Текст книги "В тихом омуте"

Автор книги: Вильям Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Райс Вильям
В тихом омуте

Вильям Райс

В тихом омуте

роман

Перевод Александра Санина

Глава 1

Волосы у девушки, сидевшей за регистрационной стойкой, были каштановые с золотистым отливом. Лицо овальное, с чистой кожей, небесно-голубыми глазищами и пухлыми губками, на которых играла улыбка. И предназначалась улыбка ему.

– Откровенно говоря, я просто изумлен.

Каштановая головка склонилась набок, волосы в лучах солнца искрились золотом.

– Извините, я вас не поняла.

– Я изумлен, что вы свободны сегодня вечером.

– А я вовсе не свободна. – Выкрашенный в нежно-розовый цвет ноготок многозначительно постучал по пульту с рычажками, установленному на краю стола. – Чтобы освободиться, мне нужно кое-кому позвонить. Но только не при вас. Мне стыдно врать, когда меня кто-то слышит.

Джеймс был потрясен такой откровенностью.

– Что ж, тогда поделом ему, – улыбнулся он. Позади стойки открылась неприметная дверь, и в приемную выбралась сутулая, плюгавая и лысая как коленка личность в очках с толстыми линзами; под тяжестью медицинского чемоданчика в левой руке человечек сгибался почти пополам. Джеймс учтиво приоткрыл перед ним дверь на улицу.

– Благодарю вас, – проскрипел незнакомец сквозь зубы.

Господи, что за урод, – подумал Джеймс. – Просто жертва аборта. Коротышка смерил его завистливым взглядом – мало того, что Джеймс, рост которого был равен шести футам и двум дюймам, был выше его на целых две головы, так одну из этих голов вдобавок украшала роскошная и пышная шевелюра.

– Это который из них? – полюбопытствовал Джеймс, когда дверь за недомерком захлопнулась.

– Доктор Гадост.

Практику эту, самую крупную и прибыльную в городе, а то и во всем графстве, делили между собой семь врачей. Здание это они выкупили на собственные деньги, и на автомобильной стоянке перед ним были выделены постоянные места для их личных машин. Джеймсу вдруг пришло в голову, что он вполне мог поставить свой старенький желтый "ягуар" на место, принадлежавшее доктору Гадосту. Этого только ему не хватало – лилипут, наверное, и без того уже возненавидел его до глубины души.

Ну и черт с ним! В конце концов, всяк дурак по-своему с ума сходит. Гложимый завистью коротышка, как показалось Джеймсу, горбатился сверх всякой меры, влача на себе непосильную ношу, и вдобавок наверняка страдал от целой кучи комплексов. Тогда как у Джеймса комплекс тоже был, но всего один: квалифицированный (хотя и пока совсем ещё неопытный) врач, он, в силу несчастливо сложившихся обстоятельств, ухитрился навлечь на себя столько неприятностей, что вместо того, чтобы заниматься врачеванием, получил право лишь продавать лекарства другим врачам.

При этом люто ненавидя всю медицинскую братию, словно в случившемся была её вина.

Впрочем, он старался гнать от себя эти мысли прочь. Делать свое дело, а не предаваться дурацким размышлениям. Джеймс твердо усвоил, что стоит только начать жалеть себя, рвать на себе волосы и причитать по всяким пустякам, и – тебе крышка. Угодишь в психушку, станешь законченным меланхоликом, или (что ещё страшнее) – импотентом.

А, кстати...

– Могу я зайти за вами, скажем... в половине восьмого?

Девушка кивнула.

– Первая квартира на втором этаже.

– Вы там одна живете, или...

Девушка изучающе посмотрела на него.

– А вам не все равно?

– Ну... – замялся Джеймс. Собственно говоря, а какое ему дело – одна она живет или нет? Он нашелся: – Я на тот случай спрашиваю, если вдруг, увидев перед собой неведомое существо...

– Обросшее шерстью, четырехглазое и с рогами?

– ... или – табличку с двумя фамилиями рядом со звонком, я могу растеряться.

– На табличке только моя фамилия.

Слава Богу! Джеймс метнул взгляд на свой фирменный блокнотик с бланками рецептов, на одном из которых он только что нацарапал её имя и адрес.

– Джейн Аберкромби, – напомнила девушка. – А сейчас, всего доброго, мистер...

– Зовите меня Джеймс. Джеймс Торчленд. – Он указал на визитную карточку, которую оставил на столе наряду с восемью комплектами каталогов и рекламных проспектов своей компании. По одному на каждого из семерки врачей, а последний – для нее.

– Хорошо... Джеймс.

Это была не первая их встреча. В последний раз, когда Джеймс приезжал в город, девушка сделала вид, что обиделась на его предложение встретиться где-нибудь в неформальной обстановке. "Ну и пожалуйста, – подумал он тогда. – Главное – растопить лед. В следующий раз не откажется".

Так оно и вышло.

Джеймс никогда не говорил своим знакомым, что он тоже врач. Какой в этом смысл? Уважения в их глазах ему бы это не прибавило, а становиться объектом жалости его не прельщало. Лучше уж быть коммивояжером, чем врачом-расстригой, разжалованным за нарушение врачебной этики.

Впрочем, его не совсем разжаловали. Просто за свою недолгую профессиональную карьеру Джеймс успел столько натворить, что брать его на службу в качестве врача никто не торопился. Прав был папаша Торчленд, когда уверял, что его отпрыск в эскулапы не годится. Тебе бы в племенные быки пойти, – с ухмылкой приговаривал он. Старикан давно уже сыграл в ящик, но тогда знал, что говорит, поскольку и сам был врачом-терапевтом. А причиной этого высказывания послужила одна его симпатичная пациентка, замужняя дама 25 лет, которую он как-то раз застал нагишом в объятиях Джеймса, когда тому едва исполнилось 16. В собственном приемном покое, на жесткой скамье. Уже тогда, правда, Джеймсу начало казаться, что дело вовсе не в его неуемной сексуальности, а скорее в желании, которое он будил у самих женщин. И все же, благодаря двум качествам – наличию отца-врача и умению играть в регби, – он получил врачебный диплом. Дважды, правда, декан пытался его отчислить, настойчиво советуя сменить профессию. Оба раза – из-за приключений с медсестрами, с одной из которых Джеймс общался в стенном шкафу, а со второй – в смотровом кабинете. Прием уже давно завершился, а девушка лежала на гинекологическом кресле, опустив обе ноги на подколенники, когда нелегкая принесла с обходом миссис Рыжинг, старшую сестру. Джеймс пытался её уверить, что они с медсестрой просто хотели проверить, в порядке ли кресло, но слова его звучали бы куда убедительнее, успей он натянуть брюки или хотя бы трусы.

Порой, оглядываясь на прошлое, Джеймс задавал себе вопрос, не лучше было бы, окажись тогда на месте старшей сестры сам декан, который бы, конечно, раз и навсегда положил конец медицинской карьере Торчленда-младшего. Но миссис Рыжинг симпатизировала ему; она уволила медсестру, как могла, загладила вину Джеймса, да и турнирная ситуация в первенстве по регби складывалась так, что декану не хотелось терять одного из лучших нападающих своей команды.

Вышибли бы его тогда, и он давно уже занимался бы каким-нибудь приличным делом. Уважаемым человеком стал бы, а не каким-то занюханным коммивояжером. Хотя в то время он был донельзя признателен декану за проявленную терпимость. Подталкиваемый юношеским честолюбием, Джеймс стремился во что бы ни стало заполучить врачебный диплом. Возможно, в немалой степени им управляло упрямство, стремление доказать отцу свою правоту. Закончив ординатуру в Лондоне, Джеймс попал на практику в Нортхэмптоншир, и почти сразу угодил в очередную беду. Причиной была пациентка, ясное дело – замужняя. Он примчался на вызов без стетоскопа и едва успел приложить ухо к её обнаженной груди, как в комнату ворвался разъяренный муж. Дамочка была здорова как лошадь; просто ей приглянулся молоденький доктор, и она вызвала его, искренне уверенная, что супруга дома нет. Когда же тот, влетев в спальню, застал полуголую жену в объятиях врача, ей ничего не оставалось, как свалить всю вину на Джеймса, более старший по возрасту компаньон которого и без того уже не доверял ему, подозревая Торчленда в попытке соблазнить его дочь. В итоге Джеймсу пришлось предстать перед строгими судьями из Комитета по врачебной этике, где, по счастью, его выручил другой врач, засвидетельствовавший, что эта дамочка славилась гипертрофированными сексуальными наклонностями. Лицензии Торчленда не лишили, однако слушок пошел, и недоверие сохранилось. Дыма, мол, без огня не бывает. Кончилось тем, что Джеймсу пришлось продавать коллегам лекарства и медицинский инвентарь.

Впрочем, в этом деле он преуспевал. Чаще, правда, медикаменты продавались как бы сами собой, без особых усилий с его стороны. Однако вскоре ему пришлось столкнуться с сильной конкуренцией, и тогда Джеймс сообразил, что ключ к успеху заключается в том, чтобы действовать через женский пол. Секретарш, регистраторш, фармацевтш и прочим, им подобным. Сначала он встречался с врачами, оставлял им всю рекламную литературу с образцами, после чего флиртовал с девушками, добиваясь того, чтобы они его запомнили.

И метод этот срабатывал на все сто. Зарабатывал Джеймс ничуть не меньше, чем его более удачливые коллеги-медики, а то и больше. Впрочем, деньги никогда не были для него главным в жизни. Хотя Джеймса, конечно же, задевало, что он, дипломированный врач, вынужден теперь навязывать свои товары другим дипломированным врачам, которые смотрят на него как на существо низшего сорта.

– Номер 128, пожалуйста, – сказал он портье. Тот повернулся со скоростью пятипалого ленивца, снял ключ с доски и небрежно бросил на стойку. Джеймс поднялся на лифте. До встречи с Джейн ещё оставалось время, и он решил принять ванну.

Наполнив её, он нежился в теплой воде, размышляя о том, о сем, и в том числе о хорошеньких девушках... Почему, собственно говоря, он уделяет им столько внимания?

Может, пора, наконец, остепениться? Обзавестись семьей и смириться с тем, что вместо того, чтобы лечить больных, ему придется торговать лекарствами? Что мне мешает это сделать?

А вот что, черт побери! Я хочу быть врачом. Я и есть врач!

Но другие не хотят, чтобы ты стал врачом..., – вкрадчиво напомнил внутренний голос.

"Несчастный случай на улице, горестно подумал Джеймс. – Вот моя единственная надежда. Машина сбивает какого-нибудь бедолагу, а я тут как тут – он мой!" Или, например, в театре: актер падает замертво, спектакль останавливается, на сцену выскакивает перепуганный режиссер и вопит срывающимся голосом:

– Есть в зале доктор?

И он поднимается. Горделиво, уверенно.

– Да, я доктор.

Джейн Аберкромби тянет его за рукав и возбужденно шепчет:

– Сядь, болван! Ты ведь не доктор!

– Нет, доктор!

– Ха! – Саркастическая улыбка. Даже в ванне она кажется чудовищной. И где же вы практикуете, доктор?

– Собственно говоря, сейчас я не практикую, – пробормотал Джеймс, поперхнувшись попавшей в рот мыльной пеной. – Я вроде как отдыхаю в промежутке между скандалами...

Телефон.

Резкий звонок разорвал эти фантазии. В спальне, догадался Джеймс. Вот, ещё один звонок.

Он встал и полюбовался на свое отражение в затуманившемся зеркале. Недурно, совсем недурно. Высокий, широкоплечий, подтянутый. Ему ещё нет тридцати, тело мускулистое, ни унции лишнего жира.

Если звонит эта Аберкромби, чтобы отказаться от встречи, то она много теряет!

Обернув вокруг пояса полотенце, Джеймс прошлепал босиком в спальню, оставляя на паркете мокрые следы. Схватил телефонную трубку:

– Да?

– Соединяю вас с номером 128, – сухо сказала телефонистка неведомому абоненту. Дзинь. И тут же в ухо ворвался сварливый женский голос:

– Не нужен мне никакой 128! Я хочу поговорить с доктором Торчлендом!

"С доктором Торчлендом!" Джеймс затаил дыхание.

Но в следующее мгновение он узнал голос звонившей. Это же его тетка, леди Кутилоу.

– Приветик, тетя Агата!

– Джеймс?

Голос тетки звучал так, словно она утомилась от неравной борьбы с телефонисткой; в нем слышались одновременно облегчение и недовольство.

Что нужно этой въедливой старушенции? – спросил себя Джеймс. После скандала в Нортхэмптоншире, вести о котором просочились, по меньшей мере, в одну из лондонских газет, тетка махнула на непутевого племянника рукой. Заявила, что он не только подвел, но и разочаровал её. Она, дескать, так старалась помочь ему, стремилась, где только можно, замолвить словечко, а он же не только не оправдал её надежд, но и вообще выставил на посмешище, так подмочив не только свою, но и её репутацию.

– Как вы меня нашли, тетушка?

– Я связалась с твоим начальством, недоумок.

Но – зачем? – подумал Джеймс.

– Что ж, очень рад вас слышать, – соврал он, поеживаясь от холода.

– Сомневаюсь, – сухо сказала тетя Агата. – И, тем не менее, выслушай меня внимательно.

– Разумеется. – Мокрый после ванны, Джеймс не решился присесть, и только потуже затянул полотенце. – Мои уши уже стоят торчком, тетушка.

– И не только уши, как я слышала, – фыркнула тетя Агата.

Пошловатая шутка для его тетки.

– Джеймс, я нашла для тебя работу.

Джеймс ответил не сразу. Насколько он знал свою родственницу, она вполне могла послать его в Йоркшир за древней книженцией из семейной библиотеки. Либо – отправить миссионером в какой-нибудь Богом забытый уголок.

– Что я могу для вас сделать, тетушка?

– Заткнись, Джеймс, и слушай меня внимательно.

Он послушно замолчал.

– Надеюсь, тебе известно, что большую часть времени я живу в своем маленьком домике в Уиндлбери-Снайпе?

Джеймс невнятно забормотал в ответ. Он впервые слышал об этом Уиндлбери-Снайпе и даже не подозревал, что у его тетки есть там "маленький домик".

– Не сомневаюсь – ты это знаешь. Так вот, у нас там есть один замечательный врач. Его зовут Бернард Кайт-Фортескью. Ты с ним знаком?

– Нет, я даже...

– Очаровательный человек. И – изумительный доктор!

– Очень рад за вас.

– Твоя радость, Джеймс, никого не интересует! – отрезала тетя Агата.

Он снова приумолк, с горечью подумав, что манеры его тети с возрастом нисколько не улучшились.

– Так вот, Джеймс, дело в том, что доктору Кайту-Фортескью в ближайшее время придется вылететь в Америку. Не знаю, что у него там – конференция или лекции, – но времени остается в обрез, и ему нужно срочно подыскать себе замену на время отсутствия.

– Сколько времени он рассчитывает пробыть в Америке?

– Несколько недель. Две-три, возможно.

– Что ж...

– Вышло так, что мы с ним случайно встретились на званом ужине, и милый доктор поведал мне о своих трудностях. Я вспомнила о тебе и сказала, что, возможно, уговорю тебя...

– Возможно? – взревел Джеймс. – Да я лечу, как на крыльях! Спасибо, тетя Агата! Жаль только, что речь идет всего о паре недель. А нельзя попросить его задержаться...

– Джеймс, ну что у тебя за дурацкая привычка перебивать!

– О, простите, тетушка. – Джеймс уже немного пообсох и примостился на край кровати.

– Вполне возможно, что двумя неделями дело не ограничится. Открою тебе маленькую тайну, племянничек. Бернард Кайт-Фортескью – не только прекрасный врач, на которого можно полностью положиться, но и добрый мой друг. Так вот, Бернард всерьез подумывает о том, чтобы обзавестись компаньоном. А практика у него весьма доходная. Такими пустяками, как больные, подпадающие под систему медицинского страхования, он не занимается, тем более что скоро он уже собирается уйти на покой, и должен отложить деньги, чтобы хватило на безбедную старость. С определенной точки зрения, ты можешь ему подойти. Вот я и подумала...

– Тетушка, есть тут одна закавыка. – Так и правда всегда бывает, и любые мечты вмиг рушатся, как карточный домик. – Если я даже ему и подойду, так ведь мою долю в бизнесе придется выкупать. А я на бобах...

– Если все остальное его устроит, Джеймс, то я тебе помогу. Даже с удовольствием. Но – при одном условии.

Продолжительное молчание.

– Джеймс?

– Да, тетя. Я пытаюсь все это переварить. Такая неожиданность...

Леди Кутилоу сказала:

– Твоя судьба сейчас в твоих собственных руках, Джеймс. Оставит ли он тебя, и возьмет ли в долю, зависит во многом от тебя самого. Прежде всего, правда, тебе предстоит убедить доктора Кайта-Фортескью не только в своем профессионализме, но и в том, что на тебя можно положиться. Хотя лично для меня важнее другое – я хочу быть уверенной, что могу рассчитывать на твое благопристойное поведение. Я хочу надеяться, Джеймс, что ты уже, наконец, повзрослел, и промахи, которые ты совершил по молодости лет, хоть чему-то тебя научили.

Вновь молчание. Джеймс проглотил обиду. Это далось ему без особого труда – она проскользнула словно намасленная.

– Тетушка?

– Что?

– Может, я к вам приеду, и мы... обсудим все детали?

– Пожалуй, да. – Голос леди Кутилоу скрипел, как дверные петли, которые не смазывали со времен Генриха VIII. – Да, наверное, так будет лучше.

– Не знаю, как и благодарить вас.

– Надеюсь, Джеймс, ты сумеешь отблагодарить меня примерным поведением.

– Постараюсь, тетушка. Поверьте, я вам страшно признателен...

– Отправь мне телеграмму, Джеймс, и извести, когда тебя ждать. Мой адрес – Уиндлбери, 261.

В трубке что-то щелкнуло, и связь оборвалась. Даже не попрощалась. Вот, старая перечница!

Что ж...

Все ещё влажный, в отсыревшем полотенце, Джеймс задумчиво уставился на телефонную трубку, которая слабо попискивала в кулаке. Он аккуратно вытер трубку краем полотенца и опустил на рычажки. В голове лихорадочно роились обрывки мыслей: Уиндлбери-Снайп... Кайт-Фортескью... ты уже, наконец, повзрослел... судьба в твоих собственных руках... И где, черт побери, находится этот Уиндлбери-Снайп?

Доктор Торчленд...

И Джеймс, сбросив полотенце, принялся скакать по комнате, молотить себя по груди и испускать вопли, которым позавидовал бы Тарзан.

– Нет, я просто не верю, – громко прошептала лежащая под ним девушка. – Даже в голове не укладывается. Чушь какая-то...

– Чушь? – переспросил Джеймс. И вдруг заметил, что стрелки будильника на ночном столике показывают три часа двадцать пять минут. Половина четвертого утра, а каких-то несколько мгновений назад весь мир взорвался, а потом рассыпался в прах прямо здесь, в постели девушки по имени – Джеймс зажмурился и повторил про себя: по имени...

– Джейн Аберкромби.

Она произнесла свое имя вслух. Ни с того, ни с сего. Джеймс открыл глаза и ошалело уставился на нее.

– Что?

– Ты спросил, и я ответила. Меня зовут Джейн Аберкромби.

– Я тебя спросил?

Небесно-голубые глаза закатились.

– О господи!

Она была восхитительна. Неподражаема. В самый последний миг, когда Джеймс уже готовился испытать оргазм, её рука вдруг змейкой проскользнула между его ног, легонько стиснула его мошонку, и – от неожиданности и остроты ощущений – он увидел все звезды. Это было сто лет назад, а потом она вдруг понесла какую-то несусветную чушь.

– А чему ты не веришь? – переспросил Джеймс.

– Что мы только что сделали то, что сделали.

– А-аа. – Он позволил себе неспешно обдумать её слова, как бы взвешивая каждое и проверяя на вкус. Затем сказал: – А вот лично я в этом уверен. Хочешь, доказательства представлю?

– Ты не понял, – вздохнула Джейн. – Я не понимаю, почему это сделала. Как могла позволить тебе такое?

– Разве это не входило в твои планы? – осторожно осведомился он.

– Нет, конечно!

Негодующий вопль мигом вывел его из блаженной дремоты. Осторожней, предупредил он себя. Полегче на поворотах. И, торжественно кивнув, произнес:

– Нет, конечно же, не входило.

– Но зато входило в твои, да? – Голубые глаза гневно сверкнули. Причем с самого начала.

Их взгляды встретились. Джеймс озадаченно нахмурился.

– Это так? – настаивала Джейн.

– Дай подумать...

– Не трудись! – Она в сердцах хлопнула ладонью по подушке. – Обалдеть можно! Смазливый коммивояжер вешает мне лапшу на уши, назначает свидание, а каких-то пару часов спустя уже имеет меня во всех позах! Рассказать кому так не поверят же! Нет, не зря Аберкромби рифмуется с зомби...

– Джейн...

– Ну что?

– Ты просто феноменальная. Несравненная. – Руки Джеймса плавно заскользили по её шелковистой коже. – Мне никогда ещё не было так хорошо...

– Что ты со мной делаешь... – только и выдохнула она.

Затянувшееся молчание, перемежаемое вздохами. Затем:

– Слушай, неужели ты опять хочешь? Ведь ещё и пяти минут не прошло, как ты... О-оо! – с губ её мотыльком слетел легкий вздох. Джеймс принялся целовать её ухо, нежно покусывая за мочку. Рука Джейн скользнула вниз.

– Боже мой, да ты уже в боевой готовности!

– Это ты так на меня действуешь, – зашептал он, одновременно вылизывая внутреннюю поверхность её ушной раковины. – Ты и евнуха разбудишь.

– Боже, что ты со мной делаешь? – простонала девушка. – У тебя либо какой-то дар находить самые чувствительные нервные окончания, либо...

– Должны же учить в медицинском колледже хоть чему-то полезному, пробормотал Джеймс, продолжая трудиться над нежным ушком.

– В медицинском колледже? – Джейн так и подскочила. – Но ведь ты не...

– О, черт! – вздохнул Джеймс. А потом махнул рукой – была не была! И выложил ей все без утайки. К тому времени, как Джейн узнала про все его злоключения и поняла, в какой душевный трепет привел Джеймса звонок от тети Агаты, стрелки будильника показывали уже пять минут пятого.

– Значит ты и правда врач, – промолвила она вполголоса. Затем с понимающей улыбкой покачала головой. – Я, между прочим, сразу догадалась, что тут что-то не так. Не похож ты на простого коммивояжера. Они все проныры и глазки у них бегающие, а ты... ты не такой; в тебе есть что-то возвышенное. Не зря ты понравился мне с первого взгляда.

– Может статься, что мне придется вернуться к торговле лекарствами, вздохнул Джеймс. – Стоит только не угодить в чем-то этому Кайту-Фортескью, и мне крышка.

– Надеюсь, там ты хоть не будешь волочиться за каждой юбкой? – сухо спросила Джейн. – Да и от пациенток своих нужно уметь держаться на расстоянии. Ты должен видеть в них только больных, а не женщин.

Джеймс насупился.

– Неужто ты считаешь меня таким болваном?

Джейн неопределенно пожала плечами.

– Не забудь – тетя Агата будет следить за каждым моим шагом.

Палец Джейн начертил на его груди окружность.

– Ты хоть держи меня в курсе своих дел, ладно? Открыточку черкани, что ли, иль позвони хоть...

Глава 2

Породистая старушенция – именно так Джеймс привык думать о тете Агате. Впрочем, сейчас в лице старой аристократки появилось что-то хищное. Всегда крючковатый нос, казалось, загнулся ещё больше, придавая ей сходство с орлом. Или с совой.

"Торчлендовский нос", так всегда называла тетя Агата их фамильный клюв. Поднося старушке рюмку вишневого ликера, Джеймс украдкой потрогал собственный немалый шнобель, и уселся рядом с теткой на софу, застланную пледом.

– Ваше здоровье, тетушка!

Вместо ответа тетя Агата смерила его взглядом. Эту высокую, статную и совершенно седовласую женщину всегда отличали начальственные манеры. В детстве Джеймса это не заботило, и он относился к строгой тетке с мальчишеской непосредственностью; теперь же он втайне её побаивался, а потому держался настороже. Еще год назад она – единственная оставшаяся в живых из его старших по возрасту родственников – не скрывала неодобрения по поводу его амурных похождений, открыто заявляя, чтобы при подобной распущенности он не смел даже надеяться на её поддержку. А поддержка эта стоила немало, ибо тетушка была несметно богата.

Правда, во вчерашнем телефонном разговоре тетя Агата пообещала помочь ему. Хотя – "при одном условии". В ту минуту, опьяненный от одной лишь мысли, что сможет испытать себя на врачебном поприще, он пропустил эти слова мимо ушей. Теперь же был не на шутку встревожен – что может потребовать от него вредоносная родственница?

– Спасибо, тетушка, с вашей стороны было очень мило пригласить меня сюда. И я страшно признателен вам за поддержку с этим... Кайтом-Фортескью.

Тетя Агата поставила рюмку на столик.

– Сейчас все зависит от тебя самого, Джеймс. Бернард – человек покладистый, но принципиальный. Честный, целеустремленный, с безукоризненной репутацией. Практика у него частная, все пациенты платят ему сами, так что, сам понимаешь, его компаньон должен соответствовать самым высоким требованиям.

И тетка вновь устремила на него пронизывающий взгляд. Джеймс вдруг почувствовал себя кроликом, которого запустили в клетку с удавом. К старости его и без того внушительная тетка раздалась ещё больше, и сейчас, будучи одного с ней роста, Джеймсу вдруг показалось, что он снова стал маленьким мальчиком, и взирает на тетю Агату снизу вверх.

Он кивнул и пригубил рюмку.

– Да, тетушка. Я понимаю.

– Ты должен следить за собой, Джеймс, – сурово промолвила старуха. Никакого распутства.

– Ну что вы! – уязвленно вскричал Джеймс. – Как вам прийти в голову такое...

– К сожалению, Джеймс, твои прошлые прегрешения позволяют мне усомниться в твоей искренности. Признаться честно, племянничек, ты стоил мне многих бессонных ночей. Чтобы человек, носящий славную родовую фамилию Торчленд, настолько забылся, что запятнал честь...

Этой лекцией Джеймса угощали уже не раз. Одной больше, одной меньше разницы для него не было. Слушая вполуха теткины нотации, он поймал себя на мысли, что мечтает о новой встрече с Джейн Аберкромби. Эх, как было бы славно!

– Вы правы, тетушка, – заискивающе вставил он, послушно кивая. Целиком и полностью.

– Еще бы, черт побери! – взвилась тетя Агата. – Вопрос лишь в том, чтобы ты не подвел меня. Я могу на тебя положиться?

Он снова закивал.

– Целиком и полностью, тетушка. Я вас не подведу. Слово Торчленда.

– Я ведь многим рискую, Джеймс. Ты должен это понимать. У меня ведь здесь друзья, много друзей. Мне даже страшно подумать, что случиться, если ты угодишь в очередной скандал... Я и с самим Бернардом Кайтом-Фортескью дружна, потом тут ещё Уипплы. С Элси Уиппл мы вообще бок о бок росли...

– Уиппл, – задумчиво покачал головой Джеймс. – Что-то не припомню эту фамилию.

– Сам он унаследовал титул от дяди. Лет двадцать назад. Очень милая пара...

Джеймс отпил немного шерри. Тетка как была, так и осталась неисправимым снобом. Словно в подтверждение его мысли она добавила:

– Кстати, Джеймс, одной из причин, побудившей меня вызвать тебя сюда, была мысль, от которой я просто приходила в неистовство: не подобает Торчленду торговать медикаментами и патентованными средствами от...

Она запнулась и уставилась в окно.

– Ага, вот, наконец, и Китти!

Джеймс насторожился.

– Какая Китти?

Тетя Агата нахмурилась.

– Ты забыл Китти? Это моя дочь, и твоя двоюродная сестра, между прочим.

Джеймс с трудом удержался, чтобы не застонать. Входная дверь хлопнула, затем в прихожей послышались шаги. Натужно улыбаясь, Джеймс пробормотал про себя: "Здравствуй, Китти. Счастлив тебя видеть". Между тем тетя Агата смотрела на дверь гостиной и улыбалась. Джеймс напрягся – воспоминания о Китти, сохранившиеся с детства, были тошнотворны. Длинная тощая и мосластая образина в очках и с вечно нечесаными патлами – Господи, может, она хоть немного изменилась? Дверь открылась, и Джеймс встал с колотящимся сердцем.

В проеме стояла высоченная, тощая, мосластая и длинноносая образина в очках и с нечесаными патлами. Близко посаженные глаза за толстенными линзами казались совсем крохотными.

Бледная костлявая рука взлетела к носу и сняла очки.

– Джеймс, это ты? – прогнусавила мымра.

– Китти! Как я рад тебя видеть!

Прыщавая физиономия его кузины так до сих пор и не познакомилась с косметикой, а в парикмахерскую эта дылда, похоже, не заглядывала уже несколько лет.

– Да уж, да уж, – проскрипела она.

Джеймс не нашелся, что на это ответить.

– Китти, лапочка, хочешь шерри? – проворковала тетя Агата.

– Нет, спасибо, мамуля, – процедила Китти, едва шевеля тоненькими, еле различимыми губами. Затем уселась, плотно сдвинув костлявые коленки. – А ты совсем не изменился, Джеймс. То есть, подрос, конечно, но в остальном – все такой же.

Джеймс промолчал. В горле его словно комок застрял.

– Мы виделись в последний раз, когда нам было лет по двенадцать, припомнила Китти.

Джеймс кивнул. – Ты в отпуск приехала? – Он вспомнил, что Китти жила в Новой Зеландии с мужем-фермером. Должно быть, коз разводит, – подумал Джеймс, – коль скоро прельстился на такую швабру.

– Да, на несколько месяцев. Мамочка попросила, чтобы я приглядывала за домом в её отсутствие. – И Китти небрежно описала рукой круг.

– Так вы уезжаете? – спросил Джеймс, переводя взгляд на тетку.

Леди Кутилоу кивнула.

– Да, Джеймс, я как раз собиралась тебе сказать. Я отправляюсь на пару недель в Пертшир, к Форсайтам. Так что Китти останется здесь, в моем доме. Что же касается тебя, то Бернард, наверное, предложит тебе пожить в его доме, где расположены приемный покой и смотровой кабинет. Разумеется, только в том случае, если ты произведешь на него благоприятное впечатление. А дом его вон там, за "Темной лошадкой".

– За чем? – вылупился Джеймс.

– Так называется местный паб – "Темная лошадка". Да, вот ещё что, Джеймс. Китти великолепно готовит, поэтому обедать и ужинать ты будешь...

– О, что вы, тетушка, не стоит взваливать на неё такие заботы! запротестовал Джеймс. При одной мысли о том, что придется встречаться с этим бледнолицым пугалом, ему сделалось дурно.

Ее муж и то, небось, старался есть прямо в поле, чтобы пореже видеть такую страшилу.

– Какие там заботы, – проворчала Китти, затем встала и деревянной поступью приблизилась к окну. После чего, не поворачиваясь, произнесла: Должна тебе сказать, Джеймс, что я живу в стране, где люди не привыкли ходить вокруг да около, и всегда говорят то, что думают. Так вот, я с самого начала была против этого эксперимента, и сказала маме, что ничего хорошего из него не выйдет.

Джеймс в полном недоумении обратился к тете Агате:

– О чем она говорит, тетушка? Я что-то не понимаю.

Китти обернулась. Ну, вылитая метелка, подумал Джеймс. Или – древко от флага.

– Я имею в виду твою практику, Джеймс, – отчеканила она. – Скажи по чести, неужто ты и правда думаешь, что здесь для тебя – самое подходящее место?

– Ну, я точно не знаю, – сконфуженно пожал плечами Джеймс. – Нужно осмотреться, поговорить с этим Кайтом-Как бишь его... – Он улыбнулся. – Но ты за меня не беспокойся, Китти – как-нибудь управлюсь.

Кузина медленно приблизилась к нему. Щеки её, заметил Джеймс, были покрыты легким светлым пушком. Бедняжка, нужно же было уродиться такой страхолюдиной! Что ж, он будет с ней учтив и обходителен, покажет Китти, каков он, истинный английский джентльмен. Китти вполголоса промолвила:

– Я наслышана о твоих похождениях, Джеймс. И должна тебе заметить, разлюбезный кузен, что с такими повадками этот тихий и тесный мирок, где все друг друга знают, едва ли – самое подходящее для тебя место. Я, конечно, не хочу тебя обидеть и все такое, но, сам понимаешь...

Джеймс снисходительно улыбнулся и, пожав плечами, посмотрел на тетку.

– Врач, – продолжила Китти, – который способен войти в интимную близость со своими пациентками...

– Да брось ты! – отмахнулся Джеймс. – Если под словом "интимную" ты подразумеваешь...