Текст книги "Витька с Чапаевской улицы"

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ВОЗМЕЗДИЕ.

Солнечным утром пришел участковый милиционер товарищ Васильев. Был он небольшого роста, с круглым добродушным лицом. Последний раз товарищ Васильев был в доме, когда какой-то мужчина учинил в квартире тети Кати, у которой четверо маленьких детей, грандиозный скандал. Маленький милиционер довольно быстро справился с хулиганом и отвел его в милицию. Больше этого человека никто не видел в квартире тети Кати. Да и она о нем не вспоминала.

Товарищ Васильев подошел к ребятам, азартно играющим в орлянку за углом дома. Гошка Буянов, увидев его, на всякий случай спрятал кон в карман, но милиционер был настроен миролюбиво. Поэтому, после некоторого замешательства, игра возобновилась с еще большим жаром. Гошка выигрывал, его знаменитая битка ложилась у самой черты, а два раза угодила в кон. Бил Гошка по монетам с каким-то особенным вывертом, и медяки послушно переворачивались орлом.

Товарищ Васильев внимательно наблюдал за играющими. Когда Гошка ловко одну за другой переворачивал монеты, милиционер удовлетворенно крякал. Чувствовалось, что он понимает толк в этой игре.

– В какой квартире живут Ладонщиковы? – равнодушно спросил товарищ Васильев.

– Сашка, покажи, – сказал Витька Грохотов. Сашке предстояло бить по кону, и он досадливо отмахнулся.

– К вам ведь, – сказал Гошка. – Проводи товарища.

Сашка с неудовольствием посмотрел на милиционера: вот еще принесло не вовремя! Спрятав битку в карман, поднялся с колен и нехотя повел милиционера к себе домой.

Через полчаса товарищ Васильев вместе с Сашкой и его матерью снова появился во дворе. Вид у Сашки был удрученный, и он смотрел себе под ноги.

Ребята почувствовали что-то неладное. Бросив игру, они подошли к приятелю.

– Куда это ты собрался? – спросил Гошка. Сашка мрачно взглянул на него и еще ниже опустил голову. Людмила Григорьевна, Сашкина мать, тоже была взволнована и то и дело поглядывала на окна – не смотрят ли на них соседи.

– Может быть, сразу скажешь, кто еще с тобой был? – спросил милиционер.

– Говорю, случайно нашел, – пробурчал Сашка. – Иду по улице, а он валяется…

– Все равно ведь в милиции расскажешь, – добродушно улыбнулся товарищ Васильев.

– Я сообщу мужу? – спросила Людмила Григорьевна.

– Дело не спешное, – ответил милиционер. Гошка подмигнул Витьке и стал отступать за угол дома. Святая простота Толик Воробьев подошел к Сашке и спросил:

– Чего это ты нашел? Кошелек, да?

Милиционер с любопытством на него посмотрел и сказал:

– Во-во, кошелек. Ты тоже об этом знаешь?

– Я еще ни разу кошелька не находил, – со вздохом ответил Толик. – А хорошо бы.

Товарищ Васильев вытащил из широких штанин маленький желтый кошелек с блестящей кнопкой.

– Узнаешь? – спросил он.

Толик одним глазом долго изучал кошелек, а потом буркнул:

– Это ж Сашкин… Он его…

Тут Витька Грохотов, увидев злополучный кошелек, незаметно лягнул Толика ногой.

– Чего дурачишься? – обиделся Воробей. Единственный глаз его воинственно засверкал.

– Ты давай про кошелек, – напомнил милиционер.

– Про какой кошелек? – наконец сообразил в чем дело Толик. – Ах, про этот… Так он же его нашел. На улице.

– А может быть, где-нибудь в другом месте? – спросил товарищ Васильев и пристально посмотрел на Толика.

– Не устраивайте, пожалуйста, здесь допрос, – попросила Людмила Григорьевна.

– А вы, гражданка, идите себе домой, – посоветовал товарищ Васильев. – Когда нужно будет, мы вас пригласим.

– Он валялся на тротуаре… – заговорил Сашка. – Почему же не поднять? Кто хочешь поднимет.

– На улице, значит, нашел? – усмехнулся товарищ Васильев. – Везет же человеку! А я, понимаешь, еще ни разу на тротуаре не нашел кошелька…

– Я тоже, – сказал Толик. – Кошельки под ногами не валяются. Это Сашка такой везучий… Он и в «орлянку» всегда выигрывает.

– Боже мой, в какую еще «орлянку»? – спросила Сашкина мать.

– Воробей, тебя мать зовет… – из-за угла позвал Гошка. Толик было повернулся, но маленькая крепкая рука милиционера легла на его плечо.

– Э, нет, приятель, – улыбнулся товарищ Васильев. – Придется тебе тоже со мной прогуляться…

– Я не хочу прогуливаться, – плачущим голосом сказал Толик. – Я еще должен посуду на кухне помыть…

– Что же вы двоих? – спросила Людмила Григорьевна. – Забирайте всех детей со двора.

Товарищ Васильев взял за руки Сашку и Толика и повел в милицию. Если бы не форма, можно было подумать, что почтенный отец семейства вышел погулять со своими двумя послушными детьми.

Сашкина мать немного постояла, потом вздохнула и тоже решительно направилась следом.

Гошка и Витька молча сидели на пыльном диване. Гошка часто моргал и проводил растопыренной ладонью по носу и лбу: он ткнулся лицом в чердачную паутину.

– Это была твоя глупая идея – вернуть девчонке кошелек, – сказал Буянов.

– А твоя идея организовать шайку «Черный крест» просто гениальна!

– С таким народом, как вы, любое хорошее дело можно загубить.

– Ладно, – оборвал Витька. – Сейчас не время выяснять, кто из нас больше дурак… Что будем делать?

Гошка наконец содрал с носа липкую паутину и вытер руки о штаны. На черных волосах паутина осталась. Вид сегодня у Буянова был не такой самоуверенный, как всегда.

– Как ты думаешь, Рыжий продаст нас? – спросил он.

– На него надежды мало.

– Лучше бы он этот кошелек в сортир бросил…

– Мать ладно… – сказал Витька. – А вот отец? Мне бы не хотелось с ним ссориться.

– Мой узнает – выпорет, – поежился Гошка. – Я боюсь, хуже бы не было.

– Что может быть хуже?

– Этот же дурачок наболтал девчонке, что мы убили кучу народа… И своим кухонным тесаком у нее перед носом размахивал. Вооруженное нападение… За это посадить могут.

– За кошелек-то?

– А булки?

– Если Сашке пригрозят тюрьмой – всех выдаст, – сказал Витька.

– Еще этого чудика допросят… Артиста. Он спьяна и вправду подумал, что у нас настоящий пистолет.

Витька задумался. На чердаке было тихо. Где-то в дальнем углу возились голуби, внизу тетя Сарра протяжно повторяла: «Соля-а, обедать! Слышишь, Соля, обедать!» – Пойдем в милицию, – сказал Витька. – Я слышал, за добровольное признание смягчают вину.

– Спятил! – Гошка даже подскочил на диване. – Еще неизвестно, может быть, Сашка и не выдаст… Идти в милицию! Да меня туда пирогом не заманишь!..

Сашка вернулся домой во второй половине дня в сопровождении отца и матери. Витька и Гошка – они дежурили в парке – не смогли с ним перекинуться ни одним словом. Сашка шел, низко опустив голову, и смотрел под ноги. Лицо у него было непроницаемое. Зато выразительное лицо дяди Кости – Сашкиного отца – не предвещало ничего хорошего. У Людмилы Григорьевны – красные глаза, в маленьком кулачке зажат мокрый носовой платок.

У подъезда Сашка замедлил шаги и оглянулся. Гошка стал было на пальцах что-то объяснять ему, как глухонемому, но младший Ладонщиков не успел ничего ответить, так как получил крепкий подзатыльник от старшего и пулей влетел в подъезд.

Немного погодя из их раскрытого окошка послышался густой раздраженный голос дяди Кости, жалобное бормотание Людмилы Григорьевны и после небольшой паузы отчаянные Сашкины вопли. Ребятам показалось, что они даже слышат свист ремня.

Гошка и Витька переглянулись. Лица у них стали унылыми.

– Он сейчас отмучается, а у нас все еще впереди, – сказал Гошка. Он даже побледнел.

Крики было прекратились, а потом возобновились с новой силой. По-видимому, старший Ладонщиков минутку передохнул, смахнул пот со лба и снова взялся за ремень.

– Говорят, что битьем ничего не добьешься, – сказал Витька. – А сами лупят нашего брата почем зря.

– У моего бати ремень узенький, как свистнет… Когда я наверняка знаю, что меня будут драть, надеваю трое трусов и двое штанов, – сказал Гошка. – Одни из чертовой кожи. А чтобы не подумал, что мне не больно, ору изо всех сил.

– Орешь ты здорово, – сказал Витька. – На всю улицу слышно.

Гошка уставился на Витьку, даже лоб наморщил.

– Погоди, а почему я ни разу не слышал, как ты кричишь? Терпишь, да?

– Видишь ли, – сказал Витька. – Меня никогда не бьют.

– Рассказывай сказки. Наверное, руку кусаешь?

– Это еще хуже, когда не бьют, – сказал Витька. – Наказали тебя, ремень повесили – и все кончилось. А когда тебя за человека не считают, не разговаривают с тобой, это, брат, похуже, чем любая порка.

– Я согласен, чтобы со мной год не разговаривали, лишь бы не били, – сказал Гошка.

Сашка наконец перестал кричать. Экзекуция закончилась. Правда, еще некоторое время доносился густой голос дяди Кости, перемежаемый звучным всхлипыванием. Потом и это кончилось.

– Теперь три дня на улицу не пустят, – сказал Гошка. И тут они увидели Толика Воробьева. Он как ни в чем не бывало вышел из дома с огромным куском хлеба, густо намазанным маслом. Как же они забыли про Толика?

– Воробей, дуй сюда! – негромко позвал Гошка, высунувшись из-за дерева, за которым они прятались с Витькой.

– Слыхали, как Рыжего били? – спросил Толик, прожевывая кусок. Глядя на него, Витьке тоже захотелось есть.

– Рассказывай, что там было? – спросил Гошка.

– Где?

– Этот тип меня с ума сведет! – возмутился Гошка. – Где! Где! В милиции, черт бы тебя побрал!

– Я там не был.

– Это меня, наверное, за ручку товарищ Васильев на прогулку вел? – спросил Гошка.

– Я сначала заплакал, а потом сказал, если не отпустит, то милицию подожгу, – сообщил Толик. – Ну, он испугался и отпустил…

– Что же все-таки произошло? – сказал Витька.

А произошло вот что. Сашка, которому было поручено вернуть кошелек девчонке, долго тянул, а потом все-таки пошел в магазин. И надо же было так случиться – он тут же напоролся на потерпевшую.

Сашка сразу ее узнал: большеглазое птичье лицо, в волосах белая лента. Днем девчонка показалась ему еще симпатичнее. Закинув красную сетку с двумя булками на плечо, она глазела на голубей, клюющих пшенную крупу. Ноги у девчонки были тонкие и в царапинах. На ногах желтые сандалеты.

Сашка был уверен, что она его не узнает, и поэтому смело подошел и сказал:

– Это, случайно, не твой кошелек?

Сашка не был дипломатом и полагал, что эта фраза самая подходящая. Девчонка, вместо того чтобы обрадоваться, схватила его за руку и завопила на всю улицу:

– Я поймала бандита! Самого главного… Дяденька милиционер, заберите его, пожалуйста!..

Дяденьки милиционера поблизости не было, а народу на улице хватало. Прохожие стали останавливаться и подозрительно смотреть на Сашку.

– Ты что, очумела? – возмущался он, оглядываясь. – Отпусти, а то в морду дам…

– Бандит и бандит… порядочный человек разве ударит девочку? – укорила она Сашку и снова закричала: – Он двадцать три человека зарезал… С половиной… И меня хотел убить и платье забрать…

– Никто тебя убивать не хотел, дурочка, – увещевал ее Сашка. – И потом, вообще меня там не было. У меня это… алиби есть!

– Я тебя сразу по голосу узнала… Ты был самый толстый. Заберите же его!

Сашка не стал дожидаться, пока его на самом деле заберут. Он сунул ей кошелек и быстро зашагал по тротуару. Но девчонка не отставала. Она семенила сзади и громко верещала:

– И что у нас за город? Среди бела дня живые бандиты разгуливают по улице – и никто их не забирает.

– Ты у меня дождешься! – не оборачиваясь, буркнул Сашка.

Один прохожий всерьез заинтересовался этой парочкой. Он шел сзади за девчонкой и внимательно слушал, что она говорит. Может быть, это был переодетый агент уголовного розыска. Короче говоря, Сашка свернул с тротуара, перепрыгнул через придорожную канаву и юркнул в дырку в заборе.

Девчонка тоже прыгнула, но неудачно: она упала, а сетка с батонами плюхнулась в воду на дно канавы. Прохожий помог ей подняться и бросился за Сашкой, но тот уже успел забежать за дом и вскочить в первый попавшийся подъезд.

Взлетев но деревянной лестнице, он спрятался на чердаке. Оттуда в круглое окошко увидел, что прохожий и девчонка побежали к другому дому. Переждав некоторое время, Сашка спустился вниз и благополучно вернулся домой.

А на следующий день за ним пришел товарищ Васильев, В милиции Сашке устроили очную ставку с девчонкой, однако он все равно отпирался, но, когда пришел туда отец, сознался. Единственное, что Сашка скрыл, это имена сообщников. Он сказал, что в лицо их не помнит, а как звать, не знает. У них клички: у одного Робин Гуд, у другого – Спартак. Саша с ними познакомился на улице, и они предложили ему обтяпать одно дельце. Сашка, конечно, отказался, но они пригрозили прирезать, если не пойдет с ними. И он пошел. А больше их ни разу не видел.

Все это Сашка рассказал приятелям, когда они через окно проникли к нему в комнату. Вид у него был несчастный: заплаканное лицо распухло, нижняя губа отвисла, а глаза стали совсем маленькими. Сашка предпочитал не садиться.

Он не рассказал ребятам, что в кошельке вместо трех рублей остался полтинник. Два пятьдесят Сашка истратил на конфеты. Знал бы он, что приедет дядя и купит целый ящик ирисок, ни за что бы не трогал эти проклятые деньги… Пришлось отцу в милиции доплачивать.

И еще не рассказал, что, когда вышли из милиции, к нему подошла девчонка и, горестно вздохнув, сказала:

– Ты особенно не расстраивайся… Если тебя посадят в тюрьму, я буду носить тебе передачи: французские булочки и конфеты «Раковую шейку»…

Покосившись на родителей, разговаривающих с товарищем Васильевым, Сашка прошипел:

– Ну, погоди! Я еще с тобой посчитаюсь… Но девчонка сделала вид, что не расслышала.

– Возвращайся, – сказала она, – я буду ждать. Помахала рукой и ушла, громко вздыхая и хлюпая носом… Это она, артистка, нарочно, конечно! Иначе зачем ей было орать на всю улицу, чтобы его забрали в милицию?..

Сашку пока отпустили, но предупредили, что, возможно, еще придется встретиться. А если он случайно вспомнит настоящие имена своих сообщников, то в любое время может сам прийти в милицию. Милиция – она никогда не закрывается: ни днем ни ночью.

Гошка похлопал Ладонщикова по плечу, сказал, что он настоящий мужчина. Сашка растрогался, горючая слеза скатилась по его толстой щеке. А когда они снова выбрались через окно в парк, Гошка вздохнул:

– Кажется, мы влипли.

– Не выдал ведь? – сказал Витька.

– Я думаю, Рыжего надолго не хватит… Еще одна такая порка, и он пулей помчится в милицию.

– Пойдем сами? – предложил Витька.

– Нет уж, дудки, – сказал Гошка. – В милиции мне нечего делать. Сегодня же надену еще пару трусов.

– В такую жару?

– Я не хочу, чтобы папаша меня застукал врасплох, – сказал Гошка.

Пожав друг другу руки, бывшие члены распущенной шайки «Черный крест» в мрачном расположении духа разошлись по своим квартирам.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ЕХАТЬ ИЛИ ИДТИ!

Шла вторая половина июня. Дни стояли теплые, солнечные. Иногда на знойное небо набегала тучка, но город почему-то обходила стороной. Облака никуда не сворачивали. Они чередой плыли над городом, ненадолго закрывая солнце. Облака как железнодорожные составы, уходили куда-то вдаль по своим собственным маршрутам, и небо снова становилось чистым и синим.

Вечерами в парк прилетали майские жуки. Их стало гораздо меньше, чем две недели назад. Они кружились вокруг деревьев иногда стукались в окна. Мальчишки и девчонки ловили жуков и упрятывали в спичечные коробки. Если поднести коробок к уху, то услышишь монотонное тарахтение. Поймав жука ребята с Чапаевской с одного взгляда определяли, самец это или самка. Коля Бэс научил, как узнавать: у самца на спине черное пятно, а у самки красное.

Однажды высоко над городом прошел самолет. Вслед за ним с ревом пролетели три истребителя. И люди услышали негромкий треск, будто там, наверху, рвали по шву материю.

Гошка Буянов вечером рассказывал, что это был чужой самолет без опознавательных знаков. Сбить его не удалось, потому что он повернул к границе и скрылся. Об этом Гошка узнал от знакомого своего отца.

Понемногу из дома разъезжались. Уехал на Брянщину Толик Воробьев с матерью и бабушкой. Перед отъездом он щеголял в новой матроске и коротких штанишках. На голове – бархатная тюбетейка, а в руках розовый сачок на длинной белой палке. Все это купили ему в дорогу. Там, на Брянщине, Толик будет ловить бабочек своим розовым сачком…

Сестра его, Люська, не поехала на Брянщину. Она была отличница – и ее премировали путевкой в Артек. Через две недели Люська Воробьева поедет на берег Черного моря…

Готовились к отъезду Ладонщиковы. У дяди Кости отпуск с 25 июня. Сашка не готовился: отец сказал, что уголовному элементу – так он назвал сына – делать в деревне нечего. Сашка останется на две недели с бабушкой в городе. Бабушка больная, и Сашка будет в аптеку за лекарствами бегать. И в магазин за продуктами. А присматривать за ним будет близкий родственник, что за речкой живет. У него отпуск через две недели, и он, если Сашка будет себя хорошо вести, привезет его вместе с бабушкой в деревню.

Сашка оказался крепким парнем: два раза вызывали его в милицию, но приятелей он так и не выдал. Отец девчонки, ее звали Верой, требовал построже наказать Сашку. И во что бы то ни стало раскрыть и обезвредить всю «шайку». «Это ведь настоящий бандитизм! – возмущался он. – Представляете: вечер, трое в масках и вооруженные до зубов! Девочка пришла домой белее снега. Просто удивительно, что она не стала заикой!» Папа совсем не знал свою дочь. Сашке хотелось рассказать, как она умоляла взять ее на «мокрое дело», но удержался. Во-первых, все равно не поверили бы, а во-вторых, Вера, когда снова увидела Сашку в милиции, вдруг заявила, что, вполне возможно, она и обозналась… А потом потихоньку сунула ему в руку горсть конфет.

Эта история с ограблением наделала шуму, и милиция вот так сразу не хотела прекращать дело, хотя всем давно было ясно, что никакой вооруженной шайки не существовало, да и ограбление не что иное, как очередная проделка мальчишек с Чапаевской улицы. Этим делом никто не занимался, но оно еще не было закрыто. И поэтому мальчишек по-прежнему лихорадило. Витька Грохотов и Гошка даже осунулись. Они каждый день дожидались, что за ними наконец пожалует товарищ Васильев. Как-то, случайно увидев из окна милиционера, Гошка чуть не подавился супом.

Спокойнее всех чувствовал себя Сашка. Его вызывали в милицию, выпороли, отчитали, впереди его ожидали безрадостные дни в городе с хворой бабушкой. Сашка совершенно справедливо считал, что вполне достаточно наказан, и успокоился. И даже немножко чувствовал себя героем.

Шли дни, похожие один на другой. Ребята ходили на речку, играли в лапту, орлянку. Гошка все еще надевал по трое трусов и, несмотря на тридцатиградусную жару, носил штаны из чертовой кожи. У него даже походка изменилась. Скоро Гошке стало невмоготу, и он снял одни трусы, а потом и вторые.

Взрослые не узнавали своих сорванцов: тихие стали, смирные, беспрекословно ходили в магазин, выполняли все поручения. Особенно изменился Гошка. Раньше, бывало, то и дело чужие матери приходили к его родителям и жаловались, что Гошка то рубашку порвал в драке их сыну, то мяч послал в раскрытое окно и разбил картину на стене, то выпустил перья из пуховой подушки, выставленной во дворе на просушку. А теперь Гошка стал вежливый и послушный. Если раньше в ответ на любое замечание взрослых огрызался, то сейчас смиренно наклонял голову и извинялся.

Да и ребята заметили, что самый отчаянный мальчишка с Чапаевской улицы поджал хвост. Даже когда ядовитый Соля Шепс как-то подковырнул Гошку, тот смолчал. Раньше такого не было.

Когда однажды во дворе снова появился товарищ Васильев, даже без формы и в нерабочее время, Гошка срочно вызвал Витьку на улицу. Тот, не допив чай, выскочил за дверь, провожаемый укоризненным взглядом матери.

– Ты что? – удивился Витька. – Не дал поужинать…

Гошка молча направился в парк. Там за толстым кленом остановился и взглянул на приятеля. И взгляд у Гошки был нервный, бегающий. Нижнюю губу он прикусил.

– Видел Васильева? – спросил он.

– Ну и что?

– Чего он все время шляется у нашего дома?

– Так уж и все время, – возразил Витька.

– По-моему, он напал на ваш след, – шепотом сказал Гошка. – И теперь выслеживает, как ищейка. Сегодня он был без формы. Прошел мимо дома, завернул во двор, постоял в парке и знаешь, что он сделал?

– Вытащил фотоаппарат и сфотографировал наш дом…

– Он посмотрел на наши окна, – не обратив внимания на шутку, продолжал Гошка.

– Чего проще было ему зайти, – сказал Витька. – И спросить, что надо. Он всех наших знает.

– Он напал на след, – сказал Гошка. – Теперь нам крышка.

Витька внимательно посмотрел на него. Даже в сгущавшихся сумерках было заметно, как волнуется Гошка. Тогда еще Витьке и в голову не могло прийти, что Буянов просто-напросто трус. И поэтому он сказал:

– Я ведь тебе предлагал пойти в милицию… Еще не поздно.

– Я лучше из дома убегу!.. – вырвалось у Гошки. – Ты знаешь, как там с нами будут разговаривать? Они умеют… Все выложим – и загремим по этапу.

– Сашка же был там, и ничего, – урезонивал приятеля Витька.

– Вот вляпались! – горестно вырвалось у Гошки.

– Ты говоришь, Васильев смотрел на наш дом? – спросил Витька. – Где он стоял?

– Тут, – показал Гошка, удивленно глядя на Витьку.

– Ну, все ясно, – сказал тот. – Он смотрел на окна Бортниковых. У него есть дочь, худущая такая девчонка, и она занимается в музыкальной школе. У них скоро экзамены, вот она и ходит на репетиции к Алкиной матери. Я сам видел, как она сегодня вечером стучалась к ним. Под мышкой длинный такой ящик со скрипкой.

– На наши смотрел, – сказал Гошка, но уже прежней уверенности в его голосе не было.

На следующий день Гошка снова с таинственным видом вызвал Витьку Грохотова из дома.

– Опять Васильев? – спросил Витька.

Гошка, не говоря ни слова, полез на чердак. Последнее время чердак стал для них привычным убежищем. Там они обсуждали невеселые свои дела втайне от всех. И потом, на чердаке чувствовали себя в безопасности. Если бы вдруг их стали здесь искать, то всегда можно спрятаться в старом хламе или через второй ход убежать.

Сашка Ладонщиков тоже сюда наведывался. Если приятелей не видно на дворе – ищи на чердаке.

Чердак был темный, пыльный, весь в паутине. Настоящее паучье царство. Где-то под крышей, за деревянными стропилами прятались летучие мыши.

– Утром к нам приходил Валька Головлев, старший пионервожатый, – стал рассказывать Гошка.

– Значит, и до них дошло? – нахмурился Витька.

– Я спрятался в прихожей за плащом и слышал, как он разговаривал с матерью… Срочно меня и тебя вызывают в школу к физруку. К тебе Валька тоже заходил, да вас никого дома не было.

– Зачем мы понадобились физруку? – удивился Витька.

– Это он нарочно, чтобы нас в школу заманить, – убежденно ответил Гошка. – Заливал про какие-то зональные соревнования, в которых мы должны участвовать, интересовался, не уезжаем ли из города…

– Хорошо, что еще подписку о невыезде не потребовал, – мрачно заметил Витька.

– Я и говорю, удирать отсюда надо, – сказал Гошка. – Не дадут нам теперь житья…

– Вот заварили кашу… – сердито покосился Витька на приятеля. Собственно говоря, заварил-то Гошка, а расхлебывать всем приходится.

Гошка заявил: чем так жить, или, как он выразился, медленно гибнуть, лучше покинуть отчий дом. Ну, не совсем, а хотя бы на месяц. За это время все утихнет. А когда из таких побегов возвращаются, родители все на свете прощают. Даже есть такая картина «Возвращение блудного сына».

Витька задумался, а потом спросил:

– Вдвоем?

– Чем меньше народу, тем лучше.

Эта идея пришлась Грохотову по душе. Ну что за жизнь дома? На обед не смей опаздывать, вечером – кровь из носу – ложись спать в одиннадцать ноль-ноль. Утром подъем в восемь часов. Зарядка. И это томительное ожидание, что их вот-вот заберут в милицию. А за порогом дома свобода… Эта свобода мерещилась Витьке за излучиной Синей, где начинались пойменные заливные луга. Где вечерами на фоне желтого закатного неба топорщились вершины сосен и елей.

– Ну, так как? – спросил Гошка. – Рванем?

– А где мы возьмем деньги?

– У меня есть копилка. Года четыре не открывали… Видал на тумбочке? Кошка с дыркой на голове? Там рублей десять мелочи наберется.

– В крайнем случае заработаем, – сказал Витька.

– Главное, не тянуть резину. Сегодня шестнадцатое? Восемнадцатого отчаливаем!

– Восемнадцатого, – повторил Витька. – Восемнадцатого у матери день рождения.

– Вот будет ей подарок! – засмеялся Гошка.

– Не годится, – сказал Витька. – Девятнадцатого утром.

– День рождения… Подумаешь! Это предрассудки. Я, например, вообще не знаю, когда у моей матери день рождения.

Гошка встал с дивана и приподнял изодранный матрас с пружинами.

– Вот сюда будем складывать продукты, – сказал он. – У тебя есть рюкзак?

– А Рыжего возьмем? – спросил Витька.

– Он обжора, – подумав, сказал Гошка. – Его будет не прокормить.

– Я за то, чтобы взять, – настаивал Витька.

– Посмотрим.

Они по одному спустились с чердака и разошлись в разные стороны, как будто никогда и не были знакомы.

Пока мать ходила на кухню за чайником, Гошка ополовинил сахарницу. В кармане уже лежали три ватрушки. Ватрушки были с пылу-жару и припекали ляжку.

Мать налила в тонкий стакан крепкого душистого чаю. Отцовская кружка стояла пустая. Отец задержался на работе. Мать иногда бросала взгляды на телефон. Обычно отец в таких случаях звонил, но сегодня телефон молчал.

Мать взяла щипцы и, взглянув на сахарницу, нахмурилась.

– Только что полная была, – сказала она.

– Это вчера, – уточнил Гошка.

– Если будешь столько сахару лопать, без зубов останешься.

– У меня один уже шатается, – сказал Гошка и, засунув в рот палец, пощупал здоровый зуб.

– Наверное, опять что-нибудь случилось, – сказала мать. – Вчера на пятнадцать минут во всем городе свет погас. Что-то там вышло из строя.

– Вредители действуют, – сказал Гошка и взял еще одну теплую ватрушку. Когда мать отвернулась, он запихал ватрушку в карман.

– Мог бы и позвонить, – сказала мать.

– В паровозном депо сразу двух вредителей задержали, – сказал Гошка. – Хотели паровоз испортить.

– Неужели и на электростанции? – задумчиво произнесла мать.

– Мам, можно еще одну? – спросил Гошка.

– Ну у тебя сегодня и аппетит! – удивилась она.

Схватив две ватрушки, Гошка выскочил из дома,

Сашка Ладонщиков без колебаний примкнул к приятелям. Мужик он был хозяйственный и в пылу откровения признался, что у него накоплено семь рублей двадцать восемь копеек. Эти деньги он собирал почти целый год. Из них два рубля выиграл в орлянку. Остальные сэкономил на завтраках.

У Витьки Грохотова денег было меньше, чем у приятелей. Он не копил и ни на чем не экономил. Был уверен, что, если попросит у родителей, они ему всегда дадут. Он попросил и получил от матери три рубля на покупку волейбольного мяча.

Ребята таскали на чердак продукты, снаряжение. Подготовка к побегу шла полным ходом.

Как-то Сашка спросил:

– А кто у нас за атамана?

– По-моему, вопрос ясен, – сказал Гошка. Витька Грохотов не возражал: Гошка всегда был атаманом, но Сашка заартачился.

– Я в милиции побывал, меня выпороли, – сказал он. – Я и буду у вас атаманом.

– Не смеши, – ухмыльнулся Гошка.

– Тогда давайте тащить жребий, – предложил Ладонщиков, которому вдруг захотелось командовать.

Он сам выдернул от старого веника прутик, разломал его на три части. И, поколдовав, выставил крепкий кулак с веснушками. Гошка с безразличным видом вытащил короткую галочку. И теперь на законном основании стал атаманом.

– Вот не везет… – проворчал Сашка.

Витьке было безразлично, кто будет атаманом. Ему хотелось поскорее вырваться из жаркого, душного города на свободу. Один раз ночью Витьке приснилось, как они идут по берегу Синей все дальше и дальше от города… И почему-то их сопровождали белые чайки. Много чаек. Они молча летели над головой, не взмахивая крыльями. Не летели, а парили. Сон Витьке не удалось досмотреть до конца: в восемь ноль-ноль отец разбудил его. Зачем это нужно, Витька не знал. У него каникулы, можно бы и подольше поспать.

Гошка предложил бежать из города на поезде. Они проберутся в вагон, залезут под скамейку и… прощай, любимый город! Сначала в Москву, потом на юг. А там на юге море, горы… Завербуются на рыболовецкий сейнер и будут тюльку ловить. Почему именно тюльку, Гошка не стал объяснять.

Против этого плана ополчился Витька. Он считал, что на поезде далеко не уедешь: милиция тоже не спит. Снимут через сто километров и возвратят домой, как Вадика Поплавского, который в прошлом году убежал из дому. Его поймали и этапом доставили домой к маме и папе. Если уж убегать наверняка, то на своих двоих. И лучше всего по берегу Синей. Они будут купаться, собирать ягоды, а ночью можно закопаться в стог с сеном. И уж никому в голову не придет их преследовать. Да и кто встретит, подумает, что ребята вышли на прогулку. В туристский поход.

– Вот если бы лодка была… – сказал Сашка, которому не хотелось идти пешком.

– Что мы, лодку на реке не найдем? – сказал Витька.

Был вечер. Солнце село за грязным болотом. Оттуда, расцвеченные красным, розовым, желтым, наползали перистые облака. На болоте росла высокая рыжеватая трава и чахлый кустарник. И среди всего болотного царства королевой возвышалась большая белая береза. Каким чудом она выросла на трясине и за что уцепилась корнями, никто не знал, так как до березы невозможно было добраться. Сплошные бездонные окна. На этой недоступной березе свил гнездо ястреб. Ребята видели, как он опускался на вершину с добычей в когтях.

Ястреб был гордый и никогда не вылетал за границы болота. Он не любил шумный, беспокойный город. Распластав серые с зазубринами крылья, он медленно кружил над болотом, свысока поглядывая на город, вплотную подступивший к его извечным владениям.

В этот ясный вечер ястреб покинул свое гнездо и улетел в ту сторону, где встает солнце. Первым его увидел Витька Грохотов. Он задрал вверх голову и долго смотрел на ястреба, который летел над городом, лениво взмахивая крыльями. Увидел Витька ястреба случайно: он услышал шум самолета и посмотрел на небо. И вместо самолета обнаружил над городом ястреба. Витька удивился и сказал:

– Смотрите-ка, старый рыжий разбойник куда-то на ночь глядя собрался.

– У нас есть ружье, – оживился Сашка Ладонщиков. – Пальнуть бы по нему!

– На такой высоте не достанешь, – авторитетно заметил Гошка.

Когда он был в пионерлагере, ему охотник дал пальнуть из настоящего охотничьего ружья. Гошка бабахнул в свою собственную кепку и промазал, но все равно с тех пор считался специалистом в стрельбе из огнестрельного оружия.

– Интересно, куда он полетел? – сказал Витька, провожая птицу взглядом.

Они втроем возвращались от Сашкиного родственника, который жил за речкой. Это он должен присматривать за Сашкой, когда родители уедут в деревню. Родственник – его Сашка называл дядей – был большой любитель рыбной ловли и когда-то обещал Сашке снасть. Сашка давно забыл об этом, да и дядя тоже, как выяснилось, но без рыболовной снасти двигаться в путь было обидно. И Сашка вспомнил про родственника.