Текст книги "Склеп"

Автор книги: Влад Каплан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Влад Каплан
Склеп

Все имена и события вымышлены. Все совпадения с реальными личностями случайны.

Волшебник-куколд

Это было где-то в две тыщи тринадцатом, когда в питерское метро еще не провели вай-фай. Они познакомились офлайн как в черно-белом кино. Она прогуливала пары в консерватории, играя на виолончели на набережной Грибоедова, в надежде заработать немного на табак и бумажки для самокруток. А он в то же время прогуливался до рюмочной, с каждым шагом выбивая искры из черного крикета, запрятанного глубоко в кармане своей камуфляжной куртки. Большинство ленинградских мальчишек рождаются самыми заурядными и только потом становятся автократами и олигархами. С Федей Чилиным все было с точностью до наоборот. Федор появился на свет с удивительным даром, однако не смог найти ему применения и, в конце концов, стал самым заурядным волшебником. Целыми днями он слонялся по городу в своей камуфляжной куртке и собирал штрафы за распитие и мелкое хулиганство. До тех самых пор, пока случайно не поскользнулся на набережной Грибоедова, рефлекторно схватившись обеими руками за рукава Зарины, потащив ее за собой. Он вообще все время поскальзывался и был такой неуклюжий, что она не позволила ему понести кофр от виолончели, но, чтобы совсем его не расстраивать вручила смычок, а Федору и этого было вполне достаточно, чтобы в кой-то веки почувствовать себя джентльменом. В конце концов, до рюмочной Федор так и не дошел. Держась за смычок каждый со своей стороны, они гуляли так несколько часов подряд. Ей нужно было на остров, ему на континент. И, как это часто бывает в городе Петербурге, обо всем этом они напрочь забыли, так что, в конечном счете, мы можем с уверенностью сказать, что их свели разводные мосты.

Зарина Ананасова любила прогуливать лекции по истории музыки и на ходу читать нотную грамоту под музыку техно в наушниках по дороге в училище. А он с первого взгляда влюбился в нее. И тут, наконец, нашлось применение магическим силам, которые в последние годы все больше обременяли Чилина. Федор серьезно взялся за магию и для Зарины колдовал ежедневно. Он превращал для нее воду в шампанское и писал ее имя звездами среди облаков. Когда начинался дождь, они летали над серыми тучами, чтоб не промокнуть, а в белые ночи танцевали вальс на Неве под Дворцовым мостом. Он оживлял сфинксов с Университетской набережной, чтобы те провожали ее до дома, а гуляя по Эрмитажу, превращал музейных смотрительниц в кошек, чтоб насмешить Зарину и, сам того не подозревая, раз и навсегда разрешил, стоявший остро вопрос сокращения кадров в Зимнем дворце. Но все это осталось за кадром и совершенно забылось, когда они, наконец, решили жить вместе.

Все реже они выходили из дома, и все чаще выходили в даркнет (дилеры тогда уже вышли из моды). Так магию им заменил тетрагидроканабидол. Удивляться тут нечему. В Питере курят буквально все, здесь это все равно, что попить воды. Легкие наркотики стали обязательной составляющей их совместного счастья. Они могли целыми днями валяться в постели, играя в видеоигры, как первые люди – не замечая собственной наготы, не замечая вообще ничего другого, кроме друг друга. И это было хорошо, и Федор был по-настоящему счастлив, его вполне себе устраивал такой расклад. Но Вавилонская башня, выложенная коробками из под пиццы, обещавшая вырасти, если не до самого неба, то, по крайней мере, до потолка, с каждым новым днем все больше напоминала Зарине о линейности человеческого существования за пределами их доморощенного персонального рая, да и виолончель пылилась в кладовке. И так, в один из дней, она вдруг выяснила для себя, что, как бы хорошо ей не было с Федором в их раю-самострое, там можно было ходить только по кругу, а она уже исходила его вдоль и поперек и, значит, теперь ей нужно идти дальше. Поэтому, не дожидаясь, когда ей, наконец, наскучит (а это, по мнению Зарины, было бы неизбежно), Зарина решила уйти.

Покинув Федора, она первым делом избавилась от всех фотографий, подарков, совместных татуировок, бумажных и электронных писем – короче говоря, ото всех общих воспоминаний. Ей казалось, что, чем скорее она расстанется с прошлым, тем ближе к ней будет ее звезда. Та самая, на чей зов Зарина отозвалась и собрала вещи в их самую последнюю ночь, пока Чилин спал, ни о чем не подозревая. Эта звезда, конечно же, не была чем-то конкретным. По правде говоря, это была вообще сплошная метафора – внутренне предчувствие, заставившее Зарину поверить в то, что ее ждет великое будущее, в котором, увы, нету места для Чилина. И все же, должно быть, просто на всякий случай, она решила оставить себе парочку неприятных воспоминаний. О том, например, как Федор храпел по ночам, о том как, увлекшись игрой в приставку, мог часами не обращать на нее никакого внимания, каким он вообще был порой невнимательным, забывая даже, казалось бы, такие элементарные вещи как даты ее самых важных экзаменов в консерватории или, того хуже, день годовщины их первой встречи. С таким багажом Зарина перебралась к своим университетским подружкам и далее, на внеочередном заседании девичьего третейского суда, Чилин был заочно осужден и приговорен к вечному изгнанию из Зарининой жизни. Стоит отдельно отметить, что в мире, где господствуют законы женской солидарности, никоим образом не реализуется прицнип разделения властей, поэтому следить за исполнением приговора, разумеется, взялись те же самые персонажи, которые его выносили, и потому, даже если Зарине случилось бы заскучать, у Чилина не было теперь уже никаких шансов. На все его звонки отвечали подруги – женщины мудрые, с помногу раз перебитыми сердцами, которые знали как правильно отшивать. Сперва они в, самой что ни на есть грубой форме, сообщили Федору, что этот номер больше не принадлежит Зарине, и чтобы больше он сюда не звонил. Но Чилин не сдавался. Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия – они заявили, что Зарина теперь влюблена в другого. Это известие окончательно уничтожило Федора, а Заринины подруги, для пущей убедительности еще добавили, что ее новый бойфренд, ко всему прочему, – футбольный фанат, так что лучше Чилину с ним не связываться.

Чилин понятия не имел, что ему теперь делать, поэтому отправился бесцельно слоняться по улицам, и коварные улицы завели его назад – в рюмочные. Круг замкнулся, он снова запил. В первый же день он напился до потери памяти и подрался так, что сложно было сказать, что было хуже – его внутреннее или внешнее состояние. Разбитые кулаки, рассеченная бровь, заблеванная камуфляжная куртка, исчезнувший кошелек и, хуже всего, – убийственное похмелье. И, все же, подобно тому как желание быть пойманным за руку порой возвращает преступников на место их преступления, на следующий день похмелье отбросило Чилина назад – за барную стойку. Удовлетворенный притупляющей боль апатией, которую сегодня ему подарило вчерашнее алкогольное отравление, он появился в рюмочной до полудня. Делая вид, что не замечает косых взглядов барменов, нацеленных на него после вчерашней же потасовки, он заказал себе выпить. Не успев толком приложиться к бокалу светлого пива, Чилин с удивлением узнал в компании, сидящей за одним из самых дальних от него столиков своих прежних друзей-алкоголиков. У него, почему-то, не было ни малейшего желания распыляться на этих типов (бог знает к чему это могло привести), поэтому, сориентировавшись, он решил прибегнуть к хитрости и, удалившись в туалет на минуту, при помощи одного из своих магических трюков, изменил свою внешность до неузнаваемости, так что, если бы кто-нибудь и мог теперь обратить на него внимание, то только благодаря его камуфляжной куртке, которую он предусмотрительно повесил на вешалку, в самом что ни на есть неприметном месте. Магия сработала, и ему удалось, как он и планировал, напиться и уйти незамеченным уже только под вечер. По дороге домой, Федора осенило – еще не все потеряно! Раз ему удалось, при помощи колдовства, перехитрить своих бывших товарищей, это значит, он сможет повторить этот трюк для Зарины – переиграть ее подруг и начать все сначала! С этим Чилин вернулся домой в приподнятом настроении, свалился в кровать, завел будильник и уснул со сладкой улыбкой, растекшейся по пьяной физиономии, в предвкушении следующего утра.

Под вымышленным именем, вымышленным персонажем, с вымышленной биографией, он встретил Зарину как будто случайно, в том самом месте – на набережной канала Грибоедова, где она обыкновенно прогуливала пары по истории музыки, в надежде заработать на табак и бумажки для самокруток. Ему ничего не оставалось, кроме как прикинуться футбольным фанатом, раз уж Зарине, по словам ее коварных подруг, так нравится тема околофутбола. Разумеется, все это была полная чушь и, тем не менее, Чилину удалось безупречно отыграть роль фаната, причем невыносимого галантного, так что за оставшийся вечер, она позволила ему поцеловать себя околоказанскогособора, околобольшойневы и даже околосвоегодома. Короче говоря, за один этот вечер Зарине повезло снова влюбиться, как она того и хотела. А счастью Федора не было предела. Ему и в голову не приходило, что ради высокой цели можно взять и вот так вот запросто измениться.

Специально ради нее Чилин подружился с другими фанатами, стал следить за расписанием матчей, ездить на выезды, и даже сам, как-то незаметно для себя самого, по-настоящему заинтересовался футболом. Короче говоря, они зажили, как прежде, и он уже сам стал забывать свое настоящее имя, лицо и так далее и тому подобное, но это было неважно, ведь как бы сильно он не поменялся, самое главное оставалось неизменным – его любовь к ней. Хотя, по правде сказать, не только. Потому как, в один день Зарина объявила ему, что устала от бесконечного футбола, и ей пора двигаться дальше. С этим, она собрала вещи и переехала к университетским подругам, которые начисто запретили ей всякое общений с этим «диким гопником», в которого за столь непродолжительное время превратился Чилин.

Федору не пришлось долго раздумывать, ведь он уже знал, что нужно делать. Позвонив Зарине, от ее подруг, он выяснил, что она влюблена в человека искусства – в настоящего дирижера, а его место с семечками в подворотне. Буквально через несколько дней, словно по волшебству, на набережной канала Грибоедова, Зарина познакомилась с очаровательным молодым и весьма перспективным дирижером еврейского происхождения. Тот безупречно разбирался в музыке, имел хороший вкус, показал ей богему, да и вообще был не похож ни на кого другого, с кем ей доводилось встречаться. В него Зарина влюбилась без памяти. Ну, конечно! И как она сразу не догадалась? Вот, кто всю жизнь был ей нужен! Музыкант, человек искусства. Какая удача! Хотя Чилину, конечно, было известно, что удача тут ни при чем, но он помалкивал, безупречно отыгрывая свою роль. Ему пришлось за несколько дней разучить нотную грамоту и искусство обращения со смычком, но оно того стоило, ведь ради Зарины он был готов на все. Совсем скоро они поженились и, как только Зарина окончила консерваторию, стали вместе служить в филармонии. Оба заработали себе имя и получили множество наград. Жили они душа в душу, и счастью их не было предела. Но все омрачилось, когда Зарина вдруг обвинила мужа в том, что тот так погряз в интеллектуальном труде, что напрочь забыл про нее, да и вообще ей нужен по-настоящему сильный мужчина, который сможет за нее постоять.

Через несколько месяцев бракоразводного процесса, уступив все совместно-нажитое Зарине, Чилин, уже в полной уверенности, что держит ситуацию под контролем, вновь позвонил ей. Еще через месяц она уже сожительствовала с бойцом смешанных единоборств, через полгода с биржевым брокером, через полтора года уехала отдыхать на Мальдивы с возлюбленным бизнесменом, в возрасте двадцати девяти лет завела интрижку с капитаном торгового флота. И под всеми этими масками, разумеется, скрывался сам Федор Чилин, движимый любовью к Зарине, и готовый ради нее пойти на любые жертвы. В течение многих лет, в постели над ней нависали звезды, крестики и полумесяцы на цепочках из благородных и полудрагоценных металлов, но Зарина все не унималась. Своему четвертому мужу – юристу, она уже прямо заявила, что попросту не любит его, а ее сердце, по-прежнему принадлежит одному единственному человеку, любовь к которому она пронесла через всю свою жизнь – Федору Чилину, ведь только он любил ее по-настоящему.

Чилин отлично знал, что ему нужно сделать, но, как ни старался, ему так и не удалось принять свой первоначальный облик. Он попросту забыл того человека, которым сам был когда-то: его черты лица, манеру говорить, одеваться и все такое прочее.

Тело Федора Чилина обнаружили, благодаря камуфляжной куртке, на пляже у Петропавловской крепости. Своего последнего мужа, который внезапно пропал, Зарина так и не спохватилась, а, узнав о смерти Федора, уже больше никогда не вышла замуж и прожила до глубокой старости в полном одиночестве, изредка посещая свадьбы университетских подружек, а также крестины и дни рождения их многочисленных детей и внуков…

Море волнуется

Время летнее. Отец получил долгожданное повышение и пропадает на втором этаже у себя в кабинете, выходящем эркерными окнами в сад. Мама по-прежнему самая красивая девушка на всем острове. Ее помада оставляет едва уловимые следы на папиных щеках, приятно пахнущих лосьоном после бритья. Она трудится в саду, а ты машешь ей рукой через окна столовой и улыбаешься. Вы живете в красивом доме, как мама с папой всегда и мечтали, и до школы, что находится за бухтой – в континентальной части портового города, ходит паро́м. Но на дворе каникулы, и про школу на время можно забыть, так что паром курсирует теперь только лишь для того, чтобы переправить на остров твою лучшую подружку, которая на год старше, но вы все равно отлично с ней ладите. Над письменным столом список литературы с парой зачеркнутых наименований, а на столе в столовой лоток душистой клубники, украшенной веточкой мяты. Ты еще морщишься от вкуса вина и запаха сигарет и можешь часами напролет ворочаться с книжкой в постели, не переживая о том, что завтра рано вставать. На пологой крыше твоего дома греется на солнышке рыжий кот, а по деревянной веранде ползают маленькие хвостатые ящерицы. В пожарном водоеме у дома кружатся цветы кувшинок, и мелкая рыбешка мечет икру. Ты укладываешь в соломенную корзинку велосипеда все самое необходимое: бутылку домашнего лимонада со льдом и бутерброды с яйцом, завернутые в фольгу. В траве стрекочут цикады, и разноцветные бабочки исполняют незамысловатые фигуры высшего пилотажа. Ты отправляешься в путь, по пути весело здороваясь со всеми соседями, называя каждого по именам.

Море бросает на берег мелкие ракушки и раковины. Водоросли тянутся к пирсу своими скользкими пальцами. Паром лениво качается на волнах. Он подает сигнал, и надоедливые чайки разлетаются, кто куда, а вы с подругой зовете друг дружку по именам, маша руками и, стараясь перекричать гудок корабля. Усатый паромщик швартует судно и закуривает сигарету. Одной из последних на берег сходит твоя подруга, а разноцветные автомобили на палубе, джентльменски пропускают ее вперед, и терпеливо ждут своей очереди. Паромщик, уже по традиции, угощает вас лимонными леденцами, и в благодарность, вы обе неуклюже отвешиваете реверанс, кончиками тоненьких пальцев, держась за подолы воздушных платьев.

Вместе с паромом приходят новости: о том, что городские мальчишки, которые еще прошлым летом были заклятыми врагами, с тех пор как у твоей подружки наметились первые очертания груди, не дают ей прохода; о том, что в заливе объявились тигровые акулы, из-за которых байдарочникам в этом году снова пришлось изменить свой маршрут; о том, как красиво украсили городские набережные в преддверии фестиваля парусных кораблей. Но и на острове хватает своих новостей. Хорошо искупавшись, вы совсем как взрослые, ложитесь на разноцветные полосатые покрывала – позагорать. Потягивая через соломинку лимонад, ты рассказываешь своей подруге то, чем ни с кем бы больше не стала делиться. То, чего взрослые никогда не поймут. Поднявшись на локтях, ты говоришь ей, что, кажется, видела приведение. Ты говоришь, что призрак похож на обыкновенную тень. Впервые ты заметила его через окно гостиной, возвращаясь с прогулки домой, а затем, обнаружив в саду следы, ведущие от открытого окна до самой калитки у заднего входа, убедилась, в том, что это никакой не мираж. Внимательно тебя выслушав, подружка, не привыкшая сомневаться в твоих словах, однако привыкшая, в силу своего старшинства, раздавать советы, говорит, что, если все действительно так и было, тебе следует выследить приведение и вежливо попросить уйти. Ты возражаешь, обращая внимание на то, что призрак может оказаться совсем не таким воспитанным, каким она его себе нарисовала. Подружка соглашается, справедливости ради замечая, что сама, вроде бы, никогда прежде с приведениями не сталкивалась, но обещает любую помощь, какая только может от нее потребоваться. Придя, наконец, к согласию вы делите на двоих спелый грейпфрут. Внезапно, заслонив собой солнце, перед вами возникает черная тень, и вы едва не пугаетесь, но быстро соображаете, что это всего-навсего какой-то рыжий мальчишка. Он беззубо улыбается, глядя прямо на тебя, и зовет вас прыгать в воду с тарзанки, Согласившись, вы весело бежите к морю наперегонки.

Папа в городе на неделю. А может и дольше. Ты сильно скучаешь, но ничего не можешь с этим поделать. Вернувшись с прогулки затемно, ты незаметно подкрадываешься к маме из-за спины. Она нарезает овощи к ужину, что-нибудь напевая, и наслаждаясь бокалом холодного шардоне. Ты закрываешь ладонями ей глаза и спрашиваешь «угадай кто». Мама сперва вздрагивает и пугается, а затем смеется. Она целует тебя в лоб и говорит:

– Привет, дочка. Иди пока почитай. Еще ничего не готово.

– Жалко папы не будет к ужину, – горестно замечаешь ты, обнимая маму за талию.

– Действительно, жалко.

Сверху слышится глухой стук, словно что-то упало, и ты пугаешься.

– Мам, ты это слышала?

– Должно быть, кот. Рыжий бандит. А, знаешь, – говорит мама и угощает тебя сочной долькой томата, только из-под ножа, – завтра у меня будет много дел, так что можешь сама отправиться на станцию и позвонить папе в город.

– Хорошо, мамочка. Люблю тебя!

– И я тебя, дочка. – улыбается твоя мама, – а теперь беги к себе, и не забудь вымыть руки.

Прежде чем отправиться в свою комнату, и даже прежде чем вымыть руки, ты решаешь установить источник странного шума, и осторожно, на цыпочках, поднимаешься на второй этаж. Все так и есть. Это всего-навсего рыжий кот, которому ты так и не успела дать кличку, носится по дому, охотясь за стрекозой. Ты открываешь окошко, и стрекоза исчезает в саду. Пройдет еще много времени, прежде чем кот сможет тебя за это простить. Наконец, ты отправляешься в свою комнату, по дороге, просто на всякий случай, заглядывая в гостиную. Первое, что ты замечаешь – созвездие светлячков, рассредоточившихся по всей комнате. Судя по их популяции, окно открыто довольно давно. Ты выглядываешь в него и замечаешь линию примятой травы, ведущей прямо к забору. «Призрак…» – беззвучно шепчешь ты в темноте и, затворив окно, уходишь к себе, погрузившись в мысли о приведении. В хрустальной розетке у тебя на столе, мама оставила восточные сладости рахат-лукум. Едва заметив их, ты широко улыбаешься, позабыв обо всем другом.

Происшествие со светлячками заставляет тебя твердо увериться в том, что необходимо немедленно начинать охоту на призрака. По возвращению с паромной станции, позвонив отцу, ты, в приподнятом настроении, первым делом отправляешься обследовать гостиную, однако не найдя никаких зацепок, решаешь возвратиться в бухту, чтобы искупаться и отдохнуть, а к вечеру продолжить свои наблюдения. Уходя, ты плотно закрываешь калитку у заднего входа. Просто на всякий случай.

Где-то на горизонте собираются недобрые тучи, но пока, солнце еще высоко и отражается в твоих глазах, а морской бриз красиво спутывает длинные волосы. Какой-то мальчишка подплывает поближе, чтобы по секрету сообщить тебе о том, что тот рыжий мальчик с тарзанки сегодня собрался тебя поцеловать. Ты благодаришь его, но отплываешь на безопасное расстояние. Кто знает, чего еще ждать от этих мальчишек. Лежа на спине, и раскачиваясь на волнах, ты тайком наблюдаешь за горе-любовником. Он на спор заплывает за буйки, что строго запрещено, и затем медленно направляется в твою сторону. Он подплывает все ближе, и волны предательски несут тебя прямо к нему навстречу. Вот он уже совсем рядом и кладет руку тебе на плечо, но ты начинаешь весело брызгаться, превращая все это в игру, и он уплывает.

Закат цвета фламинго провожает тебя домой, и медленно наступающий вечер дарит прохладу. Ты возвращаешься уставшая, намеренно заходя с заднего входа, следуя предполагаемому маршруту таинственного привидения. Задвижка болтается кое-как, и ты без труда открываешь калитку, которую ранее сама же предусмотрительно закрыла на совесть. Никто из домашних никогда не использует этот выход. Ты настороженно наблюдаешь за домом. Вернее, за той его частью, где расположены окна гостиной. Они плотно закрыты. Должно быть, призрак еще внутри! Бегом, ты взбираешься на крыльцо и ловким движением сбрасываешь сандалии. Не обращая совершенно никакого на внимания на маму, которая с тобой здоровается, ты с грохотом врываешься в гостиную, словно грабитель в собственном доме, но в комнате никого. Окно, по-прежнему закрыто, но покрывало на диване примято, что странно, ведь мама обычно садится в кресло, диван же – любимое папино место. Бегло оглядевшись, ты замечаешь еще кое-что – на подоконнике блестит серебристый портсигар. Из любопытства ты берешь в руки незнакомый предмет и нажатием кнопки, открываешь его. Ты достаешь одну сигарету и прячешь в кармане комбинезона, в качестве улики. Внезапно, ты слышишь скрип двери. Сердце уходит в пятки, но это всего лишь мама.

– Просвистела как пуля, даже не поздоровалась, – говорит твоя мама, руки в боки, стоя в дверях.

– Я так бежала, потому что сильно хотела сходить в туалет. На улице сегодня столько комаров, – говоришь ты, широко размахивая руками, изображая всякие жесты, чтобы только отвлечь внимание от дрожащих колен.

– Горе ты мое луковое, – улыбается, мама, вытирая руки о полотенце, которое всегда очень кстати лежит у нее на плече, – на ужин сегодня картошка в мундире. Не хочешь помочь мне с готовкой? Я уже развела огонь. Пойди, принеси фольгу, а я пока вымою картофель. А, насчет комаров не беспокойся, их отпугнет дым от костра.

– Да, мама.

В мангале приятно потрескивают поленья. В теплом свете костра ты рассматриваешь улику. На белоснежном фильтре надпись «Союз-Аполлон». Это озадачивает тебя, ведь твоей отец курит исключительно «Мальборо», а мама, как и ты, не выносит одного только запаха табака. Что-то тут нечисто. Ты отрываешь маленький кусочек фольги и заворачиваешь в него сигарету. Просто на всякий случай. Когда появляется мама, становится уже по-вечернему прохладно и совсем темно, а костер, согревающий теплом и светом, окончательно превращается в уютный очаг. Ты спрашиваешь:

– Мам, а призраки курят?

– Держу пари, – говорит твоя мама, с неизменной улыбкой, – Некоторые курят. Думаю, это зависит от того, курил ли будущий призрак при жизни. Ведь призраки, – подсвечивая фонарем лицо, как делают пионеры, рассказывая у костра страшилки, говорит твоя мама, – это души мертвых людей, которые так и не обрели покоя.

Пока мама, занятая пряжей, сидит у костра, после вечернего туалета, ты тайком возвращаешься в гостиную, чтобы завершить осмотр места таинственного происшествия. На улице становится по-настоящему пасмурно, так что за тучами уже не видно и звезд. В темноте, на ощупь, ты пробираешься к закрытому окну, и обращаешь внимание на то, что серебряный портсигар пропал, а затем ощупывая покрывало, понимаешь, что мама уже все привела в порядок. Смотреть, вроде бы, не на что, и все же, просто на всякий случай, ты выглядываешь в окошко, чтобы убедиться, что мама по-прежнему занята, достаешь из выдвижного ящика под трельяжем маленький электрический фонарь, и тщательно осматриваешь диван. Приподняв покрывало, ты замечаешь крохотные влажные пятна белого цвета. «Это ведь эктоплазма – следы приведения!» – приходит тебе на ум. Ты об этом читала в книжках. От страха по твоему телу ползут мурашки, и некогда уютная комната становится какой-то к тебе враждебной. Внезапно, ты сталкиваешься с ПАРОЙ ГЛАЗ, следящих за тобой из глубины комнаты. Сперва тебе хочется позвать на помощь, но сообразив, что это всего-навсего твое собственное отражение в зеркале, ты приходишь в себя, и решаешь не беспокоить маму, ведь призрак, похоже, давно ушел, а у нее и без того полно домашних забот.

Всю неделю дожди, и сверкают молнии. Папа говорит, что молнии всегда появляются в самые трудные моменты нашей жизни. Это бог фотографирует нас со вспышкой, чтобы потом вспомнить, как мы с ними справились. Он говорит, что у них с мамой для тебя есть новости, но лучше тебе об этом спросить у мамы, потому что сам он вернется еще не скоро. Ты сгораешь от любопытства, но говоришь, что сперва тебе нужно дождаться, когда паром отправиться в город за твоей подругой. Но папа говорит, что из-за непогоды, паром с острова сегодня уже не уйдет. Ты глядишь на море, и волны вздымаются высоко, сбивая крикливых чаек с пути. Должно быть, твой папа прав.

Ты оставляешь велосипед в грязи у забора и заходишь с заднего входа, с трудом открывая задвижку. Всю неделю не было никаких следов привидения. Наверное, из-за дождя. Ты забегаешь в дом и снимаешь перепачканный дождевик. В дверях гостиной стоит твоя мама. Она нервно перебирает в руках полотенце. У нее за спиной чешет затылок усатый паромщик. Интересно, что ему надо. Мама говорит: «дочка, мы должны тебе кое-что рассказать». Мама больше не улыбается. Паромщик кладет руку на плечо твоей мамы. Она говорит, что твой папа останется в городе. Паромщик протягивает тебе леденец и просит, чтобы ты не расстраивалась. В нагрудном кармане его рубашки блестит серебряный портсигар.

Ты кричишь. Ты плачешь. Ты садишься на велосипед и едешь, куда глаза глядят, и размытую дорогу освещают молнии. Это бог фотографирует тебя со вспышкой. Ему интересно, как ты со всем этим справишься. Колеса велосипеда тонут в грязи, но ты продолжаешь крутить педали. Ты продолжаешь крутить, и слезы замешиваются с дождем. Это ты во всем виновата. Не нужно было быть такой любопытной. Ты едешь избитой дорогой, и останавливаешься у паромной станции. Бросив велосипед, ты бежишь к пирсу. Вокруг ни души. Только ты, только чайки, только проклятый паром. Ты кричишь. Ты рыдаешь. Ты бьешь по борту парома ногами, и чайки молчаливо наблюдают за твоим горем. Силы оставляют тебя, и ты садишься на пирсе. Ты достаешь из кармана насквозь промокшего комбинезона холодный алюминиевый сверток и промокшие спички. Ты больше не морщишься от запаха сигарет. Ты не морщишься от их вкуса. И сигарета на вкус теперь как глубокий вдох. Ты затягиваешься как можно глубже, и пирс качается на волнах, а остров прямо под тобой тонет. Но где-то там далеко на горизонте виднеется облако цвета нежно розового фламинго. Боже, как же оно далеко.