Текст книги "Сад Эдема"
Автор книги: Виталий Ларичев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Поэтому как нельзя более кстати подоспело письмо из Батавии. 14 апреля 1890 г. ему вручили официальное разрешение Рудного Бюро продолжить исследования на Яве. Это был выход из тупика, в котором оказался «упрямец из Амстердама». Он незамедлительно поспешил им воспользоваться. Окончательно освободившись от обязанностей в военном госпитале Паданга, Дюбуа покинул Суматру и с легким сердцем отправился на Яву.
На Яве Дюбуа первым делом купил череп, найденный в Вадьяке В. Д. ван Ритшотеном, реставрировал его, обработал и подклеил раздавленные части. Череп, вне всякого сомнения, принадлежал ископаемому человеку, и это не могло не радовать; кости полностью потеряли органическую субстанцию, «окаменели», или, как говорят в таких случаях палеонтологи, минерализовались, фоссилизовались. Несмотря на массивность костей черепа и некоторые примитивные детали его строения, он, бесспорно, принадлежал человеку современного типа – Homo sapiens («человеку разумному»). Достаточно сказать, что объем мозга, заключавшегося когда-то в черепной коробке из Вадьяка, превышал средний объем мозга современного человека на 200 кубических сантиметров. Поэтому ни о каком открытии в Тулунгагунге черепа «недостающего звена» не могло быть и речи.
Дюбуа только с удивлением отметил, что череп из Вадьяка не принадлежал по типу к черепам малайцев, населявших теперь Яву и Суматру. Если бы не на удивление большой объем мозга, то можно было бы сказать, что В. Д. ван Ритшотену удалось найти останки предка коренных жителей Австралии или, может быть, папуасов Гвинеи.
Значит, до прихода малайцев на Яву остров заселяли австралоиды, которые переселились затем на южный континент. Стоит ли, однако, ломать над этим голову? Ведь найден же не череп «недостающего звена»! Неудивительно поэтому, что во «Втором квартальном докладе Рудного Бюро» за 1890 г. опубликована лишь краткая заметка Дюбуа о находке в Вадьяке. В европейские журналы он не пишет ни строчки: не та тема. А кто читает «Квартальные доклады Рудного Бюро» Батавии? И действительно, спустя полвека после этих событий Дюбуа будут упрекать в том, что он ни словом не обмолвился об открытии ван Ритшотена, и определят Дюбуа как «человека эксцентричного, странного и во многих случаях трудного для понимания».
Через некоторое время Дюбуа посетил южный склон вулкана Вилис в верховьях реки Брантас. С обычным усердием он осмотрел известняковые обрывы и уступы – террасы на берегу озера. Трудно сказать, сколько времени продолжались бы на этот раз поиски, но судьба впервые за три года выразила ему свою благосклонность: Дюбуа открывает в галечном слое озерной террасы Вадьяка второй череп! Правда, это опять не череп «недостающего звена». Он поразительно напоминал находку ван Ритшотена – австралоидный по типу, с очень массивной нижней челюстью, плоской носовой костью, низким лбом и выступающими надглазничными валиками, продолговатый, с обширной мозговой коробкой. Значительные по толщине кости от длительного пребывания в земле минерализовались, что свидетельствовало об их древнем возрасте. Во всяком случае, Дюбуа не сомневался, что люди, которым принадлежали вадьякские черепа, жили в древнекаменном веке, в эпоху, когда север Европы покрывали толщи льда. Каменных орудий в слое, где залегал череп, выявить не удалось, но многочисленные черепа, челюсти и другие части скелетов животных, найденные на склоне соседнего холма, позволили Дюбуа установить обитателей древнего леса Тулунгагунга, на которых, возможно, охотились «протоавстралийцы»…
Дюбуа посылает в «Третий квартальный доклад Рудного Бюро» за 1890 г. краткий отчет о находке.
Поиски продолжаются с удвоенной энергией. День за днем обследует Дюбуа окрестности Вадьяка. Находки костей животных следуют одна за другой. Он снова верит в свою счастливую звезду и, кажется, не обманывается в предчувствии очередной удачи: однажды ему сообщают, что вблизи Вадьяка находится пещера. «Она заслуживает того, чтобы заняться ею специально и произвести раскопки», – решил Дюбуа, внимательно осмотрев пещеру и площадку, прилегающую к ней снаружи. Он приступил к работе немедленно и на участке, расположенном перед входом в камеру, открыл погребение! Человеческий скелет был густо засыпан красной охрой – «кровью мертвых». Но вслед за радостью последовало разочарование: захоронение датировалось сравнительно поздним временем. Осмотр черепа, не имевшего, как и другие кости скелета, значительных признаков минерализации, показал, что у входа в пещеру был похоронен малаец, а не протоавстралиец…
Как бы ни были важны и интересны находки в районе Вадьяка, Дюбуа с самого начала понял, что надежда открыть «недостающее звено» на склоне вулкана Вилис не очень оправдана, поскольку большинство из найденных им костей принадлежало не вымершим, а здравствующим ныне в джунглях Явы видам животных. Поэтому он решил перенести разведочные работы на север, во внутренние области Центральной Явы, в район грандиозного вулкана Лаву, где в долине реки Бенгаван в местности Кедунг-Брубус, по сведениям местных жителей, часто находили кости гигантов, или, как называли их малайцы, гвардейцев – «руксасас»… «Если на берегах Бенгавана не удастся найти «недостающее звено», придется вернуться на Суматру», – решил Дюбуа.
Пробные раскопки развернулись около городка Мадиун, где река прорезала пласты плотно сцементированного вулканического туфа и песка. В них в изобилии залегали кости слонов, гиппопотамов, оленей, гиен, тапиров. 24 ноября 1890 г. была сделана находка, после которой Дюбуа навсегда отказался от мысли вернуться на Суматру: из груды найденных за день костей он извлек обломок правой стороны нижней челюсти с двумя предкоренными зубами и альвеолой (гнездом), в которой некогда помещался клык. Дюбуа достаточно было бегло осмотреть находку, чтобы понять, что челюсть принадлежала человеку, а не антропоидной обезьяне. Глубокая древность обломка тоже не вызывала ни малейших сомнений: судя по значительной тяжести, кость давно минерализовалась, а по характерному темному цвету она не отличалась от любой из многих сотен костей животных, извлеченных из вулканического туфа.
Значит, эта челюсть принадлежала человеку, который жил на берегах Бенгавана в доледниковые времена около миллиона лет назад, когда остров Ява соединялся «земным мостом» с материковой частью Азии? Возможно, это и есть первый обломок скелета «недостающего звена»? Прийти к такому заключению при взгляде на не очень массивную, но исключительно низкую челюсть вполне естественно и чрезвычайно соблазнительно. Однако Дюбуа представлял себе челюсть «недостающего звена» иначе и обломок из Кедунг-Брубуса при всех его необычных особенностях все же определил как человеческий. Pithecanthropus alalus («обезьяночеловек бессловесный»), как следует из его названия, не умел говорить. А первое, что бросалось в глаза при осмотре фрагмента челюсти и поразило Дюбуа больше всего, – это необычайно большая протяженность в ширину ямки для так называемой двубрюшной мышцы, степень развития которой, по мнению отдельных антропологов, косвенно подтверждает или, напротив, опровергает наличие речи. Существо из Кедунг-Брубуса несомненно говорило и, следовательно, не могло занять вакантное место «недостающего звена».
В «Первом квартальном докладе Рудного Бюро» за 1891 г. Дюбуа опубликовал краткие заметки об открытии обломка челюсти, найденного около Мадиуна. Из них следует, что он не сомневался в принадлежности челюсти человеку, поскольку клык, судя по сохранившейся альвеоле, был по типу не антропоидный, бивнеобразный, а человеческий. Передняя часть челюсти тоже отличалась человеческими особенностями, даже отчасти выделялся подбородочный выступ, которого, как известно, не имела челюсть неандертальца. Однако ярко выраженная примитивность нижнего края фрагмента челюсти, ее массивность позволили Дюбуа определить ее как «остаток не точно определенного вида человека», «другого, вероятно, низшего типа» челюсти по сравнению с челюстями современного человека.
Поиски продолжились на север и северо-запад, вниз по течению реки Мадиун, к месту, где она сливается со стремительным потоком Бенгаван-Соло – Большой реки. Всюду, где по берегам поднимаются обрывы разрушенных водой вулканических пластов, Дюбуа останавливался и метр за метром осматривал обнажения, извлекая из песчанистого грунта кости, в том числе самые незначительные по размерам. Один за другим заполняются ящики, которые несут нанятые в окрестных деревнях носильщики-малайцы. Дюбуа не считает теперь, как ранее, что только пещеры могут служить кладовой палеонтологических сокровищ. Продукты извержения Лаву и Гунунг-Гелунгунга – вулканический песок, зола и туф – превосходно «консервировали» кости, сохранив их в идеальном для изучения состоянии. Животные гибли, очевидно, во время страшных извержений вулканов и в периоды катастрофических наводнений, или, как называют их его друзья-малайцы, «банджирс» (знаменитых разливов яванских рек, которые выходили из берегов в сезон тропических ливней). Животные могли также стать жертвами крокодилов. По тем же причинам в вулканических пеплах и песке могли оказаться костные останки антропоидных обезьян, человека и, разумеется, «недостающего звена»…
На 60 миль протянулась вдоль рек Бенгаван и Мадиун низкая гряда холмов Кенденг – от Кедири, Мадиуна и Суракарты, с одной стороны, и от Рембанга до Самаранга – с другой. Всюду в этом обширном ареале речных долин располагались местонахождения костей вымерших животных. Каждый из пунктов имел протяженность от 1 до 3 миль, и любой шаг здесь мог привести к неожиданному открытию. Слои разных геологических формаций достигали толщины десятков и сотен метров: отложения моря, бурных пресноводных потоков, пласты вулканического пепла и золы. Окаменелости позволяли определить время образования слоев, а также характер природного окружения в центральных районах Явы сотни тысяч лет назад. Дюбуа, увлеченный работой, потерял счет дням, и только приближавшийся сезон ливней заставил прекратить поиски.
Осмотр разрушенных обвалами берегов удалось возобновить в августе 1891 г. Разведка в долине реки Бенгаван привела к открытию на левом берегу у подножий холмов Кенденг, тянущихся непрерывной узкой цепочкой с востока на запад, богатых костеносных горизонтов. В особенности поразили Дюбуа мощность и значительная протяженность древних вулканических слоев, выступающих из воды в районе городка Нгави и небольшого компонга (деревушки) Тринил. На семь с половиной миль протянулись крутые обрывы, и каждый очередной участок левого берега казался заманчивее пройденного ранее! Никогда еще не попадались в таком изобилии кости – ящики, предназначенные для коллекций, стремительно наполнялись.
Дюбуа едва успевал осматривать содержание корзин его помощников-сборщиков, радуясь разнообразию видов животных, останки которых удавалось подобрать на отмелях у подножий обрывов или извлечь прямо из слоя, большинство костей принадлежало южным слонам стегодонам, буйволам лептобос, разнообразным по видам и отличавшимся небольшими размерами оленям, гиппопотамам, тапирам, носорогам, свиньям, гиенам, львам, крокодилам.
В Азии до сих пор было известно только одно место, где кости древних животных встречались в таком большом количестве и разнообразии, – Сиваликские холмы в Индии. Холмы Кенденгс даже напоминали известный Дюбуа по описаниям район Сивалик, приютившийся у подножия Гималайских гор. А тут еще выяснилось, что кости буйвола с берегов Бенгавана оказались на удивление сходными с костями того же животного, бродившего некогда в окрестностях Сиваликских холмов. Можно было подумать, что буйволы переселились из Индии на Яву, благополучно миновав опасности тысячекилометрового пути! Для полноты сравнения Сивалика и Кенденгса недоставало лишь открытия на Яве какого-нибудь антропоида, вроде предшественника современных шимпанзе, найденного в Индии. Но если тяжелые и неповоротливые буйволы сумели добраться до южной оконечности азиатского континента, то почему такое же путешествие не могли совершить антропоидные обезьяны, существа столь же подвижные и непоседливые, как и на удивление сообразительные? Непрерывная полоса роскошных тропических лесов, охватывающих юг Азии, – превосходная «дорога» для таких путешественников! Значит, надо искать, искать, искать…
За многие недели изучения геологии долины Бенгавана Дюбуа научился безошибочно определять наиболее перспективные для поисков горизонты. Вода плещется у слоя галек, образующих плотные скопления, конгломераты. Яванцы называют такие пласты «лахаром». В них залегают также камни, выброшенные при извержениях вулкана. Верхнюю часть берега образуют твердые вулканические туфы, перемешанные с белой глиной. В таких глинистых горизонтах следует ожидать растительных остатков, например листьев фикусов и магнолий. Однако наибольший интерес вызывает средний слой, представляющий собой плотный пласт вулканического пепла, песка и золы, толщу так называемых лапилли (лава, застывшая небольшими округлостями, до грецкого ореха величиной), в которых обычно залегают части скелетов вымерших животных.
В течение нескольких недель продолжалось обследование окрестностей Тринила. Кончался сухой сезон, уровень мутно-серой воды в Бенгаване понизился, на поверхность выступили густо насыщенные костями слои вулканических пеплов. Дюбуа пожинал богатый осенний «урожай» находок. Посчастливилось даже найти обломки костей низших обезьян – макак. Однако ничто так не обрадовало его и не окрылило новыми надеждами, как зуб, который он извлек в сентябре 1891 г. со дна неглубокой ямки, расположенной на склоне Тринильского мыса в слое лапилли. Он сразу понял, какое животное могло «потерять» этот зуб, настолько выразительны были его характерные особенности. Судя по рельефу жевательной поверхности, величине коронки, широко расставленным корням, третий коренной зуб, который выпал когда-то из правой ветви верхней челюсти, принадлежал, несомненно, одной из разновидностей высших приматов – крупной антропоидной обезьяне или… первобытному человеку!
Вероятнее всего, обезьяне, решил Дюбуа: не очень велики размеры коронки и слишком широко расставлены корни зуба, к тому же не укороченные, как у современного человека, а непривычно длинные. А может быть, человеку? Хоть пропорции зуба и велики, тем не менее он заметно меньше верхних третьих коренных зубов антропоидных обезьян. Озадачивало также то, что длина зуба была короче ширины, – типично человеческая, а не антропоидная черта. Два выступа на жевательной поверхности заднего края коронки оказались сильно уменьшенными в размерах по сравнению с соответствующими выступами на коренном зубе антропоидов. Раздумья Дюбуа завершились тем, что он пришел к выводу о принадлежности зуба антропоидной обезьяне типа шимпанзе.
Такое заключение не приуменьшало значение находки на Тринильском мысе. Если этот зуб действительно принадлежал шимпанзе, то найдено еще одно связующее звено с миром древнейших животных Сиваликских холмов Индии. А там, где есть связующее звено, можно надеяться открыть и «недостающее»! В «Третьем квартальном докладе Рудного Бюро» появилась краткая заметка Дюбуа, в которой он, подводя итоги своих изысканий в районе деревушки Тринил, назвал «наиболее замечательной находкой верхний третий коренной зуб шимпанзе – Antropopithecus troglodytes». Таким образом, шимпанзе, «ближайшая из высших антропоидных обезьян кузина человека» (недаром Дюбуа назвал ее Antropopithecus – «человекообразная обезьяна»), жила миллион лет назад не только в Индии, но также на Яве.
Открытие зуба удвоило энергию Дюбуа. Все помощники и он сам переключились на самый тщательный осмотр обнажений Тринильского мыса. Но вскоре стало ясно, что поверхностный осмотр места находки зуба и прилегающих участков мыса не даст желанных результатов, если не совместить его с настоящими раскопками. И тогда Дюбуа нанял землекопов, наиболее сильных мужчин деревни Тринил. Крестьяне-малайцы, которым объяснили задачу, принялись копать слой лапилли, выискивая в нем кости. С особой тщательностью велись раскопки около углубления, в котором Дюбуа обнаружил зуб. Не найдутся ли в том месте и другие части скелета Antropopithecus troglodytes?
Слой удалялся за слоем, из вулканического туфа извлекались многочисленные обломки костей, которые Дюбуа едва успевал просматривать. Прошла первая, вторая и, наконец, третья неделя раскопок. Ни одной, даже самой незначительной косточки шимпанзе среди тысячи костей слонов, носорогов, свиней, тигров, гиппопотамов! Но вот в один из октябрьских дней малаец, который копал недалеко от углубления, в котором нашли зуб, наткнулся на нечто шаровидное. Когда блок со странной находкой со всевозможными предосторожностями извлекли и Дюбуа осмотрел «шар», стало ясно, что в руках у него находится черепная крышка, вероятно того самого существа, которому принадлежал зуб.
Кость, тяжелая, как мрамор, из-за минерализации и хранящая холодок древнего слоя земли, имела темный щоколадно-коричневый цвет и таинственно поблескивала на солнце мелкими кристалликами пиритов. Черепной крышке определенно пришлось много испытать, прежде чем она попала в руки человека: поверхность ее была покрыта большим количеством мелких выемок, канавок и следами сильной коррозии. Особенно глубокие лунки были по краю верхушки черепа, где просматривались границы слома кости. Дюбуа измерил расстояние от места, где залегала черепная крышка, до участка, где месяц назад он нашел зуб. Находки, которые доставили ему столько волнений, разделяло пространство всего в три ярда (2 метра 74 сантиметра)! До чего же тяжелы, но и чудесны эти последние ярды, возвещающие торжество его трудно объяснимого предчувствия, что он с самого начала находился на правильном пути!
Впрочем, сказать так – значит забегать вперед. Требовалось сделать еще одно открытие, чтобы раскрылась глубинная суть «содеянного». А до того счастливого момента оставалось «всего» два года! Как же несправедливы те, кто представит потом Дюбуа человеком с «легкой рукой», которому не составляло никакого труда делать открытия…
А пока он в одной из хижин Тринила с помощью долота и молотка освобождал костяной шар из каменного плена. Через несколько дней черепная крышка лишилась последних остатков туфового обрамления и можно было приступить к внимательному осмотру и необходимым измерениям. Череп сохранился далеко не полностью: у него отсутствовали все лицевые кости и основание, так что реконструировать его первоначальный облик было нелегко. Общий вид черепной крышки не оставлял у Дюбуа сомнений, что она принадлежала какому-то крупному антропоиду, вероятнее всего шимпанзе. Сильно покатый, узкий лоб действительно напоминал лоб шимпанзе. Так же как у него, наиболее широкая часть черепа, если на него смотреть сверху, располагалась ближе к затылку, а не по центру, как у современного человека. Примитивность существа из Тринила выдавали, кроме того, очень малая высота черепной крышки, сильно уплощенный затылок, а также массивные, как у обезьян, надглазничные валики, в виде козырька нависающие над глазницами. Посредине лба, где у обезьян поднимается костяной гребень, Дюбуа отметил возвышение, протянувшееся в виде валика. В какой-то мере тринильская черепная крышка напоминала не только череп шимпанзе, но и гиббона, хотя для сравнения черепную крышку последнего следовало бы увеличить в два раза!
Когда Дюбуа измерил ее длину и ширину, полученные цифры озадачили его – 182 и 130 миллиметров! Пока внутреннюю полость крышки, где некогда помещался мозг, заполнял твердый вулканический песок, нельзя было точно измерить ее объем. Тем не менее ориентировочная цифра (800–850 кубических сантиметров) поразила Дюбуа. Как ни велики размеры черепов современных высших антропоидных обезьян, объем их мозга не превышает 600–610 кубических сантиметров. Таким образом, в Триниле посчастливилось обнаружить черепную крышку какого-то шимпанзе, обладавшего огромным мозгом, почти достигавшим низшей границы объема мозга современного человека (930 кубических сантиметров)! Но Дюбуа и в голову не пришло, что перед ним лежит часть черепа предка человека или таинственного «недостающего звена», настолько броскими были обезьяньи черты черепной крышки.
Раскопки продолжались еще несколько дней, но безрезультатно. Как ни велико было желание продолжать работу, пришлось ее прервать: небо заволокло тучами, хлынул тропический ливень. Дюбуа, опасаясь скорого разлива рек, отдал распоряжение готовиться к обратному путешествию в Батавию. Лодки туземцев перевезли людей и ящики с костями на правый берег Бенгавана, и вскоре караван носильщиков торопливо двинулся на юг к Парону, откуда взял направление к столице Нидерландской Индии. Во время всего пути через джунгли под особо бдительным наблюдением находился небольшой ящик, в котором лежали бесценные сокровища – старательно упакованные в вату и туго перепоясанные бинтами черепная крышка и зуб антропопитека…
В Батавии Дюбуа вернулся к изучению тринильских антропоидных костей. Тщательный осмотр их не поколебал сделанных в поле выводов. Поэтому в отчете, написанном для «Четвертого квартального доклада Рудного Бюро» за 1891 г., он уверенно написал, что самая замечательная находка октября – антропоидный череп – с «еще меньшим сомнением, чем коренной зуб, относится к роду Antropopithecus troglodytes. Оба образца, вне каких-либо сомнений, происходят от высшей человекообразной обезьяны (типа шимпанзе)». Далее Дюбуа писал о сходстве верхнего коренного зуба из Тринила с коренным зубом шимпанзе («он отличается только слегка большими размерами»), об отличии найденной черепной крышки от черепной крышки орангутанга (она длинная) и гориллы (отсутствует черепной гребень) и вновь подчеркнул, что у него нет сомнения в вопросе о родовой принадлежности антропоида из Тринила. Что же касается вида, то от современного шимпанзе тринильская обезьяна отличается «большим размером и большей высотой черепа». В заключение краткого описания Дюбуа сделал осторожный вывод о том, что древнейший шимпанзе Явы по форме черепа ближе к человеку, чем любой другой из современных антропоидов, в том числе шимпанзе.
Когда в августе 1892 г. прекратились ливни и уровень воды в Бенгаване опустился до самой нижней отметки, Дюбуа и его помощники снова появились на Тринильском мысу. Малайцы из деревни принялись за работу. Раскоп над слоем лапилли протянулся на очередные 50 ярдов (46 метров). Судьба на сей раз не стала испытывать терпения Дюбуа, и новое открытие, окончательно решившее загадку тринильского антропопитека, последовало в том же месяце. Когда на одном из участков – в 15 метрах от места находки черепной крышки – малаец-землекоп раскапывал слой толщиной в 12 ярдов (11 метров), из пласта вулканического туфа показалась головка бедренной кости с отчетливыми следами зубов крокодила. Кость извлекли из слоя лапилли и принесли Дюбуа. Он ожидал от раскопок в Триниле чего угодно, но только не этого: малаец передал ему полностью сохранившуюся кость бедра… человека. Не антропоидной обезьяны, а человека! Дюбуа не верил глазам: может быть, произошла какая-то путаница и человеческую кость извлекли из какого-нибудь другого слоя? Нет, кость найдена в том же горизонте и на той же глубине, что и черепная крышка антропопитека, хотя и в стороне от нее. К тому же она имела тот же характерный шоколадно-коричневый цвет и оказалась сильно минерализованной – по тяжести превосходила вес нормальной кости такого же размера приблизительно в два раза. Когда ее взвесили, выяснилось, что точный ее вес 1018 граммов! И сохранность была превосходной. В отличие от черепной крышки, на ее поверхности отсутствовали следы коррозии. Только вот болезнь ее изуродовала: бросалось в глаза патологическое разрастание костного вещества на одном из участков. Длина кости равнялась 45,5 сантиметра, из чего следовало, что рост существа, которому она принадлежала, составлял около 170 сантиметров.
«Что означает эта находка?» – думал пораженный Дюбуа. Если присмотреться внимательно, можно увидеть немало особенностей, отличающих бедренную кость из Тринила от человеческой. Она необычайно прямая, а не изогнутая слегка, как у современного человека или неандертальца; подколенная ямка выпуклая, а не плоская или вогнутая; нижний отдел кости расширяется около сустава внезапно и резко, а не постепенно, в виде раструба. Однако, сколь ни велики по значению эти различия, в целом кость из Тринила по определяющим чертам строения имела бесспорно человеческий облик. А из такого заключения следовал вывод о том, что Antropopithecus troglodytes передвигался по земле на двух ногах так же уверенно, как человек. Древнейшая обезьяна Явы была прямоходящей! Это подтверждалось и прямизной бедренной кости, и отчетливым развитием так называемой «шероховатой линии» – места прикрепления мускулов тела, имеющего прямую посадку.
Правда, черепную крышку и бедренную кость разделяло пространство в 15 метров, и мог возникнуть вопрос: одному ли существу принадлежали кости? Однако, при каких бы обстоятельствах ни погиб антропопитек, дождевые потоки, разливы Бенгавана, наконец, крокодилы могли рассеять части скелета на значительной площади древней береговой отмели. Недаром на бедре остались вмятины от крокодильих зубов! Что же касается того, что никто до сих пор не подозревал о существовании прямоходящей антропоидной обезьяны, то это не могло служить серьезным аргументом, опровергающим вывод Дюбуа. В конце концов он ведет поиски на земле, где проходило очеловечивание обезьяны, потому и сталкивается с неожиданностями…
Судьба, однако, не собиралась баловать Дюбуа: каждый новый месяц раскопок приносил одну-две мелкие кости антропоида, а то и ни одной… Конец августа и весь сентябрь 1892 г. прошли в бесплодных поисках. Только в октябре, когда горизонт начал затягиваться дождевыми тучами, возвещавшими окончание сухого сезона, всего в трех метрах от черепной крышки удалось обнаружить новый, на этот раз второй коренной зуб антропоида. Находка эта давала мало нового, но для Дюбуа она имела особую ценность потому, что располагалась между черепной крышкой и бедром антропопитека. Это подтверждало его предположение о том, что рассеянные кости принадлежат одному скелету. Они лежали на площади 46 квадратных футов.
Именно эту мысль Дюбуа прежде всего подчеркнул в сообщении, написанном для «Третьего квартального доклада Рудного Бюро» после возвращения из Тринила в Батавию. Открытие человекообразной бедренной кости, новые измерения черепной крышки и уточнение объема мозга антропопитека позволили Дюбуа сделать дальнейшие выводы. Отметив, что по объему мозг шимпанзе из Тринила превосходит мозг современных шимпанзе в 2,4 раза и составляет 2/3 среднего объема мозга современного человека, Дюбуа выдвинул смелое предположение: обезьяна Тринила, полностью освоившая прямохождение, не только наиболее близкий к человеку антропоид, но также, возможно, та форма, из которой «развился человек»! Поскольку тринильский шимпанзе «ходил прямо, как человек», Дюбуа решил изменить его видовое название. Отныне он стал именоваться Antropopithecus erectus – «человекообразная обезьяна прямоходящая».
В заключение Дюбуа присоединился к мнению тех, кто считал Индию родиной человека. Открытие останков древнейших антропоидов в Сивалике давало ему уверенность в оправданности такого предположения. Переселение обезьяньего предка человека из Индии на Яву теперь менее всего представлялось проблематичным: ведь он освоил прямохождение. Но и публикаций Дюбуа 1892 г. тоже просто-напросто не заметили.
Раскопки 1893 г. не позволили сделать какое-нибудь новое открытие. Ни одной, даже самой незначительной косточки «человекообразной обезьяны прямоходящей» обнаружить не удалось. Дюбуа не стал сетовать на судьбу. В конце концов она оказалась к нему более чем благосклонной.
Чем больше он раздумывал над результатами измерений черепной крышки и бедренной кости, тем больше сомнений и противоречивых мыслей возникало у него. До чего же причудливо перемешались в них особенности, характерные для антропоида и человека! Очень непросто определить классификационный статус загадочного существа, жившего миллион лет назад у подножия вулкана Гелунг-Гелунгунга. Он как будто прав, присоединив его к семейству шимпанзе: черепная крышка походила на череп современного шимпанзе и отчасти гиббона. Коренной зуб тоже во многом близок коренным зубам шимпанзе и гиббона. Но как совместить все это с огромным размером черепа «тринильца», невероятным для антропоидов объемом мозга, человеческим бедром? Да и коренной зуб в некоторых деталях строения очень развит и гораздо ближе стоит к коренным зубам человека, чем шимпанзе и гиббона. Значит, можно присоединить «хозяина» тринильской черепной крышки к семейству гоминид, людей? Однако объем мозга его составляет всего 2/3 среднего объема мозга человека.
А что, если..? В самом деле, для чего, собственно, прибыл он сюда, на Малайский архипелаг, и что вот уже седьмой год с усердием, возможно достойным лучшего применения, отыскивает в джунглях?.. «Недостающее звено»! Переходная форма между обезьяной и человеком! Тот самый Pithecanthropus alalus («обезьяночеловек бессловесный»), рожденный воображением Эрнста Геккеля… Дюбуа был потрясен неожиданным поворотом своих мыслей. Вот он, выход из тупика, в который его завели сравнения: в Триниле найдены кости не обезьяны, но и не человека. Он действительно нашел то, о чем так мечтал, – останки существа, стоящего на грани перехода от обезьяны к человеку. «Недостающее звено» отныне нельзя считать «недостающим». Оно находится у него в руках. Двадцать первая по градации Геккеля ступень родословного древа человека найдена!
В 1894 г. в Батавии вышла в свет хорошо иллюстрированная книга на немецком языке, название которой поразило антропологов как гром среди ясного неба – «Pithecanthropus erectus, eine menschenahnliche Ubergangsform aus Java» («Обезьяночеловек прямоходящий, человекообразная переходная форма с Явы»). Дюбуа еще раз изменил «имя» обитателя тринильских джунглей: это не Anthropopithecus («человекообразная обезьяна»), а, наоборот, Pithecantropus («обезьяночеловек»). Две составные части «имени» поменялись местами – только и всего, но эта перестановка несет в себе глубокий смысл, для уяснения которого Дюбуа потребовалось два года! Не надо обвинять его в медлительности. Некоторые из его коллег во много раз превзойдут в этом отношении первооткрывателя «недостающего звена».
