Текст книги "Сад Эдема"
Автор книги: Виталий Ларичев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
Раскопки, которые с особым воодушевлением велись на участке, где в прошлом году Мэри нашла череп и плечевую кость зинджантропа, порадовали сразу же. Помимо отщепов, грубых галечных инструментов, а также своего рода отбойников, с помощью которых дробились кости животных, удалось обнаружить новые останки скелета зинджа – большую и малую берцовые кости, а также ключицу. Новые части скелета позволили вычислить рост зинджантропа: судя по всему, он составлял 152,5 сантиметра. Часть фрагментов костей принадлежала женской особи зинджантропа. «Я же говорил вам о напарнице, а вы смеялись надо мной!» – торжествовал Лики.
Останки животных подтвердили наблюдения предшествующего года: зиндж охотился только на молодых особей. Все трубчатые кости раскалывались, и из них извлекался мозг. В более поздних слоях шелльского и ашельского человека эта черта «хозяйствования» выражалась не столь отчетливо, поэтому Лики сделал вывод, что владельцы ручных топоров не испытывали такого недостатка в пище, как их предок зинджантроп. До отъезда в Найроби «оракул» Лики оказался не прав лишь в одном: на стойбище так и не удалось найти нижнюю челюсть. Досадное обстоятельство, ведь именно она решила бы вопрос, владел ли «щелкунчик» речью. Оставалось утешаться тем, что прямая посадка его тела после открытия костей нижних конечностей не вызывала сомнений. Значит, руки «дорогого мальчика» освободились для разнообразных трудовых операций.
Счастливые находки, однако, не ограничивались стоянкой, где располагалось стойбище зинджантропа. История нового, еще более удивительного открытия, последствия которого трудно предугадать, началась со случайности. Джонатан, двадцатилетний сын Луиса, специализировавшийся в изучении змей, бродил по дну каньона невдалеке от раскопа. Осматривая обнажения, по уровню залегания расположенные ниже слоя с останками зинджантропа, в эрозионном углублении – пещерке, протянувшейся в стенке ущелья метров на 12, – он обнаружил челюсть неведомого ему животного. В лагере эта находка вызвала немало удивления. Лики определил, что челюсть принадлежала саблезубому тигру. Среди десятков тысяч костей, собранных в Олдовэе, никогда не встречались его останки. Более того, на всей территории Восточной Африки их тоже никогда не находили. Неудивительно поэтому, что в первый же удобный момент Мэри и Луис отправились осмотреть слой, из которого Джонатан извлек челюсть. Местонахождение, названное Н. Н., находилось всего в 227 метрах от стоянки зинджа, но было древнее на несколько сотен тысячелетий и уже поэтому вызывало особый интерес.
Лики предполагал найти здесь все, что угодно, но не то, что сразу же заметили зоркие глаза Мэри. «Примат!» – воскликнула она и подняла небольшую косточку. Луис осмотрел находку и согласился: действительно, эта кость могла принадлежать скелету человека или обезьяны. Лики тут же отдал распоряжение копать контрольную траншею. Предварительные раскопки дали новые костные останки, которые, судя по всему, принадлежали гоминиду, а не антропоиду; из траншеи извлекли несколько миниатюрных обломков черепа, позвонок и фаланги пальцев. Рекорд древности продержался за зинджантропом всего один год. Он побит новым загадочным существом, воссоздать облик которого не представлялось возможным и при самом богатом воображении, настолько фрагментарными были найденные останки. Кто же он? Непосредственный предок зинджантропа или иная гоминидная ветвь, представитель которой отличался более развитым интеллектом? Ответ предстояло искать в земле. Можно понять поэтому нетерпение Лики, мчавшегося в Олдовэй: ему хотелось поскорее осмотреть стопу, об открытии которой на местонахождении Н.Н. ему сообщила Мэри.
В лагере, куда он благополучно прибыл в тот же день, только и велись разговоры, что о находке предшественника зинджантропа, который получил почетное имя презинджантропа. Луис принялся реконструировать тонкие кости левой стопы, подбирая ее смыкающиеся друг с другом части. От ноги сохранились пять фаланг пальцев, пять костей ступни, несколько разрушенная от эрозии пяточная кость и лодыжка. Строение нижней конечности отличалось примитивностью, но все же не оставалось сомнений, что нога не антропоидная, а человеческая. Не могло, в частности, быть и речи, что она сходна с ногой гориллы. В то же время определенное различие в соединении пальцев и в форме костей ступни отличало ее от ступни современного человека.
В ближайшие за этим событием дни последовали новые находки, одна интереснее другой: ключица, фаланги пальцев руки, позвонок, кисть, зубы, голень, лобная и височные кости черепа… По позвонку стало возможным определить объем грудной клетки презинджантропа. Она оказалась обширной. Наибольшее волнение вызвало открытие костей ног и рук, определенно человеческих по особенностям своего строения. Никогда еще в горизонтах такой древности не находили останки конечностей Homo.
Затем снова повезло Джонатану, «шефу» счастливо открытого местонахождения. Он все дни не переставал твердить, что рано или поздно обязательно найдет челюсть презинджантропа. Заклинания помогли. Однажды утром к палаткам прибежал помощник Джонатана и крикнул на весь лагерь: «Джонни нашел ее! Идите скорее!» Когда участники раскопок сбежались к пункту Н. Н., Джонатан завершал расчистку части челюсти с тринадцатью хорошо сохранившимися зубами. Счастливчик ворчал недовольно: его огорчило, что челюсть разломана и к тому же сохранилась не полностью. Но это была находка! Во-первых, она помогла, наконец, установить возраст презинджантропа: судя по тому, что первые коренные оказались сильно изношенными, вторые только слегка, а третьи вообще еще не прорезались сквозь челюстную надкостницу, возраст этого существа приближался к 11–12 годам. Во-вторых, зубы ребенка, не превосходившие по размерам зубы зинджантропа, значительно отличались от них, больше напоминая человеческие (по форме и строению, но не размерами: на участке челюсти, где размещались пять зубов презинджантропа, у человека могло бы поместиться шесть). В-третьих, именно челюсть и зубы позволили Лики прийти к сенсационному выводу о том, что презинджантроп представляет, по-видимому, иной, чем зинджантроп, тип древнейшего человека.
Открытие еще некоторых частей черепа презинджантропа, в том числе обломков теменной части черепной коробки, подтвердило это неожиданное заключение. Его умственный статус представлялся несколько большим, чем уровень, достигнутый зинджантропом. В свете новых находок последний не выглядел столь резко отличным от австралопитековых Южной Африки, как казалось год назад. Лики склонен был теперь принять гипотезу о параллельном развитии в Олдовэе двух разновидностей гоминид – зинджантропа и презинджантропа. Однако обломки черепа презинджантропа тоже имели отчетливые следы преднамеренного убийства: на левой части теменной кости остался след удара чудовищной силы. От него по поверхности теменной кости радиально расходились глубокие трещины. Кто убил его? Если при открытии черепов гоминид на стойбищах древнекаменного века каждый раз предполагать, что таинственный убийца – настоящий человек, а жертва, соответственно, примитивная боковая ветвь, не имевшая отношения к родословной Homo, то проблему происхождения людей никогда не удастся решить. «Недостающее звено» станет вечно ускользающим. Не справедливее ли предположить, что древнейшие представители рода человеческого нападали на себе подобных или родственных представителей семейства гоминид, может быть, лишь несколько отставших в развитии, убивали их и поедали, как любую другую добычу охоты? Вероятнее всего, так оно и было.
Позже Лики, тщательно изучив костные останки и посоветовавшись со специалистами-антропологами, выступил с новой интерпретацией места презинджантропа в родословной человека. Он ошеломил палеоантропологов, объявив самого раннего из гоминид Олдовэя прямым предком Homo. Лики и его коллеги Джон Нейпир и Филипп Тобиас обратили внимание на особенности строения руки презинджантропа. Пальцы, несмотря на их массивность и изогнутость, имели характерную уплощенность на конечных фалангах, отличающихся к тому же большей, чем у обезьян, шириной. Большой палец противопоставлялся остальным пальцам руки и, очевидно, как у человека, мог сопоставляться с их подушечками. Отсюда следовало, что рука презинджантропа обладала достаточно совершенной хватательной способностью и могла не только использовать, но и изготовлять каменные орудия. Стопа и другие кости нижних конечностей, несомненно, свидетельствовали о полном освоении прямохождения. По очертанию челюсти, менее широким и не таким высоким зубам, отличающимся от австралопитековых, в том числе от зинджантроповых, презинджантроп тоже больше сближался с человеком. Размер, форма и манера износа его зубов свидетельствовали о предпочтении употреблять не растительную, а мясную пищу. Обращала на себя внимание U-образвая кривизна внутренней окраины нижней челюсти, что свидетельствовало о свободном передвижении языка во рту, а следовательно, и о возможности овладения зачатками речи. Если к этому добавить значительный объем мозга (680 кубических сантиметров), так и не достигнутый ни одним из найденных представителей австралопитековых, то вывод Лики о том, что презинджантроп истинное «недостающее звено», не покажется неоправданным.
Но что свидетельствовало о человеческом статусе презинджантропа, помимо чисто антропологических показателей, обнаруживающих более высокую эволюционную ступень по сравнению с уровнем, достигнутым зинджантропом? При большем, чем у зинджа, объеме мозга следовало прежде всего предполагать умение изготовлять орудия. Действительно, на жилой площадке презинджантропа удалось найти небольшие грубо оббитые гальки и сколы со следами целенаправленной ретуши. Часть из них лежала кучками, представляющими собой своеобразные склады готовых изделий или сырья. Презинджантроп предпочитал использовать для изготовления орудий кварц, за которым ему приходилось совершать походы не ближе, чем за три километра. Судя по небольшим орудиям, презинджантроп не отличался крупными размерами. На одном из обломков кости Лики даже усмотрел «следы износа» и предположил, что это инструмент для обработки кожи. Пожалуй, этот вывод – следствие увлечения археолога, однако умение презинджантропа изготовлять и использовать инструменты из камня не вызывало сомнений. Поэтому оправданным стало новое имя, которое получил презинджантроп, – Homo habilis («человек умелый»). Всего несколько месяцев назад Лики разжаловал из обезьянолюдей парантропа и австралопитека, назвав их «около-людьми». Теперь развенчан «дорогой мальчик». Почетное назначение стать предком людей он уступил «человеку умелому».
Когда Лики спросили, как объяснить столь быструю смену концепций и почему не исчезают разногласия, касающиеся проблем происхождения человека, он ответил так:
– Теории о предыстории и древнем человеке изменяются постоянно, по мере того как мы узнаем о новых находках. Единственная пока находка презинджантропа может пошатнуть давно сложившиеся концепции. Но еще очень много белых пятен в цепи эволюции человека, а отдельные звенья этой цепи отделены друг от друга сотнями тысячелетий. Не исключено, что мы найдем что-то еще более древнее, чем Homo habilis, но пока что должны по-настоящему принять это открытие и признать его наиболее древний возраст…
Останки животных, обнаруженные при раскопках территории стойбища, позволили уяснить, на кого предпочитал охотиться древнейший гоминид. Картина открылась неожиданная: помимо костей огромного количества крупных черепах, «рыб с кошачьей головой» и птиц, ничего более найти не удалось. Лики сделал вывод, что презинджантроп настолько еще не опытный и слабый охотник, что, помимо беспомощных черепах, птиц, не умеющих летать, да рыб, никого другого он преследовать не отваживался. В отличие от него, зинджантроп нападал не только на мелких степных животных, но и на молодняк крупных – лошадей и антилоп.
С открытием презинджантропа научные приключения в Олдовэе не закончились. Поистине 1960 год решил воздать сторицей семейству Лики! После зинджантропа и презинджантропа, представляющих дошелльскую культуру возраста не менее 600 тысяч лет, ранее открытых останков синантропа и питекантропа, обезьянолюдей ашельской культуры, отстоящей от современности на 250 тысяч лет, в хронологической таблице ранней поры древнекаменного века осталась непредставленной шелльская культура. Останки загадочного обезьяночеловека, который первым научился делать двусторонне обработанные орудия типа рубил, или, иначе говоря, ручных топоров, искали с тех самых пор, как в 40-е годы прошлого века во Франции нашли первые шелльские рубила. Но, увы, ни в Европе, ни в Южной Африке, где эта культура широко распространена, череп шелльца обнаружить не удалось. Лишь в Олдовэе в 1954 г. появилась робкая надежда на желанную встречу, когда Лики в одном из шелльских горизонтов удалось найти два огромных молочных зуба. Но настоящий контакт с шелльцем так и не удалось наладить.
В этом счастливом 1960 г. Лики решил еще раз попытать счастья и начал раскопки слоя, где он некогда нашел шелльские рубила третьей стадии развития культуры. Жилая площадка стойбища шелльцев располагалась недалеко от стоянки зинджантропа, но по уровню склона залегала на 6,5 метра выше, что свидетельствовало о ее значительно более позднем возрасте. Работа подвигалась успешно. Лики сразу же удалось напасть на россыпи каменных орудий, среди которых преобладали рубила, на кости животных и зубы. Оказывается, шелльцы уже знали замечательное изобретение по части охотничьего снаряжения – боласы, каменные шары, завернутые в шкуру и соединенные по три штуки длинной кожаной лентой или веревкой. Боласы раскручивали над головой и бросали в ноги мчавшегося животного; внезапно опутанное, оно падало на землю и становилось добычей охотника. Боласы до сих пор употребляют эскимосы и некоторые из племен южноамериканских индейцев, поэтому можно легко восстановить приемы охоты с помощью такого достаточно сложного орудия. Но кто бы мог подумать, что шелльцы почти полмиллиона лет назад уже имели эту снасть! Однако факт остается фактом: крупные округлые гальки, встречающиеся на стойбище характерными группами, свидетельствовали об этом со всей беспристрастностью. Судя по значительному весу боласов, шелльцы обладали огромной силой. Видимо, именно боласы позволили им охотиться на крупных животных, кости которых устилали жилую площадку. Зинджантроп с его примитивными орудиями не смел и мечтать о подобном предприятии.
Конечно, открытие боласов в шелльском культурном горизонте – факт замечательный, ну, а как же сам шеллец? Увы, Лики и на сей раз не повезло: все попытки отыскать череп метателя каменных ядер оказались тщетными. Шеллец, по-видимому, решил не нарушать более чем вековой традиции и повременить со встречей. Лики не стал упорствовать, приказав прекратить раскопки.
Позже Луис, вспоминая обстоятельства как всегда неожиданной и как будто опять случайной удачи, напишет так: «Я иногда думаю, что судьба непрестанно играла нами. Как только мы оставляли поиски, поскольку уже не оставалось надежды найти нашего таинственного доисторического человека, он объявлялся тут как тут!»
А случилось вот что. 30 ноября в полдень Лики вместе с геологом Раймондом Пикерингом осматривали каньон, уточняя детальный разрез ущелья. Раскоп шелльского стойбища они обозревали с соседнего холма, расположенного в полукилометре от лагеря. Взгляд Лики остановился на одном из участков обнажения пласта, в котором залегали рубила шелльского типа. То место не привлекало раньше внимания: сплошной кустарник делал его незаметным. Теперь же с удачной точки обзора оно предстало во всем великолепии. «Послушай, Рэй, – сказал Лики, указывая на заросли кустарника, – вот тот участок обнажения лежит не далее чем в ста метрах от раскопа стоянки шелльцев. Мне кажется даже, что он располагается на том же уровне, что и древняя жилая площадка. Я должен пойти и проверить свои впечатления!»
Однако работа с геологом не позволила в этот день добраться до обнажения. Лики, его младший сын Филипп и Пикеринг отправились к нему рано утром 1 декабря. Дорога была нелегкой: приходилось продираться сквозь густые заросли кустарника. Вот наконец и край ущелья, где ниже по склону должно находиться обнажение – разрушенный эрозией склон шелльского уровня. Лики потом уверял, что в тот момент его охватило предчувствие необыкновенно важного открытия. Спускаясь по склону, Луис полушутя-полусерьезно крикнул: «Рэй, это как раз то место, где нам предстоит найти череп!» Заканчивая реплику, Лики остановил взгляд на стенке небольшого овражка, пропиленного в окаменевшей глине дождевыми потоками. Там лежало несколько крупных обломков кости. «Череп!» – молнией мелькнуло в голове Лики, но он одернул себя: «Наверное, опять обломки панциря черепахи. Разве ты забыл, как обманчиво напоминают они человеческий череп?»
Но чем ближе подходил он к месту, где из слабо разрушенного глинистого горизонта выступали окаменевшие костяные фрагменты, тем больше рассеивалась боязнь снова обмануться в ожиданиях. Лики припал на колени, вгляделся в обломки, и последние сомнения покинули его: это череп, долгожданный череп шелльского человека! Лики настолько потрясло происшедшее, что некоторое время он не мог сказать ничего вразумительного. Затем он поднялся с земли, попросил Пикеринга произвести разметку будущего раскопа и помчался к стоянке презинджантропа, где на раскопе работала Мэри.
– Мэри, быстрее, – едва переводя дыхание, крикнул Лики. – Я нашел шелльского человека!
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, скептически оглядев взъерошенного Лики.
В ее тоне было нечто от уверенности, будто сенсации в палеонтологии выпадают только на ее долю. Но ведь должно когда-то повезти и супругу.
– Череп, череп! – досадуя на непонятливость, прокричал Лики.
Мэри поняла, наконец, что произошло. Она оставила раскоп на помощников и вместе с Луисом быстро направилась к месту открытия.
Еще раз осмотрев слой, из которого торчали обломки черепа, Лики и Пикеринг пришли к убеждению, что череп действительно залегает на уровне горизонта шелльского стойбища, раскопанного невдалеке. Неудивительно поэтому, что рядом с обломками черепной крышки при раскопках удалось найти несколько шелльских орудий, которые отличались значительно более искусной оббивкой в сравнении с галечными инструментами, обнаруженными ранее на границе дошелльского и шелльского горизонтов.
Поразительная вещь – столько зыбких случайностей предшествовало одной из самых эффектных и значительных находок в Олдовэе, что невольно приходит мысль о том, что открытие вполне могло бы и не состояться. Не поднимись Лики на холм, откуда ему внезапно открылась заманчивая картина обнажения, или случись это за полчаса до захода солнца, когда слабое освещение маскирует разрушенный горизонт, – и тогда очень скоро эрозия без следа уничтожила бы вывалившийся из слоя череп. Но чтобы случайности могли вот так составить капризную игру счастья и неудач, надо очень долго идти им навстречу. За случайностями «счастья Лики» почти тридцать лет поистине каторжного, неустанного, самоотверженного труда, увлеченного, упорного, целенаправленного, всепоглощающая любовь к делу. Счастливые случайности подготавливались школой кикуйю, научивших Лики терпению, упорству в достижении цели и острой наблюдательности, этим через всю жизнь пронесенным желанием раскрыть мир далеких предков человека, его удивительной разносторонностью «универсального человека, ученого» (первоклассный археолог, Лики профессионально разбирался в проблемах родственных и смежных с археологией наук – геологии, палеонтологии, антропологии), наконец, встречей с Мэри. Да мало ли еще компонентов, из которых сложились счастье и удача этого ученого, его поразительная интуиция и везение, без чего костные останки зинджантропа и презинджантропа до сих пор лежали бы погребенными в глинистых толщах ущелий равнины Серенгети.
Луис и Мэри Лики на раскопе.
Но что же представлял собою открытый в Олдовэе первый череп шелльского человека? Он сохранился не полностью. Тринадцать извлеченных из глины обломков составили при реставрации большую часть мозговой коробки. Стенки черепной крышки удивляли массивностью, а таких валиков, нависших козырьком над глазницами, не имел ни один из найденных до сих пор черепов обезьянолюдей. Его примитивность подчеркивалась также низким, убегающим назад лбом и приплюснутостью свода в теменной части. Пожалуй, черепная крышка питекантропа выглядела изящнее. Удивляться, впрочем, нет оснований: ведь обезьяночеловек с Явы жил значительно позже, в эпоху ашельской культуры. Лики пришел к выводу, что череп шелльца из Олдовэя по значительному числу признаков отличается от черепов синантропа и питекантропа.
Тем не менее образ жизни шелльца оставил далеко позади первозданную простоту, о которой свидетельствовал комплекс находок со стойбищ презинджантропа и зинджантропа. Достаточно сказать, что шеллец научился изготовлять оббитые с двух сторон рубила и с успехом использовал на охоте боласы, поистине одно из самых гениальных изобретений обезьяночеловека. Обладая к тому же огромной силой, он предпочитал охотиться не на черепах и мелких обитателей саванны, как его предшественники зиндж и «человек умелый», но на крупных, а иногда просто гигантских животных.
В шелльском культурном горизонте Лики нашел кости огромного кабана, необыкновенно большого барана с размахом рогов около двух метров, очень высокого жирафа с рогами на голове, гигантской болотной антилопы ситатунги и крупного дикобраза. Но самым необычным оказался скелет примитивного слона динотерия. Это огромное животное имело странную особенность: его полутораметровые бивни располагались не в верхней, как у остальных разновидностей слонов, а в нижней челюсти. Можно представить, какой чудовищной силой должны были обладать жевательные мускулы динотерия, чтобы выдерживать тяжесть таких бивней. Динотерий поразил палеонтологов при первом же открытии его костей в Центральной Европе в прошлом веке. Животное казалось настолько огромным, что ему присвоили видовое название maximus. Через некоторое время удалось найти еще более огромную разновидность динотерия, названного gigantissimus. Бивни его достигали в длину 92 сантиметров. Как же в таком случае «окрестить» динотерия из Олдовэя с его полутораметровыми бивнями? Из затруднения Лики выручил вице-президент полевого комитета Национального географического общества Мэтью В. Стёлинг. Он предложил назвать слона mirabilis, то есть «прекрасным»!
Так вот, как это ни удивительно, но гигантский слон динотерий пал жертвой шелльских обезьянолюдей. Они сумели убить его, – очевидно, предварительно загнав в трясину, а затем разделались с тушей. Вокруг груды костей динотерия как свидетели успешной охоты и последующего пиршества лежали каменные орудия шелльского человека, в том числе рубила.
Лаборатория геологического факультета Калифорнийского университета, в которой определялся возраст образцов туфа, присланных из Олдовэя.
Совершенствование, которое от слоя к слою претерпевают рубила, говорит о непрестанном усилии труда и мысли. Но, кроме того, раскопки шелльского стойбища обнаружили поразительный факт, свидетельствующий о том, как давно не хлебом единым живет человек. Лики обратил внимание на кусочки красной охры, временами попадавшейся между костями и расколотыми камнями. Охра не могла составлять естественную часть твердого глинистого горизонта, следовательно, на стоянку ее принесли обезьянолюди. Как известно, охра со времен каменного века традиционно использовалась «человеком разумным» для росписи тела при погребениях, где ей предназначалась роль «крови мертвых». Но никто из археологов не мог представить, что еще на стадии обезьянолюдей, почти полмиллиона лет назад, предок человека не только не был безразличен к определенным цветам, но умел находить и использовать минерал, воссоздающий краски живой природы. Его пристрастие к красному, возможно, формировал цвет крови и свежего мяса. В таком случае здесь, на глубине ста метров, найдены следы первых зачатков искусства, когда в мозгу далекого предка человека зарождались сложные ассоциативные связи, совершенствующие его интеллект.
Невероятно? А мало ли необычного преподнес археологам и антропологам Олдовэй?
Очередное «немыслимое», кстати, не заставило себя ждать еще до начала нового полевого сезона в Олдовэе в 1961 г. Про себя Луис Лики уже давно был убежден, что время становления дошелльской культуры выходит далеко за пределы миллиона лет, обычно отводимого для истории человека. Но коллеги с недоверием встречали его «мысли вслух» по этому поводу. Открытие зинджантропа и «человека умелого» еще больше убедили Лики в справедливости его крамольной идеи, поскольку для эволюционных изменений костных структур древнейших людей при их переходе к стадии питекантропов и синантропов требовался больший промежуток времени, чем тот, который обычно определялся антропологами. К счастью, условия залегания костей зинджантропа и презинджантропа в Олдовэе позволяли установить, наконец, возможную абсолютную дату эпохи их существования.
Дело в том, что горизонт олдовэйской культуры перекрывался слоем вулканического туфа, образцы которого используются обычно для определения абсолютного возраста породы с помощью калий-аргонового метода датировки, своеобразных атомных часов Земли [5]5
Существо метода заключается в том, чтобы определить, какое количество калия-40 в туфе успело со времени извержения превратиться в кальций-40 и аргон-40. В зависимости от процентного содержания элементов определяется время образования вулканической породы.
[Закрыть].
Лики решил доверить решение проблемы физикам Калифорнийского университета, где на геологическом факультете работала лаборатория по установлению времени извержения древнейших вулканических пород. В США в город Беркли он направил небольшую посылку с семью образцами туфового горизонта Олдовэя в том месте, где лава перекрывала пласт с жилой площадкой древнейших гоминид. Представьте теперь торжество Лики, когда в конце мая 1961 г. в Найроби пришло письмо, на голубоватом листке которого он прочитал следующее:
«Калифорнийский университет
Геологический факультет
Беркли, 4, Калифорния, США
20 мая 1961 г.
Доктору Луису С. Б. Лики,
куратору Корондонского музея Найроби,
Кения, Восточная Африка
Дорогой доктор Лики!
Датировка олдовэйских ископаемых методом потассиум-аргон довольно прогрессивна. И, хотя нам предстоит подвергнуть анализу большее количество костей, первые результаты настолько потрясающи, что, я думаю, Вам будет интересно узнать о них.
Зинджантроп и ребенок презинджантроп значительно старше, чем предполагалось всеми, кроме Вас и миссис Лики. Средний возраст образца, который подвергнут анализу доктором Джеком Ф. Эвернденом и мной, – 1 750 000 лет.
Мы оба верим, что эта дата близка к истинной, хотя, возможно, она немного меньше настоящей.
Ясно одно – олдовэйский человек древний, древний, древний!
Искренне Ваш
Гарнис X. Куртис»
Голубой листок письма Куртиса в мгновение ока состарил человечество на миллион лет!
…А по ровной, как стол, Серенгети опять пылил «Земной пират» с грохочущим прицепом для подвоза воды. Дорогу перебегали стайки антилоп, нехотя сторонились подслеповатые и ужасные в гневе носороги, лениво подглядывал из-под тенистого куста гривастый лев. За рулем джипа в зеленовато-желтом комбинезоне сидел плотно сложенный светловолосый человек с тонким загорелым лицом. Он, прищурясь, смотрел на извивающуюся ленту степной дороги, а мысленно находился в «пыльной чаше» каньона Олдовэй. Луис Лики думал о том, какие новые останки скелета «человека умелого» удастся найти при раскопках в новом полевом сезоне и куда, наконец, запропастилась нижняя челюсть зинджантропа? Что удастся выкопать – никто, даже сам Лики, не может сказать с уверенностью. Ясно одно: Олдовэй при настойчивости всегда готов одарить сюрпризом. Не следует опасаться также, что сокровища первобытной истории иссякнут. Лики убежден – археологи могут работать здесь несколько веков. Олдовэй только начал раскрывать свои тайны…