Текст книги "(не) Целуй меня!"
Автор книги: Влада Багрянцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Влада Багрянцева
(не) Целуй меня!
Глава 1.
С юристами у нас всего два общих занятия в неделю – матанализ и физкультура. Физмат, на котором я учусь, разумеется, идет по другой программе, но одно занятие нам поставили общее с их группой, невзирая на то, что они на курс младше: они приходят на контрольные и мы приходим на контрольные, никто никому не мешает, а преподу меньше нагрузки и окошки между парами. Физкультуру же ставят вообще всем со всеми. Всего два занятия в неделю, но чувство такое, что я ненавижу его всю жизнь.
Кого – его? Томаса, второкурсника. На университетской доске «Наша гордость» мы висим рядом – Томас Скотт и Йен Феншпельген. Меня обычно зовут просто по имени. Я, по понятным причинам, болтаюсь на всеобщем обозрении – президент студсовета, староста, волонтер, единственный омега в группе из двадцати человек. У меня кмс по спортивной стрельбе из лука и я многократный призер…
– Сука! – ору я, хватаясь за нос, лихорадочно ощупывая его и затем вскидывая руки к лицу, проверяя, нет ли крови.
Вся площадка затихает, альфы переглядываются, я поднимаю волейбольный мяч, подбрасываю его и отправляю ногой через сетку. Он попадает прямо в спину отвернувшемуся Томасу, отчего тот валится на пол под смех сокомандников и свист нашего препода.
– Волейбольный мяч берем только руками! – в сотый раз за год напоминает тот, и все возвращаются к игре.
Так вот – я могу понять, почему универ может гордиться мной, но я не понимаю, почему Томас выбился в первые ряды. Он отличник? Нет. Волонтер? Нет. Разве что капитан команды по баскетболу и участвует во всех спортивных соревнованиях города и штата, занимается подготовкой всех развлекательных мероприятий и встреч выпускников. Однако лично мне кажется, что дело в том, что наш проректор по воспитательной работе, профессор Тинтош, омега по полу и по призванию, испытывает слабость к альфам со смазливыми мордочками и такими большими, красивыми карими глазами, как у Томаса. Даже я иногда засматриваюсь на него, чего говорить об остальных – он у нас местный секс-символ. Все от него без ума – омеги в прошлом году передрались, никак не могли решить, кто первый предложит ему пойти на бал в честь окончания учебного года. В итоге он пошел с самым красивым – по результатам голосования на День Святого Валентина – омегой, и они вроде как встречались все лето, а перед новым учебным годом расстались. И это был его третий омега за те два года, что мы его знаем, а вот я…
– Сука! – я уворачиваюсь от мяча за секунду до его попадания в мое плечо и гневно смотрю на Томаса, который делает вид, что это не он. Конечно он, потому что вчера я его доколебал окончательно, заметив, что его футболка слишком вызывающа для учебного заведения.
– Ты на учебу пришел или в клуб? – спросил я, остановив его в коридоре, на что он ответил, что разница не велика, если к нему клеятся и там, и тут.
– Завтра чтобы в рубашке был, – сказал я, и Томас заявил, что если меня не устраивает его футболка, то он может снять ее прямо сейчас. И потянулся снимать, вынудив меня ретироваться – не хотелось глупо выглядеть, доказывая что-то перед толпой младшекурсников.
У меня поручение от студсовета – следить за внешним видом учащихся, потому что в последнее время все распустились, и это поручение я выполняю с удовольствием. Наверное потому, что сам его и придумал. А как иначе? Я уже второй год на посту, и если бы не я, универ и дальше бы считался одним из середнячковых, в том, что он вышел на достойный уровень, во многом моя заслуга – я сразу же занялся записыванием первокурсников, часто насильным, в спортивные секции, а тех, кого принудить не удалось, пришлось заманивать гарантией поблажек на экзаменах. С преподами тоже пришлось договариваться, но это было не так уж и трудно – если ты хороший мальчик, перед тобой открыты все сердца преподов альф. Да, я опустился до милой улыбки и хлопанья ресницами, но опять же – почему Томасу можно так делать, а мне нет?
После поднятия духа в спортивном секторе, я занялся почти забытым волонтерским отрядом, туда всех тоже пришлось заманивать и принуждать, но потом ребята втянулись и записывались уже сами. Тем более, что участие в городских субботниках освобождало от пар в этот день, а поездки на «день чистоты» часто были запланированы на несколько суток с ночевками у озера и в лесу – все, что угодно, только не учиться. Общую успеваемость я подтянуть не мог, но вот в своей группе сумел. Всего-то и надо было, что поговорить с альфами на их языке:
– Если не сдадите экзамены с первого раза, я вам яйца поотрываю, – это было началом моей речи, потом, конечно, я рассказал и про плюсы в виде повышенной стипендии и моего личного участия в их дальнейшей судьбе в виде отмазывания при необходимости от проблем, и мы с альфами поняли друг друга. Экзамены не провалил никто.
Так, конечно, было не всегда. На первом курсе, когда мы все только познакомились, они пытались не воспринимать меня всерьез, а кое-кто даже подкатывать. Но очень скоро поняли, что и первое, и второе – вещи бесполезные, и что со мной лучше дружить, чем воевать. Весь первый курс я добивался того, чтобы меня выбрали президентом студсовета, и когда это случилось, я выдохнул – вот теперь-то можно и успокоиться. Но нет.
Когда начался новый учебный год и пришли новенькие, я понял, что вот с этим вот альфой с глазами и ногами лани мы все наплачемся. Под «мы» я имел в виду омег и лично меня, который будет эти все половые трудности разруливать, потому что мой план по повышению успеваемости пошел под хвост Томасу Скотту – так его звали, этого новенького. Так и вышло – весь свой второй курс я следил за тем, чтобы омеги не прогуливали занятия в то время, когда тренируется команда по баскетболу. Я вытирал сопли членам студсовета, которые оказались отвергнуты Томасом – двум омегам и одному альфе, попытавшему удачу за компанию. Томас Скотт стал настоящей бубонной чумой своего факультета, где омег было как раз много, не в пример моему. И самое смешное – что я не могу ему ничего предъявить, ведь со всеми он обходится вежливо, учтиво, даже нецензурного слова ни разу не произнес за все время. Помогает преподавателям приносить книги из библиотеки, открывает двери перед омегами, всегда отзывается на любую просьбу и по всеобщему мнению просто лапонька во плоти. Но не для меня.
– Да я случайно, клянусь тебе! – говорит он, догоняя меня у раздевалок после занятия.
Я быстро окидываю взглядом его фигуру целиком:
– На физкультуру тоже форму надевай подобающую, пожалуйста.
– А что с этой не так? – недоумевает он, похоже, искренне.
– У тебя все просвечивает.
– Я вспотел. Потеть тоже нельзя?
– В следующий раз чтобы футболка была плотнее, – произношу я, входя в раздевалку. Омеги, сидящие на скамьях и приводящие себя в порядок, смотрят с осуждением – у них-то претензий к футболке Томаса точно нет.
Глава 2.
В универ я поступил, конечно же, на бюджет – с доходами нашей семьи мне не светило ни одно платное образование. У нас обычная современная семья – папа, младший брат-альфа и я. Моего отца унесло ветром перемен сразу, как только папа сообщил о беременности, брат Иви получился уже от другого – его отец и не появлялся толком, мы его все никогда не видели – даже папа. Я называю появление младшего непорочным зачатием, потому что, когда мне было шесть лет, папе подарили на день рождения билет на круиз, и оттуда он вернулся загорелый, отдохнувший и случайно беременный, как выяснилось позже. Как такое может быть? Очень просто, если вы пьете столько, сколько мой папа, который тогда воспользовался предложением «все включено» и выжрал все из мини-бара в номере. Кто, когда и как к нему приходил, он не помнит до сих пор, и я ему верю, потому что он простой, как цент, и врать не умел никогда. Беременности мы все обрадовались – мелкий я был счастлив тому, что свободы будет теперь больше, потому что внимание переместится на младшего, что означало – по жопе мне теперь доставаться тоже будет меньше, ибо все поделится на двоих; папка был рад новому ребенку просто потому, что он будет, ведь и выплаты от государства на наше содержание тоже увеличатся. Боялись мы с ним одного – что ребенок может родиться черного цвета.
– А как он может быть черным? Там, типа, может как-то подгореть? – удивлялся я, на что папа только таинственно улыбался.
Впрочем, ребенок родился обычный, чем меня даже слегка разочаровал. Его назвали Иви, в честь знаменитого актера, и я могу сказать, что папа никогда не любил его больше меня – к нам обоим он относится одинаково, хотя сейчас у Иви переходный возраст – ему четырнадцать – и он доставляет немало хлопот.
Как вы поняли, одинокому омеге с двумя детьми и без того живется всегда не легко. И не богато – у нас свой дом, но по сравнению с соседскими он небольшой, одноэтажный, три комнаты и чердак. Хорошо, что папа додумался его отремонтировать, сделать из него мансарду и сдавать ее, что приносит доход, потому у нас обычно живет либо какой-то студент, либо одинокий альфа скудного достатка, который только и может, что позволить себе подобное жилье. На данный момент второй вариант, и он мне не нравится, потому что альфа не платит второй месяц подряд, отмазываясь проблемами с работой.
– Йен, сходишь к нашему многоуважаемому мистеру Харви? – встречая меня в дверях, произносит папа. – Я ухожу на подработку, ужин на плите, покорми брата, когда он придет.
– Он сам ложку умеет держать, – говорю, скидывая кроссовки. – А что с Харви?
– То же самое. Все, я убежал, люблю-люблю!
Папа чмокает меня в губы, сдавив щеки обеими ладонями, я морщусь, вытираясь потом рукавом – опять намазался чем-то. И приоделся – присмотрел что ли кого-то? У нас с ним идея фикс – выдать его замуж, потому что там он еще ни разу не был, имея уже двоих детей и подступающее сорокалетие через три года. Он был младше меня теперешнего, когда я родился: сейчас мне двадцать, и я оказался куда умнее, чем он в свои годы. Сам он колледж не закончил и мне его жаль, потому что дальше папа не стал учиться именно из-за меня, нужно было работать и растить ребенка, но он об этом не жалеет. Всем бы таких пап, как мой.
По вечерам мы с ним часто зависаем на сайте знакомств и подыскиваем ему кандидата в мужья, а нам в отцы, хотя мне-то уже, вроде бы, и не надо. Младшему бы только хотелось.
На чердак ведет отдельная лестница, снаружи дома, и я, поднимаясь, в очередной раз чуть не сшибаю папины герани в горшках, которые он выставляет на ступеньки «подышать» на все то время, пока погода хорошая. Как только начинаются дожди, герани живут дома. Я заношу руку, чтобы постучаться, но дверь открывается раньше и я вижу нашего квартиранта в одних боксерах.
– Добрый вечер, мистер Харви, – улыбаюсь, стараясь не опускать взгляд ниже, чтобы непроизвольно не скривиться.
– Ты по поводу платы? – мистер Харви – обычный альфа средних лет, из тех, кому не слишком повезло с генами и они больше похожи на картофелину, чем на альфу, – отставляет одну ногу в сторону и опирается локтем о косяк, ухмыляясь в усы. Это он так со мной пытается заигрывать, дает понять, что я ему нравлюсь. Я закатываю глаза, потому что моей личной заслуги тут нет – альфам вроде Харви нравится все, что моложе двадцати. Я для него уже перестарок.
– Мистер Харви, если вы не заплатите хотя бы за прошлый месяц до конца недели, то я вызову полицию и вас выселят в тот же день, – говорю, рассматривая разбросанные по полу шмотки за его спиной.
– Йен, ну что ты, мы же с твоим папой уже договорились, что он мне даст отсрочку до конца месяца, пока я не начну получать выплаты по безработице.
– Вы же, вроде, на работу устроились. Вчера. И ни о чем таком вы с моим папой не договаривались. Мистер Харви, давайте закончим на этом этот бесполезный разговор – либо вы платите, либо освобождаете помещение.
– Замуж тебе пора, Йен, – произносит он кисло, и я повторяю, спускаясь:
– До конца недели, мистер Харви.
Скорее всего, он не заплатит, но счета от этого не уменьшатся, значит, нужно тоже опять искать подработку. Хотя, искать – это громко сказано, нужно просто сообщить соседям, что я снова готов сидеть с их детьми по выходным, пока они отдыхают в загородном доме от семейной жизни и ходят по ресторанам. Я не слишком люблю детей, но если нам с ними удается прийти к взаимовыгодному соглашению, – они не сдают родителям меня, а я их, – то можно и потерпеть несколько дней в неделю.
– Я дома! – раздается из прихожей голос Иви, когда я ставлю ужин разогреваться.
– Чего орешь, мой руки и иди ешь, – произношу я, помешивая содержимое сковороды лопаткой.
– Фу, капуста опять! – ноет он, заглянув через мое плечо, но включает воду и мылит руки средством для мытья посуды – на это я уже не реагирую. Пусть хоть чем, главное что помыл.
– Тушеная с фасолью и сосисками. Папа ушел на подработку.
– Опять этот гандон деньги не отдает? Ай!
Я убираю ладонь, которой ему прилетело по губам, ставлю тарелку на стол:
– В доме не выражаемся. Правила для кого написаны! – я указываю лопаткой на лист бумаги, прикрепленный к дверце холодильника магнитом, где список состоит из нескольких пунктов:
«1. Не выражаться.
2. Не входить в грязной обуви.
3. Не оставлять грязную посуду в раковине и последнюю сосиску в кастрюле.
4. Не злить папу, если он устал.»
Иви смотрит на листок и цокает:
– Тебе тоже надо найти альфу, как папе. Заколебали уже.
– Сел! – произношу я негромко, но Иви, зная этот мой тон, послушно плюхается на стул. – Ешь. Папа сказал тебя покормить.
– Я и сам умею.
– Знаю я, жрешь булки с соусом, это не еда.
Иви явно хочет продолжить тему, что мне тоже нужен альфа, но молча запихивается капустой. В случае с папой альфа действительно может улучшить его настроение. А вот я такой от природы.
Глава 3.
– А почему ты из арбалета не стреляешь? – интересуется Себастьян, которого я давно обещал взять с собой на тренировку, но удалось только сегодня.
– Потому что арбалет – это слишком брутально, – говорю, доставая из футляра на поясе очередную стрелу.
– Я думал, у тебя обычный лук. А это целая установка, космический аппарат какой-то…
– Это блочный лук*. Снайперская винтовка в мире стрельбы из лука – видишь вот эти штуки? Это и есть блоки. В обычном луке таких нет, ты берешь стрелу, натягиваешь тетиву и целишься, но пока ты целишься, тратишь энергию на ее удержание, что влияет потом на скорость и точность. Тут за тебя все делают вот эти полочки, ты натягиваешь тетиву и целишься столько, сколько нужно. У меня есть оптический прицел, но он для соревнований, в обычных тренировках я его почти не использую, слишком малое расстояние в зале. Пальцами я не натягиваю – для этого есть специальное приспособление, видишь? Такой зажим называется релиз. Классические лучники тянут пальцами, поэтому у них есть перчатки и накладка на плечо, чтобы тетива, когда спружинит, не нанесла вреда.
– Обалдеть…
Себастьян – альфа, мой единственный и неповторимый друг с первого курса. Не знаю, как вышло так, что мы с ним подружились – он слишком тактичный и интеллигентный для меня, человека более скромного и более неадаптированного к социуму я прежде не встречал. Высокий, худой, носит очки, если улыбается, то всегда настороженно, не сразу понимая, делают ли ему комплимент или это такое скрытое издевательство – типичный ботан. Со мной он тоже поначалу общался осторожно, но потом расслабился и рассказал о себе. Тогда-то и выяснилось, что он из очень обеспеченной семьи, но тщательно скрывает это, чтобы не выделяться среди других. Папа одно время всерьез думал, что я с ним встречаюсь, пока Себастьян не признался ему, краснея, что я его как омега не привлекаю. Правда, ради этого признания папе пришлось сильно постараться – весь вечер он активно намекал ему, что я очень выгодная партия и мальчик вообще всесторонне одаренный. Иви ржал – его всегда забавляло наше с папой стремление выпихнуть друг друга замуж. Папа глубоко в душе боится, что я, как и он, этого не сделаю никогда.
В зале стрелкового клуба мы с Себастьяном сидим после занятий. Он, понятное дело, сидит, я стреляю. Потом я провожаю его до дома, сам тоже иду домой, где папа как всегда готовит ужин – пахнет на всю округу, он у меня умница, готовит практически из ничего просто потрясающие вещи.
– Йен, я тебе только звонить собирался, – говорит он, и я понимаю, что разуваться пока не стоит. – Съездишь в булочную?
– Пап, – вздыхаю я. – Просил же заранее предупреждать, чтоб по пути зайти…
– Прости, прости! Я забыл!
Чехол со снаряжением я вешаю на крючок для одежды и выхожу во внутренний дворик. Под понятием «съездить» имелся в виду велосипед, машины у нас нет и никогда не было, и если я раньше завидовал своим сверстникам, которых в школу привозили родители, то потом понял, что во всем нужно искать плюсы – на школьном автобусе добираться было куда интереснее.
Булочная «Пончики Макса» находится в двух кварталах езды от моего дома, рядом с районом, где располагаются студенческие общаги моего универа, там обычно всегда людно в любое время суток, по вечерам особенно. Несмотря на то, что через три недели соревнования по стрельбе и через полтора месяца экзамены, состояние у меня донельзя умиротворенное – на улице весна, деревья все в цвету, запах потрясающий. Все такое свежее, радостное, солнечное, что я улыбаюсь, поворачивая на велосипедную дорожку рядом с аллеей. И люди все вокруг такие радостные, красивые, влюбленные… В одной из парочек, идущих справа и немного впереди я узнаю Томаса с омегой из нашего универа, который наряжен в такие обтягивающие кожаные штаны, что трусов под ними точно нет, иначе было бы видно. Идет рядом со Скоттом, трясёт белокурой гривой, губы подозрительно розовые, как будто зацелованные, улыбается, сучка, и лепестки эти ебучие в волосах – весна, блядь, у него. И этот козлина тоже улыбается. Весело им, походу.
– Аа-а! – вопит омега, смешно перебирая ногами и отбегая вперед по инерции, когда я врезаюсь рулем прямо в его обтянутый зад. – Ты что, слепой?! Куда ты едешь?!
– Извини, я случайно! – говорю без капли сожаления, глядя не на него, а на растерянного Томаса, который помогает ему отряхнуться. – А ты почему не на собрании?
– Чего? – Томас поднимает на меня свои огромные ланьи глаза. – На каком еще собрании?
– Собрание волонтеров.
– Я не состою в волонтерском…
– Состоишь, я тебя туда записал, – говорю, делая мысленную пометку записать его задним числом. – Каждую пятницу в семь вечера. Я там в следующий раз буду, проверю твою явку. Ты, как активист и капитан команды по баскетболу, должен участвовать, странно, что до сих пор не записался сам.
Омега, смахнув с себя лепестки, смотрит на меня, пытаясь вложить все презрение, что можно ко мне испытывать:
– Это кто?
– Президент студсовета, – отвечаю, прежде чем Томас откроет рот. – Ты же из нашего универа, да? Я тебя вроде помню, Джастин. Тоже хочешь в волонтеры? Тебя записать?
– Нет, не надо! – восклицает он, а Томас почему-то улыбается, глядя на меня, отчего становится неуютно.
– Ладно, – произношу. – Мне ехать надо. Не опаздывай, Скотт, следующая пятница во втором корпусе, двести восьмая аудитория!
Почему он вечно улыбается и при этом не выглядит идиотом, а вот я выгляжу?
*компаунды («научное» название блочников) используют иной механизм выброса стрелы, что делает стрельбу из блочного лука более точной и менее энергозатратной. В классических рекурсивных моделях выстрел происходит за счет распрямления плеч, которые сгибаются во время натяжения тетивы, в данном случае именно упругость плечей отвечает за
баллистические характеристики полета стрелы.
В блочных луках все устроено иначе. Конечно же, плечи у блочного лука тоже есть, и за силу выстрела они тоже отвечают, но вот за скорость выстрела в блочных луках
отвечает система эксцентриков, которые связаны между собой системой тросов.
Как это работает?
Спортсмен крепит релиз к петельке на тетиве и тянет тетиву на себя. Блоки медленно поворачиваются, копят напряжение. В момент, когда тетива растянута максимально, они передают 80% усилия тросам. Лучнику становится достаточно легко удерживать тетиву, и он может долго стоять и целиться. Стрелок смотрит через пип-сайт на мушку, концентрируясь на выстреле. Затем нажимает на спусковой механизм, и усилие снова передаётся тетиве, которая толкает стрелу вперёд. При этом, в отличие от классического лука, при выстреле из которого значительная часть напряжения уходит в плечи, блочный лук передаёт максимум усилия вылетающей стреле.
