Текст книги "Дерзкая пленница"

Автор книги: Вирджиния Хенли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава 2

Войско Гарольда охраняло Винчестер, Саутгемптон и все южное побережье. Уже целое лето суда саксов поджидали норманнов у острова Уайт, когда пришла тревожная весть – в Хамбер вторглись норвежцы под водительством Хардрада. Гарольд спешно двинулся на север, оставив для охраны побережья небольшие отряды, которые не входили в постоянное войско. Это были дружины землевладельцев, обязанных являться на помощь королю в случае военной опасности.

Этельстан и Вулфрик со своими воинами были в числе тех, кто остался на юге. Но к сентябрю у них кончились все припасы, и они решили двинуться домой. Вильгельм Нормандский, очевидно, и не думает появляться. Тревога была ложной, а на носу жатва, с ней мешкать нельзя. Им наскучила долгая сторожевая служба, и каждую ночь друзья развлекались, благо вокруг лагеря крутилось немало женщин.

Вулфрик по-свойски похлопал Этельстана по плечу:

– Я раздобыл двух жирных девок нам на эту ночь, ведь скоро нашей воле конец, а?

– Как это тебе удалось без денег? – удивился старый воин.

– Чепуха! Я пообещал им место у себя в поместье. Защита и постоянный кусок хлеба очень заманчивый куш в такие времена, как наши, а завтра утром мы уйдем раньше, чем они проснутся и увидят, что пташки упорхнули! – засмеялся Вулфрик.

Этельстан нахмурился:

– Я не люблю давать слово, а потом нарушать его. Почему бы действительно не приобрести двух новых девушек?

– Не думаю, что наши дамы одобрят это, – возразил Вулфрик.

– Элисон раскусит их тотчас же! – засмеялся Этельстан. – Кажется, на этот раз ты прав.

В субботний полдень дружины Этельстана и Вулфрика прибыли в Годстоун. Едва они въехали в поместье, поднялась страшная суматоха. Вулфрик объявил своим людям, что они остаются в Годстоуне, а утром отправятся домой – в Окстед. Лошадей поставили в конюшни; все доспехи и оружие отнесли в оружейную, расположенную позади общих спальных покоев, чтобы оруженосцы почистили их. На стенах развешали кольчуги и шлемы. Мужчины, разгоряченные, грязные и усталые после долгого пребывания в седле, отправились на реку купаться. Лорд Этельстан и Вулфрик пошли в баню, где уже были наполнены горячей водой большие деревянные чаны.

Когда леди Элисон намыливала спину мужу, Вулфрик сказал:

– Моя невеста не вышла поздороваться со мной и не помогает мне мыться. А я жажду ее общества, миледи. Почему она прячется от меня?

– Лили примеряет новое платье. Вечером она будет с нами ужинать, Вулфрик, не беспокойтесь. Ей хочется показаться вам во всем блеске, милорд. Вы же знаете, как это обычно бывает с девушками в такие моменты.

Скрыв свое разочарование, Вулфрик про себя поклялся, что вечером обязательно останется с Лили наедине.

Как только угощение было готово, началось пиршество. В центре большого зала, по сакскому обычаю, горели костры, а вдоль стен стояли столы. Сегодня их было больше, чем обычно, так как надо было усадить всех воинов из Окстеда. Последнее время воинам приходилось несладко, и сегодня эль лился рекой. Погода стояла жаркая, костры, на которых готовили пищу, горели весь день, и в зале было душно. Но, судя по всему, ничто не могло испортить праздничного настроения пирующим.

Лили выбрала для ужина бледно-голубое платье из шелка. Она не торопясь оделась, дождалась отца с матерью и спустилась в большой зал вместе с ними.

Вулфрик быстро отошел от кучки своих людей и приблизился к подножию лестницы, чтобы приветствовать ее горячим поцелуем.

«Его борода царапается», – подумала Лили и тут же устыдилась, отметив, что борода Эдварда ей не мешала. Взглянув в глаза Вулфрика, она постаралась ответить ему по возможности искренне:

– Добро пожаловать, милорд! Как славно сознавать, что еще год мы можем жить, не опасаясь врагов.

Лили заметила, что глазами он жадно сорвал с нее шелковые одежды, и чуть не отпрянула – такая грубая похоть горела в них. Однако она справилась с собой и, опустив золотистые на концах ресницы, подала Вулфрику руку, чтобы он проводил ее к столу. Там она села между отцом и Вулфриком, не сводившим с нее глаз. «Черт бы побрал эту сучку! – думал он. – Такая сдержанная, такая отчужденная, вечно делает так, чтобы я чувствовал себя неуклюжим медведем. Ладно, погоди!» – мысленно пригрозил он, облизнув губы.

В зале стоял оглушительный шум. За столом прислуживало множество привлекательных девушек, да и некоторые из воинов Этельстана пришли с женами, но большинство мужских глаз было устремлено на Лили. Кто-то из людей Вулфрика сказал товарищам:

– Одну ночь между ее ляжек – и все! Больше ничего не надо! Только одну ночку!

Воины загоготали и стали подмигивать друг другу.

– А одну минутку не хочешь, а? – откликнулся ражий детина. – Одна минута с такой милашкой – и ты выпустишь свою стрелу, а всю остальную ночь твоя тетива будет просто болтаться!

Он заржал, придя в восторг от собственного остроумия. Остальные присоединились к нему, отпуская хриплыми голосами всякие непристойности.

Лили взволнованно сказала первое, что пришло ей в голову, лишь бы избежать разговора на ту тему, которая уже висела в воздухе:

– Я слышала, что король увел войско на север? Вулфрик язвительно засмеялся:

– Два дурака!

– Дурака, милорд? Два? – осмелилась спросить она.

– И первый – Вильгельм, потому что не воспользовался хорошей погодой до начала октябрьских штормов.

– А кто другой дурак? – вежливо спросила девушка.

– Ну, как кто? Гарольд, конечно, – объяснил Вулфрик. – Покамест он ждет норманнов, нападают норвежцы!

И, подумав, что можно сказать Лили в присутствии ее родителей, он начал:

– Итак, в следующее воскресенье брачные узы соединят нас, миледи.

– О нет, милорд, не на следующей неделе! Это невозможно! – Лили насторожилась, хотя хорошо скрывала свою тревогу.

«Вечно следит за собой, хладнокровная сучонка», – подумал Вулфрик, а вслух спросил:

– Почему же невозможно?

– Решено, что наша свадьба состоится после жатвы. Еще столько надо сделать, приготовить…

– Я даю вам две недели, начиная с этого вечера! – И брови Вулфрика сомкнулись, пока он ждал, какой она даст ему отпор и какие начнет придумывать предлоги, чтобы оттянуть свадьбу, чего он и ожидал от нее.

Лили быстро повернулась к отцу и ловко вовлекла его в разговор:

– Отец, ведь после жатвы у нас всегда бывает охота, а потом вы устраиваете большой пир для всех…

Тот кивнул, соглашаясь.

– Мы с матушкой решили, что это самое лучшее время для свадьбы. Да и вам обойдется дешевле, милорд. – Этельстан с нежностью посмотрел на дочь: – А впрочем, как хочешь, дитя мое!

Глядя на нее, Вулфрик угрюмо обронил:

– Когда?

Лили лихорадочно соображала и поняла, что сможет выторговать всего лишь три недели.

– В тридцатый день сентября, милорд. Вас это устроит? – ласково спросила она.

Ухмылка медленно пересекла его лицо – по крайней мере он припер ее к стенке.

– Устроит, – прошептал он.

Его рука под столом скользнула к ее бедру. Лили передвинулась ближе к отцу, но тот поднялся и пошел к своим людям в дальнем конце зала обсудить предстоящую жатву. Она в отчаянии огляделась и, заметив оруженосца Вулфрика, велела ему наполнить рог своего господина, чтобы Вулфрик чем-то занял руки. Когда оруженосец налил пенящийся эль, Вулфрик слегка потрепал мальчика по щеке. Лили в своей невинности подумала: «Он добр к детям. Может быть, я нарочно не хочу видеть в нем хорошее?»

Вулфрик убрал руку с ее бедра. И тут они оба заметили, что на голубом шелке платья остался отпечаток грязной, жирной ладони. Лили взглянула на пятно с нескрываемым отвращением, а Вулфрик смутился: как же он не вытер руку перед тем, как лапнуть. «Недотрога! Ведет себя так, словно я ее осквернил! – подумал он в ярости. – И ей-богу, я это сделаю, коль мне ничего другого не остается».

При первой же возможности Лили извинилась и ушла к себе. Люди Вулфрика все пили за его здоровье и довольно быстро опьянели. А Вулфрик выжидал удобный момент. Леди Элисон ушла наконец, и он слегка расслабился, благодаря Бога за то, что эта свирепая сторожевая собака уже не следит за каждым его движением.

Скользнув по лестнице, Вулфрик, не постучав, вошел в покой Лили. Она сидела на низеньком табурете в легком платье, а Эдит расчесывала ее прекрасные волосы. Он бросил на Эдит жесткий взгляд и указал кивком головы на дверь. Девушка тут же бросила гребень и убежала, оставив их один на один.

– Милорд, вам не подобает приходить ко мне таким образом, – тихо промолвила Лили.

– Разве нам нельзя побыть вместе? Разве я не могу ухаживать за тобой, как влюбленный за своей невестой? – спросил он.

– Милорд, простите, но у меня нет опыта в брачных делах в отличие от вас. – И тут же ее охватило раскаяние. – О Вулфрик, я не хотела причинить вам боль… Простите, что я напомнила вам о вашей умершей в родах жене.

Он отмахнулся и подошел к ней ближе.

– Выброси ее из головы, девочка, я о ней вовсе не думаю.

«Бедная леди!..» – с грустью подумала Лили.

– Может быть, Господь благословит нас сыном взамен того, что был так жестоко отнят у вас, – осмелилась сказать она.

Лили не знала, отступать ей или нападать, если его ухаживания станут чересчур непристойными.

Взяв в горсть волосы, лежащие у нее на груди, Вулфрик отвел их в сторону, и глаза его жадно впились в ее соски, выступавшие под тонким шелком. От похоти его дыхание стало хриплым.

– Я могу завести кучу детей, Лили. Ты нужна мне для утехи…

Дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась леди Элисон. Весь ее вид выражал оскорбленную добродетель. Эдит не тратила времени даром – она сразу же сообщила госпоже, где находится ее будущий зять.

– Милорд Вулфрик, я не верю своим глазам! Как вы смеете так бесчестить имя моей дочери! – произнесла она с негодованием.

– Нет, сударыня! Лили, скажите вашей матушке, что мы хотели всего лишь побеседовать. Узнать друг друга получше – это наше общее желание, и мое, и ваше…

– Не говорите мне о желании, сэр, ибо я знаю, куда оно может завести. Нет, ни слова больше! Вы немедленно покинете этот покой, а я забуду то, что видела.

Леди Элисон не сводила глаз с Вулфрика до тех пор, пока он не удалился, решив, что лучше отступить, чем устраивать сцену, но уж в последний день сентября Лили расплатится за все.

На другое утро все мужчины, женщины и дети поместья Годстоун вышли в поле. Порядки здесь были строгие, и все в жизни поместья было взаимосвязано, все зависело от земли. Каждый его житель получал восемь фунтов зерна, бобов и одну овцу, поскольку урожаи были хорошие. Яблоки уже сняли, и леди Элисон присматривала за приготовлением желе, которое затем помещалось в бочки и запечатывалось пчелиным воском. Мужчины косили хлеба и траву, а женщины и дети вязали снопы и ставили их, прислоняя один к другому, в скирды. После покоса мужчины грузили эти снопы на большие телеги, запряженные быками. Поля были самые разные. Рожь и пшеница для выпечки хлеба. Овес и ячмень – на корм скоту и для варки пива. Полным ходом шла стирка. Над огородом до самого сада были натянуты веревки. Рубахи и шерстяные штаны воинов, головные покрывала, тонкие льняные простыни – все надо было выстирать и высушить, пока погода стояла теплая и солнечная.

Англия саксов представляла собой благословенный, райский утолок. Ее щедрая земля дарила изобилие зерна и плодов. На обоих побережьях простирались тучные поля, зеленые луга, сочные пастбища, на которых паслись стада молочного скота и табуны крепких лошадей. Ее орошали звонкие родники, ручьи, величественные реки – и все эти водоемы изобиловали рыбой и птицей. Густые рощи и леса покрывали ее холмы, а заросли орешника кишели дичью. Англия была подобна драгоценному камню, сверкающему в оправе морей. Его сияние завораживало и искушало протянуть руку и взять этот божественный дар.

Лили позвала Эдит в свои покои.

– Почему бы нам не пойти сегодня в поле, Эдит? Я люблю это время года, когда все вокруг так красиво! Крестьяне поют в полях, молодежь веселится и шутит. Я знаю, что они трудятся, но трудятся с таким удовольствием, что это скорее похоже на игру, – сказала она. – Принеси мне свое платье, чтобы я могла погулять, не привлекая к себе внимания, а я спрошу у матушки, какие травы и растения мы можем собрать для врачевания. Поспеши же!

Лили не оставляло ощущение, что надо торопиться, использовать то недолгое время, что у нее осталось, извлечь из него как можно больше удовольствия, пока оно не минуло навсегда.

Девушки вышли, взяв большие корзины. Они заплели косы, надели простые белые головные покрывала и коричневые льняные платья, в каких ходят служанки. Трава сверкала от бриллиантовых капель обильной росы. Они побежали по кочкам, поросшим жесткой травой и диким тмином, к ручью, где Лили стала собирать для матери голубиные лапки.

– А правда, голубиные лапки – странное название? – сказала она, разглядывая цветок.

– А вон там цветут бычьи глаза – тоже странное название, – отозвалась Эдит.

– Цветы вообще имеют чудные имена, если поразмыслить. Есть козлиная борода и мышиное ушко! – засмеялась Лили.

– А я знаю еще посмешней. Крестьяне называют, например, одуванчики «помочись-в-кровать». Интересно, почему?

Девушки расхохотались.

– Считается, что они выгоняют воду из человека, вот их и назвали так! – сказала Лили сквозь смех.

Они подошли к еще не убранному полю. Ветер пригибал колосья к земле, а пропитанный солнечным теплом нежный осенний воздух смягчал очертания земли и неба, и казалось, что они растворяются друг в друге. Эдит собирала синие васильки, а Лили принялась за маки. Когда ветер трогал лепестки цветов, с них вспархивали потревоженные бабочки. Девушки присели отдохнуть на краю поля, у живой защитной изгороди, и Лили подумала: «Красота земли изгоняет тени из моей омраченной души». С другой стороны изгороди раздались голоса. Лили быстро приложила палец к губам, призывая Эдит к молчанию. Они прислушались. Разговаривали девушка и молодой человек.

– Фейт, нам больше не нужно встречаться в поле. Наша хижина почти готова.

– Морган, я так люблю тебя! – раздалось в ответ. – Но разве ты не должен присматривать за свиньями?

– Я поменялся с Эдмундом, знал, что ты пойдешь в поле. Эдмунд сказал, что он слишком стар, чтобы гнуть спину на жатве. Он согласился попасти свиней в лесу, но я обещал, что сменю его еще до сумерек. Смешно, как это многие боятся леса! Я к лесу так привык, я его люблю. Вся земля в желудях и орехах – корму полно.

– Какой ты храбрый! – покачала головой Фейт.

Осмелев от похвалы, Морган обнял девушку. Он погладил ее по распущенным золотисто-каштановым волосам и крепко поцеловал в алые губы. Юноша даже не пытался скрыть свою страсть. Прикосновение к Фейт тут же возбудило его, и он прижимал ее к изгороди, пока она не раскрылась перед ним доверчиво и без смущения.

Лили и Эдит затаили дыхание. Каждая с огромным интересом наблюдала за происходящим сквозь живую изгородь. Молодой человек вскоре растянулся на траве. Он сделал движение, собираясь уйти, но Фейт остановила его:

– Нет, Морган, побудь еще немножко со мной. Мне всегда так хорошо бывает после этого.

Ясно было, что они очень любят друг друга. Их соединение было таким щедрым и красивым, и они так жаждали доставить друг другу удовольствие, что все это никоим образом не оскорбило двух девушек. Лили даже стало легче после того, как она узнала эту часть супружеских отношений.

– Жду не дождусь своей свадьбы! – вздохнула Эдит. – Крестьяне не понимают, какие они счастливые. Могут ласкать друг друга, еще не обвенчавшись.

– Это верно, – за нами строго смотрят. Но я даже рада. Меньше искушения и легче с ним справиться, – сказала Лили.

– Не очень-то мне было легко справиться с этим искушением, когда вернулся Уолтер. Знаете, каково это – когда мужчина просит тебя побыть с ним и все время целует и трогает так, что тебя насквозь пробирает? – прошептала Эдит.

Лили вспыхнула, вспомнив об Эдварде. Она по собственному опыту знала, что Эдит говорит правду.

– Мой отец высокого мнения об Уолтере. Это один из самых верных его воинов. Он просил тебя выйти за него замуж, Эдит?

– Да. Госпожа ваша матушка полагает, что мы дадим обет друг другу в тот же день, что и вы с Вулфриком. Церковь красиво разукрасят… Я уже сшила себе новое платье к вашей свадьбе. Оно темно-розовое, а туника – цвета бледно-розовой раковины. Уолтер говорил со священником, так что все в порядке.

– Замечательно, Эдит! Я очень рада за вас обоих.

– А я так рассердилась на вас, когда вы назначили срок через три недели. Это же целая вечность! – пожаловалась Эдит.

– Да нет, Эдит, это время растает быстро, как снег в апреле, – грустно отозвалась Лили.

Леди Эдела проснулась очень рано. Они с мужем занимали маленький покой наверху замка. Боясь разбудить Льюка, она старалась не дышать и лежала не шевелясь, как мертвая, пока в ее памяти вставали события прошедшей ночи. Вернувшись, муж предъявил ей свои супружеские права, а после полуночи разбудил ее, чтобы опять утолить голод, который ее тело неизменно пробуждало в нем. Беда заключалась в том, что никакого удовольствия от этих слишком частых соединений она не получала. Ей даже хотелось, чтобы Льюк развлекался где-нибудь на стороне. Эдела решилась пойти к Мораг. При мысли о том, что придется рассказывать такие сокровенные подробности постороннему, она побледнела, но ей уже невмоготу. Эдела приподняла покрывало и выскользнула из постели. Она поразмыслила, чем ей заплатить старой ведьме, потом решила отнести ей лампадного масла. Мораг, конечно, приходится заниматься своими таинственными действами по ночам. Разве не полночь – самое время для колдовства? Старуха обрадуется маслу для лампады. Эдела с облегчением подумала, что в такую рань ее никто не увидит. Она подошла к хижине Мораг, но там никого не было. Эдела уже была готова в отчаянии вернуться, когда появилась Мораг с охапками трав: пурпурных лисьих перчаток и колючего чертополоха. Сорока по кличке Обжора, увидев леди Эделу, слетела со старухиного плеча и села на соседнюю ветку, издавая резкое стрекотание.

– Входите! – небрежно сказала Мораг, словно это она была леди, а Эдела простая крестьянка.

Эдела шмыгнула в хижину. И так вдруг оробела, что потеряла дар речи.

– Вы пришли насчет своего мужа? – спросила мудрая Мораг.

– Нет… да… то есть… его потребности слишком велики. Я хочу сказать… мне кажется, что ему это нужно слишком часто.

От волнения кровь бросилась Эделе в лицо, потом отхлынула, и она смертельно побледнела.

– И что же? – спросила Мораг, стремясь поставить эту благородную леди в трудное положение.

– Я не могу… – тихо ответила та.

– Вы хотите снадобья, от которого ваша похоть будет под стать его? – уточнила Мораг. – Я дам вам алоэ, укроп и чеснок.

Эдела пришла в ужас:

– Ах, нет-нет! Ты не так поняла. Мне нужно такое снадобье, которое усмирит его похоть.

– Болиголов, – сказала Мораг зловеще. – Но коль дадите лишнего, то убьете его, – предупредила она.

– Ах, но, наверное, есть и другие средства? – умоляюще спросила Эдит. – Может, чары?

– Бессилие при помощи завязывания, – заявила Мораг.

– Да-да, скажи, как это делается?

– Возьмите веревку или шерстяную нитку. Лучше всего красную. Завяжите на ней узлы и спрячьте где-нибудь в спальне. Лучше всего запихните в перину с его стороны. Пока он ее не найдет, он будет бессилен. А что вы мне принесли?

Мораг молча приняла лампадное масло, явно не собираясь выражать своей благодарности.

В пивоварне Окстеда Вулфрик и Эдвард наполняли бочки элем. Эдвард решил попытаться отговорить брата от женитьбы на Лили. Он знал о Вулфрике такие вещи, о которых и говорить-то большой грех, и боялся за судьбу девушки.

– Вулфрик, а почему ты торопишься взвалить на себя вторую жену? Неужели тебе не охота понаслаждаться подольше вольной жизнью? – спросил он.

– Это самая славная сделка, какую я когда-либо заключал, парень. Этельстан стареет, и очень скоро Годстоун будет моим, – ответил Вулфрик, вгоняя затычку в очередную бочку.

Эдвард рассвирепел:

– Ты женишься на Лили из-за богатства ее отца?

– Я женюсь на Лили потому, что только так я могу заполучить ее. Я бы женился на ней, будь она даже крестьянкой. Я хочу ее – и она будет моей. Это уже яснее ясного!

Надежды Эдварда рухнули.

Глава 3

Настала суббота, тридцатый день сентября. Ей показалось, что слишком уж быстро, ему – наоборот. Церковь была маленькая, втиснутая между мельницей и кузницей, но алтарный покров был богато заткан красным и золотым узорами. В центре алтаря стоял большой золотой крест, усыпанный драгоценными каменьями, ограненными искусной рукой ювелира. По обеим сторонам креста стояли высокие подсвечники из серебра, а перед ним золотой потир для вина, инкрустированный прекрасными самоцветами. По случаю свадьбы всю церковку украсили поздними белыми астрами.

Внезапно разразившийся ливень кончился к восьми часам, и бледное солнце вышло из-за туч, но не смогло согреть утро. К девяти часам обе семьи прибыли в церковь. Общество собралось небольшое. Лили сопровождали мать, отец и Эдит, доводившаяся ей троюродной сестрой. С Вулфриком, кроме Эдварда, приехала его старая мать, леди Хильда. На Лили было снежно-белое платье и туника из белого бархата, изящно расшитая цветами белого жасмина. Волосы, по свадебному обычаю распущенные и открытые – единственный раз прилюдно, – ниспадали до колен, а очелье из жемчуга не давало им упасть на лицо. Чета преклонила колена перед священником. Пальцы Лили были холодны как лед, когда она вложила их в руку Вулфрика. Его рука, напротив, была горячей и мокрой. Испарения свежего воска и ладана подействовали на девушку так сильно, что на нее волной нахлынула дурнота.

– Согласна ли ты, Лили из Годстоуна, взять в мужья Вулфрика из Окстеда?.. – начал священник.

Ее ответ прозвучал отчетливо, тихо, сдержанно. Вулфрик же проговорил свой обет, запинаясь, но тем не менее они были обвенчаны – тяжелое кольцо надели ей на палец. Вулфрик поцеловал молодую жену, а ей удалось чуть-чуть улыбнуться. Лили думала, что расплачется, но вместо этого ее охватило какое-то оцепенение, словно она наблюдала все происходящее со стороны.

Выйдя из церкви, свадебная процессия чинно прошествовала между двумя длинными рядами воинов: по правую руку стояли воины Вулфрика, по левую – Этельстана. А дальше ее уже ждали все обитатели Годстоуна и несколько человек из Окстеда. Девушки бросали лепестки цветов… Новобрачной преподнесли пшеничный сноп, дабы она была плодовита.

Люди пировали под открытым небом. Во дворе развели огромные костры, на которых жарили овец, расставили столы и бочки с элем. Вскоре послышалось пение, начались танцы. Дети и собаки пришли в такое возбуждение, что шум стоял просто оглушительный. В одном углу двора устроили петушиные бои, и ставки были весьма высоки. Лили спешила пройти мимо этой жестокой забавы, но Вулфрик схватил ее за запястье и заставил смотреть, как два черных петуха стараются выклевать друг другу глаза.

Эдгар и Мей впервые за много месяцев ощутили некоторый достаток. После жатвы они получили свою долю припасов на зиму. Эдгар поставил мешки с мукой у задней стены хижины, и они с Мей решили не забивать причитающуюся им овцу, а пасти ее до холодов, когда в мясе действительно будет нужда. Свадьба леди Лили вызвала у Мей много воспоминаний. Когда они с Эдгаром сошлись, у них не было своего жилья. Эдгар не строил его до тех пор, пока она не понесла Эдвину. Мей обеспокоено завертела головой, пытаясь отыскать в толпе свою дочь. За девчонкой нужно присматривать – уж если надумает с кем-то уединиться в укромном уголке, то пусть хоть с парнем своего возраста, а не с одним из тех женатых мужчин, что вечно гоняются за созревшими девахами.

Эдгарсон не сводил глаз с родителей, и как только они выпустили его из виду, он тут же наполнил кружку элем. Эдгарсон и в обычном-то состоянии был бесенком, а под воздействием эля ему захотелось выкинуть что-нибудь особенное. Он поспорил с мальчишками, что залезет на крышу господского дома и украдет свадебный стяг, который гордо развевался на ветру.

– Струсишь! – насмешливо сказал его приятель, двумя годами старше Эдгарсона.

Естественно, Эдгарсон только этого и ждал. Он быстро вскарабкался на высокий дуб, ветви которого протянулись почти до самых окон. От ветки до дома было немалое расстояние, но мальчишеская самоуверенность не знает преград, и Эдгарсон, прыгнув, благополучно приземлился на крышу. А там уже нетрудно было взобраться на флагшток и схватить стяг. К этому моменту многие внизу уже обратили на него внимание – они просто не верили своим глазам, глядя на дерзкого сорванца. У Эдвины, увидевшей брата, перехватило дыхание. А у Эдгарсона, едва он протянул руку к стягу, вдруг закружилась голова от хмеля. Он сорвался и покатился по крутой крыше к самому краю. Толпа внизу замерла в ужасе. Эдвина вскрикнула, увидев, что Эдгарсон скользит навстречу верной смерти. Вдруг от толпы отделился молодой человек и влез на крышу, не щадя своей рубахи из янтарного бархата. Он подхватил мальчишку, легко спустился по дубу и отпустил Эдгарсона не раньше, чем тот коснулся земли. Потом дал ему легкую затрещину и усмехнулся, когда дьяволенок умчался на поиски новых злоключений. Эдвина была очарована. В один миг она потеряла голову. Белокурые волосы и золотистая бородка Эдварда навеки запечатлелись в ее сердце. Долго смотрела она на молодого человека, и ее чувства были совершенно очевидны для окружающих. Эдвард прошел мимо, не взглянув на нее, и исчез в дверях дома.

А там все были в замешательстве. Леди Элисон, заметив восковую бледность Лили, увлекла девушку наверх.

– Пусть мужчины сами себя развлекают, пока не начнется пир. Дорогая, – прошептала она дочери, – придется положить тебе на губы и на щеки немного притирания, которое я приготовила из лепестков роз. Тебе что, дурно?

– Нет, матушка, я не упаду в обморок, – пообещала Лили. «Но может быть, умру?» – добавила она про себя. – Все будет хорошо. Эдит немного побудет со мной. Позовите леди Хильду и других дам: возможно, им доставит удовольствие посмотреть на красивые ковры, что вы мне подарили.

Когда они остались одни, Эдит сказала:

– Я спросила у Уолтера, нельзя ли, чтобы священник произнес над нами что положено сразу после вашего венчания, покуда в церкви так красиво, а на мне новое платье, но он побледнел и бросился прочь, заявив, что нужен лорду Этельстану. Мужчины такие трусы! – едко заметила она. – Не хотите ли отдохнуть, пока я буду складывать ваши новые наряды?

– Нет-нет, я помогу тебе! Мне нужно чем-то занять себя. Хорошо бы ты смогла поехать завтра поутру в Окстед вместе со мной, Эдит, – тоскливо сказала Лили. – Когда вы с Уолтером поженитесь, может, Вулфрик будет так добр и позволит мне взять к себе вас обоих.

Наконец все гости собрались, и пиршество началось. Подавали куропаток, тетеревов, диких уток, кабана и оленя, добытых на большой охоте. Еще зажарили барана и быка. В огромного приготовленного лебедя старательно воткнули его черные перья. Столы ломились от пирогов с дичью и крольчатиной вперемежку с блюдами, на которых горой лежали груши, сдобренные специями, и моченые яблоки. Разные фруктовые пироги и бисквиты со взбитыми сливками предназначались любителям сладкого. Заморское вино и домашний эль лились рекой, и собаки дрались из-за костей, которые бросали им гости.

Лили учтиво и чопорно беседовала со своим новоиспеченным супругом, чувствуя немалое облегчение оттого, что на этот раз на ее белом бархате нет никаких жирных отпечатков пальцев. Собрались музыканты, и после пира, который длился больше четырех часов, часть столов отодвинули, чтобы освободить место для танцев. Со всех сторон Вулфрика подстрекали потанцевать с молодой женой, но он со смехом отнекивался:

– Вы же прекрасно знаете, что я не умею танцевать. Хорошенькое будет зрелище! Вот воевать я мастер. Эдвард! Где Эдвард? Ах, вот ты где, мальчик мой! Слушай, покружи Лили, не упускать же ей такую забаву…

Он был полнейшим воплощением супружеской снисходительности и великодушия. Эдвард вспыхнул и попытался отказаться. Он понимал, как мучительно будет обнимать Лили, сознавая, что из его объятий она перейдет в объятия брата, но Вулфрик делал ему энергичные знаки и, казалось, не замечал смятения Эдварда. Поэтому тот решил все-таки потанцевать с Лили, чтобы отказом не вызвать ненужных замечаний. Сначала они молчали, испытывая неловкость от всеобщего внимания, но когда к танцующей паре присоединились другие и голоса стали неразличимы среди музыки, Эдвард прошептал:

– Лили, ты так прекрасна! Обещай, что дашь мне знать, если я тебе когда-нибудь понадоблюсь. Я сразу примчусь. Ты же знаешь: в этом мире нет ничего такого, что бы я не сделал ради тебя.

Участие, которое она прочла в его глазах, наполнило ее дурными предчувствиями, но она понимала, как он несчастен, поэтому , и виду не подала, что чего-то боится.

– Благодарю тебя, Эдвард. Я всегда буду твоим другом, – мягко сказала она.

Эдвард подвел Лили к Вулфрику, и тут отец пригласил ее на танец. Вулфрик усмехнулся.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Эдвард.

– А тому, что ты хочешь Лили не меньше, чем я. Эдвард открыл было рот, чтобы возразить, но

Вулфрик, запрокинув голову, разразился хохотом.

– Не пытайся это отрицать, братец, я не слепой. Ты так возбужден, что прямо задыхаешься. Так и быть, Эдвард, я докажу тебе, что я добрый малый: покатаюсь на ней, а потом проедусь разочек и за тебя!

Рука Эдварда потянулась к рукояти кинжала, но он обуздал свой гнев. У него тут же созрел план. Надо напоить Вулфрика как следует, тогда Лили проведет эту ночь в тишине и покое. Он похлопал Вулфрика по плечу.

– Опять похваляешься, брат! Как в ту ночь, когда мы были в дозоре и ты клялся, что можешь выпить в один присест двенадцать рогов эля. Ну, я и подучился, и бьюсь об заклад: мне для этого понадобится меньше времени, чем тебе.

– Идет! – закричал Вулфрик, который к этому моменту уже достаточно набрался.

Эдвард с трудом пытался одолеть шестой рог, когда Вулфрик уже принялся за двенадцатый. Их окружили воины, спорили, чья возьмет, держали пари, подстрекали Эдварда не сдаваться, но никто не решался помериться силами с победителем.

Эдвард тронул за локоть Эоварта и тихо сказал:

– Если ты осилишь моего брата, я верну того коня, что выиграл у тебя вчера в кости.

– Договорились, дружище! – засмеялся воин. Соперник Вулфрика выпил пять рогов, а сам

Вулфрик приканчивал седьмой, когда заметил презрительную усмешку Эдварда. Он тут же понял замысел брата и, отложив рог, объявил, что Эоварт одержал над ним верх. Эдвард чертыхнулся, сожалея о потере коня, но все же надеялся, что эта жертва не напрасна. Вулфрик был пьян, как и все мужчины в зале, однако держался на ногах. Он бросил на Эдварда насмешливый взгляд и вышел со своими воинами облегчиться.