Текст книги "Осада"

Автор книги: Виталий Кржишталович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Здорово, бандиты!

Сидевшие дружно повернулись на голос, и кто-то из них сказал:

– Витя, дорогой, зачем обижаешь? Какие мы бандиты, мы – национальные гвардейцы, защитники города!

Сергуненко пробурчал себе под нос:

– Да уж… – И громко продолжил: – Кто здесь за старшего? Веди к главному.

На какое-то мгновение взгляды постовых сошлись на лице человека, сидевшего спиной к Теплову. Этот человек немного помедлил, а затем кивнул. Тут же от костра поднялся высокий парень в белоснежной бурке и молча направился к ближайшему дому. Сергуненко и Теплов последовали за ним. Проводник свернул в узкий проулок, где в кромешной тьме от него осталось только смутно различимое пятно белой бурки. Это пятно юркнуло в какую-то щель. Сергуненко, а за ним Теплов на ощупь пробрались следом и натолкнулись на поджидавшего провожатого.

– Рядом идите, – тихо сказал он, после чего стал медленно подниматься по скрипучей деревянной лестнице с перилами на второй этаж.

Открылась дверь, и на Теплова пахнуло запахами жилья. В глубине комнаты произошло мимолетное движение. Парень бросил короткое слово и такое же короткое получил в ответ. Они прошли через эту комнату, и парень открыл следующую дверь.

То, что предстало глазам Теплова, напомнило ему многочисленные кинофильмы о «лесных братьях», столь популярные в годы его детства. Длинную и узкую комнату, как потом стало ясно – веранду, занимал такой же длинный стол, уставленный бутылками и разнообразной посудой. В блюдах горками лежали красные помидоры, между ними на тарелках возвышались стопки толстых ломтей белого хлеба, отдельными кучками, там и сям, были разбросаны золотистые луковые головки. Большую часть стола занимали широченные плоские сковороды с кусками жареного мяса. Его сытный запах заворожил Теплова. Комната освещалась керосиновыми лампами, их неяркий свет покрывал головы и плечи сидевших за столом на деревянных скамьях мужчин, чье разноголосье сливалось в характерный гул многочасового пиршества. Никто на вошедших не обратил внимания. Во главе стола за его дальним торцом восседал еще довольно молодой человек с крупной коротко стриженной головой. К нему начал протискиваться парень в белой бурке. Но, прежде чем он достиг противоположного конца веранды, вожак разглядел сквозь завесу табачного дыма Сергуненку, и его сипловатый голос перекрыл все прочие звуки комнаты:

– Витя! Гость дорогой!

На веранде стало тихо. Сидевшие за столом разом обратили свои лица к вожаку, а затем по направлению его взгляда ко входной двери. Тут же все наперебой стали здороваться с офицером, как с хорошим знакомым.

– Ты сегодня не один? – вновь заговорил вожак.

Сергуненко сморщил нос и помахал перед ним ладонью, разгоняя дым.

– Накурили, – сказал он, – не продохнуть. Здорово, главарь! Со мной журналист из Ленинграда, зовут Василием. Он мой друг!

Вожак ответил хвастливо:

– У нас тоже есть журналист.

А затем скомандовал:

– Место гостям! Посадите Василия рядом с Андрюшей.

Тут же в середине стола поднялись двое, уступая свои места Сергуненке и Теплову. Капитан протискался туда первым. Он угрюмо посмотрел на сидевшего рядом человека. Теплов также взглянул и узнал в нем того пропитого субъекта, которого видел днем в обкоме комсомола. На субъекте был все тот же древний заношенный плащ, а лицо, кажется, еще больше оплыло от водки.

– Кто такой? – спросил Сергуненко грозным и пьяным голосом.

Субъект в плаще поглядел на него кротко, но безо всякой робости. Это еще больше разозлило Сергуненку.

– Документы! – рявкнул он.

Субъект не спеша полез в недра своего плаща. Но тут вмешался вожак:

– Витенька, – сказал он ласково и при этом твердо, – здесь все мои друзья. Садись, дорогой, выпей, покушай, отдохни. Не надо шуметь. Этот человек приехал из далекого города Нижний Новгород, чтобы написать про наши беды. Он – журналист, неделю уже с нами, я тебе за него ручаюсь.

Сергуненко, как видно, в полной мере оценил скрытую интонацию вожака, однако просто так отступать не хотел:

– Неделю уже в городе, – сказал он ворчливо, но постепенно снижая тон, – почему я про него только что узнал?

– Не в городе, дорогой, а с нами, – ответил вожак. – Он по району с моими людьми ездил, сегодня только вернулся. Прошу тебя – садись, отдохни.

На этот раз капитан позволил себя уговорить. Он перебрался через скамью и, усаживаясь, со стуком положил перед собой на стол гранату. В комнате вновь прервались возобновившиеся было разговоры. Но вожак с добродушной улыбкой развел руками, и люди тоже заулыбались. Уселся, наконец, и Теплов. Тут же чьи-то руки поставили перед ним тарелку, хрустальный стаканчик, положили нож и вилку. И вновь раздался недовольный голос Сергуненки:

– А почему шашлык холодный?

На этот раз вожак сдвинул брови и посмотрел куда-то поверх головы Теплова. В тот же миг вдоль противоположного края стола протискались две женщины, одна подхватила сковороду, что стояла перед Сергуненкой, а вторая поставила другую – со шкворчащим шашлыком. Сергуненко наложил Теплову и себе по целой тарелке и захрустел пережаренной корочкой. Вожак с полуулыбкой наблюдал за ним. Когда с лица капитана исчезли остатки суровости, вожак провозгласил тост:

– Я хочу, чтобы мы все выпили за наших дорогих и многоуважаемых гостей. За дорогого Виктора, который пойдет в бой защищать наш родной город. За дорогого Василия, – человек приехал из далекого Ленинграда к нам на помощь. И, конечно, за нашего дорогого Андрюшу. Дай Бог вам столько счастья и богатства, сколько капель в ваших стаканах. Будьте здоровы, дорогие!

Теплов поглядел на свой стаканчик и увидел, что он полон до краев.

После дружных приветствий в адрес гостей в комнату вернулась прежняя атмосфера уютного домашнего застолья. Люди переговаривались между собой, подкладывали себе на тарелки мяса, чокались друг с другом и вновь наливали в стаканчики водку. Периодически из-за стола поднималось по двое мужчин, брали от стены оружие и уходили, а им на смену через несколько минут появлялись другие, и женщины быстро, но не суетливо ставили перед ними тарелки и сковороды.

Эта веранда жила каким-то своим замкнутым жизненным циклом с ритмичностью часового механизма. Лишь один человек оставался недвижим – вожак, который следил со своего места за происходящим с отцовским благодушием на лице, какое бывает у главы большого семейства во время доброй попойки. Сам он пил мало, почти не ел и редко вступал в разговор, но, как показалось Теплову, прислушивался и слышал всех. Иногда вожак произносил очередной тост, что также принадлежало общему ритму с равными периодами одних и тех же действий. После очередного тоста Теплов услышал обращенный к нему шепот:

– Не могу больше.

Это был Андрюша. Он держал в руках полный стаканчик и глядел на него с отвращением.

– Я ведь непьющий, – сказал он, точно оправдываясь, – по праздникам люблю рюмочку сухого вина, не больше. А здесь они меня поят уже целую неделю. Я водку на дух не переношу, но приходится пить. Сил моих больше нет.

Теплов сказал ему, показывая на свой почти полный стаканчик:

– А вы делайте как я – губы обмакиваю и ставлю на место.

Андрюша вздохнул:

– Как я только не пробовал. Все равно к утру накачают этой гадостью до потери чувств.

Он вдруг встрепенулся:

– Простите, я до сих пор не представился. Андрей…

В это время соседи через стол громко рассмеялись, и Теплов не расслышал ни фамилии своего нового знакомого, ни названия газеты, которую тот представлял. Но переспрашивать не стал: закрепившаяся при первой встрече неприязнь к этому человеку еще не до конца исчезла. Кроме того, упоминание безвестной газеты не произвело на него впечатления. С тех пор как Теплов получил удостоверение спецкорра пресс-службы Белого Дома, он стал поглядывать на непарламентских коллег с некоторым снобизмом.

– Василий Теплов, радио «Свободная Россия», – сдержанно ответил он.

И получил ожидаемую реакцию: у Андрюши в лице появилось нечто вроде почтения.

– Это фирма серьезная, – уважительно произнес он.

Теплову захотелось сделать ему в ответ что-нибудь приятное. Ничего другого не придумав, он с заинтересованностью в голосе спросил:

– А по какому это вы району ездили с местными башибузуками?

Андрюша охотно ответил:

– По селам.

Теплов как раз в этот момент отправлял себе в рот кусок шашлыка. Отправить-то отправил, но жевать уже не смог.

– Как по селам? – спросил Теплов с надеждой, что ослышался: укол профессиональной ревности был слишком силен. – Город ведь в блокаде. Вас что, на бэтэре провозили?

– Нет, что вы, – все так же просто ответил Андрюша, – на «жигулях». Рискованно, правда, меня предупредили, что можно попасться. Но, как видите, Бог миловал. В нашей профессии без риска материала не соберешь, к сожалению. Вы-то знаете это получше других.

Теплов испытал жгучий стыд. Уже не поддельно, а по-настоящему заинтересованно столичный журналист спросил своего провинциального коллегу:

– Расскажите, что там в селах.

Вдруг до него дошла двусмысленность ситуации. Он поспешил объяснить:

– Я, понимаете ли, здесь несколько по другому поводу – письмо проверяю. Мне материал не нужен. О селах я просто так спросил, для себя.

Но Андрюше этого не требовалось. Он сделал круглые глаза и совершенно по-женски замахал на Теплова розовыми ладошками.

– Да что вы, что вы, конечно, это понятно и так. Извольте, я все вам подробно расскажу. Ну вот хотя бы про сегодняшнее село. Мы там двое суток пробыли. Днем приехали из другого села с человеком, у которого в этом живут родственники. Днем, как ни странно, ездить менее опасно, чем ночью. Село наполовину состоит из осетин, а наполовину из грузин. Живут они вместе с незапамятных времен, всегда были очень дружны. Вообще никакой демаркации между этими народами не существовало. Теперь все изменилось. Но днем они сохраняют видимость прежних отношений и, будто ничего не произошло, работают вместе, здороваются при встрече, все вроде как всегда. Но только стемнеет, как во всех домах наглухо закрываются ставни, двери заваливают настоящей баррикадой, и хозяева ложатся спать с оружием. Ночью в доме остаются женщины, дети и старики. Мужчины и парни охраняют двор. Всю ночь по селу раздается стрельба. Утром снова все спокойно.

– Почему так? – удивленно спросил Теплов.

– А кровной мести боятся, – охотно пояснил Андрюша.

Он собрался было продолжить, но тут Сергуненко тронул Теплова за плечо.

– Пора нам, – сказал он совершенно пьяным голосом и начал выбираться из-за скамьи, что для него оказалось совсем не простым делом.

– Задержимся еще немного, а? – попросил его Теплов.

– Нет, пойдем! – с хмельным упрямством повторил Сергуненко. – У нас дела в городе. И что такое «задержимся»? Мы на службе!

Наконец у него получилось переступить второй ногой через скамью, и, держась левой рукой за стену, а правой опираясь на плечи сидящих, Сергуненко двинулся к выходу. Автомат он еще загодя предусмотрительно закинул за спину, а гранату держал в руке, ею на людей и опирался.

– Должен идти, – не скрывая вздоха сожаления, сказал Теплов. Он горячо попрощался с Андрюшей, поднялся со своего места и только тогда догадался предложить:

– Давайте днем встретимся и спокойно поговорим. Вы где остановились?

Андрюша сказал:

– Еще не знаю. Думаю, хозяева где-нибудь разместят.

– Тогда приходите ко мне в гостиницу. Номера я не помню, но просто найти – третий этаж, сразу напротив лестницы.

Андрюша откликнулся с готовностью:

– Непременно приду. Часам к пяти вас устроит? Боюсь, что раньше мне будет не очухаться после этого обеда.

Андрюша схватил протянутую Тепловым руку и пожал ее с большим чувством.

На улице Сергуненко пришел в себя и если и не протрезвел, то во всяком случае мог идти самостоятельно, во что поначалу не верилось.

– Эй, военный! – крикнул капитан своему водителю через стекло в самое ухо. – Кому спим? – И, усаживаясь на свое место, продолжил: – Сколько раз тебе, идиоту, повторять: не спи в машине на выезде. Ляг под куст в сторонке и спи там.

Сержант в это время тщетно пытался завести мотор. Тот глухо, тяжело ворчал, все тяжелее и глуше, пока и вовсе не умолк.

– Да, под куст, – сказал водитель, вытаскивая из-под сиденья заводную ручку, – здесь, может, и обойдется, а там уж точно околеешь.

В этот раз они поехали не на очередной пост, а в глубь городских кварталов: взамен глухих заборов появились скверы с детскими площадками и крупноблочные дома. Возле одной девятиэтажки Сергуненко велел остановиться.

– Гляди, – сказал он Теплову, показывая на освещенную фарами стену дома; в одной из панелей четвертого этажа чернела круглая дыра.

– След от «Алазани», – объяснил Сергуненко, – здесь таких много.

Капитан взял с заднего сиденья солдатский вещмешок и направился к «раненому» дому. Теплов следовал за ним.

Они долго поднимались по темной лестнице, пока Сергуненко не остановился и не принялся выстукивать по двери чьей-то квартиры барабанную дробь. Но долго музицировать ему не пришлось, потому что дверь почти сразу отворилась. Сергуненко испуганно сказал:

– Нина Александровна, почему не спросили, кто?

В открывшемся проеме двери тускло светился привернутый фитилек «летучей мыши», которую держала над головой пожилая женщина в офицерском бушлате.

– Я видела, как ты подъехал, – сказала она, – проходи скорей, не студи квартиру.

Женщина отвела руку с лампой чуть в сторону, чтобы осветить стоявшего за Сергуненкой Теплова.

– Журналист, – пояснил Сергуненко, – из Ленинграда.

Хозяйка провела гостей на кухню, сказав, что там – единственное теплое место. На кухне действительно было тепло от маленькой буржуйки. Нина Александровна перехватила взгляд Теплова и пояснила:

– Спасибо ребятам, смастерили чудесную печку.

Говоря это, она по-матерински смотрела на капитана. Тот неожиданно смутился и начал с преувеличенной деловитостью развязывать вещмешок. Оттуда он извлек несколько банок тушенки, сгущенного молока и целую охапку брикетов горохового концентрата. Нина Александровна охала и благодарила отдельно за каждую банку.

– Раздевайтесь, – сказала она, когда содержимое сергуненковского вещмешка было убрано в шкаф, – буду кормить вас.

Сергуненко взмолился:

– Мы с Василием целую ночь только и делаем, что едим, невмоготу уже. Вы бы нам своего компотика.

Хозяйка заулыбалась, а Сергуненко по-мальчишески шмыгнул носом. Он с видимым облегчением снял бронежилет и бушлат, скинул шапку, повалился на стул и вытянул ноги. В лице его, в позе, в которой он сидел теперь у стола, и во всех движениях чувствовалась такая расслабленность, какая бывает лишь у человека, возвратившегося после тяжелого и долгого пути домой. Капитан прикрыл глаза, и было видно, что он наслаждается этой минутой. Нина Александровна принесла из комнаты трехлитровую банку компота, налила две большие чашки и протянула одну Теплову.

– Попробуйте моего.

Сергуненко уже пил, жадно, большими глотками. Потом стал пальцами доставать из чашки вареные фрукты и набивать ими рот. Нина Александровна сидела напротив, положив локти на стол, и умильно глядела на жующих мужчин, по возрасту годившихся ей в сыновья.

– Говорят, еще гвардейцев пригнали? – спросила Нина Александровна. – Неужели они снова в город войдут? Не приведи Господь!

Теплов заинтересовался не на шутку. Нина Александровна махнула рукой:

– И не спрашивайте, натерпелись мы в мае. Подошла их целая колонна к городу. Комендант приказал пропустить.

Сергуненко вставил:

– Он теперь объявлен врагом осетинского народа.

– Ну и глупо, – сказала Нина Александровна, – что ему оставалось делать, если из Москвы приказали? Разместились они в нашем театре. Если б вы только видели этих гвардейцев. Одеты кто во что. Кто в милицейской форме, кто в камуфляжной. Однажды я домой возвращалась, уже в подъезд вошла, как меня вдруг окликают. Гляжу – стоят двое. Один молодой, в милицейском кителе, на правом плече – капитанский погон, на левом – старшего лейтенанта. А другой уже в годах, седой весь, а сам одет в форму курсанта школы милиции. «Не дадите ли вы нам хлеба?» – спрашивает который постарше, и глаза у него при этом как у бездомной собаки. Короче говоря, я их привела обедать.

– Вот это зря, зря! – не удержался Сергуненко.

– Наверное, неосторожно, – согласилась Нина Александровна, – да только жалко мне их стало. Поели и ушли, благодарили долго. Я их немножко порасспрашивала: кто они, откуда. Видно же, что не военные. Оказалось, никто из них и не думал идти воевать. Гамсахурдиа объявил набор в отряды национальной гвардии для отправки в Осетию. Добровольцев не нашлось. Тогда стали забирать прямо на улице, грузин отпускали, а тех, кто другой национальности, переодевали, совали в руки оружие и – сюда. Тот, что с курсантскими погонами, азербайджанец, сам коренной тбилисец, на заводе Димитрова работал. А второй – армянин с Авлабара.

Сергуненко вздохнул:

– Когда их вышибли отсюда, в театре весь пол был усеян шприцами. Сплошная наркота.

Нина Александровна подтвердила:

– Театр за месяц в хлев превратили. Но это были еще цветочки.

– Да, цветочки, – сказал Сергуненко и качнул головой, – а яблочки потом, когда сваны пришли. Ох и натворили дел… Я раньше не думал, что сваны такие жестокие. У них в Сванетии перенаселение, видишь ли. Гамсахурдиа пообещал им земли в Южной Осетии, вот они и старались. Тогда-то и началась бойня. Мы уже здесь были, так что хлебнули. Сваны вояки хорошие, ничего не скажу, но осетины не хуже. А лучше всех дерутся чеченцы.

Этот переход к чеченцам был настолько неожиданным, что Теплов опешил:

– При чем здесь чеченцы?

Сергуненко смотрел ему прямо в глаза и сказал чрезвычайно серьезно:

– При том, что если только в Чечне начнется, Цхинвали санаторием покажется. Так что передай там вашим – пусть десять раз подумают, хорошенько подумают. Не то я слыхал – чеченцам оружие пошло. Глядите, ребята, доиграетесь.

Теплов хотел сказать, что его не за того здесь принимают. Но почему-то сказал совершенно другое – тихо буркнул, потупив глаза:

– Хорошо, передам.

Теплова разбудил громкий стук в дверь. Часы показывали без четверти девять. Из ночной поездки по городу они возвратились с Сергуненкой в начале пятого, и потому эта побудка была слишком ранняя. Оттягивая момент, когда придется вылезти из-под одеяла и куртки в ледяную комнату, Теплов спросил, кто стучит. В ответ услышал голос Сергуненки:

– Свои!

Капитан вошел с видом озабоченным, от него пахло «Шипром» и мятной зубной пастой.

– Быстро одевайся, – сказал он почти командным голосом, – после завтрака уезжаешь, бэтэр под парами. Жду тебя в столовой.

Сказав это, Сергуненко тут же ушел, так что Теплов не успел даже слова вымолвить.

Когда он прощался с полковником, штабная комната была пуста и чиста, что немало удивило Теплова: они с Сергуненкой заходили сюда, возвратившись под утро из города. За столом, где вечером совещались командиры подразделений, сидели несколько солдат из караула в полном боевом облачении и смотрели по небольшому телевизору с встроенным видеомагнитофоном порнографический фильм. В комнате было натоптано, на стол из консервных банок, набитых окурками, просыпался пепел, всюду валялись обрывки бумаги, мелкий мусор. Теперь вокруг не было ни пылинки.

– Будьте здоровы, счастливо вам, – сказал Виталий Олегович, протягивая Теплову руку. И вдруг добавил: – Передайте там наверху, что мы, конечно, сделаем, что сможем, но долго нам не продержаться.

Теплов растерянно пробормотал:

– Конечно… Я все передам.

Возле БТРа стоял Сергуненко и нервно курил. В сторонке человек десять солдат в малиновых беретах о чем-то весело болтали. При появлении Теплова капитан кивнул им, те побросали недокуренные сигареты и полезли на броню.

– Слушай, – сказал Теплов, – если хочешь что-нибудь семье передать, то пожалуйста – я по стране мотаюсь, могу завернуть куда угодно. Для бешеной собаки сто верст не крюк.

Реакция Сергуненки на его предложение ошарашила Теплова: тот быстро и без дружелюбия взглянул и отвернулся.

– Ты чего? – спросил Теплов. – У тебя нет никого? Так я не знал, извини.

Сергуненко медлил с ответом. Но все же заговорил:

– Есть семья, почему нет. Только передавать им ничего не нужно. Ты здесь ни при чем, не обижайся. Просто дашнаки поклялись убить всех русских офицеров, кто был в Карабахе.

Теплов с пониманием кивнул и произнес успокаивающим тоном:

– Это пустые угрозы. На испуг берут.

Сергуненко сказал:

– Мы тоже сперва так думали. Но двоих наших уже застрелили, одного в Краснодаре, а другого на Дальнем Востоке. Не шутят они, по всей стране выискивают. Так что про семью лучше помалкивать. Я тебя не опасаюсь, не подумай. Просто в привычку вошло.

Попрощались они спешно. Теплов хотел обняться, но Сергуненко взял его за плечи, развернул лицом к БТРу и со словами:

– Давай, давай, времени нет, – подтолкнул к боковому люку.

Года через два с половиной Теплов случайно услышал по «Маяку» о гибели в Карабахе сотрудника нижегородской газеты. Он вновь прозевал ее название и фамилию корреспондента, но встрепенулся при имени «Андрей». Год от года накапливая профессиональный опыт, Теплов все больше убеждался, что из большого числа встреченных им за это время коллег лишь немногих он может назвать журналистами, и первым из них – скукоженного заморыша в допотопном плаще, кого все ласково называли Андрюшей.

comments

Комментарии

1

Так в просторечии именуют БТР.