Текст книги "Ящик с гранатами"

Автор книги: Виталий Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Владимиров Виталий
Ящик с гранатами

Виталий Владимиров

ЯЩИК С ГРАНАТАМИ

Одна и всепоглощающая страсть – охота – связывала морского полковника Бурова и ничем непримечательного инженера Голикова. Они договорились о встрече, но Голиков уже опаздывал, чего полковник Буров, как человек военный, не любил. Дать наряд вне очереди или наложить иное взыскание на Голикова, как человека сугубо штатского и ему неподчиненного, Буров не мог, но обязательно пожурит за не пунктуальность. Сделает он это чисто по-дружески – но все равно выговор Голикову получать никак не хотелось и он решил предупредить полковника по телефону, что задерживается. План розыгрыша созрел у Голикова мгновенно, как озарение, пока он крутил диск аппарата. Голиков даже обрадовался складной и вовремя пришедшей идее – розыгрыши всегда были одной из охотничьих традиций и оставляли надежду, что озадаченный Буров позабудет отчитать Голикова за опоздание. Короткие гудки. Занято. Не беда – время для Голикова перестало неумолимо сокращаться и потекло своим рядовым чередом. Голиков опять набрал номер. Его расчет строился на реальном факте – их общий товарищ по охотам Кульпаев находился в Ташкенте, о чем Буров был прекрасно осведомлен. Наконец-то соединилось. – Вас слушают, – отозвался Буров. – Это квартира полковника Бурова, пожалюста? – восточным сладким голосом, как ему казалось, пропел Голиков. – Совершенно точно, – настороженно подтвердил Буров. – Игоря Валентиновича попрошу пригласить. – Буров у аппарата. – Салам алейкум, товарищ полковник Игорь Валентинович! Меня Мурад зовут. Вам привет от Кульпаева. Из Ташкента. – Спасибо. – Большое пожалюста. Кульпаев просил позвонить вам. И передать. – Что? – Ящик. – С чем? – С гранатами. – С гранатами? – Да. Вот-вот взорвутся. Такие спелые. – А вы где сейчас находитесь? – Я? На вокзале. С гранатами. – Значит, на вокзале... – Да, поезд уже приехал. – Хорошо. Ко мне сейчас один товарищ должен явиться через... шестнадцать минут. Я смогу быть на вокзале в девятнадцать нольноль. – Зачем приезжать, извините? Сам приеду и ящик привезу, мне все равно ночевать негде. – Как ночевать? Разве Кульпаев вам не говорил, что у меня только однокомнатная квартира? – Нет, он говорил, что вы – хороший человек. – Правильно говорил, – после паузы вздохнул полковник. – Запишите адрес. Голиков подтверждающе похмыкал в ответ на диктовку Бурова, искренне пожелал Бурову и себе скорой встречи и, не торопясь, вышел из дома. – На двадцать четыре минуты изволите быть невежливым, – вместо приветствия сказал открывший дверь Буров. "Не сработало", – с досадой подумал Голиков. – Представляешь, что Кульпаев учудил? – покрутил головой Буров. – Гранаты прислал из Ташкента. – Рыбу глушить? Это же браконьерство. – Да не боевые, а обыкновенные гранаты, что на деревьях растут, а может, и не на деревьях, не знаю, не бывал я в садах славного Узбекистана, только в горах, на охоте, сам знаешь... Ну, до чего он некстати, этот Мурад... "Сработало", – усмехнулся про себя Голиков. – Тут, понимаешь, дело деликатное, – озабоченно продолжил Буров. – Мне одна особа рандеву назначила. Свидетели категорически нежелательны. Не обо мне речь... Но затаскают же потом Мурада этого. Жаль парня. – Почему только Мурада? – вытянулось лицо у Голикова. – А я разве не свидетель? – Тебя они знают. Наверняка давно проверили, кто ты и что за птица. А Мурад... Тем более из Ташкента. Сам знаешь, что там сейчас творится... Процессы, коррупция, миллиарды... Тем более с гранатами... Подрывник... – Что за особа? Расскажи толком. – Не что, а кто... Из японского посольства. Понятно? – Японского? Непонятно. – Жена атташе по культуре или что-то в этом роде. Во всяком случае она так утверждает. – Где же ты ее подцепил? – В комиссионном, где ружьями торгуют. Она там приценивалась к одному стволу. Я ей посоветовал... Ну и... Телефон дал. – Иностранке? Домашний телефон? – Да она по-русски чешет лучше, чем по-японски. С акцентом, правда. – Когда же она приедет? – За ней следят. Наши... из Комитета. Она сейчас уходит от "хвоста". И звонит мне время от времени. – Как звонит? – У нее телефон в машине. Япония все-таки. – Что же наши не могут подслушать, что она тебе звонит? – Мой телефон прослушивается, это точно, а вот ее нет. Голиков тихо снял кожаные тапочки, в которые он переобулся, и, нагнувшись, потянулся за своими ботинками. – Я, пожалуй, пойду, Игорь... Валентинович, – сдавленным от наклона голосом пропыхтел он. – Ку-да? – У тебя гости... Мурад... Гранаты... Неудобно. – Еще как удобно, – категорически возразил Буров. – Наоборот, поможешь. Я пойду Анито-сан встречать, а ты приготовь чегонибудь, вот-вот Мурад явится, ты его прими – и на кухню. Да пусть разуется... А там видно будет, сообразим. – Не... – замахал руками, как мельница, Голиков и застыл от телефонного звонка. Стих, словно ветер. – Извини, – удалился в комнату Буров. Слышно было как он кричал в трубку: – Нет здесь таких! И не звоните больше, вы все время не туда попадаете. Ясно?! – Все в порядке, – вернулся в переднюю Буров. – Ждет меня на соседней улице. Пойду к ней. А ты – как договорились. Буров ушел, а Голиков маятно послонялся по передней, посмотрел зачем-то в глазок, выпукло вывернувший обитую дерматином соседнюю дверь. Ему почудилось, что там, за дверью напротив тоже кто-то стоит и смотрит на него. Голикову хотелось тихо исчезнуть, раствориться, слинять и к тому были все возможности, но совершенно неожиданно он ощутил отчаянный стыд за свой страх. "А чегой-то это я в натуре?" – подумал Голиков. – "Перестройка же, гласность, сколько можно трястись, ну, собираюсь я в Чехословакию, не пустят что ли, если узнают, что я у Бурова с японкой встречался? Да и откуда узнают? И что они у меня спросят? О чем? Не я же японке свидание назначил. Так, случайно оказался. На охоту мы собираемся с товарищем... полковником. Тут зашла какая-то женщина, я подумал, что знакомая Игоря Валентиновича, о чем говорили не помню, японский городовой..." Звонок в дверь разорвал атмосферу ожидания, похожую на предгрозовое удушье. Голиков щелкнул замком. На пороге – невысокая фигура в пальто и сапогах. Из щели между замотанным вокруг шеи шарфом и надвинутой на лоб меховой шапкой на Голикова смотрели раскосые черные глаза. С той восточной немигающей непроницаемостью, от которой становится не по себе. – Чего встал столбом? Принимай по полному протоколу Анитусан, – на весь подъезд пророкотал Буров. Японка была совсем миниатюрной и от того казалась еще более широкоскулой. Желтолицая, с розовыми губами и черными густыми блестящими волосами, стриженными под мальчишку. Привычно разулась, скинула пальто и шапку на руки Голикова и деловито осмотрела комнату, кухню, даже заглянула в совмещенный санузел. – Ничего, – гортанно резюмировала она самой себе. – Вы кто? Горикоф? Игор-сан говорир. "Все правильно", – обреченно подумал Голиков, – "Японцы иногда "л" как "р" говорят. Вот влип..." – Мурад не приехал? – осведомился Буров. – Нет. – Вот чурка, где же он шляется? А ты чего встал столбом, левое плечо вперед – на пище-блок! Голиков не желал покидать прихожую, в которой желанным исходом желтела дверь, но Буров буквально вытеснил его до кухни, вручил нож, разделочную доску и батон хлеба: – Потоньше нашинкуй, не как у костра в поле, понял? Ножи у Бурова всегда были отменные. Голиков старательно резал батон, искоса поглядывая на "высокую" гостью. Она с ногами забралась на диванчик, стоящий на кухне, и курила "Малборо" с непроницаемым, как у идола с остова Пасхи, лицом. Буров в комнате копался среди аудиокассет, выискивая подходящую к моменту музыку. – Только здесь, где СССР, могу немножко отдыхать, – в пространство произнесла японка. – Женщина должна все делать, господин дома нельзя работать! "Господин" Голиков уныло вспомнил свою "госпожу", как она возвращается домой, кряхтя садится на галошницу в прихожей, а Голиков встает на колени и стягивает с нее сапоги. Анито-сан выгнулась по-кошачьи, спрыгнула с дивана и залезла в холодильник. Внимательно изучив его внутренности, японка поморщилась: – И почему Игорь-сан не ходит на супер-маркет, в магазин "Березка-шоп"? "Я бы и сам не прочь побывать в "шопе", вот из Чехословакии разве сертификаты привезу..." – Голиков отрезал совсем тонкий кусочек хлеба. И вспомнил свой холодильник, всегда грохочущий по ночам, как несчастный, страдающий несварением содержимого. Вернулся Буров, он словно принес с собой звуки оркестра Поля Мориа и втроем они быстро управились с сервировкой стола. Буров аккуратно и уверенно разлил по стопкам водку, Аните наравне со всеми. – Со свиданьицем! – отставил горизонтально локоть Буров, так солдаты меняют почетный караул у мавзолея Ленина. – Или, как говорят у нас на флоте, да и на охоте, за успех безнадежного дела. Если мужики ахнули и, морщась, разом потянулись к закуске, то японка втянула в себя "Московскую", как пчелка нектар. "Со свиданьицем... С международным... Дело похоже безнадежное, значит, с досвиданьицем..." – несвязно подумал Голиков. – Между первой и второй перерывчик небольшой, – Буров споро разлил еще по дозе. – За тех, кто в море, заграницей и в венерической больнице! – Это за меня, – вскинула на Бурова черные маслины своих глаз японка. – Я живу заграницей. И повернулась к Голикову: – У вас много венерического? Голиков поперхнулся водкой. – Я не про вас рично, я про вашу страну, – поправилась Анита. – Голиков в этом вопросе не специалист, у него дома не жена, а настоящая держиморда, никогда просто так на охоту не отпустит, обязательно со скандалом. И где ты ее только откопал? А тост был не за тебя, Анита-сан, а за нас, мужчин. – За них можно и два раза. – Нет уж, дудки. Как говорят гусары, за баб-с! Буров оттопырил мизинец и заржал, как жеребец кобелиный. Глаза его масляно облизывали японку. – У русских не женщины, а бабы? И что такое держать мордой? – японка опять повернула к Голикову свое лицо-луну. – Игорь Валентинович шутит. Держиморда – персонаж из пьесы нашего великого писателя Николая Васильевича Гоголя. "Ревизор" называется. – Ревизор? А-а-а... это инспектор.. ГАИ, не так? Они на улицах стоят, деньги требуют. – Во-во, это ты точно, – Бурова явно развозило. Голиков прекрасно знал по совместным застольям на охоте, что Буров всегда быстро впадает в состоянии пьяной эйфории, начинает хохотать, бурно веселиться. – Ревизоры хреновы, на каждом углу по менту, слышь, Борис, приходит такой к своему начальнику – окажите материальную помощь, дайте ограничительный знак сорок километров, поставлю там, где его никогда в жизни не было – все, кто за рулем – мои. – А в Японии ревизоров нет, может и есть, но я их никогда не видела. У нас много чего нет – только остров голый. Вы умный Горикоф, все знаете, мне Игорь говорир, простите, я иногда неправильно говолю, вот опять перепутала, вы лучше скажите, почему у вас такая богатая страна, столько деревьев, руды, земли, а вы такие неимеющие – ни авто, ни домов, ни поехать отдохнуть на Канары, а? У Голикова то ли от водки, то ли от волнения закружилась голова. Он стал мучительно припоминать до одури набившие оскомину пионерские сборы, комсомольские слеты, институтские семинары по марксизму-ленинизму, занятия политкружка на работе, беседы с агитаторами перед очередными выборами в Верховный или какой другой Совет – что же там говорили о достоинствах нашей системы развитого социализма? Ага... кажется... – Во-первых, мы строим социалистическое общество впервые за всю историю человечества по научно обоснованным принципам и законам, – поначалу тихий голос Голикова окреп. – Есть три источника марксизма... – Я предпочитаю им только этот, – Буров потянулся к бутылке. – Ты ей еще про "Антидюринг" что-нибудь загни, серые они япошки, ни хрена не знают. – Во-вторых, у нас бесплатное медицинское обслуживание, – Голиков опять снизил темпы изложения, последний довод не показался ему столь убедительным, как предыдущий, Голиков тут же вспомнил, сколько он потерял здоровья и времени в изматывающих очередях, когда проходил диспансеризацию перед поездкой в Чехословакию. – В третьих, жилье. Только в прошлом году в СССР введено в эксплуатацию два миллиона квадратных метров жилья. Из года в год растет благосостояние советских людей... Снизошла благодать и проглочен спазм горла, словно открылось дыхание у певца, органно зазвучала музыка пропаганды в исполнении простого советского члена профсоюза товарища Голикова, заворожено слушала, широко раскрыв глаза цвета черного бархата Анита-сан, даже Буров перестал скалиться, притих и с нескрываемым интересом уставился на Голикова. – А ты оказывается соловей... – с уважением хмыкнул он. И добавил, – разбойник... – Я всегда говорила мужу, что Союз Советских Социалистических Республик – это... это... – Анита не смогла найти слов, она покраснела, как краснеют желтокожие и стала вкусной на взгляд, как персик. – Горикоф, вы меня победили, я уже завтра, нет сегодня сделаю мужу ультиматум, переедем в СССР, а не захочет, Игор-сан разрешит пока пожить здесь... Буров замотал головой, как пьяный матрос в кабаке: – Ты лучше с мужем возвращайся к себе, на остров свой голый, и там расскажи про это... ну, что тут Голиков излагал, а лучше вызови его в Токио, по линии советско-японской дружбы, ты, Голиков, как не против съездить к самураям? Голиков растерянно осознал, что он только что помог полковнику Бурову завербовать Аниту, да и сам попался, но в то же время полыхнула румянцем, засияла блеском глаз, задрожала в руке поднятой рюмкой вырвавшаяся из затаенности неутоленная мечта взойти по склону священой горы Фудзи-яма, своими глазами увидеть рассвет в стране восходящего солнца, и сидеть в саду семнадцати камней, где никогда не увидишь больше шестнадцати... А может, их шестнадцать, а видишь только пятнадцать?.. Голиков уже размышлял, где бы справиться поточнее, у Аниты-сан вроде бы неудобно... Словно напрашиваешься... – В мае устроит? – деловито спрашивал Буров. – В мае хорошо, в мае цветет сакура, – закивала головой Анита. – Не путай "Сакура" – это ресторан японский, – отмахнулся от нее Буров. Кстати, ты же сейчас в Чехословакию намылился, так тебе справку о здоровье не надо будет еще раз получать... Буров уже планировал, как совместить весеннюю охоту с поездкой Голикова, Анита уверенно подливала масла в огонь – она поможет быстро сделать визу Голикову, есть у нее дружок в консульском отделе, а вот за это обязательно надо махнуть, сказал Буров, нет, не за дружка, а за Аниту, зови ее, Голиков, просто Анютой, Нюра-сан, Анюта, в свою очередь, захотела выпить за Бурова, потом Голиков поднял тост за них и за дружбу советского и японского народов, и даже неуклюже поднялся... Голова у него закружилась и он опомнился только в другой комнате, где мерцал ночничок и Анюта прижимались к нему в медленном блюзе... Ослепительно вспыхнул свет, в проеме дверей стоял Буров: – Анита-сан, ты сама просила предупредить... – Домари... – по-японски поблагодарила Анита, мгновенно оделась и исчезла, не обернувшись, не попрощавшись за дверью. Буров и Голиков вернулись на кухню. Посуда была помыта, лишь на столе стояли рюмки с водкой и блюдце с двумя кусочками черного хлеба, увенчанных половинками солененького огурчика. – Давай, на посошок, – предложил Буров. – А Мурад чегой-то так и не приехал, чурка с гранатами... Голиков слегка протрезвел, а ведь нескладно получилось, обманул он не только друга, но, можно сказать, будущего, а может и уже настоящего... резидента, а с резидентами шутки плохи, вдруг не поймет, обидится, сдаваться надо скорей... И впредь ни-ни... – Да нет никакого Мурада, – застенчиво улыбнулся Голиков. – Это я... придумал... товарищ полковник... Буров остро глянул на Голикова и вдруг расхохотался: – Ну, ты даешь! Буров крутил головой и все больше заходился в смехе. Пронесло, облегченно вздохнул Голиков и тоже засмеялся. Они смотрели друг на друга и, словно в рот влетела заразная смешинка, смеялись, умолкали, чтобы вытереть слезы, и снова сотрясались в приступе ржачки, пока Буров не выдавил: – Анита тоже не японка... Увидев выражение Голиковского лица, Буров впал в истерику. Он с большим трудом остановился, чтобы, давясь, рассказать, что... Анюта с Алтая... где он охотился в прошлом году... дочка егеря... проездом в Москве... и что они разыграли так не одного Голикова... Голиков сидел на скамеечке около дома Бурова и редко, но сильно икал. Подмораживало, но его совсем не тянуло возвращаться в дом, где встретит его не гейша, а "настоящая держиморда", как изволил выразиться Буров, а утром, после неминуемого скандала, придется трястись в давке автобуса на службу, на которой ждет его свой резидент. Время от времени он поднимал голову вверх, где в черной, как глаза Аниты-сан, темноте заманчиво подмигивали звезды неведомых миров...

1977 – июль 1997