Текст книги "Через Антарктиду"

Автор книги: Вивиан Фукс

Соавторы: Эмонт Хиллари
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Стоя в ожидании наверху, на «ледяной стене», и разговаривая по радио с базой, я услышал шум, идущий снизу от еще невидимых пока собак, и понял, что они нагнали нас. Скоро вся колонна: «Уизел», сноу-кэт и собаки – показалась из-за гребня, и мы решили тут же, на месте, разбить лагерь. Вечером Дэвид Стреттон и Кен Блейклок рассказали нам всю историю аварии «Остера» и о своем 230-мильном путешествии в горах.

Меня начинало беспокоить то обстоятельство, что на базе остается выполнить еще большой объем работ. Ральф Лентон и другие были заняты там подготовкой запасов и материальной части для главного похода, который по плану должен был начаться 14 ноября. Особенно важной была работа по профилактике находившихся еще на базе машин, и было необходимо, чтобы один из инженеров туда вернулся. На следующий день Рой Хомард и Кен Блейклок выехали с собачьей упряжкой в авиалагерь, откуда Рею следовало полететь в Шеклтон. Дэвид Стреттон остался с партией на машинах, чтобы вести нас по остальной части выбранного маршрута, пополнить собой рабочую силу и получить опыт путешествия на машинах в полевых условиях.

Два события сделали 30 сентября плохим днем. Пройдя полмили, мой бедный «Уизел» окончательно заглох с поломанной передачей к кулачковому валу. Это значило, что его придется здесь бросить вместе с санями и кое-какими ненужными вещами, а это было связано с перегрузкой и новой укладкой на санях необходимых нам предметов, которые мы не могли оставить.

Когда машины снова двинулись, дорога наша шла на восток вдоль ряда очень больших трещин с солидными перемычками. Одна из них, футов 40 шириной, была отмечена флагом в красную и белую клетку; это означало, что партии на собаках она показалась опасной. Но после осмотра перемычки решили переехать через нее. «Уизел» Дэвида – теперь ведущая машина – погрузился в мягкий снег перемычки, Джоффри переехал через трещину, отцепил свои сани и вернулся назад, чтобы вытащить «Уизел» с его грузом.

«Пока производилась эта операция, – записал я, – Дэвид Стреттон стоял на той стороне трещины, я на этой, а Джоффри и Дэвид Пратт вели машины. В то время как машины переезжали через трещину, послышался громкий гул и снег подо мной затрясся, так что мне захотелось поскорее перебраться на другое место, но у меня не было ни малейшего представления о том, откуда идет шум, и я остался стоять там, где был. Машины продолжали медленно двигаться, и тут я увидел светлое облако, поднявшееся в воздух из громадного кратера, возникшего всего в шести футах влево от „Уизела“. Кратер имел 20 футов в поперечнике, и до дна его было 40 футов ; в нем просматривались темные пустоты, уходившие вниз на неведомую глубину. Долгое время тучи снежной пыли поднимались из него и уносились в сторону; все это выглядело так, как будто упала бомба. Кратер был достаточно велик, чтобы проглотить сноу-кэт, „Уизел“ и сани со всем, что на них было, но, к счастью, перемычка провалилась не под машинами, а левее! Сделав фотоснимки, мы двинулись дальше, потрясенные…»

Ночью температура была низкой (-36°); наш ужин подкрепил «Оттер», направлявшийся в Саут-Айс и пролетевший над нами; он угостил нас четырьмя жареными бифштексами, очень кстати заменившими бесконечно повторяющийся пеммикан. Джон сбросил пакет с великолепной точностью: он упал, мелькая красными лентами, в 10 ярдах от сноу-кэта.

Утром, миновав последний участок с трещинами на «ледяной стене», партия подошла к концу отмеченной флажками дороги, обозначенному еще одним снежным столбом. Теперь мы находились всего в четырех милях от ближайших скал. Горы были красивы – гладкие снежные склоны прерывались скалистыми гребнями; здесь и там виднелись обрывы, почти вертикальные, так что зимний снег не мог удержаться на них.

Мы направились к юго-западному углу горной цепи и двигались несколько миль, не связывая машины; вдруг обнаружилось, что наш путь пересекают очень широкие, ясно заметные трещины. Глядя на запад, я обнаружил, что партия находится слишком близко к сильно изломанным участкам большого ледника Рековери, там, где он поворачивает на север. К востоку еще одно предупреждение – громадная открытая дыра в одной из трещин, через которую машины уже переехали. Очень осторожно мы продвинулись к горам; ясно было, что нужно идти именно так, ибо неизвестно, насколько опасна лежащая впереди местность.

Вскоре машины уже шли в полумиле от скальных отрогов; поверхность все время круто поднималась к югу, и они ползли на первой скорости. Когда мы приблизились к излому, где скалы поворачивали на восток, подъем сделался еще круче и нам стали встречаться заструги, выступавшие на четыре-пять футов над общим уровнем поверхности. К вечеру, обогнув выступ горной цепи, колонна пошла, взрывая снег, вдоль южной ее стороны на высоте около 3000 футов при температуре – 37°.

Следующий день был днем профилактического осмотра машин. Большую часть времени мы провели за подтягиванием гусеничных цепей на «Уизеле», в смазывании частей консистентной смазкой и смене масла во всех системах. Работали на холоде при ветре 5 метров в секунду. Только около 5 часов все было готово к выступлению.

Пройдя несколько миль на юго-восток, партия повернула на юг прямо поперек ледника по направлению к нунатакам Уичавей; их появление на горизонте ожидалось каждую минуту. Мы все шли вперед, взбираясь на верх одного склона за другим, однако каждый раз горизонт нас обманывал. Из воздушной разведки было известно, что где-то впереди вдоль ледника тянется большой пояс трещин, но я заметил в полете несколько участков, где трещины были покрыты снегом, и к одному из таких участков мы стали нащупывать дорогу.

2 ноября партия продвинулась еще на четыре мили к югу и тут, пройдя 25 миль по леднику, остановилась перед лабиринтом из нагромождений льда. В поисках прохода несколько человек прошли вперед на лыжах и оказались окруженными настоящим ледяным лесом, напоминающим скопище торосов высотой до 15 футов ; между ними во все стороны расходилась сеть трещин. Все это вместе производило странное впечатление «мертвого мира», как будто экспедиция внезапно забрела в какую-то область на луне.

Зная, что «Оттер», вероятно, собирается лететь в Саут-Айс, я связался с Шеклтоном, попросил Джона произвести разведку нашей местности и указать, в какую сторону нам следует повернуть, чтобы найти «просвет», который я видел с воздуха в прошлом году. Я также высказал соображение, что это, может быть, подходящий случай для дальнего полета на юг, который планировался, чтобы исследовать область за Саут-Айсом до 84° южной широты. Затем мы временно поставили палатки и стали ждать самолета. Он прибыл вечером, около половины седьмого, и Джон, раньше чем улететь в Саут-Айс, посоветовал нам взять на пять миль к востоку, где, по-видимому, можно будет продвинуться дальше. Позже он сообщил, что погода достаточно хороша, чтобы лететь далеко на юг, и что самолет, возвращаясь, будет снова над нами около часу ночи и тогда, если понадобится, можно произвести еще одну короткую разведку.

Мы быстро свернули палатки и направились к указанному участку; тщательное обследование его на лыжах показало, что и там вся местность изрезана большими трещинами и совершенно не годится для новой попытки продвинуться. Решили дождаться возвращения самолета, а пока никуда дальше не идти, и мы разбили лагерь. Дэвид Стреттон и я заправляли машины, когда над нами в десять минут второго появился самолет. Делая круги над нашим участком, Кен Блейклок, который находился на самолете с Джоном Льюисом и Джорджем Лоу, сообщил нам по радио, что они видели гораздо лучшее место еще на пять миль дальше к востоку. Вскоре после этого Джон приземлился, и мы, не теряя времени, обсудили положение. Кен передал мне набросок схемы трещиноватых участков, которые нам, вероятно, встретятся. Так как температура была ниже – 40°, то они были рады забраться в теплый самолет не меньше, чем мы залезть наконец в свои палатки.

Когда на следующее утро машины прибыли к указанному участку, он показался нам гораздо лучше, чем прежние, и мы быстро пошли на лыжах вперед, чтобы исследовать ситуацию. Здесь вместо гребня, усеянного хаотической массой льда, похожей на гигантское вспаханное поле, тянулась продолговатая ложбина шириной около 2, 5 мили и длиной несколько миль. На первый взгляд гладкая поверхность казалась довольно легкой дорогой, но вскоре я с разочарованием обнаружил хорошо знакомые «чаши», или углубления, имеющие форму головастика, в изобилии разбросанные по всему участку. «Чаши» грозили большим объемом работ. Так и вышло: потребовалось пять дней, чтобы проложить себе дорогу через эту узкую полосу.

Теперь, когда у нас осталось только две машины, необходимо было проявлять еще большую осторожность, потому что потеря одной из них поставила бы нас в очень опасное положение; хотя сноу-кзт мог бы вытащить «Уизел», но мало было надежды на то, что «Уизел» поможет «кэту» выбраться из ямы.

На второй день партия продвинулась еще на полмили, ко «Уизел» на протяжении 100 ярдов проваливался дважды, причем во второй раз мы чуть не потеряли его совсем, так как он навис над трещиной в опасном положении, стоя во всю свою длину на перемычке, уже обвалившейся с одного бока. Вытащить «Уизел» можно было, только двигая его вдоль перемычки, и я был уверен, что машина полетит вниз. Поэтому, прежде чем сделать эту попытку, осторожно сгрузили все самые нужные предметы. Когда в конце концов попытка оказалась успешной, то стоило поглядеть на сияющее лицо Дэвида Пратта: это был его «Уизел», а он был убежден, что спасти машину не удастся.

Машины продвигались теперь так медленно, что дата нашего прибытия в Саут-Айс становилась все более неопределенной. Из-за предательской поверхности самолет не мог приземлиться нигде на нашем участке, и я попросил, чтобы в следующем полете нам сбросили еще пищи. Вечером 5-го «Оттер» сделал над лагерем три круга, каждый раз сбрасывая по две упаковки рационов, – так у нас накопился вполне достаточный запас продовольствия. Низкая температура на нашей высоте держалась устойчиво; каждый вечер, когда кончалась работа, было от —37° до —40°. Иногда дул свежий ветер, делавший погоду особенно неприятной для нас, медленно прощупывавших дорогу вперед. Когда люди вечером раздевались, то снимали чулки, гетры из шерстяной ткани, три пары шерстяных носков и толстые фетровые и пластиковые стельки, превратившиеся в сплошную массу, пронизанную инеем и льдом, примерзшую изнутри к обуви – меховым чулкам.

За долгий утомительный день зондирования дороги партия продвигалась всего на полмили. Мы протыкали слои снега и льда тонкими алюминиевыми трубками длиной шесть футов и считали, что участок надежен, если при втыкании трубки на полную длину она все еще встречает сопротивление. Пешни применялись иначе. При погружении пешни тупым концом перемычка над трещиной издавала громкий звук. Такие перемычки назывались у нас гулкими. Затем, пользуясь пешней, выдалбливали и расширяли отверстие, пока не становилось возможным просунуть голову, а иногда и плечи достаточно глубоко, чтобы увидеть, каковы ширина и направление трещины. Когда висишь головой вниз над бездонной пропастью, наклонные бело-голубые стены которой исчезают в глубине, то кажется, что смотришь в глубокую воду, и невольно испытываешь тревогу, зная, что очень скоро будешь вести двух – или трехтонную машину и тяжелые сани по ненадежному снеговому мосту. Вполне естественно, что к результатам чужого, да и собственного зондирования относишься с повышенным интересом.

Схема начала трансантарктического перехода

6 ноября к концу дня мы подготовили еще полмили дороги и начали выводить вперед машины на казавшийся нам относительно свободным от препятствий участок, как вдруг раздался перекатывающийся гул, похожий на подземный гром; одновременно вся снежная поверхность содрогнулась и плавно опустилась, так что шедшим на лыжах впереди машин захотелось очутиться где-нибудь в другом месте. Затем на наших глазах впереди по обе стороны дороги, в непосредственной близости от машин появились два огромных отверстия длиной 30—40 и шириной 12 футов . Машины остановились! Вызванные ими вибрации заставили провалиться снежную перемычку через трещины впереди нас; но вдоль опробованной шестами дороги перемычка устояла. После дополнительного осмотра Дэвид Пратт осторожно пошел вперед со своим «Уизелом», за ним последовал сноу-кэт; однако, пройдя 50 ярдов , «Уизел» внезапно провалился на снеговой перемычке толщиной 6 футов и повис в опасном положении, удерживаясь на самой передней части корпуса и коротком куске гусеницы сзади. Будь трещина на шесть дюймов шире, «Уизел» полетел бы стремглав вниз и повис бы на канате, связывающем его с идущим позади сноу-кэтом.

К полуночи, когда «кэт» вытащил машину Дэвида назад, была неполная белая тьма, и все очень устали. Поэтому лагерь разбили тут же, среди зияющих открытых трещин, возникших от прохода наших машин.

На следующий день партия наконец вышла из этого неприятного участка, но 8-го, днем, пробившись через поля с высокими застругами, внезапно оказалась на участке с широкими трещинами-ущельями. Хотя некоторые из них имели в ширину до 100 футов , но они, видимо, были хорошо заполнены снегом, и мы успели пересечь несколько таких ущелий раньше, чем осознали, что они здесь существуют. Разбили лагерь, чтобы исследовать местность впереди. Вдали видна была странная линия снеговых холмов; из воздушной разведки я знал, что это гигантские сугробы снега в поясе разломов, который у нас назывался «выстроившимися в порядок трещинами». Утром Дэвид Стреттон и я ушли вперед на лыжах на поиски наилучшего прохода, а Дэвида Пратта и Джоффри Пратта оставили искать свободную дорогу через оставшиеся трещины вблизи лагеря.

Пройдя 3, 5 мили , мы достигли весьма внушительного ряда снежных холмов, выступающих на 80 футов над окружающей поверхностью. К нашему удивлению, через немногие видимые щели можно было легко переехать, а взобравшись на один из холмов, мы увидели проход на ту сторону ряда. Между всеми холмами были громадные, казавшиеся бездонными ямы. Многие из них имели 20—30 ярдов в поперечнике, что указывало на размеры трещин, скрытых под большими сугробами. Дэвид и я быстро вернулись на лыжах к машинам, пройдя туда и обратно 8 миль , и люди связали машины в цепь, чтобы спокойно преодолеть первые четверть мили, пока трещины, зияющие близ лагеря, останутся позади. Затем машины порознь поехали по лыжному следу через зону холмиков и разрывов и опять связались канатами, чтобы пересечь несколько заполненных снегом трещин-ущелий шириной около 50 футов .

Миновав все эти рискованные места, колонна свободно проехала четыре мили и подошла к первым трещинам зоны больших разломов, лежащей у нунатаков Уичавей. Уже несколько дней были видны эти скалы, выступавшие над горизонтом, затем они стали отдельными горами, а теперь приковывали к себе наше внимание, так как загораживали дорогу на юг. Лагерь разбили всего в двух милях от скал, но между нами и крутыми склонами ледников, по которым нам еще предстояло отыскивать дорогу, лежала устрашающая масса трещин и беспорядочных нагромождений льда.

Единственно приемлемый уклон был, по-видимому, у склона, лежащего между двумя самыми восточными нунатаками, и к этому леднику мы и начали искать дорогу.

Вместе с Дэвидом Стреттоном под порывами холодного ветра я отправился на лыжах к самому восточному из нунатаков, а Дэвид Пратт и Джоффри пошли дальше, на запад. Сначала казалось, что дорога будет легче, чем мы предполагали, ибо «торосы» шли как будто рядами, а трещины между ними были старые, хорошо заполненные. Но к несчастью, такая картина сохранялась недолго, и, оставив лыжи, Дэвид и я стали блуждать в фантастическом лабиринте «торосов» обнаженного синего льда, но все возможные проходы для машин упирались в путаницу гребней и трещин. Стало ясно, что этот участок необходимо увидеть сверху, чтобы судить о том, куда лучше направиться.

Намереваясь подняться на ближайший нунатак, мы направились прямо к нему, но у его подножия, не дойдя до морены, увидели, что нам нужно спуститься на 100 футов по обрывистому участку синего льда, по которому, очевидно, никакая машина не смогла бы двигаться. Спуститься вниз пешком было довольно легко, и, в то время как я осматривал морены и обломки пород, Дэвид, взобрался на верхушку нунатака, чтобы изучить сверху проблему трещин. Когда он возвратился и сообщил, что в нескольких милях к западу есть, по-видимому, свободный промежуток, подошли оба Пратта и сказали, что им не удалось найти дорогу. Вместе мы вскарабкались по склонам осыпи, потом пошли по леднику между нунатаками, направляясь к нашему «промежутку», и увидели, что здесь есть дорога, но, конечно, не легкая, и придется перевести машины на 5 миль к западу, чтобы сделать заход с этого направления.

Вечером этого дня наша партия разбила лагерь среди первых трещин у входа в «промежуток», но утром ветер, порывы которого доходили до 20 метров в секунду, закутал всю местность общей метелью, сделал совершенно невозможной разведку маршрута и заставил нас весь день сидеть в палатках. На следующее утро пришлось снова заняться хорошо знакомым нам процессом зондирования и к половине четвертого был установлен приемлемый маршрут к подножию ледника, идущего вверх между нунатаками. Хотя мы и считали, что некоторые места явно «рисковые», но выбора у нас не было. К счастью, вся эта область состояла из очень твердого льда, на поверхности которого ясно была видна большая часть трещин, и, что еще важнее, вместо привычных для нас мягких стенок трещин здесь был настоящий сплошной лед.

Когда связанные в цепь машины двинулись, я ушел вперед на лыжах: надо было удостовериться, что «Уизел» Дэвида направляется как надо и будет проходить через плохие места под прямым углом, а Дэвид Стреттон шел на лыжах впереди меня ярдов на тридцать, следя за нашими стрелами и другими отметками, сделанными на снегу, чтобы обозначить выбранный днем курс. Продвигаясь на скорости две мили в час, мы были очень довольны, что наш маршрут оказался безопасным, и, проехав полторы мили, благополучно подошли к торчащему вверх массиву льда, который назвали Обелиском. От этого места оставалось лишь несколько сот ярдов до подножия ледника, идущего вверх к нунатакам, но даже этот участок и первые полмили самого ледника были испещрены трещинами. Тут, как будто с неохотой выпуская нас, перекрытие последней трещины на леднике Рековери провалилось, и в первый раз сноу-кэт захватило так, что один понтон с гусеничной цепью повис над дырой.

Оба Дэвида стали на понтон и повернули его в нормальное положение, после чего Джоффри смог, подвигаясь вперед дюйм за дюймом, снова выехать на твердый снег.

Спустя полчаса машина, перейдя последнюю трещину, спокойно ехала по сплошной поверхности между возвышающимися над ней нунатаками. Какое облегчение все чувствовали, снова двигаясь по твердой почве, уверенные, что впереди 30 миль свободной дороги до Саут-Айса.

В этот вечер лагерь разбили на высоте 4000 футов , менее чем в одной миле от ближайших скал, но у меня не было времени побывать на них. Несмотря на заструги высотой до 2 футов 6 дюймов , тянувшиеся поперек дороги и ограничивавшие нашу скорость двумя – четырьмя милями в час, я рассчитывал закончить поход на следующий день, 13 ноября.

Приближаясь к Саут-Айсу, мы поговорили с ним по радио, и Хэл Листер вышел на лыжах нам навстречу. Вскоре мы увидели на горизонте черную точку, то появляющуюся, то исчезающую, когда мы опускались в ложбины или поднимались на вершины гребней. И вдруг Хэл показался перед нами совсем близко из-за верхушек гребней. Но этот великолепный момент встречи был несколько испорчен тем, что на «Уизеле» Дэвида кончилось горючее, а Хэл упал и барахтался, размахивая руками, так как его лыжи зацепились за заструг. Когда все пришло в порядок, машины загромыхали по последним 3, 5 милям к Саут-Айсу, где нам навстречу поспешил другой житель станции – Ханнес Лагранж под возбужденный визг двух собачьих упряжек, привязанных неподалеку от засыпанного снегом домика.

Нам понадобилось 37 дней, чтобы пройти 400 миль и добраться до Саут-Айса. Назад, в Шеклтон, мы долетели за 2, 5 часа! Через девять дней мы начали все сначала!

Глава 14
Весенние и летние походы с базы Скотт

В то время как в Шеклтоне весь сентябрь плохая погода не давала нам начать походы, а выйти в разведывательный поход в Саут-Айс и начать исследования хребта Шеклтона удалось только в октябре и ноябре, партия моря Росса смогла предпринять санные поездки в сентябре, а более далекие летние походы – уже в октябре. Сэр Эдмунд Хиллари дает ниже описание деятельности партии моря Росса.

Весенние походы начались в первых числах сентября. Первыми отправились Марш и Уоррен с одной собачьей упряжкой; их путь лежал на мыс Ройдс, где Уоррен собирался наняться геологическими изысканиями. Партия выехала с базы Скотт 9 сентября и закончила свою 25-мильную поездку по морскому льду в тот же день. Это было весьма успешное предприятие, показавшее, как хорошо перенесли зиму собаки. На следующий день я выехал с базы с тракторным поездом – три трактора «Фергюсон» тянули за собой новый груз—«фургон», или «камбуз», как мы его называли, и еще четверо саней, нагруженных продовольствием и горючим; общий вес груза равнялся шести с половиной тоннам. Поход должен был стать испытанием в естественных условиях зимней работы на транспортных машинах.

Мы пересекли залив Мак-Мердо по морскому льду и заночевали в лагере, разбитом у подножия островов Дейли. Перейдя через самый большой из островов, я с интересом отметил наличие плоской прибрежной полосы на его северном берегу, вероятно достаточно широкой, чтобы поставить на ней один-два домика. В нескольких ярдах от этой прибрежной полосы можно было ехать на тракторе по гладкому льду. В условиях начала сезона казалось, что острова Дейли предоставляют определенные возможности для устройства базы, да нам и рекомендовали использовать их. Но было также очевидно, что лучи теплого летнего солнца, отражаясь от окружающих черных скал, создадут такое же непроходимое болото, о каком наши наблюдатели сообщали в прошлом году. После неудобной ночи в тесном «камбузе» утром все охотно двинулись дальше, хотя было сыро и холодно. Невозможно было не мерзнуть, проезжая мимо высоких ледяных утесов ледника Блу и по морскому льду вдоль ледника Бауэрса к конечному пункту – мысу Баттер. Осмотрев склад, оставленный нами здесь прошлой осенью, я нашел его нетронутым и почти свободным от снега; добавив еще полторы тонны из запасов на санях, мы разбили лагерь на гладком морском льду. Погода, временами облачная, с ночными температурами около – 35°, теперь изменилась к лучшему, дни стали ясными, солнечными.

Я хотел еще раз побывать на леднике Феррара и убедиться, что решение отказаться от маршрута по этому леднику, принятое мной, когда он был покрыт зимним снегом, верно и сейчас. Я все еще был готов изменить свой план похода на юг и воспользоваться более коротким маршрутом по леднику Феррара, если бы выяснилось, что сейчас это осуществимо. От мыса Баттер наши тракторы ехали по нетронутым участкам льда, перерезанного полудюжиной приливных трещин, и без затруднений достигли конца ледникового языка. Разбив лагерь, мы оставили там тракторы и дальше пошли пешком, чтобы обследовать подходы к леднику; они оказались довольно тяжелыми со всех сторон. Пройдя 6 миль вверх по леднику, на обнаженной поверхности которого нигде не было скоплений снега, я окончательно убедился, что для наших целей этот маршрут неприемлем. На леднике Феррара к нам присоединились Миллер, Марш, Карлайон и Уоррен со своими собачьими упряжками; эти люди произвели независимо от нас исследование возможностей ледника как дороги для езды на собаках. Они тоже решили, что он для этой цели не годится. Мы пришли к общему выводу, что нельзя считать этот маршрут невозможным для собак или очень прочных транспортных машин, но что затраты времени и повреждения оборудования сделают использование этого пути дорогим и бесполезным предприятием. Ну а когда пригреет летнее солнце и ледник покроется лужами талой воды и бегущими по поверхности потоками, он станет практически непроходимым.

Тракторы и собачьи упряжки двинулись на север вдоль берега отдельными группами. У мыса Гнейскопф тракторная партия устроила основательный склад собачьего пеммикана и людских рационов для использования их впоследствии нашей северной партией. Затем повернули обратно и, так как нагрузка стала легкой, набили тюленей на корм собакам и возвратились на базу Скотт, пройдя в этом походе 150 миль . Собачьи упряжки Миллера прошли берегом дальше, за мыс Гнейскопф. Они попали в сильную снежную бурю, но переждали ее с полным удобством в палатках и возвратились на базу, закончив поход отличным для одного дня пробегом в 32 мили за 7 часов.

За это же время наши люди совершили еще два похода. Брук и Ганн давно хотели побывать в неисследованном районе начала ледника Блу. На прочных гренландских санях они проехали со своей собачьей упряжкой по очень неровному льду в нижней части этого ледника и пробились к верхним участкам его течения. Плохая погода мешала им работать, но они смогли провести некоторые нужные топографические и геологические работы и очень удачно заполнили небольшое белое пятно на карте. Интересы нашего биолога д-ра Болхэма были направлены в другую сторону. Он хотел посетить колонию императорских пингвинов на мысе Крозье, чтобы исследовать, как она изменилась со времени посещения ее д-ром Вильсоном в 1911 году. Айрс и Дуглас на двух собачьих упряжках, сопровождаемые Сэндфордом, одним из ученых группы Международного географического года, отвезли Болхэма по шельфовому леднику Росса на мыс Крозье. Их преследовали плохая погода и свирепые ветры, но в конце концов они добрались до назначенного места. Из последнего лагеря они отправились дальше пешком, и, следуя по опасной дороге у подножия скалистых утесов, им удалось перебраться через торосы и достигнуть колонии. Болхэм нашел ее в процветающем состоянии и сильно разросшейся по сравнению с той, какая была 46 лет назад.

Во всех этих походах полевые партии поддерживали постоянную связь по радио с базой Скотт и получали поддержку от наших самолетов, приземлявшихся около них всегда, когда это было возможно.

На последней неделе сентября все наши полевые партии возвратились на базу. Они приобрели бесценный опыт и выполнили много полезной работы. Собачьи упряжки и каюры были теперь в самой лучшей форме, готовые к главным походам. Мы научились многому в эксплуатации наших модифицированных тракторов и решили внести существенные изменения во внутреннее расположение и тепловую изоляцию «камбуза». Пожалуй, самым важным была разработанная нами техника путешествий, сводившая к минимуму затраты времени на выход утром и на остановку на ночь, что могло позволить сэкономить ценные дни во время дальнего похода на юг.

Последние дни сентября и первые дни октября работа шла лихорадочно: заканчивались приготовления. 1 октября нашу оторванность от внешнего мира нарушил прилет трех американских самолетов с лыжными шасси, совершивших дальний перелет из Новой Зеландии, и все наслаждались первой за много месяцев почтой. Брук совершил долгий полет с Клейдоном на «Остере» вдоль берега Земли Виктории, чтобы исследовать возможность подъема на полярное плато по одному из северных ледников. Он сообщил, что и ледник Моусона, и ледник Фрая, по-видимому, слишком изрезаны трещинами, чтобы можно было надеяться на успешный проход по ним, однако ледник Маккая обещал хотя и извилистый, но возможный маршрут. Поэтому наши планы строились исходя из того, что Северная партия воспользуется ледником Маккая.

В пятницу 4 октября был довольно противный день с сильным ветром и температурой – 30°– неприятные условия для езды на собаках. Но Северная партия Брука торопилась начать поход, и в 11 часов утра они запрягли собак в нагруженные сани, попрощались и двинулись во мглу. Км повезло, они вовремя покинули базу: там начался период, когда в последнюю минуту все не ладится, возникают неприятные заботы, внезапные неожиданные затруднения, одолевающие Всякую партию как раз перед отправлением. Одно время казалось, что придется отложить походы на несколько недель, так как не готовы машины, не нагружены сани и во всяком случае некого посадить водителем на последний трактор. Но все стало на свое место в последнюю минуту. Не хватало только рабочей силы. Бейтса пришлось оставить на несколько дней на базе, чтобы генераторы продолжали работать, и вместо него должен был пойти с нами Болхэм. В понедельник 14 октября, днем, в половине шестого, Эллис, Малгрю, Болхэм и я завели свои четыре машины, прицепили тяжело нагруженные сани, помахали на прощание товарищам и медленно выехали из базы Скотт. Все знали, что коллеги от души желают нам успеха, но в действительности мало верят в то, что мы уйдем далеко; и на базе Скотт, и у наших соседей-американцев сложилось мнение, что нам не удастся проникнуть на шельфовый ледник Росса дальше чем на 50 миль . Конечно, наши переделанные и потрепанные «Фергюсоны» не внушали доверия случайному наблюдателю, но я думал, что надежность этих машин и простота ухода за ними в какой-то степени уравновесят их неспособность работать на мягком снегу так, как работают сноу-кэты и «Уизелы».

Начало похода не сулило успеха. Тракторы с трудом преодолели район торосов, образовавшихся там, где шельфовый ледник Росса впадает во льды залива, затем вышли на поверхность самого ледника. Но с общим грузом в 10, 5 тонны наше движение по мягкому снегу не ладилось. Всего в пяти милях от базы мой трактор резко остановился. Оглянувшись, я увидел, что одни сани провалились в трещину и наклонились под угрожающим углом. Это была неприятная неожиданность: я не ожидал встретить трещины на столь раннем этапе. Сдвинуть нагруженные сани было невозможно, и пришлось снять по одной все 12 бочек с горючим, поддерживая в то же время натяжение сцепки саней с помощью трактора, чтобы не дать им завалиться дальше. Лишь через несколько часов мы были готовы снова двигаться. В первый день лагерь разбили на ночь всего в шести с половиной милях от базы Скотт, считая по прямой линии.

На следующее утро была мягкая погода с температурой всего – 25°. Мы выехали, надеясь на хороший дневной переход, но немедленно начались неполадки: сначала один трактор, потом другой глубоко погрузились в мягкий снег. За первые два часа машины прошли всего одну милю. Пора было принять решительные меры, так как мы не могли себе позволить слишком большую задержку на этой ранней стадии похода. Я решил свалить с саней восемь бочек горючего и оставить их на снегу. Это уменьшение нашего груза на полторы тонны составило как раз такую разницу, какая позволяла нам продолжать путь, и к концу трудного дня езды наши тракторы прошли 23 мили . Главной нашей заботой были большие области трещин, расходившиеся от оконечностей возвышенности Уайт и утеса Минна. Обе эти области, хорошо известные со времен Скотта, всегда причиняли нам большие неприятности. Уже первая разведка на собаках оказалась в трудном положении среди этих трещин, и даже Миллер и Карлайон в своей поездке к Скелтонскому складу пересекли несколько таких участков, хотя предприняли далекий объезд, пытаясь избежать их. Я решил сделать еще больший крюк на тракторах, помня о том, что нам нельзя все же заходить слишком далеко, чтобы не попасть в район трещин, идущих от мыса Крозье.