Текст книги "Сад Эдема"
Автор книги: Виталий Ларичев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
Итак, австралопитеки – охотники, вооруженные костяными дубинками. Они успешно преследовали и убивали павианов, а также себе подобные существа из других стад. Вот к каким далеким временам уходят корни каннибализма. Дарта, однако, занимали не только выводы о хищническом образе жизни австралопитеков, об их очевидном предпочтении мясной диете и бесспорно наземном обитании, чем они резко отличались от антропоидов. Он обратил внимание на огромную значимость факта систематического использования костяных дубинок с чисто физиологической точки зрения. Дело в том, что среди земных живых существ только человек способен одновременно, а главное, длительное время соотносить движение собственного тела и отдельных его частей с другими, в том числе перемещающимися, объектами, соседствующими с ним. У человека, как и у антропоидных обезьян, стереоскопическое зрение, позволяющее наблюдать взаимное расположение вещей в глубину, но только он может видеть их во взаимосвязи со своими движущимися руками. Шимпанзе, напротив, как и человеческий младенец, не способен длительное время следить за несколькими объектами, его глаза контролируют действия рук главным образом когда животное сидит. Стоя обезьяна не может ни «боксировать» ни использовать дубинки. У австралопитека его стереоскопическое зрение стало мощным оружием; при прямой посадке тела он правильно судил о расстоянии, точно рассчитывал направление удара, умел длительное время координировать движение тела, рук и головы. Судя по преобладанию вмятин на черепах спереди и слева, австралопитек сталкивался с жертвами лицом к лицу и бил большей частью правой рукой. Он действовал, как человек, а не как антропоид. Все это, очевидно, способствовало совершенствованию мозга как управляющего органа. В таком случае австралопитеки не антропоиды, а формирующиеся обезьянолюди, истинное «недостающее звено»!
Когда Дарт раскрыл тайну убийств павианов, он сделал следующий логический оправданный шаг, объявив костеносную брекчию Трансвааля кухонными кучами австралопитеков. Еще в 20-е годы ему приходила мысль о том, что кости разнообразных животных далеко не случайно оказались в пещерах в столь огромных количествах. Их поразительное видовое различие, причудливая смешанность, характерный внешний облик, напоминающие скопления костей в пещерных жилищах первобытного человека, кажется, не допускали никакого другого объяснения.
Для доказательства справедливости этого вывода следовало прежде всего разобраться в накопленных палеонтологических коллекциях, освободить кости от окаменевшей глины, расколотить каменные блоки пещерных заполнений, извлечь из них сотни раздробленных косточек, а затем самым внимательным образом расклассифицировать находки. Чтобы наглядно представить огромные масштабы проделанной им и его коллегами работы, достаточно сказать, что за время раскопок в пещерах удалось отделить от тысяч тонн пустой известняковой породы 95 тонн костеносной брекчии. Примерно треть ее относилась к серой окаменевшей породе, накопившейся в пещерах в эпоху австралопитеков. Каждая тонна ее после очень трудоемкой и часто хирургически тонкой обработки в лаборатории с помощью специальных молотков, долот, скальпелей и прочих инструментов давала в среднем около 5 тысяч обломков костей. Отсюда следовало, что сотрудникам Дарта предстояло извлечь из австралопитековой брекчии не менее 150 тысяч костных фрагментов! Дарт с решимостью принялся за дело. 5 тысяч тонн пустой породы пришлось «перелопатить» в Макапансгате, прежде чем удалось отделить 20 тонн серых блоков с торчащими из них обломками костей. Для препарации в ближайшее время ассистенты отобрали 1 тонну наиболее перспективных каменных глыб. Препарация их дала 7159 фрагментов костей и рогов. Палеонтологи выделили из них экземпляры, которые поддавались точному определению. Их итоговые подсчеты преподнесли Дарту первый сюрприз: оказывается, в блоках залегали останки по крайней мере 433 животных, на удивление разнообразных по видовому составу. Поразительно, что среди них преобладали кости антилоп, животных чутких, осторожных и стремительных, как вихрь! Тем не менее 92 % костных обломков и целых костей принадлежали именно им. К тому же антилопы представлены в коллекции не одной, а сразу четырьмя разновидностями. Среди костей выявлены останки 39 крупных антилоп, 126 средних, 100 мелких газелей и 28 совсем миниатюрных ланей. Нужно было отлично знать повадки и привычки каждого вида антилоп, чтобы охота на них завершилась удачей. В препарированной брекчии удалось найти кости 4 крупных лошадей, вымерших ископаемых «родственников» зебры, 5 носорогов, 6 ископаемых жирафов, 6 халикотериев, 8 дикобразов, в том числе двух гигантских особей, 20 свиней, 45 павианов, 2 зайцев, одного гиппопотама, а также останки гигантских водных черепах, диких собак, буйволов, шакалов, леопардов, саблезубого тигра, ящериц, грызунов и нескольких видов птиц. В пещерных отложениях часто встречались обломки скорлупы птичьих яиц. Кто, кроме человекообразного существа, мог успешно охотиться на столь разных обитателей степей и пустынь Трансвааля?
Нужно было не только уметь выловить из воды черепах, но и раздробить их очень твердый панцирь. Какое из хищных животных могло сделать это? Степных зайцев ловят, раскапывая их земляные норы, а за птичьими яйцами приходится забираться на деревья. На свиней и гиппопотама надо устраивать засады в зарослях на берегу водоемов, павианов подстерегать среди камней на склонах каменистых возвышенностей, а к стадам лошадей, носорогов, жирафов терпеливо подкрадываться, прячась за кусты. Австралопитек, оказывается, был очень умелым охотником.
Изучение костей показало, что в брекчии преобладали останки молодых или старых животных. Следовательно, «недостающее звено» умело использовало неопытность и слабость своих жертв. Преобладание костей одних животных над другими в какой-то мере раскрывало вкусы обитателей пещер. В особенности они ценили, оказывается, мясо антилоп, затем следовали павианы, свиньи, жирафы, носороги, лошади. Что касается грызунов, то явное предпочтение отдавалось дикобразам. Впрочем, последнее, возможно, объясняется другими причинами, о чем будет сказано несколько позже.
В списке животных, обнаруженных при препарации пещерных блоков из Макапансгата, пока не упоминалось, пожалуй, центральное по значению – гиена. Она представляет особый интерес не только потому, что среди хищных обитателей древнего Трансвааля кости гиены по количеству преобладали над другими, но главным образом потому, что именно она считалась обычно хозяйкой пещер, а груды костей в них принимались за остатки пиршеств хищницы. Дарт понимал, что до тех пор, пока ему не удастся развеять миф о гиене (обитателе скальных навесов), усеивающей костями свое логово, его идеи о кухонных кучах австралопитеков в Макапансгате, а следовательно, и об охотничьем образе жизни «недостающего звена» будут встречаться скептически.
Просмотр литературы по «истории вопроса» показал, что первым мысль о гиене как обитателе пещер высказал президент Лондонского королевского геологического общества Дин Букланд. В 1822 г, он представил обществу статью, в которой описал кости носорогов и гиппопотамов, найденные при обследовании пещер Европы. На их обломках остались следы зубов хищников, очевидно тигров, волков и гиен. Букланд высказал предположение, что кости затащила в пещеру и грызла, по всей видимости, гиена, поскольку у нее самые мощные челюсти. Вообще, он твердо верил в катастрофический потоп, в волнах которого погиб древний животный мир. Ни о каком допотопном человеке он не помышлял. «Теория Букланда» произвела впечатление на членов Королевского общества, и докладчику, отмечая его усердие, вручили почетную медаль. Затем одна за другой последовали находки каменных орудий, залегавших в пещерных слоях вместе с костями вымерших животных, и как следствие этого была выдвинута гипотеза о человеке древнекаменного века, обитателе пещер и охотнике. Идея вызвала яростное сопротивление ретроградов. Одним из их аргументов стало «предположение Букланда», которое получило широкое распространение. Не в малой степени этому способствовал Чарлз Лайель, блестящий ученик Букланда, В своей широкоизвестной и многократно издававшейся книге «Принципы геологии» он популяризировал представление учителя о гиене как собирателе костей в пещерах. Гипотеза Букланда оказалась необыкновенно живучей: в конце 30-х годов нашего века австрийский натуралист Цапфе написал целую книгу о пещерных гиенах ледникового периода в Европе, затаскивающих в свое логово кости разных животных. Когда Дарт во время одной из поездок в Европу высказал в докладах мысль о том, что скопления костей в трансваальских пещерах принадлежат австралопитекам, он не встретил поддержки.
Между тем, как удалось установить Дарту, критика представлений Букланда началась сразу же после публикации его статьи. Английский врач Роберт Кнокс, в 1822 г. вернувшийся из Южной Африки, немало подивился, прочитав ее. Дело в том, что он специально изучал многочисленные логова гиен и ни разу не встречал в них скопления костей. Гиены, напротив, обычно оттаскивали свои жертвы на открытые площадки около места удачной охоты, устраивали на них «пир», а кости, беспорядочно разбросанные, оставались лежать там же до очередного визита хищников. Кнокс написал критический отклик на доклад Букланда, но напечатали его в малотиражном научном журнале, и узнали о нем только немногие специалисты. Затем Дарт обратился к книге выдающегося натуралиста Стефенсона-Гамильтона «Жизнь животных в Африке». Автор ее 40 лет возглавлял администрацию национального парка Крюгера и превосходно знал повадки обитателей степей и пустынь Южной Африки. Описывая всеядность гиен, он тем не менее утверждал, что они никогда не пожирают своих сородичей. Но именно этим всегда объяснялось присутствие костей гиен в пещерных отложениях! Значит, хищники сами становились жертвами охоты, а их останки затаскивались в пещеру.
Кто, однако, охотился на них? Ведь известно, что мясо гиены не привлекает ни одно из плотоядных животных, а из птиц его едят лишь хищные ястребы. Для Дарта ответ был ясен: гиен убивали и съедали австралопитеки, самые неприхотливые из хищников! Проблема, таким образом, ставилась наконец с головы на ноги: не гиены накапливали кости, а, напротив, их останки представляли собой одну из составных частей кухонных отбросов «недостающего звена». Причем, поскольку они составляли подавляющее большинство среди найденных костей, следовало сделать вывод, что австралопитеки по каким-то соображениям даже предпочитали охотиться на них.
Одним из возражений такому выводу могло быть то, что люди сейчас не едят гиен, так же, мол, было и в древности. Однако десятки и сотни тысячелетий назад тяжелые обстоятельства жизни могли заставить человека и его предков забыть о привередливости. Вот почему в пещерах неандертальцев и синантропа находят кости гиен. Они продолжают встречаться на становищах, возраст которых составляет 15–30 тысяч лет, а также на стоянках уже относительно близкой к нам эпохи новокаменного века (V–III тыс. до н. э.). Египтяне в начале III тыс. до н. э. упоминают гиен как одомашненных животных и как объект охоты.
Дарт обратился с расспросами к опытным охотникам Южной Африки. Они рассказали, что большинство местных хищников – львы, шакалы, пятнистые гиены – обычно избегают устраивать логова в пещерах или скальных навесах и предпочитают жить на открытых пространствах. Правда, леопард и коричневая гиена, когда у них появляются детеныши, могут встретиться под навесами или в скальных трещинах, но и они жертвы свои поедают на открытых площадках. Чтобы окончательно решить вопрос о скоплениях костей в логовах гиен, Дарт попросил Алана Хьюса написать в газеты запрос, не видел ли кто из читателей нечто подобное. Ответы оказались единодушными: никто никогда не наблюдал завалов костей в логове гиены или около него. И, наконец, последовал практический эксперимент: Дарт после долгих хлопот добился разрешения раскопать одно логово гиены в заповеднике национального парка Крюгера. Четыре дня помощники Дарта Хьюз и Харингтон, а также 4 африканца-рабочих копали самую большую из дыр, уходящих под землю. Тоннель, ведущий в логово гиены, на глубине 6 футов разветвлялся на 4 отдельные камеры – две короткие по протяженности и две длинные. Несмотря на самые тщательные поиски, в логове ничего, кроме блох, обнаружить не удалось. Правда, попался скелет черепахи, но гиена не имела к нему отношения: черепаха случайно свалилась в логово и не смогла выбраться из него. Раскопки около входа в нору также оказались безрезультатными. Кое-где валялись панцири черепах, но гиены определенно не проявляли к ним интереса: в отличие от панцирей Макапансгата, они не были разломаны.
Могли ли вообще гиены при их прожорливости и неразборчивости позволить себе оставлять как отбросы кости убитых животных? Конечно нет. Челюсти гиен, обладающие огромной силой, способны раздробить любую часть скелета, а твердые, как жернова, зубы могут размолоть его на части, удобоваримые для крепкого, приспособленного к любой пище желудка. Студент Дан Мэриз провел серию наблюдений над гиеной, пойманной вскоре после рождения. В 18 месяцев она уничтожила без остатка голову, челюсти, зубы и шкуру теленка, а в два года за три дня с легкостью расправилась с головой осла, не оставив от нее ни одной косточки. Сходные наблюдения позволяют сделать вывод, что и в древности гиены тоже не накапливали кости, а пожирали их, неоднократно возвращаясь к месту гибели жертвы.
Таким образом, после завершения «исторического экскурса» и практической проверки сведений о гиенах Дарт мог с уверенностью утверждать, что скопления костей в трансваальских пещерах оставлены австралопитеками. Костеносная брекчия – не что иное, как культурный слой жилища «недостающего звена», его кухонные отбросы. Гиена, конечно, могла заходить в пещеры в то время, когда их по каким-то причинам покидали австралопитеки. Вот тогда-то она и могла грызть разбросанные всюду кости, в том числе и останки своих сородичей. Следует к тому же учитывать, что гиены, возможно, неотступно сопровождали сообщества австралопитеков, как они сейчас следуют по пятам семейств могучих львов, тигров и леопардов, поджидая конца их кровавого пира, чтобы поживиться его остатками.
Австралопитеки же при всем их гастрономическом пристрастии к степным антилопам, видимо, не прочь были в трудные времена довольствоваться и мясом своих назойливых спутников. Туши их доставляли в пещеру, где охотников поджидали голодные члены орды. При тех же затруднительных обстоятельствах велась, очевидно, и охота на шакалов, леопардов, саблезубых тигров, диких собак.
Каждое из новых заключений Дарта било в одну точку: австралопитеки принадлежат к той разновидности антропоидов, которые вступили на стадию очеловечивания. Они – давно искомое «недостающее звено». Во всяком случае, как с чисто антропологической точки зрения, так и по образу жизни австралопитек более, чем какой-либо другой из ископаемых приматов, имеет шанс занять это вакантное место. Впрочем, для окончательного решения вопроса недоставало одного весьма существенного компонента: они, как считалось, не умели изготовлять и использовать орудия, что определяется как самый весомый признак человеческого статуса представителей семейства приматов. Дарт попытался развеять и это представление. Он высказал мысль о том, что австралопитеки представляют особую стадию в культурной эволюции человечества, когда в качестве орудий использовались не камни, а кости, зубы и рога животных. Дарт придумал особое название для этого этапа «недостающего звена» – osteodontokeratic kulture («культура кости, зубов и рогов»).
Несмотря на очевидную смелость этого вывода, нельзя не признать последовательности и логической оправданности умозаключений Дарта. Действительно, если костяная брекчия Макапансгата не случайное скопление останков погибших животных, а кухонные кучи, то почему бы кости из них не могли быть использованы «австралопитеком Прометеем» в качестве своеобразных инструментов. Постоянные неудачи в поисках оббитых камней не могли не заставить Дарта обратить особое внимание на изучение фрагментов, составляющих кухонные отбросы, с целью выделения как «естественных» инструментов, так и искусственно подправленных обломков, которые могли бы использоваться на охоте и при разделывании добычи. Вскоре, помимо плечевых костей антилоп, служивших дубинками для охоты на павианов (в пещере их было найдено 336 штук), он выявил дистальные – ниже колена – кости конечностей лошади с такими же, как у конечностей антилопы, двойными суставными выступами. Примечательно, что в Макапансгате не найдены части конечностей лошадей и антилоп, расположенные выше поджилок, а копытных фаланг обнаружено всего пять штук. Дистальные кости ног с массивными суставными выступами не представляли, конечно, ни малейшего интереса для тех, кто хотел утолить голод. Тем не менее австралопитеки не бросали в степи кости конечностей, почти полностью лишенные мускулов. Они подрезали поджилки, отделяли остальные части ног антилоп и лошадей, чтобы превратить их в дубинки. Их накапливали в пещере как особо ценное и эффективное орудие для охоты.
Далее Дарт, просматривая фаунистические коллекции, заметил, что среди костей иных, чем антилопы, животных преобладают фрагменты черепов. 82,5 % обломков составляли части черепных коробок, множество нижних, а также верхние челюсти. На 140 животных, не относящихся к семейству антилоп, найдена всего одна иная, чем черепные кости, часть скелета – шейный позвонок павиана, который сохранился, очевидно, при отделении головы от туловища животного. Отсюда следовал вывод, что австралопитеки были настоящими «охотниками за головами». Они приносили на стойбище голову жертвы, оставляя туловище в степи. По мнению Дарта, такая операция преследовала две цели: с одной стороны, в пещеру доставлялась самая питательная часть убитого животного – мозг, а с другой – последующая «обработка» черепа давала в руки австралопитеков эффективные «естественные орудия»: челюсти гиен, леопардов, свиней, саблезубых тигров, павианов, дикобразов и шакалов. Их острые резцы, резко выделяющиеся клыки могли успешно использоваться как режущие инструменты. В результате австралопитеки получали на вооружение то, чего они лишились в процессе эволюции. Естественное оружие своих жертв они обращали против них самих!
Иллюстрация к рассуждениям Р. Дарта.
В Макапансгате было найдено 369 нижних челюстей антилоп. Они использовались, согласно заключению Дарта, как режущие и ударные орудия. Если взять крупную челюсть за переднюю часть, то можно резать мясо, резцовыми зубами расколоть череп, а с помощью поломанного нижнего конца вскрыть брюхо убитого животного. Замечательный инструмент – нижние челюсти самых мелких антилоп. Их коренные и предкоренные зубы образуют острое лезвие, напоминающее по виду школьный перочинный или малый кухонный нож. Примечательно в этой связи отметить, что останки мелких антилоп представлены в Макапансгате исключительно костями черепов, а из них подавляющую часть составляют нижние челюсти. Верхние челюсти антилоп также могли использоваться как инструменты. Современные африканские аборигены употребляют их как скребущие орудия для очистки шкур. Австралопитеки с помощью нижних челюстей, очевидно, отделяли мясо от костей, а в голодное время растирали шкуры, чтобы можно было использовать их в пищу. Как скребки, возможно, использовались сотни изолированных зубов из верхних и нижних челюстей. В принципе каждая приостренная кость скелета любого животного могла применяться в примитивном труде. Дарт, во всяком случае, не сомневался в оправданности такого предположения. В частности, хорошими колющими инструментами могли быть иглы гигантского дикобраза. Далеко не случайно оказались они среди костей, к тому же известно, что гиена не охотится на дикобразов, а следовательно, не могла затащить их иголки в пещеры. Для различных трудовых операций использовались также рога антилоп.
Дарт отдавал себе отчет в том, что его предположение не лишено уязвимых мест: чрезвычайно трудно было, например, доказать использование большинства «естественных» орудий, поскольку следы работы на них, по существу, не прослеживались. Тогда он стал изучать кости не в изолированности, а в комплексе с окружающими их остатками. Случайно ли в одном блоке брекчии залегала масса расщепленных костей и клыков свиньи? Почему такой же клык свиньи найден рядом с несколькими черепами антилоп, включенными в глыбу камня? Разве не примечательно, что в блоке брекчии размером около одного кубического фута между черепами павианов и австралопитека лежали нижние челюсти двух павианов? Как объяснить, что внутри трубчатых костей конечностей можно найти костяные обломки? Одна находка такого рода оказалась особенно примечательной: в нижней половине обломанной бедренной кости крупной антилопы прочно застрял тонкий рог газели. Очевидно, австралопитек, добывая мозг или пытаясь разломить кость, настолько основательно вогнал рог в трубку бедра, что так и не смог извлечь его обратно.
Орудия «костяного века».
Дарт обратил также внимание на очень высокий процент приостренных костяных отщепов, сколотых при продольном расщеплении трубчатых костей антилоп. Часть таких обломков «была заострена или притуплена в результате использования». По мнению Дарта, для получения костяных отщепов австралопитек использовал совершенно определенные части скелета, главным образом плечевые и берцовые кости антилоп, а также лучевые и большие берцовые кости. Они раскалывались по строго определенному плану; сначала отделялась головка, а затем с проксимального конца с помощью лопаток, нижних челюстей, рогов или массивных обломков костей расщеплялась трубка. Отколотые фрагменты можно было превратить в любой нужный инструмент. Иногда кости ломали руками, постепенно раздвигая их в противоположном направлении. В результате появлялся характерный спиралевидный разлом. Из таких обломков делали «спиралевидные ножи», толкушки и даже, по утверждению Дарта, древнейшие в мире ложки. С их помощью, а также роговых инструментов из черепов павианов извлекался мозг. Высказать это предположение Дарту позволили особенности краев проломов черепах: «бахрома, свисающая внутрь мозговой полости». Кроме того, австралопитек, по-видимому, заметил, что острый край или конец расщепленных костей быстро тупился и терял эффективность. Поэтому для увеличения долговечности инструментов рабочий край кости ретушировался, то есть вдоль него снимался последовательный ряд чешуек, вследствие чего лезвие становилось прочным, устойчивым, зубчатым. Дарту удалось выделить 9 обломков костей, края которых имели следы дополнительной подправки – ретуширования.
Обобщая комплекс выводов, касающихся образа жизни австралопитека, Дарт пришел к заключению об открытии им «костяного века». По-видимому, он представлял собой определенный этап «доистории человечества», подготовивший эпоху обработки камня. Последующий переход предков человека из костяного в каменный век был столь же революционным по характеру, как прыжок из каменного века в век металла, а от него – в век атома. Таким образом, обнаружена пропущенная ранее археологами ступенька в эволюции человечества. Ее проглядели из-за того, что слишком много усилий пришлось затратить в свое время на доказательство искусственности обработки камней, встречавшихся в пещерах и на берегах рек вместе с костями «допотопных» животных, а на следы использования в работе костей не обращали должного внимания. Значение открытия «костяного века» трудно переоценить. Если Дарт прав в своих заключениях, то австралопитеки не могли более включаться в семейство антропоидных обезьян. Эти существа, вооруженные орудиями труда из кости и рога, следовало расположить у основания родословного древа человека, предоставив ему место «недостающего звена».
Концепция Дарта была встречена с нескрываемым скептицизмом: почти никто не хотел верить в «костяную индустрию» австралопитека. Дискуссия грозила стать бесконечной. Однако Дарт не складывал оружия и не терял присутствия духа; разве Дюбуа пришлось в свое время легче бороться с пересмешниками и скептиками?
Исследования продолжались, и он не терял надежды получить новые факты, подтверждающие его правоту. Они, к счастью, не замедлили появиться.
Однажды в лабораторию Дарта пришел геолог Брэйн, который занимался детальным изучением разрезов Макапансгата и Стеркфонтейна. Можно представить удивление и радость Дарта, когда он услышал следующие слова:
– Помните, профессор, красный гравиевый песчаник Макапансгата, который располагается на 25 футов выше серой австралопитековой брекчии? Так вот, при раскопках я нашел в нем 129 камней со следами оббивки!
– Вы шутите, Брэйн! – воскликнул Дарт. – Ведь красный гравий, насколько я знаю, древнее любого из горизонтов стоянок человека древнекаменного века в Южной Африке…
– В том-то и дело! Я занес камни Риту Лоуву, а он сказал мне, что подобные изделия напоминают ему орудия из галек, которые он собрал на высоких берегах рек Кафуа и Кагера.
– Но ведь кафуанские гальки считаются самыми древними изделиями человека!
– Давайте зайдем в университет и взглянем на камни, – предложил Брэйн.
Через полчаса Рит Лоув уже показывал Дарту и Брэйну 17 галечных орудий, которые он отделил от остальной коллекции.
– Я абсолютно уверен, что эти гальки представляют собой каменные орудия кафуанского типа. Точно такие же изделия я привез из Уганды и Танганьики. Ну, хорошо, – добавил Лоув, заметив недоверие Дарта, – давайте сразу же сравним их с гальками, подобранными на берегах Кафуа и Кагера.
Лоув достал из шкафа деревянный лоток с разложенными на дне камнями и поставил его на стол рядом с гальками из Макапансгата. Сходство действительно очевидное. Предельно примитивные орудия, представляющие поистине зарю человеческой цивилизации, выделывались из малоподходящих для обработки галек кварца, кварцита и доломита. Формирующиеся люди робко приступили к освоению нового сырья, пригодного для орудий труда.
– Это действительно порог начала обработки камня, – задумчиво сказал Дарт. – Примечательно, однако, что оббитые гальки найдены в той же долине Макапансгат. Человеческая история не прервалась в тех неуютных местах на стадии австралопитеков, а продолжалась далее!
– Да, камни из Макапансгата, пожалуй, древнейшие из выявленных пока орудий человека Южной Африки, – с готовностью согласился Лоув. – Ведь они залегают в слое, расположенном сразу же над австралопитековой брекчией. В этом и состоит значение открытия Брэйна. Оббитые камни Макапансгата заполняют пробел между обезьянами и человеком: их использовало в работе «недостающее звено». Так что, кто бы ни приехал в Африку из Европы, Азии или Америки, он возвращается в дом своих предков!
Дарт не стал вступать в спор с Ритом Лоувом по поводу того, где следует искать «недостающее звено» – в красной или серой брекчии Макапансгата. Спор был бы беспредметным, поскольку Брэйн не обнаружил костных останков существа, которое оббивало кварцевые и кварцитовые гальки. Но когда через год археологи Алан Хьюз и Ревил Масон, просмотревшие тысячи галек красной брекчии Макапансгата, нашли обломок верхней челюсти австралопитека, Дарт торжествовал. Вот оно, весомое подтверждение его мысли о том, что австралопитекам потребовалось еще несколько сот тысяч лет, прежде чем они приступили к обработке камня. Всему свое время!
Разумеется, и этого было недостаточно, чтобы концепция Дарта получила всеобщее признание. Дискуссия продолжалась. Критики, в частности, прибегали к традиционному приему, объявив австралопитека, найденного вместе с каменными инструментами, жертвой человека, который изготовлял эти инструменты. По-прежнему считалось невероятным, чтобы существа со столь малым объемом мозга, как у австралопитеков, умели делать и использовать в работе орудия труда. Но в таком случае какая же обезьянообразная форма предков человека первой стала применять искусственно обработанные орудия? Может быть, питекантроп? А, собственно, почему бы и нет, если правы те, кто теперь считает,
что питекантроп, в сущности, близкий родственник синантропа – обезьяночеловека, открытого в пещере Чжоукоудянь недалеко от Пекина? В культурных же слоях этой пещеры найдены оббитые камни и даже следы огня.
Впрочем, что касается Дюбуа, то он и слышать ничего не хотел о сопоставлении синантропа и питекантропа, считая первого из них неандертальцем! Но так ли это на самом деле?..