Текст книги "1000 ликов мечты, О фантастике всерьез и с улыбкой"

Автор книги: Виталий Бугров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Говоря о фантастике на Урале, нельзя не сказать о журнале, охотно предоставляющем ей свои страницы. Послевоенный "Уральский следопыт" появился тридцать лет назад – в апреле 1958 года. Задуман он был как продолжатель традиций одноименного журнала, выходившего в Свердловске (вскользь мы об этом уже упоминали) в 1935 году под началом В. А. Попова – бывшего редактора "Всемирного следопыта", с закрытием этого последнего перебравшегося к нам на Урал. Краеведение, путешествия, приключения, героику, романтику-все это обещал читателю довоенный "Уральский следопыт". И, конечно же, фантастику. Но, увы, обещание тогда выполнить не удалось, если не считать одного-единственного рассказа... Однако в конце пятидесятых годов фантастика в нашей стране переживала новый подъем, и родившийся вторично "Уральский следопыт" сразу включил ее в сферу своих интересов. В первом же номере помимо перепечатки беляевского "Слепого полета" была помещена НФ повесть местного автора, печатал журнал фантастику и в дальнейшем, а в 1963-1964 годах даже провел конкурс на лучшее НФ произведение. Правда, при всем том отношение к фантастике у редакции было достаточно сдержанным: хотели ее печатать – печатали, не хотели – и по полгода прекрасно без нее обходились... Но пришло время – задумались. Вот и первый искусственный спутник Земли лет десять как взлетел, и эпохальный полет Юрия Гагарина над планетой давно позади. Если именно этими событиями вызван был вспыхнувший на грани пятидесятых-шестидесятых небывалый интерес к произведениям фантастов, так ведь должен бы этот интерес пойти на спад, поулечься; жизнь всегда берет свое – и самые удивительные свершения становятся в конце концов нормой, теряют окраску невероятности. Но интерес к фантастике не уменьшался, ибо был вызван, очевидно, не тем или иным конкретным свершением, а сдвигами гораздо более масштабными – наступлением эпохи НТР. В общем, с начала семидесятых годов фантастика прочно прижилась в "Уральском следопыте", с недооценкой ее было покончено. Журнал, естественно, всегда охотно печатал и печатает уральских авторов (В. Крапивин, И. Давыдов, С. Слепынин, С. Другаль, А. Чуманов родились как фантасты именно на страницах "Уральского следопыта"), однако формальная прописка литератора никогда не имела для редакции большого значения. Сознательно не перечисляю здесь ни имен, ни произведений. За тридцать лет существования "Уральский следопыт" опубликовал около трехсот романов, повестей, рассказов, написанных почти ста пятьюдесятью фантастами. Тираж журнала за это время вырос в десять раз, достигнув почти полумиллиона экземпляров. И это не в последнюю очередь вызвано растущим интересом к фантастике, из номера в номер печатающейся в "Уральском следопыте". Но интерес к фантастике далеко не всегда соседствует у читателей со знанием и пониманием ее специфики и истории. И шли в редакцию письма до самого недавнего времени, авторы которых испрашивали адреса не только, скажем, братьев Стругацких или Кира Булычева, но и И. Ефремова, и даже А. Беляева... Обидным показалось редакции такое положение дел. И завел "Уральский следопыт" на своих страницах специальный раздел, в котором стал печатать статьи и заметки по истории фантастики, по многочисленным ее проблемам. И выяснилось очень скоро: подобных материалов любители НФ (да и все читатели журнала) ждут едва ли с не меньшим интересом, чем самое фантастику! Парадоксально вроде бы, но вполне объяснимо: где они, популярные брошюры и книги, которые рассказывали бы многовековую историю удивительной Страны Фантастики, рисовали бы географию этого призрачного, однако многими посещаемого края? Мало, недопустимо мало таких книг и брошюр, действительно популярных... А начав публиковать подобные материалы, журнал неизбежно должен был выйти – и вышел – на прямой контакт с читателем. С 1975 года печатаются в "Уральском следопыте" викторины по фантастике, неизменно привлекающие внимание любителей НФ. Вызванный викторинами поток читательских писем дал возможность начать на страницах журнала живой обмен мнениями, впечатлениями от прочитанного и узнанного. Возникла переписка с клубами любителей фантастики, а отсюда и рубрика "Вести из КЛФ". На базе "Уральского следопыта" стало возможным в 1978 году региональное совещание (первое такого рода – вне Москвы и Ленинграда) писателей, работающих в области фантастики и приключений. Оно, надо сказать, немало способствовало повышению престижа фантастики, изменению отношения к ней и в Свердловске, и на Урале в целом. Именно на этом совещании родилась идея единственного пока регионального ежегодника фантастики и приключений, названного "Поиском". Ныне он обрел плоть, достаточно прочно встал на ноги: семь его выпусков выстроились уже на книжных полках, безусловно помогая формированию фантастики Урала, росту свежих сил, входящих в литературу. Памятным событием стало учреждение в 1980 году первой в нашей стране премии за лучшее произведение фантастики. Премия, учрежденная "Уральским следопытом" и Союзом писателей РСФСР, получила имя Аэлиты, прекрасной марсианки из романа А. Толстого, – и тут опять-таки сыграли свою роль читатели. Журнал объявил конкурс на название – и получил многие сотни вариантов; один только девятиклассник из города Снежного Донецкой области предложил – на выбор – 62 названия! А остановилась редакция именно на "Аэлите": и звучно, и романтично, и первый советский фантастический роман, увлеченно читающийся и в наши дни... "В Свердловске проходил праздник фантастики", – писала "Правда" в апреле 1981 года, когда первые премии были вручены первым лауреатам – бесспорному старейшине нашей фантастики А. Казанцеву, выпустившему незадолго перед тем новый свой роман "Купол Надежды", и братьям Стругацким (за повесть "Жук в муравейнике"). "Аэлиту-82" председатель жюри нашей премии летчик-космонавт О. Макаров вручил З. Юрьеву за роман "Дарю вам память". В 1983 году лауреатом "Аэлиты" стал В. Крапивин (повесть "Дети синего фламинго"; ее же в результате голосования назвали лучшей и 22 клуба любителей фантастики, учредивших в том году межклубный приз "Великое Кольцо"). В 1984 году лауреатом был С. Снегов (трилогия "Люди как боги"), в 1985-м – С. Павлов (роман "Лунная радуга"). 1986 год был пропущен; премия не присуждалась. А обладательницей "Аэлиты-87" стала наконец-то представительница прекрасной половины человечества – О. Ларионова (повесть "Соната моря"). Кстати, на торжествах "Аэлиты-87" журнал, совместно с объединением Уралгеология, объявил об учреждении нового приза – за вклад в развитие советской фантастики. Приз получил имя И. Ефремова и был присужден Г. Гуревичу, именно в тот день-24 апреля – отмечавшему свое 70-летие. Любопытная деталь свердловского "праздника фантастики" – присутствие множества иногородних ее почитателей. Правда, на вручение "Аэлиты-81" приехали лишь соседи свердловчан – любители НФ из Перми, члены упоминающегося нами клуба "Рифей". Они, надо сказать, не прогадали: полтора-два часа отвечал в том году на самые острые вопросы аудитории Аркадий Стругацкий... А в 1987 году на вручение премии съехались в Свердловск посланцы 58 клубов из 48 городов, представлявших едва ли не все регионы страны: от Владивостока, Хабаровска и Комсомольска-на-Амуре до Тирасполя и Одессы, от Мурманска до всех трех кавказских столиц. Что ж, наших гостей можно понять. Встречи в Свердловске – это не только присутствие на торжественной церемонии вручения премии. Это еще и общение, бесконечные разговоры о проблемах и заботах фантастики, о делах и заботах самих клубов, впитывающих чужой опыт и щедро делящихся с "братьями по разуму" своим собственным... Многолик сегодняшний день фантастики Урала. Группа литераторов, работающих в ней, неизмеримо выросла за последние два десятилетия, невозможно даже перечислить всех в этих заметках. Интересно вспомнить, что коллективные сборники фантастики, выходившие в Свердловске, в не столь уж далеком прошлом не мыслились без привлечения авторов со стороны. В первом таком сборнике ("Вас зовут "Четверть третьего?", 1965) иногородние литераторы – из Москвы, Ленинграда, Киева – составляли половину всех участников. В следующем сборнике ("Только один старт", 1971) "литгостей" было даже еще больше – почти две трети авторов... А выпуски "Поиска" ежегодного сборника фантастики и приключений, издаваемого с 1980 года поочередно в Свердловске, Перми и Челябинске, – целиком составляются из произведений литераторов-уральцев. Появилась целая группа способных молодых фантастов в Перми – не случайно в пермском "Поиске-87" фантастике отдано едва ли не три четверти объема. Ничего удивительного в этом, впрочем, нет, разгадка проста. Десять лет существует в Перми клуб любителей фантастики "Рифей", десять лет пропагандирует фантастику устно (на своих заседаниях) и печатно (в местных газетах), прививает вкус к ней, и вот – добрые всходы... Подтверждая общее для отечественной фантастики последних десятилетий расширение жанрового спектра, движение от "твердой", технологической НФ к фантастике психологической и притчево-сказочной, произведения литераторов Урала лишний раз демонстрируют органичную связь с общим литературным процессом.

1000 ликов мечты

И все-таки – зачем? 1000 ликов мечты

И все-таки – зачем?

В самом деле: во имя чего все эти наши маршруты вдоль и поперек фантастики? С разных сторон присматриваемся к ней, касаемся то здесь, то там, странствуем и в пространстве, и во времени, углубляясь в прошлое и вновь возвращаясь в наши дни... Зачем все это – по большому счету? Заполнить незадействованные клетки памяти можно ведь и чем-нибудь иным: интересного в мире хоть отбавляй! Что же, очевидно, пора поговорить о назначении фантастики – о целях ее и сверхзадачах, о той роли, на которую она претендует. Начнем с цитат – и давних, и не очень. Авторов не называем, в данном случае это не так важно. "Хорошее научно-фантастическое произведение – это интересная научная мысль (гипотеза, теория) в добротном литературном изложении". "Наиболее интересные гипотезы фантастики – в области духовной, а не технической. Герои фантастики – это гипотезы человеческой красоты". "Облекать в художественные образы представления о будущем, просветлять его черты, скрытые завесой времени, – такова роль научной фантастики". "Цель научно-фантастического романа не исследование космоса или микрокосма (для этого существует наука), а поиски свежего угла зрения на современность". "Фантастика – это сказка, написанная в литературном стиле существующей эпохи". Думается, нет нужды продолжать эти выписки; уже и приведенные подтверждают; по-разному определяют фантастику пишущие о ней, по-разному соотносят ее с остальной литературой, разное усматривают у нее предназначение. Найдутся, наверно, и такие, что не усматривают никакого... Крайнюю эту точку зрения оспаривать пока воздержимся (но постараемся запомнить, что существует и она); явную же противоречивость толкований фантастики объясним либо требованиями контекста, оставленного за рамками цитат, либо субъективностью самих толкователей. И не будем спешить с осуждением этой субъективности! В подходе к НФ литературе она не только возможна, но и неизбежна. Попробуйте-ка представить себя в роли читателя, с равным удовольствием приемлющего в фантастике все ее виды, жанры, темы, стили! Это лишь на библиотечной полке (да, может быть, в голове идеального редактора) мирно соседствуют социально-утопические романы – с памфлетами, фантастика научно-техническая и даже откровенно популяризаторская – со сказочной, приключенческая – с философской или, скажем, сатирической. Теоретически-то (кабы еще и на практике!) выбор велик, а читатель давно уж не всеяден... Но вернемся к наболевшему: о чем хлопочем, выгораживая для фантастики участок пообширнее да попригляднее, претендуя порой и на территории, издавна считавшиеся собственностью соседей в общих садах художественной литературы (изящной словесности, как непременно выразились бы в данном случае наши предки)? О чем печемся, сетуя на неустроенность – несмотря на растущее признание – недавней еще Золушки – Фантастики? Ответим вроде бы издалека и поначалу опять-таки цитатами. "Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове" (К. Маркс). "Если бы человек был совершенно лишен способности мечтать... если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображением своим, в цельной и законченной красоте, то самое творение, которое только что начинает складываться под его руками, – тогда я решительно не могу себе представить, какая побудительная причина заставляла бы человека предпринимать и доводить до конца обширные и утомительные работы в области искусства, науки и практической жизни" (Д. Писарев). Не правда ли: до чего созвучны меж собой эти высказывания! Припомним и знаменитое ленинское: "Фантазия есть качество величайшей ценности" – и уж окончательно сделаем вывод: роль воображения, выдумки, фантазии, мечты даже и в самой обыденной жизни человека – отрицать попросту невозможно! – Да полноте, никто и не отрицает! – заметят на это. И будут, разумеется, правы. Случайно ли в каждом из нас с пеленок вырабатывается ценнейшее это качество? Не вырастает само по себе, не проявляется, как все изначально заложенное, нет: именно вырабатывается – усилиями старших, пусть часто едва ли не инстинктивно, но – культивируется, воспитывается, бесконечно тренируемое в первые годы нашей жизни с помощью сказок, побасенок, прибауток... Того старомодного и наивного на первый взгляд устного народного творчества, что пришло к нам из самой седой древности (развитое воображение требовалось и тогда – просто чтобы выжить!) и до сих пор не иссякло, до сих пор учит ребенка видеть неявные поначалу взаимосвязи во всем вокруг. Неявные, скрытые и оттого на первых порах неизбежно образные, метафоричные, откровенно фантастические – разве не так? Вспомните: а сами вы разве не одушевляли в детстве своих кукол, оловянных солдатиков, разнообразную "машинерию"? И не видели в лисе, волке, медведе и прочих обитателях леса (да и не только леса: а собака, а кошка, а петух?) вполне равных себе, выражаясь языком НФ, "братьев по разуму"? И не пугались Кощея, Бабы Яги, Змея Горыныча и иных сказочных страшилищ, тоже ведь, наверное, не просто в качестве острастки для малышни живущих от века в мудрой народной памяти, но, очевидно, и затем, чтобы – с деятельной помощью воображения – научить с младых ногтей преодолевать самое тяжкое из препятствий – собственный страх?! На какую же, оказывается, поистине широкую ногу поставлено в нашей человеческой жизни обучение воображению! А прибавьте-ка к устным бабушкиным, дедушкиным, маминым, папиным сказкам огромную количественно литературу для самых маленьких – от картонных раскладушек до вполне солидных, капитально издаваемых трудов дедушки Корней и Маршака? Действительно огромную: ведь, сетуя и плачась на хроническую ее нехватку, каждая семья тем не менее исхитряется немало и раздобыть для своего младшенького. Да вспомните-ка еще кукольный театр и многое-многое множество ежедневных телевизионных "мультяшек"... Нет, и впрямь кому после всего этого придет на ум отрицать значение воображения, фантазии, выдумки в нашей жизни?! Отрицать – да, невозможно. Но, увы, можно недооценивать... Впрочем, попробуем сначала представить: а что, собственно, случится, исчезни у человека, притупись почему-либо его способность воображать, фантазировать? Разве так уж совсем и нет вокруг нас таких людей? И ведь ничего, живут не тужат, словно и не касаются их приведенные выше высказывания выдающихся мыслителей... А вот – и неправда! Нет среди нас с вами таких людей – и быть не может!!! Те, в ком мы привычно подразумеваем полную бездуховность: обыватели ли, озабоченные лишь приумножением и реализацией трудовых (и нетрудовых) сбережений, бюрократы ли, ничего не видящие якобы дальше циркуляра и собственного носа, прочие ли малосимпатичные личности, немало нам досаждающие, однако прекрасно рядом с нами уживающиеся... Вот уж нет: они могут быть лишены каких угодно иных человеческих качеств, но только – не этого, не воображения! Ибо без него и на машину не накопишь, и дачу не построишь, и... Словом, ничего – сверх того, что уже имеешь и достиг, – не заимеешь и не достигнешь. Вполне по Писареву. Потому что ничего не придумаешь, не вымечтаешь, не вообразишь: оно же отключено, воображение-то! Страшно представить общество, лишившееся драгоценнейшего свойства... Поначалу оно еще будет жить по инерции – за счет подражания, копирования того, что уже создано. Отчасти поможет ему в этом развитая техника. И привычка эту технику обслуживать. Но, бессильное создать что-либо новое, в любой сфере – производственной ли, культурной ли – обреченное тиражировать лишь то, что под рукою и на глазах, оно в результате меняющихся условий, неизбежных катастроф и катаклизмов очень скоро будет отброшено вспять. Кончится сырье, откажут станки, износится заготовленное впрок, иссякнут запасы – и рассыплется придуманное нами бесфантазийное общество, обратится в жалкое собрание единиц, обреченных искать спасения и пропитания на лоне природы и, значит, обреченных же со временем снова вскарабкаться на деревья. Когда-то еще любознательность сызнова перерастет в сообразительность, а та, шлифуемая практикой, разбудит мысль и даст толчок – Воображению... Впрочем, довольно, картины регрессирующих цивилизаций многократно и разноаспектно обрисованы в фантастике. Вспомним хотя бы "Сумерки на планете Бюр" и "Формулу невозможного" Е. Войскунского и И. Лукодьянова или "Хищные вещи века" А. и Б. Стругацких. Выходило и много других произведений, которые можно было не принимать всерьез и даже "разоблачать" (что и делалось весьма усердно), пока не стала явью агрессивная бездуховность "балдежей" – с наркотиками и без, "тусовок", ухода в скороменяющиеся разновидности "рока". Псевдожизнь на уровне ощущений с примитивной, вполне как у амебы, реакцией на раздражения. С зауряднейшим матом посредине и – вопреки бодрым заверениям о творческом взлете духа сползанием многих в болото невежества... Но обличителей явных и мнимых недостатков сейчас в избытке и без нас! Вернемся к главному. К недооценке фантазийного начала. А разве же нет ее, этой недооценки? Разве же, поначалу всячески (хотя часто и без осознанности) ориентируя своих детишек на ускоренное развитие воображения, искренне умиляясь первым его проявлениям, мы сами вскоре же-с детсадовского еще возраста наших крох! – не начинаем вдалбливать им (теперь уже вполне осознанно) наше выношенное: не выдумывай... не фантазируй... не в сказке живешь и не на необитаемом острове – среди людей!.. Забота о судьбе малыша понятна, разумеется, и вполне естественна. Забота – деятельная, результативная... Немудрено, что разгоревшаяся было ярким пламенем фантазия ребенка очень скоро идет на спад. В конце прошлого века было подмечено: пик развитости воображения приходится на 15 лет. Именно в этом возрасте максимально незначащи преграды для фантазии, она наиболее сильна и необузданна. Не случайно неоперившийся юнец (тьма примеров тому и в прошлых веках, и в нынешнем) в эти свои такие, казалось бы, несолидные годы может проявить себя неординарным поэтом, композитором, изобретателем... Для него нет авторитетов, нет догм! Даже родительское "табу" на выдумку (самое, по-видимому, существенное из ограничений) принимается – если принимается только внешне: внутренне-то наш отрок все равно ощущает себя как бог и царь – в распахнувшемся навстречу мире! Но – вслед за семьею и воспитательницами детского садика – вступает в дело и дальнобойная артиллерия: начальная, средняя, высшая школа, общество в целом; из самых лучших побуждений огонь ведется по "инфантилизму" и "прекраснодушной мечтательности". К счастью, "детское живет в человеке до седых волос", как сказал когда-то так и не исправившийся романтик Александр Грин: окончательно вытравить это "детское" крайне сложно. Загоняя наше воображение в рамки дозволенного и общепринятого, семья, школа, общество лишь в редчайших случаях добиваются стопроцентного успеха: возможно, срабатывают какие-то неведомые нам (наука ведь до сих пор не определилась со сложнейшим, как выясняется, механизмом воображения!) предохранители, недозволяющие вот так – напрочь – ликвидировать ценнейшее качество. Но вглядимся пристальней в наши дни. Практически в каждом доме не выключается голубой (теперь уже чаще многоцветный) экран. Невероятно возросли скоротечность и многообразие контактов человека с окружающим миром в самых разных его проявлениях. Чудовищной плотности информация прямо-таки с пеленок не– зримым густым облаком окутывает новорожденного! А по новейшим данным, и не родившийся еще гражданин сквозь первоначальную дрему во чреве матери уже вбирает в себя первые позывные внешнего мира... Не ясно ли, почему пик развитости фантазии и еще сместился вниз? Он приходится теперь на 11-12 лет! Однако потребность в воображении не исчезает и в 20, и в 40, и даже в 80 лет! Взрастив и – после массированной обработки – максимально дисциплинировав его, мы, однако, по-прежнему рассчитываем на его поддержку и помощь в нашем быстроменяющемся мире. В мире, где, если верить социологам, каждые 14 лет удваивается количество предметов – что в быту, что на производстве, – сама жизнь, дабы не оказаться на ее обочине, требует развитого, тренированного воображения. И мы, разумеется, всю свою жизнь (опять же едва ли то сознавая) не прекращаем этих тренировок: читаем книги, смотрим кино, ходим в театр, на выставки живописи... Фантастика – наиболее действенное средство для поддержания воображения в рабочем состоянии. Реалистическая ветвь искусства стремится вписаться в уже известное нам, опирается на наш собственный жизненный опыт, именно на его базе создает свои сотрясающие нас, очищающие эмоциональные взрывы. Фантастика же впрямую обращается к воображению. Даже просто представить выдуманное писателем "небываемое" требует его воображения – усилий. И пускай это "небываемое" сконструировано из отдельных черточек сугубо земных образов и явлений – оно, если и становится оттого узнаваемой, так только для тех, кто уже изрядно поднаторел в фантастике. А ко многим ли она попадает – издающаяся у нас в лучшем случае 100-тысячным тиражом (а ведь тираж зачастую бывает и 30 тысяч и даже 15) новая книга – свежая фантастика? Да лишь к счастливцам из огромной минимум в несколько миллионов – армии любителей НФ, ее ревностных поклонников и собирателей. А на дворе-то у нас, между прочим, конец XX века! И в разгаре научно-техническая революция... В США – другой великой индустриальной державе – ежегодно выпускается в свет тысяча новых книг фантастики (при наших сорока, от силы пятидесяти в год). Курс научной фантастики там преподают в подавляющем большинстве колледжей и университетов; существует даже специальная премия преподавателей НФ – одна из весьма престижных в развитой системе литературных наград западной фантастики... Но капиталист в массе своей отнюдь не чудаковатый Килгор Траут из романов Курта Воннегута; будучи сверхпрактичным (и, добавим, достаточно дальновидным), просто так, из платонической любви к фантастике, деньги на ветер он не выбросит! Подразумевается обязательная отдача: систематически читающие фантастику инженеры изобретают быстрее, больше и эффективнее; командиры производства смелее и обоснованнее принимают решения; рядовые рабочие быстрее и безболезненнее для себя и хозяев осваивают новую технику. Мир-то вокруг действительно становится в немалой степени эфемерным: "человека связывают с вещами все более кратковременные отношения", утверждает известный социолог Олвин Тоффлер, и с ним трудно не согласиться. Промышленные изделия и даже сооружения, не успев обветшать, уже устаревают, требуют замены, окружающее меняется на глазах, и притом нарастающими темпами, тут без поддержки тренированного воображения и впрямь немудрено отстать, оказаться на обочине прогресса... Не хотелось бы, разумеется, быть понятым превратно. Развитие воображения, поддержание его в рабочем состоянии – далеко не самое главное в фантастике, хотя и исключительно важное с точки зрения практических нужд общества. Будучи разновидностью художественной литературы и осознав это, фантастика переросла старое определение, где ей предписывалось иметь предметом изображения "научное изобретение, открытие, еще не осуществленное в действительности". Главное сегодня и в фантастике – человек, а не машины, не изобретения и открытия. Фантастика успешно выполняет ныне чисто художественные функции. Она воспитывает своего читателя нравственно, учит его простым, но вечным истинам: человек должен быть добрым, гуманным, терпимым. Причем делает это часто едва ли не эффективнее, чем остальная литература, ибо герои фантастики традиционно отличаются активным характером, неординарными поступками. Смелые, сильные, волевые, они обычно по-старомодному благородны. Тогда как в "большой" нашей (а тем более зарубежной) прозе многие герои, увы, негероичны, являют собой пассивных страдальцев, затертых неблагоприятным стечением обстоятельств... А не фантастика ли в отроческие годы формирует и наши представления о будущем? Учебных-то пособий о нем – для младшего и среднего школьного возраста – покамест вроде и не предусмотрено, готовить же своих детей к встрече с грядущим мы обязаны. Будущим, разумеется, занимается не только фантастика: существует огромная специальная литература прогностического характера. Но когда еще дорастет до таких книг и брошюр наш совсем не гипотетический ребенок? Фантастика же проглатывается залпом и вместе с тем небесследно. Ибо успевают отложиться в памяти юного человека наиболее осязаемые, зримые детали, "подсмотренные" писателем в будущем... Эти добавочные плюсы фантастики мы лишь констатируем, хотя, быть может, именно о них и следовало бы сегодня трубить максимально громко. Тем не менее даже и сказанное подводит нас к неизбежному выводу. Не нужно бояться фантастики! Пусть подросток читает ее какое-то время даже, может быть, и в ущерб классике. Обычно "запойное" чтение фантастики непродолжительно: утолив по возможности жгучую эту жажду, наши подросшие дети в массе своей уже через несколько лет без особого сожаления расстаются с книжным Материком Мечты – другие заботы влекут их. Но если при этом встретились на их читательском пути не одни только ремесленнические поделки (коих в фантастике в процентном отношении, по-видимому, не меньше, чем в "обычной" литературе, и вот тут-то бы и побеспокоиться нам, родителям, о доброкачественной духовной пище для наших детей!) – заряда гражданственности и социального оптимизма хватит им едва ли не на всю оставшуюся жизнь.

Вслед за Жюлем Верном

"Что бы я ни сочинял, что бы я ни выдумывал – все это будет уступать истине, ибо настанет время, когда достижения науки превзойдут силу воображения..." В связи с недавним юбилеем Жюля Верна (сто шестьдесят лет со дня рождения писателя исполнилось в феврале 1988 года) эти его слова знакомы, вероятно, многим. Что ж, выраженная в них позиция характерна прежде всего, конечно же, именно для великого французского фантаста. Писателя, по нынешним меркам крайне "осторожного", сознательно стремившегося писать о том, что находится "на грани возможного" и практически осуществимо в самом иногда близком будущем. Это именно позиция, ведь существуют и другие высказывания Жюля Верна, вполне аналогичные приведенному. Вот что писал он, скажем, незадолго до выхода в свет романа "20 000 лье под водой" своему отцу: "...мне приходят в голову самые неправдоподобные вещи. Но на самом деле это не так. Все, что человек способен представить в своем воображении, Другие сумеют претворить в жизнь". Сходные мысли о воображении, о конечной судьбе фантастических гипотез высказывали (да и сейчас высказывают) и многие другие писатели-фантасты. Причем вовсе не только представители "школы Жюля Верна", сторонники сугубо научной (технологической, как ее теперь называют) фантастики! Эти последние, безусловно, солидарны с Жюлем Верном. "Можно с полным основанием предположить, что то, что будет фактически достигнуто... далеко превзойдет описанное в этой книге", – писал, например, "отец" американской фантастики Хьюго Гернсбек о своем романе "Ральф 124C 41+", действие в котором отнесено на семь с половиной столетий в будущее. "Все, что теоретически возможно, обязательно будет осуществлено на практике, как бы ни были велики технические "трудности", – утверждает и знаменитый наш современник Артур Кларк, также тяготеющий в своем творчестве к традиции Жюля Верна. При желании можно, очевидно, найти подобные мысли и в статьях А. Р. Беляева и В. А. Обручева, и, несомненно, в работах основоположника космонавтики К. Э. Циолковского; вероятны они и у И. А. Ефремова-фантаста, который и в попытках своих заглянуть на тысячелетия вперед опирался и на глубокую и разностороннюю свою эрудированность большого ученого. Но вот два высказывания, авторы которых, на наш взгляд, для многих любителей фантастики будут неожиданны. "Я ограничиваю себя исключительно тем, что считаю возможным. Я не хватаюсь за любую смелую идею, какая мне придет в голову, и я не ищу сенсаций. Я рисую будущее таким, каким, насколько я могу судить, оно и будет. Я отлично сознаю слабость своего воображения и готов допустить, что могу ошибаться, изображая картины будущего, но утверждаю, что перемены, мною предсказанные, – ничто по сравнению с тем, что действительно произойдет в течение ближайших двух столетий". Эти слова принадлежат... Герберту Уэллсу, которого по традиции мы и сейчас еще продолжаем считать "антиподом" французского "технологиста" Жюля Верна. "Я не знаю, какие из моих догадок и предположений более правдоподобны. Среди них нет неуязвимых, и бег времени перечеркнет многие из них". А это – Станислав Лем, любитель парадоксов, характернейший – в нашем восприятии – представитель современной фантастики, всецело отрешившейся, казалось бы, от "приземленной" технологии и не скованной вроде бы никакими научными "табу"! Что ж, вывод тут может быть, пожалуй, один. Рядясь в самые немыслимые свои – инозвездные, иногалактические – одежды, фантастика всех направлений тем не менее по-прежнему отнюдь не склонна отказываться от столь приятной ей роли провидца будущего, пророка грядущих перемен, проводника человечества в необозримых океанах пространства и времени.