Текст книги "Одаренный ребенок. Иллюзии и реальность"

Автор книги: Виктория Юркевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

3. Мотор способностей

Надо сказать, что одаренные дети очень разные: очень живые, даже иногда просто нахальные, и тихони, еле слышно произносящие ответ невероятно сложной задачи. Очень обаятельные, очаровательные и неловкие, стеснительные, оттаивающие лишь к концу встречи с незнакомым человеком (и то, если этот человек им понравился). Большинство из них проявляют интерес к математике, но многие рано начинают интересоваться биологией, химией, астрономией, физикой. У меня был пятилетний вундеркинд, который всерьез интересовался не больше не меньше как происхождением человека и потому читал специальные книги на эту тему.

Естественно, разные они и внешне: очень маленькие, хрупкие даже для своих дошкольных лет, и крупные, физически развитые, явно обгоняющие своих сверстников не только по умственному, но и по физическому развитию. Однако есть во всех этих очень разных детях нечто общее, что при известном опыте позволяет довольно быстро определить именно одаренного ребенка. Чаще всего без всяких тестов и прочих психологических измерений. Что же это? Если хотите, печать одаренности. Одна моя знакомая, тоже имеющая дело с одаренными детьми, называет это так: А во лбу звезда горит. Что же это за звезда?

Попытки понять, что же делает одаренного ребенка именно одаренным, что же отличает его от обычных детей, делались, естественно, много раз. Искали различия во всем. Часто считали, что основой повышенных способностей является память. Особая, чрезвычайно развитая память и позволяет одаренному ребенку показывать чудеса, она и делает его одаренным. Разумеется, память у одаренного ребенка практически всегда превосходная, но все же дело не в ней. Оказалось, во-первых, что память большинства самых обыкновенных детей становится просто превосходной, когда они имеют дело с чем-то, что их очень интересует. К примеру, самая ленивая девочка, ничего не помнящая из того, что говорится на уроках, вдруг приобретает замечательную память, когда речь заходит, скажем, о модах из Бурды, которая оказалась у нее в руках всего лишь на пару часов. Мальчишка-двоечник тоже прекрасно помнит любую деталь из понравившегося ему ковбойского фильма. Есть еще одно обстоятельство. Память – одна из наиболее тренируемых психических функций. И хотя приемов развития памяти великое множество, тем не менее главный – как можно больше запоминать. Одаренные дети с большим увлечением занимаются умственной деятельностью и охотно и много запоминают. Как видим, различия в памяти между одаренными и обыкновенными детьми хотя и есть, но, очевидно, вторичны. Дело не в памяти.

Точно так же не обнаружены сколько-нибудь принципиальные различия между обычными и одаренными детьми в восприятии, мышлении, даже в воображении. Различия, конечно, были, но не такие, чтобы их можно было рассмотреть как первопричину принципиальных, чрезвычайных различий в одаренности. А что же тогда эта первопричина?

Главное, что объединяет всех, таких разных вундеркиндов, и что резко отличает их от обыкновенных детей – так называемая умственная активность. Одним из первых Н. С. Лейтес описал эту невероятную потребность одаренных детей в умственной работе, их, без преувеличения страсть к познанию. Это – главная потребность одаренного ребенка, независимо от возраста, темперамента, характера, интересов, пола, здоровья и т. п. Иначе говоря, имение стремление к познанию – самая яркая характеристика любого одаренного ребенка.

Основные жалобы мам и пап одаренных детей однообразны: не хочет гулять, не хочет развлекаться, хочет только решать задачи, читать книги, причем не развлекательные, Мама шестилетнего мальчика жалуется, что сын ночью под одеялом включает фонарик, чтобы читать серьезную книжку по биологии, которую изучают в старших классах специальных школ.

Уже довольно давно у меня в практике был случай, пожалуй, наиболее ярко характеризующий это поразительное стремление к познавательной деятельности. Ко мне обратились по поводу странностей одного одаренного ребенка. Дело в том, что он, идя по улице, все время что-то шептал. чуть ли не разговаривал сам с собой. Вероятность патологий у одаренных детей несколько выше, поэтому я сначала насторожилась. Но все оказалось гораздо интереснее и, я бы сказала, нормальнее. Мальчик, кстати сказать, классический вундеркинд со всеми вытекающими отсюда чудесами, как оказалось, занимался на улице разработкой не больше не меньше как теории чисел. Глядя на проезжающие машины, он брал за основу номерной знак, затем полученное число возводил в куб простым перемножением, затем еще что-то делал с этим числом, например извлекал квадратный корень, с тем, чтобы вернуться к исходном;. числу, с которого начал– Ну, а так как по ходу дела приходилось в уме выполнять довольно сложные вычисления, он иногда что-то шептал– Помогает удержать в голове, – объяснил он– Его никто не заставлял выполнять такие сложнейшие вычисления, да еще в уме. Ему хотелось, ему было интересно. Это и есть настоящая познавательная потребность – бескорыстная, ради интереса как такового.

В дальнейшем выяснилось одно важнейшее обстоятельство, на котором мне хотелось бы остановиться поподробнее. Умственная активность, так ярко характеризующая любого одаренного ребенка, имеет непосредственное отношение к развитию способностей- Оказывается, способности вырастают, развиваются из задатков при одном обязательном условии. Деятельность, которой занимается ребенок, должна быть связана с положительными эмоциями. иначе говоря, приносить радость, удовольствие. Есть эта радость – задатки развиваются, нет радости от умственной деятельности – способностей не будет. От длительных, безрадостных, по принуждению или самопринуждению занятий будет что угодно – пятерки, похвалы, даже, если хотите, знания, не будет только главного – способностей. Связь развития способностей с положительными эмоциями подтверждена сейчас не только в психологических, но и сугубо физиологических экспериментах. Из этого обстоятельства проистекает несколько важных педагогических следствий, на которых стоит остановиться.

Следствие первое – печальное для учителей. Если способности развиваются только в любимой деятельности, то сами по себе длительные занятия, проводимые без желания ребенка, любые дополнительные занятия с точки зрения развития способностей либо бесполезны, либо просто вредны, так как деятельность по принуждению увеличивает отрицательное отношение к ней. Не случайно В. А. Сухомлинский, придававший такое значение именно развитию способностей, вообще запретил у себя в школе проведение каких бы то ни было дополнительных занятий (исключая случаи болезни ученика). Конечно, в некоторых случаях усиленным трудом можно получить сами по себе знания, но разве в этом главная цель образования?

Cледствие второе – печальное и радостное одновременно Отметки, особенно в начальных классах, сами по себе никак способности не характеризуют. Старательная девочка, прилежно выполняющая уроки, получающая в первом, третьем или пятом классе сплошные пятерки, останется неспособной, потому что никакого удовольствия от чтения и решения задач не испытывает, а хорошо учится лишь из прилежания– А мальчишка-двоечник, которого не усадишь за уроки, тем не менее станет вполне способным школьником, потому что обожает чтение, сидит со сложным конструктором, решает головоломные шахматные задачи – и в этой деятельности счастливо развивает свои способности. А к старшим классам, где роль способностей в учении становится больше, многие девочки – тихие отличницы – становятся весьма посредственными ученицами, а мальчики, которым ставили столько двоек за плохой почерк или грязную тетрадь, становятся гордостью школы. Если, конечно, была деятельность, которую они любили и в которой смогли развить свои способности. А это, к сожалению, бывает не у всех.

Следствие третье – самое важное. Начинать учение ребенка надо с радости познания, только на этом фоне можно развить способности. Это не значит, конечно, что учение должно быть только радостью. Чем старше ребенок, тем больше элементов обязательности, даже принуждения (лучше самопринуждения) надо вводить в учение. Но начало, когда ученье, иначе говоря, организованная умственная деятельность, только начинается, должно обязательно быть приятным, радостным для ребенка. Иначе ни о каких способностях не приходится говорить.

Вернемся к одаренным. У одаренных, благодаря ярко выраженной потребности в познаний, связь радости и умственного труда почти непрерывная. Практически любая умственная деятельность – чтение, решение задач, придумывание историй и т. д. – доставляет им огромную радость, и благодаря этому их способности развиваются семимильными шагами.

Кстати, с этой точки зрения проблема задатков одаренных детей становится не самой важной. Дело в том, что сейчас можно считать практически доказанным, что наш мозг работает с огромной недогрузкой. Резервы человеческого ума, неиспользованные его таланты всегда больше, чем то, что реализовалось, и уже используется. Цифры здесь приводятся разные. По одним данным, используется лишь 15–20 % всех возможностей; по другим – еще меньше, не более 10 %. Дело не в конкретных цифрах. Важно, что во всех случаях объем неиспользованных возможностей всегда больше. И вероятно, дети становятся одаренными не столько потому, что им больше, чем другим, дала природа (она ведь всем дала столько, что всего и использовать нельзя), сколько потому, что они в большей мере сумели реализовать себя. Грубо говоря, больше своих задатков они превратили в способности. Это несколько упрощенный взгляд на развитие способностей, но, по существу, верный. Тот, кто внимательно следил за ходом моих рассуждений, вероятно, не удивится однозначному выводу, который я хочу сделать: по крайней мере на ранних этапах развития способностей, т. е. в дошкольном и младшем школьном возрасте, все зависит от любви к умственной деятельности или, точнее, от познавательной потребности. Чем ярче она проявляется в ребенке, тем больше вероятность высоких способностей.

И здесь у читателя возникает законный вопрос Раз все определяется познавательной потребностью, так почему же она есть только у одаренных детей? Она что, только от природы? Да, познавательная потребность только от природы, но все дело в том, что от природы она в достаточной степени дается всем без исключения детям (всем психически здоровым детям).

Если способности от природы никому не даются, их, к сожалению, надо развивать, то познавательная потребность – это действительно дар, которым награжден каждый. Есть научные факты, удостоверяющие это обстоятельство, но на самом деле это все достаточно очевидно. В пять-шесть лет одаренного ребенка сразу видно, он отличается от других, но вот в два-три года понять, по какому пути развивается ребенок, как обыкновенный или как одаренный, чаще всего невозможно. Все дети любят узнавать, любят задавать вопросы, любят слушать, когда им читают, любят ломать игрушки, чтобы посмотреть, что у них внутри – словом, практически у каждого ребенка в этом возрасте высокая познавательная потребность. Если у ребенка в этом возрасте нет непрерывного стремления к познанию, значит, что-то с ребенком не в порядке. Очень часто это первый признак заболевания, даже физического.

Хотя я отнюдь не врач, а детский психолог, мне как-то пришлось выступить в роли врача, обнаружившего болезнь у здорового, по мнению окружающих, ребенка. Меня как-то пригласили на консультацию по поводу подростка– Подробно обсудив с матерью все касающееся именно его, я, скорее из вежливости, спросила про другого, младшего сына, по поводу которого никаких жалоб не было. Мать с гордостью стала рассказывать, как ей повезло с младшим. Никаких хлопот с ним, ничего никогда не сломал, никогда не испортил – любит поесть, сядет и улыбается. Я насторожилась. Мальчишка, которому почти три года, ни одной игрушки не сломал, никаких хлопот окружающим не причинил– Была бы еще девочка, но – мальчик… Подхожу к малышу. Толстый голубоглазый малыш приветливо улыбается, охотно идет на руки– Но вот уже первая странность – у меня в ушах длинные серьги – он глядит на них и не хочет ни выдернуть их у меня, ни отодрать вместе с ухом. На шее цепочка – он тоже не пытается снять ее с меня-Глядит на меня, дружелюбно улыбается – и все. Я достаю какую-то игрушку из сумки. Он с интересом глядит на нее, но не пытается взять у меня из рук, бросить (это же очень интересно посмотреть, как падает новый предмет), не пытается хотя бы повернуть игрушку в руках. Когда я сказала, что, по моему мнению, мальчика надо показать психоневрологу, мать чуть ли не возмутилась:

Только что смотрел педиатр, сказал, как хорошо развивается мальчик, как быстро набирает вес и как быстро растет. Да, мальчик, несомненно, хорошо набрал вес (он был явно перекормлен), но с ним все же что-то не в порядке, – пытаюсь я убедить мать. Я, к сожалению, оказалась права: у мальчика обнаружилось заболевание, которое пришлось серьезно и упорно лечить. А все симптомы и были-то – слабая, не соответствующая возрасту познавательная потребность.

Итак, познавательная потребность каждому ребенку в полной мере отпускается природой и очень ярко обнаруживается у каждого здорового ребенка с самого начала. А вот что происходит потом? Почему у одного ребенка эта потребность так и сохраняется и делает его ярко способным, одаренным, а у другого она куда-то исчезает и никаких способностей, а ученье для такого ребенка – сплошное уныние и безнадега? Что ж, действительно вопрос вопросов. Тем более что с каждым годом учения детей с яркой познавательной потребностью все меньше. Так куда же девается этот дар, подарок каждому ребенку? Сумеем ответить на этот вопрос, ближе будем к решению вопроса, который так волнует многих учителей и родителей: почему з наших школах так много неспособных детей?

4. Родители как великие инквизиторы одаренности

Мне бы хотелось, чтобы читатели запомнили следующее: способности, к великому сожалению, от природы не даются, их надо развивать; познавательная потребность, наоборот, дается прямо сразу от природы (хотя ее тоже надо развивать), и именно от нее в самой значительной мере зависит развитие способностей.

Не будет преувеличением сказать, что потребность в познании является настоящим мотором в развитии способностей. Это связано не только и даже не столько с тем, что эта потребность обеспечивает добычу знаний, то, что называется расширением кругозора, но еще и с тем, что для развития способностей необходимо, чтобы умственная деятельность протекала на фоне ярко выраженных положительных эмоций – чувства радости, удовольствия, иногда даже интеллектуального восторга. Познавательная потребность как раз обеспечивает такой фон – именно потому при наличии удовольствия от умственной деятельности развитие способностей происходит почти незаметно, быстро и легко. При отсутствии таких эмоций способности не удается развить за долгие часы напряженной умственной работы.

Как уже ранее говорилось, природа позаботилась о человеке буквально с первого дня рождения, наделив его этой потребностью. Выдающийся швейцарский психолог Жан Пиаже даже считал, что познавательная потребность появляется раньше, чем такая важная потребность, как потребность в общении. Более того, этой потребностью природа наделила не только человека. Приведу хоть и забавный, но очень выразительный, имея в виду наш разговор об этой потребности, пример.

Речь пойдет о… крысах. Психологи любят работать с этими зверьками прежде всего потому, что они очень умны и, скажем, некоторые лабиринтные задачи решают лучше, чем люди. Кроме того, они во многом похожи на людей.

С крысами провели следующий опыт. В большой лабораторной комнате для них выстроили необыкновенный домик, где было все для райской жизни: комнаты для общения, для спортивных упражнений, естественно, лучшая еда (а люди давно имеют дело с крысами и знают их вкусы). Партнеры тоже менялись: надоели одни – вот вам другие;

много вас – уменьшим количество, мало – увеличим. Зачем же создавались такие условия для крыс? Дело в том, что в этом замечательном домике была дверь, которая позволяла покинуть этот рай. Это была очень легкая дверь, которую любая крыса, слегка разбежавшись, свободно могла открыть. Вела эта дверь в обычную лабораторную комнату, где, однако, была полная неизвестность и совсем не было этих благ. Задача у психологов была такая: сделать, чтобы крысам было так хорошо в домике, чтобы из этого рая им уже никуда не хотелось.

И крысам, очевидно, очень нравилось жить в таких условиях, судя по тому, как усиленно они размножались и всячески развлекались. Но какая-то часть крыс, несмотря на все это, все же подбегала к таинственной двери, пищала от страха и выбегала прочь из этого рая. Когда стали крыс метить, то оказалось, что это делают одни и те же крысы, с пониженным уровнем страха и, соответственно, с повышенным уровнем познавательной потребности. Кстати, большинство из них были самцами.

Возвращаясь к людям, отметим, что эта потребность характеризует человека с самого рождения. Но чуть ли не с самого рождения окружение ребенка – люди, и прежде всего родители – делает все возможное, чтобы эту потребность подавить. Это не так-то просто, но постепенно это получается у многих родителей. И потому большое число детей у нас неспособные. А могли бы стать и одаренными. Здесь самое время разобраться с тем, какие же дети являются одаренными и сколько же у нас одаренных детей.

Давайте объяснимся. Одаренные дети бывают, как уже говорилось, самые разные. Но сейчас нам важно иметь в виду следующее: бывает особая одаренность, которая встречается раз на тысячу, а то и на миллион случаев. Здесь не обойтись без особых генов, без особых условий. Это те вундеркинды, которых даже в нашей школе для одаренных очень немного. Эти дети особые даже на взгляд неспециалиста: они по-другому, иногда с большими трудностями общаются, по-другому живут, иногда очень однобоко только интеллектуальными или творческими интересами.

Но есть и другие одаренные: это, что называется, великолепная норма. Все у такого ребенка с самого начала было хорошо: мама нормально родила (и до родов у нее все было хорошо); ему попались умные родители, обеспечившие разумное и в самом лучшем смысле нормальное воспитание;

он попал в школу к хорошим, опять-таки в смысле высокой нормы, учителям. В результате этого обязательно вырастут одаренные дети. Не обязательно чрезвычайно одаренные, а своего рода сверхполноценная норма. Такие дети не только более одарены, чем обычные, которым не так повезло. Они, как правило, и более красивы, и, конечно, более здоровы, чем большинство детей (чего, кстати, не скажешь об особо одаренных детях).

С этой точки зрения действительно любой ребенок может при нормальных, благоприятных обстоятельствах стать таким нормально одаренным, но вся беда как раз в том, что такие нормальные, действительно благоприятные условия выпадают на долю далеко не всех.

Есть вещи, которые не очень зависят от родителей и учителей, даже самых лучших. Скажем, сейчас трудно, а может, и невозможно обеспечить будущей маме, а потом и ребенку экологически чистое и полноценное питание, медицинское обслуживание нужного качества и т. д. Но чего пока нельзя, того нельзя. Однако даже в том, что зависит от самих родителей и только от родителей, многое из них делают все возможное, чтобы создать ребенку ненормальные условия, в которых деформируется психика ребенка, в частности подавляется, коверкается драгоценная познавательная потребность.

Начинается буквально с первых лет жизни, а то и дней. Например, ребенок в первые годы жизни нуждается в огромном количестве любви: чем больше, тем лучше. Его надо брать на руки столько раз, сколько на это у мамы есть времени, целовать и гладить столько, сколько, опять-таки, есть на это сил и времени. Но почему-то у нас иногда считается, что часто брать на руки маленького ребенка – это его баловать, постоянно показывать ему свою любовь – опять-таки баловать. А вот японские мамы твердо знают, что чем больше любви в этом возрасте достается ребенку, тем лучше, и постоянно носят ребенка в специальном рюкзачке то на спине, то на груди.

Свою полную, ничем не ограниченную любовь мама должна проявлять к своему ребенку буквально с первых часов жизни. И это – не преувеличение: выяснено, что дети, которых приносят матери не сразу после рождения, а через 36 или даже 48 часов, имеют больше шансов заболеть невротическими заболеваниями, чем дети, которых принесли матери в первые часы жизни. По мнению некоторых специалистов, и вероятность соматических (физических) заболеваний, например аллергических, тоже увеличивается, если ребенка не сразу приносят матери.

Надо с самого начала сказать, что ребенок, которому не хватает любви, имеет не так много шансов вырасти полноценным, нормальным, а значит, одаренным.

Но дальше к этому серьезному обстоятельству присоединяются и другие. Ребенка довольно рано начинают наказывать за сломанную игрушку: сначала журить, потом ругать, потом наказывать и грозить полным отлучением от всяких игр. Это – своего рода родительское преступление:

до 6 лет категорически нельзя упрекать, как-либо журить за сломанную игрушку. Наоборот, надо посочувствовать, а то и подбодрить, если он расстроен. Все дело в том, что ребенок познает мир в действии: любую вещь он пробует разобрать, хотя бы потрясти, подергать. Это не просто нормально, это крайне необходимо. Просто любоваться на игрушку ребенок не может и ни в коем случае не должен – он должен играть с ней как можно более активно. И многие цивилизованные родители уже поняли: если ребенок сломал игрушку, то виновата либо промышленность, выпускающая игрушки для детей, либо сами родители, выбравшие ребенку не подходящую для его возраста игрушку. И никогда в этом не виноват ребенок.

С этой точки зрения, интересен опыт японской народной педагогики. Должна сказать, что я потому часто обращаюсь за примерами к японской семье, что, по мнению многих психологов, это на сегодняшний день наиболее оптимальная, с точки зрения развития личности и одаренности, система семейного дошкольного воспитания. Там, конечно, никогда в жизни не накажут ребенка за сломанную игрушку, но больше того…

Я как-то попросила знакомого, отбывающего в Японию в длительную командировку, побывать в игрушечном магазине и изложить впечатления.

Магазин игрушек в Японии устроен таким образом, чтобы игрушки, доступные ребенку, соответствовали его возрасту. По стенам зала, покрытого ковром, располагается два ряда игрушек: те, что для детей поменьше, – пониже, а что для более старших детей – на верхнем ряду, так, что маленький ребенок до них не достанет. Ребенок, прежде чем ему купят игрушку, может сначала поиграть с ней. Если игрушка ему понравится, ее покупают. Выбор игрушки – ответственное дело, тем более покупка не такая уж, дешевая.

Моему знакомому повезло в игрушечном магазине: он пополнил свои наблюдения сценой… с поломанной игрушкой. Говорят, что был случай довольно редкий. У ребенка, выбирающего игрушку, она сломалась прямо в руках. На растерявшегося мальчика обратил внимание хозяин магазина. Как вы думаете, что же он делает?

Обещает матери не брать денег за сломанную игрушку? Совеем не то. Утешает обескураженного ребенка? И того мало. Ищет взамен другую, целую игрушку? Опять нет. Он прежде всего чувствует свою вину, он извиняется перед ребенком и матерью, объясняя, что фирма, с которой он имеет дело, выпускает вполне качественный товар и все происшедшее – чистое недоразумение. Но кроме извинений он приносит ребенку особый подарок от себя в качестве возмещения морального ущерба.

Не случайно, что игрушки в развитых странах, хотя и дороги, но за их качеством ведется особый контроль. Есть такие игрушки (например, знаменитой фирмы Лето), которые практически невозможно сломать.

Помимо названных, есть еще немало способов, с помощью которых родители достаточно успешно воюют с познавательной потребностью. Тут и разорванное внимание, очень рано с помощью родителей формирующееся у детей, и принуждение к чтению, вообще к мыслительной работе, которая с самого начала рассматривается исключительно как долг. Учиться – это для ребенка долг. Что может быть ужасней, особенно для маленького ребенка? Это отсутствие всякого интереса к вопросам ребенка, в том числе и познавательного характера. Это и наказания за исследовательскую деятельность (сломанную игрушку, например), и неизвестно откуда взявшиеся педагогические предрассудки – не баловать ребенка (в результате чего лишний раз показать ребенку, что его любят, – значит баловать). И еще много чего… Всего этого было бы достаточно, чтобы уничтожить познавательную потребность в самом зародыше, однако у родителей припасены еще более действенные, своего рода стратегические средства.

Важнейшее из них – это, конечно, климат в семье. Я давно обратила внимание на то, что одаренные дети, как правило, вырастают в семьях безусловно интеллигентных, скорее, даже в семьях интеллектуалов. И дело здесь не в особых генах: как мы уже выяснили, у всех здоровых детей генов вполне достаточно на вполне яркие способности. Дело именно в атмосфере в семье, в системе ее основных ценностей. Мы все живем трудно, у всех на уме, как прожить, однако и в этих условиях для одних семей именно потребительские интересы стали главными, а в Других семьях у родителей были, есть и будут при любой политической и экономической погоде духовные интересы. Расскажу об одном весьма поучительном эксперименте.

У детей 8–9 лет выявляли познавательную потребность, а затем и способности. Эксперимент решили провести вместе с мамами. Проходил он несколько необычным образом. В большой комнате было собрано много игрушек, машинок, книг, альбомов. Был даже детский компьютер. В эту комнату приглашались мамы с детьми, и их просили подождать – примерно минут сорок. А в этой чудесной комнате была одна тайна – огромное, во всю комнату зеркало. Конечно, это было не простое зеркало, а так называемое зеркало Гезелла. Со стороны комнаты, где сидят испытуемые, это обыкновенное зеркало, однако, с обратной стороны оно прозрачное, т. е. это обыкновенное стекло. Таким образом, экспериментатор может наблюдать за тем, что происходит в комнате, что делают мама с ребенком. Как уже говорилось, их просили подождать немного, причем специально указывали, что можно вести себя достаточно свободно, т. е– делать то, что нравится. При этом отмечалось, что в любое время можно пройти в соседнюю комнату, к экспериментатору, да и сам экспериментатор будет время от времени заходить, т. е. дверь не будет закрыта (создавалась ситуация, когда неэтичность подглядывания за испытуемыми снималась).

И вот эксперимент начался. Конечно, мамы и их дети вели себя по-разному, и все различия можно было уложить в четыре основные стратегии.

Первая – мама начинала усиленно воспитывать свое чадо. Давай посмотрим этот альбом, давай поиграем в эту игру и т. д. Это прямое воспитательное воздействие – такова стратегия.

Вторая – мама, оглядевшись по сторонам, видела, что в комнате много непонятного (что за машинки, что за странные игрушки?) и начинала звать экспериментатора, чтобы он рассказал, как и во что им играть, чем заниматься в этой комнате– Назовем эту стратегию – возложение ответственности.

Третья – мама, тоже оглядевшись, вдруг замечала альбом, книжку или игрушку, которая давно ее интересовала, и прежде всего сама погружалась в познавательную деятельность, предоставляя ребенку возможность самому найти подходящее занятие. Это – стратегия, условно говоря, саморазвития.

И, наконец, четвертая стратегия – самая незамысловатая: мама просто ожидала начала эксперимента, призывая к тому же ребенка. Некоторые, на всякий случай, одергивали ребенка, если он пытался чем-нибудь заняться (сломаешь, порвешь), хотя экспериментатор вполне отчетливо разрешил вести себя свободно и делать все, что нравится.

Вопроса нет, что именно четвертая стратегия наименее благоприятна для развития познавательной потребности, а значит, способностей. Действительно, оказалось, что у этих мам чаще встречались недостаточно развитые дети, со слабо выраженной системой интересов. Часто у этих детей основными интересами были потребительские (кукла Барби или жвачка с картинкой).

Однако какая стратегия оказалась наиболее благоприятной для развития познавательной потребности? Наверное, многим покажется удивительным тот факт, что наиболее продвинутые, развитые дети были у мам с третьей стратегией, тех самых мам, которые углубились в свои занятия, не очень-то, казалось бы, обращая внимание на ребенка. Но для психологов картина была не неожиданной. Все дело в том, что дети в этих семьях, у этих мам живут в атмосфере ярких познавательных интересов самих родителей, и это оказывается более весомым, чем любые воспитательные меры. Вероятность, что ребенок будет любить чтение, если этого не любит мать, конечно, есть, но очень невысокая. А вот вероятность того, что для ребенка любимым развлечением станет телевизор, если в семье именно он – главный досуг, почти стопроцентная.

Интересно было поближе познакомиться с мамами со второй стратегией (которые бежали к экспериментатору за помощью – что им делать). Оказалось, они считают, что воспитывать их ребенка должны специально для этого обученные люди, и с большой охотой отдают своих детей в разного рода группы развития (всякие Светлячки да Роднички). Надо сказать, что все эти группы – художественного, эстетического, раннего развития – несомненно, хорошее дело, но это все же дополнение к семейному воспитанию, но никак не замена его.

Климат в семье – принципиальная основа для развития познавательной потребности. Но сам по себе климат очень часто является лишь отражением более глобальной системы, окружающей ребенка, – своего рода семейной педагогической системы. Ту, что чаще всего представлена в наших семьях, наиболее точно можно обозначить как репрессивно-анархическую. Ребенку по такой педагогике запрещается чуть ли не все и вместе с тем фактически, в реальности, почти ничего не запрещается. Здесь стоит остановиться.

Несомненно, что у каждого народа существует своя народная педагогическая система. Скажем, много говорилось о том, что в японской народной педагогике (а фактически и официальной, которая развивает именно национальные традиции) ребенку до определенного возраста все разрешено. Правда, имеющиеся немногочисленные запреты действуют достаточно жестко, точнее, очень последовательно. По-видимому, это наиболее разумная ситуация для маленького ребенка.