Текст книги "Марс. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Виталий Астапенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Когда получила сообщение о крушении, была в верхней точке глиссады и решила помочь, чем могу.

– И огромное тебе спасибо. Я, собственно, хотел предложить вернуться к вам в ИКП-2. На «Марс-3» сейчас и так дел хватает, зачем нагружать людей лишними хлопотами?

– Н-но… – Она неуверенно пожала плечами. – Как же…

– Подумай сама: станцию нужно возвращать на прежнюю орбиту, проводить полный осмотр наружного корпуса, да и внутреннего тоже, не говоря уж о восстановительных работах. Ну и разные мелочи, от которых всё равно некуда деваться: инвентаризация, например, да та же уборка! И тут мы ещё. Тем более, что к вашему институту мы спокойно доберемся на автопилоте часа за три, а станция сейчас уже с другой стороны планеты.

Дарья медленно покачала головой.

– Даже не знаю, – протянула она и задумалась.

Я ждал.

– А знаешь, ты прав! – сказала она, наконец. – В самом деле, людям сейчас не до нас. Тем более, – она ожесточённо ткнула пальцем в панель – тот пробил её насквозь, высунувшись с другой стороны на целую фалангу, со стороны это выглядело довольно забавно, – VVS не работает, не могу ни с кем связаться. Не СОС же посылать!

– СОС не надо, – согласился я. – Не переживай, придумаем что-нибудь.

– Твоими молитвами.

Даша кивнула на пульт, где должен был светить огонёк «С-Ч»

Кроме пресловутой VVS, все космические аппараты имели отдельные, независимые радиоузлы, связанные модулированными сигналами типа «свой-чужой» с МЦС – Марсианскими центрами связи: Северного или Южного полушарий. Они монтировались сразу при закладке корпусов кораблей, согласно Инструкции по созданию и эксплуатации космической техники. В нашем случае связь должна быть с Северным, раз МОУ принадлежал «Двойке». Институту Климатических Преобразований-2, как упомянула Даша. Организации весьма почтенной и уважаемой на Марсе, от которой в большей степени зависело, станет ли климат планеты не просто удобным – комфортным для человека. Вторую Землю, разумеется, создать здесь не удастся, да, наверное, и не нужно. Пока. Но вот сделать так, чтобы с удовольствием плавать в россыпи озёр или бродить в окружающих посёлки выращенных лесах, «Двойка» обещала уже лет через 10. Ну, или 20. Или 30. Не важно! Главное – что будет. Связи только вот сейчас не было. Огонёк не горел.

– Уф! Всё! – Даша откинулась на спинку. – Готово. Расчётное время прибытия семнадцать сорок, или через два с половиной часа.

В подтверждении её слов небольшое ускорение вжало меня в кресло и исчезло; на экране панели одни цифры начали быстро сменяться другими.

– Да, – согласился я, невольно улыбаясь, – ты молодец.

– Мы молодцы, – поправила девушка.

– Мы молодцы, – послушно повторил я.

Даша повернула голову. В глазах у неё так и прыгали весёлые чёртики.

– Хотя, почему это – мы? – спросила она, вытирая со лба несуществующий пот. – Это я трудилась…

– Пахала, – подсказал я.

– Что? – Она сбилась.

– Пахала. – Я изобразил пальцами киберплуг, сажающий марпонику.

– Нет! – Девушка энергично помотала головой, распушив короткие волосы пепельно-белым одуванчиком. Красиво. – Я именно трудилась…

– А я тебя поддерживал. В душем.

– Значит, ты тоже молодец, – сказала она великодушно. И спросила: – А что ты ещё в душем делал?

– Чего я только там ни делал, – пробормотал я, чувствуя, как опять наваливается усталость и сами собой закрываются глаза.

– Илай! Тебе плохо? – Послышался характерный звук расстёгиваемых ремней, чуть погодя меня тихонько потрясли за плечи. – Давай, ты ляжешь.

– Что? – Я с трудом открыл глаза. Надо мной склонилось девичье лицо с высокими скулами, аккуратным прямым носом и довольно пухлыми губами. Даша. В синих до безобразия глазах были растерянность и тревога. – Нет, ложиться я не буду.

– Почему? – удивилась девушка. – Ты ранен?

Я покачал головой. Шею и затылок дёрнуло болью.

– Я не ранен.

Боль притихла и ушла.

– Кстати, – я попробовал улыбнуться – получилось, – а не найдётся на столь славном орбитальном модуле глотка воды?

Щеки девушки залил румянец.

– Найдётся, – сказала она смущённо. – Извини, не подумала. Просто сразу столько всего… Есть апельсиновый сок, будешь?

– Давай, – согласился я.

– А перекусить не хочешь?

– Нет, спасибо. Ты, кстати, на меня не смотри, если хочешь, так поешь.

Девушка выпрямилась и шагнула куда-то за моё кресло, пару минут спустя она вернулась и сунула мне в руку пластиковую колбочку с торчащей в крышке соломинкой.

– Угощайся, – предложила она, снова устраиваясь в кресле пилота. Бросила быстрый взгляд на пульт и повернулась ко мне.

Я отхлебнул холодной жидкости. Благодать.

Так, теперь, пока не начались расспросы, на которые ответа нет, девушку надо занять.

– Хорошая погода стоит, – заметил я.

Брови Даши удивлённо поползли вверх. Она задумчиво поглядела на потолок, потом на меня и осторожно сказала:

– Да, двадцать один градус по Цельсию выше нуля, ветра нет, осадков не ожидается. Здесь, по крайней мере.

– А внизу? – поинтересовался я.

– И внизу тоже не ожидается. В ближайшие лет семнадцать теперь, по меньшей мере. Ты головой точно не сильно ударился?

– Ну, как тебе сказать… Это я типа так пытаюсь с красивой девушкой познакомиться. Как бы.

– Так, типа, с девушками не знакомятся. И даже «как бы» не знакомятся. – На «красивую девушку» она не обратила внимания: понятно, слышала, наверняка, не один раз. – Тем более, мы уже знакомы. А вот…

Но я её перебил:

– А что, через семнадцать лет в самом деле пойдут дожди? – Мне действительно было интересно.

Даша пожала плечами.

– Гарантий дать не могу, но, скорее всего, пойдут. Мы рассчитывали, что раньше, но на корабле сгинули наши сердечники к террамодуляторам. Они, к сожалению, должны храниться при нулевой температуре и…

– Поэтому хранились непосредственно на борту «Дайны М».

– Да. Тороид худо-бедно сел, треть груза сгинула, в основном, научная аппаратура, и восстановлению не подлежит, но остальное: запчасти, ферропластид, припасы вполне себе живы здоровы. А вот наши сердечники канули в пространство!

Видно было, что Даша искренне расстроена.

– Вообще в последнее время ни один расчёт не оправдывается.

– Больше оптимизма, – сказал я, старательно воодушевившись. Даша прыснула, глядя на меня. – Может, не всё так печально? Земля пришлёт новые сердечники, и через год-другой будем гулять под дождём.

– Да, хорошо бы, но вряд ли. Вот если бы отыскать воду или водород, тогда другое дело.

– В каком смысле – водород?

– В прямом. В последнее время его вдруг стало катастрофически не хватать.

– Распался на атомы? Ядерная реакция началась?

– Неизвестно. Данных нет. При здешних температурах он только в газообразном состоянии и может существовать. А для образования кристаллов, давления низкое. Ещё и груз с корабля теперь потерян. Ладно, это я так. А вообще-то, между прочим, мы сейчас как раз проходим мимо того, кто нам дождик наворожит.

Она поколдовала над пультом, и на экране высветилось увеличенное изображение КППМ – модернизированного климатического погодного преобразователя, подогнанного здешними инженерами под особенности Марса. Он сильно напоминал перевёрнутую земную грушу расширенной с одного торца полусферой и торчащим стеблем энерговода, обращенного к поверхности, с другого. 7000 подобных КППМ были подвешены в верхних слоях атмосферы, разделяя Марс на квадраты и сплетая невидимую вуаль, наброшенную на планету. Центры ячеек наземных террамодуляторов, жёстко связанные силовыми линиями М-генераторов в гигантскую сеть. Газ, образующийся в результате переработки песчаного слоя почвы полями марпоники, в дневные часы поднимался к этой сети, где обрабатывался, обогащался, очищался, сгущался не то низкочастотными модулированными сигналами, не то, наоборот, высокочастотными, а ночами опускался вниз редким-редким пока туманом. Я ничего не смыслил в сложнейших терра-химических процессах, но, по-моему, и сами создатели, исключая разве что одного-двух, не понимали толком, что такое марпоника и её взаимодействие с КППМ, называя всё это просто «процессом».

Я с уважением разглядывал зависшую на верхушках почти незаметных облаков тёмную махину раз так в пять больше МОУ. Она казалась неподвижной, хотя ветры на такой высоте должны были дуть неслабые. Наш модуль ощутимо потряхивало сейчас, когда мы добрались до верхней границы облаков, несмотря на корректирование курса компьютером. Протянувшийся на добрых три десятка метров энерговод был облеплен длинными и тонкими синевато-белыми кристаллами льда, похожими на стеклянные конусы-клинья. Чем-то всё это напоминало гигантский поплавок, заброшенный космосом в воздушную заводь планеты. Тем более, что у самого конца-раструба из стороны в сторону под порывами ветра раскачивался какой-то тёмный предмет двух метров длиной. Словно червячок.

Даша вдруг охнула, наклонилась к панели, быстро набрала команду и взялась за выскочившую откуда-то из недр пульта луковицеобразное навершие гибкого рычажка ручного управления. МОУ тут же повело в сторону и вниз. Сердце провалилось куда-то в желудок. Я растерянно поглядел на девушку. Та, закусив губу, сосредоточенно уставилась в экран, краткими выхлопами маневровых двигателей подводя модуль к энерговоду. Их толчки, вкупе с порывами ветра, заставляли МОУ трястись мелкой дрожью, от которой противно ныли зубы.

Я перевёл взгляд на экран. Мы подлетели уже достаточно близко, чтобы можно было разобрать, из-за чего так переполошилась девушка. И это мне очень не понравилось.

Непонятный предмет был скафандром, пробитым насквозь ледяным конусом чуть изогнутого кристалла. Под порывами ветра тело дёргалась, как в нескончаемой агонии, иногда складываясь почти пополам, словно пытаясь высвободиться, выпрямлялось и вновь складывалось.

Даша подвела модуль чуть ли не впритирку – до энерговода осталось не более десяти-двенадцати метров, и выпустила наружу штангу пробозаборника. К сожалению, в отличие от спокойного космоса, турбулентность воздушных потоков не позволяла точно накрыть тело ловушкой сети. Девушка пыталась снова и снова, и с одинаковым результатом. Нулевым. Из прикушенной губы в воздух сорвалась крошечная капелька крови.

Я вздохнул, отстегнул паука безопасности и выбрался из кресла. Тело протестующее взвыло.

«А вот шиш тебе! – мрачно подумал я. – Ты мне ещё не указывало».

И направился к панели входа. По моим прикидкам, бокс с запасным скафандром должен был находиться рядом. Там он и находился. Шлем на специальном креплении и костюм из металлопластика. Поднимая ноги, будто земная цапля, я стащил свой скафандр и натянул новый; то ещё удовольствие в условиях невесомости. Собственно, это был даже не скафандр – высотный костюм с усиленной защитой для работ на низких орбитах. Запустил режим шлюзования и открыл панель входа, дунувшего морозом в лицо. Надел шлем и побрёл, шаркая подошвами к пока ещё закрытой горловине, лепестками обвивавшую выдвинутую мачту пробозаборника. Спустя несколько минут – я как раз остановился под горловиной люка – створки втянулись в пазы: кислородная смесь была откачена.

Я ухватился за шест, слегка оттолкнулся ногами от палубы и полез к выходу, перебирая руками. Выбраться оказалось сложнее, чем попасть внутрь: мешали торчавшие в люке штанги мачты. Пришлось прижиматься к ним всем телом и медленно подтягиваться, стараясь не зацепиться ранцем за края горловины. Избежать пары-тройки ударов все же не удалось: МОУ продолжало изрядно трясти. А мысль сложить пробозаборник я отверг, войдя в отсек, он был мне нужен. В конце концов, протиснувшись наружу, я облегчённо вздохнул. Зря, как оказалось. Порывы ветра долбили в спину, в шлем, в грудь, со всех сторон, явно желая оторвать от шеста наглого человечишку, расползавшегося здесь, на высоте. Мачта пробозаборника бултыхалась, я не мог подобрать иного слова, из стороны в сторону по мере удаления от модуля.

Я торопливо вытянул из набедренной сумки скафандра страховочный трос, обернул вокруг мачты и защёлкнул карабин замка. Подрегулировал фиксатор, чтобы тот не скользнул в обратном направлении, и пополз по штангам к трясущемуся концу. К счастью, автоматика скафандра была в полном здравии, в частности, обдув. Иначе вообще бы ничего не видел от заливавшего глаза пота. «Похудеешь с этими перелётами», – мелькнула совершенно неуместная мысль.

Добравшись до последней штанги, увенчанной розеткой с выпущенными щупальцами сети – большей частью облепившей под ветром последние метры мачты пробозаборника, – я, наконец, понял, каким оптимистом был десять минут назад, в модуле. Последние штанги не просто раскачивало, их мотало по рваной амплитуде вверх-вниз, из стороны в сторону, доводя до тошноты. Обхватив руками-ногами ствол мачты, и прижавшись к ней, как к любимой девушке, я запустил движок ранца и тщетно старался уловить миг, когда можно было бы попытаться перескочить к энерговоду, не рискуя стопроцентно упорхнуть куда-нибудь.

И дождался, пропустив несколько подходящих моментов.

Оттолкнувшись от штанги, я ухнул головой вниз, получил пару чувствительных ударов в бок, не смягчённых даже скафандром, и судорожно вцепился в удивительно прочный ледяной кристалл, наросший на пластиковой трубе. Подтянулся и, наконец, ухватил за предплечье жуткую фигуру, оказавшуюся намного больше, чем смотрелась со стороны.

Под очередным порывом ветра, она согнулась, будто пытаясь вырваться, и опять распрямилась. В тот же миг я с силой дёрнул её на себя.

Не представляю, как я её не выпустил, когда нас сорвало с энерговода и понесло в сторону и вниз на разматывающемся тросе. И потом, когда болезненный удар-толчок остановил безумный полёт, и мы повисли, раскачиваясь из стороны в сторону в семидесяти метрах под пробозаборником.

«Задним умом крепок» говорили раньше. Действительно, стоило подумать, прежде чем отправляться в спасательную экспедицию. Напоясной лебёдки в высотном костюме не было, всё ж таки это не скафандр в полном смысле слова и не костюм спасателя, а подтянуться на одной руке в таком воздушном потоке, плотностью напоминавшим стекло – всё видно, а не пройдёшь, – да ещё с неудобным грузом было просто нереально. Для меня, во всяком случае. Я не Геракл. Приходилось уповать на Дарью, надеясь, что девушка что-нибудь придумает, а не просто решит приземлиться. Иначе, мне не поздоровится: скафандр долго не выдержит.

МОУ плавно двинулся, оставляя слева махину преобразователя. Я болтался на тросе, обхватив обеими руками сорванную с КППм фигуру, время от времени выписывая такие кульбиты, что начинал опасаться, как бы этим самым тросом не захлестнуло шею. По моим прикидкам, оставалось несколько минут, пока ветер и мельчайшие частицы пыли прорвут скафандр, но тут модуль выскользнул из турбулентной зоны; экзосфера у Марса начинается намного ближе к поверхности, чем у Земли.

Тряска прекратилась. МОУ как бы завис в голубоватой серости, а меня по инерции продолжало нести. Теперь уже в космос.

Ну, туда нам не надо.

Я потянул за трос, подтягиваясь к модулю.

Снова ярко-освещённая конусообразная секция для атмосферных зондов и фигура в скафандре на полу. Дежавю какое-то! Хорошо хоть эта фигура – не я.

– …ть! – закончила Даша. Она стояла рядом и высказывала всё, что думала о моей вылазке наружу и обо мне в частности.

– И ты мне тоже очень нравишься, – согласился я.

Даша фыркнула.

– Как он вообще сюда попал? – спросила чуть погодя, успокоившись.

– Вулканический выброс?

Она посмотрела на меня, как на идиота.

– Извини. Первое, что в голову пришло.

– Нет на Марсе больше вулканов. После терраформирования марсианское ядро застывает и со временем вообще превратится в железно-никелевое.

– И? – осторожно спросил я.

– Вообще-то точно никто не знает, – вздохнула Даша. Вздох перерос в небольшой зевок, который она торопливо прикрыла ладошкой. – На трёхсоткилометровой глубине плещутся целые железно-никелевые моря. Удалось разработать взаимосвязь между ростом марпоники и увеличением давления на марсианское ядро. Теперь оно отвердевает намного быстрее, а жидкий металл под воздействием террамодуляторов, двигаясь вокруг него, как на Земле, создаёт магнитное поле. Сами стебли подпитываются серой, выдавливаемой из глубин планеты при отвердевании ядра. Иначе все наши насаждения бы просто не прижились здесь. И никаких вулканов это не прогнозирует. Бывают, правда, разрывы почвы с выбросами…

Она замолчала и потянулась снять измазанный изнутри шлем, но я удержал.

– Ты уверена?

– В каком смысле? – Девушка удивлённо вскинула брови.

– Тело неизвестно сколько висело на преобразователе. Могло разложиться.

Даша повела носом.

– Вряд ли, – сказала она, но голос звучал неуверенно, – запаха нет.

– За бортом вообще то минус, и в любом случае, оно обезображено. Удары ветра такой силы не отличаются от ударов кувалдой.

– Чем?

– Большим тяжёлым молотом.

– Я не кисейная барышня! – возмутилась Дарья. – В любом случае, мне нужно посмотреть, я многих знаю.

Ещё бы не знать. Тут всего тридцать тысяч народу. Не так и много, как может показаться. Особенно для целой планеты. Причём большая часть – шахтёры, штолен-проходчики, я бы сказал, в кои переквалифицировалось большинство террапреобразователей после того, как было сформировано нынешнее лицо Марса. По всей планете бились штольни в поисках льда или воды; последней было разведано катастрофически мало. Положение осложнялось тем, что при терраформировании были перемешаны и изменены все верхние слои планеты до подпочвенных, из-за чего все сопутствующие признаки залегания водяных пластов сверху стало не определить. Углекислота полярных шапок и водяные льды исчезли в процессе терраформирования. Климатические преобразователи и марпоника, конечно, прекрасно, но для переселения на Марс миллионов, нужен целый океан воды, иначе освоение некогда красной планеты затянется лет на триста. Что для Земли не есть хорошо.

Я вздохнул и наклонился к лежащей на полу фигуре. Кстати, а почему она лежит в невесомости? Вот так номер! Я только сейчас обратил внимание, что это не спейс-сюйт, а скафандр глубь-разведчика, элиты упомянутых штолен-проходчиков, из особого, жаропрочного, металлопластика с электромагнитным усилителем экзоскелета на плече. Понятно, отчего фигура выглядит великаном и не отрывается от палубы. И почему не сорвалась с КППМ: разорвать металлопластик, даже пробитый, задача трудновыполнимая. Мне просто повезло.

Я отстегнул фиксатор шлема, чуть повернул влево и снял.

Даша тихо ахнула.

Черты лица оказались смазанными, то есть, именно смазанными: надбровные дуги, лоб, щёки и рот слились в единую плоскость с чуть заметным выступом-носом, а на месте глаз были едва заметные впадинки. Кожа без малейших следов волос, выглядела бледно-блёклой и тонкой. Больше всего это напоминало недоделанный пластмассовый манекен, которые любят выставлять у входов центры модной одежды.

Я не удержался и потрогал то, что должно было быть щекой. Кожа вмялась от легчайшего прикосновения и застыла.

Черт!

– Ну что? – Я посмотрел на Дашу, та заворожённо уставилась на подобие лица найденного незнакомца. – Знаешь его?

– Издеваешься? – Девушка судорожно сглотнула и продолжила уже более уверенно: – Надо снять скафандр, узнать, от чего он погиб.

– Зачем? – Я попытался пожать плечами. Елки-палки, и что меня всё время тянет пожимать плечами в скафандрах? – Он мёртв. Не знаю, что с ним произошло: несчастный случай или преступление, но пусть разбираются соответствующие службы.

– Это какие? – фыркнула Даша. – Отдел поддержания правопорядка при Марсианской Директории? У них опыта только на разбушевавшихся шахтёров хватает, когда те после вахтовых дежурств отдыхают, так сказать. В барах.

– Зря ты так, – посетовал я. – Наверняка там есть профессионалы, просто не афишируются лишний раз. Да и в концернах имеются свои службы безопасности.

– Спрашивается, для чего?

– Не скажи. Влезать в собственные дрязги и разборки проще своим, хотя и объективности там поменьше. Зато и оперативность, как правило, на высоте. А это иногда важнее всего остального.

– Воспитывать надо, – буркнула Даша. – Тогда и охранники не понадобятся.

– Кто ж спорит, – согласился я. – Надо. Только я не охрану имел в виду. И к тому же, после трёхнедельных вахт в тяжелейших условиях, не стоит ждать, что народ побежит в библиотеку.

– Лучше дома терпимости открывать!

– Не знаю. Не лучше, наверное. Давай, переберёмся в более комфортное место. А тело оставим здесь.

Даша задумчиво посмотрела на меня, потом взглянула на безликую фигуру и кивнула.

– Хорошо. Только нужно как-то его привязать…

Грохнуло. Обшивку в пяти метрах от люка смяло внутрь и разорвало небольшими иззубренными дырами, куда со свистом тут же устремился воздух. Модуль не очень резко стало раскручивать вокруг оси и явно сносить в сторону. Скорее всего, к лежавшему внизу Марсу.

Грохнуло ещё раз. И снова несколько новых пробоин.

Ё-мое! Да в нас стреляют!

Я вцепился в Дашину руку и, не отрывая ног от палубы, коньковым способом, скользнул к борт-переборке, в рубку. Отпустил девушку и влез в кресло.

Добрая треть свето-сенсорной панели горела и мигала угрожающе багровым, оповещая о разгерметизации корпуса, нарушении системы жизнеобеспечения, потери курса и прочих радостях. А самое противное – что частично отключилась автоматика. Почему – непонятно.

Всё это, я только сейчас обратил внимание, сопровождалось громким воем сигнализатора. Ладно, главное, двигатель и м-аккумулятор в порядке. Пока.

Ткнув по ходу пальцем в значок отключения сирены, я подхватил луковицу ручного управления. Свистящий писк вырывавшегося воздуха тоже смолк – видимо, Даша закрыла борт-переборку и включила откачку воздуха.

Снова грохнуло – панель послушно показала новые отверстия в обшивке. Я дал усиленный выхлоп, отправляя МОУ вращающимся волчком сойти с пристрелянной орбиты, и, кажется, вовремя. Камеры панорамного обзора зафиксировали слабую вспышку внизу, и по энерговоду прикрывшего нас от поверхности КППм, пробежала искрящаяся дорожка, разбивая в клочья наросший лёд. Самому преобразователю они не повредили, да и едва ли бы смогли: такую махину и ракетой не свернёшь.

Я высветил над панелью голографическую карту лежащей внизу поверхности, отметил на ней расположение точки ведения огня и дал команду компьютеру на максимальное увеличение. К огромному моему сожалению, сгустившиеся сумерки не позволили ничего рассмотреть. Ещё одна вспышка, уже чуть в стороне от того места, которое я засёк. В нас, к счастью, не попали.

– Нас обстреливают! – Это Даша, усевшись в соседнее кресло, пыталась связаться с кем-нибудь по VVS. – Здесь Дарья Лайт, всем, кто меня слышит! МОУ ИКП-2 подвергся нападению в квадрате ZH7! Повторяю!..

– Как запустить зонд по координатам? – рявкнул я ей.

Она наклонилась и быстро набрала что-то на панели. Среди мигающих красных сигналов тревоги развернулось небольшое окошко со стилизованным значком зонда. Я быстро ввёл полученные цифры, молясь про себя, чтобы открылась горловина люка в искорёженной обшивке. Кажется, получилось. Взвыл негромкий ревун, потом ещё один и ещё. На внутренней камере я видел, как поднимается страховочная сеть эллинга и в открытый люк один за другим ныряют крутобокие бочонки старт-капсул атмосферных зондов. А на наружной – как вспыхивают дымно-алым их двигатели, и зонды с бешеной скоростью уносятся вниз, к планете.

Стрельба прекратилась. Выждав какое-то время, я осторожно выдвинул модуль из-под прикрытия преобразователя. Ничего. Осмелев, я отвёл МОУ от КППм, отключил все наружные лайт-сигналы и направил машину вниз. В наступившей темноте без специальной аппаратуры разглядеть наш модуль было непросто. Меня очень интересовало: кто же так не хочет, чтобы мы снимали покойника? И из чего вообще нас обстреливали? Не помню, чтобы на Марсе имелись зенитные установки стокилометровой дальнобойности.

– Ты что задумал? – поинтересовалась Даша, глядя на мои манипуляции с управлением. – Хочешь сесть?

– Да, – я кивнул. – Хочу посмотреть, кому это понадобилось нас расстреливать. И не уговаривай этого не делать. Связи до сих пор нет, а пока мы доберемся до властей, здесь все разбегутся.

– Я и не собиралась. Только хочу предупредить, чтобы ты не вздумал меня бросать на борту и в одиночку отправляться на разведку. Вместе пойдём!

Я промолчал, прикидывая, где лучше посадить МОУ – и недалеко, чтобы не тащиться неведомо сколько, и не близко, чтобы не заметили. Особенно меня тревожили предстоящие выхлопы посадочных двигателей. Хотя, конечно, если у нападающих есть радар или масс-детектор, нас и так засекут за милую душу.

– Что молчишь? – Даша повернулась вместе с креслом и смотрела на меня. Васильково-синие глаза потемнели до грозового неба, в них даже начали проскальзывать небольшие чёрные молнии.

– Хорошо. – Кажется, она удивилась. – Только одно условие: выполнять все мои команды. Без разговоров и вопросов.

– Почему?..

– Даша!

– Ладно-ладно, ты – босс. Думаешь, стреляли из-за находки?

– Из-за чего ещё? Чем вообще стреляли? Как ухитрились нас достать?

– Это как раз просто. Вакуум-пробойник для разработки штолен, этакое электромагнитное ружьё. Придаёт той же пирокартечи колоссальную начальную скорость, персонал управляет дистанционно, иначе дробящаяся порода покалечит. Видела я: один такой залп в базальте целый коридор пробивает.

– Ну, начальная скорость и дальность немного разные вещи.

Я легонько поглаживал луковку пульта, снижаясь к невидимой ночной поверхности не столько по приборам – собственно работал только указатель высоты, сколько на интуиции. Ни радар, ни интровизор не подавали признаков жизни. Зато сильно шумело за борт-переборкой: воздух со свистом заполнял разгерметизированный отсек.

– Иногда, в особо плотных породах стреляют обоймами… э-э…пирокартечью. Такие мини-ракеты с зарядом.

– Понятно, – проворчал я, не поверив, но спорить не стал.

Транслируемый обзорными камерами видеосигнал являл собой разрастающийся чёрный прямоугольник. Альтиметр показал двадцать метров до поверхности, когда я хоть что-то разглядел. Радости, правда, не принесло. Тёмная равнина и только.

Надеюсь, не ошибся!

Я нажал клавишу аварийной посадки.

Мгновенный вакуум-выброс погасил снижение многотонной махины МОУ, даже немного подбросил, и растворился в окружающей марпонике, взбив её поросли на несколько метров вокруг, насколько я разглядел. С глухим стуком закрылся люк вакуум-камеры. Модуль качнулся на выпавших по сторонам днища лапах-амортизаторах и застыл. Ненадолго. Три из пяти лап внезапно просели вниз, и МОУ заскользил куда-то вниз, постепенно заваливаясь на левый борт.

Даша ругнулась сквозь зубы и дёрнула меня за руку, отбирая пульт ручного управления и одновременно включая автомат посадочной стабилизации. Надсадно взвыл гидравлический привод амортизаторов, добавляя длины стойкам просевших лап. Какой-то миг казалось, что ничего не происходит и МОУ вот-вот опрокинется, но затем скольжение прекратилось. Модуль стоял в темноте, внутри отчётливо слышалось потрескивание – остывала раскалившаяся об атмосферу внешняя оболочка корпуса.

– И что это было? – спросил я вслух.

– Склон будущего озера, – сказала Даша.

– Э?

– Не «Э», а «О». Озеро. При терраформировании загодя создали ложа рек и озёр, очень хотелось всем океан, хотя бы море, но увы… Если создавать океан, то нашими темпами он появится не раньше чем через тысячелетие. Вот кабы отыскали воду, был бы совсем другой расклад. Но ты молодец, Илай, посадить в темноте МОУ при неработающей авионике! Я бы не смогла.

– Погоди. Ты уверена, что это склон будущего озера?

– Уверена. Под преобразователями всегда либо озеро, либо речка спланированы.

– И отговаривать тебя идти бесполезно?

В ответ я получил сердитый взгляд.

– Оружия, конечно, нет.

– Конечно, нет. Мы, знаешь ли, за погодой следим, а не воюем.

– Извини, – покаялся я. – Просто с оружием чувствуешь себя уверенней. Наверное.

– Чего нет, того нет. – Даша выбралась из кресла, я последовал её примеру. – Выходим.

Даша откатила вделанную в переборку дверцу и достала два утеплённых комбинезона.

– Держи!

Действительно, что-то я размяк. В скафандре много не походишь, они на это просто не рассчитаны, а ночи на Марсе холодные и очень. До сих пор температура опускается до минус 20-30 градусов. Но это ещё ничего, прежде она опускалась и до минус восьмидесяти. Кряхтя, я переоделся, дождался, пока авторегуляторы полу-сапог подгонят обувку по размеру, и натянул на макушку капюшон. Всё, готов. Будем надеяться, что ярко-красные цвета комбинезонов не станут выделяться светлыми пятнами на фоне ночи.

Конечно, отправляться на встречу с неведомым злодеем невооруженным – заведомая авантюра, а совместно с девушкой – ещё и плохая авантюра. Следовало просто добраться до ближайшего посёлка и сообщить о нападении в отделение поддержки правопорядка. В конце концов, это их епархия. Им за это деньги платят.

С другой стороны, платят немного, а поскольку прожиточный минимум на Марсе заоблачней некуда, ОПП оплачивают медицинские услуги и жильё. Последнее – в разумных пределах, разумеется.

Я хмыкнул. Завидую, что ли? Та ещё радость: следить за порядком, особенно растаскивать выпивших штолен-проходчиков с пудовыми кулаками. Где, кстати, выпивку берут? В смысле, в таких количествах? С земли спиртное поступает в строго ограниченных дозах; не столько ради морального облика колонистов, сколько из-за ограниченного объёма космических транспортников. На Марсе пока гораздо важнее получать запчасти к киберплугам – тем более, что тут пока не могут наладить их производство, – чем бутылки «Джека Дэниэльса». Или водки.

Даша тем временем откатила панель, и мы с ней чинно сошли на пандус.

Я выругался.

– В чём дело? – Голос Даши был холоден, как непроглядная темень за пандусом.

– Прости, – покаялся я. – Совсем упустил, что пандус освещён, и сейчас нас за километр видно.

– Это не повод ругаться! – Даша шагнула к светившейся красным маленькой панели пульта связи с центральным компьютером МОУ, набрала команду. Встроенные светопанели по краям пандуса погасли.

– Больше не буду, – пообещал я. Девушка явно нервничала перед вылазкой неизвестно куда. Я и сам недалеко ушёл: внутри словно натянулась струна и время от времени подрагивала.

Я опустил на нос оплётку ПНВМ – модифицированного к местным условиям прибора ночного видения, эдакую помесь интровизора и теплоскана. Темнота распалась на бледно-зелёные завитки марпоники и синеватого провала до небес за тёмно-чёрным языком пандуса. Небо в приборе светилось желтоватой зеленью, регулярно накатывающейся волнами. Красиво, должен признать.

Мы выбрались наружу, было холодно. Марпоника под ногами похрустывала – стелющиеся завитки от мороза сделались твёрдыми и скользкими. До утра.