Текст книги "Рассказы - 1"

Автор книги: Висенте Бласко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Вдали слышался скрипъ колесъ. Въ поляхъ перекликались голоса, рзко звуча въ тихой атмосфер сумерекъ.

Маріета тревожно глядла передъ собою на дорогу. Никого. Она была одна съ зятемъ.

Тотъ медленно заговорилъ, не переставая улыбаться адскою улыбкою… Ему нечего было сказать ей, разв только, чтобы она молилась. Да еще, если ей страшно, то можетъ закрыть передникомъ лицо. У такого человка, какъ онъ, нельзя безнаказанно убить брата.

Маріета попятилась назадъ съ испуганнымъ выраженіемъ человка, который просыпается внезапно и видитъ вокругъ себя опасность. Воображеніе, затуманенное страхомъ, рисовало ей до этого момента, самое ужасное насиліе – удары палкою, избитое тло, вырванные волосы, но… молиться и закрывать лицо! Умереть! И такіе ужасы произносились такъ хладнокровно.

Заикаясь отъ страха, дрожа и умоляя, она попробовала умилостивить Т_е_у_л_а_и. Все это ложь и сплетни людскія. Она любила его бднаго брата всею душою, даже до сихъ поръ, и умеръ онъ только потому, что не послушался ея. A y нея не хватило духу выказывать холодность и равнодушіе къ человку, который былъ такъ страстно влюбленъ въ нее.

Но смльчакъ слушалъ ее молча, и саркастическая улыбка его смнилась отвратительною гримасою.

– Замолчи, дочь вдьмы.

Она съ матерью убили бднаго Пепета. Весь свтъ зналъ объ этомъ. Он отравили его гадкимъ зельемъ… А если онъ будетъ долго слушать ее, она околдуетъ, пожалуй, и его. Но нтъ, онъ не попадется въ ея лапы, какъ дуракъ – братъ.

И желая выказать твердость гіены, любящей на свт одну только кровь, Т_е_у_л_а_и схватилъ своими костлявыми руками Маріету за лицо, поднялъ его, чтобы разсмотрть поближе, и хладнокровно поглядлъ на ея блдныя щеки и черные, горящіе глаза, на которыхъ сверкали слезы.

– Вдьма… отравительница.

И несмотря на свою жалкую и тщедушную вншность, онъ однимъ ударомъ сбилъ здоровую женщину съ ногъ, заставилъ ее – крпкую, сильную, мускулистую – встать на колни и, сдлавъ шагъ назадъ, сталъ искать что-то въ пояс.

Маріета совсмъ обезсилла. На дорог не было видно никого. Вдали попрежнему слышались голоса людей и скрипъ колесъ; въ сосднемъ болот квакали лягушки; на склонахъ холмовъ стрекотали кузнечики, и собака зловще выла около послднихъ домовъ деревни. Поля медленно окутывались ночнымъ туманомъ.

Когда Маріета почувствовала, что она окончательно осталась одна, и поняла, что умираетъ, вся ея смлость и увренность исчезли. Она разрыдалась, чувствуя себя слабою, какъ въ дтств, когда мать била ее.

– Убей меня, убей, – застонала она, закрывая лицо чернымъ передникомъ и закутывая имъ голову.

Т_е_у_л_а_и безстрастно подошелъ къ ней съ пистолетомъ въ рукахъ. Онъ слышалъ, какъ невстка стонала подъ черною матеріею, словно ребенокъ, умоляя его покончить съ нею поскоре, не заставлять ее страдать и вставляя въ мольбу слова молитвъ, произносимыхъ быстрымъ, прерывистымъ голосомъ. Онъ былъ опытнымъ человкомъ и, направивъ дуло пистолета въ опредленное мсто подъ чернымъ передникомъ, выпустилъ сразу оба заряда.

Маріета выпрямилась среди дыма и огня, словно вскочила на пружин, и упала на землю, корчась въ агоніи и разбрасывая ногами ппатье.

Изъ черной безжизненной массы выглядывали блые чулки на очаровательно-полныхъ ногахъ, содрогавшихся въ послднихъ мукахъ агоніи.

Т_е_у_л_а_и же былъ вполн спокоенъ, какъ человкъ, который ничего не боится и разсчитываетъ въ худшемъ случа на бгство въ горы. Онъ былъ доволенъ своимъ поступкомъ и вернулся въ деревню за племянникомъ.

Принявъ мальчика изъ рукъ испуганной старухи, онъ чуть не заплакалъ.

– Бдненькій, бдненькій мой! – сказалъ онъ, цлуя его.

И дядя былъ гордъ и счастливъ, въ увренности, что совершилъ для ребенка великое дло.

Чудовище

Весь Тихій кварталъ зналъ этого дьявольскаго ломового извозчика, который приводилъ на улиц народъ въ ужасъ своею руготнею и бшенымъ щелканьемъ бича.

Населеніе большого дома, гд онъ жилъ внизу, много способствовало созданію его скверной репутаціи. Этотъ гадкій человкъ ругался, какъ никто другой. А еще пишутъ въ газетахъ, что полиція арестуетъ людей за брань и ругань!

По словамъ нкоторыхъ сосдей извозчикъ Пепе заслуживалъ ежедневно, чтобы ему отрзали языкъ или залили ротъ расплавленнымъ свинцомъ, какъ въ лучшія времена Святой Инквизиціи. Ничего-то онъ не оставлялъ въ поко, ни божественнаго, ни человческаго. Онъ выучилъ наизусть имена всхъ почтенныхъ святыхъ въ календар, исключительно ради удовольствія о_с_к_о_р_б_л_я_т_ь ихъ. Стоило ему только разозлиться на своихъ лошадей и занести хлыстъ, какъ ни одинъ святой, какъ бы глубоко онъ ни сидлъ, притаившись, въ одной изъ клточекъ мсяца, не избгалъ печальной участи и не подвергался профанаціи въ самыхъ грязныхъ выраженіяхъ. Однимъ словомъ, это былъ одинъ ужасъ! А хуже всего было то, что какъ только Пепе накидывался на своихъ упрямыхъ животныхъ, подгоняя ихъ не столько хлыстомъ, сколько ругательствами, мстные ребятишки подбгали немедленно и слушали его съ величайшимъ вниманіемъ, упиваясь неизсякаемымъ краснорчіемъ маэстро.

Сосди, которыхъ онъ ежечасно изводилъ непрерывнымъ рядомъ ругательствъ, не знали, какъ избавиться отъ него, и не разъ искали заступничества у хозяина дома, скупого старика, который сдалъ Пепе конюшню, за неимніемъ лучшаго жильца.

– Не обращайте на него вниманія, – отвчалъ тотъ. – Подумайте, вдь, это же ломовой извозчикъ, а для такого промысла не требуется сдавать экзамена на вжливость. Онъ невоздержанъ на языкъ, но очень аккуратный человкъ и платитъ за конюшню всегда въ срокъ, не задерживая денегъ ни на одинъ день. Будьте же снисходительны къ нему, господа.

Жена проклятаго ругателя пользовалась состраданіемъ всхъ жильцовъ дома.

– Напрасно вы меня жалете, – говорила она смясь:– мн не приходится страдать отъ него. Это добрйшій человкъ. Иногда онъ бываетъ вспыльчивъ, но, знаете, вдь, и:– въ чистомъ омут черти водятся. У него золотое сердце. Бываетъ изрдка, что онъ выпьетъ рюмочку для подкрпленія силъ, но это совсмъ не. то, что другіе, которые стоятъ цлыми днями у прилавка въ кабак. Онъ не оставляетъ себ ни гроша изъ заработка, а надо еще замтить, что у насъ нтъ дтей. А какъ бы ему хотлось имть ихъ!

Но бдной женщин не удавалось убдить никого въ доброт своего Пепе. Стоило только поглядть на его лицо. Въ тюрьм среди заключенныхъ нельзя было найти подобныхъ ему. Голова была сплюснута, съ гривою, какъ у животнаго, лицо смуглое съ выдающимися скулами и глубокими впадинами, глаза – вчно налиты кровью, носъ – приплюснутый, весь въ прыщахъ и въ голубыхъ жилахъ, а изъ ноздрей торчали пучки жесткихъ волосъ, словно щупальцы животнаго, занимавшаго въ череп мсто мозга.

Ни къ кому-то не чувствовалъ онъ уваженія. Онъ называлъ с_в_я_т_ы_м_и п_а_т_е_р_а_м_и лошадей, помогавшихъ ему зарабатывать хлбъ, а когда, въ минуты отдыха, садился у двери конюшни, то разбиралъ по складамъ, но такъ громко, что слышно было даже въ верхнемъ этаж, свои любимыя газеты, самыя гадкія изо всхъ, издававшихся въ Мадрид, на которыя нкоторыя дамы смотрли сверху съ такимъ ужасомъ, точно это были разрывные снаряды.

Этотъ человкъ, жаждавшій крупныхъ переворотовъ и мечтавшій о революціи, да о самой кровавой, жилъ въ Тихомъ квартал по какой-то странной насмшк судьбы.

Самыя пустяшныя разногласія его жены съ сосдними прислугами выводили ero изъ себя и, открывая кранъ у резервуара ругательствъ, онъ клялся, что свернетъ шею всмъ жильцамъ и подожжетъ домъ. Четырехъ капель воды, падавшихъ съ галлерей въ его дворикъ, было достаточно, чтобы изъ его поганыхъ устъ вышла немедленно печальная процессія профанированныхъ святыхъ подъ аккомпаниментъ ужаснйшихъ пророчествъ на тотъ день, когда міръ будетъ приведенъ въ порядокъ, и бдные люди возьмутъ верхъ надъ богатыми и займутъ т мста, которыя имъ подобаютъ.

Но ненависть его ограничивалась взрослыми людьми, боявшимися его; когда же какой-нибудь мальчикъ проходилъ мимо него, Пепе привтствовалъ его улыбкою, похожею на звокъ чудовища, и протягивалъ свою мозолистую руку, пытаясь приласкать ребенка, поскольку онъ былъ способенъ на это.

Твердо держась того мннія, что не слдуетъ давать никому покоя въ дом, онъ набрасывался съ руганью даже на бдную С_у_м_а_с_ш_е_д_ш_у_ю, бродячую кошку, которая занималась хищничествомъ во всхъ квартирахъ; тмъ не мене жильцы терпли ее за то, что, благодаря ей, въ дом не осталось ни одной мыши.

Эта бродяга съ блою, шелковистою шерстью произвела на свтъ потомство и, ввиду необходимости основаться гд-нибудь на постоянное жительство, избрала съ этою цлью дворъ чудовища, можетъ-быть въ насмшку надъ этимъ ужаснымъ человкомъ.

Надо было послушать, какъ отозвался на это иэвозчикъ. Разв это скотный дворъ, чтобы мстныя животныя являлись со своими дтенышами поганить его? Вотъ подождите, не станетъ онъ терпть этого, а коли онъ разсердится въ серьезъ, то С_у_м_а_с_ш_е_д_ш_а_я съ котятами мигомъ полетятъ и разобьются о ближайшую стну.

Но пока чудовище собиралось съ силами, что бы швырнуть кошекъ въ стну, и кричало объ этомъ по сто разъ въ день, кошачье потомство продолжало спокойно лежать въ углу, образуя клубокъ изъ черной и рыжей шерсти, въ которой блестли и искрились маленькіе глазки, и отвчало на угрозы извозчика насмшливымъ мяуканьемъ.

Нечего сказать, хорошее это было лто! Работы было мало, а жара стояла адская. Это сильно раздражало Пепе, и гнвъ легко закипалъ въ немъ ключемъ, а ругательства вырывались тогда изъ его устъ, какъ пузыри въ вод.

Имущіе люди разъхались далеко, по своимъ Біаррицамъ и Санъ-Себастіанамъ, освжая тамъ свои шкуры морскими купаньями въ то время, какъ онъ жарился въ своей душной конюшн. Жаль, что море не могло нахлынуть на берегъ и потопить этихъ паразитовъ! Въ Мадрид совсмъ не осталось людей, и работы было очень мало. Два дня уже не приходилось ему запрягать лошадей. Если дло пойдетъ такъ и дальше, придется ему, видно, състь съ картофелемъ своихъ с_в_я_т_ы_х_ъ п_а_т_е_р_о_в_ъ или наложить руки на домашнюю птицу, какъ онъ называлъ С_у_м_а_с_ш_е_д_ш_у_ю и ея дтенышей.

Однажды въ август въ одиннадцать часовъ утра ему пришлось спуститься къ Южному вокзалу, чтобы отвезти оттуда куда-то мебель.

Но ужъ пекло! На неб не было видно ни облачка, и солнце полировало, казалось, плиты троттуара и метало искры изъ стнъ.

– Ноно, голубчики! Чего теб, Сумасшедшая?

И понукая лошадей, онъ отбросилъ ногою блую кошку, которая жалобно мяукала, стараясь пролзть подъ колеса.

– Но чего же теб надо, проклятая? Убирайся, не то телга передетъ тебя.

И словно исполняя доброе дло, онъ угостилъ кошку такимъ здоровымъ ударомъ кнута, что она откатилась въ уголъ, визжа отъ боли.

Ну, ужъ и времячко для работы! Никуда нельзя было поглядть безъ того, чтобы не заболли глаза. Земля жгла. Вгеръ палилъ, точно весь Мадридъ былъ объятъ пламенемъ. Даже пыль, казалось, горла. Языкъ и горло были какъ парализованы, и мухи, обезумвшія отъ жары, кружились около губъ извозчика или прилипали къ пыхтящимъ мордамъ лошадей, ища влаги и свжести.

Спускаясь по залитому солнцемъ склону горы, чудовище приходило въ бшенство все больше и больше, ворча себ подъ носъ скверныя слова и ободряя кнутомъ лошадей, которыя совсмъ выбились изъ силъ и двигались, понуривъ голову и почти касаясь ею земли.

Проклятое солнце! Оно было самымъ подлымъ созданіемъ вселенной. Вотъ ужъ кому слдовало задать по заслугамъ въ день великой революціи, какъ врагу бдныхъ людей. Зимою оно только умло прятаться, чтобы у рабочихъ коченли руки и ноги такъ, что они переставали чувствовать ихъ и даже падали иногда съ лсовъ или попадали подъ колеса экипажей. А теперь лтомъ солнце немилосердно палило, чтобы бдняки, остававшіеся въ Маприд, жарились, какъ куры на вертел. Поганый лицемръ!

Наврно, оно меньше изводило своими лучами публику, развлекавшуюся на модныхъ плажахъ.

И вспоминая, какъ онъ вычиталъ въ своей газет, что трое андалузскихъ рабочихъ умерло отъ солнечнаго удара, извозчикъ тщетно пытался глядть прямо на солнце и грозилъ ему сжатымъ кулакомъ. Убійца! Реакціонеръ! Жаль, что ты не спустишься пониже въ день революціи!

Добравшись до товарной станціи, онъ остановился на минутку передохнуть, снялъ шапку, вытеръ съ лица потъ и, усвшись въ тни, поглядлъ назадъ на продланный путь. Дорога была вся раскалена. И онъ съ ужасомъ думалъ объ обратномъ пути вверхъ на гору, подъ палящими лучами солнца, когда пришлось бы непрерывно понукать измученныхъ жарою лошадей. Разстояніе отъ станціи до дому было невелико, но если бы даже ему сказали, что въ конюшн ждетъ его самъ Нунцій, онъ не вернулся бы теперь домой. Къ чему идти?… Даже если бы его возвращеніе домой способствовало ускоренію революціи, онъ не сразу ршился бы подняться на ropy no такой жар.

– Ну, ладно, довольно разсуждать. Пора приниматься за работу.

И онъ приподнялъ крышку большой корзины изъ дрока, привязанной къ передку телги, и запустилъ въ нее руку, чтобы вынуть веревки. Но рука его наткнулась на какую то шелковистую кучу, которая зашевелилась, и въ тоже время что-то слабо царапнуло его мозолистую кожу.

Толстые пальцы извозчика схватили добычу, и надъ корзиною показался блый котенокъ съ вытянутыми лапками и закрученнымъ отъ страха хвостикомъ, жалобно мяукавшій, словно онъ просилъ состраданія.

С_у_м_а_с_ш_е_д_ш_а_я не довольствовалась тмъ, что обратила его дворъ въ скотный дворъ, a завладла еще телгою и положила потомство въ корзину, чтобы спасти его отъ жары. Разв это не значило злоупотреблять терпніемъ людей?… Всему есть предлы. И схвативъ пять котятъ своими огромными ручищами, онъ бросилъ ихъ на землю къ своимъ ногамъ, божась въ невроятныхъ выраженіяхъ, что раздавитъ ихъ ногами и сдлаетъ яичницу изъ кошекъ.

И извергая потокъ ругательствъ, онъ вынулъ изъ-за пояса пестрый платокъ, разостлалъ его на земл, положилъ въ него шелковистую, мяукающую кучу, завязалъ четыре конца платка и пошелъ съ узелкомъ, бросивъ телгу.

Онъ бросился во всю мочь вверхъ по раскаленной дорог, опустивъ голову подъ палящими лучами, пыхтя и взбгая теперь по тому самому склону, на который онъ не желалъ подняться еще нсколько минутъ тому назадъ, хотя бы ему приказывалъ это Нунцій.

Готовилось чтото ужасное. Силы и бодрость явились у него несомннно отъ жажды зла. Можетъ-быть ему хотлось подняться высоко, очень высоко, чтобы сбросить откуданибудь съ обрыва въ пропасть узелокъ съ кошками.

Но онъ направился къ дому. У дверей его встртила С_у_м_а_с_ш_е_д_ш_а_я, весело подпрыгивая отъ радости и облизывая узелокъ съ грузомъ, гд происходила возня.

– На, поганка, – сказалъ онъ, съ трудомъ переводя духъ отъ жары и быстрой ходьбы. – Получай своихъ подлецовъ. На этотъ разъ ты счастливо отдлалась. Я прощаю теб, потому что ты – животное и не знаешь, какъ поступаетъ въ такихъ случаяхъ извозчикъ Пепе. Но если ты еще разъ сдлаешь это… гм… еще разъ…

И не будучи въ состояніи говорить дальше безъ руготни, чудовище повернулось къ нимъ спиною и побжало къ телг, опять внизъ по склону горы, ругательски ругая солнце – врага бдныхъ людей. Но несмотря на то, что жара усилилась, бдное чудовище чувствовало себя бодре, какъ-будто что-то освжило его.

Праздничный пиръ Родера

Неожиданный пріздъ депутата былъ настоящимъ праздникомъ для начальника округа. Депутатъ былъ важнымъ господиномъ изъ Мадрида и казался всемогущимъ доброму люду, говорившему о немъ, какъ о Святомъ Провидніи. Въ саду алькада состоялся роскошный, лукулловскій пиръ подъ звуки мстнаго оркестра, а сквозь садовую ограду глядли на пирующихъ любопытные глаза бабъ и ребятъ.

Весь цвтъ округа собрался на пиръ; тутъ были и священники изъ четырехъ или пяти деревень, потому что депутатъ былъ сторонникомъ порядка и здравыхъ принциповъ, и алькады, и вс господа, которые шатались во время выборовъ въ кортесы по всему округу и приносили дону Хосе незаполненные листы съ результатами выборовъ, предоставляя ему самому заполнить ихъ двственную чистоту чудовищными цифрами.

Среди новыхъ рясъ и праздничныхъ нарядовъ, сохранившихъ запахъ камфары и складки отъ лежанья въ сундукахъ, величественно выдлялись очки въ золотой оправ и черный фракъ депутата; но несмотря на все свое величіе, Провидніе округа мало привлекало всеобщее вниманіе.

Взгляды всхъ были обращены на маленькаго человчка въ плисовыхъ панталонахъ и черномъ платк на голов, худого, загорлаго, съ сильно развитыми челюстями; подл него стояла тяжелая, короткая винтовка и, пересаживаясь на новое мсто, онъ всегда переносилъ съ собою это старое ружье, составлявшее, казалось, часть его тла.

Это былъ знаменитый Кико Больсонъ, герой округа, р_о_д_е_р_ъ, имвшій за собою тридцать лтъ подвиговъ. Молодежь глядла на него съ почти суеврнымъ страхомъ, вспоминая раннее дтство, когда матери говорили, чтобы заставить дтей молчать:– Погоди, вотъ придетъ Больсонъ.

Ему было двадцать лтъ, когда онъ убилъ двоихъ изъ ревности, и спасся съ ружьемъ въ горы, живя тамъ съ тхъ поръ жизнью р_о_д_е_р_а, странствующаго рыцаря сіерры. Противъ него было затяно боле сорока процессовъ, въ ожиданіи, что онъ окажется столь любезнымъ, чтобы дать себя поймать. Но Больсонъ былъ не такъ глупъ! Онъ прыгалъ, какъ коза, зналъ каждый уголокъ въ горахъ, разбивалъ выстрломъ монету на лету, и жандармы, уставшіе отъ вчныхъ безплодныхъ поисковъ, кончили тмъ, что перестали преслдовать его.

Воромъ онъ не былъ никогда. Онъ отличался рыцарскимъ духомъ и питался въ горахъ тмъ, что ему давали изъ страха или искренняго уваженія мстные фермеры. Если же въ округ появлялся воръ, винтовка Больсона скоро прескала его преступленія. Р_о_д_е_р_ъ был честенъ по своему и не терплъ воровства. Кровь… это другое дло; руки его были до локтей въ крови. Въ его глазахъ жизнь человческая стоила меньше камня на большой дорог. Это хищное животное великолпно пользовалось всми средствами для убійства враговъ – пулею, ножомъ, съ глазу на глазъ, когда у людей хватало мужества выступить противъ него открыто, и изъ засады, когда люди были такъ же осторожны и хитры, какъ онъ самъ. Изъ ревности онъ уничтожилъ всхъ остальныхъ р_о_д_е_р_о_в_ъ, хозяйничавшихъ въ горахъ; сегодня одного, завтра другого, онъ отправилъ на тотъ свтъ многихъ прежнихъ враговъ и не разъ спускался по воскресеньямъ въ деревни и укладывалъ на площади, по выход изъ церкви, алькадовъ и вліятельныхъ помщиковъ.

Теперь уже его перестали безпокоить и преслдовать. Онъ убивалъ только по политическимъ соображеніямъ людей, которыхъ почти не зналъ, ради обезпеченія торжества дона Хосе, вчнаго представителя округа. Хищное животное было безсознательною лапою того крупнаго избирательнаго полипа, который приводился въ движеніе тамъ далеко въ министерств внутреннихъ длъ.

Больсонъ былъ женатъ на женщин, изъ-за которой онъ совершилъ первое убійство, и жилъ въ сосдней деревн_? окруженный дтьми, какъ славный, добродушный отецъ семейства, покуривая сигары съ жандармами, исполнявшими велнія свыше; а когда, изъ-за какого-нибудь новаго подвига, надо было сдлать видъ, что его преслдуютъ, онъ проводилъ нсколько дней, охотясь въ горахъ и упражняясь въ изумительной мткости прицла.

Стоило только поглядть, какъ его угощали и какъ ухаживали за нимъ видные персонажи округа. – Больсонъ, кусочекъ цыпленка; Больсонъ, еще глотокъ вина. – Даже священники добродушно хохотали, похлопывая его по плечу и приговаривая по отечески:– Ахъ, Больсонетъ, какой ты нехорошій!

Этотъ пиръ давался для него и ни для кого иного. Только ради него остановился здсь величественный донъ Хосе проздомъ въ Валенсію. Онъ желалъ успокоить Больсона и положить конецъ его жалобамъ, которыя становились все грозне.

Въ награду за его труды во время выборовъ депутатъ общалъ ему полное помилованіе. Больсонъ, чувствовавшій приближеніе старости и жаждавшій жить спокойно, какъ честный крестьянинъ, повиновался всемогущему сеньору, воображая, по своей некультурности, что каждое политическое преступленіе, каждое варварство приближаютъ его къ помилованію.

Но годы шли, и общанія оставались общаніями. Р_о_д_е_р_ъ продолжалъ твердо врить во всемогущество депутата и объяснялъ задержку въ помилованіи небрежностью дона Хосе.

Но въ конц концовъ покорность р_о_д_е_р_а смнилась угрозами, и донъ Хосе струсилъ, какъ укротитель передъ разъяреннымъ дикимъ животнымъ. Больсонъ писалъ ему каждую недлю въ Мадридъ въ угрожающемъ тон, и эти письма, нацарапанныя кровавою лапою дикаго звря, произвели наконецъ на депутата должное впечатлніе и вынудили его предпринять поздку въ округъ.

Стоило поглядть, какъ эти двое разговариваютъ посл пира въ одномъ уголку сада. Депутатъ говорилъ подобострастно и любезно, Больсонъ – грозно нахмурившись и угрюмо:

– Я пріхалъ исключительно съ цлью повидать тебя, – говорилъ донъ Хосе, подчеркивая оказанную имъ р_о_д_е_р_у честь. – Чего ты торопишь меня? Разв теб плохо живется, дорогой Кико? Я поставилъ тебя подъ покровительство губернатора; жандармы тебя не трогаютъ. Чего же теб еще надо?

Ничего и все. Правда, его не безпокоили, но это было очень ненадежно. Времена могли измниться, и ему пришлось бы тогда вернуться въ горы. Онъ требовалъ исполненія общаннаго – помилованіе и все тутъ! И онъ выражалъ свое требованіе то на валенсійскомъ нарчіи, то на испанскомъ язык, но съ невроятнымъ выговоромъ.

– Получишь его, голубчикъ, получишь. Помилованіе должно выйти очень скоро, несомннно въ одинъ изъ ближайшихъ дней.

Б_о_л_ь_с_о_н_ъ улыбнулся съ жестокой ироніей. Онъ былъ не такъ глупъ, какъ полагали. Онъ посовтовался въ Валенсіи съ однимъ адвокатомъ, который посмялся и надъ нимъ, и надъ общаннымъ помилованіемъ. Ему нужно было дать себя арестовать, терпливо принять двсти или триста лтъ тюремнаго заключенія, къ которымъ его могли приговорить по безчисленнымъ процессамъ, а затмъ, когда онъ отсидитъ часть срока въ тюрьм, – ну, скажемъ примрно лтъ сто! – получить помилованіе. Чортъ возьми! Довольно съ него шутокъ. Онъ никому не позволяетъ насмхаться надъ собою.

Депутатъ встревожился, увидя, что почти лишился доврія р_о_д_е_р_а.

– Этотъ адвокатъ – дуракъ. Неужели ты серьезно воображаешь, что для правительства существуетъ что-либо невозможное? Знай твердо, что ты скоро избавишься отъ всхъ своихъ бдъ. Клянусь теб въ этомъ.

И депутатъ излилъ на него потокъ своего краснорчія, зная издавна вліяніе своей болтовни на эту тупую голову.

Къ р_о_д_е_р_у вернулось понемногу довріе къ депутату. Хорошо, онъ подождетъ, но только одинъ мсяцъ – не больше. Если помилованіе не придетъ по истеченіи этого срока, онъ перестанетъ писать и безпокоить дона Хосе. Онъ, конечно, депутатъ и важный баринъ, но для пули вс люди одинаковы.

И закончивъ рчь этою угрозою, онъ взялъ свое ружье и попрощался со всей честной компаніей. Онъ возвращался домой въ деревню и хотлъ воспользоваться вечеромъ, потому что такіе люди, какъ онъ выходятъ по ночамъ на дорогу только въ случа необходимости.

Съ нимъ здилъ мясникъ изъ той же деревни, гд жилъ онъ самъ; это былъ крупный парень, восхищавшійся его силою и ловкостью и сопровождавшій его всюду.

Депутатъ попрощался съ ними притворно-любезно.

– Прощай, дорогой Кико, – сказалъ онъ, пожимая руку р_о_д_е_р_а. – Успокойся, скоро настанетъ конецъ твоимъ непріятностямъ. Желаю теб, чтобы дтки были здоровы. И скажи жен, что я помню еще, какъ ласково она приняла меня послдній разъ.

Р_о_д_е_р_ъ и его поклонникъ услись въ деревенскую тартану; въ ней сидли уже три бабы изъ ихъ деревни, привтливо поздоровавшіяся съ с_и_н_ь_о_р_о_м_ъ К_и_к_о, и нсколько ребятишекъ, погладившихъ руками его заряженное ружье, точно это была святая икона.

Тартана покатилась, подскакивая на ухабахъ между фруктовыми садами, полными цвтущихъ апельсинныхъ деревьевъ. Канавы блестли подъ нжными лучами заходящаго солнца, и воздухъ былъ полонъ теплаго дыханія весны, напоеннаго чуднымъ благоуханіемъ и нжными звуками.

Больсонъ былъ доволенъ. Сто разъ общали ему помилованіе, но на этотъ разъ онъ твердо врилъ, что дйствительно получитъ его. Его поклонникъ и оруженосецъ слушалъ его молча.

По дорог имъ повстрчалось двое жандармовъ, и Больсонъ привтливо поклонился имъ.

На поворот появилось еще двое жандармовъ, и мясникъ заерзалъ на сиднь, точно его ущипнули. Это было слишкомъ много для такого короткаго разстоянія. Р_о_д_е_р_ъ успокоилъ его. Мстная полиція была поднята на ноги изъ-за прізда дона Хосе.

Но немного дале имъ повстрчались еще два жандарма, которые медленно послдовали за экипажемъ, какъ и встртившіеся ране. Мясникъ не стерплъ. Это пахло чмъ-то сквернымъ. Больсонъ, еще не поздно! Надо выскочить скоре, броситься въ поля и спастись въ горахъ. Если все будетъ благополучно, можно, вдь, вернуться къ ночи домой.

– Врно, с_и_н_ь_о_р_ъ К_и_к_о, врно, – испуганно говорили женщины.

Но с_и_н_ь_о_р_ъ К_и_к_о только смялся надъ страхомъ этихъ людей.

– Погоняй, кучеръ… погоняй.

И экипажъ катился дальше, пока не выскочило вдругъ на дорогу пятнадцать или двадцать жандармовъ – цлое облако треуголокъ со старымъ офицеромъ во глав. Въ окнахъ тартаны появились дула ружей, обращенныхъ на р_о_д_е_р_а; женщины и дти завизжали и откинулись въ страх въ глубь экипажа.

– Больсонъ, выйди или мы убьемъ тебя, – сказалъ офицеръ.

Р_о_д_е_р_ъ вышелъ со своимъ поклонникомъ. He усплъ онъ ступить на землю, какъ былъ уже обезоруженъ. Онъ находился еще подъ впечатлніемъ болтовни своего покровителя и не желалъ сопротивляться, чтобы не задержать страстно жданнаго помилованія новымъ преступленіемъ.

Онъ крикнулъ мяснику, чтобы тотъ сбгалъ назадъ въ деревню и извстилъ дона Хосе о случившемся. Это, очевидно, ошибка, неврно понятое распоряженіе.

Мясникъ увидлъ, какъ р_о_д_е_р_а втолкнули въ ближайшій апельсинный садъ, и быстро побжалъ назадъ, встрчая по дорог прежнихъ жандармовъ, не пропускавшихъ обратно тартану.

Ему не пришлось долго бжать. Навстрчу ему попался хавшій верхомъ алькадъ, изъ тхъ, что присутствовали на праздничномъ обд… Донъ Хосе!.. Гд донъ Хосе?…

Алькадъ улыбнулся, какъ будто понялъ случившееся… Какъ только Больсонъ ухалъ, депутатъ немедленно удралъ въ Валенсію.

Все стало сразу ясно для мясника:– и бгство депутата, и улыбка алькада, и насмшливый взглядъ стараго офицера, когда р_о_д_е_р_ъ заговорилъ о своемъ покровител, вообразивъ, что онъ – жертва ошибки.

Онъ побжалъ обратно къ фруктовому саду. Но не усплъ онъ добжать, какъ блое и нжное, словно клочекъ ваты, облачко поднялось надъ вершинами деревьевъ, и раздался громкій и раскатистый залпъ, словно раздиралась земля.

Это разстрляли Больсона.

Мясникъ увидлъ его лежащимъ на красной земл; половина туловища находилась въ тни подъ апельсиннымъ деревомъ, и почва обагрилась кровью, вытекавшею струею изъ его прострленной головы. Наскомыя, опьяненныя цвточною пылью съ апельсинныхъ деревьевъ, сверкали на солнц, точно золотыя пуговицы, кружась надъ его окровавленными губами.

Поклонникъ Больсона рвалъ на себ волосы. Господи, такъ убиваютъ смлыхъ людей!

Офицеръ положилъ ему руку на плечо.

– Ты, ученикъ р_о_д_е_р_а, погляди, какъ умираютъ негодяи.

У_ч_е_н_и_к_ъ обернулся въ негодованіи, но взглядъ его устремился въ даль, какъ будто видлъ за полями дорогу въ Валенсію, и глаза его, полные слезъ, говорили, казалось:– «Негодяй, пусть; но еще большій негодяй – тотъ, кто удираетъ».