Текст книги "Вечность после... (СИ)"

Автор книги: Виктория Мальцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 18. Шаг номер два

Eva: «Как ты?»

Dam: «Обычно. Работа, рутина».

От тона его ответа мне холодно. Я хочу верить, что надумываю то, чего нет. Неудачный момент, плохой день… но не оно, не безразличие.

Eva: «Не знала, что снимать фильмы так скучно. Как тогда жить представителям остальных профессий? Бухгалтерам, например?»

Dam: «Вся наша жизнь – рутина. Глина, из которой мы лепим свои дни, недели, годы. И всё это ради редких вспышек радости»

Eva: «Звучит депрессивно».

Dam: «Просто голая правда».

Eva: «У тебя плохой день?»

Dam: «Обычный. Я уже говорил».

Чёрт.

Чёрт, чёрт, чёрт.

Как сказать тебе: ты мне нужен? Позвони! Хочу услышать твой голос. Или просто молчи и дыши в трубку. А лучше приезжай за мной, забери и отвези куда-нибудь, мне совсем не важно, куда. Хотя давай обойдёмся без ресторанов и кафе, забьёмся в скрытый от глаз угол, можно у меня, а можно в гостинице, забудем об условностях, как ты и хотел тогда в «Старбаксе», и сделаем «это» ещё раз! А потом ты скажешь своей жене, что не можешь жить без меня, и мы вдвоём уедем в Италию? Или Испанию, или Францию, или туда, куда ты ещё не возил ЕЁ и не был сам? И если нас станут фотографировать папарацци, ты спрячешь меня ото всех за своей спиной, но однажды открыто и смело скажешь: это та женщина, которую я люблю.

Белый экран, зелёные сообщения. Ты молчишь, и я молчу. Ты на том берегу, я на этом, и между нами нет моста. Ни хрустального, ни деревянного, ни верёвочного. Я брошу щепку, вцеплюсь в неё и попробую доплыть до тебя сама:

Eva: «Дамиен, давай встретимся?»

Ответ приходит спустя два часа. После пережитого мною удушья, слёз и распечатанной бутылки коньяка:

Dam: «Прости, был занят, не увидел твоего сообщения. Можем встретиться, если ты хочешь. Давай в ресторане на Корнуолл Авеню? Это недалеко от меня. Место называется «Local Kitsilano». Завтра после пяти у меня будет около часа, сможешь?»

Одно простое сообщение. Выдержанное в едином стиле… не бизнес, не дружба, не родство. Что тогда? Знакомство. Так пишут знакомым. Малознакомым. Тем, с кем тебя ничто не связывает. Для кого у тебя нет душевного тепла, нитей, тянущихся от твоего сердца к тому, другому.

Забавно, как много может сказать всего лишь выбор и расстановка слов.

Не сдавайся, Ева. Не сдавайся. Однажды он просил, теперь твоя очередь – проси ты. Корона не свалится, да и не до неё уже давным-давно. Чёрт с ней, с короной.

Eva: «Я свободна в это время. Но давай в «Старбаксе» в аэропорту»

В первой версии моего сообщения было на одно слово больше: «нашем». Но что-то остановило меня, не позволило назвать «Старбакс» нашим.

Dam: «Ева…»

Три точки долго танцуют перед моим расплывающимся взором.

Интересно, как и чем нужно набирать простое слово «Okay», чтобы на это ушло целых четырнадцать минут?

Dam: «Хорошо, Ева. Я приеду в Старбакс».

Допиваю свой коньяк, потому что выдержка на грани фатальной трещины. У меня трясутся руки, и я не могу спать, но заставляю себя, потому что «завтра» будет самый сложный день в моей жизни – я буду просить у судьбы кусочек счастья.

К моменту моего появления Дамиен уже на месте, он ничего не заказывал и стоит у панорамного окна, засунув руки в карманы. Мне видно линии его широких плеч и спины, силуэт сильного тела, принадлежащего не мне. Я приближаюсь, но даже не пытаюсь обнять – его выдаёт дыхание: рваное, ускоренное, не способное справиться c эмоциями. Он начинает нашу беседу сразу с главного:

– Ева, то, что произошло, было ошибкой.

– Почему?

– Ты знаешь.

– Можешь смеяться, но нет. Я не знаю.

– Ева… мы планируем ребёнка.

– Я это уже слышала. Ты говорил в прошлый раз. Когда это было? Погода назад?

– Пять попыток ЭКО. У Мел были проблемы с зачатием.

– Были?

– Да. Почти сразу после похорон мы узнали, что пятая подсадка сработала – два эмбриона прижились. Последние недели ждали двойню, а вчера были у врача и выяснили, что один погиб. Но второй жив, и с ним всё в порядке.

– Такое бывает?

– Оказывается, да, – пожимает плечами. – Мел сейчас не в лучшей форме – у неё стресс. Вчера были истерики, сегодня ещё хуже – депрессивно-упаднический настрой. Она боится, что второй тоже погибнет, и рыдает почти без остановки. Поэтому у меня не слишком много времени, прости. Только час, как я и сказал вчера.

Моё самоуважение и чувство самосохранения, очевидно, почили в небытие:

– Живи себе со своей Мел, рожайте детей, я ведь всё равно от тебя не могу, но встречаться-то мы можем? Хотя бы иногда?

– Я… Я… может, неправильно понял, но… ты только что предложила себя в качестве кого?

– А чем я хуже? Всех этих твоих актрис… У тебя ведь наверняка есть … развлечения помимо жены!

– Боже… – он закрывает глаза рукой и трёт виски.

– Я читала!

– Люди любят сплетни, Ева. А у меня сейчас есть заботы куда важнее!

– Но они ведь когда-нибудь закончатся! Все эти твои заботы, ЭКО, истерики, потуги примерного семьянина и прочее…

Он не даёт договорить:

– Ты в своём уме? – почти орёт.

– В своём.

– Ты хоть понимаешь, о чём говоришь? Ты списываешь себя, свою жизнь в неполноценность! Ты превратилась в тень, Ева! Ты живёшь в вечном ожидании того, чего никогда не будет!

– Лучше жить таким подобием жизни, нежели в той «полноценности», которая была у меня раньше! – спорю.

– Ева, я не брошу своего ребёнка.

– Я поняла. Уже давно. Только не понимаю, почему ты бросаешь меня?

– Я предпочту думать, что этого разговора никогда не было. Что он – плод моего извращённого воображения. Я женат, Ева, уважаю свою жену и жду от неё ребёнка. У меня нет, и не намечается любовниц. Точка.

С этими словами он резко поднимается и выходит, бросив напоследок:

– Прости, но мне нужно спешить.

А я ещё долго сижу в кресле, воображая себя окаменелостью с отпечатками древнейших раковин и стрекоз. И я бы, наверное, проторчала там известняковой глыбой вечность, если бы не косые взгляды официантов и бармена. В тот день я даже не поняла, какого цвета были залив и небо над ним. Наверное, красивого. А может быть, и нет.

Глава 19. Just Life

Два месяца я пребываю в токсичном дыму разбитых надежд: отрешённость и подавленность – мои друзья. Кроме них – сплошное и беспробудное одиночество. Лурдес, с которой мы успеваем всего лишь раз встретиться, чтобы провести один скоротечный час в кафе, по-матерински настойчиво советует антидепрессанты и отдых в экзотической стране. В октябре я получаю от неё же подарок – путешествие в Доминиканскую республику – семь райских дней в luxury отеле, «полном одиноких брутальных качков с разбитыми сердцами, срочно требующими реанимации». Затем мне по-заговорщически было добавлено: «Я там была, видела, знаю!».

Лурдес могла бы предложить поехать вместе, но не сделала этого – предпочла общество своего Антона и унылый Сиэтл. Я не в праве на неё сердиться, как и требовать внимания, но разочарование осело дрожжевым налётом на дне моей души.

Я не поехала в роскошный отель, где обитают красавцы-мужчины: что мне там делать одной? Завидовать счастливым парам? Семьям? Влюблённым?

Фотошоп и несколько фотографий, любезно найденных Google, и моя лента в соцсети пестрит снимками «незабываемого отдыха». Это был мой отчёт о проделанной работе для Лурдес, но позже я обнаружу десятки лайков от бывших австралийских одноклассников и знакомых, а среди них болезненное для моих глаз имя – Damien Blade.

Пусть он думает, что у меня всё прекрасно. Я вовсе не убиваюсь из-за его отказа, моя жизнь не катится под уклон, меня не вышвырнули с работы по причине полной невменяемости и бесполезности, и я не страдаю глубокой затяжной депрессией, бессилием и головокружениями.

Моя подруга Лурдес считает, что каждая «нечаянно» забеременевшая женщина подсознательно желает стать матерью. Иначе как объяснить тысячи упущенных возможностей дойти, наконец, до гинеколога и сделать один единственный укол?

Мой случай особенный: я живу уже годы совсем без мужчин. Муж сошёл с моего поезда, а я так и не полюбила фастфуд, поэтому в контрацепции не было необходимости. Наше столкновение с Дамиеном было непредвиденным. Непредсказуемым. Неожиданным.

И ни один из нас не подумал о предохранении. Он, скорее всего, привык к защищённой жене (у неё, как выяснилось, природная спираль от рождения), а я… а я, если придерживаться точки зрения моей любимой подруги, неосознанно жаждала стать матерью.

Я жила в депрессии. В глубокой. А когда ты настолько с головой в болоте, не замечаешь очевидных вещей. Например того, что у тебя вот уже два месяца нет менструаций. Что ты потеряла аппетит и слишком часто плачешь. Что очень многое в тебе изменилось, перестало быть прежним.

Я поняла, что пропускаю критические дни в начале ноября. Вот просто вспомнила, что у женщин моего возраста время от времени случаются месячные. Бывают, конечно, и сбои, в том числе из-за стресса и крупных жизненных разочарований, но мой женский календарь пропустил уже две таких даты, а не одну.

Вначале я как обычно подумала, что мне волноваться не о чем, ведь в моей жизни нет мужчин и, соответственно, секса…

Мужчин нет, а секс был. Один раз. Давно. С тех пор уже много дней прошло. Много.

У меня даже нет теста на беременность – никогда не было повода обзавестись. Набрасываю куртку, беру кредитку, сажусь в машину и еду… куда? Где их обычно продают? В Доллараме. Я точно их там видела. Покупаю, возвращаюсь домой, выполняю действия, описанные в инструкции, и получаю положительный результат.

Нет, такое вряд ли возможно. Секс был слишком давно, я бы к этому времени уже всё почувствовала. Это просто в Доллараме продают всякий хлам, поеду в Лондон Драгс, там точно качественный товар. Хоть и дороже раз в десять. Покупаю два разных, один с изображением цветка, второй – женской фигуры. Интересно, что ни на одном из них не нарисован младенец. Не все ведь пользуются ими для того, чтобы узнать хорошие новости. Как я, например.

На правом две полосы, на левом флажок, обозначающий «Вы беременны».

Я сажусь на кафельный пол своей ванной и медленно, не спеша соображаю: кажется, я всё-таки беременна.

Мне страшно. До тошноты. До помутнения рассудка.

Я очень хорошо осознаю, чем всё это может закончиться, и поэтому иду на осмотр в женскую консультацию с трясущимися руками.

– Ваш срок – 10 недель. Всё хорошо, – подытоживает результаты анализов и осмотра врач. – Ребёнок развивается правильно и соответственно календарю.

– А вы можете увидеть отклонения?

– Да, некоторые можем, но не все. На двенадцатой неделе пройдёте УЗИ, сделаем замер воротниковой зоны, чтобы исключить синдром Дауна.

– А остальное?

– Этот тест позволяет выявить и другие хромосомные аномалии.

– Все?

– До 90%. Но Вы должны знать, что патологии развития плода можно обнаружить на любом сроке беременности или не обнаружить вообще. Случается и такое, что здоровые в утробе матери дети рождаются больными, но всё это – большая редкость. Уверена, у Вас всё в порядке, и переживать не о чем.

Я знаю, что в этот момент должна признаться в кровном родстве отца ребёнка, но не могу разжать рот. Факт, в котором, оказывается, не так просто сознаться. Пока доктор распечатывает результаты нашей встречи и первую фотографию Узи, на которой, к слову, мне совершенно ничего не разобрать кроме фасолины в пятидесяти оттенках серого, я уговариваю себя собраться с силами и раскрыть его глаза на истинное положение вещей. Упрашиваю, угрожаю, толкаю, пинаю, мысленно отрываю самой себе голову, но челюсти не разжимаются – их заклинило. Во рту пересохло, язык залип, в ушах звенит. Я чувствую влагу на верхней губе и лбу – пот выступил от моих усилий, но все они безрезультатны.

– Вам нехорошо? – доктор подозрительно оценивает меня взглядом.

Я отрицательно мотаю головой.

– Вот, выпейте воды, – протягивает крошечную пластиковую бутылку. – Токсикоз может появиться в разное время, это очень индивидуально и не опасно, но если рвота примет нарастающий характер, обязательно звоните мне. Следите за питанием, режимом дня, больше гуляйте, отдыхайте.

Моя челюсть разжалась, чтобы выпить воды, но язык безнадёжен.

– Если будет совсем плохо, мы можем дать Вам документы, необходимые для больничного отпуска на работе. Я назначаю следующую встречу через две недели, как раз результаты всех проб и анализов будут готовы, узнаем, есть ли у вас инфекции, и нужно ли их лечить.

– Да, хорошо, – утвердительно киваю головой, с энтузиазмом принимая спасательный круг, временное решение проблемы – время на раздумья.

Nihon Goldmund

Я не имела представления, каким адом окажутся эти четырнадцать дней. Срок мучительных терзаний, попыток поднять тяжесть, вес которой с самого начала была непосильным.

Лезу в сеть, ищу в ней надежду.

«1) У нас есть гены. Гены определяют строение белков. Строение белков определяет работу всех наших клеток.

2) Физически ген – это участок последовательности ДНК. При копировании ДНК регулярно возникают ошибки, иногда они изменяют свойства кодируемых белков к лучшему или к худшему.

3) Абсолютное большинство генов (кроме тех, которые находятся у мужчин на половых хромосомах) продублированы. Одну копию ребенок получает от мамы, другую от папы. Это очень хорошо, так как если он и получил от кого-то из них плохо работающую копию, то клетка может компенсировать это за счет использования второй, хорошей копии.

4) В свою очередь, своему ребенку человек передает одну из тех двух копий, которая у него есть, случайным образом.

Генетическое родство между братьями и сёстрами в среднем составляет 50%. Но так как в сперматозоиды и яйцеклетки случайным образом попадает любая из имеющихся у родителя копий гена, то в реальности пересечение может быть и больше 50%, и меньше 50%.

В том теоретически возможном, но математически маловероятном случае, если брат и сестра получили от родителей сильно отличающиеся комбинации генов, а потом соединили свои яйцеклетку и сперматозоид, в которые также попали сильно отличающиеся комбинации генов, их ребенок будет примерно таким же, как и при неродственном скрещивании.

Но на практике проблема вот в чём. Допустим, у отца есть две копии гена, кодирующего какой-нибудь важный белок, они называются K и k. Большая буква означает нормальную копию, производящую хороший белок. Маленькая буква – плохую копию с мутацией, производящую бракованный белок. Самому отцу это никак не мешает, потому что здоровой копии достаточно, чтобы клетка могла построить себе нужное количество хорошего белка. Он женится на женщине, у которой с этим конкретным белком всё в порядке (генотип KK, обе копии хорошие). В этом случае их ребёнок с вероятностью 50% может унаследовать от отца мутацию, но ему это тоже мешать не будет, потому что от мамы он получит хорошую копию гена. Если дальше этот ребёнок уйдет скрещиваться с кем-нибудь на стороне, то, скорее всего, он тоже встретит партнёра с генотипом KK, и их дети по-прежнему будут здоровы.

Но вот представим себе, что в семье есть брат и сестра – и оба с генотипом Kk. В каждый их сперматозоид и яйцеклетку случайным образом попадает либо одна копия гена, хорошая, либо другая копия гена, плохая. Соответственно, с вероятностью в 25% их ребёнок получит от них обоих ту самую, неудачную копию гена k – и у него будут в этой связи проблемы со здоровьем.

Учитывая, что генов у нас много, и редких мутаций тоже много, в случае с какими-нибудь генами это наверняка произойдет. Поэтому в среднем у ребёнка, рождённого от брата и сестры, больше шансов на разнообразные проблемы со здоровьем».

В одной из статей нахожу информацию о немецкой паре – кровных брате и сестре, у которых родилось трое умственно отсталых детей, причём младший не способен даже сидеть. Отца приговорили к двум годам тюремного заключения, детей передали в специализированные приюты.

Мы с Дамиеном не просто брат и сестра, мы – близнецы.

Надежды нет.

Дилемма остаётся неизменной: больной ребёнок или убийство.

В одни дни я решаю, что никто не имеет права отнимать жизнь, какой бы она ни была, в другие понимаю, что аборт, скорее всего, самое адекватное решение, потому что правильного в моей ситуации в принципе быть не может. Иногда тянет позвонить Лурдес, но мне заранее известен её ответ – в их семье не просто против абортов, а категорически против.

Чаще всего хочется разделить эту проблему с Дамиеном. Но простой звонок по самому давнему и самому эмоционально окрашенному номеру в моём телефоне оказывается слишком сложным. Дамиен сейчас далёк от меня, мы даже не в разных частях света, как когда-то в детстве – мы на различных планетах.

Он счастливо женат, и, самое главное – ждёт рождения своего долгожданного, запланированного, здорового сына. Ему не нужна моя дилемма, чёрное пятно в яркой картине его мира. Это даже не картина, а фэшн фото в стиле и тренде текущих дней. Дамиен успешен, а успех не терпит неприглядности.

Но на седьмой день после встречи с врачом мои нервы сдают: пусть он поможет мне принять это решение! В конце концов, он ведь ОТЕЦ! Мы оба это сотворили!

Долго не решаюсь набрать его номер. Мне больно, стыдно, а помня о нашей последней встрече, о том, каким он был со мной, этот звонок – самое большое унижение в моей жизни. Но мне нужна его помощь, я нуждаюсь в ней, мы должны вместе принять это решение! Мне не хватает силы духа, здравости ума, слишком много ответственности, слишком большой груз – я не вытягиваю в одиночку.

Касаюсь мизинцем его контакта, и пока мой сотовый производит автоматический набор, пока тянутся долгие гудки дозвона, я медленно умираю.

Трубку поднимает она. Я знала, чувствовала, что так и будет – у меня не бывает иначе! «А ведь он обещал…» – поблёскивает воспоминание в пыльном углу моей памяти. Да, обещал, и не только отвечать на мои звонки, он много чего обещал. Главное – заботиться, оберегать и никогда не бросать.

– Здравствуй… – выжимаю, не узнавая собственный голос. – Я могу поговорить с братом?

Кажется, я прошу у неё позволения. Страшно и тяжело впервые так глубоко осознавать собственную убогость. Унижение.

В ответ слушаю тишину и чувствую, как проваливаюсь в бездну безнадёжности. «Господи», – думаю. – Мне бы только услышать его голос, одно это уже придаст сил!».

Мелания вздыхает, прежде чем «правильно и доходчиво» сформулировать мне своё послание:

– Он перестал быть тебе братом в тот день, когда ты впервые легла в его постель.

Пауза. И смысла в ней больше, чем в словах.

– Сейчас он – мой муж. Он счастлив и ждёт рождения сына. Дамиен уже даже имя выбрал, он назовёт своего первенца Дариусом. Знаешь, что означает это имя? «Победитель»! «Завоеватель»!

– Мне нужно…

– Не важно, что тебе нужно! Важно только то, что нужно ему, моему мужу! А это – НОРМАЛЬНАЯ, полноценная семья с ЕГО здоровыми детьми. И РЕПУТАЦИЯ! Подумай, ЧТО он потеряет, если хоть один папарацци пронюхает о том, что вы сделали!

Мы сделали даже больше, чем ты можешь себе представить, Мел…

– Очень хорошо поразмысли об этом! – настаивает. – И не вздумай ему больше звонить: если это повторится, нам придётся уехать туда, где тебе его не достать. Оставь его в покое и проблемы свои решай сама – ты уже большая девочка. Всего наилучшего!

Меня не напугали её угрозы: какая мне разница до того, как далеко он будет жить, если мы и так СОВСЕМ не видимся? Но слова о его счастье попали на плодородную почву моей растрёпанной души: да, мы оба виноваты в том, что произошло: ни один из нас не позаботился о предохранении. Но моей вины больше: я женщина, и это – моё тело. МНЕ нужно было принимать меры, решать, что с этим делать, думать головой, а не плавать в эмоциональном коктейле.

И теперь я не имею права забирать у него счастье. Не могу.

Мне придётся принимать это решение самой.

Устраиваюсь волонтёром в дом для инвалидов – хочу понять, на что будет похожа жизнь моего ребёнка. Забавно, но пока не столкнулась с вопросом лично, никогда не замечала, что живу всего в квартале от дома для людей с ограниченными возможностями. Их жизнь не так убога, как можно было бы себе представить – канадское государство достойно заботится о тех, кому повезло меньше остальных, но даже в таком виде само их существование – для меня шок.

Мой мир изменился и никогда уже не будет прежним.

Я знакомлюсь с Тодом, олигофреном от рождения. У него вытянутое лицо, вывернутые ступни и резкий характер.

Голова тридцатилетнего Эшли всегда повёрнута вправо, скованные судорогой пальцы рук и ноги, не способные ходить, не сделали его менее увлекательным собеседником. Эшли любит канал Discovery и очень злится, когда другие обитатели дома мешают ему смотреть передачи о Космосе.

Люк не говорит, самостоятельно не ест и носит детский слюнявчик, потому что у волонтёров не хватает времени вытирать его всегда сочащуюся слюну.

У Филис ДЦП с рождения. Она жизнерадостна, чрезмерно общительна и, в отличие от юной Светланы, может сама передвигаться при помощи ходунков. Филис пятьдесят, она даже умудрилась закончить колледж и получить сертификат специалиста в области управления. Но рынок труда не принял Филис, и спустя годы она оказалась там же, где и все остальные товарищи по несчастью – в доме для инвалидов.

Светлане, дочери иммигрантов из Польши, повезло ещё меньше – с тем же диагнозом она ведёт жизнь растения, не способная даже сидеть, как Тод, но умеющая узнавать изредка навещающих близких.

Шагун, яркая девушка, ещё ребёнком привезённая родителями в Канаду из Индии, неудачно поскользнулась зимой и сломала позвоночник. Современная медицина оказалась не способной его починить, муж Шагун скоро женился на здоровой девушке, а родителям забота о ней была не по карману. Теперь красивая, но обездвиженная, рождённая здоровой и с обширными перспективами, она живёт с теми, кто никогда не знал, каково это, быть полноценным, и поэтому ей тяжелее всех. Она – единственная в доме, кто страдает депрессией, хотя и её внешний вид и возможности – лучшие из всех, кто тут живёт. Она могла бы снимать квартиру, воспользовавшись одной из государственных программ для тех, кто прикован к коляске, но выбрала путь самоуничтожения, заболев душой.

Мне удалось выдержать волонтёрскую работу в течение всего десяти дней. Но уйти пришлось не из-за сложности и эмоциональной тяжести: у меня начался токсикоз беременных.

Я читала о нём и раньше в книгах и журнальных статьях, в подробностях слышала от матери, но понятия не имела, ЧТО ЭТО!

Меня тошнит первые семь дней без остановки, на восьмые сутки начинается рвота. Чаще всего утром, но бывает, что и в обед, и вечером.

Однажды я падаю в обморок в Суперсторе, однажды на почте и дважды на рабочем месте, где я умудрилась продержаться аж месяц. Менеджер, не выдержав, отправляет меня в «неоплачиваемый отпуск без сохранения рабочего места», то есть увольняет, выдвинув, таким образом, на повестку дня мой главный вопрос – на что жить?

К моменту встречи с врачом моё решение уже практически принято – аборт. Мир вокруг меня, моё собственное тело, а главное, обстоятельства зачатия против его рождения.

Пока я не слышу своими собственными ушами его сердце. Этот звук, исходящий из колонок аппарата УЗИ, убивает прошлую меня и рождает новую. Врач с улыбкой показывает на мониторе уже различимые части крохотного тельца, которые я, впрочем, всё равно не могу рассмотреть, но чёткий ритм биения его сердца становится моей истиной. Он навсегда сохранится в моей памяти.

Меня переполняют эмоции: слёзы и ступор. Становится ясно, что теперь уже поздно – я не смогу его убить.

– Похоже, что у вас девочка… – сообщает задумчиво то, о чём я даже не спрашивала.

– Девочка? Вы уверены? – даже приподнимаюсь, стараясь заглянуть в экран и убедиться лично.

Дамиен хотел сына. Всегда говорил только о сыне, а дочь ему не нужна. Тем более рождённая от меня, а значит, несущая тысячи рисков.

– Ну, – усмехается врач, – по крайней мере, сейчас я точно не вижу у ребёнка ничего из того, что бывает у мальчиков. Лежите спокойно, пожалуйста.

Я укладываюсь на место и смотрю на белый потолок, а на нём – зеленоглазая девочка. Её волосы вьются, как у Дамиена, но улыбка – моя. Она смотрит на меня с потолка, улыбается и заглядывает в самую душу.

– Но на этом сроке можно и ошибиться, – признаётся доктор. – Точнее узнаем на следующем осмотре – в двадцать недель.

С этого дня наступает облегчение, и даже токсикоз как будто мучает меньше: решение принято. В моей жизни началась новая эпоха, но теперь не мир изменился, а я в нём. Я, Ева, которая никогда не думала о том, чтобы стать матерью, носит в себе жизнь. И у этой жизни уже есть крохотные ручки, ножки, голова и, самое главное, сердце. И его биение – самое трепетное, что я слышала с момента своего собственного рождения.

По дороге домой нахожу время, силы и желание, чтобы заехать в парк. Осенние жёлтые листья на аллеях – удовольствие, о котором за все последние годы я умудрилась забыть. Мои ноги шуршат ими, пинают носком. А в душе необъяснимый покой, умиротворение. Так я понимаю, что поступаю правильно.

Я выбираю имя «Виктория». Как столица Британской Колумбии, как королева, знаменитая веком мира и благополучия, сытой спокойной жизни в Британии и её колониях. Пусть это имя даст моей дочери силу победить все невзгоды и сложности, которые ждут её в жизни. А они будут независимо от того, здоровой она родится или больной.

Второе имя дочери приходит ко мне само вместе с зеленоглазой девочкой, почему-то решившей угостить меня печеньем.

– О, Лав! Детка, нельзя приставать к леди!

Лав… Любовь… Это не просто имя, это смысл и история ребёнка, которого я ношу. Не важно, насколько он правилен и здоров ли. Теперь уже не важно: моя девочка была зачата в любви, поэтому Лав.

Свободная скамейка на детской площадке становится моим пристанищем на долгие часы. Я наблюдаю с улыбкой за матерями и их чадами всех возрастов и люблю всех. И девочку-шатенку с красивыми глазами и длинными ресницами по имени Грэйс, и девочку блондинку с распущенными волосами, как у Рапунцель, и странную, нелюдимую Веронику, никогда ни на шаг не отходящую от своей полной мамы с татуировкой на шее и части щеки. Я люблю носящихся на велосипедах и скутерах мальчишек, облачённых в смешные шлемы с шипами, как у динозавров. Я люблю небо, люблю осень, люблю людей, люблю этот мир.

Люблю странную старушку с бирюзовой сумкой через плечо, хотя от неё и пахнет плесенью. Сперва она долго сидит рядом со мной, разглядывает то меня, то детей, не обращая внимания на шарахающихся от неё мамочек, потом поднимается и решительно шагает на поляну – кормить ворон. Эту женщину в странноватой шляпке с кормом для птиц в бирюзовой расшитой бисером сумке, я ещё встречу не раз в этом парке. Мне ведь нужно гулять и дышать воздухом.

В тот же день еду в магазин для новорожденных на Норс Роад. Теряюсь в обилии товаров для детей и покупаю розовую кофточку и бутылочку для кормления со слонёнком, искренне полагая, что это – самая необходимая вещь в доме, где вот-вот, совсем уже скоро, появится малыш.

С первого взгляда влюбляюсь в электрическую колыбель с балдахином, музыкой и проектором под названием «Танец бабочек». Проходящая мимо мама с младенцем в ткани, перекинутой через плечо, останавливается и с улыбкой делится тем, насколько незаменимой стала такая колыбель для её сына. Пытаюсь прикинуть, смогу ли позволить её себе, и во сколько обойдётся покупка обязательных кроватки, коляски и автокресла. Ещё одежда, пелёнки, подгузники. Это много, а у меня совсем нет сбережений.

Я понимаю, что одной будет тяжело, понимаю. И решаю, что смогу обойтись без кроватки и колыбели. А одежду и кресло куплю подержанными на craigslist.

Внезапно вспоминаю, что в моём доме требовался уборщик, и это будет решением, пока не найду работу. А я найду, обязательно найду. Иначе просто не может быть. А когда малышка родится, буду присматривать за чужими детьми на дому, я слышала, многие мамы так делают.

Выкручусь, не пропаду. И у меня есть Лурдес. Если совсем будет плохо, попрошу о помощи её, и точно знаю: она никогда не откажет.