Текст книги "Макс Охотник (СИ)"

Автор книги: Виталий Конторщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Annotation

Роман рассказывает об обретении человеком смыслов собственной жизни, побуждает читателя вглядеться в свой внутренний мир и задуматься о предназначении. Причудливое смешение реальностей и времён помогает иначе взглянуть на происходящее в нашей жизни. Вместе с главным героем романа читателю предстоит иначе взглянуть на реальность и отделить прошлое и настоящее… но возможно ли это?

Терапевтический роман – текст, который заставит каждого взглянуть на себя с неожиданной стороны.

Все совпадения случайны, любая интерпретация на совести читателя.

ВНИМАНИЕ: в тексте редкими вкраплениями присутствует ненормативная лексика. Так, что 18+

При создании обложки использовал изображение предложенное автором.

Ирина Владимировна Владыкина

ЗА КАДРОМ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ЭПИЛОГ

Ирина Владимировна Владыкина

Спецоперация, или Где вы были 4000 лет?

ЗА КАДРОМ

Человек в коричневом балахоне с капюшоном быстро передвигался по длинному коридору. Мелькали многочисленные двери, ничем не отличающиеся друг от друга. У одной из них человек остановился, распахнул створку резким движением и оказался в огромной зале, сверху донизу заставленной каталожными шкафами. Казалось, ряды полок внутри нагромождались бесконечно, так что не было никакой возможности точно сказать, где они начинаются, а где заканчиваются. Вместо привычных букв на стеллажах были выгравированы символы с изображениями разных животных. Человек в коричневом балахоне с капюшоном прикоснулся к рыбе, внимательно посмотрел на нее и задумчиво перевел взгляд на соседние полки с картинками быка и агнца.

Через пару секунд он заметил, что в углу комнаты за столом-партой, сидел человек, одетый сходным образом. Он увлеченно что-то писал, и, казалось, не замечал, что находится в комнате не один. Выждав немного и не получив никакой реакции, вошедший вежливо кашлянул, как будто извиняясь, и громко произнес, чтобы уже наверняка быть услышанным:

– Все готово? Мы можем начинать?

Сидящий за столом поднял глаза и спокойно, но с некоторым недоверием в голосе, ответил:

– Да. Все готово для запуска вашей Спецоперации. Коррективы в каталог внесены. Но я еще раз хочу предупредить, что это не совсем по правилам и может закончиться не так, как вы планировали.

Вошедший, пытаясь скрыть свою обеспокоенность и неуверенность, продолжил довольно строго:

– Мы уже все обсудили. Я остановлюсь на этом варианте развития событий. Так как речь идет о моем подопечном, то и решение принимать мне. К тому же, – он понизил голос, – Большие рекомендовали действовать как можно скорее.

Сидящий за столом человек не особо хотел возражать, но правила есть правила, и, чтобы нарушения вызвали как можно меньше последствий, ему важно было продумать все, учесть как можно больше деталей.

– Учли ли вы то, что в этой Спецоперации будет участвовать не только ваш подопечный? Дело может закончиться плохо.

Его собеседнику обсуждение явно было не по нраву:

– Я бы завершил этот разговор. Нужно начинать.

Второй человек в балахоне с капюшоном встал из-за стола, жестом указал на стеллаж с символом рыбы, нарисованной схематично в виде двух пересекающихся дуг. Еще одна дуга отделяла голову рыбы от ее туловища, а посередине в виде большой точки был обозначен глаз, втягивающий в себя свет, словно черная дыра.

Когда второй человек в капюшоне сел обратно, первый выдвинул ящик, достал оттуда стопку картриджей и начал их торопливо перебирать, бормоча себе под нос: «Не совсем то, немного не подходит, не те детали!»

Довольно быстро он нашел, что искал. С легкой улыбкой оглядел оставшиеся в руках три картриджа, на каждом из которых была нарисована рыба.

– Ага, вот они. Давайте ознакомимся с материалом. Файл N1: Земля, Шумер, Урук, земное время – 2450 лет до новой эры. Файл N2: Земля, Шумер, Кузалла, земное время – 2425 лет до новой эры. Файл N3: Земля, Страна, Город, земное время – 2022 год новой эры.

– Ну что ж, посмотрим. Будьте внимательны, ничего не перепутайте. – сказал второй.

Он вставил картридж N1 в компьютер, какими пользовались еще в 90-е годы 20 века.

* * *

На экране появилось изображение зиккурата храма, жрец, стоящий на зиккурате и толпа народа внизу. Праздник жертвоприношения, который отмечали в Шумере в дни летнего солнцестояния и который был посвящен союзу богини плодородия Иштар и верховного бога Энки.

На возвышении – алтарь из камня, такого размера, чтобы могло поместиться человеческое тело. Вокруг разные статуи и статуэтки божков. Внизу ликующая толпа. К алтарю поднимается верховный жрец. На нем юбка из меха барана с кожаными вставками, расширяющаяся к низу. Подол юбки обшит шерстяной бахромой. Длинный плащ закреплен на левом плече, правое плечо открыто. Жрец рослый и довольно мускулистый, что не совсем обычно для человека духовной профессии. Голова брита, а взгляд цепкий и немного безумный.

Народ, приветствуя его, выкрикивает:

– О, великий слуга бога Энки, жрец Элайя, брат великого правителя Лугальзагесси и наш защитник перед богами!

Жрец жестом приветствует людей, ждет, когда они замолчат. Потом торжественным громким голосом обращается к ним:

– Я, верховный жрец Элайя, приветствую вас! Сегодня великий день! Будет исполнена воля богов, которые поведали мне свои тайны.

По ступеням двое мужчин ведут женщину. Она почти нагая, грудь и бедра прикрывает легкая накидка, ее длинные черные волосы распущены. В волосах – красный цветок. Она не красива, но с запоминающейся внешностью: черты лица острые, а большие, как у рыбы, глаза с удивлением смотрят на мир. Мужчины подводят ее к жрецу. По ее лицу катится слеза.

Жрец:

– Ты готова, Эльмештум, жрица богини Иштар?

Женщина:

– Да, – слезы струятся по ее щекам.

Хор голосов:

– Слава тебе, о богиня Иштар!

* * *

Второй человек в коричневом капюшоне вынул картридж из компьютера и вставил картридж N2.

На экране появилась картина поля битвы в Шумере 4225-го года до новой эры.

* * *

Скалисто-пустынная долина, много солдат. Шаррумкен, царь Аккада, в окружении своих воинов. Перед ним военачальник, спешащий передать послание: «Мой великий царь Шаррумкен, битва практически выиграна, противник готов отступить!»

Шаррумкен, веря в свою богоизбранность, решает лично повести ударный отряд для окончательного обращения врага в бегство. Да и очередная порция славы не помешает. Он выхватывает меч, поднимает его высоко над головой. Солнце играет бликами на стали, среди клубов песчаной пыли, поднимаемых армией аккадцев.

Шаррумкен бросается вперед, остальные следуют за ним:

– Слава нашим богам! Наша непобедимая армия вновь выигрывает. Мы, аккадцы, снова сделаем Шумер великим! Завершим же наше дело. Вперед, я поведу вас!

Царь врывается в центр боя. Вокруг него множество воинов сражаются на мечах, падают, поднимаются вновь. Общая сумятица. В течение нескольких секунд словно некая камера как бы летит сквозь битву, создавая эффект панорамы. Почти во всех показанных кадрах в коротких поединках победу одерживают воины армии Шаррумкена. Аккадских воинов Шаррумкена можно отличить по конусообразным шлемам, защищенным тяжелыми войлочными бурками с большими медными бляхами, а также по огромными меднокованными щитами.

Шаррумкен в гуще боя наотмашь рубит мечом первого противника, затем второго. Внезапно быстрый темп действия обрывается звуком разрезаемой плоти. Меч выпадает из правой руки предводителя, по плечу течет кровь. Ранен. Но это не останавливает царя. Он сразу же выхватывает левой рукой кинжал и, после недолгой схватки, поражает атакующего, бросая его на землю. Поднимается, резко развернувшись: слева, совсем близко, другой противник с выкованным, похожим на чешую рыбы рисунком на шлеме. Он хромает на одну ногу, но очень силен. Заносит меч над головой Шаррумкена. Времени на вытаскивание кинжала из уже поверженного противника, замаха и удара у царя нет. Но противник вдруг останавливается и падает. Его в спину мечом ударил аккадский воин:

– Прими свою смерть, Элайя, последний из царского рода Шумера!

После этого спаситель помогает встать Шаррумкену, который без сил опустился на землю. Шаррумкен не может идти сам, и воин выводит его из гущи боя. Оставшиеся люди шумерской армии скрываются бегством.

Воин, убивший Элайю, вскидывает руку с мечом вверх и кричит:

– Битва окончена, великий царь одержал очередную победу, враг повержен и обращен в бегство!

Аккадское войско ликует.

Шаррумкен:

– Как твое имя, смелый воин?

Воин:

– Дуду, о великий Эн!

Шаррумкен дает ему свой амулет с изображением рыбы:

– Пусть это сохранит тебе жизнь в следующем бою. Когда мы вернемся, придешь ко мне во дворец, покажешь этот амулет, тебя пропустят. Я приму тебя, и ты будешь охранять мою дочь, которая должна вскоре стать верховной жрицей.

Подбородок Дуду поднят, гордость распирает его. На несколько секунд он теряет бдительность. Один из оставшихся шумерских воинов подбегает сзади с мечом, чтобы убить, но Дуду успевает обернуться и поражает того ответным смертельным ударом.

* * *

– Остался последний картридж, – ровным голосом произнес первый человек в коричневом балахоне с капюшоном, вытаскивая предыдущий из компьютера. – У вас скучающее выражение лица. Что, совсем не интересно?

– А чего я там не видел? – с нотками вызова в голосе отвечает Человек 2.

– Но это же 20** год, Страна. Заварушка продолжается. – иронично улыбнулся Человек 1.

– Война?

– Ну что вы! Спецоперация!

* * *

На экране появляется изображение летнего Города. Жарко. Деревьев нет. Асфальт плавится на солнце. Через секунду изображение зависает, потом экран становится черным.

Человек в коричневом балахоне с капюшоном с немым вопросом уставился на второго, подняв бровь.

– Простите, не тот кадр. Момент.

Он нажал на кнопку «Еnter», однако экран по-прежнему предательски не реагировал.

– Не пойму, в чем дело. Черная дыра какая-то…

Но в течение нескольких секунд появляется новая картинка, на которой угадывается помещение, похожее на актовый зал. На стенах ленточки, закрученные виде буквы N, похожие на прожорливых крокодилов. На расставленных по всей площади зала стульях сидят зрители, большинство их них в белых халатах. Камера крупным планом снимает двух молодых людей. Один в белом халате, другой в джинсах и рубашке. Идут титры: «Петр, лаборант, биолог, 27 лет, высокого роста, среднего телосложения, с русыми волосами и зелеными изумрудными глазами. Внешность обычная, а вот глаза нет».

– Зачем это подписывать? – спрашивает человек в балахоне с капюшоном. – Я и так знаю, кто это. Уже без малого 27 земных лет с ним вожусь.

– Но не только же вы пользуетесь архивными данными, – отвечает второй.

Камера переводит фокус на соседа Петра: «Андрей – красивый молодой человек с приятными чертами лица, такие всегда нравятся девушкам до 25-ти и дамам после 50-ти. Хорошенький. Работает SMM-менеджером в той же компании, что и Петр, «Gen-**», 25 лет».

На сцене мужчина в деловом костюме вдохновенно-сумасшедшего вида громко и воодушевленно рассказывает о любви к Родине, скрепах и великой силе народа. Он стоит, немного покачиваясь, видимо в экстазе от своего патетического сообщения. Титры: «Георгий, генеральный директор научно-исследовательского института «Gen-**», крупный бизнесмен, политик, депутат Города, 54 года».

Глаза Георгия горят, голос картинно подрагивает:

– Кто из вассссс – почти кричит мужчина голосом диктора, передающего сводки с фронта во время Великой Отечественной войны, – воспитан патттррриотически!!!

Голова его неестественно взмывает вверх.

– Кто из васссс! Любит свою Родину до такой степени, до такой степениииии, таааак… Чтооо, – делает такие движения будто гребет по реке с веслом, – гооотоффф отдать себя, свой труд, свои мыыыысли, чтобы поддержать нашу любииимую, необъятную, самую мощную РРРРодину!!!

– И е-единым поррывом, – он заводится все больше и больше, как старый КамАЗ, у которого сломался глушитель. – Готоффф, – Славить Страну! Славаааа Стране, братья и сестры!

Георгий оставляет паузу для аплодисментов и всеобщего восхищения. В микрофоне слышно его дыхание, похожее на дыхание быка, гоняющегося за коровой, чтобы ее оплодотворить. Зрители в зале начинают несмело помахивать флажками с буквой N, заботливо розданными патриотичным руководством, немного пугаясь, что они, оказывается, готовы. Лицо оратора резко меняется на глубоко трагическое, так резко, что машущие флагами зрители теперь тушуются от того, что они слишком радостно и задорно машут, что при трагических настроениях не положено.

– Сидя на своих местах – гудит он в микрофон, – я боюсь… враг слишком быстро справится с вами.

У зрителей на лице появляется отражение движения мысли. В общем-то никто не понял, что он этим хотел сказать.

– Только стоя! Уверенно на двух ногах! С поднятой головой! Можно славить свою Родину! – он уже отправил на покой правильный синтаксис, лексику и просто логический смысл. Но теперь, кажется, и интонации пошли вкривь и вкось.

– Я не разглядел… с запальчивостью гопника, типа «я не понял» – Ни один из васс не встал… Когда речь о Рррродине!.. Когда ррречь идёт о пррредках! Об осноффании нашей Страны!

Зрители начинают неохотно, но послушно вставать. Петр сидит. Его в бок толкает Андрей, который явно веселится, получая извращённое эстетическое удовольствие от этой речи.

Георгий жестом показывает всем, что они могут сесть. И продолжает уже более ровно:

– Друзья, коллеги! Мы с вами живем в великое время! И именно нам, верным гражданам своего Отечества, предстоит строить великое будущее! Вы сотрудники одной из современнейших лабораторий нашей страны. Вы на острие науки. Но не все так сознательны. Как сказал наш вдохновитель и оплот мира во всем мире, наш президент, мы с вами попадем в рай, а они просто сдохнут.

Петр, молодой человек в халате, скучающе смотрит на висящие на стене плакаты, где изображены химические формулы, рисунки рибосом и молекул ДНК. Его взгляд останавливается на прибитой к стене букве N. В глазах появляется злость. Он опять смотрит на сцену, потом шепчет, довольно громко, так, что это слышно его соседу:

– Никуда не скроешься от этого позора.

Андрей снова толкает Петра в бок:

– Потише, а то за такие высказывания и забрать могут, – смеется.

Потом продолжает:

– Ты лучше скажи, как тебе моя новая пассия?

– А? Кто? – Петр пытается вспомнить последние увлечения Андрея.

Сделать это непросто: только за последний месяц он видел друга с четырьмя разными девушками.

– Моя новая девушка, Элеонора. Я же вас сегодня уже знакомил. О чем ты думаешь?

– Да так, не важно.

А думал он о том, как бы отсюда слинять, чтобы никто не заметил, потому что если заметят, то лишат премии. Это партсобрание было добровольно-принудительным.

– Она, правда, слегка выкобенивается. И социально слишком активна на мой вкус, но это даже интересно. Новый опыт – всегда хорошо. Папаша мой тоже социален, как ты видишь. Эллочка – преподаватель йоги и с прибабахом. Ну ничего, ее белые ноги скоро будут на моих плечах, – Андрей по-мальчишески улыбнулся.

– Эндрю, я не сомневаюсь в тебе.

Молодая девушка, слегка в теле, со светло-русыми волосами, сидящая слева от Андрея, шикает на них:

– Мальчики, вы совсем обнаглели? Вы в первом ряду. Не мешайте человеку на сцене. Видите, как старается, – она ехидно улыбнулась, – давайте как-то вести себя прилично. Если вам не дорога ваша работа, то мне очень. Я сюда, в отличие от вас, не по блату попала.

Титры: Мария, 26 лет, лаборант в компании «Gen-**», родом из Народной Республики.

ГЛАВА 1

Петр ехал в автобусе N3 с работы домой. Жил он в квартире, которую снимал у Офелии, актрисы Большого городского театра. Он был местным, но жить с мамой в ее трехкомнатной квартире в старой части Города не хотел. В 27 лет (27 ему должно было исполниться совсем скоро) есть желание самостоятельности, без маминых ужинов и расспросов в стиле «когда же ты найдешь себе нормальную девушку» и «ты задолбал со своими подопытными хомяками, от них воняет». Найти съемное жилье ему помог Андрей, его друг. Офелия, как утверждал тогда Андрей, считалась близкой знакомой его отца, генерального директора «Gen-**». Как позже узнал Петр, не просто знакомой.

В час пик автобус был уже плотно набит людьми. Так как Петр садился на конечной, то успевал занять место в хвосте, у окна. Автобус ехал, его двери то закрывались, то открывались, выходили и заходили люди, наполняя пространство какофонией голосов, обрывками фраз, приходящими на телефон сообщениями, звонками и видеороликами.

Петр слушал разговор двух женщин, сидящих напротив него. Не то чтобы ему было интересно, но, похоже, выбора у него не было, так как дамы разговаривали довольно громко.

– Все похерено, похерено! Меня уволили, работала себе спокойно на кассе в «Икеа». А теперь что? Сижу, доедаю деньги пособия, которое они выплатили за три месяца. Работы нормальной нет, а если что и предлагают, так и то за сущие копейки. И ты считаешь, что все хорошо, и правильное решение приняло наше правительство по поводу этой войны – дама огляделась вокруг, – фу, спецоперации?

– Кто ищет, тот всегда находит. Учиться надо нужным профессиям, развиваться. Мой сын, вот, недавно в контору устроился, как ее, АйТи. Даже мне помогает.

– На одних компьютерах и блогерах этих страна далеко не уедет. Производство нам нужно, заводы же стоят! – не унималась первая дама.

Плечо Петра прижала сумка пожилой женщины. Напротив стояла девушка, которая что-то читала на мобильном телефоне и тихо смеялась. Старик разговаривал с маленькой собакой, сидящей у него на коленях. Двое молодых людей с азиатскими чертами лица в грязной одежде: видно, что работают на стройке, что-то обсуждали очень живо на чужом языке.

Людей было так много, и они были такие пестрые, что Петр начинал задыхаться. Он вдохнул и выдохнул, вдохнул воздух общего движения и выдохнул легкий налет паники, которую он много раз ощущал в переполненном людьми автобусе. Уже почти полгода он работал на окраине Города, в новом районе, который местные называли гетто. Здесь было построено огромное здание научно-исследовательского института, где занимались изучением вирусов, разработкой вакцины против Covid-19 других мешающих роду человеческому жить вирусов. В научно-исследовательском институте имелись также секретные отделы, но чем они занимаются, Петр мог только догадываться, потому что не имел к особо охраняемому третьему этажу доступа. Специалисты же, работающие в этой зоне, подписывали бумаги о неразглашении информации.

Молодой человек уже привык к постоянной давке и к тому, что личного пространства здесь нет и быть не может. «В его Стране, – думал он, – вообще не может быть личного пространства. Ты себе никогда не принадлежишь полностью». К отсутствию личного пространства он привык с детства: «О, любящая, гиперзаботливая мама, спасибо тебе!» И когда он встречался с чьим-то плечом, или рукой, или сумкой, ему становилось легче – он кожей ощущал, что не один. Он всегда ощущал кожей, потому что глазам перестал доверять, глаза могут обмануть, а кожа – никогда. Одиночество Петр ненавидел. Людей тоже, но их тела любил, потому что они были живые и теплые. Любил давку: чем больше давки, тем больше жизни. Он чувствовал дыхание Аида в этих вонючих, медленных тварях, которые назывались автобусами, и в этом жужжании, как в рое пчел, людей – просто невыносимо, особенно летом. Уши закладывало, и что-то взрывалось в мозгу, разлетаясь на мелкие осколки, предательски врезавшиеся в кожу. Живые люди, которые давили его со всех сторон, убивали и воскрешали, возвращали к жизни – он опять собирался, и каждый раз по-новому. Каждый раз, выходя из автобуса, он ощущал себя собранным заново из обломков других людей, и каждый раз точка сборки была в новом месте.

Автобус остановился на Главной улице, и молодого человека вместе с другими людьми вынесло из многострадальной машины городского транспорта. Бури чувств и ощущений Петра со стороны, конечно, было не видно, со стороны казалось, что он просто вышел вместе с толпой.

С дорожной сумкой через плечо он быстро шел по раскаленной улице, где не было ни одного деревца, думал о людях, автобусах и личном пространстве, когда его раздумья резко прервал хриплый, просящий вопрос:

– Эй, парень, мелочи какой не найдется?

Бомж. Петр несколько секунд смотрел на него, пока рылся в рюкзаке в поиске денег, потом достал пару смятых сотенных купюр и протянул мужчине. Тот резво засунул деньги в засаленный карман драной рубашки.

– А ты куда путь держишь? Хочешь провожу? Кто его знает, что тебя ждет, когда ты придешь?

Петр не отвечал, не потому что бомж был ему противен, а потому что было не интересно.

– А ты не похож на многих других, – продолжал человек без определенного места жительства.

– Потому что я дал тебе денег?

– Нет. Деньги мне многие дают. Но они дают, чтобы я отвязался от них, чтобы не воняло рядом с ними. Все боятся бомжей, потому что внутри каждого из них такой бомж. Смотря на меня, они узнают себя.

– Я не силен в психологии людей.

– Поживи с мое на улице, станешь психологом. Ты хочешь знать, что ждет тебя сегодня в конце твоего пути?

– Я знаю.

– Нет, не знаешь. Но я могу сказать.

Петр посмотрел на мужчину, пытаясь понять, зачем тот затеял этот разговор. Может, денег еще хочет?

– Больше денег у меня нет.

– Да не нужны мне твои деньги. Все со всеми связаны. Может, мы встретимся еще на том или этом свете. И я тебе послужу, раз пока не хочешь.

Петр повернул с Главной улицы на Прогулочную, бомж не отставал.

– Ты быстро идешь, боишься не успеть? Ты уже опоздал.

Он остановился, взял Петра за руку, из кармана штанов достал бутылку пива и засохшую рыбу:

– Пиво будешь? С рыбкой?

Не дожидаясь ответа, засмеялся и убежал прочь. Летом бомжи становятся особенно загадочными, видимо, так на них действует городская жара.

Почти сразу же Петр оставил мысли об этом инциденте и ускорил шаг. Возможно, если он поторопится, то столкнется с Офелией в ее любимой кофейне «Кофеман», единственном месте в Городе, которое она посещала по вечерам регулярно, когда не было репетиций.

Петр был влюблен в Офелию, как мальчишка, коим его и воспринимала Офелия. Она его часто так и называла: «мой мальчик», хотя ему это не очень нравилось, потому что подчеркивало разницу в их возрасте: Петру было почти 27, Офелии 45.

В кофейне Офелии не было. А он так хотел увидеть ее хотя бы мельком, как будто случайно, как в прошлый раз, несколько дней назад. Тогда Офелия сидела на летней веранде с подругой, тоже актрисой. Он шел к ней домой, чтобы подарить цветы (сам он мертвые цветы не любил, он вообще боялся покойников, несмотря на то, что был биологом). Женщины сидели спиной к нему, поэтому не заметили, как Петр подошел и сел через один столик за ними.

Спутница Офелии говорила очень громко:

– Ты сегодня была неподражаема на репетиции! То, как ты играешь – гениально! Понятно, почему он выбрал именно тебя на главную роль в «Закате цивилизации». У тебя было с ним что-нибудь? Судачат.

Офелия ответила сдержанно, явно не разделяя веселого настроения своей подруги.

– Если бы было, ты бы узнала первая. Нет, конечно. Я может быть, и не против, восхищаюсь его талантом. Но ты же знаешь, что он верен своей жене! Да и к тому же мой самый главный поклонник, ну ты понимаешь, о ком я, наш великолепный Гоги, – Офелия картинно закатила глаза, – был бы от этого явно не в восторге.

– А ты заметила, что в последнее время режиссер много говорит об атомной войне и постоянно пугает тем, что скоро всему, к чему мы привыкли, придет конец? Иногда это мешает работать.

Вдалеке раздался одиночный выстрел, от которого многие за столиками вздрогнули.

Офелия голосом диктора вечерних новостей подытожила произошедшее:

– Это был не взрыв, а хлопок.

Подруга ее поддержала:

– Да, а еще отрицательный рост вместо падения, задымление вместо пожара и традиционные ценности, а не гомофобия, ксенофобия, милитаризм, псевдопатриотизм в одном флаконе. Новояз!

Подруга Офелии так громко, с чувством и профессионально поставленным актерским голосом говорила, что люди, сидящие за соседними столиками, оборачивались. Подошел официант и попросил не выражаться в их кафе:

– Пожалуйста, здесь же дети!

Актриса, уже тише:

– Когда я, блядь, материлась пять минут назад, цитируя Луку Мудищева, ни одна порядочная сволочь не повернулась. А тут даже официант пришел. Волшебные слова, не иначе. Хотя, если посмотреть вокруг, кажется, что войну никто не замечает. Какой-то пир во время чумы.

– Не война, а спецоперация. – поправила ее Офелия, ехидно улыбаясь. – Ну ты же сама среди тех, кто пирует во время чумы. И вообще, не у нас же воют. Соседняя Страна далеко.

– Ну как же далеко? Всего лишь в нескольких сотнях километров.

– Так рядом же не Соседняя Страна, Соседняя Народная Республика.

– Ну так тем более.

Офелия водит пальцем по странице меню:

– Пожалуй, закажу, себе кофе «Дмитрий Анатольевич» со сливками и апельсиновой цедрой.

– Это реклама нашего заместителя председателя Совета Безопасности? – не унималась собеседница.

Официант, убирая пустую посуду со столов:

– Все совпадения абсолютно случайны. Мало ли дмитриев анатольевичев? У нас так, например, директора зо… – официант не успел договорить, так как у него из рук выскользнула грязная посуда. Он выматерился, потом извинился.

– Ну вы держитесь там, – вслед ему прыснул молодой человек с соседнего столика.

– И только искусство вечно! – подытожила Офелия, поправляя черную копну волос.

Петр решил, что нехорошо вот так сидеть и подслушивать, если заметят, может выйти неловко. Он встал, подошел к дамам: в руках букет цветов, лицо нарочито серьезное. И хотя он уже не раз видел Офелию голой, но сейчас на одетую не мог поднять глаз, быть может потому, что мысленно все время ее раздевал. Он подумал о том, что надо как-то переключить внимание – в любой момент могла начаться эрекция.

– Искусство вечно, но наука нужнее. Не хочу вас обидеть, дамы, но безликое греческое наследие не сможет вас вылечить от коронавируса или рака, – пытаясь вложить в свои слова как можно больше серьезности и пафоса, вклинился Петр в разговор.

На лице Офелии появилась искренняя улыбка. Есть! Она рада ему! Это придало Петру смелости.

– О, это вы, мой преданный друг! – и, обращаясь к подруге, представила его. – Мой квартирант. Я тебе говорила, что сдаю мамину квартиру? Ну и немного поклонник моего таланта. Молодой ученый!

Петр:

– Офелия, вы мне льстите, я всего лишь лаборант.

– Но какой талантливый! Я в курсе ваших работ по ночам, соседи рассказывают, что у вас ночью горит свет.

Подруга Офелии с интересом разглядывала Петра, как натуралист разглядывает новый вид зверушек.

– Это нынче в моде: ругать искусство и восхвалять науку. Как будто они должны исключать друг друга! – с вызовом начала женщина. – И что вы нам скажете, дорогой молодой ученый? Настанет когда-нибудь такое время, когда люди перестанут убивать друг друга?

– Я не психолог, я биолог.

– А чем вы занимаетесь как биолог?

– Я работаю в лаборатории в научно-исследовательском институте. Делаем там вакцины от разных вирусов. А я лично приношу пробирки и слежу, чтобы они всегда были в доступе и стерильны.

Подруга Офелии с недоверием в голосе продолжала:

– А, может, вы там биологическое оружие разрабатываете? – пытливо вглядывается в Петра, потом переводит взгляд куда-то вдаль. – По всему видно, что скоро и у нас начнется ад, я очень обеспокоена и все время думаю о том, что нужно уезжать отсюда куда-нибудь подальше. Только вот на какие шиши? Да и кто меня там ждет в этом подальше? Меж тем провластные шавки становятся все наглее. В их лицах видна тупая охваченность чем-то нечеловеческим.

Петр немного смутился от ее резкого тона и начал оправдываться:

– Это охваченность большим движением истории. – сделал небольшую паузу. – Да, сейчас всем тяжело. Но самое главное, что грядет справедливый новый мир! Прекрасный новый мир, я надеюсь!

Подруга Офелии саркастично:

– Извини, но ты дурак? Какой справедливый и новый мир? Те, кто начал войну, пытаются сохранить старый мир, который уже почти сдох. Это архаика, пытающаяся убить модерн. Кто сделает этот прекрасный новый мир? Старик и его неповоротливые, необразованные прихлебатели?

Петр не ответил на этот риторический вопрос. А подруга Офелии продолжила, похоже, смущение молодого человека ее раззадорило еще больше.

– Ты вообще новости читаешь? К чему все эти смерти на войне? Эти жертвы Молоху? Чтобы разваливающиеся идиоты дольше держались у власти? Денег им мало, им надо остаться в истории! Геростратова слава!

Офелия пыталась возразить, но ее подруга эмоционально продолжала:

– Власть – это наркотик, особенно в старости. Вы думаете, что вам, молодым, дадут дорогу? Ты думаешь, просто так ты моешь свои пробирки, хотя мог бы заниматься действительно чем-то важным? Старость боится молодости, поэтому эту войну и начали. И вряд ли те, кто сейчас попивает кофеек, будут делать вид, что ничего не случилось, когда танки пройдут по Главной улице Города. Вы что Петр, за эти скрепы и старую власть? Вы же молоды, у вас должны быть надежды, планы!

– Когда я говорю про прекрасный новый мир, я имею в виду мир более далекого будущего, когда мы научимся геномодифицировать нас с вами – объяснялся молодой человек.

Офелия со скучающим видом листала страницы в своем телефоне, потом подняла голову и спросила Петра:

– А Вы придете на премьеру? Это будет что-то невероятное. Я Вам обещаю. Впрочем, не буду раскрывать тайны. Сами все увидите.

Слух Петра резануло это «Вы», но он старался не показать виду, что его оно задело:

– Да, Офелия, я планировал быть. Я не могу пропустить спектакль, где Вы, – он сделал акцент на «Вы», – играете главную роль. Да и название интригует – «Закат цивилизации».

Петр подумал о том, что ему как-то неловко дальше здесь сидеть, он превратился в мишень для подруги Офелии. И когда рядом кто-то есть, он совсем не чувствует близости с Офелией. А это даже больнее, чем быть мишенью. Совсем другое дело, когда они вдвоем. Тогда есть такое ощущение, как будто они превращаются в одно целое. И нет между ними границ.

Он встал.

– Мне надо идти – дела. Вот, остановился, чтобы порадовать вас этим букетом. До встречи на спектакле! – протянул букет и удалился.

Петр ушел и уже не слышал разговор двух подруг. Но, возможно, в нем и не было ничего интересного. Офелия, посмотрев Петру вслед, с нотками заботы, но и легкого снобизма произнесла:

– Милый мальчик, неухоженный только.

– И опасный, надо сказать. – резюмировала разговор подруга. – Помяни мое слово, такие петры, если вовремя не женятся, могут наделать очень много нехороших дел. Не удивлюсь, если завтра он приставит тебе к виску пистолет за то, что ты интересуешься искусством, а не наукой.