Текст книги "Часы веков"
Автор книги: Виталий Губарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой начинаются приключения Мухи
Прежде всего надо сказать, что Муха не насекомое, а маленькая девочка двенадцати лет, с чёрными косичками, с густыми, словно нарисованными чёрной тушью, бровями, с большими глазами, окаймлёнными кустарником чёрных, очень красиво изогнутых ресниц. Может быть, за эту черноту её и прозвали Мухой. А может быть, за то, что она на переменах стремительно носилась по школе, появляясь то на одном, то на другом этаже, не переставая тихонько напевать какие-то песенки без слов. Эти её песенки весьма походили на мушиное гуденье.
Как бы там ни было, её называли Мухой. Кличка до такой степени привязалась к ней, что даже учителя говорили: «Муха, иди к доске». Или: «Муха, перестань гудеть!» Мало кто помнил, что настоящее имя этой девочки – Маша.
Приключения Мухи начались в первый день летних каникул, когда родители, пожурив её за тройку по истории, ушли на работу. Муха грустно повертела в руках табель со злополучной тройкой, длинно вздохнула, сунула табель в ящик письменного стола и собралась идти во двор, где её ждали подружки. В эту минуту в коридоре раздался резкий звонок.
Она открыла дверь и невольно улыбнулась. У порога стоял крошечный старичок, совершенно заросший седыми, сияющими, будто свежие белила, волосами. Эти неестественно белые волосы росли так густо, что никак нельзя было определить, где кончаются брови, а где начинается борода. А глаза старичка были голубыми, как летнее небо, и весело поблёскивали из белых зарослей. Муха и старичок были одного роста, но, разумеется, совсем не походили друг на друга, как вообще чёрное не походит на белое. Если глаза Мухи темнели, как два таинственных колодца, то глаза старичка светились, словно два прозрачных родника.
«Это лилипут, – подумала Муха с любопытством, – интересно, какой у него голос? Наверно, писклявый».
– Здравствуй, девочка, – сказал старичок раскатистым басом, – я часовой мастер. Я пришёл исправить ваши часы.
– Какие часы? – удивилась Муха. – Папа забрал свои часы на работу.
– Я говорю не о ручных часах, а о напольных, – пробасил старичок, – о тех самых, которые стоят в углу вашей столовой.
– Да разве можно починить те часы! – воскликнула Муха. – Они достались нам в наследство от дедушки, но когда я родилась, они уже стояли. Все мастера говорят, что они никогда не будут ходить.
– Все мастера? – презрительно фыркнул старичок. – Хотел бы я взглянуть хотя бы на одного такого бездельника! Уж будь уверена, ему не поздоровилось бы! Нет на нашей планете таких часов, которые нельзя починить. Во всяком случае нет таких, которые не смог бы починить часовой мастер Великанов, то есть я!
Старичок Великанов отстранил Муху своей маленькой, но сильной ручкой и, смешно пританцовывая на паркете, уверенно направился в столовую. На ходу он негромко припевал:
Не идут часы никак—
И ни тик и ни так,
Но я знаю сделать как,
Чтоб ходили тик да так.
Муха рассмеялась. Ей нравился этот необыкновенный старичок. Он так заразительно напевал и пританцовывал, что она незаметно для самой себя начала повторять его движения и напевать:
Не идут часы никак—
И ни тик и ни так,
Но я знаю сделать как,
Чтоб ходили тик да так.
У входа в столовую старичок вдруг остановился и сказал:
– В сущности все люди – дети. И маленькие и взрослые.
– Так не бывает, – нерешительно заметила Муха.
– Бывает сколько угодно, – возразил он, – только взрослые напускают на себя солидность, хотя на самом деле им очень часто, так же, как детям, хочется прыгать, играть и дурачиться. Они просто притворяются, что они уже не дети. Они думают, что становятся величественными оттого, что ходят, задрав нос и сжав губы. А на самом деле величие человека зависит совсем не от этого.
– А от чего? – спросила заинтересованно Муха, которой пришлись по душе рассуждения часового мастера. Это и понятно: кому из девочек или мальчиков не хочется чувствовать себя наравне со взрослыми?
– Величие человека заключается вот в чём, – сказал старичок, прикладывая руку к голове и к груди. – В уме и в добром сердце! Подумай об этом, как следует, и ты всё поймёшь, потому что у тебя самой, как мне кажется, есть и ум и доброе сердце… Кстати, как тебя зовут?
– Муха.
– Великолепное имя! Я даже не спрашиваю, кличка это или настоящее имя. Важно, что ты сама себя так называешь. Должен тебе сообщить, что моя фамилия Великанов – тоже не настоящая. Злые языки дали мне это прозвище, надеясь ущемить моё самолюбие: ведь я очень маленького роста. А я с благодарностью принял новое имя, потому что решил, что оно подходит мне.
Ты улыбаешься? Но ведь я же говорил тебе, что самое важное для человека не рост и не возраст! Примером тому могут служить хотя бы памятники… Да, да, памятники, которые, как известно, ставятся только великим людям… Так вот, я напоминаю тебе, что на нашей планете есть не мало памятников, поставленных благодарным человечеством маленьким детям! [1]1
Необходимо отметить, что всё сказанное старичком Великановым о памятниках для детей соответствует действительности. В Москве, например, сооружён памятник Павлику Морозову, на Урале – Коле Мяготину, на Украине – Вале Котику и т. д. В Голландии поставлен памятник мальчику, который спас свою страну от наводнения.
[Закрыть]
Голубые глаза старичка Великанова излучали потоки ласкового света. Он стоял перед Мухой, маленький, изящный, в аккуратном костюмчике, купленном, по-видимому, в магазине «Детский мир», подбоченясь и чуть раскачиваясь на носках. Муха смотрела на него с уважением.
– Ты, наверно, очень быстро бегаешь? – вдруг спросил он, оглядывая её с ног до головы.
– Быстрее всех в классе… – порозовела она.
– Я тоже быстро бегаю, – сказал он, – интересно, кто из нас быстрее? Хорошо бы посостязаться… Слушай, ведь ты, небось, – гроза всех школьных мальчишек? Правда? Тебя побаиваются они?
– Да, – созналась она, – если они задираются, я им спуска не даю!
– Прекрасно! – воскликнул часовой мастер. – Люблю смелых девочек! А как ты учишься? Я думаю, у тебя нет ни одной тройки.
– Есть… – тихо вздохнула Муха. – Тройка по истории…
– О-о-о! – разочарованно пробасил маленький Великанов. – Я потрясён, Муха! История – великолепнейшая из всех наук! Я наверняка был бы профессором истории, если бы мой отец не захотел, чтобы я стал часовщиком. Дело в том, что и мой отец и мой дед были часовых дел мастерами… Ну что ж, идём посмотрим ваши напольные часы, потому что мы и так уже изрядно заболтались…
Часы занимали весь угол столовой. Это были очень старинные часы высотой не менее двух метров с бронзовыми инкрустациями и красивым светящимся циферблатом. Огромный золотистый круг маятника спал за стеклянной дверцей. Никто в доме не слышал, как эти часы тикают и звонят. Иногда, когда Муха вытирала с них пыль и задевала их локтем, часы издавали тихий шелестящий звук, похожий на вздох, словно они жаловались на томительную скуку и бездеятельность. Никто не относился серьёзно к часам, их просто сохраняли в квартире, как старинное украшение.
Но маленький Великанов пришёл от этих напольных часов в неистовый восторг. Его глаза расширились и стали ещё голубее, челюсть отвисла и подрагивала. Он силился что-то сказать, но волнение сковало язык часового мастера.
– Что я вижу! – наконец воскликнул он, отступая и взмахивая руками. – Что я вижу! Что я вижу! Нет, этого не может быть! Я, кажется, могу сойти с ума от радости! Я думал, что эти часы – плод фантазии моего деда! Но теперь я вижу, что часы веков существуют на самом деле! Муха! Дорогая Муха! Перед нами неповторимые, волшебные, единственные в мире часы веков! Это похоже на сказку! А может быть, мы на самом деле попали в сказку!
Муха почти ничего не поняла из сказанного старичком, но его волнение передалось ей.
– Часы веков? – спросила она. – Что это значит?
– Это значит, – торжественно сказал Великанов, – что цифры на этих часах показывают века! Да, да, не часы, а века и даже тысячелетия! Целые эпохи! Не будь я часовых дел мастером, если это не так! Видишь этот золотистый маятник?
– Вижу… Только он никогда не качается.
– Он будет качаться, чёрт возьми!.. Так вот, если открыть стеклянную дверцу, то за маятником можно будет обнаружить вторую, заднюю дверцу из красного дерева. А та задняя дверца, милая Муха, ведёт в прошлые века! Только открой её – и ты попадёшь в любую эпоху, с той поры, когда на нашей Земле появилось разумное существо, именуемое человеком! Неужели тебе неинтересно попутешествовать по векам?
– Конечно, интересно, – недоверчиво усмехнулась Муха, – но если открыть заднюю дверцу, уткнёшься носом в угол столовой…
– Уткнёшься, если часы будут стоять, – заворчал Великанов, – но на то я и часовщик, чтобы они ходили!
ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой Муха и старичок Великанов проникают в доисторическую эпоху
Минут десять он копался в механизме часов. Для этого старичку Великанову пришлось стать на стул. Муха видела, как у часового мастера, должно быть от нетерпения, дрожат колени, а один каблучок выбивает на стуле мелкую дробь. Наконец он спрыгнул со стула и легонько, одним пальчиком, толкнул золотистый маятник.
Маятник закачался.
– Тик-так, – чётко и неторопливо заговорили часы, – тик-так, тик-так…
– Идут! – крикнул Великанов своим зычным басом. – Ура! Дорогая Муха, учёные утверждают, что первый человек на нашей Земле появился примерно около одного миллиона лет назад. Сейчас мы проверим, так ли это… Видишь, стрелки часов сошлись на двенадцати. С этого часа, или точнее с далёкой и ещё никем не виданной эпохи, мы начинаем наше путешествие!
Он просунул руку между маятником и боковой стенкой часов и распахнул заднюю дверцу. Что-то зелёное, залитое ослепительно ярким светом, мелькнуло в открывшемся проходе, и в комнате сразу повеяло влажным теплом.
Сначала старичок Великанов, а за ним Муха проскользнули между маятником и боковой стенкой часов и очутились в зарослях величественных папоротников. Солнечный свет колеблющимися пятнами лежал на огромных лапчатых листьях. Было душно и жарко.
– Тик-так, – мерно стучали за спиной часы веков, – тик-так…
Муха оглянулась. Как это ни было странно, но она и старичок Великанов вошли в доисторическую эпоху из узкой и тёмной трещины в гранитной скале. Никаких часов не существовало! Только из глубины трещины доносились торжественные звуки:
– Тик-так, тик-так…
– Ну, что ж, Муха, – сказал Великанов, – пойдём посмотрим на этот странный мир!
– А мы найдём дорогу обратно? – затревожилась она. – В этих зарослях очень легко заблудиться.
– Не беспокойся! Куда бы мы ни ушли, мы всегда будем слышать тиканье наших волшебных часов… Идём же!
Они скоро миновали заросли папоротников и вышли по мягким мхам к берегу реки. Бурное течение несло тёмные коряги и какие-то зелёные пучки: вероятно, река где-то подмыла обрывистый берег, и растения обрушились в воду.
Река была очень широкой и мутной. Противоположный берег едва угадывался в дымке тумана, в котором зоркие глаза Мухи разглядели неясную гряду остроконечных вершин леса.
Великанов и Муха стояли на высоком, неровном берегу, овеваемые горячим ветром, наполненным запахами сырости и неведомых трав. От этих сладковато-острых запахов во рту появлялась оскомина и кружилась голова. Было ли что-нибудь знакомое в этих запахах? Пожалуй, ничего, кроме тёплой сырости. Всё казалось необычным и ни с чем не сравнимым.
– Тише! – прошептал Великанов, обеспокоенно указывая с обрыва на что-то тёмное в воде. Это тёмное и неопределённое вначале показалось Мухе небольшим островком, поросшим бурыми водорослями. Но островок вдруг зашевелился, из воды высунулась продолговатая голова с длинным хоботом и двумя белыми бивнями. Хобот, извиваясь, взметнулся над рекой и шумно выпустил целый каскад воды. Только теперь поняла Муха, что мохнатую шерсть какого-то гигантского животного она приняла за водоросли.
– Слон? – спросила она шёпотом. – Ну, конечно же, смотрите у него хобот. Настоящий слон!
– Не думаю, – ответил Великанов. – Скорей всего мамонт… А может быть, предок и слонов и мамонтов. Во всяком случае он раза в три больше известных мне видов слонов.
Гигант явно наслаждался купанием. Мохнатое животное словно из мощного брандспойта поливало себя речной водой, вымывая из шерсти каких-то огромных насекомых и круглых рыжих клещей. Некоторые из них достигали в диаметре не менее метра. Клещи падали в реку, переворачиваясь на спину и беспомощно шевеля множеством ножек; течение быстро относило их в сторону, вода сразу закипала вокруг, и стаи рыб в несколько мгновений пожирали клещей.
И тут произошло нечто такое неожиданное и страшное, что Муха потом долго не могла придти в себя. Река в самой стремнине вдруг бешено забурлила и заклокотала. Это шумное клокотанье стремительно приближалось к берегу. Мохнатый гигант на секунду застыл с приподнятым хоботом и, захрипев, рванулся к берегу. Тонны грязно-жёлтой воды взлетели над ним, посеяв целый дождь противных, тепловатых брызг на Муху и Великанова.
Как ни торопился гигант, он не ушёл от своей гибели. Вода уже плескалась и клокотала вокруг него. Сотни, а может быть, тысячи каких-то речных хищников со всех сторон атаковали могучее животное, высовывая из воды зубастые пасти. Было отчётливо видно, как они терзают несчастного гиганта, вырывая из его туши куски мяса. Животное страдальчески затрубило. Предсмертный вопль, от которого похолодело в груди Мухи, полетел над рекой, отдался эхом в заречье и заглох в туманной дали. Гигант свалился и исчез под водой. Река ещё с минуту клокотала над ним и успокоилась. А ещё через минуту, когда течение унесло ил и песок, поднятые со дна гибнущим гигантом, стал виден его обглоданный остов. Ни одного клочка мяса не было на гигантских белых костях.
Река по-прежнему спокойно несла куда-то к неведомому морю или океану свои мутные воды, и тишину горячего, влажного дня нарушали только гортанные крики парящих в вышине белых птиц, похожих на огромных чаек.
– Да! – передохнул Великанов, качнув седой головой. – Такое и во сне не приснится!.. Не желаешь ли ты, Муха, искупаться в этой прелестной речушке?
– С удовольствием, – быстро сказала она, – только после того, как вы, товарищ Великанов, покажете мне пример!
– Ишь ты, какая сообразительная! – усмехнулся он. – Нет уж, что касается меня, то я предпочитаю подождать миллион лет, когда наступит наша эра, и реки очистятся от тварей, пожирающих в одно мгновение тонны живого мяса!
Они медленно шли по берегу, слыша, как где-то за спиной размеренно и неотступно стучат часы веков:
– Тик-так, тик-так…
Солнце поднималось всё выше, становилось нестерпимо жарко, и Муху начала мучить жажда. Она отстала от своего спутника и, наконец, взмолилась:
– Товарищ Великанов, зачем мы идём под солнцем? Смотрите, совсем рядом лес!
– А ты уверена, что в лесу нет зубастых гадов, какие водятся в здешних водах? – спросил он, останавливаясь, но, подумав, прибавил:
– Впрочем, как говорится, бояться гадов – в лес не ходить…
Однако первобытный лес оказался мало приспособленным для прогулок. Они с трудом пробирались сквозь нагромождения гниющего бурелома, сырого и скользкого. Стало почти совсем темно. Толстые стволы шершавых и влажных деревьев, породу которых невозможно было определить в полумраке, тесно поднимались вокруг чёрными привидениями. Душные гнилостные испарения наполняли воздух смрадом. Муха то и дело скользила, наступая на чудовищно большие грибы, которые лопались под ногой, как выстрел. Несколько раз она упала, больно исцарапав лицо и руки. В довершение ко всему на путников напали мириады летающих насекомых. Они больно жалили, а при дыхании врывались в рот, лезли в ноздри и уши.
– Я больше не могу! – жалобно крикнула Муха Великанову, выплёвывая отвратительную кашу из насекомых. – Пожалуйста, идёмте домой…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой происходит смертельная схватка обезьяны с тигром
В эту минуту впереди мелькнул свет, и они скоро вышли на обширную поляну, заросшую высокой, сочной травой. С двух сторон поляну замыкали глыбы скал, образуя почти прямой угол. А в самом углу с высоты нескольких метров из тонкой расщелины выбивался узкий и прозрачный, словно стекло, весёлый ручеёк.
С каким наслаждением они пили приятную, почти ледяную воду! От холода у Мухи начало ломить лоб. Вода стекала по подбородку, забрызгала фартук, а она всё пила и пила…
– Не забывай, Муха, что ты попала в эпоху, когда на земле ещё нет ни врачей, ни лекарств, – ворчливо проговорил Великанов, – если ты простудишь горло, тебя некому будет лечить!
– Ещё один глоточек! – сказала она беспечно. – Я никогда не простуживаюсь.
К ней вернулось хорошее настроение. Она вытерла рукавом мокрое лицо и огляделась. Это было по-настоящему красивое место. В траве, там и тут, пестрели яркие, незнакомые цветы, а в центре поляны высоко к небу поднимались стройные стволы пальмовых деревьев. Их росло здесь не меньше десятка. В вышине остроконечные листья сплетались в густую крону, и на траву падала заманчивая тень.
– Вот бы отдохнуть в этой тени! – сказала она, потягиваясь, и уже было двинулась к пальмам, но Великанов остановил её.
– Осторожней! – понизил он голос. – Как бы Муха-мушка не попала в липучку, из которой, как известно, твои летающие тёзки никогда не выбираются!
Часовой мастер указал ей на ствол пальмы.
– Не вижу никакой липучки, – пожала она плечами.
– А ты присмотрись! То, что вижу я, пожалуй, даже похуже липучки!
Муха рассматривала дерево, заслонив ладошкой глаза от слепящего солнца. И вдруг вскрикнула:
– Какой ужас!
Вокруг ствола обвивалась огромная пятнистая змея. Казалось, она дремала.
– Не будем, Муха, вступать в конфликт с древнейшим пресмыкающимся. Пусть себе спит или делает вид, что спит… Я убеждён, что нам надо, как можно скорей, уносить отсюда ноги!
Уносить ноги им не пришлось, потому что на поляну совершенно нежданно обрушился шквальный ветер с косым, сбивающим с ног дождём. Солнце светило всё так же ярко, и поэтому им показалось, что дождь льёт с чистого синего неба. Просто Муха и Великанов не успели заметить, как из-за леса не выплыла, а вылетела клубящаяся чёрно-фиолетовая туча. Дождь походил на поток, прорвавший плотину, он захлёстывал дыхание, гремел, рычал и свистел, заглушая все другие звуки древнего мира. Муха видела, как шевелятся губы согнувшегося под тяжестью дождя Великанова, понимала, что он что-то кричит ей, но не разобрала ни одного слова. Она лежала на земле, прижатая к ней дождевым водопадом.
Наконец ему удалось схватить её за руку и подтянуть к скале. Напрягая силы, маленький часовой мастер втолкнул Муху в небольшое круглое отверстие и протиснулся в него сам.
Долго лежали обессиленные путники в тёмной пещере. Ливень кончился так же неожиданно, как и начался, в круглом отверстии засверкало солнце, а они всё ещё не шевелились, слушая в наступившей тишине спокойное тиканье волшебных часов.
– Как ты себя чувствуешь, Муха-мушка? – услышала она слабый голос часового мастера.
Она не сразу ответила, потому что ей было трудно ворочать даже языком.
– Муха! – забеспокоился он. – Ты слышишь меня?
– Да… – вздохнула она. – Я себя чувствую так, будто меня раскатывали скалкой, а потом разрезали на лапшу.
– Ну, раз ты остришь, значит лапша из тебя не получилась, – успокоился он.
– Я бы с удовольствием похлебала сейчас маминой лапши, – снова вздохнула она.
– Боюсь, что это тебе не удастся, так как от мамы тебя сейчас отделяет небольшой отрезок времени – всего в один миллион лет! Может быть, ты недовольна, что отправилась со мной в это необычное путешествие?
– Что вы! Я хочу пропутешествовать целиком весь миллион лет!
– В таком случае давай выберемся из пещеры на солнышко и высушим нашу одежду. Ты смелая девочка, и я теперь вижу, что мальчишки тебя боялись не зря!
Муха поднялась, польщённая похвалой, взглянула в наружное отверстие и негромко ахнула.
– Тсс… – прошипел за её спиной Великанов. – Мы, кажется, видим то, что искали!
На прибитой ливнем траве валялось множество осыпавшихся пальмовых орехов величиной с добрый арбуз. А над орехами склонились большие волосатые обезьяны. Целая стая обезьян! Могучие, мускулистые, они грызли сосредоточенно орехи крепкими, как железо, зубами. По-видимому, это была трудная работа, потому что над поляной стоял такой скрип и скрежет, словно сто поваров выскребали ножами сто кастрюль.
Некоторые обезьяны, как было видно, уже прогрызли твёрдую кожуру и, приподняв орехи передними лапами, высасывали из них сок. Они делали это с таким старанием и причмокивали так аппетитно, что часовой мастер завистливо прошептал:
– Если бы у меня были такие зубы! – и вздохнув, пощупал свою челюсть.
Некоторые обезьяны, насытившись, сидели и лежали на траве и благодушно урчали. Одна из них на трёх лапах тащила куда-то сопротивляющегося детёныша. Четвёртой лапой она довольно грубовато держала его за шиворот, не придавая никакого значения его визгу. Детёныш барахтался и вопил так пронзительно и с таким упоением, как это делают некоторые дети ещё и в наше время. Его вопли походили на нечто среднее между визгом поросёнка и криками капризного первоклассника.
Обезьяне-мамаше, вероятно, надоели шумные стенания сына, она приподнялась на задних лапах и отвесила ему крепкий шлепок чуть пониже спины. Детёныш сразу умолк.
– Примитивное средство воспитания, – пробормотал Великанов, – но, кажется, убедительное…
И вдруг обезьяны стремительно, в несколько мгновений взлетели на деревья. Все, кроме одной, той самой, которая грызла свой орех слишком далеко от пальм. Дорогу наверх ей отрезал огромный полосатый тигр. Он появился на поляне так нежданно и быстро, словно вырос из-под земли.
Обезьяна на четвереньках пятилась к скалам, в то время как её сородичи подняли на ветках оглушительный тревожный галдёж. Тигр не обратил на их крики ни малейшего внимания, его глаза неотрывно следили за попавшей в западню обезьяной. Красивая полосатая кошка величиной с лошадь разлеглась на мокрой траве, громко мурлыкая и постукивая по земле сильным хвостом. Тигр не спешил схватить добычу, он играл с ней, как кошка играет с мышью.
– Надо спасти обезьянку! – горячо зашептала Муха. – Товарищ Великанов, придумайте что-нибудь! Ну, пожалуйста, я вас очень прошу!
– Это невозможно, – вздохнул он. – Впрочем, если ты согласна предложить тигру себя вместо обезьяны…
– Вы шутите, а мне её очень жалко! – на глазах Мухи выступили слёзы.
– Если жалеть всех животных, которых сожрали хищники древнего мира, не хватит океана слёз, дорогая Муха! Но погоди, может быть, эта бедная обезьянка в полтора человеческих роста сама найдёт выход из, прямо скажем, критического положения…
Обезьяна допятилась до отвесной скалы, упёрлась в неё хвостом и поднялась на задние лапы. Казалось, она приготовилась грудью встретить смертельного врага.
– Ага! – тихонько воскликнул часовой мастер. – Молодчина! Она приготовила передние конечности для борьбы! Посмотри, Муха, это волосатое страшилище стало походить немного на человека! Ну, конечно же, на человека! Хотя, пожалуй, для человека у этой обезьяны ещё слишком длинные руки и почти совсем отсутствует лоб…
– Да помолчите! – страдальчески прошептала Муха. – Лучше давайте придумаем, как её спасти!
– А тебе не кажется, что нам следует подумать, как спасти себя? Впрочем, тигр вряд ли сможет просунуть свою огромную башку в это круглое отверстие, куда с трудом могли влезть даже такие тоненькие и изящные существа, как мы с тобой!
Обезьяна явно не хотела сдаваться без боя. Она смотрела на тигра, ощеряя пасть, и угрожающе ворчала. Это был мощный самец, в котором угроза смерти вызывала не страх, а ярость. Шерсть дыбом поднималась на его плечах и загривке. Узенькие глаза самца побелели от ярости. А тигр медлил, только его гибкий хвост, увенчанный метёлкой волос, бил о землю всё чаще и чаще. Обезьяна согнулась, как сгибается борец на арене, ожидая нападения противника. Её длинные передние лапы теперь касались больших тяжёлых камней, густо рассыпанных у подножия скалы. Это был крепкий гранит, обвалившийся на поляну в ещё более древние времена, в пору какого-нибудь землетрясения.
Всё, что произошло следом за этим, было настолько быстрым и неуловимым для человеческого глаза, что Муха скорей догадалась, чем увидела, как обезьяна подхватила с земли огромный, тяжёлый камень и обрушила его на голову прыгнувшего тигра. Полосатый хищник, отброшенный в сторону бешеным ударом самца-обезьяны, упал на бок с размозжённым черепом и засучил лапами. Фонтаном на траву брызнула кровь.
Поражённые Муха и Великанов не смогли промолвить ни одного слова. Они молча смотрели, как самец всё ещё стоит, полусогнувшись, с камнем в передних лапах, и остервенело рычит на поверженного хищника. Может быть, он всё ещё не был уверен, что его враг убит.
– Ура! – наконец негромко выдохнул Великанов. – Я предвидел, что это получеловекообразный урод найдёт выход! Но что руководило им? Инстинкт самосохранения или зачатки разума? А может быть, и то и другое? Почему он схватил в передние конечности такой тяжёлый камень? Кто мне ответит на этот вопрос?
– Не говорите так громко, иначе обезьяна услышит вас, – сказала Муха. – Смотрите, как она разглядывает камень, которым убила тигра!
– Она не только рассматривает, но даже нюхает его!
– И лижет!
– Совершенно правильно! Кажется, обезьяна уверена, что с тигром расправилась не она сама, а кусок гранита! Чего доброго, она подумает, что это какой-нибудь особенный камень! Так и есть! Смотри, Муха, обезьяны спустились с деревьев и тоже рассматривают камень! Они даже не интересуются убитым тигром! Я думаю, что эта бесформенная глыба гранита потрясает их тупое воображение больше, чем в своё время человека потрясло первое ружьё.
Действительно, сгрудившиеся вокруг самца обезьяны, гортанно воркуя, со всех сторон тянулись к удивительному камню. Может быть, впервые за всю свою полную опасностей жизнь, они увидели, как был побеждён их лютый враг, но тёмный мозг ещё не мог понять, что не камень сам по себе сделал это, а их сородич, воспользовавшийся камнем, как оружием. Одна из обезьян даже попыталась выхватить камень из лап самца, но он зарычал так грозно, что все обезьяны испуганно шарахнулись в разные стороны.
– Уроды! – беззлобно выругался Великанов. – Вокруг валяются десятки таких же камней! Пошевелите же своими куриными мозгами! Однако интересно, что будет делать со своим камнем наш красавчик? Он-таки не хочет выпускать его из рук… прошу простить – из своих передних конечностей, потому что до рук ему ещё очень далеко… Ну, думай, думай, красавчик, если у тебя уже есть чем думать!
Самец сидел на корточках, любовно раскачивая кусок гранита с такой лёгкостью, словно это был резиновый мяч. Сейчас самец чуточку походил на футбольного вратаря, поймавшего мяч на линии ворот. Думал ли он о чём-нибудь? Глаза его бессмысленно моргали, не выражая никаких чувств. Может быть, устав, он внезапно с силой опустил камень на валяющийся в траве пальмовый орех.
Орех громко треснул.
Услышав треск, обезьяны умолкли и насторожились. Самец с любопытством наклонил на бок голову, торопливо отложил камень и поднял треснувший орех. Белый молочный сок стекал по его волосатым лапам.
Обезьяны снова громко и бессвязно заворковали. Самец легко разломал орех и, как из чашки, выпил из него сок.
– Так, так, – забормотал Великанов, – а что ты будешь делать дальше, красавчик?
Самец подхватил свой камень и ударил по другому ореху. На этот раз его постигла неудача: удар оказался слишком сильным, и вся скорлупа вместе с брызгами белого сока разлетелась в разные стороны.
– Ничего, ничего, милый, – бормотал довольный Великанов, – такие неудачи случаются даже с некоторыми людьми, если они не умеют рассчитывать свою силу… Главное, понял, что камень в твоих титанических лапах может стать орудием труда! Вот что самое главное, милый! Я сам испортил не меньше десятка часов, прежде чем научился чинить их! Не огорчайся, красавчик!
Но «красавчик» и не думал огорчаться. Он с упоением разбивал орех за орехом и всякий раз неудачно.
– Это невыносимо! – воскликнула Муха. – Давайте покажем обезьянам, как следует колоть орехи.
– А ты уверена, что вместе с орехами они не расколют наши головы?
– Не… знаю… Но ведь мы не сделаем им никакого вреда, – неуверенно сказала она.
– А на каком языке ты им это объяснишь? На русском? Или на английском? Хау-дую-ду, мисс обезьяна, меня зовут Муха, я родилась спустя десять тысяч веков после вас, давайте играть в салочки!
Муха обиделась и промолчала. Впрочем, она сейчас же забыла о своей обиде, увлечённая происходящим на поляне. А там творилось нечто невообразимое. Одна из обезьян, наконец, сообразила, что камень, которым действует «красавчик», совсем не камень преткновения. Подхватив такой же кусок гранита, она начала колоть орехи столь же старательно и столь же бессмысленно, как и её сородич. А через несколько секунд камнями вооружились все обезьяны, и поляна загремела от треска.
– Крушите, милые уроды! – потирая руки, говорил часовой мастер. – Действуйте, волосатые красавчики! Я уверен, что от лап до рук вас отделяет значительно меньше времени, чем можно было подумать! Вот что означает сила примера! Недаром даже в наше время ещё говорят – «подражает, как обезьяна»! Важно перенимать опыт! Может быть, именно поэтому потомки вот этой самой породы обезьян станут в своё время вполне разумными существами, то есть людьми! Ведь подражать – это значит использовать чей-то опыт!
– Не понимаю, чему вы радуетесь, – сказала Муха. – Обезьяны орудуют, как глупые мальчишки, когда им вдруг захочется покуралесить. Уж я-то видела это не раз и в школе и в нашем дворе…
– Погоди, Муха, дай срок, и они всему научатся! Был бы только пример.
– Ой, смотрите! – вскрикнула она, и её чёрные глаза-колодцы радостно блеснули. – Самым сообразительным оказался детёныш: он очень осторожно раскалывает орехи… Смотрите, смотрите, он высасывает из ореха сок!
– Не думаю, чтобы он оказался сообразительней своих родителей, – помедлив, сказал Великанов. – Так и есть, у него не хватает силы поднять камень над головой… Видишь, он с трудом приподнимает его только до колен и аккуратненько ударяет по ореху. Хорошо, малыш! Орех трескается, но не разлетается!
Так, так… Кажись, его работой заинтересовались большие верзилы… Оказывается, в доисторические времена бывали случаи, когда яйца учили кур! Но ведь не это важно… Главное, как я уже сказал, в полезном примере. Ну что ж, верзилы, перенимайте опыт малыша!
И действительно, словно услышав тихое бормотанье часового мастера, обезьяны начали колотить по орехам значительно осторожней. Они смешно подражали детёнышу, неуклюже приподнимая камни не выше своих колен.
Муха расхохоталась, прикрывая рот ладошкой.
– Ты смеёшься, Муха, – вдруг серьёзно и торжественно сказал Великанов, – а между тем мы с тобой стали свидетелями одного из величайших чудес на нашей планете! Мы видели, как начал строиться мостик от обезьяны к человеку! Пусть это ещё очень слабый мостик, и ещё пройдут века, прежде чем обезьяна станет первобытным человеком. Но мы уже видели, как труд, пусть самый незадачливый, вызвал у этой породы обезьян первые проблески человеческого сознания. Мы видели, как труд начал создавать человека .
