Текст книги "Божественные женщины. Елена Прекрасная, Анна Павлова, Фаина Раневская, Коко Шанель, Софи Лорен, Катрин Денев и другие"

Автор книги: Виталий Вульф

Соавторы: Серафима Чеботарь
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Дуэль состоялась 27 января 1837 года. О ней знали несколько человек, но никто из них ничего не сказал Натали. Пушкин уехал, когда жена с детьми была в гостях. На Дворцовой набережной Пушкин и его секундант Данзас встретили коляску с Наталией Николаевной – но она, близорукая, их не заметила, Пушкин смотрел в другую сторону, а Данзас не осмелился ее окликнуть…

Стрелялись на Черной речке. Пушкин был ранен в низ живота, упал, но нашел в себе силы выстрелить в Дантеса, ранив того в руку. Когда Александра Сергеевича принесли домой, Натали упала в обморок.

Умер Пушкин через два дня. Все это время он, несмотря на страдания, утешал жену, убеждая всех собравшихся в ее полной невиновности. Натали старалась ухаживать за мужем, хотя он, не желая, чтобы она видела его мучения, не пускал ее в комнату. 29 января его не стало… Она осталась вдовой в 24 года, с четырьмя маленькими детьми на руках.

По свидетельству друга Пушкиных, княжны Долгоруковой, Екатерина Дантес знала о предстоящей дуэли. Когда Долгорукова после дуэли приехала к Екатерине, та выбежала, нарядная, с радостным криком: «Какое счастье, Жорж вне опасности!» Правда, узнав о тяжелом состоянии Пушкина, заплакала… Когда Дантеса за участие в дуэли выслали из России, Екатерина пришла попрощаться с сестрами – и заявила Наталии, что «все ей прощает». Больше сестры не виделись – при родах четвертого ребенка Екатерина Дантес де Геккерен скончалась.

Императорским указом казна оплатила все долги Пушкина, вдове и детям была назначена пенсия. Если бы не это, семье пришлось бы очень тяжело…

Умирая, Пушкин велел жене: «Ступай в деревню, носи траур два года и потом выходи замуж, но за человека порядочного».

Наталия Николаевна была в трауре более четырех лет, да и потом каждую пятницу – день смерти Пушкина – облачалась в траур, молилась и соблюдала строгий пост. Поначалу Наталия с детьми и Александрина жили в Полотняном Заводе, но через два года, устав от постоянных сцен матери и невестки, жены старшего брата Дмитрия Николаевича, – вернулись в Петербург. Там они поселились на Аптекарском острове: скромно, уединенно, никуда не выезжая. Старинный друг Пушкина Петр Плетнев писал: «Живут совершенно по-монашески. Никуда не выезжают. Пушкина очень интересна. В ее образе мыслей и особенно в ее жизни есть что-то трогательно-возвышенное. Она не интересничает, но покоряется судьбе».

Наталия Николаевна преданно хранила память мужа: берегла его рукописи и письма, которые были у нее сложены в особые папки по датам; заботилась об издании его произведений, своими силами поставила мраморный памятник на могиле мужа в Святогорском монастыре недалеко от родового имения Пушкиных Михайловского.

В конце декабря 1841 года Натали, покупая детям подарки на Рождество, столкнулась с Николаем – и через несколько дней император пригласил ее снова бывать при дворе. Желание императора было равносильно приказу. И опять начались балы, приемы, победы… Но она отказывалась от всех брачных предложений: кто-то, как она понимала, сватался не к ней, а лишь к вдове великого поэта, кто-то не смог бы стать достойным отцом ее детям, а дети были для нее важнее всего.

Но в 1844 году к Наталии Николаевне посватался кавалергардский офицер, генерал-майор Петр Петрович Ланской. Именно Ланской семь лет назад по просьбе Полетики, в которую тогда был влюблен, сторожил ее квартиру, пока Дантес объяснялся там с Натали. Кстати, все знавшие Ланского однозначно утверждали, что он никогда бы не связал с нею свою судьбу, если бы не был абсолютно уверен в ее чистоте и невинности, – его понятия о чести были очень строгими. Ланскому было сорок пять лет, он был очень красив и добродушен. Неизвестно, почему Наталия Николаевна приняла именно его предложение, но в браке с ним она – по своему собственному признанию – наконец нашла свое женское счастье. Император Николай хотел быть на свадьбе посаженым отцом, но Наталия Николаевна настояла, чтобы все было как можно скромнее.

Во втором браке Наталия Николаевна родила еще трех дочерей – Александрину, Софью и Елизавету.

Дети составляли теперь главный смысл жизни Наталии Николаевны. Больше всего хлопот доставляли уже подросшие старшие, особенно Наталия. Внешне очень похожая на отца, она тем не менее была настоящей – в мать – красавицей. Когда ей было всего 15 лет, в нее влюбился Михаил Дубельт, ровно в два раза старше неё. Это был сын Леонтия Дубельта, начальника корпуса жандармов, в свое время попортившего немало крови Пушкину. У Михаила была масса недостатков: легкомысленный, игрок, с взрывным характером, но очень красивый, умный и обаятельный. Несмотря на все возражения семьи, Наталия Александровна в 1853 году обвенчалась с ним. Брак продлился недолго: Дубельт промотал все приданое жены, бурно ее ревновал и даже бил – на теле Наталии на всю жизнь остались следы его шпор. В 1862 году она, забрав своих троих детей, уехала от мужа – сначала к тетке в Венгрию, затем в Ниццу. Детей она оставила матери. Перед отъездом дочери за границу Наталия Николаевна вручила ей единственное, что у нее было ценного, – письма к ней Александра Пушкина и свои письма к нему. В случае нужды за них можно будет получить хорошие деньги. Письма эти Наталия Александровна через много лет продала за 5000 золотых Ивану Тургеневу, который успел опубликовать только пушкинские письма.

В Ницце Наталия Александровна сошлась с принцем Николаем Вильгельмом Нассау, с которым была знакома еще с 1856 года. В 1867 году они обвенчались, и ей был пожалован титул графини Меренберг. Венчание проходило в присутствиии английской королевы Виктории в Лондоне. Официальный развод с Дубельтом состоялся только через год.

В этом браке у нее было еще трое детей. Старшая из них Софья в 1891 году вышла замуж за великого князя Михаила Михайловича, внука императора Николая I. Таким образом, сложные отношения Пушкина и императора нашли своеобразное завершение… Александр III, категорически не одобрявший морганатические браки в своей семье, в гневе навсегда запретил своему двоюродному брату и его жене возвращаться в Россию. Софье и ее потомкам королева Виктория пожаловала титул графов де Торби.

Мария Александровна Пушкина вышла замуж только в 1860-м, когда ей было без малого 27 лет, за Леонида Гартунга, однополчанина ее брата Александра. На фоне все еще ослепительной матери и прекрасной сестры Мария не выглядела красавицей – но Лев Толстой, очарованный ее портретом работы Ивана Макарова, придал своей Анне Карениной внешность Марии Гартунг.

Наталия Николаевна в это время уже тяжело болела – легкие. Зимой 1861 года она уехала с мужем и младшими детьми на лечение за границу. Именно там красота Наталии Николаевны блеснула в последний раз. Она, после смерти Пушкина всегда одевавшаяся очень скромно, обычно в темные платья, пошла на маскарад (кстати, это был первый бал ее дочери Александры) – и произвела настоящий фурор. Ей было пятьдесят. А на следующий год Наталия Николаевна, возвращаясь из Москвы с крестин своего внука, Александра Александровича Пушкина, сильно простудилась – и через два месяца, 26 ноября 1863 года, умерла. Ее похоронили на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. На ее могиле лежит простая плита с надписью: «Наталия Николаевна Ланская».

Петр Ланской пережил жену на четырнадцать лет. Последние годы он, тяжелобольной, каждый вечер говорил: «Одним днем еще ближе к моей драгоценной Наташе!»

Старший сын Пушкина Александр сделал военную карьеру, дослужившись до чина генерал-майора. В 1858 году он по большой любви женился на Софье Александровне Ланской, племяннице и воспитаннице отчима, Петра Ланского. Влюбленных даже не хотели венчать, посчитав их кровными родственниками, – потребовались ходатайства Наталии Николаевны и личное распоряжение императора. Софья Александровна умерла через семнадцать лет, оставив после себя одиннадцать детей. Через восемь лет Александр женился вторично на Марии Александровне Павловой, надеясь обрести в ней достойную мать своим младшим детям, но – увы – брак этот счастливым не был… После отставки Александр Александрович занимался женским образованием – был членом совета по учебной части Екатерининского и Александровского женских институтов (где обучались дочери и члены семей русских офицеров; многие из воспитанниц были сиротами), председателем Московского опекунского совета, попечителем приютов и пансионов. Он скончался в весьма преклонном возрасте в 1914 году.

Его брат Григорий в основном занимался попечением об отцовском наследстве – именно его трудами была сохранена и превращена в музей усадьба Пушкиных Михайловское. Он тоже служил, но рано вышел в отставку и поселился в Михайловском вместе со своей «гражданской женой» – француженкой, от которой у него было три дочери. Официально он женился не скоро, лишь после ее смерти, в 1883 году, на Варваре Алексеевне Мельниковой. В ее имении Маркучай под Вильно он прожил последние годы и скончался в 1905 году.

Наталию Николаевну и при жизни окружали сплетни и слухи, несправедливые обвинения и откровенная клевета. Все это продолжилось и после ее смерти, продолжается и до сих пор. Стало принято ругать Наталию Николаевну за все: за то, что вышла за Пушкина замуж, и за то, что, как принято говорить, она не любила его, хотя на самом деле все было иначе; за то, что вдохновляла, и за то, что была равнодушна; за то, что он любил ее, и за то, что ее любили другие. За то, что ей Богом была дана божественная красота, и за то, что величайший поэт России оценил эту красоту. Ибо красота – была. Истинная, настоящая, «чистейшей прелести чистейший образец», как и вся жизнь этой удивительной женщины, озарившей своим светом мир…

Мата Хари. Женщина, умевшая любить

Трудно назвать другую женщину, чья жизнь была бы окутана таким же плотным коконом выдумок, сплетен и слухов, как жизнь Мата Хари. Женщина, выступавшая под этим именем, родилась почти полтора века назад, но Мата Хари всегда будет молодой. Легенда, в которую она превратилась еще при жизни, продолжала развиваться еще многие десятилетия после ее гибели. Имя Мата Хари давно стало нарицательным – и как синоним любовных страстей, и как символ высочайших вершин шпионажа. И ее танцы, и ее смерть привлекали к себе огромное внимание – но до сих пор мало кто знает, кем же на самом деле была знаменитая танцовщица и не менее знаменитая шпионка Мата Хари…

Тринадцатого марта 1905 года немногочисленная, тщательно отобранная публика с любопытством разглядывала помещение библиотеки Музея Гиме, которая тем вечером была превращена в некое подобие индийского храма: везде свечи, восемь колонн были украшены цветами, в глубине зала – статуя Шивы, а в центре, окруженная четырьмя девушками в черных туниках, извивалась индийская танцовщица в весьма откровенном наряде: нагрудная повязка с вышивкой, обвязанный вокруг бедер кусок ткани и несколько браслетов. Танцовщица была приглашена в качестве живой иллюстрации к лекции самого Эмиля Гиме, известного знатока Востока, об индийских храмовых танцах – и уже первыми своими движениями заставила всех присутствующих забыть и о лекции, и обо всем на свете. А когда в конце выступления ткань с бедер соскользнула и танцовщица предстала перед зрителями почти совершенно обнаженной, вопль восторга, обычно неуместный в музейных стенах, потряс здание.

На следующий день журналисты, присутствовавшие на выступлении в Музее Гиме, разнесли по всей Франции весть о Мата Хари, о ее владении священным искусством храмовых танцев и о ее божественном теле. Газеты захлебывались похвалами в адрес прекрасной танцовщицы, и зрители, которым удалось воочию увидеть выступление Мата Хари, передавали друг другу восторженные отзывы как о самих танцах, так и о редкостной красоте их исполнительницы. Говорили, что Мата Хари, чье имя в переводе означает «око зари», родилась в Южной Индии и с детства была обучена священным танцам. С тринадцати лет она танцевала обнаженной в храме в Канда Свани, и танцевала бы и дальше, но влюбленный английский офицер женился на ней и привез ее в Европу.

К сожалению, в этой красивой истории не было ни слова правды.

Мата Хари не была ни танцовщицей, ни индианкой, ни даже Мата Хари. Ее звали Маргарета Гертруда Зелле, и ее родиной был тихий городок Леуварден в нидерландской провинции Фрисланд. Она родилась 7 августа 1876 года в семье владельца шляпного магазина Адама Зелле и его жены Антье Ван дер Мелен, и ее детство было обычным, ничем не примечательным детством девочки из хорошо обеспеченной семьи: три младших брата, балующие единственную дочь родители, частная школа с тремя иностранными языками и любовь к музыке. Но Маргарета все же выделялась среди сверстниц – и рано проявившейся красотой, и бурной фантазией, и стремлением любой ценой привлечь к себе внимание. Ее соученицы вспоминают, что Маргарета приходила в школу в невероятных для провинциального городка вызывающих нарядах, сшитых из необычных ярких тканей. А ее фантастические рассказы о своей семье и ее прошлом были до того правдоподобны, что им бы безоговорочно верили – если бы Маргарета не выдумывала все время новые.

Но действительность была и трагичнее, и обыденнее. Адам постепенно разорялся, и вместе с долгами росло его раздражение на жену и детей. Долги в 1889 году привели к банкротству, постоянные ссоры – к разводу. Через девять месяцев после развода – в мае 1891 года – Антье Зелле умерла. Ее бывший муж к тому времени уже жил в Амстердаме. Детей разобрали родственники: Маргарета поселилась у крестного, господина Фиссера, который вскоре решил отправить девочку в Лейден – в пансион, готовящий воспитательниц детского сада. Более неподходящей профессии для непоседливой и независимой Маргареты трудно было придумать: неудивительно, что вместо занятий она строила глазки директору школы. До сих пор биографы спорят, кто кого соблазнил, но итог все равно был предрешен – Маргарета была вынуждена оставить школу.

Она переехала к своему дяде в Гаагу. В то время это был город, где проводили отпуск офицеры голландской колониальной армии – они служили в Голландской Индии (современной Индонезии) и приезжали поправлять здоровье на близлежащих курортах. Бравые мужчины в мундирах были покорены красотой юной Маргареты, а она, в свою очередь, была на всю жизнь очарована военными. Это пристрастие к мужчинам в военной форме преследовало ее всю оставшуюся жизнь.

Дядя, прекрасно видя легкомысленную натуру своей племянницы, держал ее под строгим контролем. Единственным способом вырваться из-под его опеки было замужество, а единственной возможностью познакомиться с потенциальным женихом – брачная колонка в местной газете, поскольку все знакомства на улице дядя пресекал на корню. Ее внимание привлекло объявление: «Офицер из Голландской Восточной Индии, находящийся сейчас в отпуске дома, хочет познакомиться с милой девушкой с целью последующего супружества». Маргарета ответила, приложив к письму фотографию.

Письмо было размещено от имени Рудольфа МакЛеода. Потомственный военный, племянник адъютанта короля Вильгельма III и двоюродный брат вицеадмирала, он прибыл на родину для поправки изрядно расшатанного за шестнадцать лет в колониях здоровья. Друзья решили, что Рудольфу – или Джону, как его называли, – срочно необходимо жениться, и втайне от него разместили брачное объявление. Сам МакЛеод, узнав об этом, велел возвращать все письма в редакцию нераспечатанными – однако некоторые он все же прочел, и одним из них было письмо от юной Маргареты Зелле, чье лицо на фотографии сразило Рудольфа наповал.

Через месяц они познакомились лично: почти сорокалетний, практически лысый Мак-Леод и восемнадцатилетняя Маргарета – стройная, большеглазая, с густыми темными волосами и великолепной фигурой. Оба решили, что это любовь с первого взгляда, и уже через шесть дней – 13 мая 1895 года – они обручились, а еще через три месяца обвенчались. В свадебное путешествие они отправились в Висбаден, откуда, правда, быстро уехали – к красавице Маргарете слишком активно начали приставать молодые офицеры, которых на этом курорте было множество.

Очевидцы первых месяцев брака утверждали, что этот союз был с самого начала обречен на неудачу. Рудольф был груб, вспыльчив и не слишком много внимания уделял жене, а Маргарета, хотя и искренне – поначалу – хотела быть ему хорошей женой, все больше удовольствия находила в том, чтобы кокетничать с другими. Муж мог послужить ей в этом примером – он начал изменять ей уже через несколько месяцев после свадьбы. К тому же он оказался картежником и был не дурак выпить.

30 января 1897 года в семье Мак-Леодов родился сын, которого назвали Норман Джон – в честь родственников отца. А уже первого мая Рудольф с женой и сыном отправился к месту службы – на остров Ява. Еще через год у них родилась дочь, которую назвали Жанна-Луиза (в семье ее звали просто Нон: распространенное сокращение малайского слова nonah – девочка), а вскоре Рудольфа перевели командиром гарнизона на Суматру. Его семья пока осталась на Яве: Маргарете было скучно, одиноко, тоскливо, обидно – но без мужа жизнь была гораздо приятнее, чем с ним. Она устала от семейной жизни, от тропиков, от неотесанных военных, от безденежья и мужниной ревности – во многом оправданной. Белых женщин в тех краях было крайне мало, а уж таких красивых, как Маргарета, не водилось вообще, так что ничего удивительного, что за ней начали ухаживать сразу и многие, и еще менее удивительно то, что она эти ухаживания с удовольствием принимала.

Мак-Леод перевез семью на Суматру лишь через несколько месяцев. Должность обязывала его давать приемы, на которых его жена с удовольствием выступала в роли хозяйки – платья для нее выписывались из Амстердама. Семейные отношения вроде начали налаживаться, но тут произошла трагедия: при загадочных обстоятельствах умер их сын. Говорят, что его отравила нянька, возлюбленного которой избил Рудольф. По другой версии, убийцей был как раз любовник, отомстивший Мак-Леоду за соблазнение няни. Есть версия, что ребенок умер от холеры. Как бы то ни было, с этого дня отношения между супругами безнадежно испортились: Рудольф безо всякой логики обвинял в смерти сына жену и утешался в объятиях местных проституток, а Маргарета легкомысленно проводила время с его подчиненными. Как говорят, именно из-за ее не слишком благопристойного поведения Мак-Леода перевели обратно на Яву, где обоим стало ясно, что развод неизбежен. Маргарета стремилась в Европу, а Рудольф жаждал от нее отделаться. Он вышел в отставку, и в 1902 году они вернулись в Голландию.

Мак-Леоды поселились в Амстердаме. Однажды вечером Маргарета вернулась домой – и обнаружила, что ее муж забрал дочь, все ценности и сбежал. Она немедленно подала прошение о раздельном проживании: по решению суда дочь оставалась с матерью, а Рудольфа обязали платить алименты, однако он так и не дал ни гульдена. Устав от безденежья, Маргарета вернула дочь мужу, а сама уехала в город своей мечты – Париж. Как она потом объясняла свое решение, «я думаю, что всех жен, сбежавших от мужей, тянет в Париж».

Она больше никогда не видела ни дочери, ни мужа.

Приехав в Париж без единого гроша, Маргарета решила, что ее красивое тело и определенный опыт помогут ей заработать. Но работа натурщицы оплачивалась плохо, а после того, как известный импрессионист Гийоме назвал ее грудь плоской и отказался от ее услуг, она решила, что больше ей в Париже делать нечего.

И потом, став Мата Хари, Маргарета продолжала стесняться своей груди. Даже когда она полностью обнажалась ниже талии, ее грудь все же прикрывал бюстгальтер.

В 1904 году Маргарета снова попыталась покорить Париж. Она устроилась в школу верховой езды господина Молье – пригодилось полученное в тропиках умение обращаться с лошадьми. Но тот как-то заметил, что ее загорелое тело и пластичность больше пригодятся в танцах, чем в верховой езде.

Слова запомнились. Маргарета знала, что она хорошо двигается и на нее засматриваются мужчины. Она знала цену своей красоте – и себе самой: танцевать она никогда не училась, но очаровывать и соблазнять умела. Кроме того, она неплохо знала малайский язык и обладала хорошей зрительной памятью – народные танцы, которые были одним из немногих развлечений на Яве и Суматре, она прекрасно помнила, ибо видела их не раз, – а ее смуглая кожа и темные, почти черные волосы помогут ей сойти за уроженку Юго-Восточной Азии.

Она сделала ставку на танцы, в которых модная тогда экзотика смешивалась со всегда популярной эротикой, а привкус тайны и необычности превращал ее выступления из банального стриптиза в изысканное зрелище. Секретом ее успеха называют слияние восточной эротики, европейской хореографии и сексапильности самой исполнительницы. Время для ее дебюта было как нельзя более удачное – расцвет «прекрасной эпохи», когда лишние деньги и спокойная жизнь привили парижанам вкус и интерес к необычным, фривольным и красивым зрелищам.

Дебют новоявленной танцовщицы с «восточным танцем» состоялся в салоне известной певицы мадам Киреевской – и тут же в прессе появилась восторженная статья о «женщине с далекого Востока, приехавшей в драгоценностях и духах в Европу, чтобы внести струю богатства восточных красок и восточной жизни в пресыщенное общество европейских городов» и о ее представлениях «с дымкой непристойности», а газета Coursier Francais писала: «Эта танцовщица из далеких стран – необычная личность. Когда она не движется, она завораживает, а когда танцует – ее обволакивает еще большая таинственность». К ее ногам пал Эмиль Гиме – богатейший промышленник и знаменитый коллекционер восточных редкостей, для которых он построил музей своего имени. И это был тот случай, который волшебным образом преобразил жизнь Маргареты, превратив ее из миссис Мак-Леод в эротическую легенду.

Именно Гиме придумал для Маргареты имя и основу легенды, которая потом обросла подробностями, до сих пор будоражащими воображение. На представлении 13 марта 1905 года публике была представлена Мата Хари, чье имя в переводе с хинди означало «око зари» (на самом деле не с хинди, а с малайского; но хинди в Париже все равно почти никто не знал), зачатая в страсти дочь индийского брамина и англичанки, знаток священных танцев и тайных эротических культов. За одну ночь она стала сенсацией, о которой говорил весь Париж.

Голым телом – даже таким красивым – Париж было не удивить. Но Мата Хари показывала не просто тело – это был изысканный и необычный спектакль, в котором было много эротики, вкуса, тайны – и лишь намек на пошлость, а ведь известно, что намек возбуждает гораздо больше откровенности. Легкие газовые покрывала спадали одно за другим, но зрители видели не просто обнаженную женщину, но нечто гораздо более изысканное, сопоставимое с полной тайного смысла красотой античных статуй или картин эпохи Ренессанса. Так что не было ничего удивительного в том, что уже через несколько дней у дверей Мата Хари толпились очарованные мужчины, готовые бросить к ее прекрасным ногам свои сердца и кошельки. Самые знаменитые люди Европы были ее поклонниками – и любовниками: Мата Хари прекрасно умела использовать секс и для удовольствия, и для выражения благодарности, и для исполнения своих весьма дорогостоящих желаний.

В течение 1905 года она более тридцати раз танцевала в самых фешенебельных салонах Парижа – у певицы Эммы Кальве и графини де Луан, перед членами Французской академии и в Кружке артистов и литераторов, а в дом одного из богатейших людей своего времени барона Ротшильда ее приглашали трижды. Мата Хари даже выступала в одной программе с самой знаменитой красавицей того времени – оперной певицей Линой Кавальери, и восторженные газетчики писали, что «страстная восточная красота Мата Хари заставила забыть об изысканной прелести прославленной певицы». После другого выступления La Presse писала: «Ява, где она выросла на земле вулканов, придала ей такую невероятную гибкость и магический шарм, а за оставшуюся часть ее достойного восхищения тела ей следует благодарить свою родную Голландию. Никто до нее не рискнул предстать перед богом со всем своим клокочущим экстазом и без одежды. И с какими чудесными движениями, смелыми и смиренными одновременно! Мата Хари впечатляет не только игрой ее ног, рук, глаз, рта и ярко-алых ногтей. Не стесненная одеждой, Мата Хари играет всем своим телом».

На вечере у ведущей актрисы Comédie Française Сесиль Сорель, жены графа де Сегюра, Мата Хари пленила богатейшего «шоколадного короля» Гастона Менье, который не только сделал несколько фотоснимков обнаженной Мата Хари, но и стал ее любовником и содержателем. Снимки эти сыграли в судьбе Мата Хари роковую роль: Рудольф Мак-Леод, узнав на газетных фотографиях свою бывшую жену и поняв, чем она занимается, потребовал развода. Адвокат долго пытался добиться от бывшей миссис Мак-Леод согласия на развод, но та делала вид, что не понимает, чего от нее хотят, пока адвокат не показал ей один из тех самых откровенных снимков. Было ясно, что если его предъявить суду, то скандала, который мог затронуть и их дочь, не избежать. Маргарета согласилась – окончательный развод состоялся 26 апреля 1906 года.

Рудольф Мак-Леод никогда не видел свою бывшую жену на сцене. Любопытным журналистам, решившим выяснить его мнение относительно сценических талантов Мата Хари, он заявил: «У нее плоскостопие, и она абсолютно не умеет танцевать». А когда она выступала в Гааге и друзья звали его на представление, Мак-Леод сказал: «Я видел ее во всех возможных позах, и больше мне смотреть не на что».

В Париже был только один человек, сомневавшийся в талантах Мата Хари. Журналист Франсуа де Нион, заподозривший ее в обмане, специально беседовал со специалистами-ориенталистами, которые объяснили ему, что танцы и история Мата Хари – чистой воды непрофессиональная выдумка. Но пока де Нион готовил свое сенсационное разоблачение, Мата Хари стала уже настолько известна, что уличать ее в обмане было себе дороже. Кстати, говорят, что последней точкой в борьбе де Ниона за правду стала ночь с Мата Хари.

С невероятным успехом прошло ее первое выступление перед большой публикой – 20 августа в знаменитейшем варьете «Олимпия» на Boulevard des Capucines. Гонорар Мата Хари составил фантастическую для дебюта сумму в 10 тысяч франков: добился его новый импресарио танцовщицы, Габриэль Астрюк – именно он через несколько лет привезет в Париж Шаляпина и труппу Дягилева. Газеты были полны бешеных восторгов, а публика была готова носить «индийскую богиню» на руках. Потом были двухнедельные гастроли в Испании, где ее танцы назвали «тактично-чувственными», а сопровождавшие их овации – «сенсационными»; говорили также, что за время поездки она соблазнила некоторых членов королевской семьи и посла Франции Жюля Камбона – последний оставался близким другом Мата Хари еще долгие годы. Затем она с неменьшим успехом выступает в Монако: Опера Монте-Карло пригласила ее исполнить партию в опере Жюля Массне «Король Лахора»: после премьеры композитор писал, что он «был счастлив, когда видел, как она танцует», а его знаменитый коллега Джакомо Пуччини после каждого представления присылал в гримуборную Мата Хари роскошные букеты. Ее отношения с Массне не ограничились одной оперой – он не только был покорен знаменитой танцовщицей, но даже пообещал написать балет специально для нее (правда, обещания своего не исполнил). В 1906 году Мата Хари выступала в Берлине (где она покорила одного из богатейших землевладельцев Германии, лейтенанта Альфреда Киперта) и в Вене – здесь ее выступления вызвали горячие споры о том, какая разница между танцами в обнаженном виде и в телесном трико. В это время в городе жили Айседора Дункан и американская танцовщица Мод Аллан: Айседора нередко (а Мод вообще всегда) танцевали без одежды, так что материала для сравнения у публики было достаточно. «Войну трико» выиграла Мата Хари: ее выступления были признаны наиболее интересными, а ее обнажение сочли оправданным. Neue Wiener Journal подвел итог: «Айседора Дункан мертва! Да здравствует Мата Хари!»

Сама она по этому поводу сказала: «Во время представления люди забывают о женщине во мне, так что в своем танце, в котором я все жертвую божеству, даже себя саму, что символизируется тем, что я спускаю с себя охватывающий бедра пояс, последнюю деталь одежды, и только полсекунды стою голой, никогда не пробуждала ни в ком никаких иных чувств, кроме интереса к выражаемым моим танцем мыслям». Мата Хари немного лукавила – она прекрасно понимала, что мужчины при виде ее испытывают интерес не только к танцу. Как писал один из влюбленных журналистов, «Мата Хари – это самая прекрасная женщина, производящая такое сильное впечатление своим искусным молчанием и четкой игрой жестов. Она символизирует невинную природу со всеми ее соблазнами, слабостями и радостями». А другой добавлял: «В этом теле, созданном как произведение искусства с льстивой грацией и скрытым огнем в простых жреческих жестах, скрывается высочайшая привлекательность».

За полтора года Мата Хари стала самой высокооплачиваемой, самой популярной и самой обсуждаемой танцовщицей в мире. Открытки с ее изображениями продавались в каждой лавке, были выпущены сигареты ее имени (как писали в рекламе, «лучшие индийские сигареты из табака с острова Суматра») и печенье, на банках которого были ее портреты – в одной такой банке носила в школу завтраки Нон МакЛеод, дочь Мата Хари. Танцовщица тратила огромные суммы на роскошные наряды и драгоценности, но зарабатывала столько, что могла уже позволить себе вообще не выступать. После венских гастролей она в компании Киперта несколько месяцев путешествует по Европе и Египту – в Париж она вернулась лишь в конце 1907 года.

Как оказалось, возвращение несколько запоздало. Пока Мата Хари путешествовала, ее место заняли сразу несколько десятков обнаженных танцовщиц. Журналистам Мата Хари заметила: «Появилось все больше и больше дам, вынырнувших из ничего и прославлявших меня своими имитациями. Мне действительно льстили бы эти знаки внимания – если бы представления были правильными с точки зрения науки, искусства и эстетики. Но, к сожалению, о них такого сказать нельзя», – и в качестве контрудара подготовила новую программу, разрекламированную во всех газетах. Что-что, а рекламировать себя Мата Хари умела в совершенстве. Стоит ей появиться на скачках в Лонгшампе в бархатном платье с огромной муфтой, ее фотографии появляются на всех углах, и каждая уважающая себя француженка спешит заказать себе такую же муфту, лучше всего – у того же портного. На следующей неделе Мата Хари предстает в невероятно узком синем платье с отделкой из шиншиллы – и спрос на этот мех вырастает втрое. Череда выступлений на благотворительных вечерах подкрепила ее репутацию самой востребованной танцовщицы (одно из самых авторитетных изданий, журнал Comedie назвал ее «королевой старинных танцев» и поставил на первое место среди современных артисток); для подкрепления пошатнувшихся дел она обзавелась множеством новых любовников: к ним причисляли половину министерского кабинета Франции, почти треть посольского корпуса, десяток богатейших людей Европы и кронпринца Германии. Когда под нажимом церкви во Франции были запрещены выступления обнаженных артисток, Мата Хари была единственной, кого этот запрет не коснулся: с одной стороны, как азиатки, исполняющей религиозные танцы, а с другой – как любовницы такого количества высокопоставленных политиков, что бороться с нею было невозможно.