Текст книги "Каан-Кэрэдэ
Избранные произведения. Т. III"

Автор книги: Вивиан Итин

В 1931 году В. А. Итин выступил с докладом «Северный морской путь» на Первом Восточно-Сибирском научно-исследовательском съезде в Иркутске. Там же докладывал академик А. Е. Ферсман. В. А. Итин писал: «Его прекрасный и строго научный доклад „О некоторых свойствах кислых магм“ потом долго называли „геохимической поэмой“ в пику нашим литературоведам к критикам. Это действительно была поэма, если брать столь избитое сравнение, потому что, как поэт заставляет видеть гораздо больше того, что выражено словами, так и речь академика, на специальную и не легкую для ясного понимания тему, заставляла видеть дальше слов и дальше диаграмм» (Сб. «Страна Гонгури», 1983, стр. 301).

На этом съезде Вивиан Азарьевич получил приглашение от управляющего Якутским отделением Комсеверпути Лежава-Мюрата принять участие в предстоящем колымском рейсе. Он пошел в этот рейс на «Лейтенанте Шмидте» с капитанами Миловзоровым и Сергиевским. «Лейтенант Шмидт» достиг устья Колымы и там зазимовал, а Вивиан Азарьевич возвратился в Новосибирск сухопутным путем, передвигаясь на собаках и оленях.

По материалам северных путешествий отец написал ряд книг: «Восточный вариант», «Морские пути Советской Арктики», «Колебания ледовитости Арктических морей СССР», «Выход к морю» и др. Очерки о путешествиях снабжены историческими справками. В них не только портреты мужественных капитанов (В. И. Воронина, Н. И. Евгенова и др.), путешественника на велосипеде по арктической тундре – Глеба Травина, летчика Б. Г. Чухновского и других интересных людей той эпохи, но и исследуются экономика, география, этнография региона, приводятся экономические обоснования необходимости подобных рейсов (тогда еще надо было доказывать выгодность доставки грузов Северным морским путем, а не строительства железной дороги в зоне вечной мерзлоты).

Все это требовало широких, обстоятельных знаний, которые отец приобретал путем самообразования, поднимаясь до уровня подлинного ученого, что и отмечено в профессиональном очерке доктора географических наук С. Д. Лаппо, профессора МГУ, который сам много путешествовал, в том числе с известным полярником И. Д. Папаниным, и был знаком с В. А. Итиным по работе в Комсеверпути.

Отец также познакомился с И. Д. Папаниным в одном из своих путешествий. Вивиан Азарьевич был в меховых оленьих сапогах и топтался нерешительно на борту – причала не было. Под ногами была вода. Коренастый человек предложил прокатиться на его спине. Отец не отказался. На берегу познакомились – оказалось, что это И. Д. Папанин.

На ледоколе «Красин» Вивиан Азарьевич оказался на койке, на которой ранее спал Мариано, один из участников экспедиции Нобиле, спасенный вместе с Цаппи моряками ледокола «Красин». Под впечатлением рассказов моряков отец написал повесть «Белый кит». В этой повести обобщен опыт разных полярных экспедиций: его герой Нордаль – синтез образов великих исследователей севера: Норденшельда, Амундсена и Нансена. Печонкин же объединяет черты отрицательных персонажей: Цаппи, матроса Кондрата со «Святой Анны». Вместе с тем в книге участвует и вполне реальный капитан В. И. Воронин, что сближает повесть с очерком.

Впечатления от путешествий отразились и в стихах:

 
Нансен – норвежец – Норильские горы…
Музыку севера вспенил форштевень.
Мы не разбойники-конквистадоры,
Мы моряки с парохода «Ленин».
 

С севера отец всегда возвращался в хорошем настроении, полный впечатлений и замыслов. Много рассказывал о быте северных народов, привозил их изделия из клыков моржей и оленьих шкур. Возможно, некоторые впечатления он не рассказывал при детях. В местах его путешествий лагеря ГУЛАГа росли, как грибы…

Известность. Интересная работа. Была ли жизнь безоблачной? Увы, далеко нет. Мне рассказывала писательница И. В. Чертова, в то время возглавлявшая партийную писательскую организацию в Новосибирске, как отец просил ее записать подробно некоторые его биографические данные перед партийной чисткой 1929 года. Как она сказала, все было записано добросовестно, чистка прошла благополучно. Но только ли это? Недружелюбная критика, часто отсутствие взаимопонимания, такта, борьба литературных течений, скрывающая борьбу за власть…

Все это отражают страницы журнала «Сибирские огни». В письме к А. М. Горькому звучат печальные слова о помехах в работе: «…Зависть, бюрократизм, глупость были, есть и не скоро переведутся. Литература всегда была ненавистна. Она причиняет беспокойство».

Отец был независимым и гордым человеком. Он много читал, интересы его были разнообразны, но ничем он не занимался поверхностно.

Насколько мне известно, последний раз отец был на родине, в Уфе, когда умер А.А. Итин, в 1926 году. Собрались и сфотографировались с матерью все дети и их двоюродный брат – А. И. Глазырин, сын Алевтины Ивановны. А. И. Глазырин в молодые годы был очень похож на Вивиана. Сходны были и их способности, и некоторые черты характера. Оба хорошо рисовали. Александр Иванович, по профессии физик, к концу жизни написал научно-фантастический роман, который остался неопубликованным. В очерке «Драгоценные секунды» (Сибирские огни, 1936, № 1) отец упоминает о неожиданной встрече с Александром Ивановичем в Омске, во время полного солнечного затмения в 1936 году.

Мать отца, Зинаида Ивановна, до конца жизни прожила в своем доме в Уфе, в одной из комнат. Остальной дом она добровольно сдала местным властям.

Путешествуя по Сибири, Вивиан Азарьевич видел, как много там репрессированных. В некоторых своих произведениях он бросал фразу-другую об этих наблюдениях, как бы пытаясь обратить внимание на эти печальные факты. В то время большинство людей еще ничего не знали о массовых арестах.

В 1933 году в «Сибирских огнях» (№ 1–2) опубликованы «Ананасы под березой». Там приводится фрагмент из жизни колчаковского Омска. Поэты в кафе читают стихи:

 
Большое гала-представленье!
Веселый час последних лет.
Бросают люстры желтый свет
На пестро-мрачное виденье.
Оркестром правит Люцифер
И тихо льются звуки сфер…
Театр огромен, словно дымы
Под сводом облака легли…
О, рано плакать, серафимы!
К вам долетели сны Земли?
Смотрите! Вот взвились завесы, —
Сам бог великий – автор Пьесы!
Шуты украли образ бога
И странно озарен им ад.
Марионетки! Как их много!
Идут вперед, идут назад…
По приказанью некой вещи —
То знаменитый режиссер,
Парящий в бездне дух зловещий,
Из бездн кидающий свой бросает взор.
Как кондор в глубь скалистых трещин,
Как меч огня в пустую твердь —
Невидимая Смерть!
Вам не забыть, о, серафимы,
Рукоплескатели, рабы,
Надежд и ужасов толпы,
Где люди, призраком томимы,
За ним бегут всегда, всегда,
Стараясь победить друг друга,
Но заколдованного круга
Им не избегнуть никогда!
И вечно тот же гнет арены,
Мельканье тех же скучных вех…
Здесь все – безумие и грех,
И страх – душа проклятой сцены!
Но вот средь сборища шутов,
Исчадье мутных злобных снов,
Встает кроваво-красный зверь.
Шуты безумствуют теперь,
Изнемогая от тоски,
И ненасытные клыки,
Как молния, все вновь и вновь
Впиваются в людскую кровь.
 

Стихи в тексте даны, как перевод из Эдгара По (The Conqueror Worm). Однако их содержание лишь слабо напоминает По – перед нами предстает отчетливая картина сталинской эпохи. Этот мотив повторен и в стихотворении «Скованный Прометей», которое опубликовано в 1937 году (!).

 
Я только раб тирана олимпийца,
Прикованный к скале кавказских гор,
И мой палач – пернатый кровопийца,
Опять на мне покоит хищный взор…
 

Вивиан Азарьевич был очень популярен в 30-е годы. Все знали, что его поддерживает А. М. Горький. Эта ситуация позволяла печатать в «Сибирских огнях» кое-какие «вольности». Московские цензоры были бдительнее.

В 1937 году была написана пьеса «Козел». Новосибирский театр «Красный факел» принял пьесу к постановке. Но для постановки требовалось разрешение могущественного Реперткома. Репертком пьесу не пропустил, и она так и осталась неопубликованной.

К счастью, копия пьесы сохранилась в Москве, в Центральном Государственном литературном архиве – ЦГАЛИ, вместе с ответным письмом В. А. Итина.

Некоторые места в произведениях Вивиана Азарьевича казались московским цензорам опасными и после смерти Сталина, и после восстановления В. А. Итина, посмертно, в правах члена Союза писателей.

Так, в 1966 году я получила письмо из Секретариата правления СП СССР за подписью С. А. Ляндреса с предложением составить сборник произведений отца и направить его в издательство «Советский писатель». Я подготовила сборник и… получила из издательства отказ. Ряд мест в рукописи был подчеркнут рецензентом. За это время С. А. Ляндрес (сам переживший тюрьму и ссылку) уже умер. Книгу удалось издать только в 1983 году в Новосибирске в сокращенном варианте (Сб. «Страна Гонгури», Новосибирск, 1983).

Как я узнала много позже, к тому времени в Германии вышло 2 издания «Открытие Риэля» (1980,1981). Это были сборники научной фантастики, с произведениями русских классиков, включая повесть В. А. Итина. Всеволод Ревич, который составил сборник, всю книгу назвал «Открытие Риэля».

У отца в доме часто бывал В. Д. Вегман, большевик с дореволюционным стажем, свой человек среди видных деятелей партии. Он поражал мое детское воображение своей марксовой бородой и трубочкой в горле, через которую он дышал. Помню поход к семье писателя М. И. Ошарова после ареста Вегмана, разговоры о его гибели по пути в Москву – понимая безнадежность своего положения, Вегман вынул из горла свою серебряную трубочку.

За несколько дней до ареста отца я зашла, как обычно, в его кабинет. Он лежал на своей узкой железной кровати и смотрел на крышку коробки с папиросами «Казбек». Там была нарисована азбука перестукивания в тюрьме. Совершенно неожиданно для меня отец начал рассуждать вслух:

«Я бы к ним не присоединился, если бы они не дали все права евреям…».

Это не было понятно девочке в 11 лет, но, я думаю, отец рассчитывал, что я запомню.

Вивиан Азарьевич Итин был арестован 29 апреля 1938 года, обвинен в шпионаже в пользу Японии (что было полным абсурдом) и расстрелян 22 октября 1938 года в Новосибирске. После его реабилитации в 1956 г. я получила два свидетельства о его смерти: одно за 1945 год, другое – за 1938. Поэтому в печати можно встретить обе даты.

В. А. Итин был талантливым, образованным, честным, смелым и сильным человеком. Он просто попал под колесо истории, как и многие другие интеллигентные люди его времени. Погиб в 44 года. Так много еще мог написать….

«Только убив самого художника, – читаем мы в Стране Гонгури, – мы навсегда убьем его творчество. Храм, разрушенный варварами, все еще живет в душе порабощенного народа, храм, разрушенный в душе художника, – погиб навеки».

Примечания

Публикуемые в книге тексты приведены по первым изданиям с исправлением незначительного количества устаревших особенностей орфографии и пунктуации.

Каан-Кэрэдэ

Впервые: Сибирские огни, 1926, № 1–2, январь-апрель.

Подробнее о биографических обстоятельствах, связанных с этой повестью, см. в приведенном ниже очерке Л. Итиной «Поэт, писатель, путешественник». Повесть вызвала неодобрительный отзыв М. Горького (письмо В. Итину, декабрь 1927):

«Каан-Кэрэдэ» – очерк, который Вам не удалось сделать рассказом. На мой взгляд – книга Михельса «От Кремлевской стены до Китайской» лучше «Каан-Кэрэдэ» и «Высокого пути», потому что – проще. У Вас слишком чувствуется напряжение писать «красиво». «Содержание» от этого проигрывает. К вещам и людям Вы подходите «описательно», а не «изобразительно», а еще никогда раньше вещи и люди не требовали с такой настойчивостью и с таким правом именно «изобразительности». Ведь вещи изменяются сообразно с изменением человека к ним. Картина «камлания» не ярка, фигура шамана – тоже. А – подумайте, – какая это прекрасная тема: столкновение дикаря-колдуна с чудом техники, с фактом победы разума.

В 1928 г. в «Сибирских огнях» (№ 4) был опубликован основанный на повести одноименный сценарий В. Итина; в сравнении с повестью, наиболее впечатляющие моменты были тщательно вычищены в угоду агитационной задаче. Любопытно отметить, что начальник германской кругосветной экспедиции получил здесь фамилию Эц, подобно одному из героев рассказа «Люди». В 1929 г., по мотивам повести и сценария, реж. В. Фейнберг поставил на ленинградской фабрике Совкино несохранившийся фильм «Каан-Кэрэдэ» (известен также как «Крылатый бог», «Жертвы крылатого бога»).

«Слава Небу…» – Не совсем точно цитируется (и переводится) стих. Э. По «Для Анни» (For Annie, 1849): «Thank Heaven! the crisis – / The danger is past, / And the lingering illness / Is over at last – / And the fever called „Living“ / Is conquered at last».

Pardonnez moi – Простите? (франц.).

Люди

Впервые: Сибирские огни, 1927, № 4, июль-август. В тексте учтены необходимые правки, упомянутые В. Итиным в письме в редакцию жури. (см. ниже).

«Бреве» – Здесь: летное свидетельство, от франц. brevet.

Горголь – масло для авамоторов (уст.).

Приложение: От редакции

Впервые: Сибирские огни, 1927, № 6, ноябрь-декабрь.

Публикация рассказа «Люди» навлекла на В. Итина и «Сибирские огни» критический залп критика С. Родова, обвинившего автора и журнал в «сменовеховстве». Уже в № 5 журнала появилось «Письмо в редакцию», где автор отметил ряд допущенных при наборе текста ошибок (повторы и пропуски фраз, редакционные замечания, принятые за часть текста и т. д.). Как отметил в письме Итин, «эти искаженные места частично использованы небезызвестным сибирским критиком С. Родовым, и без того большим специалистом по части передержек и травли». В следующем номере «Сибирских огней» была опубликована приводимая нами отповедь, подписанная двумя членами редколлегии журнала. В 1928 г. В. Итин вновь вспомнил об этом эпизоде литературной войны в статье «Критика пронзительной критики» (Сибирские огни, 1928, № 3, май-июль):

Повесть «Каан-Кэрэдэ» была расхвалена в «Советской Сибири» после ее появления. В газете напечатана глава из нее (с портретом автора, с биографией – реклама!). Затем Родов в «Неделе» «Сов. Сибири» ухитрился обозвать повесть «сменовеховской». В дни разрыва с Англией «Сов. Сибирь» напечатала (в качестве агитационного материала) отрывок из рассказа «Люди» («Высокий Путь»), озаглавленный «Большевистская подготовка». Гонорар пошел на самолет «Советская Сибирь». По Родову же основной идеей рассказа является «сладенький пацифизм».

С. А. Родов (1893–1968) – советский поэт, литературный критик, переводчик. Один из организаторов лит. объединений «Кузница» и «Октябрь», в 1923-24 гг. ответственный секретарь МАПП, в 1923-25 годах – ответственный редактор жури. «На посту», член ВАПП. В 1926-27 гг. подвизался в Сибири, где занимался организацией литературы (СибАПП, будущая группа «Настоящее») и активно выступал с критич. статьями.

Л. Мартынов. Безумные корреспонденты

Впервые: Арион, 2005, № 4 (как часть публ. Г. Суховой-Мартыновой «Л. Мартынов. Стихи и воспоминания»).

Л. Н. Мартынов (1905–1980) – видный советский поэт, переводчик, мемуарист. Литературную карьеру начал в 1921 г. как журналист в омских газетах; первой книгой стали очерки «Грубый корм» (1930). В 1932 г. в составе группы сибирских писателей был арестован по обвинению в контрреволюционной пропаганде, осужден на три года ссылки, которые провел в Вологде. В 1939 г. вышла первая поэтическая книга «Стихи и поэмы». В 1946 г. после газетной «проработки» лишился возможности публиковать стихи, долгое время зарабатывал переводами. С 1955 г. широко публиковался, в 1974 г. был награжден Государственной премией СССР.

«Провинциальный бульвар» – «Крамольное» стих. Мартынова, опубл. в 1922 г. в № 5 «Сибирских огней»:

 
Провинциальный бульвар.
Извозчики балагурят,
Люди проходят, восстав от сна.
Так и бывает: проходят бури
И наступает тишина.
 
 
Что из того, что так недавно
Стыли на стенах кровь и мозг! —
 
 
Ведь толстые люди движутся плавно
Через бульвар, где истлел киоск.
 
 
Что из того, что разрушенных зданий
Ясные бреши – на восток! —
Кончились, кончились дни восстаний
Членовредительства и тревог!
 
 
И только один, о небывалом
Крича, в истрепанных башмаках
Мечется бедный поэт по вокзалам,
Свой чемоданчик мотая в руках.
 

«Настоящее» – журнал под руководством А. Курса (1928 – нач. 1930), стоявший на напостовско-ЛЕФовских позициях; был закрыт после постановления ЦК ВКП(б) от 25 дек. 1929 г. за нападки на «великого революционного писателя тов. Горького».

«Нансен. Норвежцы…» – Цитируется (с некоторыми искажениями) вариант стих. В. Итина «В чуме» (1930).

«Сердце стучало…» – Цитируется (с искажениями) небольшое стихотворение В. Итина, включенное в «Спасение Печонкина» (Сибирские огни, 1928, № 6). Приводим его целиком:

 
Мы бросили якорь.
Моторы работали.
Ветер наваливался, как медведь.
Так же, как в дни Себастььяна Кабота,
Можно воскреснуть и умереть.
Рифы.
Пробоина.
Рыжие скалы.
– Ветры, делайте вашу игру!
Белые зубы злобно оскалил,
Пенной белухой, блеснувший бурун.
Льдины.
Лагуны.
Лежа у лага,
Линию лайды на пеленг беря,
Помню я, помню!
(Черная влага
И малиновая заря).
 

Л. Итина. Поэт, писатель и путешественник

Впервые: Вестник, 2004, № 5 (342), 3 марта (http://www.vestnik.-com/issues/2004/0303/win/itina.htm).

Л. В. Итина (р. 1926) – выпускница биологического факультета Ленинградского университета, доктор биологических наук. Более 30 лет работала в Институте физиологии АН БССР в Минске. С 1995 г. живет в США.

«Милая Лери!…» – Это примечательное письмо цитируется здесь с некоторыми сокращениями и искажениями. Приводим его по кн. В. Итина «Сибирские повести» (Минск, 2012). Читатель, несомненно, заметит в данном письме ряд мотивов, отраженных в повести «Страна Гошури»:

«16.3.1918

Милая Лери!

Я не помню, когда мы виделись в последний раз. У Вас были очень далекие глаза и почему-то печальные и это казалось мне странным, так как юноши не верят Шопенгауэру, что счастья не бывает. Сегодня Екатерина Александровна сказала мне, что Вы больны, опасно больны и волны ее беспокойства передались мне и не утихают., как волны неаполитанской баркароллы в моем сознании и в Вашем. Екатерина Александровна сама такая бледная, такая озабоченная сновидениями жизни или тем, что они по необходимости преходящи, что стала совсем пассивной и утомленной, словно мир навсегда замкнулся красным, раздражающим коридором грязноватого отеля. Я спокоен, моя воля пламенеет больше, чем когда-либо, потому что я мало думаю о настоящей жизни, но я не знаю, как мне передать мое настроение. Будем выше. Ах, еще выше!

Я живу в прекрасном доме, среди сети переулков. Шестой этаж, дали полей, чистота, свет, тишина. Мы все любим большой покой и большие бури. Сейчас я культивирую то, что можно вспомнить только из Сыкун-Ту. Когда я бываю в Третьяковской галерее, я всегда открываю что-нибудь новое, никем незамеченное, но такое, после чего невозможно и скучно смотреть на другие картины.

 
Взор, ненасытный словно дух.
Тоску невероятных обладаний.
 

В Комиссариате всякие дрязги. В той Австралии, о которой мы так недавно мечтали, есть какие-то удивительные муравьи. Если разрезать насекомое на две части, то обе половинки начинают яростно сражаться друг с другом; так повторяется каждый раз, в течение получаса. Потом наступает смерть. Весь мир походит сейчас на такого муравья. Я страдаю только от одного.

Где бы мне найти друзей воодушевленных, одиноких или хотя бы только жадных, презирающих гнусное равенство! Что теперь говорят про людей? N – комиссар, X – большевик, Z – контрреволюционер. Это все; пусто.

Меня окружает скука. Впрочем, я не скучаю.

Я надеюсь, Вы скоро поправитесь и вернетесь, и мы будем встречаться. Целую Вашу руку.

Вивиан».

«Большое гала-представленье!» – В исходном тексте стих, цитировалось с искажением и пропуском слов; дано по первой публикации: Сибирские огни, 1933, № 1–2, январь-февраль, как часть главы «Ананасы под березой» из незавершенного (?) романа «Конец страха».