Текст книги "Битва королев"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
Но, конечно, Людовик был его любимцем. Однажды, оставшись наедине с Бланш, он обратился к ней:
– Ты должна заботиться о нашем Луи. Он никогда не отличался крепким здоровьем. Когда ему было два годика от роду, мы чуть не потеряли его. Мне пришлось прервать крестовый поход и вернуться, так как я опасался, что он не выживет. С тех пор я внимательно слежу за его самочувствием.
Бланш заверила короля, что будет делать то же самое.
Жених и невеста часто выезжали на совместные прогулки верхом, и король убедил Агнесс, что такое общение гораздо полезнее детям, чем если бы наскоро уложить их в брачную постель.
Его метод воспитания имел успех, ибо Бланш и Людовик сблизились и души не чаяли друг в друге.
Принцу нравилось показывать ей самые потаенные уголки Парижа и рассказывать легенды об этом городе.
Он мог бесконечно хвастаться мостовыми, устроенными его отцом на улицах, мостами через Сену и первыми каменными плитами, опущенными в ее топкие берега для сооружения будущих набережных. Тишина и безлюдье вокруг многочисленных храмов не смущали его. Все скоро образуется. Церкви не могут существовать без денег прихожан, и к тому же дети за грехи отцов не отвечают.
Он был радостен и сиял довольством, этот маленький принц, и любовался своей хорошенькой девочкой-женой.
Они посетили кладбище возле храма Всех Святых, окруженное высокой стеной.
– Это мой отец приказал так сделать, узнав, что покой мертвых часто нарушается. Раньше пьяницы устраивали веселые попойки среди могил, а потом засыпали в склепах или даже в заготовленных для погребения гробах. Отец воздвиг стены и приказал держать ворота на крепком запоре и установил охрану. Мертвые нуждаются в покое, и надобно уважать их сон. Так сказал мой отец.
Бланш кивнула, полностью соглашаясь с принцем.
– Твой отец – хороший король.
– Мне бы хотелось стать таким же… – Мальчик вдруг погрустнел. – Но ты должна помочь мне… Боюсь, что ты не сможешь.
– Но почему? Ведь ты так же умен и даже добрее, чем твой отец.
– У меня нет королевских качеств, – вздохнул Людовик, но тут же просветлел. – Но если мы будем вместе…
– То мы победим все и всех! – воскликнула Бланш в порыве любви к своему юному супругу.
Не осознавая, что она делает, девочка вскочила на холмик чей-то безымянной могилы и, став на голову выше мальчика, возложила свою детскую ручку на его темя.
– Клянусь, что я буду тебе вечной помощницей, вечной спутницей в твоих странствиях, союзницей в войнах. И когда настанет время тебе править Францией, я буду стоять за твоей спиной и помогать тебе во всем.
Людовик смотрел на нее с обожанием, которое нельзя было выразить никакими словами.
– Думы о том, что мне придется управлять королевством, так угнетали меня, пока не появилась ты.
– Нам нечего бояться, раз мы вместе!
Они не поцеловались, даже не обнялись – ведь они были еще детьми, но любовный союз был между ними заключен.
А затем они вскочили в седла и погнали своих лошадей, обмениваясь счастливыми улыбками, к отцовскому дворцу.
Людовик постоянно хвастался перед Бланш своим достойным уважения родителем. Посещение городского рынка вдохновило его на новые дифирамбы.
– Еще древние галлы устроили здесь рынок. Но веками он был похож на выгребную яму. А посмотри теперь, каким надежными стенами обнес его мой отец, какие ворота он воздвиг для вывоза мусора и какие запоры из прочного железа распорядился навесить, чтобы купцы не опасались за сохранность товаров, оставленных здесь на ночь. Мой отец заботится о любой мелочи, о каждом простолюдине. А ведь он еще и величайший полководец. Огромные армии подчиняются его малейшему приказу. Ни одна овца во французском королевстве не заблеет и не родит ягненка без его ведома.
– Да, твой отец великий король, – согласилась Бланш, немного уставшая от бесконечных славословий. – Но люди никогда не оценят своего властителя, пока он не умрет. Это грустно, но такова истина, – Бланш дословно повторила изречение старой Элеонор. – Дай Бог, чтобы ты продолжил добрые дела своего отца, Людовик, и тогда все это зачтется нам на том свете, когда мы предстанем пред грозным Судьей.
Людовик хотел было перекреститься, но поспешно опустил руку.
– Мы все еще отлучены от церкви, – объяснил он, но в утешение тут же добавил: – Но у нас много лет впереди, и, надеюсь, Божья благодать еще к нам вернется. Мой отец не так уж стар. Еще лет тридцать он просидит на троне, и нам пока нечего тревожиться за себя.
– Тридцать лет! – вскричала Бланш. – Это же почти целая жизнь. А что мы с тобой будем делать все это время?
– А тебя испугал столь долгий срок?
– Нет, конечно. Мне с тобой хорошо.
Беседа вроде бы забылась, но в памяти Бланш остался неприятный осадок. Неужто власть и корона от нее так далеки?
По возвращении во дворец они умылись, покушали и явились на очередной урок.
Наутро состоялась новая их прогулка. На этот раз к строящемуся храму Парижской Богоматери.
– Мой отец сказал, что это будет девятое чудо света.
– Он собирается прожить еще тридцать лет и увидеть воочию, как свершится его замысел. – Особого восторга в голосе Бланш не ощущалось.
– Мой отец любит Париж и все отдаст за то, чтобы он стал прекраснейшим городом на свете.
Бабушка советовала ей никогда не перечить мужчинам. Пусть они тешутся иллюзиями.
Ричард Львиное Сердце, красавец из красавцев, доблестный из доблестнейших, кончил жизнь нелепо – пал от случайной стрелы, выпущенной неумелой рукой. Женщина должна знать, что мужчины, даже носящие корону, чаще всего погибают преждевременно, раньше отпущенного им Богом срока.
Бланш знала, что когда-нибудь ей придется оплакивать мертвых и видеть, как коронуют новых властителей страны, но пусть это будут ее дети. Хотя дети тоже не подарок. В памяти ее запечатлелись рассказы бабушки о том, как сыновья – Ричард Львиное Сердце и Джон Безземельный – восстали против своего отца – Генриха Второго, правителя сильного и мудрого, и в конце концов свели его в могилу.
В этом хаосе вражды и несправедливости, воцарившемся в мире, разобраться, кто прав, а кто виноват, девочка, конечно, не могла, но размышления на подобную тему не давали ей заснуть, и часто только к рассвету приходил к ней желанный сон.
Однажды Бланш познакомилась при дворе с красивым мальчиком по имени Артур. Он был ровесником ее супруга. Оказалось, что Бланш и Артур в близком родстве. Он, герцог Бретонский, был сыном Джеффри, старшего брата правящего теперь Англией Джона Безземельного. Джеффри отдал Богу душу после первой же битвы, когда все три сына Генриха Второго вдруг пошли на родителя войной. Счастья это им не принесло. Джеффри пал в сражении, Ричард Львиное Сердце, хоть и стал героем рыцарских баллад, процарствовал недолго и сгинул как-то нелепо, а Джон… Джону не устают перемывать косточки все кому не лень. Бланш все лучше теперь понимала затаенную тоску своей бабки Элеонор – матери этих трех непутевых сыновей. Она с интересом разглядывала бледного подростка, внука, о котором бабушка так редко упоминала за время их совместного долгого путешествия через Пиренеи и половину Франции.
Он был похож на растение, хранимое в темном подвале.
Филипп Август тщательно оберегал его, а Людовик поведал Бланш, что убийцы, посылаемые Джоном, охотятся за ним и в любой момент могут задушить или отравить мальчика. Ведь он воистину законный наследник короны Англии, а Джон лишь узурпатор.
– Мой отец еще не решил, поддержать ли права Артура и объявить войну Англии, или ждать более удобного момента.
Бланш жадно впитывала в себя, что говорилось окружающими. Она уподоблялась шкатулке, где хранятся под замком многие секреты. Делилась она своими мыслями лишь со служанкой Аминтой, вывезенной ею из кастильского замка.
Но не из-за простого любопытства она так поступала. Ей казалось, что, чем больше она будет знать о дворцовых тайнах и династических хитросплетениях, тем полезнее она станет возлюбленному своему супругу, когда он начнет править самостоятельно.
Да и вообще многое может случиться. Вдруг чума откроет ей дорогу к трону!
Она наблюдала пристально за принцем Артуром и мысленно сравнивала его с Людовиком. По всем статьям Людовик превосходил сверстника. Артур пленял нежностью внешнего облика, но был нагл в манерах, что для Людовика было несвойственно. И мозгов у Артура в голове явно не доставало. Артур считал, что Англия упадет в его руки, как перезревшее яблоко, только подует ветер, а Бланш уже поняла, что короны таким чудесным способом не оказываются на головах принцев.
Разглагольствования Артура о его скором торжественном въезде в Лондон и о том, как дядюшка Джон добровольно уступит ему корону, наскучили юной парочке. Бланш попросила своего смышленого не по годам супруга проверить, насколько основательны притязания хвастунишки. Людовик незамедлительно провел расследование и поделился его результатами с женой.
– Если б Джеффри Плантагенет был коронован, то сын его Артур считался бы первым наследником престола. Но Джеффри имел несчастье или глупость пасть в сражении еще при жизни своего папаши Генриха Второго, а Генрих, умирая, не назначил себе преемника, потому что обиделся на всех своих мятежных сыновей. Второй его сын – Ричард Львиное Сердце, сел на трон, минуя Артура, а так как он не успел завести потомства, сражаясь все время в чужих странах, то после его гибели корону захватил Джон. Дело настолько запутанное, что даже ты имеешь какие-то права на престол, как внучка Генриха Второго.
– Но у Джона могут родиться наследники.
– Если Джон такой плохой правитель, как о нем говорят, то англичане могут и не принять его наследника. Но, впрочем, это не наша с тобой забота, дорогая Бланш. Моему отцу не нужна Англия, а только английские владения во Франции. Если он вернет Нормандию и Пуату французскому королевству, то великая тяжесть спадет с наших плеч и будет восстановлена справедливость. Отец печется о благе всех своих подданных и о нас с тобой, Бланш.
– Я готова во всем следовать его наставлениям, – горячо поддержала принца его юная супруга.
– И правильно поступишь, потому что они мудры.
Людовик смотрел на жену с обожанием, она отвечала ему таким же взглядом. Плотской любовной пылкости они еще не испытывали, хотя иногда уже ласкали друг друга, касаясь испуганно и осторожно не совсем сформировавшихся тел. Взаимная страсть вот-вот должна была вспыхнуть…
Но еще раньше разгорелся пожар войны.
Филипп Август объявил, что выступит на стороне принца Артура и разместит гарнизоны во всех крепостях Бретани, а также направит войска в Пуату, Анжу, Мэн и Турень. Замысел французского короля был грандиозен, и от такой угрозы – правда, пока высказанной лишь на словах – король Джон должен был запаниковать.
Ожидалось, что Хьюго де Лузиньян, лишившийся по вине Джона красавицы невесты, присоединится к походу.
– Вот и война началась, – грустно поведал Людовик своей жене-подружке.
– И ты отправишься на войну?
– Мне стыдно признаться тебе, Бланш, но отец запрещает мне участвовать в сражениях. Он дорожит мною… но это слишком тягостно. Скажи честно, ты презираешь меня?
Она притянула его голову к себе, поцеловала сначала макушку, скрытую под шелковистыми, еще по-детски нежными волосами, потом прижалась губами к его губам.
Этот поцелуй ознаменовал начало их будущей близости.
– Я не отпущу тебя, Людовик! Ты нужен мне!
Да, он был ей нужен – и как спутник на тернистом жизненном пути, и как орудие для осуществления ее пока еще неясных, но, несомненно, грандиозных замыслов. Столкновение Бланш и молодой английской королевы Изабеллы было предначертано самой судьбой.
Они встретились в Париже, куда Филипп Август пригласил Джона с супругой и представил им дофина и его юную жену.
Бланш навсегда запомнила первое появление во дворце великолепной Изабеллы. Когда они вошли в огромный зал для приемов рука об руку – ничтожный Джон и красавица королева, – взоры всех присутствующих обратились только на нее. На ней искрилось столько бриллиантов, что можно было ослепнуть. Но ей ни к чему были драгоценности! Ее глаза, слегка удлиненные, чуть прикрытые пушистыми темными ресницами, таили в своей глубине такой вулканический огонь страсти, что любой мужчина, встретившись с нею взглядом, тут же цепенел.
Всем стало понятно теперь, почему король Джон, повстречав такое волшебное создание в лесной чаще, немедленно пал к ногам Изабеллы, предложил ей делить с ним корону и постель и прогнал прежнюю свою супругу – хорошенькую, но неприметную Хадвизу Глочестер.
Изабелла принимала всеобщее восхищение как должное, со снисходительным равнодушием. А иного и быть не могло. Если Бог вознамерился создать совершенную женщину, то Он своей цели добился. И Бланш, и все прочие должны возблагодарить судьбу, что им позволено лицезреть воочию подобное чудо.
В дни визита коронованной четы Филипп Август был благодушно настроен, проявлял отменную вежливость и воздавал высоким гостям все необходимые почести.
Однако дружеское общение двух королей могло в любое мгновение обернуться ссорой. В королевском дворце ощущалась тревога. Словно воздушную шелковую ткань набросили на лезвие остро отточенного меча и вот-вот она распадется, разрезанная напополам.
Пока шли пиры, осушались кубки и поедалась в неимоверном количестве жареная дичь, Бланш наблюдала за Изабеллой, а та, в свою очередь, хоть сама и была предметом всеобщего внимания, обращала взгляд на жену дофина. Ведь когда-нибудь эта девочка станет королевой соседнего с Англией могущественного государства.
Изабелла не скрывала, что относится с некоторым презрением к несведущей в любовных делах девственнице. Бланш была достаточно хороша собой, но опытная Изабелла сразу догадалась, что Людовик еще не испытал желания насладиться ее прелестями.
А у Бланш эта яркая, соблазнительная женщина вызывала острое любопытство. Она слышала рассказы о том, что Джона невозможно вырвать из объятий супруги для государственных дел и он пребывает постоянно не в духе, если рядом с ним нет его пленительной женушки.
Странно! Ведь Изабелла всего лишь на год с небольшим старше Бланш, а сколько она уже успела познать в жизни.
Королева явно издевалась над принцессой, когда между ними произошел вроде бы любезный разговор.
– Вы так молоды, а уже замужем, – обратилась Изабелла к французской дофине.
«Что означает это скромное опускание пушистых ресниц и едва заметная заговорщическая улыбка? К чему она клонит?» – терялась в догадках Бланш.
– Как обстоит дело с принцем? – поинтересовалась Изабелла.
– Спасибо, он не хворает… чувствует себя хорошо.
Услышав такой ответ, Изабелла рассмеялась.
– Я не имела в виду его здоровье, а нечто другое. Конечно, он еще мальчик. Джон гораздо опытнее… и искуснее… Более, чем мог оказаться, я уверена, мой прежний жених Хьюго Лузиньян.
– Искуснее… в управлении государством? Так и должно быть. Ведь он король.
– Вы не поняли меня, Бланш. Какое вы еще дитя!
– Людовик так не считает. Мы обсуждаем с ним дела королевства, и даже сам король-отец иногда спрашивает у меня совета.
Изабелла насмешливо кивнула.
– О, значит, я ошиблась. Вы уже не дитя… во всех смыслах, вероятно. Внешнему впечатлению никак нельзя доверять.
Тут она обратила взор на подошедшего Людовика и сразу же смутила юношу, возложив свою белоснежную прекрасную руку на его худенькое запястье.
– До чего же вы хороши собой, Людовик! Не могу не признаться в этом вслух! Убеждена, что когда-нибудь народ назовет вас Людовиком Красивым.
– Не думаю, – заявил Людовик, чуть отстраняясь. – Мне это имя не подходит, да и не нравится. Я предпочел бы зваться Храбрым… или Справедливым.
– Возможно, вы заслуживаете все эти три прозвища. Кто знает?
Она часто взрывалась смехом во время их беседы и позволяла себе намеки на нечто, непонятное Бланш и Людовику. Она заговорила о своем муже, о том, как злится он, повсюду выискивая ее.
– Если б он увидел, что я сейчас делаю, – и она обняла Людовика за плечи, – он немедленно убил бы вас, милорд.
– Тогда он безумец, – откликнулась на слова королевы Бланш. – Ему следует обрушивать свой гнев на врагов, а не растрачивать его попусту.
– Он посчитал бы вашего мужа злейшим врагом, если б узнал, что я проявляю к нему интерес.
Дети понимали, что Изабелла подстрекает их к чему-то, им неизвестному, к каким-то поступкам. Бланш еще подумалось: «Не хочет ли королева влюбить в себя Людовика?»
Когда они остались наедине, она сказала об этом мужу.
– Ей очень хотелось услышать от тебя признание, что она прекраснее всех на свете, что я перед ней – ничто.
– Такого я никогда не скажу!
– Но она добивается, чтобы хотя бы ты так подумал.
– Я так не подумаю, потому что… ты моя жена.
Бланш одарила его нежной улыбкой.
– И так будет всегда?
– Всегда, – пообещал Людовик.
Он внезапно схватил ее руку и покрыл поцелуями. Раньше Людовик не вел себя подобным образом. Она поразилась, но не слишком… Почему-то, в глубине души, Бланш ожидала от него этого взрыва чувств.
Присутствие Изабеллы, ее насмешки, лукавое заигрывание с Людовиком, таинственные намеки произвели некую перемену в их отношениях, разбудили в них обоих то, что раньше тихо дремало.
И еще до того, как Изабелла и Джон покинули дворец, молодые люди уже предавались любви в объятиях друг друга.
Они вмиг распрощались с детством. Новые волшебные ощущения полностью охватили их, они утонули в этом океане чувств. Филипп и Агнесс снисходительно поглядывали на них.
– Они наконец-то влюбились, – сказала Агнесс.
– Вероятно, у нас скоро появится наследник престола, – сказал Филипп.
– Но все же не слишком ли она молода для материнства? – засомневалась Агнесс.
– Моя дорогая Агнесс! – твердо заявил король. – Принцессам положено рожать детей, как только они обретают эту способность. И никого не интересует, готовы ли они к материнству или нет!
Сама Агнесс пребывала в печали. При совместных выездах с королем в город она замечала, с каким молчаливым укором смотрят на нее люди, обвиняя ее в несчастье, которое она навлекла на страну. Быть отлученными от церкви – нет тяжелее испытания для народа. И если бы сейчас разразилась война, неизвестно, как повела бы себя на полях сражения армия Филиппа и каких успехов он мог бы добиться без Божьего покровительства.
А война была неизбежна. Как Агнесс ненавидела короля Англии и его преждевременно созревшую юную женушку-потаскушку! У нее эта парочка вызывала омерзение, а Джон вообще показался ей чудовищем. Он был способен на любую подлость и на любое злодейство.
То, как он обошелся с Хьюго Лузиньяном, нельзя простить ни ему, ни его супруге. Та явно была готова лечь под кого угодно ради удовлетворения собственного тщеславия.
Хьюго собирается поднять своих друзей и сторонников против Джона, а Филипп был не из тех, кто упускает возможность ударить по врагу в выгодный для себя момент. Агнесс чувствовала приближение войны. Филипп как-то сказал ей, что относится к Джону без уважения.
– У него корона слабо держится на голове. На что отец его был великим воином и мудрым правителем, и то ему частенько приходилось нелегко. Сыновья предали его, и он сам был в этом виноват. Грехов он понаделал множество и ошибок еще больше. Нельзя ссориться с родственниками, а он враждовал с ними и даже с супругой. Вот семейные раздоры и подкосили его. Если бы у него хватило здравого смысла поддерживать хорошие отношения с супругой и сыновьями, то он не кончил бы так печально. Впрочем, они все – один к одному – змееныши. Банда развратников и подлецов, кроме, может быть, Ричарда.
При воспоминании об этом рыцаре выражение лица у Филиппа смягчилось. Так бывало всегда, лишь речь заходила о Ричарде Львиное Сердце.
– Ричард ни разу не солгал, не сфальшивил. Человек двух слов – «да» и «нет» – так мы в шутку его окрестили. Если он сказал «да», то это означало именно «да», и ничто другое, а если «нет», так – «нет». И говорил он прямо со всеми и всегда, без лукавства. Дураком он был порядочным, каких мало, но и храбрее воина еще не рождалось на свет. И, Боже, как же он был красив! Я не встречал мужчину красивее и думаю, что и не встречу. Но все это в прошлом, а сейчас нам приходится иметь дело с его братцем, мерзавцем, недостойным даже лизать сапоги старшего брата. Если б Ричард остался жив! Ему следовало бы жить и править долгие годы! Зачем Господь свершил такую несправедливость и подсунул нам проклятого Джона!
– Ты думаешь, он затеет войну? Осмелится ли он?
– Ему надо защищать свой шаткий трон от Артура, который собрал верных людей, ждущих только приказа выступить. Хьюго де Лузиньян непременно будет рядом с Артуром и поддержит его.
– А ты, Филипп?
– Когда наступит момент, я не останусь в стороне. Ты знаешь, что моя давняя мечта – вернуть Нормандию в лоно Франции, где ей место. Я сделаю Францию такой великой, какой она была при императоре Карле!
Агнесс грустно кивнула.
Он взял ее за руку, улыбнулся. Трепетное пламя свечей освещало их лица.
– Разговор о войне тревожит тебя, любимая, а я не хочу, чтобы ты тревожилась. Забудем о ней и вспомним, что мы счастливы и нам хорошо быть вместе. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы осчастливить тебя и отблагодарить за радость, которую ты мне доставляешь.
Она тут же подумала: «Тебе, но не Франции. Мы радуемся нашему счастью, когда вся Франция в горе».
Агнесс настолько истерзала себя, что, ничего не говоря королю, послала личное письмо Папе Римскому, в котором умоляла Его Святейшество снять церковное отлучение.
«Я люблю своего супруга, – писала она. – И моя любовь к нему – это чистая любовь. Когда я выходила за него замуж, то не знала ничего о церковных канонах. Я верила, что стала супругой Филиппа по закону. Молю Вас, святой отец, снять отлучение и позволить мне остаться рядом с человеком, кого я называю мужем своим».
Иннокентий ответил, что верит в ее личную невиновность и сочувствует ей, но суть в том, что Филипп женат на Ингеборг, и поэтому, пока он живет с Агнесс, отлучение не может быть снято.
Агнесс была в отчаянии. Она вновь написала Папе, напомнив в послании, что у нее двое детей от Филиппа – маленький Филипп и Мария, и если она покинет мужа, то сама признает их незаконными. Так поступить она не в силах. Пусть лучше она скончается без отпущения грехов, но не ввергнет в беду своих малюток.
Римский Папа ответил ей незамедлительно.
Его Святейшество считает Агнесс доброй и благочестивой женщиной, введенной в заблуждение по незнанию канонов церкви. Римский Папа разделяет ее озабоченность судьбой своих детей, и поэтому, если она покинет короля и уйдет в монастырь, Святой Престол объявит их законными, ибо она считала их таковыми, когда они рождались.
Но в одном Папа был неумолим – церковное отлучение не будет снято, пока Агнесс и Филипп не расстанутся навсегда.
Дворец погрузился в мрачное оцепенение. Король заперся в своих покоях и ни с кем не общался. Агнесс уехала из Парижа.
Она убедила себя, что должна спасти Францию от неминуемой гибели, которая ей грозит, если отлучение не будет снято.
Она решила принести великую жертву.
Филипп, меряя шагами тесную комнату, где он уединился, клял себя и оправдывался перед собою, зная, что Агнесс поступает так и ради него, и ради Франции. Ее любовь не угасла, но она пожертвовала любовью. Но иного выхода не было.
С ужасом он представлял себе, как выйдет сражаться во главе армии, заранее знающей, что ее ждет поражение. Благо Франции дороже чувств короля и королевы, и жертва была необходима. И все же…
Он не мог смириться с мыслью, что потерял Агнесс.
Филипп проклинал свой злосчастный рок. Почему он обречен терять всех тех, кого полюбил?
Любил ли он Изабеллу, мать Людовика? Не очень уж страстно, но она была очаровательным созданием, мягким, добрым… Иногда он улавливал в Людовике схожесть с матерью.
Ей было всего шестнадцать, когда Людовик родился. Почти столько же, сколько сыну сейчас, а скончалась она, когда ребенку исполнилось два года. Она недолго прожила замужем за Филиппом, но овдовевший король сильно горевал по ней.
Затем он потерял Ричарда Львиное Сердце, друга, который был ему даже ближе, чем супруга Изабелла. Он часто думал о Ричарде, особенно в последнее время. Иногда в памяти всплывали счастливые мгновения их истинно рыцарской дружбы, иногда бешеные ссоры…
Любовь и ненависть сплетались воедино в отношениях между собой двух монархов. А с Ричардом и нельзя было иначе. Он то раздражал всех соратников до предела своей необузданной отвагой, а подчас и просто глупостью, то вызывал к себе самое нежное участие.
Филипп скорбел, потеряв Ричарда, но страшнее всего ему было, когда он едва не лишился сына.
Вскоре после кончины Изабеллы мальчик тяжело заболел и уже был почти у порога смерти. Филипп спешно возвратился из Святой земли, оставив там Ричарда одного сражаться против сарацин. Покинул друга ради сына.
Людовик поправился, и отец перенес всю свою нерастраченную любовь на него. И сейчас он продолжал любить его. Он сам не мог объяснить, почему так дорог ему этот мальчик, по какой причине столько радости он доставляет ему, хотя и огорчений тоже из-за своей хрупкости и мягкости характера?
Филипп гадал, какой король из него получится. Мальчик был похож на своего деда, который был слишком чувствителен и добр для правителя. И все же он своим бесспорным обаянием заслуживал любви, и Филипп благодарил Господа, что тот послал Людовику в невесты любящую Бланш, девочку с сильной волей и твердым характером. Королю-отцу следует поговорить с ней на серьезные темы в самое ближайшее время.
Слава Богу, молодые люди увлечены друг другом. Только бы не испортить все каким-нибудь неосторожным словом. Он намеревался откровенно сказать Бланш, что ей придется многое брать на себя в будущем и поддерживать мужа силой своего характера. И еще Филипп собирался признаться ей в том, что очень дорожит ею и их с Людовиком добрыми отношениями, и поэтому до сих пор позволял им жить в невинности, чтобы не дай Бог не нарушить мир и согласие.
Но теперь, по его мнению, они созрели для настоящей любви. Филипп Август рассчитывал, что умная Бланш поймет его правильно. Он теряет сына, отдавая его добровольно в ее руки, но так будет лучше для королевской семьи. Эта потеря не из самых грустных, а вот расставание с Агнесс для него – трагедия.
Отлучение будет снято, и волна радости прокатится по стране, но счастье Франции обошлось ему несказанно дорого.
Он предполагал, что сможет отправиться в Пуасси, где скрывалась Агнесс, уговорить ее вернуться к нему, и она не посмеет противиться его уговорам.
«Но король есть король!» – решительно отмел он крамольные мысли.
Почему он не предусмотрел последствия своего поступка в разгар страсти… Разве не отдавал он себе отчет, что в действительности женат на Ингеборг, и, поскольку она принцесса крови, Римский Папа не позволит так пренебрегать ею.
«Ингеборг! – Он поежился– Нет, никогда, никогда… Только не с нею!»
Вспомнив снова кроткую, любящую Агнесс, он зарыдал. Рыжебородый мужчина на склоне лет плакал, как ребенок. Но слезами делу не поможешь. О, если б не предстоящая война! Думы о войне как-то спасали его от отчаяния. Он собирался покончить с Джоном, тупым, бесчестным мерзавцем, негодяем из негодяев!
И это младший брат благородного Ричарда Львиное Сердце, сын славного Генриха Второго!
Боже правый, как могли породить на свет Элеонор Аквитанская и Генрих Плантагенет подобного нравственного урода? Господи, надо сказать спасибо за то, что он соизволил какое-то время отдать английскую корону этому недоумку Джону. У Филиппа Августа появился шанс вернуть то, что когда-то Франция потеряла.
Пока король Франции раздумывал о предстоящей войне, в монастыре Пуасси Агнесс в отчаянии безуспешно гнала от себя прочь воспоминания о прошлом.
«Так лучше, так лучше для всех!» – твердила она. И для короля, ее возлюбленного, и для их детей.
Жизнь потеряла для нее всякий смысл, дни и ночи проводила она в молитвах.
– О Пресвятая Матерь Божья! Жизнь моя кончена. Будь так милостива, избавь меня от печали. В смерти я найду покой.
Она не принимала никакой пищи и стала почти бестелесной.
Молитвы ее были услышаны. Через четыре месяца после прибытия в монастырь Пуасси Агнесс тихо скончалась.
Отлучение было снято, но Филипп отказался вернуть в свою брачную постель Ингеборг. В этом он был непреклонен. Папа Римский мог разлучить его с возлюбленной, но никто не в силах заставить короля жить с женщиной, к которой он испытывал отвращение.
Чтобы заглушить горечь утраты, он погрузился в военные приготовления, так как Джон приобретал себе все новых врагов с невероятной быстротой, и все они горели желанием расправиться со злосчастным королем, и никогда еще Франция не имела столь блестящей возможности одержать победу над извечным противником.
Филипп был еще не стар – ему не исполнилось и сорока лет. Времени у него впереди было достаточно, чтобы сделать Францию могущественной державой и передать ее в наследство Людовику процветающей и счастливой.
Ему нравилось вести долгие беседы с сыном, «натаскивать» его, как он сам называл это занятие, используя охотничье выражение, – искусство управлять королевством. После кончины Агнесс отец и сын сблизились еще больше.
Филипп Август прогуливался с принцем по саду, где, по его мнению, их не могли подслушивать, ибо разговоры короля и наследника не предназначались для чужих ушей. Прогулки эти были и приятны, и полезны обоим. Сын преисполнялся мудрости, а отец отвлекался от печальных мыслей.
И все же тревога за Людовика не оставляла короля. После той страшной болезни, перенесенной мальчиком в раннем детстве, здоровье сына стало предметом его постоянных забот. Он поручал лекарям скрытно, так, чтобы мальчик не знал, наблюдать за сыном.
– Я не хочу, – объяснял король, – чтобы Луи вообразил, что он болен, когда на самом деле это не так. Но у него слишком утонченная натура, чересчур изящное телосложение. За ним нужен глаз да глаз. Я должен быть уверен, что он получит немедленно помощь врача, если таковая ему потребуется.
«Для Франции важно иметь крепкого телом и душой наследника престола», – в мыслях своих неустанно повторял король. В случае, если не дай Бог с Людовиком что-то произойдет, он предвидел большие потрясения, ибо далеко не все признают сынишку Агнесс как дофина, хотя Римский Папа и объявил его законнорожденным.
Ради маленького Филиппа и крохотной Мари она принесла в жертву все, что имела – сперва свою любовь, а затем и ставшую никчемной жизнь.
Зачем так распорядилась судьба, что брак его с Ингеборг свершился до того, как он встретил Агнесс? Теперь поздно сокрушаться и ругать Папу Римского и церковь.
К счастью, у него есть Людовик, и надо стать его поводырем по жизни и ждать, когда сын подарит ему внуков. Филипп очень надеялся, что это скоро произойдет и тогда он сможет вздохнуть с облегчением, зная, что династия продолжится, не уступит места чужакам.
