Текст книги "Все перемены - к лучшему"

Автор книги: Виталий Бодров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Ночь 5

Ночь опустилась на город. Черным крылом укутала дома, деревья, запоздалых прохожих. Запела тихо колыбельную для тех, кто остался в своих постелях. Зажгла кровь тем, для кого игра со смертью важнее уютного очага. Легонько коснулась сознания спящего вампира – я здесь! Время вставать!

Аскарон открыл глаза. Потянулся, сел на кровати. Резко встал, прогоняя остатки сна.

Спящим, он мало чем отличался от мертвого. Сейчас, в момент пробуждения – от живого. Разве что отсутствием пульса и дыхания.

У вампиров есть сердце. Только они им не пользуются. Холодное, остановившееся сердце в холодной груди. Бесчувственное и безжалостное.

Аскарон набросил черный плащ и оскалил клыки. Оглянулся – в который раз – на большое овальное зеркало. Как и прежде, оно отражало все, что только было в комнате – кроме его самого. Вампир усмехнулся. Некоторые привычки даже время не в силах убить.

Он подошел к окну. Почти круглая луна бесстыдно подсматривала за ним. Всего две ночи осталась до полнолуния – время его Силы подходит. Время, когда Песнь Предвкушения подчиняет себе всех. Когда люди не в силах усидеть дома, заслышав ее звуки. Когда даже Охотник безвольно подставит горло под его клыки…

Аскарон легко спрыгнул вниз со второго этажа. Земля чувствительно ударила по ногам, но боли он не почувствовал. Он уже почти забыл, что это такое.

Прохожие в этот час редки. Только те, кто засиделся в кабаке, да ночные тати, для которых ночь, что доспехи для рыцаря. На них Аскарон нападать не любил. Не потому, что опасался – Песнь Предвкушения лишит их воли так же легко, как и прочих. Просто они в чем-то были сродни, Дети Ночи человеческой расы. Конечно, испытывай он Голод, его это не остановило бы. Но кровь Охотника насытила его надолго…

Город молча приветствовал его. Пустотой улиц, темными лужами на тротуарах. Не погасшими еще окнами домов. Негромким перестуком шагов запоздалого путника.

Путника? Шаги чересчур легки для взрослого. Что может делать ребенок на улице в это время? Заблудился? Заигрался с беспечными приятелями? Аскарону стало любопытно. Он выглянул из-за угла, и тут же увидел маленькую фигурку в конце переулка.

Девочка. Лет восьми, не больше. Идет быстро, почти бежит. Испугана – он ощутил пьянящую мелодию страха, неслышимую для смертных. Машинально облизнул губы, наблюдая за перепуганным ребенком. Конечно, малышка напугана детскими страшилками, в том числе, и про вампиров. Боится темноты и того, что рисует ей сейчас воображение. Откуда ей знать, что вампиры не трогают детей? Ни один, кто в своем уме, не причинит вреда ребенку. Крови в них совсем ничего, а зря убивать свой же скот – кому это нужно? Следует дать малышке подрасти…

Секундой позже, Аскарон сообразил, что страх ее вполне реален. Когда из подворотни вынырнул низенький плешивый парень, по самые глаза укутанный в плащ. Не вор – это вампир определил сразу. Походка у воров куда легче, это же топает, как скаковая лошадь. Причем намеренно – подобно Аскарону, он слышит мелодию страха, что поет сейчас в маленьком сердечке. Слышит и наслаждается ею.

Девочка беспрерывно оглядывалась, почти перейдя на бег. Ее преследователь шел нарочито неторопливо, поигрывая большим мясницким ножом. Аскарон видел, как он облизнул губы в предвкушении безнаказанной потехи – совсем как молодой вампир, опьяненный вкусом первой крови. Медленно, но неотвратимо, он настигал перепуганного ребенка.

Аскарона передернуло от отвращения. Человек собирался напрасно пролить восхитительную алую влагу на мостовую. Пролить бесцельно и безнаказанно! То, что по праву могло принадлежать только ему, Аскарону! Худшее преступление трудно было даже вообразить. Даже вампиры не трогают детей понапрасну, а этот!

Одним прыжком вампир покрыл половину переулка. Совершенно бесшумно, но человек с ножом что-то почувствовал и обернулся. И застыл, побледнев, судорожно сжимая бесполезный нож.

Аскарон приближался медленно, наслаждаясь мелодией страха, совсем как его жертва минутой раньше. Девочка тоже остановилась, с надеждой глядя на неведомого спасителя. Наверное, решила, что явился герой ее детских сказок, как водится, в последний момент. А вот ее преследователь таких иллюзий не питал. Неведомо как, он опознал в Аскароне вампира, иначе, откуда эта мертвящая бледность на его лице? Аскарон поймал его полный безумного ужаса взгляд и с наслаждением обнажил клыки. Звякнул о камень оброненный нож.

Ночь пела Песнь Предвкушения, и Аскарон подпевал ей. Интересно, понравилось ли тому, кто только что мнил себя охотником, роль жертвы? Если нет, то напрасно. Жизнь надо как-то разнообразить.

И помнить, что все перемены – к лучшему…

День 6

Кельд сразу понял, что встретит смерть именно в этом городе. Это была его судьба, лучшая судьба для музыканта. Потому что, буквально на каждом углу, стоял менестрель и пел песню под звонкие аккорды гитары. И толпы людей на улицах восхищенно внимали разноголосому пению.

Город жил ожиданием завтрашнего праздника. Завтра – Проводы Лета. А значит, и День Осени.

Осень – извечное время менестрелей. Время, когда пишутся лучшие песни. Время, когда сердца сжимаются в неизъяснимой тоске, когда незатейливые мелодии безошибочно находят тропинку к душе слушателя.

Город готовился принимать Большой Турнир. Состязание менестрелей. Самых лучших в стране, и тех, кто в безумной дерзости готов бросить вызов лучшим. Также, как и он годы назад.

Кельд остановился, достал из чехла гитару и заиграл. Его Песня была почти уже написана, осталось только отточить слова и мелодию. Завтра, на Турнире, он сыграет ее. Уже завтра.

Вокруг него собралась толпа слушателей, Кельд пел без особого огонька. Чего-то не хватало ему сегодня для того, чтобы воспарить вместе с песней над миром. Чего-то неосязаемого, неуловимо-важного. Вдохновения, может быть?

Под аплодисменты зрителей, он убрал гитару в чехол и поклонился. Ему было неловко, восторг толпы был ему неприятен. Потому что был незаслужен, он отыграл песню лишь на мастерстве, не вложив в нее частицу души.

– Вы Кельд Астор, да? – детский голосок вывел его из задумчивости.

Девочка лет восьми смотрела на него с обожанием и восторгом. Кельд тепло улыбнулся, взъерошил ей светлые непослушные волосы.

– Ты тоже играешь? – спросил он, увидев за спиной девочки футляр.

– Только учусь, – серьезно сообщила она. – Вы распишетесь на моей гитаре?

– С удовольствием, – улыбнулся Кельд. Девочка поспешно извлекла инструмент, опасаясь, что маэстро передумает. Кельд взял протянутое стило и размашисто расписался.

– Спасибо! – глаза ребенка лучились восторгом. – Когда я вырасту, обязательно стану менестрелем. Самым лучшим в мире!

– Так оно и будет, – согласился он, подмигнул ей и неожиданно для себя легонько щелкнул ей по носу. – Пока, малыш!

– А вы верите в вампиров? – неожиданно спросила девочка. – Представляете, они вовсе не злые!

– Вампиры – это сказка, – улыбнулся Кельд. – Страшилка для детей. Не верь этим россказням, малыш.

– А вот и не сказка, – с неожиданной горячностью заявила девочка. Я сама видела! За мной вчера погнался какой-то страшный человек, а вампир его убил и спас меня. А потом проводил до дома, чтобы еще кто не обидел.

Кельд усмехнулся и помахал ей рукой на прощанье. Дети всегда выдумывают, но ему это нравилось. Какая фантазия, прекрасная тема для новой песни. Жаль, что он не успеет ее написать. Может быть, из девочки и впрямь получится великий менестрель когда-нибудь…

Он бродил по городу, слушая чужие песни, иногда пел сам. Желтые листья кружили в воздухе, осеннее солнце ласкало кожу запоздалым теплом. Осень, прекрасная осень. Последняя осень в его жизни. Самая лучшая осень в его жизни, пьянящая и печальная, как потерянная любовь.

Кельд остановился около молодого менестреля в потертой замшевой куртке. Русые волосы певца были перетянуты зеленым хайратником, серые глаза смотрели задорно и весело. Голос менестреля звенел серебряным колокольчиком. Кельд знал этого менестреля. Тирис Вельд, один из самых виртуозных гитаристов страны. Достойный противник, прекрасный партнер.

Кельд вытащил из чехла гитару, попробовал пальцем струну. И заиграл, легко подстраиваясь под ритм песни. Он наслаждался игрой в паре, гармонией звука двух гитар. Их голоса сплетались, спорили друг с другом и вновь сходились в единой мелодии.

Возможно, завтра этот менестрель станет его противником на Турнире. Но сегодня они играли вместе, и Кельд был счастлив. Завтра – все будет по-другому, но точно не хуже.

Все перемены – к лучшему.

Ночь 6

Аскарон стоял на углу и слушал бормотание немолодого уже менестреля. Гитару тот явно оставил на постоялом дворе, ведомый Голосом Ночи и вдохновением. Одежда менестреля была мятой и засаленной, музыканты вообще не уделяли ей много внимания. Забавно, что женщины, для которых внешний вид значит очень и очень многое, в этом случае снисходительно закрывали глаза на небрежность в одежде. Что привлекало их в поэтах и музыкантах? Талант? Детская непосредственность? Внутренний огонь? Для вампира это было загадкой. Да и вряд ли кто-то из смертных мужчин сумел бы ее разгадать.

Менестрель продолжал бормотать стихи, глядя на луну. Облаков на небе почти не было, и ночная красавица горделиво плыла по небу в окружении неярких осенних звезд. Будь на месте вампира простой, не обремененный знаниями смертный, он бы уверенно заявил, что сейчас полнолуние. И ошибся бы, как свойственно человеку. Полнолуние будет только в завтрашней ночью. Поэт, сочиняющий стихи о полной луне, ошибался тоже. Но стихи были красивы.

Аскарон любил музыку. Что вампиры не теряли, а приобретали с инициацией, так это музыкальность. Абсолютный слух, и способность слышать Голос Ночи. Способность слышать и повторять вслед за Ней Песню Предвкушения. А вот Песня Крови должна идти из сердца вампира. Холодного, пустого мертвого сердца.

Аскарон усмехнулся. Инициировать тоже можно не любого. Много ли их среди смертных, способных услышать голос ночи? Этот поэт, к примеру, мог. Аскарон даже задумался на миг, не обзавестись ли ему птенцом, но сегодня эта мысль его не захватила. Пока не время. Он способен стать вампиром, менестрель в потрепанном плаще, но после неудачи с Охотником Аскарону не хотелось петь Песнь Крови. Вот кто воистину достоин был стать его собратом!

– Я выиграю этот Турнир! – заявил поэт внимательной Луне, лучшей из его слушательниц.

Вампир опять усмехнулся, в голосе менестреля уверенности было не много. Лучшие музыканты страны будут завтра показывать свое мастерство на городской площади. Завтра ни один горожанин не останется сидеть дома. Даже калеки безногие приползут послушать песни. Только глухие будут лишние на этом празднике. И один-единственный вампир, который дорого бы дал за возможность снова стать человеком. На один-единственный день. Чтобы услышать эти песни, чтобы насладиться мастерством менестрелей.

Несмотря на то, что его собственная гитара давно истлела в чулане…

Аскарон внезапно насторожился. Тревога, давно забытое чувство, неожиданно кольнула его холодное сердце. Что-то произошло, но вот что…

И в следующую секунду он понял, что именно. Он больше не был единственным вампиром в этом городе.

Аскарон мгновенно обернулся волком и помчался по улице, едва не сбив с ног поэта.

– Проклятая собака! – начал тот новую песню, но вампир его не слушал. Он торопился.

Согласно Кодексу, в городе, подобном этому, может жить и кормиться лишь один вампир. Он, Аскарон. Два или больше – и перепуганные до смерти жители устроят грандиозную облаву с серебром и осиновыми кольями. Да еще и чеснока прихватят на всякий случай.

И рано или поздно, своего добьются. Упорства людям не занимать.

Поэтому от наглого претендента следовало избавиться как можно быстрее. Этот город принадлежит Аскарону, это его феод, его королевство. Здесь он решает, кто из ночных гуляк останется жить, а кто не увидит следующего утра.

Ледяное пламя гнева заставляло его бежать быстрее. Кем бы не оказался нахальный пришелец, ему предстоит доказать свое право на этот город. Или же умереть – Кодекс не признавал мирного исхода в поединке. Победитель получает все, включая жизнь побежденного.

Увидев неподвижную фигуру в черном плаще, он вновь принял человеческий облик. Пришелец терпеливо ждал его приближения. Когда Аскарон был ярдах в пятнадцати от него, вампир сбросил закрывавший лицо капюшон. Аскарон от неожиданности споткнулся.

Пришелец оказался женщиной. Прекрасной черноволосой женщиной. И женщину эту Аскарон прекрасно знал…

– Здравствуй, Тильвия, – медленно сказал он. – Вот и свиделись вновь…

– Здравствуй Аскарон, – девушка тряхнула роскошной гривой, чисто человеческий жест. Да, иные привычки не умирают даже за века. – Рада, что ты меня не забыл.

– Что тебе надо в моем городе? – тон его был жесток и холоден.

– Мое логово разнесли горожане, – она смотрела ему в глаза упрямо и вместе с тем просительно. – Мне пришлось бежать. Повезло еще, что они решились напасть ночью.

– Этот город – мой, – голос его не дрогнул. – Убирайся отсюда, Тильвия.

– Мне некуда бежать. У меня нет убежища, я погибну!

– Ты знаешь Кодекс. – Оба вампира смотрели друг другу в глаза.

– Всего лишь несколько дней! Кодекс допускает исключения!

– Не в этом случае, Тильвия.

Девушка отвела взгляд.

– Когда-то ты любил меня, Аскарон.

– Я – да. Но не ты.

– У меня нет других птенцов, кроме тебя.

– Ты ведешь себя как человек, Тильвия. У вампиров нет чувств.

– Это неправда! Бред смертного!

– У этого вампира их точно нет. Они умерли… почти два века назад. Разве ты позволила мне остаться в твоем городе, Тильвия? Ступай прочь, и не оборачивайся. Не трать времени на уговоры, скоро уже рассвет.

Впервые за время разговора она шевельнулась.

– Не вынуждай меня драться с тобой, Аскарон. Я старше, опытнее тебя. И ты – мой птенец. Я сильнее. Отступи, прошу тебя.

– Нет.

Слово сказано. Теперь останется только один из претендентов. Аскарон произвел быстрое сравнение. Возраст, опыт – они много значат в схватке, но он быстр и ловок. Он наполнен жизненной энергией, а она давно уже не охотилась. Он недавно победил Охотника, полон уверенности в себе, а она чудом избежала смерти.

Правда, он ее птенец. А это давало ей огромное преимущество. Мастер всегда сильнее ученика. Даритель всегда сильнее птенца. Она способна предугадывать каждое его движение в схватке. В сравнении с этим, все его бонусы неубедительны.

Кроме одного. Он гораздо лучше слышит Голос Ночи. И с этим Тильвия ничего поделать не сможет. Он победит ее, обязательно победит. Тот, кто предал, должен быть наказан. Сегодня.

Он помнил ту ночь. Помнил почти два века. Это невозможно было забыть. Ее голос, шепчущий: «Иди ко мне». Черная волна ее волос…запах лаванды и каких-то еще горных трав, терпкий и манящий. Белизну клыков в обманчивом лунном свете… И кровь, его кровь, стекающую по шее… Торжествующий нежный голос, поющий Песнь Крови… капли аридо на белоснежных клыках… на его шее…

Аскарон стряхнул с себя наваждение. Тильвия разочарованно зашипела, он вызывающе рассмеялся. Да, она Даритель, а он птенец, и все же он возьмет верх.

Одновременно они запели Песнь Крови, бросая вызов. Медленно двинулись навстречу друг другу. Ночь была их свидетелем и судьей. Ночь – единственная, кто услышит Песнь Крови. Две Песни Крови, и одну Песнь Победы. Ночь примет решение, кто из них умрет.

Смерть для вампира – спутница. Только провожает она обычно не его.

В этот раз – не так. Все будет по-другому. Но… как же звучала придуманная им когда-то строка? Достойная войти в песню лучшего из менестрелей? Ах, да…

Все перемены – к лучшему!

День 7

Он пел уже четвертую песню. Пел так, как можно петь только в последний день жизни. Все, что у него оставалось – тепло, нежность, любовь, боль и гнев – Кельд выплескивал в каждой своей песне. Стремясь успеть сказать то, что завтра сказать уже не сможет.

Он догорал. Огонь, отпущенный каждому человеку на целую жизнь, яростно пылал, сжигая его дотла.

Его последняя осень. Его последний день. Лучший день в его жизни.

Кельд не боялся сорвать голос, и не щадил связки. Завтра для него уже не наступит, нет смысла себя беречь. Он должен выиграть Турнир – выиграть красиво, с блеском. А потом спеть Песню, что уже рвалась из его сердца, как почуявшая свободу птица.

Звенела гитара, голос его летел над многолюдной площадью, заставляя людей трепетать от восторга. Кто из менестрелей войдет в финальный квартет, кто составит ему конкуренцию? Он не знал, и для него это не было важно. Он выиграет этот турнир – просто потому, что другого в его жизни уже не будет. Он споет Песню – просто потому, что ее уже не удержать.

Отзвучал заключительный аккорд, и толпа взорвалась аплодисментами. Рукоплескала вся площадь, и зрители, и проигравшие уже менестрели, и те, кто продолжал соперничать с ним. Он не удивлялся этому. Кто может лучше Мастера понять красоту творения? Оценить нюансы, которые остальные даже не заметят? Уловить гармоничность ошибок, которые, как ни странно, делают песню живой?

Кто получит такое наслаждение от песни соперника, как другой Мастер?

Кельд под грохот оваций спустился со сцены и остался стоять, ожидая выступления Тириса Вельда. Того, с кем встретится в финале. Того, чье мастерство не уступало его собственному. Кто мог бы выиграть Турнир, если б это был его день. Последний день его жизни…

И кто, сам того не зная, был обречен на поражение. Сегодня. Сейчас.

Каждая песня, что летела над площадью, возносила его к небесам. Он был счастлив, абсолютно, непередаваемо счастлив – в первый и последний раз в жизни.

Жить стоило, подумал Кельд. Ради этого вот дня – стоило. А завтра… для него не будет никакого завтра. Так распорядилась судьба, и он не жалел об этом. Эти люди на площади – они будут помнить его песни до последнего вздоха. И пока они помнят, он жив.

Один за другим, менестрели отдавали людям свои песни, вкладывая в них свою душу. Обогащая мир новыми мелодиями, меняя его по своей прихоти и не замечая того. Кельд смотрел на них сияющими от счастья глазами.

Только сейчас он понял, как любит жизнь. И Песня – его Песня – станет его признанием в любви.

– Кельд Астор, – чей-то голос грубо вырвал его из мира грез.

Кельд поднялся на сцену. Осторожно подтянул колки. Попробовал струны. Обвел глазами площадь, улыбаясь каждому, кто был здесь. И запел.

Каждый поэт вкладывает в стихи часть души. Каждый музыкант вкладывает часть души в музыку. Но никто не отдает песне все, что у него есть. Потому что как дальше жить, если душу отдал целиком?

У Кельда не было никакого «дальше». Не было ни страха, ни надежды. Только сегодня. Только сейчас.

Это была Песня. Огромная площадь замерла в безмолвии, слушая певца. Замолчали люди, включая грудных младенцев. Затихли птицы. Само Время, казалось, замедлило ход. Из-за туч выглянуло солнце, не иначе, для того, чтобы послушать его.

А Песня крепла, набирая силу. Песня рвалась из груди, и ее было уже не остановить. Песня на глазах у потрясенной толпы начинала жить собственной жизнью.

Гриф гитары окропили капли крови. По щекам Кельда текли слезы, но он не чувствовал их, как не чувствовал боли в истерзанных пальцах.

В этот день на площади рождалась Песня…

Когда он закончил играть, никто по прежнему не издал ни звука. Люди, ошеломленные, потрясенные, покидали площадь. Один за другим, без суеты и спешки. Все – дворяне высшего сословия и нищие калеки, ремесленники и купцы, бродяги и книжники. И менестрели, которым играть сейчас что-нибудь казалось просто кощунством.

…Высшая награда певцу – тишина после песни…

Кельд устало сел прямо на землю. Он чувствовал себя выжатым до дна. Сил не осталось даже на то, чтобы пригубить вина из чашки. Так, наверное, чувствует себя кокон, когда бабочка взлетает к небу. Скорлупа яйца, из которого вылупился цыпленок.

Он умирал. А Песня жила. Жила в воздухе и в земле, в огне и в воде, в трели жаворонка и вое собаки. В душах людей, что молча покидали площадь.

И он не ошибся, назвав ее именно так.

«Все перемены – к лучшему».

Ночь 7

Кельд так и просидел на площади до самой ночи. Положив голову на гриф гитары, он смотрел в темное осеннее небо. Луна, абсолютно круглая, живая, выглянула из-за облака. Кельд усмехнулся. Попрощаться вышла, подумал он.

Сейчас он не знал, что ему делать. Песня была дописана, жизнь – фактически прожита. Осталось только лечь и умереть, но смерть не торопилась забрать то, что принадлежало ей по праву. Он не торопил ее. Каждая секунда казалась ему чудом, невероятным подарком судьбы. И луна, и звезды, и холодный ночной ветерок…

Последняя ночь. Если очень повезет, он успеет увидеть рассвет. Последний рассвет в его жизни.

Ночь была прекрасна. Прекрасна и нежна. Лучшее творение создателя, которое, как не старайся, не улучшить. Разве что негромкой, без всяких слов, мелодией. Легкой и ненавязчивой, что только подчеркнет совершенство ночи.

Он принялся наигрывать на гитаре, и сам не заметил, как из-под его пальцев потекла новая песня. Песня Ночи.

Аскарон вышел на улицу, чуть пошатываясь. Вчерашний поединок отнял много энергии, и ему срочно надо было подзарядиться. Впрочем, проблемы вряд ли возникнут, после Турнира на улицах будет достаточно народу, праздник еще не скоро покинет город.

К его удивлению, людей было совсем немного. Компания молодежи с гитарами, да двое вооруженных мечами дворян – вот и все. Интересно, что же такое случилось на Турнире?

Ни те, ни другие в качестве жертвы не подходили. Без шума не обойдешься, что для вампира равносильно смертному приговору. Правда, с отсрочкой.

Неслышной тенью он скользил по улицам. Да, что-то и впрямь случилось. Надо будет зайти в трактир и выяснить подробности турнира. Но сначала – кровь. Она ему просто необходима…

Одинокий юноша в синем камзоле и плаще подходил для его целей как нельзя лучше. Аскарон облизнул губы и запел Песнь Предвкушения. Песнь, неслышимую никем, кроме жертвы и охотника.

Против ожидания, юноша не отреагировал на Песню. Не двинулся навстречу вампиру с остекленевшим взглядом, подставляя для укуса шею. Он продолжал сидеть, как и прежде, словно прислушиваясь к чему-то. К чему-то но не к Песне Предвкушения!

Этого Аскарон понять не мог. Неужели еще один Охотник? Быть не может, не похож он на Охотника. Святой? Тем более невероятно! Тогда почему он ведет себя столь странно?

А секундой позже он понял. Мелодия, доносившаяся из-за забора, негромкая, печальная… Его Песня Предвкушения не могла соперничать с ней! Потому что его Песня была лишь отражением Ночи… а вот песня неведомого менестреля была самой Ночью. Истинной, первозданной, совершенной Ночью

Аскарон словно задохнулся от восторга. Странное ощущение, словно он снова стал человеком. Словно заново родился! Этот менестрель – он просто чудо. И вполне достоин стать его, Аскарона, птенцом. Более, чем достоин!

Одним прыжком он перемахнул через забор. Увлеченный песней юноша так ничего и не заметил. Песня вела его сквозь Ночь, ласкала голосом звезд и Луны.

Певец сидел, сгорбившись, в полном одиночестве. Потертая куртка, старенькая, видавшие виды гитара. И – золотой Знак Победителя Турнира. Что Аскарона нисколько не удивило – менестрель был достоин его. Достоин, как никто другой. Потому что так чувствовать Ночь не способен никто более из смертных.

Ему было жаль, безумно жаль прерывать его песню, но сделать это было необходимо. Потому что его Песнь Крови не могла соперничать с завораживающей мелодией певца. Ибо тот вкладывал в песню всю душу… а у вампира души нет.

– Эй, приятель, – негромко окликнул Аскарон. Певец вздрогнул и оглянулся. Песня оборвалась, и вампир ощутил боль от ее отсутствия.

Их глаза встретились, и Аскарон начал Песнь Крови. Несколько минут – и сидящий на земле человек станет его птенцом. Изменится навсегда, открыв для себя мир ночи.

Что ж, все перемены – к лучшему…

Кельд обернулся на голос, и сразу же попал под чары песни. Чарующей, таящей в себе самую Ночь, песни. Он не мог шевельнуться, не мог даже вскрикнуть. Только сидеть и слушать звучащий в ней призыв. И тоску, неизбывную, непередаваемую тоску…

Что незнакомец в плаще был вампиром, он понял сразу же, хотя до того в вампиров не верил. Никем другим он просто не мог быть. Но Кельда это не пугало. Он был уже мертв – чего ему бояться? Стать вампиром, потеряв все, что делало его человеком?

Но ведь все перемены – к лучшему…

Аскарон пел Песнь Крови, и сама Ночь вторила ему. Медленно, шаг за шагом, он приближался к певцу. От нетерпения сводило скулы, на клыках выступили капли аридо. Он испугался даже, что не сможет закончить Песнь, сорвет обряд инициации, но тут же взял себя в руки. Тот, кто познал бессмертие, может подождать еще минуту-другую.

Песнь Крови обжигала, сводила с ума. Птенец! Первый птенец! Его птенец!

Последний звук растворился в ночной тьме.

– Иди ко мне, – нежно пропел Аскарон.

Менестрель поднялся с земли. Неловко и безвольно, как кукла на веревочке. Почему-то это задело вампира. Может, он втайне надеялся, что тот добровольно примет инициацию?

Аскарон сделал шаг, и человек сделал шаг ему навстречу. Теперь их разделяло не более двух ярдов. Глаза менестреля были пусты и безжизненны.

Еще один шаг, последний. Шаг со стороны человека…

– Прими то, что я дарю тебе. Прими Ночь, стань ее пасынком…

Слова звучали грубо и неуклюже, но певец покорно подставил горло. Зашипели на клыках капли аридо. Сладкий миг предвкушения – и Аскарон коснулся горла менестреля.

– Как зовут тебя, птенец? – прошептал он.

– Кельд, – покорно отозвался тот.

Клыки вонзились в шею, впрыскивая в вену аридо. Менестрель вскрикнул от боли и наслаждения, кровь потекла по тонкой, беззащитной шее. Аскарон сделал первый глоток…

Ослепительная, невероятная боль пронзила все его тело. Давно забытая вампиром, она раздирала его не части. Серебро! Как, откуда? Аскарон был уверен, что Кельд и сейчас находится в его власти. Полуослепший, он бросил взгляд на шею певца и ужаснулся. Кровь, сама кровь менестреля блестела серебром! Этого не могло быть – и все же было.

Аскарон чувствовал, как его тело тлеет и распадается. Боль неожиданно прошла, и он понял, что умирает. Так вот какая она, смерть! Вампир неожиданно понял, что ждал ее, с нетерпением ждал все эти два века. Ждал, как избавительницу, как надежду. Как это сентябрьское полнолуние…

Быть вампиром – страшная участь. Но теперь все изменится. Навсегда.

Все перемены – к лучшему…

Кельд рухнул на землю, задыхаясь от избытка эмоций. Болела шея, теплый ручеек крови стекал на землю. Вампир, что хотел его инициировать, погиб. Серебрянка убила его верней, чем осиновый кол, и он не успел закончить инициацию. А он, Кельд, что будет с ним? Впервые за последнюю неделю ему стало страшно. Что будет теперь с ним? Станет ли он вампиром, или останется человеком? И если вампиром – убьет ли его серебрянка, как Дарителя, или он станет первым из Пасынков Ночи, кто не боится серебра? Все же погибнет человеком? Или две несовместимые силы уничтожат друг друга? Он не знал ответа, и это его пугало.

Луна бесстрастно смотрела на него с ночного неба. Тускло мерцали звезды. Легкий ветерок играл желтыми листьями. Текла по руке серебристая кровь…

Все перемены – к лучшему.

Все перемены – к лучшему!

Все перемены – …