Текст книги "Огонь на поражение (Атомный шантаж)"

Автор книги: Влад Чопоров

Соавторы: Сергей Кутергин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Ты кто такой? – спросил он таким тоном, что связанный человек предпочел ответить не мешкая.

– Полковник Борисов, ФАПСИ. Вы за все это ответите...

– Молчать! ФАПСИ, мать вашу. Развели детский сад. Зачем ты сюда приехал?

– Я инспектор информационной безопасности.

– Ближе к делу, инспектор,– процедил Тихон. – Насколько нам известно, в верфях сейчас находится подлодка, которая для всех непричастных называется "Ястребом". Ты знаешь ее борт?

– Нет,– спокойно ответил Борисов. – Я только поздно вечером сюда приехал. Мне должны были завтра все показать... на предмет инспекции. – ФАПСИшник явно храбрился.

– Сейчас половина третьего. Почти ровно. Учти, у меня всего три минуты. Если я не узнаю, где журнал прибытий и все записи по судам, находящимся в ремонте, то поищу кого-нибудь посговорчивее. А ты,– Тихон щелкнул затвором "Беретты",– уже никогда и ничего инспектировать не сможешь.

В окно беспорядочно падали мощные лучи прожекторов, никем уже не управляемых, земля снова вздрогнула от взрыва. Все бы неплохо, но обстановка в целом Тихону не нравилась – шансы попасть на "Ястреб" уменьшались с каждой секундой. Если еще из города подкрепление появится... тут он услышал, как в отдалении гремят моторы. Катера, мать их за ногу! Морские ублюдки, чтоб им пусто было. На катерах наверняка есть, чем шарахнуть по берегу.

– Молчишь? – заговорил Тихон с пленником, вертя в руках часы. – А знаешь, я передумал, инспектор ты мой храбрый. Мне некогда. – И он выстрелил в голень. Безо всякой паузы, не давая времени на хоть какой-нибудь ответ, продолжил говорить: – Следующая пойдет выше. Догадайся, куда. Ну а как догадаешься, сразу начинай рассказывать.

Человек на кровати корчился от боли, не имея возможности даже сжать рану руками. Тихон понимал. Однажды его ранили в ногу, и тоже никак не закрыть своей рукой пульсирующую боль – надо держать автомат. Иначе смерть навалится со всех сторон, и нельзя, нельзя делать что-либо иное, кроме как бездумно выцеливать человеческие фигурки, стрелять, забывая вытереть холодный пот со лба, и молиться, чтобы не задело еще одной шальной пулей.

Человек захрипел.

– Я скажу, скажу... это не здесь... соседнее зда... здание, не стреляй больше, не надо, не надо.. не надо...

Тихон поморщился. Он, как и полковник, знал истинную цену теперешнему геройству. Развал флота, пришедший вслед за развалом Союза, не оставил от прежних пехотинцев ничего, кроме умения воевать и показной отваги, там где дело касалось Родины. Временами Тихону приходило в голову, что все-таки отвага не показная, но он тут же разубеждался в этом... на примерах ли, как вот сейчас, или собственными размышлениями – неважно. Главное – эти недостатки отдавали власть тем, кто на данный момент сильнее и хитрее.

– Не надо...– продолжал выть пленник,– не... не надо...

– Заткнись,– просто сказал Тихон. – В соседнем – в пятом блоке, что ли?

– Да-а... в-вторая комната...

– Точнее. Что там?

Молчание в ответ, словно и не этому человеку он только что стрелял в ногу.

– Хочешь повторить? – "Беретта" уставилась в пах смельчаку.

– Не-ет... С-сейф... там.

– Какой замок?

– Ко... кодовый. Вы не откроете, код на... с-сменили, на... на...

– Наверняка? – сказал Тихон и, дождавшись кивка, почти вежливо добавил:

– Спасибо.

Он вышел, не вслушиваясь уже в затихающую стрельбу вне здания. Ну надо же, напоролись на морпех. Вот только, что здесь делать морпеху в такое время и в таком количестве? Морпех или гуляет, баб тащит в постельку, или служит до одурения, зарабатывая себе грозные прозвища, навроде "черной чумы".

Тихон решил, что их омеговские ребята, пожалуй, не уступят морячкам, а уж "Поворот" и подавно не должен. Но все еще только начиналось спускаясь по лестнице, он увидел пятна крови на ступеньках, приостановился, не вполне доверяя глазам, и дотронулся... Кровь. Его даже не интересовало, чья кровь. Тихон только удивленно качнул головой, поднял глаза. Коридор пустовал.

По лестнице он спускался неторопясь.

В дверях его встретил Гришка, стоявший как-то расслабленно, слегка неуклюже. Он сбросил рюкзак с автогеном на пол, обеими руками сжимая винтовку.

– Говори, не тяни,– Тихон на секунду выглянул за дверь и тут же отдернул голову.

– Нет там никого,– устало проронил Гришка, и только теперь Тихон обратил внимание, как тот бледен. – Они отошли... их много, и катера.

– Какие катера? – Тихон принялся рыться в Гришкином рюкзаке.

– Патрульные, какие еще. Шум моторов слышал небось...– парень вздрогнул. С его ладони, прижатой к холодному металлу оружия, капала кровь, алыми каплями разбиваясь о каменный пол.

– На лестнице твоя кровь?

Гришка отрицательно помотал головой.

– А это чья?

– Гурд ранен, пришлось рукой зажать, пока не перевязали.

– Ну я так и знал, что он доиграется. Бегает тут, суетится, как дите малое.

– Да ладно,– неожиданно вступился Гришка. – Кто, как ты думаешь, патрульных снимал?

– Мне без разницы. Хорошая работа – не заслуга, а обязаловка.

Мимолетно Тихон решил, что правильно не стал добивать последнего информатора. Пусть будет кому рассказать о страшных террористах. Впрочем, кто это тут обозвал людей "Поворота" террористами?..

Забрав рацию, и найдя наконец бинокль, Тихон вышел на улицу. Ему стало холодно, и он недовольно выдыхал белые облачка пара в серое северное небо. Гришка шел следом, а в той стороне, откуда начиналась операция, чернели фигурки ретировавшихся боевиков. Пятый блок стоял напротив, такой же серый, как и остальные здания базы, и в нем не горело ни единое окно. А чуть дальше... чуть дальше было море. Верфи.

Дойдя до угла пятого блока, Тихон остановился, и, вскинув бинокль к глазам, медленно сделал пол оборота вправо, потом влево.

– Правый поворотник, вы уже видите? Прямо среди бела дня прут, как ужаленные...

– Иди к черту со своими выражансами,– рявкнула рация. – Мы видим. А ты ищи дальше. Или тебе заняться нечем?

– Ищу, ищу,– проворчал Тихон.– Тут какой чайник из ФАПСИ, просто не подберу другого слова – чайник и есть, Борисов его фамилия. Говорит в пятом блоке журнал быть должен.

– Ты очень вовремя этим со мной поделился,– сказала рация.

И Тихон двинулся к подъезду пятого блока.

– Куда они отошли? – обратился он к Гришке, который почти плелся следом.

– К берегу куда-то... точнее не скажу. Вон там видишь, мы человек пятнадцать положили, а они, сволочи, как будто готовились, ждали нас...

– Ну да, конечно, – язвительно ответил Тихон. – Кто-то из наших позвонил сюда вчера и предупредил: ждите к такому-то времени террор-группу.

2.

На самом деле, никто группу захвата не ждал. Просто лейтенанту Кульному не спалось в эту ночь, и он, покинув казарменный корпус, вышел на улицу – покурить, подышать ночным воздухом, и, наверное, понять, что все-таки спать надо, потому что подъем у моряков обычно очень ранний.

Кульный, усевшись на скамью, наскоро слепленную кем-то из местных энтузиастов, очень хорошо видел обходной патруль, который двигался к шестому корпусу. Он полуприкрыл глаза, затягиваясь сигаретой. Сколько там дней ему осталось до гражданки? два месяца?.. Неплохо, совсем неплохо. Задумавшись о том, как он станет жить вне морфлота, Кульный задремал, даже забыв докурить, и огонек медленно тлел, в надежде очень скоро добраться до фильтра.

Разбудил лейтенанта крик. Он вскочил, пытаясь разобраться, сколько прошло времени и кто кричит. Удалось не сразу, зато когда удалось... У шестого корпуса пятеро патрульных лежали в лужах собственной крови, это Кульный увидел отчетливо, и еще – человека на крыльце, который ногой ударил кинувшуюся на него собаку. Ветер донес до лейтенанта короткий всхлип животного и затихающий скулеж. Человек тут же исчез с крыльца, а Кульный, разогнав последние остатки дремоты, побежал – оскальзываясь на ровном месте и мyчительно пытаясь сообразить, что происходит, – в казарму.

Морпехи, те, что были в чинах пониже офицерского, уже просыпались сами, и поэтому лейтенант, крикнув только:

– Подъем по боевой тревоге! – ринулся будить офицеров, у которых прежняя бессонница со временем переходила в здоровый детский сон.

Естественно, Кульный нарвался на гневный шестиэтажный мат сослуживцев, и, неожиданно для себя самого, влепил ближайшему офицеру пощечину.

– Подъем! – заорал он, стараясь унять дрожь в руках и как-нибудь забыть о ледяном коме в животе. – Нападение на базу, слышите вы, сонные ублюдки! – видимо, лицо Кульного в этот момент приняло совершенно зверское выражение – ему никто не возразил, а тот факт, что он накричал на старших по званию и вовсе прошел незамеченным. – В оружейную кого-нибудь пошлите, немедленно...

Случившееся потом превзошло все страхи пехотинцев и нелепую смерть патрульных: сначала какой-то идиот, видимо не разобрав слов "подъем по боевой тревоге", вывалился прямо на улицу, а за ним, следуя стадному инстинкту, – человек десять заспанных пехотинцев.

– Стоять! – Вернувшийся Кульный ринулся в дверям, и, уже слыша отчаянные крики, распахнул их. Прямо перед ним, упав навзничь, шестеро пехотинцев бились в конвульсиях, еще двое пытались вползти внутрь, а два везучих придурка ошарашенно оглядывались и не двигались с места.

– Быстро внутрь!.. Ну быстро, кому говорю!

У крыльца раздался взрыв, и Кульного швырнуло обратно внутрь, словно кеглю сбитую игроком-профессионалом, и он сшиб еще пятерых рядовых, которые ждали приказаний. Вслед за ним, измазав людей кровью, в казарму ворвались обрывки, которые только что были живыми людьми. Испугаться Кульный не успел, он ударился обо что-то головой, и наплывшая темнота поглотила его сознание.

Остальные же, словно будучи не морпехом, а выпускницами института благородных девиц, побелели и отступили подальше от дверей. Кровавые ошметки наводили почти панический ужас. Кое-кто из сбитых лейтенантом с отвращением отряхивался, одного пехотинца, совсем еще новичка, стошнило.

Пришедшие в себя офицеры наорали на рядовых и, стараясь не смотреть на беспорядочно разбросанные части тел, принялись отдавать сгрудившимся людям приказания.

Оружие появилось через минуту – один из офицеров прикатил из оружейной какое-то подобие тележки, на которой в беспорядке были навалены "калаши", пайнэпплы – так называли, следуя традиции поклонения западу, гранаты-лимонки, несколько больших коробок с автоматными обоймами... два с половиной РПГ. С половиной – потому что на больше в армии не хватало денег, боезапас приходилось экономить, и получалось, что на три РПГ выдается всего пять зарядов-болванок. В обычное время ни одна боевая единица не попала бы в руки рядовых, но в сложившейся ситуации, когда не было известно ничего ни о нападавших, ни о том, какого хрена они так бездумно уничтожают людей, – все запреты отменились сами собой.

Кое-кому "калаш" в руках вскружил голову – помимо адреналиновой накачки, включился механизм "я крутой", от которого любого солдата, будь то сухопутник или морпех, стараются отучить в первую очередь. Крутым на войне быть нельзя, поэтому сержант Саундов тут же продолжил традицию и в доступных выражениях объяснил, что случится с теми, кто не будет выполнять приказы.

И несмотря на все, несмотря даже на некоторое планирование сопротивления, выглядело все так, будто пехотинцы ошарашенно палят во все стороны, надеясь когда-нибудь попасть и в противника. Большая часть выживших пыталась отступить к берегу, несколько человек, стараясь не лезть под огонь снайперов, бросились по соседним корпусам, чтобы вывести оттуда немногих гражданских, работников базы и десяток техников. Только снайпера нападавших хорошо знали свою работу: пропустив человека внутрь, они ждали, пока он выйдет не один, и тогда уже отстреливали всех сразу.

Ситуация осложнялась тем, что позиции снайперов оставались тайной, и ко всему – было светло – полярный день, пришедшийся кстати террористам, был защитникам совсем не на руку. Фактор неожиданности работал против них... Один из молодых офицеров, ворвавшись в радиорубку, срочно принялся вызывать берег, то есть, патрули – в порту постоянно находились на дежурстве два катера, – и, выйдя после вызова на улицу, попал под снайперскyю пyлю.

В общем, учитывая непрерывный мандраж и стук челюстей, пехотинцы сделали все, что могли – ранили кого-то из нападавших, и продолжили отступление.

Нападавшие же средствами не стеснялись – через десять минyт после начала стрельбы база уже мало напоминала аккуратный набор зданий. Щербатые стены корпусов пялились на черные и синие фигурки, и изредка вздрагивали от взрывов. В какой-то момент нападавшие ответили тем же – любимый американской армией аналог советского РПГ-7 в два залпа сделал вдовами жен еще шестерых моряков. Снайперы на промежуточных позициях продолжали снимать защитников базы одного за другим, пока те не отошли на достаточно большое расстояние и не попрятались на верфи.

Смерть и разрушение наваливались отовсюду, и пехотинцы, не находя применения тому, что годами вдалбливалось в их головы, старались поменьше паниковать, но совершенно забыли о том, что надо попытаться вытащить и перевязать раненых. Бездумно возвращаться под пули никому не хотелось. Уже на верфи, спрыгнув на настил, покрывавший пространство между судами и подлодками, они разбились на части и использовали ручной фонарик для связи с одним из катеров. К чести ефрейтора Мамедова, из всех салаг он один достаточно хорошо помнил азбуку Морзе, и немедленно принялся сигналить, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце. Сержант Саундов, осмотревшись и проинспектировав выживших, обнаружил, что автоматически остался старшим по званию. Офицеры все или погибли, или остались лежать где-то там, истекая кровью...

Пытаясь собраться с мыслями, сержант глубоко вдохнул. Потом медленно выдохнул. Их оставалось здесь восемнадцать человек пехотинцев, и непонятно как выбравшийся из мясорубки механик с прибывшего вчера корабля... От механика толку не будет, решил Саундов, критически оглядев невзрачного человечка, который выглядел так, словно его только что приговорили к многократной смертной казни. Невесело усмехнувшись в усы, Саундов понял, что большая часть его подчиненных выглядит не лучше, да он сам, вероятно, – тоже.

– Так,– сказал он, чтобы прервать наступившую гробовую тишину, нарушаемую только щелчками фонарика Мамедова. – По пунктам. Первое. На базу совершено преступное нападение. – Он снова огляделся. Пехотинцы слушали очень внимательно. – Второе. Количество и технические возможности неизвестны... Басов, ты что-то хочешь сказать? – Почти рыбье лицо пехотинца вытянулось.

– Никак нет, товарищ сержант.

– Третье. Нам известна их цель? Какова вероятность того, что они собираются захватить объект, находящийся под нашей охраной?.. – Слово "охрана" у сержанта получилось каким-то неподходящим к случаю. – Думаю, немаленькая. Так что, давайте-ка прекращайте лить слезы. Басов, видите вон тот катер? – Саундов ткнул пальцем в ближайший. – Поищите на нем бинокль.

Басов кинулся исполнять указание, недоумевая, чем заслужил такое пристальное внимание. Лицом, что ли, не вышел?

– Мамедов, что с катеров слышно?

Раненый ефрейтор, который был до сих пор жив только благодаря сержанту, в ответ пожал плечами.

– Поняли нас, Ва... товарищ сержант.

– Поняли?..

– Так точно. Продолжают патрулирование. Связи с Землей у них нет. Готовы к эвакуации по нашему сигналу.

– Да-а,– протянул Саундов. – Тогда отбой.

– Отбо-ой, сержант? – протянул недовольно один из рядовых.

– Что вас удивляет? – едко поинтересовался Саундов, проигнорировав просто "сержанта". – Бежать хотите? А вы знаете, что будет, если они,– он махнул рукой в сторону базы,– если они захватят объект 219-5Я?.. Вам разве неизвестно, зачем было усилена вахта?

Рядовой сразу сник. Ему явно больше хотелось сохранить собственную жизнь, чем какой-то там абстрактный объект 219-5Я. И, чего таить, Саундову тоже этого хотелось, но он слабо представлял себе, чем можно оправдать уход с вахты в такой момент, когда террористы...

Тут появился Басов с биноклем.

Сержант, постоянно оглядываясь, вернулся на берег и зашагал к полуразвалившейся старенькой подлодке в пятидесяти метрах к востоку. Подлодка, похоже, ходила еще в первую мировую...

Остановившись на полпути, он вернулся.

– Басов, со мной. Остальные – к объекту, немедленно. И каждого, кто появится, если это не свой... ну понятно, в общем. Понятно?

– Так точно...– нестройно ответили пехотинцы, и Саундов, сопровождаемый Басовым, снова двинулся к присмотренному наблюдательному пункту.

Оставив спутника внизу, сержант взобрался на ходовой мостик и оттуда обозрел окрестности базы. Над одним из корпусов вился довольно заметный дымок, похоже, там начинался пожар; отдельные тени шныряли по территории между базой и тем, во что Саундов совершенно неожиданно для себя уперся взглядом, – небольшим лагерем из семи машин, по которому сновали люди, одетые явно не как гражданские.

И тут до сержанта дошло, что все намного хуже, чем он сначала подумал. И суть заключалась даже не в самом нападении террористов, всякое нынче бывает на просторах России. У террористов хватило денег не только на оружие. Они не постеснялись приехать на семи джипах "Хаммер" в их военной модификации, на машинах, стоимость которых делала их доступными только для очень новых русских и, иногда, для миротворческих сил ООН.

Наличие семи таких машин в одном месте сразу наводило на очень неприятные мысли. Саундов почувствовал, что у него начинается тремор, и чтобы успокоиться крикнул:

– Басов, иди-ка сюда. – Про флотскую форму обращения он предпочел на время забыть. – Смотри,– он всучил пехотинцу бинокль.

Тот молча проследил направление, указанное сержантом, тоже оценил стоянку, находившуюся километрах в трех от берега. Отняв бинокль от глаз, он глухо спросил:

– Что же делать, сержант?

Саундов пожал плечами, пытаясь казаться спокойным. Только паники сейчас не хватало...

– Видишь, как они удачно устроились... мы, даже если захотим на них напасть, незамеченными не подберемся. – На языке вертелись ругательные слова, но он сдерживался. – Что делать... может, с катеров попробовать их достать?

– Сто сорок миллиметров, сержант,– с сомнением сказал Басов, возвращая бинокль. – Корабли в верфи мешают, во-первых, по прямой стрелять нельзя, во-вторых.

В корабельной артиллерии Саундов разбирался постольку поскольку, его больше занимали десантные высадки.

– Почему нельзя по прямой?

– Да потому что,– принялся объяснять Басов,– ландшафт неровный, а машины стоят в ложбине, это уровень моря почти. Ракеты где-нибудь в берег уйдут. От этого толку не будет. Вот если б... если б координаты дать. Дальность, положим, мы определим, но одной дальности мало. Еще хотя бы пеленг нужен.

– Есть конкретное предложение? На голой теории мы ничего не сделаем.

– Ну,– Басов прищурился,– пока нет. Я об этом думаю.

– Ну-ну, Спиноза... лясы точить все могут.

– Ладно тебе, сержант, ты прям как маленький. Сейчас за просто так не погибнуть – и то хорошо. Видел же, что с нашими ребятами сталось...

– Видел,– скучно сообщил Саундов. Ему до сих пор было не по себе.

– Знаешь что, Басов, а ты молодец, оказывается,– неожиданно добавил он, удивив пехотинца. – Ты просто гений. Сейчас мы им зададим. Наверное. Пошли обратно.

– А в чем дело?

– Увидишь.

До борта 219-5Я идти оказалось около четырехсот метров, и эти метры показались обоим морякам самой длинной в жизни дорогой. Пока террористы сделали паузу, появилось время обдумать ситуацию и наскоро сверстать план действий, даже если эти действия лишь ненадолго остановят нападающих. Но если вдруг лагерь "Хаммеров" придет в движение раньше, чем пехотинцы начнут действовать... об этом думать было страшно, потому что в голову сразу лезло начало штурма, когда половину вахты положили словно маленьких потерявшихся детей.

– Как думаешь, Басов, Земля уже в курсе? – спросил Саундов, когда они подходили к насторожившимся сослуживцам, которые ощетинились оружием и нервно оглядывались, расположившись у подводной лодки. Именно за этой подлодкой, вероятно, охотились террористы...

– Какая там Земля,– отмахнулся рядовой. – Позвонить-то никто не успел и не догадался... Одна надежда – если по дороге кто-нибудь проехал. Да только вряд ли это. Ночь все-таки.

– Ну не скажи,– возразил Саундов. – У меня старший брат дальнобойщиком в этих местах работал когда-то. И ночами ездил, бывало, когда наверстать надо было...

А действительно, подумал он. Позвонить никто не додумался. Может, послать человека?

И высказал предложение вслух.

– Да что вы, товарищ сержант,– сказал Басов, переходя снова на служебное обращение – чтобы не способствовать полному исчезновению дисциплины,– при такой-то подготовке, неужто не догадались они перерезать пару проводов?.. Да и снайперы, сами знаете, не спят. Им только покажи палец – вмиг отстрелят...

– Что да, то да.

– Я, товарищ сержант, другое думаю... Кто-то ведь должен был выжить там, на базе? Ну не может же такого быть, чтобы всех...– он замолчал.

...Механик устало сидел, привалившись к надстройке субмарины. Смотрел он куда-то в море. И непонятно было, то ли человек с жизнью прощается, то ли просто не умеет на опасность реагировать.

Пехотинцы расхаживали туда-сюда, ожидая, что скажет сержант. Борт 219-5Я тушей мертвого кита покоился в воде, всей своей тупой мордой выражая полное безразличие к происходящему. Про себя Саундов согласился, что как раз подводной лодке следует волноваться меньше всех.

– Мамедов, вызови борт К-17. Когда ответят, отдашь мне фонарь.

Ефрейтор кивнул.

– Ближе к телу. Террористы встали автолагерем в трех километрах к юго-востоку. У них там семь джипов "Хаммер", заграничного производства. Что такое "Хаммер", объяснять надо?.. Хорошо. Из наличия у них, у террористов, то есть, подобных машин следует, что... что из этого следовает, рядовой Басов?

Рядовой на секунду замялся.

– Из этого следовает, товарищ сержант,– сказал он,– что нам скоро настанет полный... э-э, звиздец, если мы только не придумаем, как остановить врага.

– Паяц,– коротко определил Саундов и продолжил уже серьезнее, потому что понимал всю неуместность черного юмора в создавшемся положении:

– У нас есть два варианта: ничего не делать, ждать, пока террористы сами что-нибудь предпримут, и в этом случае, боюсь, мы недолго сможем продержаться. Им даже необязательно будет приближаться к нам – с принципом работы гранатомета вы всех хорошо знакомы. Раз так, нам остается второй вариант диверсия.

Пехотинцы довольно зашумели. Наконец им выпадала возможность хоть что-то сделать. Сержант сделал паузу и дождался полной тишины, чтобы их слегка разочаровать.

– Но ни я, ни кто-либо иной, не имеем права потерять вот эту штуковину,– он указал на подлодку. – Первоочередная наша задача защитить борт. Так что вот предлагаемый план...

– Тщсержант, ршите обратиться! – это был Мамедов.

– Связь?

– Да.

Саундов взял фонарь, у которого уже начали садиться батареи, и занял место ефрейтора на краю настила. Один из катеров находился сейчас в зоне прямой видимости.

Слегка путаясь в последовательностях букв, и потихоньку вспоминая азбуку, сержант просигналил: "Требуется поддержка с моря". Не по форме, зато доступно даже имбецилу.

Через несколько секунд прожектор катера замигал в ответ.

Когда Саундов вернулся в приподнятом настроении, пехотинцы снова зашебуршились, и даже безымянный механик посмотрел в его сторону. Безымянный – потому что никто и не подумал узнать имя. Не до того было, и этот человек, который умудрялся казаться более невзрачным, чем на самом деле, не смел побеспокоить занятых делом военных.

– Так, значит. Требуется доброволец. Который пойдет к дислокации террористов и вступит с ними... в непродолжительные и результативные переговоры.

Предложение энтузиазма не вызвало.

– Если добровольца не будет,– жестко сказал Саундов,– назначу сам. И не одного, а двоих. И сам с ними пойду. Так что?

Неловкое молчание окутало всех.

Нарушил его механик; сползая с подлодки, он распрямился, стал похож на просто уставшего человека, только слишком тощего и невысокого.

– Я могу пойти, если объясните, что делать надо.

Сержант одобрительно кивнул, взглядом поблагодарил его.

– Гражданский! – высказался Басов.

– Именно что,– грустно согласился механик. – Что же ты, сынок, думаешь – подпустят они кого-нибудь в форме? Этим сволочам лишние неприятности за спиной не нужны. Пристрелят – и к стороне. – Голос у этого человека оказался неожиданно сильный. И уверенный.

Вот за уверенность сержант Саундов, который впервые примерил на себя шкуру паленого в боях волка, грубого, беспощадного и жестокого, был механику благодарен. Потому что ему слегка не хватало самообладания.

Вдвоем они вышли на берег, которому этой ночью еще предстояло гореть, и Саундов принялся объяснять механику суть дела.

Басов, наблюдавший эту сцену с верфи, удивлялся, чему оба так радуются?.. Мамедов тронул его за плечо, указывая в ту сторону верфей, где был выбранный сержантом наблюдательный пункт.

Нехотя, Басов повернул вихрастую, растрепанную голову.

К ним двигался штатский, в строгом черном костюме и туфлях "инспектор". Он шел очень осторожно, совсем близко к верфям, но выглядел достаточно спокойно, видимо, из-за костюма, который хоть и помялся, но "удар держал". И даже грязные туфли и изможденное, раскрасневшееся лицо, и тяжелое дыхание – все это не лишало штатского респектабельности. Басов для себя определил возраст непонятно откуда взявшегося гостя лет в пятьдесят, а седина и рельефное, но уже с морщинками лицо подтверждали первое впечатление.

3.

Откуда же они взялись, думал Тихон, ожесточенно выламывая подвернувшейся фомкой замок на двери, откуда эти синие морские солдатики, которых здесь быть не должно? Во всяком случае – столько! Если у них есть мобильная связь с городом, то все к черту провалено, и не спасут даже предусмотрительно перерезанные провода. "Вертушки" будут здесь через час, самое долгое – два часа. И тогда от всех планов, от координированной группы останется беззащитная кучка испуганных людей. Вертолетный пулемет выкосит нападающих за считанные секунды... Про полковника, про себя, пожалуй еще про Гришку Тихон точно мог сказать – не испугаемся. Остальные тоже – ребята не промах. Но толку от этого?

– Может, снайперов на крышу?.. – предложил он, входя в комнату. – Гришка, передай главному. До берега метров сто пятьдесят всего... если они туда отошли, то никуда не денутся.

Не слушая, как парень переговаривается с руководством, Тихон принялся рыться в ящиках небольшого стола, на крышке которого было девственно пусто – лишь авторучка, скорее всего забытая кем-то, чуть перекатывалась на сквозняке.

Бланки документов, подтверждения, запросы, все не то... Значит, в сейфе.

– Договорил? Дуй за автогеном. Рано ты его бросил.

– Я не бросил,– довольно сказал Гришка. – Правый поворотник не дает людей. И так уже вне плана идем.

– А то я не знаю...– ворчливо отозвался Тихон. – Режь давай. Сам он принялся отдирать от стены схему базы и верфей. Какой-то умник догадался воспользоваться клеем – и теперь пожелтевшая от времени бумага намертво пристала к стене, так что оторвать ее теперь можно было только с "мясом". Тихона и это тоже бесило. Все наперекосяк...

Шипение автогена отогнало мрачные мысли. А вновь объявившийся рев катеров заставил Тихона окончательно задушить свое недовольство.

– Правый поворотник, дайте людей,– он смотрел теперь на пламя резака, которое довольно быстро прорезало слабенький, в незапамятные советские времена поставленный сейф. – Хотя бы пятерых. – Тихону как-то даже не приходило в голову, что плана в железном ящике может и не быть. Он был занят, запоминая все детали на схеме. Вот тут у нас еще два блока, склад всякой механики, автостоянка, дальше пустырь, потом берег и верфи... длиннющие, заразы, а в заливе – корабли в дрейфе, и катера, патрульные катера.

Правый поворотник не отозвался.

– Не спи, работай быстрее.

– Быстрее только грабители банков работают,– огрызнулся Гришка.

Справившись наконец с картой и оставив на стене добрую ее треть, Тихон прислушался; не только автоген нарушал тишину. Кто-то крался по зданию, и лишь необыкновенный слух, обостряющийся в бою, позволил Тихону услышать: шаги. Он тронул Гришку за плечо и прошептал:

– Сейчас вернусь...

Достав "Беретту", он выглянул за дверь комнаты и, плавно обогнув угол, вышел в коридор. Кто-то двигался наверху, едва слышно поскрипывал пол. Обычно такие шаги являются плодом воображения – с кем не случалось, проснувшись среди ночи, прислушиваться к незнакомцу, который шлепает по мокрому асфальту вне дома... Но это – или шум листвы, или капли дождя.

Сейчас слышалось другое. Тихон медленно пошел к лестнице, стараясь как можно меньше шуметь. Потом он услышал шелест наверху. Шелест, звук рвущейся бумаги, и затем – что-то отчетливо пыхнуло. Очень знакомо и в то же время настораживающе. Почти бегом Тихон вернулся к Гришке.

– Пусто?.. – спросил он с порога.

Гришка развел руками, отходя от сейфа. Внутри ничего не было, ни пылинки. Зря только время потратили...

– Ясно... Пошли. Он наверху.

– Кто наверху?

– Тот, кто забрал все бумаги. Только, боюсь, он уже от них избавился.

Поднявшись по лестнице, они оказались в т-образном пересечении коридоров. Потрескивание доносилось с той стороны, где центральный, более длинный коридор упирался в противоположную стену здания.

Тихон, почти не раздумывая, сделал шаг вперед и поднял руку, чтобы поманить за собой Гришку.

И тут парня прострочила очередь из затемненного бокового коридора: пехотинец, устроив небольшой костер из журнала прибытий и прочих секретных документов, спрятался неподалеку от входа на этаж и затаился. Пока террористы были в здании, уйти он не мог, не попавшись им на глаза, и поэтому ему оставалось только ждать. Но вот тот факт, что он не выстрелил сразу, заколебался и упустил того, что был постарше, стоил моряку жизни.

"Калаш" в его руках послушно издал характерный гремящий треск, и у парня с автогеном и рюкзаком поперек груди расцвел пояс из красных цветов. Парень дернулся, заваливаясь в противоположный отрезок коридора, упал, уже не живым человеком, а картонной куклой.

Тихон среагировал почти сразу, а у ошалевшего от страха и первого в жизни убийства пехотинца все в глазах замедлилось, и он, ничего не успевая сделать с летящей к нему гранатой, бездумно придавил курок, дырявя стены и уродуя выключенные лампы на потолке. Во второго террориста он не попал.

Граната гyлко шлепнyлась рядом, перекатываясь по полу.

Две секунды до взрыва растянулись для него в целую вечность, но эта вечность оказалась недостаточно длинной, чтобы пехотинец успел избежать взрыва. Почему-то ему не пришло в голову выброситься в окно, к которому, почти вплотную, он сидел, скрючившись на полу.