Текст книги "Навязанный рай"

Автор книги: Виталий Забирко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Вот здесь вы и попались на антропоцентризме! – рассмеялся писатель. – Как я уже говорил, Природа не терпит однообразия, в частности, на Земле число известных биологических видов только животных и растений, не учитывая вирусов, бактерий, водорослей и прочих, около двух миллионов. А человек – единственный разумный вид из этих двух миллионов.

– Причем здесь антропоцентризм? – возмутился я. – Считаю, любой из видов может стать разумным и создать свою цивилизацию.

– Именно свою! – саркастически хмыкнул Валентин Сергеевич. – А вы утверждаете, что это будет цивилизация одного уровня с человеческой. В этом и проявляется ваш антропоцентризм. Вы считаете, что все цивилизации развиваются по техногенному пути и их уровни развития сопоставимы. Но возможен биогенный путь, энергогенный, да чёрт его знает, какой ещё. Поэтому цивилизация другого биологического вида будет настолько отлична от нашей, что трудно представить точки пересечения интересов. Знаете известную дилемму: козлёнок хочет бодаться, а щенок – кусаться? Приблизительно так и с цивилизациями, только пропасть между ними гораздо большая. Возьмём, к примеру, таких общественных насекомых, как муравьи. В первом приближении можно считать муравейник своего рода цивилизацией. Способ передачи информации у нас речевой и письменный, а у муравьёв – тактильный (прикосновением), визуальный (дрожанием усиков-антенн) и одорантный (посредством запаха). Мы – двуполые, они, в основном, – бесполые; мы, каждый в отдельности, – личности, они, в силу своих функциональных особенностей, – скорее единый организм, чем сообщество. Мы замечаем муравьёв только тогда, когда они поселяются в доме, они нас – когда кто-то вздумает ворошить палкой муравейник. Вот и все точки соприкосновения наших сообществ. Спрашивается, о каком контакте между людьми и муравьями может идти речь, если устройство наших цивилизаций столь разительно отличается?

– По-моему, вы утрируете, – попробовал возразить я. – В качестве примера вы выбрали сообщество неразумных насекомых и пытаетесь представить муравейник как цивилизацию.

Валентин Сергеевич рассмеялся.

– Это из каких же соображений вы лишаете муравьёв разума? Опять антропоцентрических – потому что с позиции человека вы не видите в поведении муравьёв разумности? Давайте проведём мысленный эксперимент – вы берёте палку и ворошите муравейник. Что будут делать муравьи? Муравьи-солдаты атакуют вас, стремясь укусами если не убить, то отогнать, муравьи-строители начнут восстанавливать муравейник, муравьи-санитары займутся погибшими особями… А теперь представим, что кто-то из высокоразвитой цивилизации возьмёт громадную палку и поворошит наш «муравейник», допустим, Москву. Что будут делать люди? Вооружённые силы атакуют неприятеля всеми возможными средствами, силы гражданской обороны начнут разбирать завалы, похоронные команды – хоронить погибших… Так кто из нас разумен, а кто нет? Или вот такой пример, вроде бы из иной области, но на самом деле той же, только рассмотренной под другим углом зрения. Человек подходит к дереву и видит, что высоко на тонкой ветке висит груша. Как её достать? Очень просто – он берёт палку и пытается её сбить. А в это время в кустах по соседству сидит себе такой серенький, ушастенький кролик и оценивает действия человека. «Какое примитивное животное, – думает кролик. – Во-первых, груша незрелая, во-вторых, зачем тратить столько усилий, когда проще „приказать“ груше созреть и упасть прямо в лапы?»

Я не нашёлся, что ответить, но на моё счастье раздался звонок в дверь.

– Доставка продуктов прибыла, – сказал я, вставая.

– Вы цыплят-гриль заказали? – спросил Валентин Сергеевич.

– Да.

– Тогда готовьтесь к концерту… – вздохнул он.

Я недоумённо посмотрел на него, но, так и не получив разъяснения, пошёл встречать посыльного. И только расплатившись с ним и закрыв дверь, понял, что подразумевалось под концертом.

Из соседней комнаты, учуяв запах горячего гриля, с мявом выскочил кот и начал бросаться на объёмистый пакет.

– Во-от… – назидательно протянул Валентин Сергеевич. – Такой у меня Пацан. Его «kitecat» не корми, а дай погрызть костей цыплят-гриль. С таким хрустом поглощает, что всем собакам в округе завидно.

Я бросил взгляд на пса. Сэр Лис держался с достоинством и осуждающе взирал на кота.

– Как бы драки не вышло… – пробормотал Валентин Сергеевич, встал с кресла, схватил кота за шиворот, зашвырнул в другую комнату и быстро захлопнул дверь. Тотчас с обратной стороны в дверь шмякнулось тело кота, и донёсся протяжный, требовательный вой.

Я выставил на стол продукты, а Валентин Степанович развернул фольгу на одном из цыплят и начал отделять мясо от костей.

– Накормлю побыстрее, – объяснил он, – а то, бедняга, совсем изведётся.

К грозному вою из-за дверей добавилось ожесточённое царапанье филёнки.

Валентин Сергеевич сложил кости на одноразовую тарелку и скрылся в соседней комнате. Вой как по мановению волшебной палочки прекратился, послышалось рычание и столь громкий хруст, что брала оторопь. Можно сказать, нецензурный хруст, отнюдь не приличествующий коту.

Я покосился на пса.

– Надеюсь, сэр, вы будете вести себя более культурно, – сказал я ему, затем развернул порцию цыплёнка и поставил на пол.

Пёс тяжело вздохнул и принялся аккуратно есть, неторопливо объедая мясо и оставляя кости.

– М-да, сэр, а вы, оказывается, очень старый пёс. Зубы сточились, и кости уже грызть не можете. Наверное, потому и выгнали…

Неожиданно я подумал, что сегодня никто не интересовался мной из той самой таинственной организации, которая вчера занялась делом вплотную. К чему бы это? Затаились, перегруппируют силы после смерти веснушчатого парня?

В комнате вновь появился Валентин Сергеевич с двумя рюмками.

– А теперь, Артём, – сказал он, – давайте выпьем за знакомство.

Я распечатал бутылку коньяку, налил в рюмки, и мы выпили.

– Хороший напиток, – причмокнул губами писатель. – Давненько не потреблял.

– Неплохой коньячок, – согласился я, закусывая.

Некоторое время мы ели молча, затем я решил взять бразды правления разговором в свои руки.

– Валентин Сергеевич, я внимательно слушал вас… Любопытная ситуация получается. В летающие тарелочки вы не верите, в возможность контактов с иными цивилизациями тоже… В то же время пишете фантастику. О чём же вы пишете?

– Вот, – рассмеялся писатель. – Это хороший вопрос. О человеке. О его возможностях, в том числе и ещё неизвестных. О пытливости ума в неординарных ситуациях. К сожалению, в обычной литературе об этом ярко сказать нельзя. Разве что в детективной, но, право слово, сюжет в детективах, несмотря на свою динамичность, практически всегда опирается на низменные пороки человека. Миром правят деньги, но двигает прогресс бескорыстное любопытство, и лучше, чем в фантастике, об этом не скажешь.

В это время в комнату стремительно вбежал кот, подскочил к тарелке пса, оттолкнул его и с жадностью набросился на цыплёнка, проявляя только что упомянутые «низменные пороки». Мы оцепенели, думая, что сейчас разгорится драка. Ничего подобного. Пёс отодвинулся, скептически посмотрел на кота и ушёл к окну, где сел с гордым и независимым видом.

– Вы уж нас извините, – разведя руками, нервно хохотнул Валентин Сергеевич, – такие мы беспардонные. Это собаку можно выдрессировать, а кота никак нельзя.

Сэр Лис пренебрежительно фыркнул.

Глава восьмая

За бутылкой коньяка мы просидели до позднего вечера. От спиртного Валентин Сергеевич размяк и пустился в разглагольствования о фантастике. Он сменил менторский тон на доверительный, и, хотя по-прежнему чувствовалось превосходство его эрудиции, разговор протекал на равных. Всю свою жизнь я умело избегал разговоров о гадалках и предсказаниях, но сейчас рискнул и, пользуясь тем, что писателя в первую очередь интересуют неординарные человеческие способности, направил беседу именно в это русло. Как и на всё прочее, и по этому вопросу у писателя было своё мнение. В предвидение будущего он не верил, считая, что время неподконтрольно, поэтому стопроцентное предсказание событий невозможно. Прошлое, по его мнению, незыблемо и неизменяемо, а будущее настолько многовариантно, что предсказывать какое-либо событие можно лишь с какой-то долей вероятности, основываясь на чисто логических предпосылках. Например, когда вырыт котлован, то не составит особого труда предсказать, что дом будет построен. Если при этом подрядчик, воруя, нарушает технологию, и в состав связующего раствора кладётся меньше цемента, то также легко предсказать, что дом со временем рухнет. Но предсказать, что дом рухнет точно через пять лет шесть месяцев и три дня в двенадцать часов пополудни, никому не под силу. При этом скепсиса у писателя было сверх меры, любое экстраординарное событие он старался рассмотреть с реалистических позиций, что, порой, вызывало у меня лёгкое недоумение – фантаст, и так рассуждать… Прежде всего, все туманные предсказания, вроде «с востока на Европу нахлынут тёмные силы», он сразу отмёл как несостоятельные и некорректные, впрочем, и им дав объяснение. Во-первых, на Европу ни с запада, ни с севера, ни с юга ничего, кроме вод Мирового океана, «нахлынуть» не может в силу её географического положения, а во-вторых, под «тёмными силами» можно трактовать всё, что угодно: от орды монголо-татар, до эпидемии гонконгского гриппа. Когда же я спросил, как быть с удачливыми игроками, срывающими банк в рулетку раз, два и три подряд, то и тут он нашёл реалистическое объяснение, но перед этим, хитро покосившись на меня, рассказал анекдот.

«Приходит к попу мужик и жалуется, что не верит в чудо.

– Как же так, – удивляется батюшка, – и в слёзы Богоматери, выступающие на иконе, не веришь?

– Химия это, батюшка…

– Хорошо, – говорит батюшка, – приведу тебе пример из нашей повседневной жизни. Неделю назад звонарь Парамон напился, залез на колокольню и сорвался оттуда. Упал и, мало того, что жив остался, ни переломов, ни ушибов, ни царапинки на теле. Что это, как ни чудо?

– Случайность, батюшка.

– Пусть так. Но на следующий день он опять напился, взобрался на колокольню и упал с неё. И опять жив-здоров. Что это?

– Совпадение, батюшка.

– Хорошо, – серчает поп. – Однако намедни звонарь снова напился, взобрался на колокольню и снова сорвался. И опять целёхонек. Что это, по-твоему, как ни чудо?!

– Это уже тренировка…»

Мы посмеялись, а затем Валентин Сергеевич сделал вывод:

– Заметьте, Артём, тренировка, а не закономерность. Так и с вашими удачливыми игроками в рулетку. Крупье настолько привык к своей работе, что автоматически запускает рулетку с одной и той же скоростью и бросает шарик с выверенным до миллисекунд интервалом после запуска рулетки. И вот здесь начинает работать мозг игрока. Работать с такой скоростью и настолько эффективно, что не снилось и самым суперсовременным компьютерам. Имея в задаче две постоянные величины: скорость вращения рулетки, момент вбрасывания шарика – и одну исходную: положение, с которого начинает вращаться рулетка, – мозг в подсознании мгновенно просчитывает траекторию шарика, вплоть до мельчайших подскоков, и выдаёт результат, который игрок принимает за озарение. Кстати, более трёх раз подряд игроки обычно не выигрывают, поскольку крупье после третьего выигрыша начинает нервничать и сбивается с ритма, к тому же владельцы казино знают об этой особенности мозга и часто после третьего выигрыша подряд одним и тем же игроком заменяют крупье.

Возможно, в этом случае Валентин Сергеевич был прав. Но как, скажите на милость, можно объяснить моё умение открывать кодовые замки, когда пальцы сами собой набирают нужную комбинацию, а я перед этим в глаза замка не видел? Чувствуют пальцы «заезженный» путь, а зрение подсознательно улавливает мельчайшие пылинки царапинки и тому подобные детали, характеризующие наиболее частое положение цифр? Хорошо, пусть так, но как тогда объяснить то, что, вставляя свою банковскую карточку в банкомат, я набираю любой четырёхзначный пин-код, и банкомат послушно снимает с неизвестного счёта деньги, а на моём счету деньги остаются нетронутыми? Каким-таким образом я получаю доступ к чужому счёту со своей карточки?

Конечно, этих вопросов я Валентину Сергеевичу не задавал. С чего бы это вдруг? Свою тайну я вряд ли кому-то открою даже в глубокой старости на смертном одре. Если доживу, поскольку о моих способностях кое-кому стало известно…

Во время всего разговора меня не покидало подспудное чувство тревоги – после вчерашних событий следовало ожидать продолжения, но ничего подобного не происходило. Никто не звонил по мобильному телефону, не стучал в дверь. Я, было, начал подозревать писателя в принадлежности к таинственной «конторе», заинтересовавшейся мной, но затем отбросил это предположение. Чересчур откровенен был Валентин Сергеевич, к тому же до мозга костей материалистичен, и, пожалуй, эта странность, несовместимая с его родом деятельности, своей парадоксальностью убеждала меня, что ко вчерашним событиям он не имеет никакого отношения. Разве что косвенно, учитывая его присутствие при происшествии у пивного ларька.

Так мы и сидели до позднего вечера – я задавал вопросы и слушал, а писатель говорил. Говорил много, образно, по всему видно, соскучился по разговору на любимые темы. Кот, съев цыплёнка, разлёгся у тарелки на паласе и, вытянувшись в струнку, спал на боку с приоткрытой пастью, демонстрируя нам не только большие «саблезубые» клыки, но и все зубы. И нисколько его не волновало, что в комнате накурено. Сэр Лис тихонько сидел в углу, изредка тяжело вздыхал и, по-моему, скучал. А что ему ещё было делать? Пёс в возрасте – резвости особой я за ним не замечал.

Когда закончился коньяк, Валентин Сергеевич хотел сходить за водкой – как я понял, заводной человек, под хороший разговор мог выпить и цистерну, – но я отказался, сославшись на то, что за рулём. На самом деле выпить в своём положении я был не прочь, но предчувствовал, какую водку возьмёт писатель, а предлагать купить коньяк за свой счёт не стал. Знал, обидится. Поэтому мы выпили ещё кофе и расстались затемно.

Ехать до дома было всего ничего, но я вёл машину сверхосторожно. Не потому, что опасался гибэдэдэшников, боялся вчерашних знакомцев. Кто его знает, в каких структурах они окопались, вполне могли и в ГИБДД служить. Служит же Ремишевский заместителем директора филиала престижного банка… Но ничего необычного по пути не произошло.

В квартире меня тоже никто не ждал, а на автоответчике было только одно сообщение – снова звонил Славка и приглашал на партию преферанса. Отходчивый парень, не умел долго обижаться. От моих же вчерашних знакомцев не было ни слуху, ни духу. Оставили меня в покое, сгинули с глаз долой? Я прекрасно понимал, что это не так, но оченно хотелось.

– Сэр Лис, – спросил я, – как вы считаете, принять мне предложение перекинуться в картишки?

Пёс уныло посмотрел на меня и вздохнул. Явно был против. Я тоже.

– Слушай, что ты всё вздыхаешь? На жизнь собачью жалуешься? Так вроде бы фортуна сегодня к тебе лицом повернулась.

Пёс фыркнул и пошёл оглядывать помещение.

– Ну вот. То вздыхаешь, то фыркаешь, иного от тебя не дождёшься. Голос хотя бы подал, тявкнул для приличия, что ли?

Сэр Лис предложение проигнорировал. Тогда я, в свою очередь, тяжело вздохнул и принялся без дела слоняться по квартире. Включать компьютер не было желания, смотреть телевизор тоже. Тогда я открыл бар, налил полстакана коньяку, выпил как снотворное и принялся расстилать постель. Лягу-ка я спать пораньше, утро вечера мудренее…

– Можешь располагаться, где хочешь, – сказал псу. – Но в постель ко мне не лезь. Не люблю спать с мужиками.

Сэр Лис меня понял и взобрался в кресло.

Я выключил свет и лёг.

– Спокойной ночи, сэр, – сказал в темноту. – Надеюсь, вы не храпите…

Спать я, фактически, не спал. Или спал. Трудно определить, если снится, будто сплю я у себя дома и постоянно ворочаюсь с боку на бок. Тот ещё кошмар, врагу не пожелаю.

Под утро, когда за окном начало сереть, я услышал, как кто-то открыл холодильник и забулькала минеральная вода.

«Снится», – подумал я.

Затем этот кто-то вошёл в туалет и через некоторое время донёсся характерный звук сливного бачка. Дверь в туалет закрылась, щёлкнул выключатель, и неизвестный легко, почти неслышно ступая, направился в комнату. Ко мне.

«Что, значит, снится?!» – запоздало среагировал я и открыл глаза.

В комнату неспешным шагом вошёл Сэр Лис.

– Ты?! – прохрипел я сиплым спросонья голосом.

Пёс сел на палас, посмотрел на меня и тяжело вздохнул.

– Я, – сказал он.

Я рывком сел на постели, замотал головой. Нет, не сон и не галлюцинация. А жаль…

– Ты умеешь говорить?!

– У тебя плохо со слухом? – поинтересовался пёс хорошо поставленным баритоном. – Пойди, умойся и уши почисть.

Как сомнамбула, я послушно направился в ванную комнату. В голове наблюдалась полная сумятица. Ничего не соображал, двигался и действовал чисто рефлекторно. Ополоснул лицо, выдавил на зубную щётку пасту, сунул в рот… И здесь меня прорвало.

Щётка полетела в сторону, я с треском распахнул двери и проорал:

– Да кто ты такой?!!

Пёс выглянул из комнаты в коридор, склонил голову набок и посмотрел на меня осуждающим взглядом.

– Остынь, – спокойно предложил он. – И умойся. Весь в зубной пасте.

Бешенство схлынуло так же стремительно, как накатилось. Я аккуратно прикрыл двери и забрался под душ. Минут пять стоял под холодными струями, пока зубы не начали выбивать дробь. Затем выключил воду, до красноты растёрся полотенцем и вышел.

Игнорируя присутствие говорящего пса, оделся, прошёл на кухню, открыл холодильник.

– Мне, пожалуйста, яичницу с беконом и луком, – сказал пёс.

– А шампанского не надо? – окрысился я.

– Не надо, – ровным тоном ответил он. – Алкоголь не употребляю и не курю. А поесть люблю, причём человеческую пищу, а не собачью.

Я оцепенел и уставился на пса во все глаза. По виду вроде бы обычная псина, только вот языка, высунутого из пасти, я никогда не видел. Говорящего пса мой рассудок уже переварил и принял, но то, что я сейчас услышал, выходило за рамки реальности.

– Так ты что… Инопланетянин?

Пёс воззрился на меня снизу вверх, как на недоумка.

– Да что же это такое делается? – сказал он. – Ваша раса просто-таки зацементирована антропоцентризмом, как арматура в железобетоне. Если существо не похоже на человека, но говорит и мыслит, значит, обязательно инопланетянин. Во Вселенной, кроме иных планет, есть ещё много разных мест… Хотя, не скрою, мне здесь нравится.

Ноги у меня подкосились, и я сел на табуретку. Хорошо, не промахнулся.

– Но всё-таки ино… – пробормотал я.

– Это как посмотреть, – сказал он, пододвигая передними лапами плетёное кресло к столу и усаживаясь. – Если насчёт души, то – пожалуй, а что касается оболочки… Тут возможно двоякое толкование.

Волосы на голове у меня зашевелились. Пёс, развалясь, сидел в кресле, закинув «ногу» на «ногу», а передние лапы водрузив на подлокотники. Лапы неожиданно оказались широкими, с длинными, почти человеческими пальцами, легко охватившими подлокотники.

– Это как понимать? – спросил я, леденея. – Душа, оболочка… Из преисподней, что ли? Или из райских кущей?

Я всё-таки не из средневековья, и поверить в то, что передо мной сидит исчадие ада, не мог. Даже будь он чёрным, с рожками, копытцами, хвостом с кисточкой…

– Тьфу на тебя! – в сердцах фыркнул пёс. – Прав был вчера писатель – закостенели вы тут до невозможности. Уж лучше инопланетянином считай, если тебе так легче… Между прочим, я есть хочу. А ты?

Я встал, подошёл к окну, выглянул. Над городом разгорался неприлично розовый, как на детских рисунках, рассвет. Не было ни ветерка, стоял полный штиль, и дома подёргивала лёгкая пелена розоватого в рассветных лучах тумана. От этого казалось, что на мне розовые очки, но не радовал меня мир в розовом цвете.

– Так как насчёт завтрака? – повторился пёс. – Мне глазунью, а не болтушку.

Тяжело вздохнув, я направился к плите.

Вот уж где пёс проявил свои аристократические замашки, так это за столом, мастерски орудуя ножом и вилкой, хотя постоянно и сетовал, что тело ему предоставили неуклюжее, неприспособленное к нормальному потреблению пищи. Не очень удобно ему, понимаешь, ходить на четырёх лапах, а потом проявлять за столом искусство трапезы. Питаться же с пола, без столовых приборов, ему, видите ли, унизительно. Но я уже ничему не удивлялся. Устала моя «удивлялка».

– Как мне вас называть? – спросил я.

– А так и называй – сэр, – пробурчал он, степенно пережёвывая. – Можно без Лиса. Не нравятся мне намёки на то, что я рыжий.

Зубы у него были мелкие, плоские, и стало понятно, почему вчера он не грыз костей. Мутант какой-то, а не пёс, хотя, скорее всего, к отряду собачьих он не имел никакого отношения, кроме внешней похожести.

– Кофе? – предложил я, входя в роль гостеприимного хозяина. Со стороны посмотреть – дурдом, да и только. Похлеще дурдома…

– С кофеином? – настороженно поинтересовался сэр пёс.

– Суррогаты не держу.

– А я не потребляю наркотики, – назидательно изрёк он. – Ни в каком виде.

– Тогда минеральная вода или апельсиновый сок?

– Сок.

Я смотрел, как не божье создание, развалясь в плетёном кресле, степенно «потребляет» апельсиновый сок, и меня всё больше охватывала тоска. Вселенская тоска. По сравнению с позавчерашними событиями, то, что происходило сегодня, было диким кошмаром. Позавчера меня преследовали люди, пусть и с паранормальными способностями, но люди. А сегодня…

И тут меня впервые осенило, и от этой мысли холодок пробежал по спине. А люди ли контактировали со мной позавчера?!

– Сбегу я из города к чёртовой матери… – непроизвольно вырвалось у меня.

– Хэ-хэ… – оскалился пёс мелкими зубами. – Попробуй. Разрешаю.