Текст книги "Алый Пимпернель. Дьявол верхом"

Автор книги: Виктория Холт

Соавторы: Эмма (Эммуска) Орци (Орчи)
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

Он кивнул с серьезным видом.

– Значит, вы нарушили приказ…

– Я просто потерялась, – упрямо заявила я, – и мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь узнал о моей глупости.

– Следовательно, вы просите меня об одолжении?

– Всего лишь о том, чтобы вы не упоминали об этом пустячном событии.

– Для меня оно не пустячное, мадемуазель.

– Не понимаю, мсье граф.

– Значит, вы меня знаете?

– Здесь вас все знают.

– Интересно, что именно вы обо мне знаете?

– Только то, кто вы такой, что вы отец Марго и время от времени приезжаете из Франции в Деррингем-Мэнор.

– Моя дочь говорила вам обо мне, не так ли?

– Разумеется.

– И она рассказывала о моих… как это сказать?

– Вы имеете в виду, о ваших грехах? Если вы предпочитаете говорить по-французски…

– Вижу, вы уже сформировали мнение обо мне. Я грешник, который говорит на вашем языке хуже, чем вы на моем. – Граф быстро заговорил по-французски, безусловно, надеясь, что я не пойму, но я прошла хорошую школу. К тому же страх покинул меня. Хотя я знала, что нахожусь в трудном положении, а граф едва ли проявит рыцарство и поможет мне выбраться из него, я не могла избавиться от радостного возбуждения. Я ответила по-французски, что если предложенное мною слово было не тем, которое он пытался вспомнить, то пусть назовет мне его на своем родном языке, и я уверена, что смогу его понять.

– Вижу, – заметил граф, – что вы весьма бойкая молодая леди. Теперь давайте поймем друг друга. Вы ищете мою дочь Маргерит, которую зовете Марго. Она прячется на верхнем этаже. Вам это известно, и тем не менее вы ищете ее здесь. Так вот, мадемуазель, вы не разыскиваете мою дочь, а удовлетворяете ваше любопытство. Признайтесь, что это так. – Он нахмурил брови с выражением, которое, несомненно, могло повергнуть в ужас. – Не люблю людей, говорящих мне неправду.

– Ну, – ответила я, твердо решив не дать себя запугать, – это мой первый визит в такой дом, и не скрою, что я ощущала некоторое любопытство.

– Вполне естественно. У вас очень красивые волосы, мадемуазель. Я бы сказал, что они имеют цвет пшеницы в августе. Вы со мной согласны?

– Вы мне льстите.

Протянув руку, граф поймал прядь моих волос, которые мама тщательно завила, связав сзади голубой лентой под цвет платья.

Мне было не по себе, но радостное волнение не исчезало. Потянув меня за волосы, граф вынудил меня подойти ближе. Я ясно видела его лицо, тени под сверкающими глазами, красивый рисунок густых бровей. Впервые я встречала мужчину, обладавшего столь яркой и примечательной внешностью.

– А теперь, – сказала я, – мне нужно идти.

– Вы пришли ради собственного удовольствия, – напомнил мне он, – и по-моему, из любезности вам следует задержаться ради моего.

– Коль скоро речь зашла о любезности, не удерживайте меня против воли.

– Но мы говорим о любезности, которую вы обязаны оказать мне. Я же вам ничем не обязан. Не забывайте, что вы вторглись в мои апартаменты без спросу. Заглянули в мою спальню, мадемуазель! Шпионили! Какой стыд!

Его глаза сверкали. Я вспомнила, как Марго говорила о непредсказуемом поведении отца. Сейчас он явно забавлялся, но в следующую минуту его настроение могло измениться.

Вырвав руку из его руки, я выпрямилась.

– Приношу извинение за свое любопытство, – сказала я. – С моей стороны это крайне невежливо. Можете поступать, как считаете нужным. Если хотите сообщить сэру Джону…

– Благодарю вас за позволение, – прервал граф. К моему неописуемому ужасу он привлек меня к себе и приподнял мою голову за подбородок. – Когда мы совершаем проступок, то должны за него платить. Вот плата, которую я прошу. – Взяв мое лицо в свои ладони, он поцеловал меня в губы, причем не один, а несколько раз.

Я была смертельно напугана. Меня еще никогда так не целовали. Вырвавшись, я бросилась бежать.

Меня сверлила мысль, что граф обошелся со мной, как со служанкой, и я сама в этом виновата.

Выбежав из комнаты, я начала быстро подниматься по винтовой лестнице и вздрогнула, услышав за собой шум. На миг я решила, что граф гонится за мной, и застыла, парализованная страхом.

– Что ты делаешь здесь, Минель? – послышался голос Марго.

Я обернулась. Глаза Марго блестели, на щеках играл румянец.

– Где ты была? – осведомилась я.

– А ты? – она приложила палец к губам. – Пойдем наверх.

Поднявшись, мы вместе вошли в солярий. Мария и Сибил уже были там.

– Минель нашла меня, – сообщила Марго.

– Где? – спросила Сибил.

– Думаешь, я скажу? – усмехнулась Марго. – А если мне захочется снова спрятаться там?

* * *

Это послужило началом. Граф обратил на меня внимание, и я не могла забыть о нем. Весь день мне не удавалось выбросить его из головы. Пока мы сидели в солярии и загадывали друг другу загадки, я каждую минуту ожидала, что он войдет и опозорит меня. Правда, мне казалось более вероятным, что граф обо всем расскажет сэру Джону. Особенно беспокойные мысли вызывали у меня воспоминания о его поцелуях. Что он хотел ими сказать?

Я знала, что предметом постоянного беспокойства моей матери было, чтобы я оставалась добродетельной и удачно вышла замуж. Она намеревалась найти для меня лучшую партию. Как-то мама сказала, что хотела бы видеть меня замужем за врачом, но единственный врач, которого мы знали, оставался холостяком до пятидесяти пяти лет и едва ли решил бы жениться теперь. Но даже если бы он и остановил свой выбор на мне, я бы отклонила эту честь.

– Мы находимся между двумя мирами, – говорила мама, имея в виду жителей деревни и обитателей Деррингем-Мэнора, стоящих соответственно ниже и выше нас по своему общественному положению. Поэтому она так стремилась оставить мне в наследство процветающую школу. Хотя должна признаться, что перспектива провести всю жизнь, обучая девочек из знатных семей, не казалась мне особенно привлекательной.

Я вспомнила об этом из-за поступка графа, сердито думая, что он бы не осмелился поцеловать подобным образом молодую леди из хорошей семьи. Но вскоре я поняла, что неправа. Сословные ограничения едва ли помешали бы графу осуществить свои намерения. Конечно, он очень рассердился и мог рассказать сэру Джону, что я заглядывала в его спальню. Но вместо этого он поступил со мной, как… Как с кем? Откуда мне знать! Я только была уверена, что если бы мама узнала о происшедшем, то пришла бы в ужас.

Когда я вернулась, мама с нетерпением ожидала меня.

– Ты слишком разрумянилась, – ласково упрекнула она, предпочитая видеть дочь полностью сохраняющей хладнокровие, словно чаепитие в Деррингем-Мэноре было в моей жизни каждодневным событием. – Тебе там понравилось? Расскажи обо всем.

Я сообщила ей, что подавали к чаю, и как были одеты девочки.

– Сибил председательствовала за столом. А потом мы играли…

– В какие игры? – продолжала расспрашивать мама.

– О, совсем в детские. Сначала в прятки, затем в угадывание городов и рек…

Мама кивнула и тут же нахмурилась. Мое платье выглядело весьма неопрятным.

– Я бы хотела достать тебе новое платье, – вздохнула она. – Покрасивее. Может быть, бархатное?

– Но, мама, когда же мне его носить?

– Кто знает… А вдруг тебя снова пригласят?

– Сомневаюсь. Одного раза в жизни достаточно для подобной чести.

Очевидно, в моем голосе послышалась горечь, так как лицо мамы стало печальным. Я подошла к ней и обняла ее.

– Не огорчайся, мама. Мы ведь здесь счастливы, правда? И в школе дела идут хорошо. Знаешь, – внезапно вспомнила я, – по дороге в Мэнор я встретила Джоэла Деррингема.

Ее взгляд просветлел.

– Ты мне об этом не говорила.

– Я забыла.

– Забыла, что встретила Джоэла Деррингема! Он ведь когда-нибудь станет сэром Джоэлом! Дом и поместье будут принадлежать ему. Как ты его повстречала?

Я все рассказала, повторив нашу беседу слово в слово.

– Он просто очарователен! – воскликнула мама.

– Да, и очень похож на сэра Джона. Даже забавно! Глядя на него, можно подумать, что это сэр Джон тридцать лет назад.

– Он был с тобой весьма любезен.

Я могла догадаться, какие планы роятся в ее голове.

* * *

Два дня спустя сэр Джон пришел в школу. Было воскресенье, и занятия не проводились. Мы с мамой только что пообедали и, как обычно по выходным, сидели за столом, обсуждая уроки на будущей неделе.

Хотя моя мать была женщиной весьма прозаического склада ума, в вопросах, касающихся меня, она могла предаваться романтическим мечтам, словно юная девушка. Я знала о ее надеждах на то, что меня часто будут приглашать в Мэнор, и там я встречу кого-нибудь, пусть даже не особенно знатного, но могущего предложить мне больше того, на что я могла рассчитывать, проводя все дни в школе. Раньше мама хотела, чтобы я получила как можно лучшее образование, дабы обеспечить себе будущее в качестве учительницы. Теперь ее обуревали куда более смелые мечты, не знающие границ, так как она привыкла добиваться успеха.

Через окно нашей маленькой столовой мама увидела сэра Джона Деррингема, который привязывал лошадь к железному столбу, установленному для этой цели. Я похолодела. Мне сразу же пришло в голову, что рассерженный граф пожаловался на меня. Я ведь убежала от него, ясно дав понять, что возмущена его поведением. Он мог пожелать отомстить.

– Интересно, – промолвила мама, – зачем к нам пожаловал сэр Джон?

– Возможно, из-за новой ученицы… – услышала я собственный голос.

Сэр Джон Деррингем вошел в столовую, и я с облегчением увидела на его лице обычную доброжелательную улыбку.

– Добрый день, миссис Мэддокс. Здравствуйте, Минелла. Я к вам по поручению леди Деррингем. Нам не хватает гостя для сегодняшнего soiree [111]и ужина. Графиня Фонтен-Делиб прикована к постели, а без нее нас будет тринадцать. Как вы знаете, это плохая примета, и некоторым из наших гостей, если они суеверны, будет не по себе. Не мог бы я убедить вас позволить вашей дочери присоединиться к нам?

Так как мама за последние два дня начала привыкать к тому, что ее мечты сбываются, она восприняла предложение как самое обычное.

– Конечно, Минелла придет к вам, – ответила она.

– Но, мама, – запротестовала я, – у меня нет подходящего платья.

Сэр Джон засмеялся.

– Это уже приходило в голову леди Деррингем. Одна из девочек может одолжить вам все, что нужно. – Он повернулся ко мне. – Приходите днем в Мэнор, выберете себе платье, и портниха переделает все необходимое. Очень любезно с вашей стороны, миссис Мэддокс, что вы отпускаете дочь к нам. – Он улыбнулся мне. – Увидимся позже.

Когда сэр Джон удалился, мама заключила меня в объятия.

– Я знала, что это случится! – воскликнула она. – Твой отец всегда говорил, что если я что-нибудь задумаю, то это непременно сбудется!

– Мне не кажется особенно привлекательным красоваться в заимствованных перьях.

– Чепуха! Кто будет об этом знать?

– Ну, прежде всего Сибил и Мария, а Мария напомнит мне при первой возможности, что я присутствую там в качестве замены.

– Если она не напомнит об этом кому-нибудь еще, то это не имеет никакого значения.

– Мама, почему ты так возбуждена?

– Я всегда на это надеялась!

– Значит, ты желала зла графине только для того, чтобы твоя дочь смогла пойти на бал?

– Это не бал! – в ужасе воскликнула она. – Иначе тебе понадобилось бы бальное платье.

– Я говорила метафорически.

– Какое счастье, что я дала тебе хорошее образование! В музыке ты разбираешься не хуже тех, кто там будет… Думаю, волосы нужно собрать в пучок на макушке – это подчеркнет их цвет. – В ушах у меня зазвучал циничный голос: "Цвет пшеницы в августе". – Волосы – самое лучшее, что есть в твоей внешности, и мы должны ими воспользоваться. Надеюсь, платье будет голубым – под цвет твоих глаз. У них такой редкий васильковый оттенок…

– Ты делаешь принцессу из школьной учительницы, мама.

– А почему школьная учительница не может быть такой же красивой, как любая леди?

– Конечно, может, если она твоя дочь.

– Сегодня вечером ты должна прикусить язык, Минелла. А то ты всегда говоришь первое, что придет в голову.

– Я буду сама собой, а если это их не удовлетворит…

– Они могут не пригласить тебя снова!

– А почему они должны приглашать меня? Не придаешь ли ты слишком большого значения просьбе сэра Джона? Меня пригласили потому, что им нужен еще один гость. Не первый раз кого-нибудь просят быть четырнадцатым. А если недостающий гость все-таки явится, меня вежливо заверят, что в моем присутствии более нет необходимости.

В действительности мой ум работал так же лихорадочно, как и мамин. Почему приглашение последовало так скоро после моего первого визита в Мэнор? Кто был его инициатором? И не являлось ли совпадением, что заболела именно жена графа? Не мог ли он предложить, чтобы я заполнила образовавшуюся брешь? Что за нелепая мысль! Зачем ему это? Потому что он хотел увидеть меня снова? В конце концов, он не доложил о моем недостойном поведении. Я вспомнила, как он держал в руке прядь моих волос, а затем его поцелуи… Это было просто оскорбительно! Интересно, в каких выражениях он предложил эту идею? "Приведите в Мэнор ту девочку"? Именно так подобные люди ведут себя в своем мире. Я слышала о существовании droit de seigneur [112], гласившего, что когда девушка выходит замуж, хозяин поместья, если ему она нравится, может привести ее к себе в постель на одну ночь или даже на несколько ночей, если она его удовлетворит, а потом ее возвращают мужу с каким-нибудь подарком, если сеньер проявит великодушие. Я легко могла себе представить графа, пользующегося этим правом.

Но мне было нечего бояться. Я не новобрачная, а сэр Джон никогда не допустил бы ничего подобного в своих владениях. Мне стало стыдно за эти мысли. Очевидно, разговор с графом подействовал на меня куда сильнее, чем мне казалось.

Мама заговорила о Джоэле Деррингеме. Мне пришлось повторить все, что он мне сказал. Тогда мама вновь пустилась в романтические предположения. Она была уверена, что недомогание графини – миф, и что Джоэл, желая продолжить наше с ним знакомство, убедил родителей пригласить меня на вечер. Ох, мамочка, подумала я, ты становишься глупой только в вопросах, касающихся меня. Если бы ты убедилась, что моя жизнь счастливо устроена, то умерла бы со спокойной душой!

Возбужденная Марго примчалась в школу повидать меня.

– Как здорово! – воскликнула она. – Значит, ты придешь вечером! Минель, дорогая, Мари нашла для тебя платье, но я бы на твоем месте его не надевала. Возьми лучше какое-нибудь из моих – прямо от парижской couturiere [113]. Тебе нужно голубое, под цвет глаз, а Мари выбрала коричневое. Оно так безобразно! Но я сказала: нет! Это не для Минель! Хотя ты, конечно, не такая красивая, как я, в тебе тоже кое-что есть! Поэтому я буду настаивать, чтобы ты носила мое платье.

– О, Марго, – сказала я, – ты в самом деле хочешь, чтобы я пришла?

– Конечно! Это будет так забавно! Maman1 весь вечер просидит у себя в комнате. Она сегодня плакала. Это все из-за отца. Он злой, но я думаю, что она любит его. Его вообще любят женщины. Интересно, почему?

– А твоя мать действительно больна?

Марго пожала плечами.

– Отец считает, что это фантазии. Может быть, они поссорились. Правда, мама не осмеливается ссориться с ним – это он нападает на нее, а если она начинает плакать, то сердится еще сильнее. Он терпеть не может женщин, которые плачут.

– А она часто плачет?

– Не знаю, Наверное, да. Во всяком случае, с тех пор, как она вышла замуж за Le Diable.

– Марго, какие ужасные вещи ты говоришь о своем отце!

– Если тебе не по душе правда…

– По душе. Но я не уверена, что ты знаешь всю правду. Твоя мать и дома всегда запирается у себя в комнате?

– Полагаю, что да.

– Но ты должна знать точно!

– Я редко вижу маму. Ну-Ну заботится о ней и говорит, что ее нельзя беспокоить. Но зачем нам говорить о них? Я рада, что ты придешь, Минель. Думаю, тебе это доставит удовольствие – ведь тебе понравилось чаепитие с нами, верно?

– Да, это было забавно.

– А что ты делала на лестнице? Обследовала дом? Признавайся!

– Лучше скажи, что ты там делала, Марго.

Она прищурилась и усмехнулась.

– Говори, – настаивала я.

– Если я скажу, ты скажешь, что ты делала? Впрочем, это не честный обмен. Ты ведь просто осматривала дом.

– Марго, что ты имеешь в виду?

– Неважно.

Я была рада оставить эту тему, но меня интересовали отношения графа и графини. Я понимала, что она боится мужа и закрывается в комнате, чтобы спастись от него, прикрываясь болезнью. Все это было весьма таинственно.

Марго отвела меня в свою комнату в Мэноре. Она была красиво меблирована и напоминала мне спальню графа. Кровать была точно такой же, только с занавесами из голубого бархата с меньшим количеством украшений. На одной из стен висел гобелен голубоватого оттенка, господствовавшего в комнате.

Платье, предназначенное для меня, лежало на кровати.

– Я немного толще, но это не страшно, – сказала Марго.

– Ты чуть-чуть повыше, но видишь, какая здесь кайма. Я скажу швее, чтобы она сейчас же распорола ее. Примерь платье, и я пошлю за швеей, чтобы она им занялась.

– Ты хорошая подруга, Марго, – промолвила я.

– Конечно, – согласилась она. – Ты меня интересуешь, а Сибиль и Мари – pouf! [114]– Марго дунула. – Они скучные. Я заранее знаю, что они скажут. Ты – другое дело. Кроме того, ты всего лишь дочь учительницы.

– Какое это имеет отношение?

Марго снова засмеялась, но ничего не ответила. Я надела платье. Оно мне очень шло. Марго позвонила, и на вызов явилась швея с булавками и иглами. Менее чем через час все было готово.

Мария и Сибил пришли поглядеть на меня. Мария слегка фыркнула.

– Ну? – осведомилась Марго. – Что не так?

– Оно не слишком ей идет, – заметила Мария.

– Почему? – возмутилась Марго.

– Коричневое было бы лучше.

– Лучше для кого? А, понимаю, ты боишься, что Минель будет выглядеть красивее тебя!

– Какая чушь! – рассердилась Мария, но больше не заикнулась о том, что платье мне не идет.

Марго настояла на том, чтобы причесать меня, и во время этой процедуры не переставая болтала.

– Вот так, ma cherie [115]! Разве это не прекрасно? Ты не должна с такой внешностью проводить жизнь, обучая глупых детей. – Марго окинула меня оценивающим взглядом.

– Пшеничного цвета волосы, – комментировала она, – васильковые глаза, губы, алые, как мак…

[116]

Я рассмеялась.

– Ты описываешь меня, как поле.

– Зубы ровные и белые, – продолжала Марго. – Нос немного… как бы это сказать?… агрессивный. Рот твердый – может улыбаться, но может быть суровым. Вот эти контрасты и делают тебя такой привлекательной, Минель. Глаза мягкие, но нос, рот… Они словно говорят: "Я красивая и страстная, но, пожалуйста, никаких глупостей!"

– Да уж, довольно глупостей, – подтвердила я. – А когда мне потребуется подробный анализ моей внешности и характера, я сама скажу об этом.

– Не скажешь, потому что уверена, что и так все знаешь лучше всех и можешь сама ответить на все вопросы, – это еще одна твоя черта. Конечно, ты привыкла в классе быть впереди всех нас – это естественно для дочери учительницы – а теперь ты сама нас учишь и объясняешь, что правильно, а что нет. Но знаешь, Минель, ты хоть и умная, но тебе еще надо многому научиться.

Я посмотрела на ее смуглое улыбающееся лицо, блестящие, почти черные глаза, так похожие на отцовские, густые брови, темные волосы. Марго была очень привлекательной, к тому же в ней было нечто таинственное. Я вспомнила, как она присоединилась ко мне на винтовой лестнице. Где же она была?

– Научиться тому, что ты уже знаешь? – осведомилась я.

– Некоторые рождаются с такими знаниями, – ответила Марго.

– И ты одна из них?

– Да.

* * *

В галерее играл маленький оркестр.

Леди Деррингем, хрупкая и изящная, одетая в розово-лиловое шелковое платье, увидев меня, стиснула мою руку и шепнула:

– Спасибо за то, что вы выручили нас, Минелла!

Это замечание, хотя и вполне любезное, сразу же напомнило мне о причине моего присутствия здесь.

Когда появился граф, я вновь заподозрила, что это присутствие организовано им. Он окидывал взглядом музыкальную комнату, пока не увидел меня. Тогда он поклонился, стоя на другом конце комнаты и обозревая каждую деталь моей внешности таким образом, который показался мне довольно оскорбительным. Я ответила ему высокомерным взглядом, что его как будто весьма позабавило.

Леди Деррингем устроила так, чтобы я сидела рядом с ее дочерьми и Марго, как бы давая понять собравшимся, что мы хоть и присутствуем, но формально еще не вполне допущены в общество. Мы уже не совсем дети и можем появиться на soiree и ужине, но после этого должны как можно скорее удалиться.

Все происходящее мне очень нравилось. Я любила музыку, особенно Моцарта, чьи произведения в основном исполнялись в концерте. Слушая, я испытывала подлинное наслаждение и думала о том, какое счастье жить так, как живут многие мои ученицы. Казалось несправедливостью судьбы то, что будучи поставленной по ту сторону подобной жизни, я находилась от нее не настолько далеко, чтобы не видеть, чего я лишена.

Во время перерыва в концерте гости расхаживали по галерее, приветствуя старых друзей. Джоэл подошел ко мне.

– Рад, что вы пришли, мисс Мэддокс, – сказал он.

– Вы думаете, кто-нибудь заметил бы, если бы я не пришла? Неужели люди и в самом деле способны верить, что им угрожает смерть из-за того, что в доме тринадцать гостей?

– К счастью, этой ситуации удалось избежать – с вашей помощью. Надеюсь, вам еще не раз представится возможность посетить нас.

– Не можете же вы рассчитывать, что четырнадцатый гость снова не явится в последнюю минуту, чтобы снабдить меня подобной возможностью.

– По-моему, вы придаете слишком много значения этой причине.

– Приходится, потому что, если бы не она, меня бы здесь не было.

– Давайте забудем об этом и порадуемся, что вы здесь. Что вы скажете о концерте?

– Он великолепен!

– Вы любите музыку?

– Очень.

– У нас часто устраиваются такие концерты. Вам следует придти снова.

– Вы очень любезны.

– Этот концерт дают для графа. Он большой поклонник Моцарта.

– Я не ошибся? Кто-то упомянул обо мне? – осведомился граф.

Он сел рядом со мной, и я почувствовала на себе его пристальный взгляд.

– Я говорил мисс Мэддокс, граф, что вы любитель Моцарта, и концерт дается в вашу честь. Могу я представить вам мисс Мэддокс?

Граф встал и поклонился.

– Счастлив видеть вас, мадемуазель, – сказал он и обернулся к Джоэлу. – Мадемуазель Мэддокс и я уже встречались ранее.

Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Он намерен опозорить меня! Сказать Джоэлу, как я заглядывала к нему в спальню, и дать понять, что неразумно допускать в высшие сферы людей моего положения! Как ловко, однако, он выбрал для этого момент!

Граф устремил на меня иронический взгляд, явно читая мои мысли.

– Правда? – с удивлением спросил Джоэл.

– Около школы, – ответил граф. – Я проходил мимо, увидел мадемуазель Мэддокс и подумал: это та самая мадемуазель, которая столько сделала для моей дочери. Рад, что имею возможность выразить вам признательность.

Он улыбался мне, разумеется, видя, как я покраснела, и зная, что я думаю о его поцелуях и своем недостойном бегстве.

– Мой отец постоянно возносит хвалы школе миссис Мэддокс, – вежливо промолвил Джоэл. – Она избавила нас от необходимости нанимать гувернанток.

– Гувернантки бывают очень утомительными, – заметил граф, вновь садясь рядом со мной. – Они не принадлежат к нашему кругу и в то же время не относятся к слугам. Иметь в доме таких людей нелегко. Не для нас – для них. Они так чувствительны к своему положению. Вообще, на классовые различия не стоит обращать внимания. Вы согласны, Джоэл? Когда нашему покойному королю, Людовику XV [117], один из его друзей, герцог, напомнил, что его любовница – дочь повара, его величество ответил: «В самом деле? А я и не знал! Дело в том, что вы все настолько ниже меня, что я не вижу разницы между герцогом и поваром».

Джоэл рассмеялся, а я не удержалась от вопроса:

– А вы, мсье граф, видите эту разницу?

– Хоть я и ниже короля, но все же занимаю достаточно высокое положение, мадемуазель, чтобы не замечать разницу между дочерями сэра Джона и дочерью школьной учительницы.

– Следовательно, я не являюсь нежелательной персоной?

Его взгляд словно ожег мне глаза.

– Мадемуазель, уверяю вас, что вы весьма желательны.

Джоэл казался смущенным. Он явно находил эту беседу проявлением дурного вкуса, но я видела, что граф, как и я, не мог побороть искушение и отказаться от нее.

– Думаю, – заметил Джоэл, – что перерыв кончается, и нам надо вернуться на наши места.

Девочки уже сидели на местах. Марго выглядела веселой, Мария – кислой, а Сибил – безразличной.

– Ты привлекаешь внимание, Минель, – шепнула Марго. – Двое красивых мужчин беседовали с тобой одновременно. Ты просто сирена! [118].

– Я их не подзывала.

– Сирены тоже этого не делают – они просто используют свои чары.

Во время продолжения концерта я думала о графе. Несомненно, я привлекала его в определенном отношении. Он любил женщин, а я уже приближалась к подходящему возрасту. То, что его намерения были бесчестными, не вызывало сомнений. Однако самое ужасное заключалось в том, что я была не сердита, а очарована.

Когда мы спустились в столовую, где был подан холодный ужин, один из лакеев в великолепной ливрее Деррингемов вошел в комнату, приблизился к сэру Джону и прошептал ему несколько слов.

Сэр Джон кивнул и направился к графу, который, как я заметила не без досады, оживленно беседовал с леди Эгглстон, молодой и легкомысленной женой престарелого, страдающего подагрой супруга. Она жеманно улыбалась, и я легко– могла себе представить характер их разговора.

Сэр Джон обратился к графу, после чего они вдвоем вышли из столовой.

Джоэл подошел ко мне.

– Пойдемте к буфету, – предложил он. – Там вы сможете выбрать, что хотите, а потом мы найдем столик.

Я была весьма признательна ему. По доброте душевной он не сомневался, что я, никого не знающая здесь, нуждаюсь в покровительстве.

Я взяла немного рыбы и холодного мяса, так как не была голодна.

Мы нашли столик под деревьями, и Джоэл сказал мне:

– По-моему, вы находите графа несколько необычным.

– Ну, он не англичанин…

– Мне показалось, что он вызвал у вас раздражение.

– Да, как всякий человек, привыкший всегда поступать по-своему.

– Вы заметили, как он вышел вместе с моим отцом? Один из его слуг прибыл из Франции с сообщением. Оно может оказаться важным.

– Конечно, если слуге пришлось ради этого пускаться в путешествие.

– Вы, разумеется, знаете, что во Франции уже некоторое время неспокойно. Надеюсь, что не произошло ничего серьезного.

– Да, в этой стране тяжелое положение, – согласилась я. – Кто знает, к чему оно приведет.

– Два года назад я вместе с отцом побывал у графа, и уже тогда во Франции ощущалось напряжение. Правда, в семье графа этого как будто не замечали – очевидно, такие вещи более заметны со стороны.

– Я слышала о причудах королевы…

– Она очень непопулярна. Французы вообще не любят иностранцев, а королева – австриячка [119].

– Но она вроде бы очаровательная женщина.

– О, да! Граф представил нас ей. Помню, что она восхитительно танцевала и была очень красиво одета. Но мне кажется, хотя граф и не признает этого, что ситуация тревожит и его.

– Он не производит такого впечатления… Возможно, я говорю опрометчиво… ведь я его едва знаю.

– Граф – не тот человек, который обнаруживает свои чувства. Но если начнутся неприятности, он может многое потерять. Среди других владений ему принадлежат Шато-Сильвен в сорока милях к югу от Парижа и Отель-Делиб, большой дом в столице. Граф – представитель очень древнего рода, связанного с королевской династией. Он имеет большое влияние при дворе.

– Понятно. Весьма важный господин.

– Разумеется. Разве это не видно по его поведению?

– Граф, кажется, уверен, что все должны быть об этом осведомлены. Не сомневаюсь, что он приходит в ярость, если убеждается в обратном.

– Вы не должны судить его чересчур сурово, мисс Мэддокс. Он французский аристократ, а аристократия во Франции занимает более важное положение, чем здесь.

– Я и не собираюсь его судить. Ведь я же говорила, что ничего о нем не знаю.

– Уверен, что граф встревожен. Только вчера вечером в разговоре с отцом он упоминал волнения, происшедшие несколько лет назад, когда толпа громила рынки, захватила корабли на Уазе [120], которые везли зерно в Париж, и побросала мешки с зерном в реку. Граф назвал это «репетицией революции», чем весьма обеспокоил отца. Но я наскучил вам своими мрачными разговорами.

– Вовсе нет. Моя мать всегда настаивает, чтобы мы разбирались в новейшей истории не хуже, чем в древней. В классе мы читаем французские газеты – вернее, храним их и перечитываем по нескольку раз. Так что я слышала об этом тревожном периоде. Но трагедию удалось предотвратить.

– Да, но я не могу забыть слов графа. "Репетиция"… Когда случается что-нибудь подобное, слуги всегда прибывают с сообщениями. Так что мне не по себе.

– А, вот и Минелла! – Это были Мария и Сибил в сопровождении молодого человека. Они несли тарелки. – Мы присоединяемся к вам, – заявила Мария.

Джоэл представил мне молодого человека.

– Это Том Филдинг, мисс Мэддокс.

Том Филдинг поклонился и спросил, понравилась ли мне музыка.

– Очень, – ответила я.

– Отличный лосось, – продолжал он. – Вы пробовали?

– Джоэл, – вмешалась Мария, – если хочешь уделить внимание нашим гостям, не сомневаюсь, что Минелла извинит тебя.

– Уверен, что извинит, если бы я и в самом деле этого хотел, – ответил Джоэл, улыбаясь мне. – Но я не хочу.

– Но мне кажется, что ты должен…

– Сегодня я настроен развлекаться.

Я ощутила признательность к Джоэлу. Мария явно дала ему понять, что он не должен обращаться с дочерью школьной учительницы, как с обычной гостьей; это было вполне типично для нее. Понял ли это Джоэл или нет, я не знала, но мне понравился его ответ.

Разговор зашел о мелочах, и я видела, что Джоэл, который, несомненно, был серьезным молодым человеком, с удовольствием возобновил бы нашу с ним беседу.

– Мама говорит, что когда ты будешь уходить, Минелла, – сказала Сибил, – она пошлет кого-нибудь проводить тебя до школы. Тебе не следует возвращаться одной.

– Это очень любезно с ее стороны, – ответила я.

– Я провожу мисс Мэддокс домой, – тотчас же заявил Джоэл.

– Думаю, что ты понадобишься здесь, Джоэл, – заметила Мария.

– Ты переоцениваешь мою важность, сестрица. От моего отсутствия ничего не изменится.

– По-моему, мама ожидает…

– Том, попробуй марципан, – прервал Джоэл. – Это гордость нашей кухарки.

После слов Марии я начала спрашивать себя, не пора ли мне уходить. Была половина одиннадцатого, а мне определенно не следовало покидать дом последней.

Я обернулась к Джоэлу.

– Спасибо вам, что предложили проводить меня.

– Это я должен благодарить вас за разрешение сделать это, – галантно ответил он.