Двадцать…

Вот я вернулся мысленно в те времена, когда я ещё видел мир. И он заполыхал, застонал, завыл мне себя всеми своими красками. Он врывался внутрь меня, разрывая до крови границы глазниц. Он торопился мной изнутри насладиться, насытиться.

Вот выпускной вечер. И та рыжая девушка в бледно-жёлтой античной тунике. И драка из-за неё, и удар головой об асфальт. И тьма. Конец времён, для меня уже наступивший.

И – глубже внутрь судьбы.

Мне тринадцать. Дача. Земляничные жгучие поляны. Холмы. Чёрные валуны. Горная река с бурунами. Пойманная искрящаяся краснопёрка. Размытые опасные пещеры под обрывом. Легенды о кладах. Страшные истории в ночи у костра. Царские две копейки, найденные в огороде. Сияние капустных кочанов и антоновских яблок в сумерках.

Учебник истории за пятый класс. Торжественные шествия рабов через римскую триумфальную арку. Голубые изразцы на вратах обречённого Вавилона. Тяжкий Нил. Сердоликово-синий сокол фараона. Мерцает в жарком сумраке храма золотая статуя Осириса. Лесной пожар по пятам косолапо-стремительных неандертальцев. Он опаляет им космы и звериные шкуры на чреслах. Огонь перелетает по-пантерьи с древа на древо. Живой, оскаленный, дрожащий в азарте погони, бешено смеющийся. Ненасытный.

Мне пять лет. После дождя ручьи роют русла в глине. Из глины я леплю невообразимо уродливую принцессу и – влюбляюсь в неё. Моя Галатея.

Мне три года. Мама везёт меня на санках. На ней красные ботиночки и белое пальто. А на ресницах у неё лежат и не тают безграничные и стрельчатые снежинки. Таких я никогда в жизни потом не видел. Как целые кроны цветущих вишен. Как впавшие в белизну готические замки. Как вся заснеженная Венеция, в червоточинах каналов, в золочёных, фехтующих с солнцем шпилях, в колокольных неумолчных звонах.

Вот я только пришёл в этот мир. И он облепил меня, холодный, сверкающий и вонючий, как компресс. Я визжу от возмущения и разочарования.

Вот я ещё во чреве матери. Мне темно, тепло и сладко. Но я слышу грозный гул внешнего мира, беспощадный прибой земной жизни. Материнское тело смягчает звуки, но они всё-таки проникают ко мне, глухо, как сквозь вату. Ровный уверенный гул грядущего землетрясения.

Когда он настанет, этот миг? Когда я достигну конца срока пребывания тут? Что заставит меня сорваться с насиженного места?

Здесь все чувства острее, чем в большой жизни. Мы с матерью испытываем вместе одно чувство, вот оно и удваивается. Или материнское тело – фильтр, он отсеивает всё лишнее, шелуху и оставляет отмытые, чистые, без полутонов и полуправд чувства?

Что призовёт меня? Голос какой трубы? Какого тяжкого долга?

Желание разорвать оковы родства, абсолютные гармонию и счастье? Желание освободиться – от любви?

Тьма выталкивает меня – вон из себя. Это она меня порождает?

И я начинаю – со страхом, с болью, с отчаяньем, со злостью, с боязливой надеждой – движение по длинному тёмному тоннелю.

В конце которого я вижу – свет.

И прежде, чем сделать ещё один шаг назад, в зияющую пропасть прошлой жизни, я успеваю понять: моя теперешняя жизнь, которую я считал пошлой, скучной, серой, несчастной и загубленной – сияет. Я счастлив, что пришёл в мир, потому что я видел – Волшебство жизни.