Текст книги "Чертополох и роза"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Вскоре королева обнаружила, что муж и не думает менять образ жизни и его связь с Джейн Стюарт не менее прочна. Ангус не собирался лишать себя ее общества. Последовали неизбежные сцены.
– Могу поклясться, вы навещали свою любовницу! – налетала на него Маргарита после одной из отлучек, каковые тем больше ранили ее, что напоминали о недостатках первого мужа.
– Что, если так? – Ангус держался нагло, считая, что отныне она в его руках. Он знал, что проповедник адского огня сыграл на предрассудках королевы. Она примчалась обратно от страха погубить свою бессмертную душу, продолжая настаивать на разводе.
– Я вернулась к вам при условии, что вы откажетесь от своего легкомысленного поведения, – напомнила королева.
Молодой граф улыбнулся:
– Нет, только потому, что испугались погубить душу разводом со мной.
– Я могу передумать.
– Ваш брат никогда не простит, если вы это сделаете.
– Я не обязана повиноваться брату.
– Не обязаны, но мудрость подсказывает, что было бы безрассудно этого не делать.
– Значит, вы не хотите порвать с этой женщиной?
– Бросьте, вы слишком серьезно относитесь к подобным вещам. Как вы думаете, у скольких мужчин в Шотландии непременно есть одна-две любовницы, помимо жены?
– Может, и так, но они женаты не на королеве Шотландии.
– Разве мужчину надо наказывать только за то, что он женился на королеве?
Маргарита поняла, что Ангус превратился в циника.
Она ничего не сказала в ответ, но подумала: «С моей стороны было глупостью вернуться к нему, и дальше так продолжаться не может».
При дворе королевы денно и нощно трудились шпионы партии Аррана, следя за тем, что там происходит, подслушивая у замочных скважин и прячась в покоях королевы, дабы узнать, насколько удачно происходит воссоединение Маргариты с мужем. И все они собрали отличные известия для своего господина.
Арран смеялся про себя. Примирение явно не затянется надолго. Граф достаточно хорошо знал Маргариту, чтобы понимать: речи проповедника могли на какое-то время испугать королеву, но в душе она не была суеверной и к тому же устала от Ангуса.
Одна из женщин, помогая королеве одеваться, обронила:
– Ваше величество, я слышала от брата, лакея милорда Аррана, что его лордство глубоко огорчены невозможностью более служить вам.
Женщина говорила так тихо, что больше никто в покоях ни слова не расслышал, и Маргарита быстро взглянула на нее. Эта особа появилась у нее недавно и как раз в то время, когда королева пребывала в прекрасных отношениях с партией Аррана. И Маргарита прикинула, не служит ли горничная Гамильтонам, как, если верить недавним словам, ее брат.
– Ничто тому не препятствует, – резко бросила королева. – Увы, боюсь, граф – мой враг.
– Он готов быть вашим другом.
– Однако не всегда отличался преданностью, – снова возразила Маргарита, отворачиваясь.
Королева долго раздумывала, сколько слуг передают вести о ее делах ее врагам, враждующим кланам, но позднее, в тот же день, она послала за горничной и устроила так, чтобы в покоях они остались вдвоем.
– У вас есть для меня сообщение? – напрямик спросила Маргарита.
Горничная прикинулась удивленной:
– Ваше величество?
– Вы упоминали о брате, который служит милорду Аррану…
Женщина, покраснев, пробормотала:
– Нет, ваше величество, у меня нет никаких сообщений.
– И все же сегодня вы мне кое-что передали.
– Я, ваше величество?
– Да, весточку от своего брата, лакея милорда Аррана.
– О… это сущий пустяк, ваше величество. Я просто не сдержалась, потому…
– Прошу вас, продолжайте!
– Ну, я видела, как милорд Ангус обращается с вашим величеством, и мне пришло в голову, что совсем не хорошо так вести себя с королевой.
Губы Маргариты слегка сжались, взгляд заледенел. Она очень рассердилась, но не на эту женщину. Горничная сказала правду: ее унижали, намеренно оскорбляя снова и снова. При дворе любой слуга знал о связи ее мужа с Джейн Стюарт и о том, как он презрел требование жены покончить с этим.
– Коли ваш брат служит графу Аррану, вы, без сомнения, можете передать ему записку, каковую тот, в свою очередь, отнесет графу, – бросила Маргарита.
Женщина почти не смела дышать:
– Я могла бы это сделать, ваше величество…
– Прекрасно!
Она подошла к письменному столу и набросала несколько строк.
В Эдинбургском замке наступило время ужина, и Маргарита сидела за трапезой вместе с лэрдами из клана Дугласов. Менестрели наигрывали негромкую музыку, пока господа ели.
Королева старалась казаться безмятежной, но испытывала далеко не спокойные чувства, оглядывая сидевших за столом честолюбивых и гордых мужчин. Они держались самодовольно, полагая, что им удалось взять верх над врагами во главе с кланом Гамильтонов, но еще до конца вечера их ожидало глубокое потрясение.
Но пока Дугласы ни о чем не подозревали, хотя Маргарите стоило труда делать вид, будто она совсем не спешит встать из-за стола.
Кроме нее, тайну знали шесть человек… трое мужчин и три женщины – все они были слугами королевы. Они тоже держались начеку, ожидая сигнала.
А пока Маргарите надо было сидеть, как обычно, за трапезой, слушая музыку лютни и любимые песни.
Наконец она зевнула и поднялась, и, после того как лэрды один за другим стали уходить, несколько женщин проводили хозяйку в опочивальню.
Притворяясь сонной, Маргарита пожелала всем доброй ночи, но, как только дверь закрылась и звук шагов затих, она обратилась к трем женщинам – в том числе и той, чей брат служил у Аррана:
– Пора! Время настало. Принесите мне платье для верховой езды и плащ. Мы совершим побег.
Глаза королевы сияли, и она выглядела очень молодо, потому что подобные приключения всегда приводили ее в восторг, придавая жизни особый вкус.
Маргарита подумала, что с ее стороны было немыслимой глупостью вернуться к Ангусу, поставив себя в положение обманутой супруги, вынужденной терпеть измены мужа. Пускай преподобный Чадуорт сам отправляется в ад, – судя по его рассказам, монах неплохо изучил преисподнюю! – ей, Маргарите, это безразлично!
Она передумала и не станет жить с Ангусом, а даст понять всему свету: Маргарита Тюдор слишком горда, чтобы выносить неверного мужа, ставшего могущественным благодаря ей. Да, ей приходилось мириться с изменами Якова IV, но граф Ангус – вовсе не шотландский король.
Маргарита уже надела платье для верховой езды и была готова к побегу.
– Вперед, – прошептала она. – Вниз по винтовой лестнице… и во двор.
Одна из женщин показывала дорогу. Королева шла следом, а еще две замыкали шествие. Во дворе их ждали мужчины.
Все бесшумно заскользили туда, где примерно в четверти мили от замка, под сенью деревьев виднелись темные силуэты. Королева услышала ржание лошадей, потом раздался голос:
– Ваше величество?
– Я здесь, – ответила она.
Вперед выехал мужчина с лошадью на поводу.
Всадник спешился и, взяв ее руку, поднес к губам.
– Яков Гамильтон, – сказал он, – к услугам вашего величества… сейчас, как и всегда.
Она увидела глаза, сиявшие в лунном свете. Юноша был высок, красив и так похож на графа Аррана, что Маргарита догадалась: это его сын, правда незаконный, всем известный как Бастард Арран.
Гамильтон помог королеве сесть на лошадь и, прыгнув в седло сам, подъехал поближе.
– Пора! – воскликнул юноша. – Прочь отсюда!
Было упоительно ехать сквозь тьму рядом с красивым молодым человеком, каждый взгляд и жест которого свидетельствовал о почтении к королеве и восхищении красивой женщиной.
– Мой отец ожидает вас в Стирлинге, – сказал Гамильтон. – Я умолил его предоставить мне честь проводить вас туда.
– Все было хорошо подготовлено, – отозвалась она.
– Я ни о чем другом не мог думать, узнав, что вам угодно покинуть этот замок.
– Значит, вы действительно мой друг.
– Настолько, ваше величество, что ради вас охотно пошел бы на убийство.
– Нет, не говорите о кровавых делах!
– Нечто подобное невольно приходит на ум, если он встревожен слухами о дурном обращении с нашей королевой.
– А… все это позади.
– Нет, я никогда не прощу этого, даже если ваше величество столь милостивы.
Маргарите не хотелось обсуждать поведение своего мужа, и она умолкла. Быстро уловив ее настроение, молодой Гамильтон тоже замолчал, и до самого Стерлинга слышался только топот копыт их лошадей.
И все же воспоминания о той ночи остались с Маргаритой. Во время этой скачки благодаря Бастарду Аррану она вновь почувствовала себя молодой и желанной, так что раны, нанесенные пренебрежением Ангуса и отчасти – изменами первого мужа, затянулись. Маргарита воспрянула, подумав, что, может быть, когда-нибудь встретит того, кто полюбит в ней женщину, а не королеву.
Разумеется, это будет не Яков Гамильтон; но Маргарита навсегда сохранит благодарность за напоминание: такой человек может существовать.
После бегства Маргариты положение Ангуса ухудшилось, и Арран убедил королеву, что для нее наилучший способ добиться развода – это объединить усилия с теми лэрдами, кто мечтал о возвращении Олбани в Шотландию.
У Маргариты были собственные причины желать приезда Олбани, и она согласилась с Арраном, так что среди посланий, отправленных Олбани, было и несколько ее писем, весьма любезных и сердечных.
Ангус, взбешенный тем, как жена от пего ускользнула, и, понимая, что теперь никакие священники, никакие проповеди об адском пламени не заставят ее вернуться, написал Генриху, рассказав о дружбе Маргариты с Олбани и о том, как она присоединилась к самым рьяным сторонникам регента, убеждавшим его приехать.
Генрих рвал и метал, кляня сестру, которая не только стала другом Франции, но и собиралась развестись с мужем. Однако кардиналу Вулси удалось склонить короля к более дипломатичным действиям, чем полный разрыв родственных связей.
Почему бы не предложить Маргарите войска, чтобы она могла восстановить свое регентство и опеку над сыном? Ведь ясно же, что именно этого она хочет. Но предложить помощь при условии, что королева вернется к Ангусу и перечеркнет все планы развода.
Маргарита, прочитав письмо Вулси и уловив его истинный смысл, надолго закрылась одна в своих покоях и стала размышлять.
Получить опекунство над юным Яковом было самым страстным ее желанием. А возвращение регентства означало, что она обретет возможность руководить сыном и научить его мудрому правлению. О чем еще Маргарита могла мечтать?
Но цена была слишком велика. Вернуться к Ангусу! Принять его неверность! Снова испытывать к нему вожделение, которое никогда не могла окончательно в себе подавить. Это было слишком унизительно. Генрих требовал от сестры слишком многого!
Но как она жаждала, чтобы юный Яков жил с ней!
Искушение было очень сильным, по условия сделки чрезмерно унизительны.
– Нет, – проговорила она вслух. – Я не унижусь до того, чтобы еще раз вернуться к мужу, которого презираю. Лучше продолжать борьбу за сына!
Олбани сидел у постели больной жены в Овернском замке. «Вряд ли она сумеет прожить больше нескольких недель», – говорил он себе. Тем не менее эти слова повторялись уже не раз. Анна страшно исхудала от болезни, и было удивительно, как женщина в столь немощном состоянии все продолжает жить.
– Жан, – прошептала она, протянув руку. Он взял тонкую, почти прозрачную кисть – па пей совсем не осталось плоти.
Бедная Анна! Она очень давно не была Олбани женой, но в тех редких случаях, когда он изменял ей, все-таки огорчался. Он был счастлив с Анной, пока не навалилась эта болезнь, изнурительный, многолетний недуг, не позволявший ей жить нормально, но и не отпуская из этой поистине скорбной юдоли.
Анна оставалась такой же нежной и терпеливой в болезни, как была до нее, и герцог всякий день приходил посидеть с ней и рассказывал, где сегодня охотился и какую добычу принес домой.
Но Анна знала, что муж не останется с ней навсегда. Он был человеком действия, облеченным обязательствами при дворе, а возможно, и за морем.
Шотландия! Эта страна никогда не покидала надолго ее мысли, так же как и его. Теперь Олбани умоляли вернуться, и королева Маргарита присоединяла свой голос к просьбам тех лэрдов, что были сторонниками регента, и это очень удивляло, ибо прежде они были врагами, соперничавшими за власть и опеку над юным королем.
Герцог часто думал о ней – изящной женщине, красивой и, может быть, слишком гордой, очень похожей па своего брата, что доставлял столько неприятностей Франции.
Жан ни слова не говорил об этом Анне, но догадывался, что очень скоро его призовет Франциск, и тогда уже нельзя будет откладывать. Одно время Франциск не хотел, чтобы он ехал в Шотландию, но это в те дни, когда он завел притворную дружбу с Англией и у двух королей произошла непростая, оказавшаяся одновременно и чересчур дорогой и бессмысленной для обоих королей встреча, когда принцессу Марию обручили с дофином. Но политическая сцена изменилась. Новый император Карл V навестил свою тетку Екатерину в Англии, и теперь последняя склонялась к дружбе с императором; это означало, что недолгому, как предсказывал Генрих, дружелюбию между Англией и Францией пришел конец. Вулси, каковой ведал английской внешней политикой, вне всякого сомнения, не сводил глаз с папской тиары, явно считая, что ныне император обладает тут гораздо большим влиянием, чем Франциск. Следовательно, Франции снова предстоит обхаживать Шотландию. Анна взглянула на мужа.
– Жан, ты думаешь о Шотландии? – спросила она.
Он кивнул:
– Всякий раз, заслышав во дворе стук лошадиных копыт, я гадаю, не призыв ли это.
– И ты поедешь?
– Боюсь, Франциск прикажет мне это сделать.
Она замолчала, размышляя о себе, беспомощном инвалиде, и о нем – высоком, сильном, полном жизни. «Мы стали неподходящей парой, – думала она. – Жан не тот человек, что может провести всю жизнь у постели больной. И он не высидит тут долго». Посланец прибудет скоро – Анна в этом не сомневалась.
Она была права. Через неделю от короля Франции последовал приказ. Присутствие Олбани в Шотландии – необходимо. Ему следует подготовиться и выехать без промедления.
Когда Олбани направлялся к Стерлингу, люди выходили из домов и выстраивались вдоль дороги, радостно приветствуя регента. Они надеялись, что герцог положит конец сваре между Дугласами и Гамильтонами, каковая вот-вот могла перерасти в гражданскую войну. Только Дугласы и их друзья встретили Олбани негостеприимно. Они боялись великого воина и его людей, зная, что тот приехал по приглашению не только Аррана, но и королевы.
Маргарита ждала его в замке Стирлинг, одетая в королевскую пурпурную мантию из бархата, подбитого горностаем, и роскошные золотые волосы ниспадали свободно, потому что это шло королеве больше всего.
Олбани склонился над ее рукой, и темные глаза сказали Маргарите, что она прекрасна.
«Какой мужчина! – подумала она. – Как вообще на меня могла произвести впечатление внешность Ангуса? По сравнению с Олбани он всего-навсего смазливый мальчишка».
Перед ней был мужчина, одерживавший немало побед в сражениях, сильный, рожденный повелевать. В жилах Джона Стюарта текла кровь королей, как и самой Маргариты. Он был королем во всем, кроме имени, – достойный муж для королевы.
Пир, который она велела приготовить, был роскошен. Олбани сидел по правую руку от королевы за столом, поставленным на помосте, а ноги его покоились на ковре. Маргарита отметила его учтивые манеры, неотразимую улыбку, то, как он ел мясо с невиданной в Шотландии деликатностью, не заливая жиром одежду, а беря куски лишь кончиками пальцев. Потом он аккуратно ополаскивал руки, не дожидаясь перемены блюд.
«Французские манеры! – подумала Маргарита. – И они мне очень нравятся в соединении с мужественной силой».
Он уделял королеве все свое внимание и вел себя так, как будто она и только она имеет для него значение. Уверял, что по-настоящему захотел вернуться в Шотландию, только получив ее письма с приглашением.
– Милорд, – отвечала Маргарита, – я очень хорошо понимаю, что теперь, когда вы здесь, у нас воцарится мир.
– Мое единственное желание – чтобы король был счастлив и в безопасности.
– Тогда наши стремления едины.
Глаза Маргариты сияли. Олбани позволит ей быть с сыном, он поймет, какое значение имеет мать для подрастающего мальчика. О, как она была рада его приезду! И близкое соседство этого великолепного мужчины возбуждало ее.
– Я чувствую, мы станем друзьями, – тихо проговорила Маргарита чуть хрипловатым от переполнявших ее чувств голосом.
– Я на это искренне надеюсь, – ответил он.
Менестрели играли, и королева с герцогом завели разговор о музыке – оказалось, у них сходные вкусы. Позже они первыми двинулись в танце, и; хотя больше не говорили о цели приезда регента, а полностью отдались радостям танцев и представлений, Маргарита считала, что между ними возникло понимание.
И когда в тот вечер королева удалилась на покой, ей было трудно заснуть. Она чувствовала себя молоденькой девушкой, вернувшейся с первого бала.
«Что со мной?» – вопрошала она. И понимала, что это волнение – оттого, что в ее жизнь вернулась надежда.
Они вместе покинули Стирлинг и направились в Линлитгоу. Здесь Олбани тоже принимали по-королевски: снова были пиры, танцы, и Маргарита веселилась, как юная девушка, преисполненная вновь обретенного счастья.
Олбани думал: а почему бы и нет? Это стало бы выходом из положения. И все-таки его радовало, что пока никакого решения они не могли принять. Ни один из них не был свободен. У него есть жена, пусть больная и наверняка недолговечная, но все же… У Маргариты – супруг, с коим она пытается развестись.
Она была красивой женщиной, а Олбани отличался знойным темпераментом. Никто не осудил бы его, вздумай герцог немного побаловать себя. Он любил жену, но сейчас пребывал далеко от дома, и даже Анна достаточно трезво мыслила, чтобы не ожидать от него совершеннейшей верности в подобных обстоятельствах. Все, о чем она могла просить, – чтобы муж не бросал ее, пока жива; а он и сам никогда бы такого не сделал.
Так что Олбани позволил себе последовать, куда манила его Маргарита, и если кто-то следил за ними, – а шпионы докладывали о любом шаге английскому королю, – какое это имело значение? В конце концов, долг герцога перед королем Франциском – сеять разногласия между шотландским и английским дворами.
Когда они танцевали в зале дворца Линлитгоу, Олбани сказал Маргарите:
– Мы вместе поедем навестить короля в Эдинбурге. Если я приду с его матерью, король будет знать, что я друг.
– Ничто не доставит мне большую радость.
– Выходит, я исполню сразу два своих желания одновременно… Увижу короля и доставлю удовольствие его матери.
Королева опустила глаза, чтобы он не прочел в них желание, которое она не могла скрыть. Как давно Маргарита не чувствовала себя такой счастливой!
На следующий день они отправились в Эдинбург, и, когда они въезжали в город под приветственные крики народа, глядя на вздымающуюся перед ними твердыню, Маргарита сказала:
– Интересно, смотрит ли Яков на нас из окна? Он будет так взбудоражен… но все-таки не больше, чем я.
– Должно быть, король с нетерпением ждет встречи с матерью.
– Думаю, да, но не больше, чем мать жаждет увидеть его.
Когда они подъехали к воротам замка, комендант вышел и, встав на колени, передал ключи Олбани.
Он взял их и, повернувшись к Маргарите, передал ей.
Это был момент ее величайшего триумфа, ибо церемониал означало: «Свобода замка принадлежит вам».
Королева не знала, как благодарить регента, но хотела выразить, что значит для нее его приезд, а потому совершила поступок, свидетельствовавший о полном доверии: покачала головой и ответила:
– Нет, это вы должны владеть ключами от замка!
Он взял ключи, и они вместе вошли в ворота.
Королева со слезами на глазах смотрела, как Олбани отдает дань почтения ее маленькому сыну. Потом сама опустилась на колени и обняла Якова, и он тоже стал обнимать свою маму, рассказывая, как давно ждал ее прихода.
– Сегодня действительно счастливый день, – шепнула Маргарита.
Они танцевали до поздней ночи.
– Боюсь, о нас начнут болтать, – сказала регенту королева.
– О тех, кто занимает такое положение, как мы, всегда много болтают.
– Вы ведь понимаете, что я не могу жить с Ангусом.
– Прекрасно понимаю.
– Он не был мне хорошим мужем, а в определенном смысле еще и предал Шотландию.
– Мы умеем разбираться с предателями. Он уже арестован.
У Маргариты перехватило дыхание. На какой-то миг она представила, как Ангус идет к плахе, и содрогнулась. Ее вечно будет преследовать мысль о его прекрасном теле, окоченевшем и мертвом. После Флоддена Маргарита порой видела дурные сны о Якове. Она хотела развестись с Ангусом, но не желала ему гибели. Ей всегда была ненавистна мысль о смерти, и она надеялась, что па ее совести никогда не будет ни одной загубленной жизни мужчины или женщины.
Маргарита объяснила это Олбани, и тот задумчиво выслушал ее.
– Я вижу, у вас доброе сердце, – сказал он.
– Я любила его когда-то, – ответила она. – Ангус – глупый, безрассудный мальчик… не более того. Он не заслуживает смерти. Я жажду освободиться от него, но никогда не смогу жить спокойно, будучи хотя бы отчасти повинна в его гибели. Помогите мне с разводом, и вы сделаете меня счастливой женщиной.
– Разве я не достаточно ясно показал, что сделаю все возможное ради вашего счастья?
Она обратила на него взгляд сияющих глаз:
– Мне очень хотелось услышать это от вас. Олбани понял, что Маргарита воспринимает обычные комплименты с величайшей серьезностью, но пожал плечами. Почему бы и нет? Вино и танцы возбудили его; королева – очень красивая женщина, и кто взялся бы предсказать, что ожидает их в будущем? Когда они будут свободны, – а герцог не сомневался, что это произойдет очень скоро, – брак между ними станет удачным политическим ходом, каковой наверняка восхитит его господина, Франциска, и, очевидно, приведет брата Маргариты Генриха в такое бешенство, какое ему нечасто доводилось испытывать.
– Мы отправим Ангуса в ссылку во Францию, – сказал Олбани. – Не беспокойтесь. Я прикажу, чтобы с графом там достойно обращались, но уехать ему придется.
– И вы поможете мне в Риме?
– Вы вправе рассчитывать на меня. Я сделаю все, чтобы помочь вам в этом.
– О, как я жажду освободиться от этого человека!
– Это скоро произойдет, не сомневаюсь. Что до меня…
Маргарита придвинулась ближе.
– Скоро мы оба станем свободны, – прошептала она. – Но есть еще и сейчас…
От столь откровенного приглашения отказаться было бы грубостью.
И в ту ночь они стали любовниками.
Это были счастливые месяцы. О королеве и герцоге ходили скандальные слухи, но ей было все равно. Она писала радостные письма брату, желая помирить Генриха и Олбани, как некогда, еще при жизни Якова, пыталась примирить две страны.
Генрих скрежетал зубами, читая эти послания. Рычал, что сестра – бесстыдная женщина, и его убивает, что Тюдор могла так легко забыть обо всех приличиях.
Генрих хотел приказать ей бросить регента и вернуться к Ангусу. Последний пользовался его покровительством, и Генрих собирался сделать молодого человека главой проанглийской партии в Шотландии. Монарх сейчас даже больше прежнего злился из-за этого развода, чем когда впервые о нем услышал. Брат Маргариты начинал думать, что у него никогда не будет сыновей от Екатерины и на их браке лежит некое проклятие. Поскольку он и мысли не допускал, что мог чем-то обидеть Бога, то стал искать, в чем вина королевы, и тут доброжелатели напомнили: она была замужем за его братом, прежде чем стать его женой. У Генриха появились угрызения совести из-за этой женитьбы, и он тоже теперь подумывал о разводе.
«Хорошенькое дело, – злился Генрих, – и брат, и сестра одновременно обращаются в Рим с просьбой о разводе. Следовательно, Маргарите надо прекратить подобные попытки и вернуться к Ангусу».
Но вот это-то его сестра точно не собиралась делать.
С тех пор как расцвел их роман с Олбани, ей позволили сколько угодно видеться с сыном. Привязчивый по натуре, Яков был очарован веселой и жизнерадостной матерью. А видя, что сын так же, как и она, доволен их воссоединением, молодая женщина чувствовала себя совершенно счастливой.
Итак, она каждый день виделась с Яковом. Скоро предстоял развод с Ангусом, а пока Маргарита наслаждалась обществом Олбани. Когда они оба станут свободны, их союз будет узаконен во славу Шотландии и к восторгу ее королевы.
Ангуса, давшего обещание удалиться в изгнание, отпустили из-под стражи, чтобы он мог это сделать; но, оказавшись на свободе, молодой граф щелкнул пальцами перед носом Олбани и продолжал оставаться в Эдинбурге.
Но пока Ангус не покинул Шотландию, нельзя было ожидать мира, а регент, безусловно, не относился к тем, кто спокойно терпит, как нарушают их приказы.
Когда Олбани доложили, что Ангус все еще болтается в Эдинбурге, герцог снял шляпу и бросил ее в камин – в ярости он всегда так поступал. Никто никогда не пытался вытащить шляпу из огня, и Олбани стоял, гневно глядя, как языки пламени завиваются вокруг тонкого бархата. Так Джои Стюарт укрощал гнев на тех, кто нанес ему оскорбление, и к тому моменту, когда шляпа сгорала, уже вновь обретал обычную сдержанность. Друзья Олбани видели немало хороших шляп, погибших подобным образом.
И все-таки он не собирался позволить Ангусу пренебречь приказом.
Зная, что молодой граф часто заходит в некий винный погребок, регент послал за хозяином этого заведения.
– Милорд Ангус завсегдатай вашего погребка, насколько я понимаю, – сказал он.
– Это так, милорд. Когда его лордство живет в Эдинбурге, то часто заходит ко мне с другими господами из своего клана. Им правится мое вино, милорд.
– Хм, – обронил Олбани. – Теперь слушайте внимательно. Когда Ангус придет к вам в следующий раз, я хочу, чтобы вы немедленно отправили посыльного за моей стражей. Потом вы подольете настойку, которую вам дадут, в вино милорда Ангуса и любых спутников, какие с ним будут. Ясно?
Хозяин погребка ответил, что все понял, и приказы милорда регента будут исполнены.
Несколькими вечерами позже Ангус зашел в винный погребок вместе со своим братом Джорджем и властно потребовал вина, каковое ему тотчас принесли (но не раньше, чем влили в бокалы настойку и отправили посыльного за стражей).
Пока они с Джорджем сидели и пили, Ангус хвастал, что ни жена, ни регент не заставят его покинуть Эдинбург. У него, мол, точно такое же право тут оставаться, как и у них, – если не больше, поскольку Олбани наполовину француз, а Маргарита – англичанка.
Джордж во всю глотку поддерживал брата, он был искренне предан Ангусу, хотя более здравомыслящие члены семьи осуждали поведение главы своего дома. Гэвин Дуглас, например, назвал племянника «безмозглым глупцом, готовым искать на свою голову неприятностей, следуя советам коварных людей».
– Дядя, умерший от чумы в Лондоне, был слишком стар, – толковал теперь Джорджу Ангус. – Такие люди были хороши в свое время, но времена изменились, и молодые лучше знают, как надо жить в современном мире.
Джордж, как всегда, соглашался с братом; и они все пили и пили вино.
– Послушай, Джордж, – сказал наконец Ангус, – похоже, ты совсем ничего не соображаешь. По-моему, ты слишком много выпил.
Джордж медленно кивнул и повалился лицом на стол.
Ангус попробовал встать, но его ноги сделались ватными.
– Хозяин, – начал он, – это ваше вино – крепкая штука…
И он, в свою очередь, осел.
Теперь настало время стражникам войти в погребок. Так они и сделали и, связав братьев Дуглас веревками, прихваченными с собой, вытащили их на улицу.
У входа их ожидали лошади. Обоих мужчин перекинули через седло, стражники вскочили на коней и, ведя в поводу лошадей с усыпленными братьями, галопом поскакали в Лейт.
Когда Ангус и его брат продрали глаза, они уже плыли на корабле во Францию.
Услышав, каким образом Ангуса выслали из Шотландии и что сестра все еще живет в теснейшей дружбе с Олбани, Генрих пришел в исступление. Собственный брак вызывал у него огромное беспокойство, и о том, что называли «секретным делом короля», уже начали перешептываться не только в Англии, но и за границей.
Генриху казалось, что со стороны Маргариты было проявлением враждебности к нему позволить выслать Ангуса и все еще требовать развода – того избавления, коего король и сам теперь жаждал.
Ярость взяла верх над разумом, и, не посоветовавшись с Вулси, Генрих приказал: каждый шотландец, живущий в Англии, обязан нашить на верхнюю одежду белый крест и. безотлагательно покинуть Англию пешим ходом. Реакцию это вызвало ужасную, в особенности потому, что приграничные бароны, которым никогда не требовался особый к тому повод, немедленно начали отчаянную войну между собой.
Маргарите это представлялось лишь мелкой неприятностью. Она жила теперь в замке Стерлинг, как и юный король. Мать сама проверяла его уроки, каждый день восхищаясь умом сына, и вновь и вновь повторяла, что он – вылитый отец.
Регенту приходилось заниматься государственными делами, но они проводили вместе немало времени, и, несмотря на попытки ее брата воспрепятствовать разводу, Маргарита питала вполне обоснованные надежды, что дело закончится успешно.
Было приятно знать, что Ангуса нет в Шотландии и что во Франции с ним неплохо обращаются. «Совсем напротив», – уверял Олбани, поскольку он велел оказывать обоим шотландцам почести, подобающие особам такого ранга.
Возвращение регента и высылка Ангуса естественным образом восстановили в Шотландии мир. «И это, – думала Маргарита, – лишь предвестие того, какой райской может стать жизнь, если бы мы поженились и правили вместе, пока Яков не достигнет того возраста, чтобы воссесть на троп».
Как-то раз, идя из своих покоев в большой пиршественный зал, королева заметила, что один из пажей лежит на лестнице без чувств. Маргарита подошла и спросила, что у него болит. Бедному мальчику было слишком плохо, чтобы он мог встать, и Маргарита положила руку на его пылающий лоб.
– Я пришлю кого-нибудь, чтобы вас отвели в вашу комнату, – сказала королева.
На следующий день ей сообщили тревожные новости: в замке оспа.
Прежде всего Маргарита подумала о короле.
Она уже направлялась в покои сына, когда вдруг вспомнила, что видела больного пажа на лестнице и трогала его лоб.
Королева оцепенела от ужаса. А что, если это оспа? Откуда ей знать?
Маргарита вернулась к себе и, вызвав одну из женщин, распорядилась без промедления перевезти короля во дворец Далкит. Сама она рассчитывала последовать за сыном, но не раньше, чем убедится, что это безопасно.
Как она радовалась несколько дней спустя, что поступила именно так!
Король пребывал в безопасности и великолепно себя чувствовал, а вот его мать стала жертвой страшной болезни.
В последовавшие за этим недели Маргарита вновь оказалась лицом к лицу со смертью, и те, кто ухаживал за ней, думали, что на сей раз королеве не спастись.
