Текст книги "Мы, Мигель Мартинес. Война (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

После обсуждения частностей и уточнения всех аспектов ситуации Сталин предложил сделать небольшой перерыв. Собравшиеся закурили, охранники внесли в кабинет вождя планшеты закрытые тканью, обычно, на них прикрепляли карты с военными планами. На какое-то время комната совещания укуталась клубами дыма. В руководстве СССР курили практически все. Каждый свое и по-своему, но тем не менее, это так. Разве что Шапошников, у которого со здоровьем было не очень (проблемы с легкими) от курева отказывался и старался в такие минуты переместится поближе к открытому окну.

После небольшого перерыва первым слушали начальника Генштаба Шапошникова. Тот не вдавался в политические оценки, а говорил о чисто военных аспектах проблемы Гражданской войны в Германии и противостояния Веймарской республики с Польшей.

– Таким образом, можно сделать вывод: без более активной помощи со стороны СССР Веймарская республика не сможет продержаться дольше года. Я бы дал ей время до начала зимы этого года, товарищ Сталин. Сейчас немецкие милитаристы стали получать большое количество вооружения и боеприпасов из Италии. Поэтому мы считаем, что ситуация в Западном анклаве в ближайшее время станет катастрофической. А дальше наступит эффект домино.

– Катастрофу можно как-то предупредить или отсрочить? – поинтересовался вождь.

– Это возможно только в том случае, если у нас будет прямой канал поставок в Германию. Но этому препятствует Польша. Нами разработан план военной кампании.

Шапошников подошел к доске, с которой сняли ткань. Там висела карта с планами будущих боевых действий.

– Мы подготовили для войны с Польшей войска двух округов: Киевского и Белорусского. Кроме этого для операции мы решили использовать и две дивизии из Ленинградского военного округа. Общая численность сосредотачиваемой в данных областях группировки: шестнадцать стрелковых, шесть кавалерийский дивизий, восемь отдельных танковых бригад, шесть отдельных артиллерийских бригад, шесть бронепоездов с артиллерией большого калибра, три авиационные смешанные бригады. Общая численность порядка трехсот тысяч человек. Часть дивизий переброшены с Дальнего Востока и имеют опыт сражения с японскими военными. Общее командование Польского фронта поручено товарищу Тимошенко. Координатором всего Западного направления – то есть экспедиционного корпуса товарища Егорова и Польского фронта товарища Тимошенко поручено товарищу Буденному. Эти войска находятся на некотором отдалении от границы. По нашим планам начало операции «Варшавянка» должно совпасть с наступлением польской армии Восток на группировку наших войск в Прибалтике. Для купирования возможного прорыва в распоряжение товарища Егорова передаются дополнительно две артиллерийские бригады и резервная 40-я дивизия, которую мы перебросили из состава Дальневосточной армии под командованием товарища Базарова. Дивизия создавалась как кадрированная, в тридцать втором доукомплектована до полного штата. У командования на хорошем счету. Главная задача – как можно прочнее удерживать оборону и заставить ударный кулак противника увязнуть в тяжелых позиционных боях. С началом польского наступления произойдет переброска войск на исходные позиции. По нашим расчетам это займет от семи до десяти дней. После чего будут нанесены удары с целью окружения Восточной армии противника и прямой атаки частей РККА на Варшаву. Одновременно с наступлением на столицу врага частей Польского фронта планируется удар из Восточной Пруссии силами союзных войск и отрядов Экспедиционного корпуса.

– Товарищ Тимошенко, как вы оцениваете готовность выделенных вам частей и соединений?

Тимошенко посмотрел на Сталина, вздохнул и ответил:

– Товарищ Сталин! Я считаю, что войска подготовлены недостаточно. Особенно это касается состояния только что сформированных танковых бригад, танковые они по названию, но по большей части состоят из бронеавтомобилей и небольшого количества легких танков – по батальону на каждую бригаду. При этом состояние техники вызывает серьезные опасения. Её готовность сейчас примерно на тридцать процентов, в первую очередь, танков. Это техника новая, часто ломается, проблемы с запчастями. Состояние кавалерийских дивизий удовлетворительное, несколько хуже с готовностью стрелковых дивизий к совершению маршей и. Если не обеспечить переброску войск железнодорожным транспортом, уверен, что сосредоточение вверенных мне войск займет от двух о трех недель.

– Это совершенно неприемлемо, товарищ Тимошенко. – в голосе Сталина прорезались неприятные резкие нотки.

– Так точно, товарищ Сталин. Ведется работа по исправлению выявленных недостатков. Думаю, примерно за две-три недели сможем подтянуть войска до более-менее нормального уровня. Не хватает командных кадров. Прошу разрешения привлечь в войска специалистов, которые были задержаны по делу «Весна». Есть большая группа краскомов, которым так и не было предъявлено обвинений, но и в войска они не вернулись.

– Товарищ Тимошенко, составьте вместе с товарищем Шапошниковым документ на эту тему, мы его срочным порядком рассмотрим. Хочу только сказать, что многие осужденные по этому делу реабилитированы, часть из них хорошо показали себя в боях в Китае. Так что зрелое зерно в вашем предложении, несомненно, есть.

Сталин встал, прошел к окну, вытащил папиросу и закурил. За несколько затяжек он продумал какую-то мысль и, оставив папиросу тлеть, обратился к товарищу Молотову:

– А каковы будут политические последствия нашего конфликта с Польшей?

– Нападение польской эскадры на наш морской караван сам по себе «Казус белли»[2], но не однозначный. Есть решение Лиги наций об эмбарго на поставку воюющим сторонам конфликта оружия и боеприпасов. Думаю, у нас резко ухудшаться отношения с Британией, об вступлении в Лигу наций придется забыть, британцы играют там первые роли, так что тут у нас будет полный афронт. Думаю, станут значительно хуже отношения с Францией и Италией. С Италией ясно почему – Муссолини как союзник империи не потерпит нашего прямого вмешательства в конфликт, а французы – слишком много вложили в польский режим, поляки должны французам так много по кредитам, что даже социалистическое правительство не сможет игнорировать интересы своих капиталистов. Да и САСШ будет не в восторге – они только начинали вкладываться в Варшаву, а теперь это потеряет смысл.

– Следовательно, нам надо быть готовым к тому, что состояние отношений з Западом резко ухудшиться? В этой связи возникает вопрос: что для нас лучше: не поддерживать Веймарскую республику, дожидаясь ее падения, либо втянуться в большой конфликт с неясными перспективами. Хочу сказать, что, если бы правительство Германии состояло из коммунистов, у нас не было бы другого выхода, как оказать ему всемерную помощь. Но этот коалиционный калейдоскоп, он не вызывает у нас большого доверия. С другой стороны, усиление Польши, которая, в таком случае получит несколько крупных промышленных центров Германии – это появление у нас под боком очень сильного врага, который мечтает покончить с советской властью. Есть такое мнение, что паровозы надо давить, пока они еще чайники. Очень может быть, что с Польшей аналогичная ситуация: пока еще есть возможность ее необходимо остановить. Но ценой этого будет опять изоляция СССР и возможный срыв индустриализации.

[1] В РИ наркомат Военно-морского флота СССР был создан в 1937 году.

[2]Повод для войны

Глава двадцатая

Из двух зол и выбирать нечего

Глава двадцатая

Из двух зол и выбирать нечего

Берлин

22 мая 1934 года

– Уверен, что это человек Зиновьева?

– Да, это тебе привет из далекого прошлого. – Ворон, советский агент, который был в моей группе и отвечал за силовое обеспечение операций и мою охрану, усмехнулся. – Сам знаешь, Коминтерн – это особая контора. Там троцкисты окопались. Далеко не всех почистили.

Я сидел в небольшом кафе и слушал человека, который знал, наверное, о чём говорил. Ворон – далеко непростой товарищ. Он достаточно молод, ему совсем недавно перевалило за четверть века, родился он в Варшаве в семье профессионального военного. Сейчас его отец, Фёдор Абрамов, был генерал-майором, воевал в Добровольческой армии, закончил Гражданскую у Врангеля. Покинул страну вместе с отступающими из Крыма войсками, переехал в Турцию, а вот его жена с одиннадцатилетним сыном осталась в большевистской России. Николай Фёдорович Абрамов (он же Ворон) не мог рассчитывать на многое: из-за происхождения очень многие пути оказались для него закрыты. Пришлось пробиваться исключительно на своих талантах. А они у парня были, как и упорство. В двадцать девятом был призван в армию, очутился на черноморском флоте, закончил водолазную школу, служил в ЭПРОНе при ОГПУ (экспедиция подводных работ особого назначения). В ходе одной из операций по разборке под водой корпуса затонувшего крейсера получил контузию от взрывной волны, потерял возможность работать под водой. Но уже в тридцать первом был привлечен для работы ИНО отделом ОГПУ. Прошёл легализацию – сбежал матрос с торгового корабля СССР, обычное дело. Работал в последние два года в Болгарии, создал там боевую ячейку, при этом не был связан с Коминтерном, что позволило Артузову использовать эту группу для прикрытия моей тушки.

Ну а беседовали мы с Абрамовым по весьма неприятному случаю: почти удавшемся покушению на вашего покорного слугу. Как это случилось? Я возвращался из очередной поездки в Росток, повезло, Лины со мной не было ее отозвал Коминтерн в Москву. Это должно было меня насторожить… но не насторожило. Это сейчас я понимаю, что ее тупо вывели из-под удара, значит, коминтерновские товарищи пока еще беспокоятся о своих кадрах, хотя, насколько я понимал, Одена относилась к сторонникам Сталина в структурах международного интернационала. Тем не менее, принести ее в жертву, чтобы запутать следы не решились. Почему? Я пока что понять не мог. Если бы подобная задача стояла передо мной, то пожертвовать пешкой было бы разумно. Разве что это все-таки какие-то разборки внутри самого Коминтерна, групповые терки. В пригороде Берлина меня поджидала ловушка. Сначала черный мерседес попытался протаранить мою машину, но искусство моего водителя спасло нас – машина даже не перевернулась, а вот «мерс» нападающих снесло с улицы, машина уткнулась в стену дома и загорелась. Но тут же несколько человек открыли огонь по моему авто, причем из автоматического оружия, точнее, использовали они пистолет-пулемет Томпсона, любимое оружие американских гангстеров. Буквально нашпиговав свинцом машину со всеми, кто там находился. Меня спасло только то, что от удара я почти упал на сидение, а еще с той стороны, откуда вели огонь по машине, меня прикрыл своим телом охранник, немец, навязанный мне товарищем Тельманом. Спасибо тебе, товарищ Эрнст, да еще и тебе, камрад Герман Вульф. Закрыл меня телом, дал несколько минут жизни. Эти несколько минут меня и выручили. Конечно, если бы у меня их не было… Подойти и добить всех в машине было для нападающих проще простого. Но вот тут вступила в игру группа Ворона. Они разобрались с нападавшими, а одного из них, того. кто контролировал нападение из машины неподалеку смогли даже взять. Они чуть не опоздали именно из-за того, что потеряли пару секунд на вычисление этого самого «контролера». Двое суток они разговаривали с ним на одной ферме неподалеку от Потсдама, снятой еще в декабре месяце в качестве оперативной базы для отряда.

И вот теперь по результатам допроса мы тихо-мирно беседовали в кафе с какими-то глупыми обезьянами на дверях. Кафе носило претенциозное название «Африка» и в нём делали крепчайший в городе кофий. Впрочем, крепость была единственным достоинством этого напитка. Но пока перед нами были пивные кружки – время приближалось к вечеру и пиво в такой ситуации выглядело куда органичнее кофея. Сделав пару глотков божественного светлого (надо признать, что пиво в Германии почти всегда на высоте) я сосредоточился на информации от Ворона.

– Скажи, то, что этот бывший товарищ работал телохранителем председателя ЦИК ЗСФСР Касьяна – это ложный след? Все-таки Тер-Каспарян не был напрямую в структуре Коминтерна, только короткий срок, когда возглавлял партийную организацию Армении. Потом он больше на других постах. ЦИК Закавказья. Позже – Армении, а затем Председатель Верховного суда ЗСФСР. Ну, слишком явно в сторону от подозреваемых.

– Очень может быть, но проверять будем.

– И где я перешел дорогу нашим армянским братьям?

– Тут тоже не всё так просто. Касьян был по молодости в партии «Ганчак», у них только видимость была социал-демократической, а так националисты, от дашнаков почти не отличить.

– Хорошо, и какие связи у товарища с такой редкой фамилией – Иванов, с товарищем Радомысльским?[1]

Меня всё еще терзали смутные сомнения. Вроде как Зиновьев с политической арены практически был списан. Сейчас он руководил Центросоюзом – органом советской кооперации и ни на какие серьезные процессы не влиял. Особенно если вспомнить его саморазоблачительную речь перед делегатами съезда партии. Или всё-таки надеялся еще показать зубки? Предположим, что так. Сторонники у него остались – но не в Ленинградской партийной организации, там товарищ Костиков (Киров) вычистил зиновьевцев железной метлой. Но вот в структуре Коминтерна… Насколько я знал, чистки Коминтерна шли только от закоренелых троцкистов, сторонников Каменева-Зиновьева и примкнувшего к ним Бухарина пока не вышибали столь рьяно. Просто по причине того, что работать будет некому!

– Камрад Мартинес, ты будешь приятно удивлён.

Пожимаю плечами. Ну давай, Ворон, вываливай кучу обнаруженного дерьма.

– Дело в том, что гражданин Иванов жил гражданским браком с Ирмой Песонен, сестра которой, Айно Песонен жена Виллигарта Густавовича Оянена, близкого сподвижника товарища Отто Куусинена. Благодаря своим родственным связям Иванов оказался в отделе Коминтерна, в качестве боевика, был засекречен и занимался устранением неугодных объектов. По его показаниям, последней каплей для некоторых товарищей стало устранение товарища Марти, которого ты раскрыл как совсем нам не товарища. Но, как сказал Иван Петрович Иванов, там тебе еще припомнили какой-то портфель. А вот какой, Иванов не в курсе.

– Зато я в курсе. Ворон, если это подтвердиться, то ситуация хуже некуда. И нам надо, чтобы товарищ Иванов оказался в Москве. По возможности целый и невредимый. И вот как это обеспечить, одному Богу известно, а не мне. Может, есть какой-то канал? – спрашиваю в надежде, тем более что мне нужен канал, который никак с конкурирующей организацией связан не будет.

– Это тот самый экстренный случай? – переспрашивает Ворон.

Конечно, это тот самый случай. Подозрения, что в заговоре Тухачевского-Енукидзе (хотя правильнее было бы поставить Енукидзе на первое место) оказался заинтересован и Куусинен, конечно же, были. Но ничего конкретного на товарища Отто так и не смогли нарыть, а из арестованных по этому делу граждан ни один на Куусинена не указал. Так что лидер финских коммунистов вышел из воды сухим и невредимым. И тут появляется зацепка. Пусть небольшая, но если удастся это дело раскрутить, то еще по одному тайному оплоту троцкистов в Коминтерне будет нанесен смертельный удар.

Это я со своим послезнанием почти уверенно знаю, что Отто Куусинен враг, взрастивший Андропова, который и начал планомерное уничтожение Советского Союза прикрываясь временными экономическими трудностями. Но для нынешнего руководства СССР это далеко не очевидный факт.

– Ворон! Эта сволочь должна попасть в руки Артузова. И ни к кому другому! Ты понимаешь меня?

– Понял, значит, это как раз тот случай! Значит, используем канал Седого.

– Что за канал? – насторожился я. В инструкциях мне такой канал не упоминался ни разу.

– Это все наше, девичье, в смысле наше с Артуром. – выкрутился Ворон.

Конечно, меня начало серьезно напрягать то, что Коминтерн начал слишком уж активно лезть со своими эмиссарами в мои дела. И как это было воспринимать? Пока что я никак не мог привыкнуть к тому ореолу всесилия, который окружал эту организацию со множеством придатков, которые как щупальца осьминога, опутывали всю нашу действительность. При этом была у работников четвертого интернационала привычка немного переоценивать революционность ситуации в той или иной стране. А иначе как оправдать свое весьма небедное (на фоне общего состояния в СССР) существование? Из-за этого сообщения разведки Коминтерна были несколько субъективными и тенденциозными. Хотя, несомненно, были у них и потрясающие удачи, хотя бы потому, что их агенты (по большей части своей) люди, искренне верящие в возможность построения справедливого общества, то есть высоко мотивированные. В самых различных кругах западного общества, вплоть до самых элитарных мода на коммунистическое учение прижилась, сторонники теории Маркса-Ленина-Сталина стали основой разведывательной сети, пронизывающей всю Европу, да и не только. И всё-таки, нужна была большая объективность в интерпретации разведданных, а вот этим как раз Коминтерн не сильно страдал. Интерпретация данных, аналитика получалась в форме кривоватого зеркала. И это оказалось главным их недостатком.

– Ворон, отнесись к этому серьезно. Если есть хоть какое-то сомнение в канале, лучше искать какой-то свой вариант.

– Хорошо, я продумаю все возможности. Завтра доложу выводы.

– Центру никаких подробностей, только о необходимости встретить посылку.

– Это понятно, не дурак, можешь не напоминать.

Я вздохнул. Ему говорить проще – он исполнитель. А вот спрашивать будут с меня, в том числе и за косяки рядовых исполнителей: не проконтролировал, не напомнил, не подсказал. Ворон допил пиво, оставил на столе деньги, поднялся и ушёл. А у меня только сейчас начался откат. До этого я держался на адреналине, но сейчас, когда окончательно понял, что беда прошла стороной и я опять оказался жив, только сейчас меня накрыло. Я допил пиво и понял, что оное без водки – пфенинги на ветер. Шнапс, конечно же, от хорошей водки так же далек, как Марс от колец Сатурна, но что делать? Этот отдавал какими-то косточками, может быть, абрикосовыми? Впрочем, это не амаретто, чтобы его на косточках настаивали. Уточнять не стал – пищевод согрело и ладно. Заодно понял, что еще одна-две рюмки и сорвусь в другую крайность: напьюсь к чертям собачьим. И вроде как надо бы сбросить стресс, но… завтра будет мне бо-бо, а куда деть работу, при которой надо голову иметь светлой, иначе она тебя поимеет…. Уф, ну и ситуация, даже не расслабишься как следует.

И тут я увидел одного господина, которого тут, в Берлине, быть было не должно. Но он был, при этом еще и подсел за мой столик, заказал что-то официанту. Я подождал его кружки пива и дежурной сосиски с тушеной капустой, которые он стал с удовольствием уплетать. Не узнать своего французского «друга», а заодно капитана их разведки было сложно. Не настолько я напился, чтобы лица путать. Только начал. Придётся останавливаться.

– Чем обязан?

– Мсье Поль. Сегодня я мсье Поль.

– И?

– Знаете, мое правительство уполномочило меня заявить, что очень недовольно ситуацией с Польшей. Советские войска у Варшавы – это совсем не то, что мы хотели бы видеть! И на этот раз чуда на Висле не произойдёт. Наши военные специалисты считают, что ваши военные умеют учиться.

– А что, вы хотели, чтобы мы постоянно на одни и те же грабли наступали? Нет уж, дураков не держим (тут я чуток прикрасил – еще как держим, даже в армии).

– Мы в Польшу вложили много средств…

– Если вы поставки вашего устаревшего вооружения считаете инвестициями, то…

– Господин Мартинес! Не передергивайте!

– Давайте откровенно, мсье Поль! Вы в Польшу сбросили избыток вооружения и не самые лучшие экземпляры бронемашин и танков. Про самолеты даже не говорю. Технически, поляки получили всего-то единиц до полусотни более-менее современного вооружения. Нет-нет, я абсолютно согласен с вашим правительством – трофейные винтовки надо было куда-то сбыть. Не выбрасывать же их в металлолом! В тоже время Варшава так и не имеет оборонной промышленности, а переход на военные рельсы им уже не светит. Войска Тимошенко уже ведут бои в пражском предместье. И фланги ударной группировки хорошо прикрыты. Но, с другой стороны, хочу заявить от имени своего правительства, что никакой угрозы имуществу и инвестициям ваших сограждан в Польшу не существует.

– Это официальное заявление?

– Это официальное конфиденциальное заявление. Между нами, разведчиками, говоря.

– Этого очень мало.

– Я могу только сказать, что Польша сохраниться как независимое государство, даже менять его уклад мы не будем. Хотят пшеки жить при капитализме – пусть их. Только зубки повырываем. Чтобы никакой угрозы в ближайшие пять-десять лет со стороны Варшавы и в помине не было. Ну и за наглость чуток ее (Польшу) обрежем.

– Не можете вы, евреи, без обрезания. – грустно как-то пошутил «мсье Поль».

– Так вот, Поль, прислушайтесь к моему совету: если правительство Франции хочет сохранить свои инвестиции в Польшу, то не следует идти на поводу у ваших коллег по Антанте. В случае разрыва дипломатических отношений можете о сохранении инвестиций забыть.

– Вы намекаете, что социалистическая Польша может отказаться от обязательств предыдущего правительства?

– Я не пророк, мсье Поль, но исключать такого поворота событий не рискнул бы.

– Хорошо, мсье Мигель, мы поняли друг друга.

– Надеюсь на это, мсье Поль. Весьма надеюсь.

Конечно, ни французам, ни англичанам ситуация в Польше не понравилась. Седьмого мая началось наступление поляков в Литве, а уже шестнадцатого грянуло общее контрнаступление РККА со вторжением на «Кресы восходние». После решительного удара в тыл увязнувшей в Литве Восточной армии и ее окружения, которое сопровождалось мощными авиаударами по железнодорожным узлам, лишившим военную технику панства горючего, ситуация развернулась для войск Варшавы самым катастрофическим образом: семьдесят тысяч в котле, а к их столице стал стремительно приближаться ударный кулак РККА. Правда, необходимо признать, что на этот раз отрыва от тылов не произошло и фланги наступающей группировки были более чем надежно прикрыты. В результате даже чудо не могло спасти поляков от захвата столицы. Правительство вместе с главнокомандующим, маршалом Рыдз-Смиглы мужественно бросилось наутек, прямиком в Румынию. Впрочем, маршрут для них не самый необычный (в МОЕЙ реальности панство смывалось по этому же маршруту). Маршал задержался, чтобы лично проследить за отправкой из страны их золотого запаса. А вот этого не хотелось допустить. Новой Польше золотой запас пригодиться, хотя бы для того, чтобы оплатить услуги РККА по приведению зарвавшейся «гиены Европы» в трезвый вид. А что? помню. что услуги вытрезвителя что-то там стоили, пусть и немного, но всё-таки… так и мы всю Польшу обдирать не будем. Только самое необходимое заберем.

[1] Овсей-Гершон Аронович Радомысльский он же Григорий Евсеевич Зиновьев.

Глава двадцать первая

Тяжелая артиллерия

Глава двадцать первая

Тяжелая артиллерия

Лондон

26 мая 1934 года

Это можно было бы назвать передачей полномочий. На самом деле, происходящая смена власти в правительстве Великобритании ничем необычным не была. Кабинет Джеймса Рамси Макдональда уходил в отставку, спровоцированную польским кризисом. Его Королевское Величество даже изволил гневаться. Георг V даже изволил забыть, как отказал в убежище семье Николая II, чисто по-родственному, и сейчас метал громы и молнии по поводу того, что убийцы его двоюродного брата делают в Европе всё, что хотят. Конечно, Георг как-то запамятовал, что и драгоценности дома Романовых они прихватили по случаю и оставили у себя на вечное хранение. Но это ведь мелочи, не правда ли? Король так и не принял курс на сближение с СССР, считая, что Советы необходимо додавить. Но пока что никто, кроме поляков, в Европе воевать с русскими не собирался. Фактический разгром войска польского с огромным Литовским котлом и выходом РККА к предместьям Варшавы резко менял геополитическую обстановку в Европе. При этом появился прямой железнодорожный путь из Москвы в Берлин через Литву и Восточную Пруссию, тем более что совместным ударом силы Веймарской республики и Красной армии заняли Данциг, а чуть позднее и Гдыню, отрезав Польшу от моря и организовав прямой коридор поставок в Германию оружия и продовольствия. Франция, хотя и вложила в Польшу (как в армию, так и в их экономику) больше всех средств, тоже пока что воевать с Советским Союзом не собиралась. Стать на сторону Веймарской республики было для британцев неприемлемым ходом: поддерживать создание красного пояса в Европе казалось им просто катастрофой вселенского масштаба, но принять сторону немецких милитаристов тоже было не слишком-то комфортно. Цену обещаниям и политическим заявлениям Гинденбурга и его окружения лимонники прекрасно знали и понимали, что Третья империя немецкой нации (как гордо наименовал свое государство Пауль Первый) в любом случае выберет курс военного и политического реванша.

На смену Макднальда пришел многоопытный политик и бессменный лидер консерваторов, Стэнли Болдуин (между прочим, двоюродный брат Редьярда Киплинга). Стэнли был типичным ястребом, именно ему принадлежит знаменитая фраза, сказанная в стенах Британского парламента: «Думаю, обывателю стоило бы осознавать, что на свете не существует такой силы, которая защитила бы его от бомбардировки. Что бы ему ни говорили, бомбардировщик всегда прорвётся (к цели)».

Макдональд сдавал свой пост тяжело. Он понимал, что это его второе премьерство – пик и закат его политической карьеры. В свое время он расстался с лейбористами именно для того, чтобы возглавить правительство. Сторонники его партии так и не смогли добиться большинства в парламенте, а вот ему удалось сколотить коалицию, которая вроде бы работала на внепартийных началах. И всё-таки его отодвигали от власти. На этот раз навсегда. Годы! Да и не кому будет его поддерживать. И сам виноват в том, что в критический момент от него все отвернулись. Джеймс пожал руку Болдуину, с которым тесно сотрудничал в своем кабинете. Стэнли был лордом-председателем Совета, точнее, фактическим главой Тайного Совета и теневым руководителем консервативного правительства Макдональда (после исключения последнего из лейбористов, Джеймс оказался вынужден опираться на консерваторов).

Болдуин и Макдональд были примерно одного возраста (Стэнли примерно на год моложе Джеймса), но при этом более крепко выглядел и слыл весьма изощренным политическим интриганом. Тем не менее, со своим предшественником и одновременно преемником (правительства Болдуина и Макдональда меняли друг друга на протяжении последних двух десятилетий) он распрощался весьма приветливо. Надо сказать, что от лейбористской (левой) повестки у правительства Джеймса не осталось и следа. Его добрые намерения по необходимости улучшения быта и условий труда рабочих так и остались лишь добрыми намерениями. Консерваторы умело уводили парламент от принятия либеральных законов, в тоже время, крайне тяжелая ситуация в колониях, а также вопрос с Ирландией стали камнями преткновения, которые правительству пришлось тяжело преодолевать[1].

Впрочем, долго рассиживаться в кабинете премьер-министра Болдуин не мог: его ждала аудиенция у Его Величества.

Король в последнее время чувствовал себя не слишком-то хорошо. Болезни подтачивали здоровье увы, уже не молодого мужчины, которому скоро должно было исполниться семьдесят лет. В последнее время короля постоянно преследовали легочные заболевания. И его лейб-медик, барон Бертран Доусон уже дважды вытягивал Его Величество буквально из-под полога смерти[2].

(Король Георг V читает рождественское поздравление по радио, 1934 год, примерно так бы выглядел ба Николай Романов в старости)

Ожидавший нового (хотя дважды старого) премьер-министра, Георг оставался элегантен, хотя и одет не в военную форму, а вполне гражданского вида костюм-тройку из качественной плотной ткани. Даже в мае погода в Лондоне редко радовала теплыми погожими днями. Король выглядел плохо, и одновременно при этом достаточно встревоженным.

– Стэнли! Я рад, что в этот критический момент ты возглавил правительство.

Король не кривил душой. Он давно работал с Болдуином, ценил его как ответственного и сильного политика, имеющего значительный вес в парламенте и отличающегося упорством в достижении поставленных целей.

– Ваше Королевское и Императорское Величество!

– Стивен! Сколько повторять, когда мы наедине нет необходимости в этом словоблудии!

– Хорошо, мой король.

– Так лучше, намного лучше. Так вот, Стивен. Считаю, что Джеймса надо все-таки наградить, он неплохо справлялся, когда отошел от лейбористов, конечно, польский провал это был перебор, но… думаю назначить его на твое место, лордом-председателем Совета.

– Тогда неплохо было бы и сына, Малкольма Макдональда отметить. Я готов предоставить ему место в правительстве: министра по делам колоний, например. У него есть интересные мысли по поводу улучшения ситуации в Индии.

– Я ничего против иметь не буду. Но, Стивен! Меня пугает та энергия, с которой большевики пытаются перекроить карту Европы. Это та опасность, которую мы игнорировать не имеем права!

– Я согласен с Вами, сир! К сожалению, мы слишком долго заигрывали с правительством комми, нам, конечно, торговля с Россией весьма выгодна, как и те концессии, что передал нам их Троцкий, но сейчас необходимо сделать всё, чтобы ограничить возможности продвижения большевиков в Европу. Иначе они смогут раздуть пожар мировой революции, а это потребует слишком много денег. И удастся ли нам потушить его, тот еще вопрос.

– Фактически мы стоим перед двумя альтернативами, Стивен: допустить усиление Москвы или сделать ставку на Гамбург и допустить усиление немецких милитаристов. Что скажете?

– Увы, мой король, оба варианта не устраивают нас совершенно. Но, пожар мировой революции это намного страшнее, чем возрождение немецкой военной мощи. Я думаю, Гинденбург не сможет построить флот, достаточный для противостояния нам на море, следовательно, он не сможет нам сделать ничего опасного. А ситуация с экономикой Германии подтолкнёт его к войне на Востоке. Поэтому поддержать его – лучший вариант, чем дать Сталину проглотить Германию. Нам известно, что уже сейчас, когда стал открыт железнодорожный путь из Москвы в Берлин, в СССР потоком пошло промышленное оборудование. Следовательно, большевики смогут быстрее провести индустриализацию.

– Мы можем как-то этому помешать?