Текст книги "Красные камни (СИ)"

Автор книги: Влад Савин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

–Марат сказал, Ганна клеветническое письмо написала, где нас всех грязью поливает – ответил Степан – и отдала актрисе, Смоленцевой, ну а та в Москве самому товарищу Сталину покажет. И чтобы наше честное имя не пострадало, надо было это письмо изъять незаметно. А чтобы саму Смоленцеву тронуть, да вы что?!

–Потому, пистолет у тебя был в кармане – заметила Лючия – чтобы меня, как Ганну, если бы я вернулась вдруг и вас бы застала?

–Нет, вы что? Оружие – лишь для уверенности. Ну и припугнуть...

–Меня, этим? – усмехнулась Лючия – мальчик, я вблизи видела и настоящих живых эсэсовцев, и бандеровцев, так все они трупами стали, а я с тобой разговариваю. И повезло тебе, что даже показать свой пистолетик ты не успел – или лежал бы сейчас, остывал, после бы твою кровь с ковра смывали.

–Для тебя оружие, фетиш, а для меня, рабочий инструмент – подтвердил Валентин – ты хоть когда-нибудь в человека стрелял? "Припугнуть" – а ты знаешь, что для таких как мы, твой показанный ствол, это сигнал, что игра пошла насмерть, и тебя надо убивать? А в иных случаях, наличие оружия может твою жизнь резко осложнить – были бы вы сейчас подпольщиками, а мы гестаповцами, ждала бы вас пыточная, а после расстрел, девушке еще и изнасилование в особо изощренной форме и толпой. А не будь у тебя пистолета, могли бы дурака включить, что захотелось с девушкой уединиться культурно, виноваты, но только в этом. И липовая ксива ГБ из той же оперы – кстати, откуда она у тебя? Сам нарисовал?

–Марат дал – ответил Степа – припугнуть кого, спросить.

–Дяде Пете или тете Дусе показать, которые настоящих удостоверений МГБ не видели – усмехнулся Валентин – но брать с собой на дело, где светить ее, очень возможно, придется перед людьми знающими, это глупость несусветная, готовая улика. Даже не представляю, как бы вы против гестапо играли, или хотя бы даже против бандеровского СБ. Ни черта не умеете – а туда же... И что теперь с вами делать?

–По закону поступить – сказала Лючия – сами знали, на что шли.

–Ну зачем так? – ответила Анна Петровна – может, они еще не безнадежны. Юр, а ты как думаешь?

–Раз никакого вреда они причинить не успели, можем и отпустить – сказал Смоленцев – и даже отдать им то, за чем пришли. Жалко ведь глупых – если те, кто их послал, окажутся недовольны, и найдут завтра еще два тела в лесополосе. Разумеется, при условии, что они запишут все, что рассказали. И на вопросы ответят.

–Я ничего писать не буду – с отчаянной решимостью заявил Степа.

–Ну тогда прости: если ты не с нами, то против нас – ответил Смоленцев – вам Сергей Степанович ваш не говорил, "бойтесь равнодушных"? Некогда нам с вами философию разводить – и не мы к вам, а вы к нам без приглашения пожаловали, так что без обиды. Или ваша исповедь, или милицию вызываем. Да, во втором случае, ваши как раз узнают после, что вы нам успели рассказать, и предателями вас считать будут. Сюда глянь.

Он поднялся, подошел и показал Степану и Любе предмет, который все время разговора держал в руках, похожий на портсигар или зажигалку. На плоской грани засветился экранчик, и Степа с Любой с изумление увидели и услышали то, что было в этой комнате, несколько минут назад. Телевизор – но цветной, с таким качеством изображения, а главное, могущий снимать, записывать и воспроизводить?!

–Ну вы и... – только выговорил Степа.

–Я вас обманывал? Обещал, что не будет записываться?

–Но про Сергея Степановича я ничего не напишу!

–И не надо. Пиши то, что только что говорил. И к вам, гражданка Потоцкая, это относится.

Через полчаса.

–Ну что, закончил свое писание? Подпись и дата не тут, а в конце листа. Вот так, правильно. А теперь после основного текста добавь еще абзац. Вот по этому образцу – обязательство сотрудничать и сообщать.

–Да как же....

–А по-твоему, это будет справедливо, что кто-то и дальше станет подбивать наших советских студентов выступать против линии Партии и слов товарища Сталина? Как вам сказали что знают как правильно, как надо – и вы едва в тюрьму не пошли по собственной глупости. И не беспокойся, мы не МГБ.

–А кто?

–Документ смотри – Служба Партийной Безопасности. Отвечаем не за ловлю врагов-шпионов, а как раз за соответствие реальной жизни, коммунистической идее и линии Ленина-Сталина. То есть, на государственном уровне заняты тем, что вы пытаетесь, по-дилетантски. Вот так, записал? Умница. Теперь вы, Люба? Все правильно. Ну что, Анна Петровна, можем отпустить ребят?

–И даже отдать им, что искали – кивнула та, кто была здесь старшей (даже главнее Юрия Смоленцева и Лючии) – Люся передай.

Степа схватил лист, отпечатанный на машинке под копирку. Вместе с Любой, быстро собрали со стола свои вещи, что там лежали – включая и степин пистолетик, без патронов.

–Стой, куда? – с ленцой произнес Валентин – мы еще не завершили. Допрос закончен – начинается инструктаж. Вы понимаете, что раз такая игра пошла, что всерьез убивают – вас тоже могут, как Ганну? Что своим расскажете?

Степа лишь пожал плечами. Как-нибудь отбрешусь.

–Как-нибудь, не выйдет. Учитесь у нас – кто в эти игры всерьез играли, с настоящим врагом. Примем с большой вероятностью, что у вашей организации еще люди в гостинице есть, о которых вы не знаете, это ведь азбука подпольной работы. Или в милиции, куда мы о вас делали запрос. Если ваши узнают, что вы тут задерживались и имели с нами разговор – как вы объясните?

Степан и Люба задумались.

–Услышав, как дверь открывают ключом, и сообразив, что это вернулись хозяева, вы успели броситься на кровать, раздевшись частично или полностью. И дальше твердили как партизаны, что никакого злоумышления, просто гостиничный электрик привел девушку в номер-люкс, потому что просто негде, вы ведь общежитские оба? Вас конечно, промывали с песком, и делали внушение – но личного досмотра не провели, так что подумай, в какое место и кто из вас эту бумагу успел спрятать. Ничего серьезного не усмотрели, пожалели, отпустили. Такова ваша "легенда", на которой вы насмерть должны стоять, как бы вас ни запугивали. Теперь пройдемся по деталям, и порядок связи обговорим...

Мозес Горцмен, американский журналист.

Мойша Гарцберг был истинным американским патриотом.

Поскольку его бизнесом была торговля. Абсолютно всем, чем подвернется – но самое выгодное, это информация. Причем самая дорогая – даже не та, за получение которой кто-то готов заплатить, а та, за которую платят, чтобы никто больше не узнал. Жизненный путь Мойши был причудлив и тернист, включая службу в японской разведке (прим.авт. – о том подробнее см. Восточный фронт), после краха Японии в сорок пятом, наш герой, удачно избежав русского плена, прибился к американской оккупационной администрации, сначала в Японии, а затем в Китае, вот где было подлинно золотое дно! Мойша был неглуп, и быстро понял, что шантажировать американских хозяев, это дело дохлое изначально – по той простой причине, что в зоне американских интересов, любой обладатель американского паспорта, а тем более, американских погон, всегда прав по определению в любом споре с тем, кто этими волшебными атрибутами не обладает. Зато доить желтомордых, имея за спиной американцев, это верное, выгоднейшее и безопасное дело. Особенно если тебя (за малую долю в бизнесе) есть кому прикрыть.

Вторым уроком Мойши (полученным именно сейчас, когда за его спиной стояла реальная сила, а не какой-то ротмистр российской жандармерии) было, что честность и бескорыстие, это лучший товар. Когда какой-нибудь желтый мошенник пытался Мойшу обмануть, как это выгодно было, сначала разыграть невинную жертву, а после спустить на обидчика "кавалерию из-за холмов", и не успокоиться, пока не вытрясти из своего врага абсолютно все, до последнего гроша. Результатом был имидж безжалостного борца с коррупцией, неофициального надзирающего за распределением американской помощи в воюющем Китае – и надо было знать китайские реалии, чтоб понять, насколько хлебным было это занятие, да любой китайский "генерал" готов был лизать Мойшины ботинки! Ну а когда было принято решение о вторжении с севера в коммунистический Вьетнам – Гарцберг увидел в том перст судьбы!

–Пятьдесят три процента нашей помощи ушло не по назначению – сказал генерал Харпер, глава военной миссии в Южном Китае, прочитав доклад Мойши – всего пятьдесят три, пять лет назад по пути к фронту исчезало девяносто восемь процентов! Это великий успех, в том числе и вашим трудом, мистер Горцмен! И Америка вас не забудет.

И никто не узнал, что реальная цифра, должна быть минимум на два процента больше – учтя и то, что оказалось у Мойши в кармане. Целых два процента суммы, что США потратили на подготовку всей китайской армии к вьетнамской войне. Еще десяток подобных сделок – и Мойша будет столь же богат, как Дюпон. Правда, возникали некоторые проблемы с ликвидностью и легализацией этих активов – но ведь лучше иметь такую собственность, чем не иметь никакой? А сколько можно прихватить в завоеванном Вьетнаме – ведь если гоминьдановский Китай, это все-таки союзник, то страна, только что освобожденная от коммунизма, это абсолютно бесправная и беззащитная добыча, готовая к разделке.

Третий урок, усвоенным Мойшей был, что вопреки расхожему убеждению, деньги важный, но не самый главный аспект. Когда некий Чин взял немаленькую сумму, обещав выдать заветный паспорт, а затем прискорбно разводил руками, "ай эм сорру, я обещал старания, но не результат" – и предъявлять претензии было бесполезно. Более высокий статус ("белого человека", ну а нижестоящие, это "негры") автоматически подразумевал, что деньги и прочие ценности, принадлежащие "неграм", это твоя законная добыча, ну а быть "негром" с деньгами означало (к великому сожалению Мойши) перспективу всего лишиться, как только любой "белый" соизволит обратить внимание на твой достаток. И входным билетом в клуб белых людей был американский паспорт – ну отчего жизнь несправедлива, раз его сумел получить какой-то Фаньер, и всего лишь за изобретение "вирусной болезни коммунизма"! Что ж, если нельзя войти в дверь, влезем через окно – ведь Мойша и прежде не только торговал информацией, но и нередко, сам сочинял ее, "репортажи о преступлениях коммунистического режима", и это также было весьма выгодным делом, продавать американским и европейским газетам душещипательные описания красных зверств – к тому же статус американского (без упоминания о действительном гражданстве) журналиста Мозеса Горцмена (первоначально был Майкл, но отчего-то перескочило на Мозес) был неизмеримо выше, чем коммерсанта Мойши Гарцберга. Публика хочет прочесть о зверствах Вьетконга – она получит этот товар!

Потому, Гарцберг решил лично принять участие во вьетнамской экспедиции – хотя в Китае (после своих японских приключений) благоразумно предпочитал не приближаться к линии фронта ближе сотни миль. Однако успех тут был несомненен – экспедиционная армия генерала Ван Гуайлина (в Китае наверное у девяноста процентов населения, одна из трех фамилий, Ван, Ли, Чжан) была не толпой голодранцев, вооруженных палками, а настоящая армия, в еще необмятых американских мундирах, с американским оружием, на американских машинах – десять дивизий, двести тысяч солдат, вполне прилично обученных американскими инструкторами (по крайней мере, сносно совершая тактические перемещения на поле перед взором высокой комиссии). И всего сто тридцать миль, двести километров от границы до Ханоя и Хайфона. При том, что у вьетнамцев, как установлено разведкой, в этом районе находятся (в худшем случае) вдесятеро меньшие силы. Считая скорость марша по плохой дороге (ну откуда тут автострады), двадцать в час, уменьшим еще вдвое с учетом вьетнамского сопротивления – сто тридцать миль, это тринадцать часов до победы. Ладно, вычтем еще ночь, когда нормальные люди отдыхают – все равно, к концу вторых суток мы будем принимать в Ханое капитуляцию коммунистов. Конечно, какие-то коммунистические бандиты не покорятся и снова убегут в джунгли, но о том пусть после у Генералиссимуса Чан Кай Ши голова болит, завоеванное удержать.

Границу пересекли в походной колонне. Где-то впереди слышалась стрельба. Машины едва ползли, со скоростью пешехода, а через час и вовсе остановились. Гарцберг побежал к майору Кейси (главе советников США, прикомандированных к армии вторжения), застал его в компании самого китайского командующего. Оказалось, что перед наступающей армией лежит город Лангшон – но проклятые вьетнамцы, вместо того, чтобы бежать, заняли оборону, и стреляют, и убивают героических китайских солдат!

–Вот проклятые желтомордые – сказал Кейси – будь на их месте Японская Императорская Армия, они совершили бы обход по джунглям, и этот городишко сам упал бы нам в руки, как спелый плод. Но китаезы умеют лишь толпой лезть вперед прямо по дороге, и сразу отступать при малейших потерях. "Мясо" не жалко, его в Китае достаточно – но, черт побери, лично я надеялся сегодня обедать уже в цивилизации, а не походно-полевой обстановке. Сейчас развернем артиллерию – и вьетнамцы пожалеют о своем упрямстве.

На это ушло еще пара часов. Наконец командир артиллеристов телефонировал генералу Ван Гуаймину, что гаубицы на позициях, связь с корпостом на передовой установлена, данные стрельбы по карте рассчитаны, можно открывать огонь. Генерал мяукнул в трубку, дозволяю, и залп прогремел победным салютом, из всех стволов, без пристрелки, как на полигоне. После чего рация завопила – вы куда целились, бараны, ваши снаряды попали по нам! То ли карта оказалась неточна, то ли с корректировкой напутали. Генерал орал в трубку радиотелефона – как понял Гарцберг, передовые роты поспешно отступали, и некому было даже корректировать огонь. Наконец удалось восстановить порядок, опытным путем подобрать дистанцию, и пушки стали обрушивать центнеры стали и тротила на многострадальный Лангшон. Но уничтожить всех вьетнамцев не удалось, когда китайцы пошли вперед, то снова напоролись на довольно меткий огонь пулеметов и минометов. В завершение дня, начался тропический ливень, небеса просто прорвало, текло так, что в метре было ничего не видно – а дорога превратилась в подобие болота, где даже танки и тягачи садились на брюхо, и чтобы протолкнуть вперед джип, нужны были усилия десятка солдат (а на грузовик, и взвода было мало). Гарцберг проснулся утром, будто избитый, промокший, искусанный москитами. А вьетнамцы из Лангшона ночью ушли, увели всех жителей, успели угнать все паровозы и вагоны, взорвать железнодорожные пути, и даже демонтировать и вывезти часть оборудования железнодорожных мастерских.

Весь следующий день Мойша работал – в сопровождении взвода солдат, вытребованных для охраны, носился по улицам первого вьетнамского города, освобожденного от коммунистической тирании, делая фотоснимки. Удалось найти нескольких стариков, не успевших или не захотевших эвакуироваться, Мойша сфотографировал и их, "жители Вьетнама радуются, что стали свободны", их интервью прессе после сам сочиню – через час он запечатлел и расстрел этих же людей, мелким планом, чтоб не видно было лиц, "казнь коммунистических функционеров". Армия не слишком рвалась вперед, желая подтянуть тылы (и конечно, пограбить, что в городе осталось ценного), к тому же погода совершенно не располагала к передвижению по окончательно размокшим дорогам, дожди лили ежедневно – прошло еще целых три дня, пока китайцы наконец решили идти дальше.

–Черт бы побрал. тех, в штабе желтомордых, кто придумал столь гениальный план! – ругался майор Кейси – и наших, кто его одобрил. Сам дьявол придумал Вьетнам как адскую ловушку для любого агрессора – из Китая на юг есть лишь две дороги, одна вдоль побережья, по второй сейчас мы идем. Лангшон стоит в долине, а дальше начинаются горы, заросшие лесом, по которым кроме этого пути, лишь тропы есть, по которым и пеший пройдет с трудом. Да еще и погода – даже в справочнике написано, что в Тонкине сезон дождей, с мая по сентябрь, подождать не могли, когда дороги будут сухие, "по политическим мотивам, необходимо немедленно, сейчас"! В этих местах, и при таком климате, нормально воевать могут лишь дикари, вроде япошек и негров. И еще русские, конечно!

Гарцберг удивился, а разве русские не дикари, в глазах настоящего американца? И они все ж обитают на севере, в холодной тайге, и никак не могут быть привычны к вьетнамской жаре и ливням.

–Те, кто могут сбросить на тебя пятьсот килотонн, уже не дикари – ответил Кейси – а воевать они могут везде. В сорок пятом я был в штабе у Дуга, тогда еще лейтенантом – и помню, как наши парни шутили, если бы сам сатана посмел бы напасть на Россию, кончилось бы тем, что русские захватили бы ад, вытащили бы его владыку на свет и вздернули на своей Красной площади, как бешеного адольфа. Вот почему нам сейчас приходится терпеть их существование в нашем мире – когда у нас будет больше Бомб, мы заговорим с Советами по иному.

После Лангшона лучше не стало, колонны едва ползли, зато стрельба впереди слышалась чаще и сильнее. И все чаще на обочинах были видны разбитые и сгоревшие машины, и трупы китайских солдат, валяющиеся в грязи, никто их не убирал. Затем обстреляли уже и их самих – Гарцберг, Кейси, еще с десяток высокопоставленных американцев и китайцев лежали в канаве, в грязи, вместе с простыми солдатами, а по дороге и обочинам вдоль колонны вставали минометные разрывы (как сказал Кейси, калибр три с четвертью дюйма, не меньше полной батареи). А когда все закончилось, надо было думать, как себя в чистый вид привести – но это были пустяки в сравнении с теми китайцами, кому не повезло, их тела просто стянули за обочину и бросили, не забыв снять обувь и не пострадавшие предметы обмундирования и амуниции.

–Напрасно стараетесь – сказал Кейси – думаю, нам еще не раз придется падать в грязь. И лучше не выделяться своим видом среди рядовых китаез – поверьте моему опыту, так куда безопаснее.

Правоту этих слов Гарцберг понял через полчаса – когда снайпер убил китайского офицера, с важным видом орущего на солдат, вытаскивающих штабной автобус из очередной грязной лужи. Пулеметы с бронетранспортеров обрушили поток свинца на безмолвные джунгли – и снайпер больше не стрелял, был убит или просто убежал, неясно. Вскоре колонна стала намертво – как сказали в штабе, впереди по дороге вьетнамцы заложили мины, а затем обстреляли образовавшуюся пробку из чего-то крупнокалиберного, так что там сейчас кровавая каша, до завтра не растащить. Стояла удушающая влажная жара, дополняемая зловонием из канав – туда бегали облегчаться китайские солдаты со всей многотысячной колонны (явно жалея, что столь ценное удобрение расходуется не на собственное поле). Мойша с ужасом представил, как он, в наскоро отчищенном мундире (без погон, но для китайцев любой белый в форме, это господин) плюхнется в эту выгребную яму, если снова будет обстрел. Хорошо, хоть кончился дождь, и небо немного прояснилось. Вернее, Мойша по наивности думал, что это хорошо.

Свист реактивных турбин в небе. И крик майора Кейси – ложись! Дорога впереди у поворота вспыхнула огнем. Гарцман, забыв про брезгливость, бросился в канаву. Совсем низко, как показалось Мойше, пронеслись бомбардировщики, похожие на трезубцы. Штабные машины остались целы, но всего в ста шагах и дальше вперед все горело. Откуда у вьетнамцев такие самолеты?

–Русские Ил-28 – озабоченно сказал Кейси – кажется, мы в полном дерьме. И конечно, там в кабинах не вьетнамцы сидят. Слава господу, на нас у них напалма не хватило – или были бы мы сейчас поджаренными.

И добавил, без насмешки:

–Вы оботритесь, мистер Горцмен. В боях на Янцзы в прошлом году мне не повезло попасть под налет русских штурмовиков – не реактивные, но когда их много, и они делают на вас уже шестой заход, пробирает до кишечника не только китаез.

Мойшу трясло так, что он даже не сразу ощутил неприятность, с ним случившуюся. Проблемой было еще найти туалетную бумагу – под рукой оказалась лишь газета. И здесь этот ловкач Фаньер – с его последним комиксом, где русская ведьма Люцифера, воплощение зла и порока, ночами летает меж нью-йоркских небоскребов на реактивной метле с красной звездой, творя самые изощренные злодейства, а благородный герой капитан Америка (портретное сходство с самим Фаньером) за ней гоняется на "кадиллаке"-вертолете. Сколько же этот бездарный проходимец заработает – вошедший в долю с правообладателями "капитана Америки", раз рисует такое? Мойша с яростью растерзал газету и использовал по назначению – жалея что это была не рожа самого Фаньера. Ничего, вот попаду наконец в Штаты, полноправным американским гражданином, посмотрим тогда, кто будет более успешен и богат!

Генерал Ван Гуаймин отбыл в тыл "для получения политических консультаций". Майор Кейси остался – сказав, что по радио передали, главной целью русского авианалета был Лангшон, куда вошли тылы нашей армии, так что у нас теперь хорошо, если половина горючего и боеприпасов остались, и обозная обслуга вся разбежалась, кто и уцелел – а по нам лишь попутно зацепило, и неизвестно, где сейчас безопаснее, до передовой почти двадцать миль. И если нам не пройти это расстояние, то и обратное верно, вьетнамцы до нас не достанут, иначе чем рейдами диверс-групп.

–Вьетконг, это отличная легкая пехота для джунглей. Сейчас они пытаются развиться в сторону полноценной армии, с артиллерией, танками – но пока что у них с этим большие проблемы. Если даже у нас, среди танкистов, водителей, наводчиков, саперов, радистов – очень много не китаез, а наемников-азиатов из более культурных стран, Филиппин, Малайи, и даже Японии. Последние из перечисленных, самого лучшего качества – но к сожалению, у них с китайцами такая дружба, до смертоубийства, и с полной взаимностью. А у вьетнамцев с этим совсем плохо, русских инструкторов слишком мало, и они дороги, чтобы на каждое такое место посадить. Потому, вьетконговцы как осы, умеют больно кусаться, но к правильному сражению неспособны. Так что у нас еще есть шанс, одной лишь массой продавиться через эти проклятые горы – а на равнине нас уже будет не остановить. Ну а сколько желторылых при этом сдохнет, не беда, новых наймем.

Мойша осведомился, что тогда стоим, какая обстановка, "записать для истории". Кейси взглянул вперед, где китайские солдаты работали, как сонные мухи, расчищая дорогу, сгребая в стороны обломки и трупы – и бросали свое дело при каждом выстреле из леса (опять проклятые снайперы!), офицеры же благоразумно не стремились показываться и торопить.

–Еще, у вьетконговцев есть русские "тюльпаны". Это такая дура, калибром в девять с половиной дюймов, от ее попадания воронка во всю ширину этой дороги и глубиной в человеческий рост. Если попадете под такое, мистер Горцмен, то совет, бегите как можно дальше от мишени, то есть дороги – в канаве не спасетесь. Хорошо, что нет авиации – в отличие от китайских комми. Русские же, к сожалению, не были учтены. Теперь наш Госдепартамент заявит Сталину протест, обвинив в нарушение джентльменского соглашения, "только желтые убивают желтых". А нам лишь надеяться, что этот авиаудар был первым и последним. Пока же, своей воздушной поддержки и прикрытия у нас не будет – если русские прислали сюда реактивные бомбардировщики, то наверняка, и "миги" тут тоже есть, и посылать против них поршневые, какие только пока и наличествуют у Чан Кай Ши, это самоубийство, пилоты просто взбунтуются, "мы не камикадзе".

Отчего же Соединенные Штаты нам не помогут? Это возмутительно, что красные жгут напалмом солдат свободы и демократии – ладно, желтых солдат, но раз они сейчас воюют за наши идеалы, то вроде как уже не туземцы а в статусе белых людей. Лишь мы, во имя высокой идеи, имеем право убивать тех, кто против свободного мира – а красные, сопротивляясь, совершают преступление, которое должно караться по международным законам. Отчего президент Эйзенхауэр не прикажет сбросить атомные бомбы на этот проклятый Вьетконг – как велел на каких-то египетских бандитов? Будь на его месте великий Дуг Макартур, уж он не колебался бы ни минуты. Убивать вьетконговцев тысячами, миллионами – ну а дипломаты после отпишутся. Или кто-то хочет, чтобы красные захватили мир?

–У них тоже есть Бомбы – ответил Кейси – что до меня, то я не желаю победы красных, но стать жареной шанхайской тушкой хочу еще меньше.

Китайцы устраивались на ночлег – кому повезло (в большинстве, офицеры и сержанты) в машинах, под брезентом, а солдаты укрывались от дождя под машинами, ложась прямо на землю. Мойша, как подобает белому человеку устроился в штабном автобусе, вместе с Кейси и еще двумя американцами, после походного ужина – галеты и тушенка. Мойше снилось, что он в "Хилтоне", в постели с кинозвездой – с той самой блондинкой, вот имя не вспомнить, что в прошлом году прилетала в Шанхай вдохновлять американских солдат. Вот сейчас будет неземное блаженство – и тут лицо кинодивы расплывается, волосы чернеют, и вот уже Люцифера скалит свои клыки, сейчас укусит и коммунизмом заразит! Гарцман отшатнулся, полетел с кровати, куда-то как в с обрыва, что за жуткий грохот, больно ударился рукой и боком, что это?! Автобус лежал на боку, снаружи раздавались вопли. И запах бензина – если бак поврежден и течет, сейчас все мы сгорим!

К счастью, заднее окошко было рядом. Мойша, извернувшись, вывернулся наружу. Тут снова ударило – раз, другой, третий, и вдоль дороги поднялись громадные разрывы, грузовик рядом разнесло в мелкие щепки. Это и есть ужасные "тюльпаны"? Охваченный страхом, Гарцберг побежал, спотыкаясь и падая, успеть оказаться подальше до следующего залпа. Что это за люди рядом, в темноте, эй, зачем вы меня хватаете, я американец! Но его не слушали, а умело и жестоко скрутили руки, накинули веревку петлей на шею, как скотине, и ударами, пинками погнали куда-то в лес. А позади, на дороге, послышалась автоматная стрельба и взрывы гранат. Это вьетконговцы?! Вы не имеете права, я журналист, некомбатант!

В густом и на вид издали непроходимом лесу оказались на только тропинки, но даже дороги, не различимые сверху под сомкнутыми кронами деревьев. Мойшу тащили, как собаку на поводке, подгоняя весьма болезненными ударами, и он бежал, задыхаясь – вьетнамцы, это такие же дикие азиаты, как японцы майора Инукаи, просто забьют до смерти и бросят тело здесь! Затем откуда-то появилась машина, вроде джипа, Гарцберга кинули в кузов, как мешок, сами уселись по двое вдоль бортов. Темно, не видно ничего, особенно когда лежишь мордой вниз – но ехали долго, вот уже светать начало. Хотя, когда было нападение, за час или два до рассвета?

Деревня самого средневекового вида. Всюду вьетконговцы, многие с оружием, русскими автоматами ППС. Гарцберга вытряхнули из кузова, подвели к каким-то вьетнамцам, более важным – наверное, главари. Мойша снова пытался разъяснить, что он журналист, некомбатант, и должен быть немедленно освобожден – но старший из бандитов промяукал что-то на своем языке. Эй, куда вы меня тащите?! Что это?! Меня – туда?!

Ямы в земле, накрытые решетками из бамбука, дождь проходит свободно. Глубиной и шириной метра по два, на дне вода стоит. Вот решетку откинули, подняв камни, прижимающие бамбук к земле – эй, вы что, я туда не пойду! Удар, боль, падение, брызги в стороны – и решетка уже над головой.

Но не все потеряно – ведь если бы хотели убить, то убили бы? А значит он, Мозес Горцмен, когда освободится (ведь не станут же его тут всю жизнь держать) то напишет эксклюзивный репортаж, жизнь банды Вьетконга, наблюдение изнутри. Прибавив для эффекта свое – кто будет проверять? Что-нибудь такое, "жареное" – например, что вьетконговцы, это каннибалы, чем еще они могут питаться в этих проклятых джунглях? Как его, Мойшу Гарцберга (простите, Мозеса Горцмена) жестоко пытали, требуя отречься от идеалов свободного мира и стать коммунистом, но он оказался стоек в убеждениях. И бежал, вырвался из этого ада – схватил автомат, убил охранника, затем второго, целый десяток, сотню! А заодно спас американку, дочку миллионера, которую поймали вьетнамцы и хотели зверски убить – и дальше, приключения в стиле Индианы Джонса, бег по дикому лесу, где тигры, крокодилы, ядовитые змеи и еще разъяренные вьетконговцы гонятся – да ведь это и экранизовать можно, любая кинокомпания вцепится, Фаньер от зависти умрет! А он, Мойша Гарцберг, станет богатым, знаменитым – и конечно, тут уже не дать ему американский паспорт будет ну просто нельзя. А когда стану миллионером, то разыщу ту самую кинодиву-блондинку, и устрою с ней оргию в лучшем нью-йоркском отеле.

Сколько-то дней (счет времени был потерян) Мойшу не трогали. Чего он не опишет в своем будущем шедевре, так это физиологии: в сортир ходить пришлось здесь же, а туалетной бумагой (и постелью) был ворох листьев, брошенный на земляной уступ. И частый дождь сверху – хорошо хоть, замерзнуть угрозы нет. А кормили, всего одна плошка риса и кружка воды в день. Наконец его вытянули из ямы – нет, бежать, как он мечтал, не удалось, вьетнамцы хоть и мелкие, но их целая толпа собралась, скалятся и смотрят, как на невиданного зверя – и все вооружены. Его провели до одной из хижин, не отличающейся от прочих, внутри была вполне культурная обстановка – стол, стулья, диван, какие-то сундуки, ящики с маркировкой, в углу радиоприемник, и лампочка под потолком, откуда тут электричество? Присутствовали четверо вьетнамцев, хотя один, такого же азиатского вида, был выше ростом, и лицом несколько отличался.

–Мозес Горцмен, он же гражданин Гарцберг, уроженец бывшей Российской Империи, правопреемницей которой объявил себя Советский Союз – сказал рослый по-русски – а это значит, за преступления против СССР, таковые личности подлежат советскому суду и по советским законам. Пятьдесят восьмая статья, измена Родине, до высшей меры. У тебя есть что сказать в свое оправдание, сволочь?

Это ошибка! Я никогда не был врагом вашей страны! А моя, скажем так, не слишком законная деятельность до семнадцатого года, была вызвана реакционной политикой проклятого царизма!

–И работа на японскую разведку, тоже? – усмехнулся рослый главарь – господин Горцмен, или Гарцберг, в Китае вы были в некотором роде, публичной фигурой, что вызвало интерес к вам не только у читателей ваших клеветнических пасквилей. Мы знаем о вас очень многое – например сколько у вас лежит на счетах в ... – тут главарь (русский, вне всякого сомнения, пусть хоть из их Средней Азии или Сибири), назвал несколько банков в Шанхае, Токио, Маниле и Сингапуре. Равно как и об источнике вашего богатства.

Я готов заплатить! Сколько вам необходимо? Если дело лишь в этом (жалко конечно, расставаться с нажитым – но жизнь дороже).