Текст книги "Гениальность и вырождение"

Автор книги: Вильям Гирш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

К первому относятся все те индивидуумы, у которых не замечается особенных уклонений ни в рассудочной, ни в душевной жизни, но которые отличаются лишь так называемым нервным темпераментом. Здесь дело идёт обыкновенно о невростенниках, об истеричных индивидуумах, о людях, отличающихся известного рода странностями, но вполне сознающих своё состояние.

Во втором классе мы находим индивидуумов, которые при полном сохранении интеллектуальных способностей обнаруживают в чувствующей жизни и в своих влечениях значительное расстройство, а в нравственном отношении большие пробелы и извращения.

К третьему классу принадлежат слабоумные, у которых духовная слабость проявляется в области рассудка и у которых инстинкт господствует над интеллектом.

В четвёртом классе, наконец, находятся идиоты, у которых все умственное развитие достигло лишь наименьшей степени.

Такого рода подразделения всегда произвольны; мы видим постепенные переходы одного класса в другой, и отдельные явления образуют различнейшие комбинации между собой.

Вследствие нарушения умственного развития сущность болезненного заключается при вырождении большей частью в несоразмерности психических факторов между собой. Маньян говорит поэтому о вырождающихся: «…несомненно, что существенное здесь составляет дисгармония, отсутствие равновесия в умственной жизни».

При суждении об умственном состоянии дело должно идти, следовательно, не только о том, какой ступени достигло общее духовное развитие, интеллигентность, ибо имеются глупые, как и умные, духовно здоровые люди, а главная задача должна заключаться в том, чтобы узнать взаимное отношение отдельных психических факторов между собой. Человек с короткими ногами может быть также здоров, как человек с длинными ногами; если же условия развития в обеих ногах были различны так, что одна нога вышла длиннее другой, то эти конечности не могут удовлетворить своему назначению, и тогда дело идёт о болезненном состоянии, хотя каждая нога в отдельности может не представлять ничего патологического.

Точно так же дело обстоит и с психическими способностями. Если чувства и настроения несоразмерно развитее других психических свойств, так что последние находятся в зависимости от первых, то разовьются главным образом истеричные состояния. При несоразмерном развитии фантазии может дойти до безумных мыслей и галлюцинаций, в то время как духовное развитие с особенно сильным развитием влечений в ущерб ощущениям в связи с интеллектуальной слабостью, может повести к нравственному помешательству, так как такие качества, как совесть, сострадание и т.д., здесь отсутствуют. Это, разумеется, не общеустановленные правила, а каждый случай имеет свои особенности, что требует отдельного его изучения и обсуждения.

То, чем вырождение отличается от других душевных болезней, именно и заключается в нетипичности проявления и течения его симптомов. В то время как мы при хроническом помешательстве находим систематичное построение безумия, не претерпевающее изменения и лишь впоследствии тускнеющее вследствие общего ослабления интеллектуальных способностей, мы в историях болезни вырождающихся находим самую пёструю смесь симптомов. То дело идёт о навязчивых представлениях, неодолимых влечениях и других подобных преходящих состояниях, то мы находим у них безумные мысли, которые, однако, не возникают и не остаются, как у помешанных, в систематическом виде, а так же имеют преходящий и нетипичный характер.

Выдающуюся роль при вырождении играют разнообразные болезненные ощущения и влечения, нередко образующие исходную точку самых странных поступков. Маньян описал большое число болезненных влечений и отвращений (syndromes) как духовные признаки вырождения. Важнейшая из них следующая: страсть к вопросам, болезнь сомнения (folie du doute); боязнь острия: иголки и все острые вещи наводят страх на больного; боязнь открытых мест (агорафобия); боязнь закрытых мест (клаустрофобия); запой (дипсомания); неодолимое влечение к еде (ситиомания); влечение к поджигательству (пиромания), побуждение к воровству (клептомания); страсть к покупкам (ониомания); болезненная любовь к животным (зоофиломания); искание имени или слова (ономатомания) и т.д. Эти болезненные влечения и боязни никогда не проявляются отдельно, как бы для образования особенной формы болезни, а всегда служат лишь частичным явлением болезненного состояния нервной системы вследствие дисгармонии отдельных факторов.

Сюда относятся так же многочисленные аномалии в области половой жизни, подробно описанные Крафт–Эбингом. Эти так же никогда не образуют особенной формы болезни, а служат всегда лишь симптомом общего заболевания. Если поэтому психиатру приходится решать, следует ли считать болезненным поступок, идущий вразрез с общепринятой моралью и с законом, то он при этом не должен будет руководствоваться самим поступком, а ему надобно будет доказать, следует ли считать психическое состояние данного индивидуума болезненным или нет, независимо от того поступка.

Как уже замечено было, симптомы болезни при вырождении могут быть весьма различного рода, и подобные случаи с ясно выраженными симптомами не представят для правильного их понимания никаких трудностей. Так как такие случаи кажутся болезненными уже публике, то родственники этих больных ищут для них врачебной помощи, и у тех выродившихся индивидуумов, с которыми бывает знаком врач по своей практике, дело идёт поэтому большей частью о случаях типичного слабоумия, болезненных влечений, превратных ощущений и т.д.

Иначе дело обстоит с теми вышестоящими выродившимися, которые не обнаруживают никаких прямых симптомов болезни, вроде разных боязней, маний, навязчивых представлений, безумных мыслей и прочее, но у которых имеется лишь нарушение душевного равновесия и которых Маньян поэтому назвал просто «неуравновешенными». У таких индивидуумов каждая умственная способность в отдельности может достигнуть степени развития, превышающей среднюю меру, и всё–таки отношение отдельных психических факторов между собою может быть столь непропорциональным и дисгармония столь выдающеюся, что этот индивидуум должен быть назван душевнобольным, несмотря на своё кажущее высокое умственное развитие.

Знакомство с этим классом вырождающихся людей важно не только для психиатра, но и для каждого врача, судьи, художественного критика, педагога, словом, для каждого, желающего иметь правильное суждение о людях, потому что такого рода больные всегда оказывали сильное влияние на искусство, политику, на всю культуру, особливо же потому, что публике они не кажутся больными, а, напротив, нередко даже играют в обществе выдающуюся роль.

Одним из наиболее характерных симптомов этих вырождающихся служит чрезвычайная восприимчивость, непредвиденные колебания их настроения.

Если у великих людей, вследствие высшего утончения их психической организации, настроения и чувства подвергаются сильным колебаниям; если Гёте о себе сказал, что он в отношении своих настроений переходил от одной крайности к другой, то в таких случаях это явление ограничивается исключительно субъективным ощущением. Люди с нарушенным душевным равновесием всегда сумеют владеть собою и никогда не дойдут до безрассудочных поступков. Несмотря на колебания своего внутреннего душевного состояния, Гёте наружно всегда сохранял своё благородное, импонирующее спокойствие, и как раз в этом сказывается величие его характера, равномерное развитие отдельных психических факторов, чистейшая духовная гармония. Несмотря на смелые скачки его богатой фантазии, не смотря на резкие колебания его настроений и чувств, его психический организм в общем всегда подчинялся могучей рассудочной деятельности, каждый его поступок руководился и определялся разумом.

У вырождающихся же внезапное пробуждение страстей и колебание настроений нередко приводит к самым странным и эксцентричным действиям. У них умственная деятельность не может поставить преграды импульсивной чувствующей жизни. Внутреннее возбуждение обнаруживается необузданно. Крайне раздражительные, восприимчивые к самым ничтожным впечатлениям, они часто самым экзальтированным образом отзываются на самый пустячный повод. Иногда достаточно бывает самого безразличного, незначительного процесса, чтобы вызвать у них душевное волнение, при котором они способны на самые невероятные поступки.

То обстоятельство, что у вырождающихся аффект иногда ведёт к полному уничтожению интеллектуальных способностей и доводит этих индивидуумов во всей их невменяемости, до насилия и преступлений, часто заставляло думать, что аффект, как таковой, всегда представляет нечто болезненное. Но это взгляд поверхностный, отнюдь не основанный на фактах.

Человек, не способный к душевным волнениям, которого никакие психические раздражения не могут вывести из обычной колеи, напоминает тупое вьючное животное, которое шествует по своему пути, притуплённое и нечувствительное к ударам бича; которого нельзя вывести из себя, даже если выпалить вблизи него из пушки. Такая же тупость опять–таки встречается у другого класса вырождающихся, особливо у идиотов. Здоровый же человек подвержен душевным волнениям, но он умеет подчинить их рассудочной деятельности. Аффект гнева у здорового человека как выражение справедливого душевного ощущения имеет иногда даже нечто возвышенное и прекрасное. Гнев девушки, отвергающей недостойное предложение, гнев мужчины, считающего себя оскорблённым и требующего удовлетворения, конечно, не заключают в себе ничего болезненного и вряд ли будут смешаны с беспричинными вспышками бешенства у вырождающихся.

Явление, которое очень часто можно наблюдать у вырождающихся – это ненормально живая фантазия, сказывающаяся уже в самой ранней юности и нередко делающая невозможной целесообразную умственную деятельность. Такие дети склонны к мечтательству и так называемой необдуманности. Их духовные способности иногда сравнительно хорошо развиты, но они не способны пользоваться ими, так как их мечтания не допускают продолжительного, логического мышления. Их постоянно приходится тормошить; в школе они невнимательны и отвлекаются посторонними вещами. Уже в раннем детстве они беспокойно спят, видят страшные сны, с испугом пробуждаются, а иногда прямо страдают галлюцинациями. Очень характерна для таких богатых фантазией индивидуумов их наклонность к изобретению различных историй, выдаваемых ими за истинные происшествия. В эпоху возмужалости они нередко склонны к мировой скорби, рисуются сентиментальностью и часто ведут себя эксцентрично, оригинальничают.

В дальнейшей жизни они образуют класс людей, которых обыкновенно называют фантазёрами, мечтателями, утопистами или мистиками. Богатая фантазия, не руководимая сильной волей и целесообразной рассудочной деятельностью, чувствует особенное влечение к таинственному, непонятному и удивительному. С самого детства такой человек привык отдаваться грёзам и бесцельному мудрствованию, вместо того чтобы воспринимать впечатления реального мира в их действительной связи. Мир, в котором он живёт, не есть мир действительности; его мировоззрение создалось не на основании внешних впечатлений, реальных условий, а является результатом его мистического бреда, фантастических созданий его мозга.

Сюда относятся те религиозные мечтатели, основатели сект и прочее, которые, особливо в прежние времена оказывали значительное влияние на течение истории. Религиозное мечтательство и фанатизм религиозных сект, наблюдаемые ещё теперь особливо в России и Северной Америке, должны быть отнесены, главным образом, к этой форме психического вырождения.

В новейшее время фантазёры и утописты переходят часто от религиозного мечтательства к спиритизму, тайным наукам и т.п. мистическим вещам. Большая часть того, что ещё пишется теперь о спиритизме, ясновидении и т.д., имеет источником больной, выродившийся мозг, в котором господствуют фантастические призраки и в котором умственная деятельность слишком слаба для разумной критики.

Мы встречаем таких индивидуумов во всевозможных областях. Нередко они выступают в роли народных благодетелей, причём с величайшим пафосом провозглашают вещи, которых себе сами не уяснили, восстанавливают друг против друга общественные классы и считают себя апостолами свободы. У таких индивидуумов недостаточное развитие рассудочной деятельности может иногда ограничиться исключительно одной её частью, в то время как другие умственные свойства могут быть в высшей степени развиты. Так, например, имеются вырождающиеся индивидуумы с отличной памятью и хорошими способностями к учению. Иногда они приобретают даже обильный запас знаний, но они не умеют применять их. Фантазия преобладает у них над интеллектом и производит путаницу в разнообразных остатках прошлых впечатлений. Они не обладают способностью всецело сосредоточивать своё внимание на одном предмете; процесс их мышления подобен кораблю без руля, предоставленному на произвол ветра и волн. При поверхностном наблюдении, они, благодаря приобретённым знаниям, могут производить впечатление умных и интеллигентных людей, но так как у них нет умения логически группировать свои мысли, то они никогда не создадут ничего путного, а непостоянство их душевного склада не ускользнёт от сведущего наблюдателя.

История изобилует подобными примерами. Римский император Клавдий обладал, несмотря на свою умственную слабость, весьма порядочными знаниями греческого языка и выдающимся ораторским талантом; он так же написал объёмистое историческое сочинение. Несмотря на эти способности, он представлял собою тип вырождающегося человека. До того как его избрали в императоры, он имел особенную страсть к сутяжничеству и благодаря своей глупости и неспособности к логическому мышлению стал мишенью для насмешек адвокатов. При одном случае он письменно заявил, что «высказывается в пользу тех, которые сказали правду».

У других вырождающихся мы находим хорошо развитую рассудочную деятельность при полном почти отсутствии чувствующей жизни. Этим людям чужды условия этических чувств, сострадания, совести, любви и т.д.; их поступки основаны лишь на холодном расчете. Эгоизм и бесчувственность характеризуют каждый их поступок. Скареды, которые находят удовольствие лишь в накоплении богатств, которым чужды все идеальные черты жизни, которые не гнушаются никаких средств для достижения своих эгоистических целей, которые остаются бесчувственными не только к страданиям своих ближних, но и к участи ближайших родственников, принадлежат к этой категории психического вырождения.

Эта безчувствительность, при подходящих условиях со стороны остальных психических факторов может иметь последствием так называемое нравственное помешательство, а иногда даже повести к самым тяжёлым преступлениям. Часто у таких индивидуумов дело идёт не только о недостаточном развитии чувствительной жизни, но и об извращении ощущений и чувств. То, что другим людям внушает страх и ужас, доставляет им удовольствие и наслаждение; там, где другие испытывают боль и сострадание, они чувствуют себя удовлетворёнными и счастливыми. Подобные душевные состояния доводят иногда до животной жёсткости, которая по грубости может достигнуть невероятной степени.

И в этом отношении история изобилует примерами. Римский император Нерон был наследственно тяжело обременён как с отцовской, так и с материнской стороны. Сумасшествие и эпилепсия царили в обоих семействах, и отец, Домиций Агенобарб, был до того нравственно испорчен, что про него говорили, не будь он отцом Нейрона, он был бы сквернейшим человеком своего времени. Светоний рассказывает, что когда однажды отца Нерона поздравили с рождением сына, тот заметил: «От Агриппины и меня может родиться лишь чудовище, которое станет бичом человечества». Наклонность Нерона к жестокости, сладострастию и расточительности достаточно всем известна. Его поведение в то время, как он велел поджечь Рим, созерцание этого зрелища при чтении стихов, рисовавших гибель Трои, – всё это типично для вырождающегося. При этом он вовсе не был бездарностью в умственном отношении. Тщеславие, побудившее его выступить публично сначала в Неаполе в качестве актёра, певца и кучера, также довольно характерно для его психического вырождения.

Человеком, в высшей степени страдавшим нравственным помешательством, был, далее, император Комод, который уже в юности проявлял сладострастие и жестокость, доходившие иногда до дикого бешенства. Вся его гордость была направлена на его необыкновенную физическую силу. В подражание Геркулесу он часто появлялся на улице в львиной шкуре и с дубинкой в руке. Говорят, что он 735 раз выступал в качестве гладиатора. Его жажда убийств не знала границ, и часто он умерщвлял своих товарищей по оргиям из одного только удовольствия проливать кровь; говорят также, что ему доставляло большое удовольствие пускать людям кровь.

Нередко мы встречаем вырождающихся, которые, несмотря на своё недостаточное развитие, бывают одарены блестящим талантом в той или иной области, и такие индивидуумы уже не раз выдвигались благодаря своим работам, но их дарование всегда односторонне и при всех своих способностях, они страдают отсутствием логического мышления, энергии и силы воли.

Иногда мы находим такое частичное развитие, ограничивающееся одной интеллектуальной способностью, при полнейшей умственной убогости в остальных отношениях. Существуют идиоты, обладающие несомненным талантом к музыке или живописи и способные даже создавать что–нибудь выдающееся в той или другой области. Интересным примером идиота с чрезвычайным развитием одной умственной способности служит известный мастер арифметики Дазе.

В соматической области это частичное умственное переразвитие вырождающихся находит свою аналогию в частичном исполинском росте. О последнем Ранке говорит следующее: «Общий исполинский рост, особливо в его болезненных отношениях, характерным образом освещается многочисленными случаями частичного гигантского роста, в котором участвуют лишь отдельные части тела, в особенности конечности, могущие однако достигнуть колоссальных размеров. В редких случаях гигантский рост охватывает целую половину тела, в других – одну лишь конечность, руку, ногу или даже просто палец на руке или на ноге».

Ранке объясняет частичный гигантский рост, также как и частичный малый рост, как уродливости, основанные на расстройствах развития во время утробной жизни. Мы имеем здесь, стало быть, вполне точную аналогию психического вырождения между остальными частями, то же нарушение равновесия и это при общей причине – расстройствах развития во время зародышевой жизни.

Известно, как часто поранения головы у совершенно здоровых детей ведут к духовному вырождению, а иногда и к полному идиотизму. По утверждению некоторых авторов, поранения нередко причиняли переразвитие отдельных умственных способностей. Так, Ломброзо сообщает: «Отнюдь нередки случаи, когда происшествия, ведущие большей частью к умственному расстройству, а именно мозговые страдания и поранения черепа, превращают самое обыкновенное существо в гения. Джовамбаттиста Вико упал в юности с высокой лестницы и расшиб себе череп. Гётри, бывший вначале простым кантором, стал великим композитором, после того как тяжёлое бревно упало ему на голову. Мабильор, обладавший плохими умственными способностями, стал велим человеком после полученной им раны в голову; Галь, рассказывающий об этом, прибавляет, что знал одного датчанина, который в юности был почти идиотом, но стал проявлять выдающиеся умственные способности после падения с лестницы головою вниз».

Понятие «гениальность» здесь, по–видимому, снова применяется Ломброзо в довольно широком смысле. Помимо того, во многих подобных случаях вовсе не доказано, не прошло ли усовершенствование умственного развития «вопреки» поранения головы, а не вследствие него. Тем не менее, по аналогии вырождения, можно допустить частичное переразвитие вследствие поранения. Это тем более мыслимо, что и в телесной области наблюдались такие же случаи. Так, например, Боллингер пишет о великане Газлере следующее: «До девятого года Газлер развивался вполне нормально. К этому времени он получил удар копытом в левую щёку. Вскоре после того он стал страшно расти. Он много ел, особливо много масла и других жиров – обычная пища в баварских горах, его родины. Одиннадцати лет Газлер был такого роста, что его пришлось уволить из школы, так как он не мог поместиться на школьной скамье. Кости черепа и лица стали постепенно утолщаться и не только на повреждённой копытом стороне. Когда он совсем вырос, он стал мало есть. Всякое движение давалось ему с трудом и было ему неприятно. Он прожил всего 27 лет, вес тела достиг 155 килограмм, длина 227 сантиметров».

Одностороннее умственное развитие вырождающихся, блестящие способности в одних областях в ущерб развитию других психических способностей большей частью называется «гениальностью»; и эта путаница понятий, это смешивание могучих умов, творчество которых основано на общем утончении психической организации, с теми индивидуумами, существенное отличие которых составляют непостоянство и духовная дисгармония и у которых частичное умственное переразвитие является следствием расстройств развития, не мало способствовали тому, что между гениальностью и помешательством устанавливалось действительное родство, что высокое умственное развитие великих людей, всегда вершивших судьбы людей, рассматривалось как следствие болезненного процесса.

Как нам известно, между непостоянством, нарушением психического равновесия и так называемым нормальным средним человеком существует лишь постепенный переход, и мы и здесь не могли бы провести резкой границы между умственным здоровьем и умственной болезнью. Таким же образом существуют и постепенные переходы между умственно даровитыми, гениальными людьми и теми частично развитыми выродками. Но если бы мы на этом основании пожелали установить родство между последними, то мы по той же причине должны были бы допустить таковое же между «нормальным средним человеком» и обыкновенным вырождающимся. С тою же логикой можно было бы доказать духовное родство между благонравным филистером и нравственно помешаным или слабоумным выродком.

Если великих людей, отличившихся в различных областях умственной деятельности, называют гениями, то тех выродившихся с частичным выдающимся развитием можно было бы назвать лжегениями. Для того, чтобы произвести нечто действительно великое, недостаточно частичного умственного развития; нужны правильное сочетание и равновесие всех душевных способностей, чтобы пройти тернистый путь, ведущий к бессмертию. Качества, свойственные истинно великим людям, а именно: способность всецело сосредотачивать внимание на одном предмете, несокрушимые энергия и терпение, самоотверженное, до самозабвения доходящее влечение к творчеству – все эти качества обыкновенно вовсе не наблюдаются или же недостаточно развиты у вырождающихся.

Если мы дадим себе труд поближе познакомиться с жизнью этих частично одарённых вырождающихся, этих лжегениев, то мы найдём, что некоторые типичные черты характера у них почти никогда не отсутствуют.

Уже в ранней молодости они обнаруживают тщеславие, самодовольство, надменность и глупое бахвальство, которые их не покидают в течение всей жизни. Ещё на школьной скамье они усваивают себе манеру презрительно отзываться о величайших мастерах в искусстве или в науке, смотря по их собственному частичному таланту. Рафаэль и Тициан были по их мнению простыми малярами. Они иронизируют над Шиллером, который–де давно заслужил, чтобы его предали забвению. Гёте «устарел», а его сочинения «через меру расхвалили». Подобные отзывы они, как я сказал, делают ещё будучи детьми. В школе они ничему не учатся отчасти потому, что неспособны и ленивы отчасти потому, что слишком убеждены в своей гениальности и считают учение излишним. Они того мнения, что много знания повредит их оригинальности, их гениальности и что их высокие внутренние качества не нуждаются во внешней отделке.

При первой представившейся возможности они покидают школу, но не для того, чтобы изучить какую–нибудь профессию или чтобы как следует подготовится к серьёзной деятельности, а чтобы вступить в жизнь уже в качестве готовых поэтов, писателей, живописцев или музыкантов. С присущей им самоуверенностью они бросаются на самые трудные дела. Они пишут драмы, повести, романы, рисуют и компонируют, считают себя непогрешимыми критиками и судят и пишут о вещах, находящихся вне их духовного горизонта.

Довольно часто их произведения носят отпечаток глупого и смешного. Взамен славы и похвалы, на которые они рассчитывали, на их долю достаются лишь презрение и насмешка. Но это нисколько не в состоянии поколебать их веры в своё значение, в свою гениальность; напротив, они начинают жаловаться, что их не поняли или что их из зависти не хотят понять.

Действительно великий человек, значительно опередивший своё время, также искренно огорчается, если останется непонятым, но это не мешает ему твёрдо и неуклонно добиваться своей цели; вырождающийся же, не встречая успеха, вскоре теряет мужество, удаляется от общества, считает себя «непризнанным гением», видит в каждом человеке своего врага и впоследствии нередко обнаруживает признаки бреда величия и преследования.

Другие вырождающиеся, отчасти благодаря своему дарованию, отчасти благодаря неразумию и непониманию окружающих, имеют больше успеха. Их так называемая «гениальная оригинальность», которую, конечно, часто скорее следовало бы назвать оригинальной глупостью, может сбить с толку публику, которая видит тогда в эксцентричных выходках этих индивидуумов новое «направление», начало новой эпохи в искусстве.

Нередко превратные влечения и ощущения вырождающихся прямо отражаются в их художественных произведениях. Подобно тому как у римского императора Комода влечение к животной жестокости, жажда крови и человеческих страданий сказывались в его грубых, животных насилиях, так и вырождающиеся писатели с подобными влечениями и ощущениями могут проявить их в своих сочинениях. Возможно, что страсть многих современных писателей – рыться в грязи и навозе и изображать лишь гнусное и мерзкое, основана во многих случаях на таком извращении чувств, на психическом вырождении. Часто в их сочинениях сказываются ещё и другие ненормальные влечения, особливо в половой области.

Неустойчивость, отсутствие психического равновесия поддерживают в вырождающихся состояние некоторого беспокойства. У них нет ни к чему терпения; с живостью набрасываются они на предмет, но так же скоро бросают его. Большей частью они заняты сами собою; весь мир интересует их лишь настолько, насколько с ним связаны их собственные, личные интересы. Во всём они обнаруживают характерный для них эгоизм. Им чужды более благородные ощущения, требующие самоотречения и самоотверженности; поэтому им неведомы идеальные чувства дружбы и любви.

Вырождающийся всегда чуждается мира. Чтобы понимать мировые процессы, чтобы понимать и оценивать поступки своих ближних, нужно уметь заодно с ними чувствовать и ощущать. Но вырождающийся либо вследствие своей недостаточной восприимчивости вовсе не в состоянии воспринимать происходящих вокруг него процессов, либо, если его умственные способности достаточно развиты, не умеет вследствие слабой способности ощущения и чувствования правильно оценивать восприятия. Если поэтому вырождающийся поэт пожелает изобразить мир, то он обрисует нам не тот мир, в котором мы живём, а продукт своего фанатического бреда, отражение своей болезненной способности представления. Если он принадлежит к тем поэтам, которые стараются воплотить в искусстве свои собственные ощущения и чувства, то пред нами разверзается пропасть его заблуждений и болезненных страстей.

Было бы напрасным трудом, если бы мы попытались подробно описать клинические явления вырождения. Болезненные симптомы столь разновидны, характерные особенности столь различны, а комбинация психических факторов вследствие нарушенного равновесия столь многосложна, что опытный психиатр всегда найдёт в этой области новые явления.

Примером живописца из выродившихся, которому удалось добиться славы и который даже стал основателем «нового направления», может служить француз Курбэ, названный «первым реалистом».

Розенберг, написавший довольно подробную биографию Курбэ, говорит, что когда отец послал последнего в Париж изучать юриспруденцию, ему было двадцать лет и что в это время он обладал весьма недостаточным школьным образованием. Он безграмотно писал. «Вид книги возбуждал в нём гнев; чернильница наводила на него ужас». Уже во время своего учения он следующим образом отзывался о старых художниках:

«Веронезе – это богато одарённый талант, художник без слабостей и преувеличения; Рембрандт чарует разумных и ошеломляет глупцов; Тициан и Леонардо да Винчи обманщики. Если бы один из этих последних снова родился и появился в моей мастерской, я б его зарезал. Мне больше нравится Рибера, Зурбаран и Веласкез; я увлекаюсь Остаде и Кразбеком и почитаю Гольбейна. Что касается Рафаэля, то он, конечно, нарисовал несколько интересных портретов, но я не нахожу у него мыслей».

Его самолюбие было безгранично; охотнее всего он рисовал портреты с самого себя. «Он вообразил, что обладает ассирийским профилем и эта idee fixe ещё более укрепила в нём увлечение своей собственной физиономией». Один из посетителей выставки его картин дал о них следующий отзыв: «За исключением трёх или четырёх картин, все остальные изображают самого Курбэ: Курбэ раскланивающийся, прогуливающийся, останавливающийся, сидящий, Курбэ, как мертвец(!), словом, куда не повернёшься, всюду только Курбэ да Курбэ».

«Его картины, – пишет далее Розенберг, – доставили ему известность и некоторый достаток. Абсолютное отсутствие фантазии, непреодолимые трудности, которые он претерпевал, когда ему приходилось «сочинять» картину, привели его к основанию так называемого «реализма», т.е. к точной передаче естественных вещей без различия, без выбора. Многие восстали против направления Курбэ, с ним вступили в борьбу, его картины не принимались на выставки. Он провозгласил себя мучеником, искренно считал себя преследуемым и таким образом стал великим мужем. Курбэ сделался чем–то вроде основателя школы или, скорее, главою секты; множество ничтожеств сгруппировались вокруг него и признали его своим учителем. Наряду с этими наивными людьми, мечтавшими о том, чтобы рисовать, не учившись, находились, однако, люди, смеявшиеся над Курбэ».