Текст книги "Горячее дыхание войны"
Автор книги: Виталий Кулак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
6
В дверь постучали, вошёл обер-ефрейтор Шульц, приготовивший обед. Скоро на столе он расставил миски, тарелки, стаканы, разложил столовые приборы, и всю комнату заволокло вкусным запахом жареной картошки и мяса. Отто пристально, ничего не говоря, смотрел на своего денщика до тех пор, пока тот не достал из шкафа бутылку французского коньяка. После этого лицо хозяина кабинета стало довольным. Он с благодарностью произнёс:
– Спасибо, Курт. Можешь идти.
Во время обеда приятели не говорили о работе, а вспоминали годы, проведённые в Риге, дружно ругали англичан и их «бульдога» Черчилля.
– Во Франции некоторым англичанам всё-таки повезло. Скажешь, нет? Они сумели сбежать к себе на остров. Фюрер был к ним слишком добр. Они не оценят его доброту, Людвиг, не оценят. Вот увидишь. Нужно было сразу вырвать этому толстому бульдогу Черчиллю все его клыки. Чтобы он никогда больше даже в мыслях не хотел нас укусить.
Харманн пустился в многословные рассуждения о политике. Это было его слабостью. Он любил поговорить о вещах, в которых не очень хорошо разбирался. Правда, он сам думал, что, наоборот, очень даже сведущ в них. Если раньше фон Хольшенбах с ним иногда спорил, то в последнее время перестал это делать. Проще было согласиться, так как бессмысленные споры стали его утомлять.
Только когда обед закончился, за чашкой кофе, тоже приготовленного денщиком, Отто Харманн вернулся к прерванному разговору.
– Дорогой Людвиг, – сказал он. – Думаю, я смогу тебе помочь, но мне сначала нужно, как ты понимаешь, поговорить с шефом. Полагаю, майор Шнитке не станет возражать. У нас как раз в тылу 50-й армии русских есть группа агентов. Правда, они там находятся уже месяц, понесли потери, мы хотели их отозвать, но наш долг – помогать друг другу. Не так ли? Я поставлю перед ними задачу найти твоего человека. Сегодня же поговорю со Шнитке, а потом зайду к тебе, и мы обсудим детали. Это тебя устроит?
Именно на это и рассчитывал фон Хольшенбах, когда шёл к своему приятелю.
– Конечно, устроит, Отто! Я знал, что ты надёжный товарищ! Ты даже не представляешь, как для меня это важно. Если тебе понадобится от меня какая-нибудь помощь, любая, – обращайся без колебаний! Я твой должник!
– Тогда давай, дорогой Людвиг, выпьем ещё по рюмочке коньяка. За дружбу.
Абверовцы одновременно рассмеялись. Они были довольны друг другом.
7
21 августа 1941 года
Брянщина
Только после обеда поисковая группа старшего лейтенанта госбезопасности Александра Тихонова добралась до деревни Васильевки. Просёлочная дорога в полуторке не доставила Тихонову никакого удовольствия. Вот уже целую неделю он спал чуть ли не по четыре часа в сутки и поэтому практически весь путь, сразу после того, как грузовик двинулся с места, боролся со сном. Развеять сон только немного помог разговор с водителем Михайленко про кино. Но как только они замолчали, старший лейтенант опять задремал.
Пограничники в кузове вначале о чём-то переговаривались, а затем замолчали: они тоже уснули.
Полуторка ехала между полей с рожью и пшеницей, изредка проезжая небольшие рощи, но не заезжая в лес. Жаркое августовское солнце до того разогрело землю, что казалось, будто бы в Советском Союзе теперь будет тропический климат.
Васильевка была даже не деревней в полном смысле этого слова, а скорее деревушкой, небольшим посёлком, состоящим из двух десятков дворов. Она располагалась на самом краю густого леса. Когда-то, поговаривали, более ста лет тому назад, в этот район приехали поморские староверы, да так и остались там. Были они людьми работящими, и Васильевка не зря считалась зажиточной деревней. Зажиточным стал и колхоз, образованный там при советской власти.
Тихонов, когда показались околицы Васильевки, разминая шею, сделал круговые вращения головой, потом несколько раз опустил и опять согнул в локтях руки. От долгого сиденья в кабине грузовика у него затекли все мышцы.
– Приехали, Михайленко? Васильевка? – обратился он к шофёру.
– Так точно, товарищ старший лейтенант. Васильевка.
– Ну наконец-то, а то я стал думать, что уже никогда мы сюда не доедем. Почему ты так медленно ездишь? Ты что, боишься на мину наехать?
– Нет, товарищ лейтенант, мин не боюсь. А вот пробить колесо по такой дороге – опасаюсь. Чего тут только не накидано! Хотя бы убрали с дороги железки.
– А что ты хотел? Фашисты наступают, людям не до заботы о чистоте. Тем более на дорогах в такой глухомани. Скажи спасибо, что доехали.
– Так я и так уже сказал спасибо. Мне не сложно.
Автомашина въехала в село и направилась к его центру, где располагалось правление колхоза. На дороге и во дворах никого видно не было. «Попрятались от жары по домам, – подумал старший лейтенант. – Я бы тоже сейчас посидел бы в теньке под яблонькой или вишней. А ещё лучше зайти в прохладную хату да выпить кружку молочка из погреба. Эх, мечты-мечты».
– Где здесь правление колхоза?
– Да вот оно, справа, – Михайленко кивнул в сторону длинного одноэтажного деревянного здания, у входа которого висел красный флаг. Через минуту полуторка остановилась. Мотор перестал работать, и Тихонов услышал, как в соседних дворах сонно вздыхают коровы, негромко кудахчут куры и лениво тявкают собаки.
Старший лейтенант начал было открывать дверь, чтобы наконец-то выбраться из тесной для него кабины, как вдруг с чердака соседнего дома по полуторке длинной очередью ударил ручной пулемёт.
8
И сразу же вслед за пулемётом застрочили автоматы. Казалось, пули неслись к грузовику со всех сторон. Нападение было очень неожиданным. Тихонов успел всё-таки выбраться из кабины, но в него тут же попало сразу несколько пуль, и он упал на землю, поливая её своей кровью.
«Засада. Как же так. Мама…» – успел он подумать перед смертью.
Старшина-пограничник, ехавший в кузове полуторки, раненный в грудь и в живот, нашёл в себе силы поднять автомат и сделать несколько выстрелов в сторону чердака, откуда всё строчил и строчил неугомонный пулемёт. Однако выпущенные пограничником пули прошли далеко от пулемётчика. Больше он ничего не успел сделать – в него попала автоматная очередь.
Остальные члены поисковой группы старшего лейтенанта госбезопасности Александра Тихонова, в том числе и водитель автомашины, погибли при первых же выстрелах. Никто из них не ждал нападения, хотя к этому нужно было быть готовым. Но, увы, на войне все ошибаются. За это приходится порой расплачиваться по самому большому счёту – собственной жизнью.
Выстрелы одновременно, как по команде, неожиданно прекратились. Настала тишина. Замолчали собаки, домашний скот, даже сверчки.
Прошло минуты две, после чего из-за угла одного из домов показалось два человека, одетых в форму бойцов НКВД. Они осторожно приблизились к полуторке, постоянно оглядываясь. Один из них подошёл к убитому старшему лейтенанту и из автомата дал по нему короткую очередь. Этого он мог не делать – командир поисковой группы был уже мёртв. В это время второй ловко запрыгнул со ступеньки кабины в кузов грузовика, и через секунду оттуда тоже донеслись короткие автоматные очереди.
– Готово! – раздался голос из кузова.
Тут же из крестьянских домов, из здания правления колхоза начали выходить другие вооружённые автоматами ППД люди, одетые в форму бойцов НКВД. Человек восемь, не больше. Это были как на подбор крепкие тренированные парни не старше тридцати лет. Среди них выделялся высокого роста офицер, в петлицах формы которого блестели два эмалевых прямоугольника, говоривших, что он носит звание старшего лейтенанта госбезопасности.
Немецкие диверсанты – а это были диверсанты одной из рот полка «Бранденбург-800» – собрали в одном месте трупы убитых красноармейцев. К ним же они оттащили и тело капитана Тихонова.
– Обыскать! Собрать оружие и документы! – кивнул офицер в сторону убитых, и двое солдат принялись немедленно выполнять его приказание.
Сам же офицер вынул из кармана белый носовой платок, снял с головы фуражку и протёр лоб, на котором выступили крупные капли пота: солнце продолжало нещадно обогревать грешную Землю. К нему вскоре подскочил сержант госбезопасности и передал какие-то документы.
– Это бумаги офицера, господин лейтенант.
– Чёрт бы побрал тебя, товарищ сержант! – тут же вполголоса выругал его старший лейтенант госбезопасности. – Какой «господин лейтенант»? Разве ты не видишь, какая на мне форма? Забыл, где мы? Ещё одна такая ошибка, и по возвращении тебя строго накажут. Тебе всё ясно, «товарищ сержант госбезопасности»?
«Сержант» хотел что-то сказать, но всё-таки промолчал. Он уже хорошо знал тяжёлый характер лейтенанта Генриха Роша, командира их группы. Вместо этого провинившийся диверсант отошёл в сторону и стал искать у убитых патроны.
Из дома правления колхоза вышел мужчина в гражданской одежде. Он постоял немного на крыльце, осматривая окрестности, а потом направился к полуторке. Одет он был в гражданский чёрный костюм, уже довольно поношенный, но ещё не утративший свою форму. Когда он шёл к автомашине, стала заметна его небольшая хромота.
Лейтенант Рош обернулся к нему.
– Может быть, всё-таки пойдёте с нами? Ведь вы ранены…
– Нет, благодарю. Рана не опасная. Она уже почти зажила. Пустяки. Я смогу выполнить задание, так и передайте.
Эти двое продолжали прерванный недавно разговор. Они неплохо понимали друг друга.
Рош пожал плечами.
– Это ваш выбор. Тогда я должен дать вам рацию, комплект запасного питания к ней и двух человек, один из них радист.
– Вот за это спасибо. А то моих двух коллег чекисты убили. Пришлось всё бросить и спасаться. Тогда-то меня и ранило. К счастью, не очень серьёзно, отлежался.
Лейтенант Рош отдал короткий приказ, и вскоре немецкие диверсанты, взяв оружие убитых красноармейцев, вышли из Васильевки и растворились в густом лесу: деревья подходили почти вплотную к этому населённому пункту. Вместе с диверсантами ушёл и незнакомец в гражданской одежде. Несмотря на ранение, шёл он довольно быстро, почти не хромая. И это было немного странно, так как ранее хромота его была заметней.
«Всё прошло хорошо, по плану, – думал Рош. – Русские даже опомниться не успели. Это я неплохо сделал. И хорошо, что обошлось без потерь. Не люблю, когда в группе появляются раненые. Это мешает и плохо влияет на солдат. Но этого агента, хромого, я не понимаю. Он или очень умён, или очень глуп. Мог бы ведь сейчас уйти с нами. Ладно. Это его проблемы».
Углубившись в лес на два километра, немецкие диверсанты разделились. Незнакомец в гражданской одежде в сопровождении двух немецких диверсантов в красноармейской форме направился на восток, а вся остальная группа лейтенанта Генриха Роша повернула на запад.
В центре деревни Васильевки у правления колхоза осталась стоять расстрелянная полуторка. Стекла в кабине выбиты, двери распахнуты. Возле автомашины на земле лицом вверх лежал убитый старший лейтенант Александр Тихонов. Недалеко от него – все члены его поисковой группы и водитель полуторки, тоже убитые.
9
3 августа 1941 года
Подмосковье Военный госпиталь № 3011
Лейтенант госбезопасности Алексей Орлов сидел напротив главврача военного госпиталя № 3011 Безводного Родиона Михайловича и доказывал, что он уже совсем здоров.
– Вот, посмотрите, доктор, – говорил он, поднимая и опуская руки. – Посмотрите. Отлично поднимаются и отлично опускаются. Ничего не мешает. Даже не болит. Я опять хочу вас поблагодарить, доктор. Вы спасли мне жизнь. Вы совершили чудо. Рана зажила. Теперь я готов, как говорится, опять встать в строй.
Подполковник медицинской службы, повидавший на своём веку таких беспокойных и нетерпеливых раненых ещё в Первую мировую войну, скептически улыбался и отрицательно мотал головой.
– Нет, батенька мой, не могу. Не уговаривайте и не просите. Рука ваша ещё полностью не восстановилась. При резком движении – а такие молодые люди, как вы, не могут обходиться без них, я-то знаю – рана напомнит о себе. Сухожилия, нервы, батенька мой, вещь тонкая. Пусть хорошенько заживёт рана, а потом уже езжайте на все четыре стороны. Это моё окончательное решение.
Ранение Алексей Орлов получил через неделю после начала войны в районе украинского города Броды, когда находился на Юго-Западном фронте. Пуля, выпущенная немецким автоматчиком, попала ему в правое плечо, доставив серьёзные неудобства. К счастью, немецких мотоциклистов, неизвестно как оказавшихся на пути небольшого отряда Орлова, вскоре рассеяли пулемётным огнём два краснозвёздных броневика, вовремя появившихся на дороге.
Это было первое ранение Алексея, поэтому, наверное, он вначале не отнёсся к нему серьёзно. Один из бойцов сделал ему перевязку.
– В медсанбат вам нужно, товарищ лейтенант, – сказал он, заканчивая возиться с бинтом. – Ранение то у вас, по всему видать, серьёзное. Пусть доктора осмотрят.
– Подождёт медсанбат. Ничего страшного. И почему ты решил, что серьёзное? Мне кажется, что ничего серьёзного. Обычное лёгкое ранение. Перевязал – и отлично. Пока так сойдёт, а медсанбат будет потом.
– Всё-таки лучше сразу, чтобы доктор осмотрел…
– Так, всё, спасибо, рядовой, можете идти. Без вас как-нибудь разберёмся.
Но Алексей не спешил обращаться к медикам, так как ему нужно было выполнить боевой приказ: забрать из 212-й моторизованной дивизии пленного немецкого капитана-танкиста и доставить его в штаб Юго-Западного фронта. Немецкие офицеры, да ещё танкисты, были тогда очень ценными пленными, о чём лейтенанту Орлову и сообщили, направляя в 212-ю моторизованную дивизию. Девятнадцатилетний лейтенант проникся важностью поставленной перед ним задачи и, даже получив ранение, её выполнил.
Правда, к тому времени когда Алексей доставил пленного немецкого офицера в штаб Юго-Западного фронта, ему стало совсем плохо: каждый шаг отдавался острой болью во всем теле.
Только сдав фашиста кому положено, Орлов отправился в эвакуационный госпиталь. Слово «эвакуационный» его не устраивало, так как он никуда эвакуироваться не собирался. Он хотел только показаться врачу, чтобы ему «зашили рану». Но эвакогоспиталь оказался самым близким из расположенных медицинских военных учреждений, поэтому-то Орлов туда и попал.
Когда пожилая медсестра размотала рану, дежурившая капитан медицинской службы Синявцева недовольно покачала головой.
– Когда вас ранили? Сутки назад? Что ж вы сразу не обратились в медсанбат?
– Не мог, товарищ капитан, нужно было приказ выполнить, – попытался улыбнуться Орлов, но из-за боли, вызванной неловким движением, на его лице появилась какая-то фантастическая гримаса.
Синявцева промолчала, продолжая что-то записывать в толстую тетрадь. Вскоре лейтенанта отвели в перевязочную, где подготовили его к операции.
– Жалко, молоденький совсем, – сказала пожилая медсестра, протягивая полотенце Синявцевой. – Может быть, всё-таки выживет?
– Будем надеяться. Хватит разговоров. Давайте начинать.
Операция продолжалась довольно долго и прошла, как Орлову сообщили, «успешно». Однако он не почувствовал себя лучше, наоборот, к вечеру у него поднялся сильный жар.
Он, находясь в жару, не помнил, как на следующий день ранним утром двое санитаров перенесли его в грузовик; как уложили его рядом с другими тяжелоранеными красноармейцами и командирами; как у себя в кабинете украдкой вытирала слезы капитан Синявцева; как раненых потом отвезли на железнодорожный вокзал и определили в военно-санитарный поезд; как потом фашистские самолёты чуть его не разбомбили.
10
Очнулся Алексей через сутки. Температура спала. Ему хотелось пить.
– Воды, пожалуйста, – попросил он.
Вначале его никто не слышал – таким тихим был его голос и так громко стонали другие тяжелораненые солдаты. Но потом к нему подошёл санитар, напоил его из кружки тепловатой водой.
– Где я? – сумел выговорить лейтенант перед тем, как опять впасть в забытьё.
– В поезде, сынок, в поезде. Скоро приедем в большой госпиталь. Там тебя вылечат, – ответил ему пожилой санитар, но Алексей этого уже не слышал.
На следующий день Орлову стало заметно лучше. Он даже несколько раз улыбнулся, когда к нему подходил пожилой санитар, которого все звали просто дядя Ваня. Температура ещё была, но не такая высокая, как раньше.
Алексей целый час лежал и смотрел в окно на мелькавшие поля, леса, речки, небольшие села и городки. Ему всегда было интересно ездить в поездах. Почему – он и сам толком не мог понять. Наверное, потому, что когда едешь в поезде, то кажется, что впереди тебя ждёт что-то необычное, что скоро твоя жизнь изменится, потечёт по новому руслу, а на конечной станции тебя ждёт какой-нибудь приятный сюрприз.
Изредка их санитарный эшелон останавливался на железнодорожных станциях, но потом опять быстро отправлялся в путь. Кое-где он замечал черные от пожаров разбомблённые здания, валявшиеся недалеко от железнодорожного пути вагоны. «Немцы бомбят, сволочи», – отрешённо думал он.
Время от времени в сторону фронта проходили воинские эшелоны с людьми и военной техникой, и тогда его сердце начинало биться быстрей. Ему хотелось встать, открыть окно, выглянуть из него, чтобы получше рассмотреть красноармейцев, которым предстояло разбить фашистов, но сделать этого он не мог: сил у него совсем было мало.
В конце концов санитарный поезд, в котором находился Орлов, доехал до Подмосковья, и Алексея поместили в военный госпиталь. Там ему сразу же сделали ещё одну операцию. Хирург, делавший её, заверил Орлова, что «всё обойдётся», и он ему поверил.
Вместе с Орловым в большой светлой палате командного состава лежали вначале только танкист-капитан и лётчик. Они представляли разные рода войск, но раны у них оказались одинаковые – оба сильно обгорели. Потом к ним в палату принесли раненного в грудь пехотного майора, доставленного откуда-то с юга, а также молодого лейтенанта, подорвавшегося на мине. У лейтенанта взрывом оторвало ногу, и он ещё долго не мог в это поверить.
– Как же так? – с обидой в голосе спрашивал он своих соседей по палате. – Что я теперь буду делать с одной ногой? Куда я теперь?
Ему никто не отвечал, но потом эти вопросы так надоели другим раненым, что лётчик, весь обмотанный бинтами, только глаза сверкали из оставленных щелей, зло проговорил:
– Главное – живой, дурак, – и надолго замолчал.
Ну а в целом в палате было тихо. Алексей надеялся на скорое выздоровление. А вот вести с фронта передавали совсем нерадостные. Каждый раненый и все сотрудники госпиталя с тревогой следили за положением на фронте. Почти каждый день радио сообщало, что наши войска под напором превосходящих сил немецко-фашистских войск вынужденно оставили то один, то другой крупный населённый пункт. Враг на удивление быстро захватил Западную Украину, Латвию, Литву, значительную часть Эстонии, почти всю Белоруссию, вышел к Киеву.
Когда в середине июля стало известно, что фашисты захватили Смоленск, капитан-танкист не выдержал:
– Да что ж это такое! Почему наши отступают? Воевать разучились, что ли?! Они до Москвы драпать собрались?
Раненые, к тому времени немного пришедшие в себя и начинавшие поправляться, опять принялись спорить о положении на фронте. Даже безногий лейтенант и тот поддерживал разговор. Видимо, на него благоприятно подействовали получаемые из дома письма: он теперь хотел поскорей выписаться из госпиталя и поехать к себе на родину в один из небольших уральских городов.
Веселее становилось, когда в госпиталь приходили пионеры. Они часто навещали раненых красноармейцев и командиров, давали концерты, дарили небольшие подарки. Особенно бойцы радовались куреву.
Алексей, общительный и жизнерадостный парень, быстро привык к жизни в госпитале, но и он, конечно, как и многие другие раненые, мечтал поскорей из него выбраться. Он хотел вернуться на фронт, заняться настоящим делом. Именно поэтому он говорил врачам, что с раной всё в полном порядке, чувствуя, правда, ещё небольшие боли при движении правой рукой. Но врачи почему-то не спешили его выписывать.
Вот и главврач военного госпиталя № 3011, подполковник медицинской службы Безводный Родион Михайлович, тоже считал, что ему пока рановато идти на выписку.
Только в начале августа, когда Алексей Орлов уже не мог лежать на одном месте и стал ходить по всему госпиталю, врачи на медкомиссии пришли к выводу, что ему больше нечего делать в их медицинском учреждении. Получив заключение комиссии о том, что он полностью пригоден к дальнейшей службе, Алексей в возбуждённом состоянии вернулся к себе в палату. По его счастливому лицу товарищи сразу всё поняли.
– Что, выписывают, лейтенант? – поинтересовался танкист.
– Да! Завтра утром уезжаю.
Соседи по палате принялись его поздравлять и давать напутствия. Их слова вылетали у Алексея, как говорится, из второго уха, так как он мыслями уже был там, на фронте.
