Текст книги "Макс Охотник (СИ)"

Автор книги: Виталий Конторщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

«Яков Силантьевич Зверяк. Дата рождения: 1899 г. Мера пресечения: арестован. Дата ареста: 12 июня 1939 г. Обвинение: антисоветская агитация. Приговор: 7 лет ИТЛ, 3 года п/п. Дата реабилитации: 1989 г. Источники данных: БД «Жертвы политического террора в Старой Стране»; УВД Южной обл.»

Бабушка сопротивлялась, говорила, что это кто-то перепутал. Отрицать сидящих родственников стало бессознательной стратегией выживания.

Эллочка даже боялась думать, что следователи могли делать с ее прадедом, тогда всех пытали. Она читала воспоминания тех лет. Сегодня нравы перестали быть такими крутыми. Всего лишь унижения, угрозы физической расправы и сексуализированного насилия, когда ее допрашивали и составляли протокол. Но что это по сравнению с вырыванием ногтей и поливанием водой на морозе! В ее случае дальше слов никто не заходил.

Ей пришлось провести ночь в грязной камере на матрасе с клопами, близким позвонить не давали. Утром в 8 часов камеру открыли и полицейский скомандовал: «Селиверстова, на выход! Остальные сидят и дожидаются распоряжения». Ее вывели в коридор, отдали паспорт и сказали, чтобы шла на все четыре стороны и не творила глупостей.

За двором приемного отделения ее ждал Андрей. Когда она спросила, как ему удалось ее вытащить, сказал, что папа постарался. Сначала не хотел, но когда Андрей намекнул ему, что прессе будет очень интересно узнать про сына депутата, уважаемого человека и одного из самых главных патриотов Города, про сына, который встречается с девушкой, порочащей честь и достоинство армии Страны, то сделал пару звонков, и этого было достаточно. Но лучше, чтобы это не повторялось, в следующий раз отец может пойти на принцип. Эллочка сказала, что она будет делать то, что от нее зависит, чтобы внести свою лепту в борьбу против тирании, а сидеть и молчать в тряпочку она не может. «Не надо делать из себя мученицу, они того и хотят, это не работает уже. Нужно придумать что-то более действенное», – иногда Андрей выдавал довольно умные мысли, хотя в их паре было уже как-то само собой решено, что она умная, а он красивый.

«Через 100 метров поверните налево», – произнес робот в навигаторе Андрея, и они въехали на дорогу, которая вела в деревню, где родилась Эллочка и где жила ее родня, которую она оставила в 17 лет, чтобы поехать учиться на журналиста в Город. После университета она проработала журналистом два года в местном электронном издании, а потом увлеклась йогой, получила за несколько лет сертификаты, позволяющие ей заниматься как инструктор, параллельно училась на факультете психологии и ушла в свободное плавание.

Сейчас она не только преподавала йогу, но и была ведущей психологических групп, где процветала женская солидарность. Но она не приветствовала популярные ведические курсы, на которых учили дышать маткой и ходить без трусов, впитывая энергию земли и параллельно вдохновляя мужчин на подвиги. Она принадлежала феминистскому течению и до закрытия состояла в членах феминистской организации Города. Ей была близка тема женского лидерства и полоролевой дискриминации. Она защищала женские права на всякого рода выступлениях, боролась с тем, что женских туалетов было столько же, сколько мужских (а женская физиология предполагает, что они в туалет ходят чаще, и этот процесс занимает больше времени), поэтому демонстративно ходила в мужской.

Петр увидел вывеску, сконструированную еще в советское время, «Станица» и понял, что это и есть та самая деревня, где он проведет ближайшее время своей жизни. Еще через пару минут они остановились у металлических синих ворот, с уже обшарпанной краской.

– Вы приехали, – отрапортовал робот.

Элеонора провела экскурсию по дому и двору, выходящему к реке, передала ключи Петру, и они с Андреем уехали. Девушка не могла тут остаться, поскольку у нее было много общественных дел в Городе.

Молодой человек походил по двору, а потом вышел к заброшенному саду, который заканчивался спуском к реке. Когда-то тут было много заботы и любви, а теперь только память об этом, да и памяти уже почти нет – видно, что сюда никто не заходил несколько лет. Сад окружал забор, частично деревянный, частично выложенный из камней. В некоторых местах забор уже обвалился, камни валялись хаотично, ограда почти проиграла сражение со временем. Одинокий, доживающий свой век, забытый сад. Деревья путались в ветках друг друга. Вишня, когда-то дававшая крупные и сладкие плоды, вырождалась, ее ягоды стали мельче и кислее. Петр сорвал несколько вишен, они были кислые, но очень сочные. Он кривился, но ел их, что-то неподдельное, настоящее и живое было в этих плодах. Он вспомнил, как недавно смаковал купленные в супермаркете, большие и красивые вишни. И сейчас понял, что эти выращенные в ненатуральных условиях ягоды были правильно унылыми и безжизненными. Они не в состоянии подарить настоящий вкус, только его фантом.

Сад забытых надежд и желаний, который спрятался от посторонних глаз. Место, где теперь Петр хотел спрятать себя. Казалось, этот сад обволакивает Петра, поглощая в своей тени его прошлое. Жизнь вытекала из этого места, постепенно меняя пространство для чего-то нового. Повсюду буйно расплодилась в полроста человека наглая крапива. Петр уже успел обжечь ею свои руки.

Еле видимая песчаная тропинка, которая была практически похоронена не только крапивой, но и другими сорняками, вела к воде. Петр шел по ней к речке, которая находилась внизу откоса и в которую переходил сад. Он нашел сломанную куклу: у нее не было глаз и одной руки, а волосы ее, как и резиновое тельце, выцвели под воздействием дождей и солнца. Он взял ее в руки, выкопал палкой в земле яму под уже неплодоносящей яблоней и похоронил игрушку, которая когда-то была предметом детской радости.

Спустился к реке. Видно было, что река заиленная, а вода почти стоячая, речушка явно высыхала. Речушка – река, протекающая в Южной области Страны и Восточной области Соседней Страны. Берёт начало на Восточном кряже и впадает в Южную реку, являясь его правым притоком. Водятся карп, сазан, толстолобик, окунь, щука, судак, сом, раки. «В этом месте реки, наверное, ничего не водится», – подумал Петр.

– Ты не прав, – услышал он звонкий женский голос.

Уже смеркалось. Но он четко увидел русалку у противоположного берега. Самую настоящую русалку, как ее рисуют в книжках.

– Тут есть рыба, – русалка пошарила в воде и перекинула ему на другой берег небольшую рыбу с выпученными глазами.

– Вот возьми, ты же любишь рыбу, – хихикала русалка – Я просто хотела тебе напомнить про подарок. Сегодня ты ощутишь его действие. А действие заключается в том, что твои чувства стали тоньше, обострились. И сны тебе теперь будут сниться яркие и насыщенные. Только вот управляться с этой чувствительностью, учиться ее настраивать, делать громче и тише, тебе придется самому.

Она махнула хвостом и уплыла.

Петр уже ничему не удивлялся. Он почувствовал, что его начинает клонить ко сну. Прилег на траву, глаза его закрывались. Подумал о том, что ночью может быть прохладно у реки на земле, но эти мысли куда-то утекли, и он заснул крепким глубоким сном.

* * *

В это время Андрей в своей квартире в Городе тоже предавался наслаждениям. Но не наслаждениям сна, а наслаждениям потребления еды после выкуренного *******. Андрей был зависим от любви, в основном от женской. Иногда ему перепадало мужской, но только в глубоко нетрезвом состоянии и ради эксперимента. Про мужскую он никому не рассказывал, прятал это даже от самого себя. Все знают, как в Стране относятся к «педикам», хотя «педиком» он не был.

Обычно, если женщины по какой-то причине были вне зоны доступа, он курил *****, потому что только так мог начинать заполнять себя едой. Когда он просто ел, в обычные обеды и ужины, он ел потому, что так было нужно, ел правильную еду. На завтрак съедал 400 граммов овсяной каши на обезжиренном молоке, два яйца и половину яблока. Яблоко обязательно должно было быть зеленым, красные яблоки могли вызвать аллергию. На обед полагалось мясо курицы или индюшки – 300 граммов, овощей – 350 граммов (но только сырых или на пару, и чтобы без лишних жиров, картофель был запрещенным продуктом, плохие углеводы тоже были ни к чему). На полдник молодой человек съедал 2 яйца и пару кусочков хлеба (не пшеничного, исключительно из злаков грубого помола, на худой конец – ржаного). Ужин был особенно пресным, потому что вечера Андрей не любил – вечера лишали всяких надежд. Обезжиренный творог и немного молока. Диету Андрею соблюдать было не трудно, еда заполняла его ровно настолько, чтобы осталось место для женщин.

Все менялось, когда он позволял себе выкурить *****. Немного перед сном: зеленая, мелко рубленая, душистая, с легким привкусом блевоты.

После нее еда приобретала сакральный смысл, становилась, мало сказать, что вкусной, просто божественной! Макароны, обильно политые майонезом или кусок, жирный кусок, шашлыка! Хорошо, что рядом было кафе «У Ашота» – там всегда можно было заказать отменный, сочный шашлык из баранины. Андрей ел, жир стекал у него по пальцам, которые он потом облизывал, причмокивая. А после шашлычка – торт «Наполеон», такой готовила его мама, когда он был маленьким. Бережно, нежно, но жадно он снимал слоеное тесто кусок за куском, вгрызаясь в его мягкую плоть, а потом языком слизывал крем, белый, густой, маслянистый. Все это он запивал масалой, чаем, который он заваривал вместе с россыпью индийских приправ, заказанных через интернет-магазин. Для этого случая у него была приготовлена праздничная кружка, из которой он пил только масалу и только после хорошего *******. Андрей заполнял едой свою пустоту, и был счастлив. А когда засыпал, ему снились красочные, бессюжетные сны.

На следующее утро еще несколько часов после пробуждения он чувствовал флер легкости и свободы, которые расслабляли его. К обеду все проходило. И он опять ел вареную курицу, обезжиренный творог и зеленые яблоки.

«Мы ищем в другом себя по сути для того, чтобы найти путь к Богу. И еда – она как женщина, наполняет мужчину на время, а потом выходит, оставляя в унитазе переваренное нечто, которое мы смываем, чтобы опять поесть», – написал он Эллочке в мессенджер, снабдив свои мысли фотографией сочного шашлыка и жирного «Наполеона».

Эллочка прочитала его сообщение только утром, потому что сейчас она была занята своей подругой. Та лежала в кровати, а Эллочка раздевала ее. Это была та самая подруга, из-за которой у нее с Андреем случилась ссора. Но подруга пришла к Андрею в квартиру раньше Эллочки, та задержалась на работе. И Андрей решил подготовить все, пока Эллочка придет. И потренироваться заодно. Звонок в дверь застал Андрея и подругу Эллочки врасплох, и он пошел открывать, завернутый в полотенце, так как никак не мог найти свои трусы, а звонок назойливо трещал. Эллочка разоралась, обиделась и ушла. Потом Андрей вымаливал прощения у нее под окном песней «у меня петелька, у тебя крючок» и цветами, поспешно купленными в цветочном магазине за углом. Пел он плохо, а розы Эллочка не любила, поэтому они полетели ему в лицо, когда он ей их вручил. Андрей не очень понимал, за что он просит прощения и не считал себя виноватым. Все же было оговорено и санкционировано ею. Подумаешь, он начал без нее и немного раньше. Она же не обижалась, когда опаздывала в кафе, а Андрей уже доедал свою безвкусную еду. Но он давно понял, что легче согласиться и попросить прощения, чем сопротивляться и что-то доказывать. Он хотел быть любимым, ему не нужно было быть правым.

Сейчас Эллочка смотрела на свою обнаженную подругу, прикасалась к ней, внюхивалась в запах ее волос, дотрагивалась до ее шеи, водя пальцами плавно, но настойчиво. Она перевернула подругу на живот, наклонилась над ней. На несколько секунд у нее перехватило дыхание от возбуждения, хотя секс с девушками был для нее привычным. Что-то особо притягательное было сейчас в подруге, наверное, то, что ее трахал Андрей. Эллочка представила себя им и начала двигаться своим тонким, но жилистым телом вдоль мягкого и податливого тела девушки. Она закрывала глаза и фантазировала о том, как делает это он. Не то что бы Андрей был отменным любовником, но это было сейчас забавным – представлять себя им и проживать его чувства. Она содрогалась и тихонько стонала, а когда все кончилось, то просто поцеловала подругу и отвернулась к стенке. День выдался суматошным, очень хотелось спать.

– Скажи, что плохого мы делаем? Почему в нашей стране нельзя любить человека своего пола? Почему я должна это скрывать? Почему на нас смотрят как на психически больных? – это были риторические вопросы подруги Эллочки.

– Потому что ты живешь в Стране, детка. Здесь всех интересует, кто с кем трахается. 30 лет как ВОЗ исключила гомосексуальность из списка психических заболеваний. Но что нам ВОЗ? Особенно теперь, когда никакие международные институты нам не указ? Лесбиянкам легче немного, в них просто плюют. А вот мужчинам достается больше, их избивают за это. Ну что мне тебе рассказывать? Ты и сама все знаешь. Давай спать.

Перед сном она думала о том, зачем нужны люди друг другу? Зачем нужны люди ей? Она была самодостаточна и любила проводить время в одиночестве: с книгой в парке или за чашкой кофе в любимой кофейне. Никому не звонить, никого не ревновать, ни с кем не согласовывать свой график. Она с упоением занималась самоанализом и своим телом, хорошо его кормила, занималась спортом, ходила на косметологические процедуры и SPA. Иногда она напоминала себе о том, что свобода – это и есть ее самая большая любовь и страсть. Пока в ее жизнь нахально не влез Андрей, как змея, пролез в закрытую дверь. Она подумает об этом завтра. А пока она слушала ровное дыхание своей подруги и засыпала, убаюканная им.

Эллочка спала и ей снился сон.

Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш– Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-шевелились воды реки.

Ей нужно было перейти на другую сторону моста через реку, реку, которую она знала с детства. Мутные воды притягивали к себе и одновременно с этим вызывали чувство отвращения. Вокруг никого не было. Она попыталась крикнуть, но из ее горла выдавливалось только какое-то шипение. Зачем ей на ту сторону? Что там ее ждет? Она не знала, но оставаться здесь, рядом с рекой, было тоже опасно. Есть только два пути: назад, в деревню, где она жила, или вперед, туда, где ничего не известно. Назад она не хотела.

Ходили слухи, что в реке живет какое-то чудовище, и всех, кто осмелится подходить к воде или попытается перейти через мост, оно утаскивает на дно. Никто из деревни это чудовище не видел. Но несколько людей уже пропали.

Она была смелой, вернее, она хотела себя такой считать, потому что презирала трусов.

Она сделала шаг на мост, посмотрела вниз. Мутные воды зашевелились. Еще шаг, взгляд вниз, вода шевелилась все интенсивней. И еще. И вот уже середина моста.

Все произошло в один момент. Существо выпрыгнуло из реки и двумя острыми зубами впилось в ее шею. «Змей, огромный серо-коричневый змей», – пронеслось у нее в голове. – Разве такие бывают?»

Бороться. Единственный шанс выжить и спасти других. Бороться и предупредить всех, что в реке живет Змей. Вместе люди смогут его победить. В глазах потемнело, она уже ничего не видела. И только жирное, скользкое тело было реально, жирное, скользкое тело, которое душило ее. Нечеловеческими усилиями, она оттолкнула его от себя и потеряла сознание.

Очнулась она уже в деревенском доме своих родителей, на этой стороне. Ей не удалось перейти мост.

Мать протирала ей рану на шее каким-то плохо пахнущим раствором.

«Я видела Змея, я душила его, но он, скорее всего, выжил. Надо отправиться всем вместе к реке, чтобы убить его», – хотела она сказать, но у нее ничего не получалось, из горла выходило всего лишь змеиное шипение.

Чувствовала она себя ослабленной, но ее беспокоило не это, а то, что она не может всем рассказать, что там в реке – опасность. И змей с каждым днем становится сильнее, скоро он выползет из реки, и начнет душить всех, кто живет в деревне.

Другие люди тоже молчали.

И тут на шее своей матери она увидела след от змеиных зубов. В комнату вошли еще люди, на их шеях был такой же след. Эти люди смотрели на нее и ничего не говорили.

И она почувствовала, как ее мысли начали разбегаться, как будто желая уступить место чему-то, что вторгается извне. Это были мысли кого-то другого. Они прошипели: «Теперь ты одна из нас. И тебе больше не понадобится переходить через мост, на другую сторону. Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш – Ш».

* * *

Петр тоже видел сон. Будто Офелия ему рассказывала одну очень интересную историю.

Она начала так.

Петр, а знаешь, где мы были эти четыре тысячи лет?

Все началось в Шумере. Я была молодой-жрицей девственницей, а Георгий – верховным жрецом. Меня звали Эльмештум, а его Элайя.

Состарилась шумерская цивилизация, одряхлела культура. Обращенная в прошлое, она уже не могла держать то, что создала, и впитывать в себя живительные силы нового. Если бы ты, Петр, посмотрел со стороны на тот день, о котором я хочу тебе рассказать, то ты бы не заметил краха за внешним фасадом показной роскоши и мощи. Шумерский язык все еще оставался официальным языком и языком обрядов, которые проводил Элайя. 4 тысячи лет назад он жил уже не первую свою жизнь и был с точки зрения человеческой эстетики самим совершенством, как и положено главному служителю культа. Красив, умен, здоров. Волос ни на теле, ни на голове у него не было: волосы богомерзки. Взгляд его был острый и цепкий, как и в нынешней жизни. Он внимательно следил за тем, чтобы не пораниться, потому что к статуям божеств не допускались люди, у которых были следы крови на теле, даже мелкие порезы.

Готовили его к этой должности с самого рождения, он был вторым сыном правителя, а я его племянницей. Мы оба получили образование при храме и традиционное посвящение. Каково оно было, я уже не помню. Да оно и не мудрено, невозможно запомнить все детали жизни, которая случилась 4 тысячи лет назад. Мне позволено вспомнить только один день из того рокового времени, которое стало началом конца.

В дни, свободные от обрядов, а было их много в ту пору, жрец составлял гороскопы правителям и учебные пособия для людей о поведении в храме и за пределами оного. Он предсказывал погоду, довольно точно, точнее, чем теперешние телевизионные девушки на в узких юбках и деловых пиджаках, составлял рекомендации для земледельцев. Он знал свойства трав и растений, чтобы лечить людей. Это было прекрасно – без антибиотиков и антидепрессантов. Предсказывал будущее по внутренностям животных и расположению светил, знал тысячи заклинаний от всякой напасти и периодически изгонял бесов, хотя даже тогда многие не верили в то, что виною краха империи были бесы. Большинство догадывалось, что наша власть идет куда-то не туда, что слишком много войн и слишком мало любви.

Магические ритуалы были основой жречества. Но я была плохой ученицей, я не помнила того, что было выгравировано на столетних табличках клинописью, поэтому придумывала свои. Они тоже работали, и никто не замечал, что я делаю что-то не то. Я говорила на шумерском, а народ – уже на смеси аккадского и шумерского. И это очень расстраивало Элайю. Он всячески пытался отстоять прошлое и свои интересы, но волны семитского влияния накатывали все сильнее и сильнее. Имя им легион.

По традиции посты храмовых жрецов передавались от отца к сыну. Но традиции разрушались, поэтому уже многие жрецы без роду и племени, приемыши влиятельных людей, смогли добиться жреческого назначения. Элайя был исключением и особо гордился, что он сын царя. Он ревностно охранял секреты своего ремесла.

А я была молодой и красивой сангу, дочерью царя, поэтому стала верховной жрицей богини Иштар. Я даже не могу сказать, нравилось мне это или нет. Просто такова была моя судьба.

Верховный жрец, мой дядя, стал выказывать мне особые знаки внимания. Не как дядя племяннице или верховный жрец жрице Иштар. Он воспылал страстью ко мне. Но его вера не позволяла ему предаваться блуду со мной, жрицей-девственницей. И он задумал чудовищное!

Обряды в то время проводились довольно закрытые, и тела были закрытые, мы служили богам в просторных одеждах из грубого материала. И он тосковал по тем временам, когда жрецы и жрицы должны были прислуживать богам голыми. Он так хотел увидеть мое тело. Втайне он желал меня, и долгими ночами не мог уснуть, сгорая от вожделения.

Храмовые обряды усложнились до глупости, и вернуть все к тому, чтобы служить голыми, было невероятно трудным. Но для верховного жреца даже в то время не было ничего невозможного.

Каждый день Элайя старался поддерживать пышность обрядов. Он не хотел признавать, что чем пышнее обряды, тем ближе конец. Все это делалось для того, чтобы внушить горожанам мысль о величии храма и религии. Но результат был обратным. Он катился в бездну вместе со своим народом, вместе со мной, прекрасной и наивной сангу, которую он захотел убить. Ведь она просто кричала своею юностью и живостью, что старому миру конец!

Он метался по постели, усмиряя свою плоть, в полузабытьи видел первого жреца среди землян Энмедуранки, имя которого означает «правитель МЕ, который связывает Небеса и Землю». МЕ – законы, которые никто не мог нарушить. Когда Ануннаки передали Энмедуранки табличку с тайнами Небес и Земли (эту табличку потом развили до карт Таро), научили вести счет числами, открыли знания воды и масла и предсказали будущее, они не знали, что всему этому придет конец, потому что один из них задумал убить жрицу Иштар.

Уже совсем скоро Иштар наказала его и его народ тем, что рухнули древние устои общественной жизни, традиции, обычаи.

Через меня боги послали трагедию в Урук.

Каждый раз, когда Элайя входил в храм, чтобы освятить алтарь, я стояла, потупив свой взор. Я чувствовала его желание и старалась не провоцировать его. Я боялась его, он чувствовал мой животный страх, и это возбуждало его еще больше. Он не мог меня сделать своей, но он мог меня убить. Жрец был хитер, поэтому смерть должна была быть хорошо подготовленной.

У жриц в то время было только два пути: быть посвященной в жрицы-девственницы, служительницы богини Иштар или стать храмовой проституткой. Храмовые жрицы-проститутки практически все проходили через Элайю, служение телом было их прямой обязанностью. Как две ипостаси Иштар: девственная и непорочная с одной стороны, и плодовитая и дающая мужчине с другой. После одобрения Элайи жриц посылали на постоялые дворы, где останавливались путешественники, и они занимались с ними любовью во славу Иштар, великой богини.

Но я была дочерью царя, поэтому он не мог сделать меня храмовой проституткой.

Петр видел образ жрицы-девственницы. И видел, как верховный жрец подготавливает ее священное убийство.

Близилась церемония символического брака богини Иштар и бога Энки, которая проводилась каждый год с 16-го по 22-й день месяца Шабату, 11-й, зимний и самый холодный месяц в году, месяц ветров, перемен и разрушений. В этот раз церемония должна была быть особенной. Перед собравшимся народом жрец рассказывал о новой воле богов, а пока полным ходом шла подготовка к празднику. Воскуривание благовоний, возлияние жертвенной воды, масла, пива, вина – все это предназначалось Иштар и Энки. На жертвенных столах резали овец и других животных, а жрец смотрел на корчившихся в муках барашков и представлял, как он это делает с Эльмештум. Дары должны были быть в этот раз очень щедрыми, потому что все шептались в храме о том, что боги прокляли шумеров. Война с соседним государством, которым правил Шаррумкен, никак не заканчивалась, хотя царь Шумера был уверен, что она не продлится больше недели. Но вот уже прошло несколько месяцев, ничего не менялось. Аккадские земли так и не были завоеваны, только все больше воинов погибали в бою, и требовались все новые жертвы.

В праздник Шабату жрецы-музыканты играли на лирах, арфах, цимбалах и флейтах. Перед храмом толпились верующие. Вдоль внутренних и наружных стен, во дворах и нишах были расставлены стелы, статуи, жертвенные сосуды, принесенные в дар храму правителями всех времен и простыми людьми. Вездесущие каменные статуи и статуэтки должны были неустанно молить богов о благополучии и долгой жизни их жертвователей. Фигурки изображали людей со смиренно сложенными на груди руками.

Внутри храма все было готово, после молитвы жрец вышел к народу. Стенания и плач по затопленным и разрушенным городам заполняли пространство вокруг храма, у шумеров было принято поминать не только людей, но и города. Плакальщицы за это получали неплохо – платой им было пиво и мука. Традиционные плачи сменились традиционными просьбами. Богов просили не затапливать людей и их дома, не разрушать храмы и города. Как будто это возможно. Вокруг храма жрецы и обычные люди не только оплакивали прошлое и просили за будущее, но там же собирался Совет богов, который решал судьбу страны и мира. Совет богов постановил городу жить и миру быть. Но, видимо, боги обманули нас. Или богиня Иштар разозлилась на людей за свою дочь, посланную на землю.

Перед входом в храм, так, чтобы было видно всем, стоял священный алтарь, который должен был на этот раз выполнять роль священного ложа Бога Энки и богини Иштар. Сегодня Эльмештум должна стать женой Элайи, а он ее мужем. Это действо могло совершиться только в месяц Шабату. Время сжигающего холода. +15 для шумеров очень холодно, а ночью могло быть и +7. Зимы в Стране, в которой ты живешь, даже в ее южных областях, показались бы им просто смертельным издевательством. Кто вообще по своей воле будет жить в таком климате? Время шквалистых ветров, ливневых дождей, разлива каналов. Время угрозы всеобщей жизни, катастрофы всего бытия. Затапливаются жилища, разрушаются храмы, от натиска стихий погибают люди. Месяц всемирного потопа, когда исчезает все живое. Эльмештум сделала Элайю живым, и она же убила его, но не физически, а духовно. Ее смерть убила его, о, жрица Иштар, холодная и безжалостная!

Готовилось священное ложе, ложе жизни и смерти, соединение которых должно было спасти Шумер! Так вещал жрец, который долго готовил свой народ к тому, чтобы они поверили в справедливость и необходимость этого убийства. «У нас нет выбора, – говорил он, – мы вынуждены принять эти меры, чтобы наш мир не погиб под аккадским нашествием».

Сочетание праздника и плача, любовь вопреки гибели мира, излияние семени во влагалище как противостояние мировому хаосу, желающему поглотить Урук и все бытие. Вот это ложе, где молодая сангу через старого повелителя неба должна будет обрести новую жизнь и тут же отдать ее ему.

Петр видел статуи, которые вмещали в себя разномастных богов всех рангов, и потому казались живыми и с удовольствием принимали людские подношения. Одеты они были богато и разнообразно: льняные одежды, теплые шерстяные плащи, сандалии, пояски и шарфы, белые шапки разных фасонов. Божки были близки людям и имели такие же привычки: много есть, заниматься любовью и красиво одеваться.

Эльмештум вывели совершенно нагой, только в ее черных пышных волосах был большой красный цветок, специально выращенный Элайей в храме, чтобы она в своей наготе была еще прекрасней. Хотя куда уж прекрасней? Сама богиня Иштар не смогла б сравниться с ней в красоте.

Девушку подвели к алтарю, положили на него, привязали руки и ноги. Жрец взял в руки кинжал, которым обычно разделывал священных барашков, подошел к ней, поцеловал ее дрожащие губы и одинокую слезу, текущую по юной щеке. Вошел он в нее резко и властно. Он терзал ее своим членом и ощущал, как струйки ее девственной крови стекают по его бедру. Она не могла сдерживать свои рыдания, но кроме жреца ее уже никто не слышал. Народ шатался в пьяном экстазе в ожидании того, как священное семя Энки вольется во влагалище Иштар.

Потом жрец, не выходя из девушки, кинжалом пронзил ее маленькую грудь. Она вскрикнула, но была еще жива. Он вышел из нее и уверенным жестом перерезал ей глотку, собрал кровь в священный сосуд и вылил к ногам Иштар. Народ ликовал, он думал, что эта жертва понравится богам, и они точно оставят их жить. Их город, их дома и их барашков. Жрец затянул свою песню.

   Расторгни узы моей колдуньи,

   Уничтожь слова моего врага,

   Пошли буре ее чары, ветру – ее слова;

   Все ее порчи и чары пусть унесет ветер;

   Пусть она умрет, а я живу.

   Ее колдовство, ее чары, ее порчи, пусть они будут развеяны

   По приказу Иштар, владычицы богов.

   В Доме святом престол для нее устанавливают,

   Божественный царь там с ней остается,

   Чтобы судьбы всех стран установить,

   Чтобы в день черной луны МЕ совершенным сделать.

   В месяц Шабату для моей госпожи постелено ложе,

   Трава нумун ароматом кедра очищена,

   На ложе моей госпожи разложена,

   Поверх одеяло постелено.

   Дабы на ложе под приятным одеялом радость обрести,

   Моя госпожа свое светлое лоно омыла,

   Для лона царя она его омыла,

   Светлая Иштар омылася с содой,

   Натерлась благоуханным кедровым маслом.

   Царь с поднятой головой подошел к священному лону,

   С поднятой головой подошел он к телу Иштар,

   Энки на ложе возлег с ней,

   Проявил заботу о священном лоне:

   – О мое священное лоно!

   – О моя светлая Иштар!

Шумерская цивилизация погибла в результате нашествия с запада воинственных семитских кочевых племен. В 24 веке до нашей эры царь Аккада Саргон Древний разгромил царя Лугальзагеси, правителя Шумера, объединив под своей властью Северную Месопотамию. На плечах Шумера родилась вавилоно-ассирийская цивилизация.

ГЛАВА 4

Открыв глаза на рассвете, Петр чувствовал себя хорошо выспавшимся. Солнце выходило из-за зарослей кустов на другой стороне реки, возвещая новый день старого мира. Тело немного затекло от того, что он спал в неудобной позе.

Наконец проснулось чувство голода, и Петр пошел в дом, чтобы поесть. С собой он привез электрический чайник и несколько пачек Доширака. Эллочка сказала, чтобы он ничего не набирал впрок, в деревне есть магазин.

Из колонки во дворе молодой человек налил воду в чайник, вскипятил ее и заварил лапшу. Привычный завтрак в непривычных условиях. Он сидел за столом середины 70-х, на котором была уже выцветшая от времени клеенка. Весь дом состоял из кухни и комнаты, на одной стене которой висел прибитый гвоздями пестрый ковер с тремя оленями, мирно жующими траву у горного озера. Вокруг ковра висели грамоты, свидетельствующие о том, что его бывшие владельцы были героями социалистического труда, а также черно-белые фотографии, изображающие разных людей. На одной из них Петр узнал маленькую Эллочку. Девочка сидела на велосипеде и гордо и грозно смотрела в камеру. С другой стороны стены висело изображение Девы Марии на желтом фоне, вырезанное из какого-то старого журнала. Оно уже потеряло яркость красок, но еще видно было, что складки ее голубого платья скрывали живот. Изображение беременной богородицы почему-то очень привлекало Петра, он не мог от него оторваться, жуя китайскую вермишель. В углу стояла кровать, устланная несколькими матрацами, а сверху матрацов – перина из гусиного пуха. Застелена кровать была гобеленом с геометрическим рисунком. Общую картину дополняли подушки в количестве трех штук, поставленные одна на одну. Подушки покрывала вязаная крючком белая ажурная салфетка. Создавалось ощущение, что хозяйка только что закончила застилать кровать и ушла по своим делам в огород.