Текст книги "Убийство в Тауэре"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Яков колебался, и Нортгемптон продолжал:
– Он человек состоятельный и готов заплатить за этот пост четырнадцать сотен фунтов.
– Неужели? – удивился Яков. – Такие деньги нам подходят.
– Я пошлю сэра Джерваса к вашему величеству. А когда вы прикажете, я с превеликим удовольствием уведомлю этого выжившего из ума старика Уэйда о его отставке. Я буду спать спокойней, зная, что он больше не может вступать в заговоры с леди Арабеллой.
Таким образом сэр Уильям Уэйд был снят со своего поста в Тауэре, а на его место заступил сэр Джервас Хелвиз, – человек, решительно настроенный служить своим покровителям Хауардам, которые помогли ему в продвижении по службе.
* * *
Архиепископ Кентерберийский встретился с графом Нортгемптоном в одной из приемных Уайтхолла.
– Мне не нравится это дело, – сказал архиепископ.
– О разводе? – уточнил Нортгемптон. – Почему же? Похоже, дело-то простое.
– Разорвать узы между теми, кого соединил Бог, всегда непросто.
– Ну-ну, король выразил пожелание, чтобы этот случай разобрали как можно скорее.
– Я не могу давать подобные советы епископам. Тут многое нужно взвесить. Я имел случай побеседовать с милордом Эссексом.
– И он отрицает обвинение в импотенции? Ну что вы, милорд архиепископ, какой светский молодой человек по своей воле признает такой порок?
– Он сказал, что хотя не имеет желания исполнять супружеские обязанности с леди Эссекс, но станет примерным супругом какой-нибудь другой дамы.
– Что он имел в виду? Что какое-то колдовство делает его бессильным с женой?
– Не знаю, милорд, граф. Одно могу сказать: мне это дело не по душе. И я не думаю, что его можно решать в спешке.
Нортгемптон удалился в ярости. Когда он увиделся с внучатой племянницей, то сообщил ей, что старый архиепископ против развода и, безусловно, сделает все возможное, чтобы затянуть рассмотрение дела.
* * *
Франсис все больше и больше проявляла нетерпение. Она была в ужасе от власти над ней Овербери, поэтому отправилась к Анне Тернер и заявила, что необходимо быстро что-то предпринять, иначе она сойдет с ума.
– Кто знает, что он обо мне может рассказать? Овербери приходил в этот дом, расспрашивал о наших друзьях. Что ему о нас известно?
– Мы должны действовать.
– И как можно скорее. Что делает Гришем?
– Увы, миледи, он очень болен. Я на днях посетила его дом на Темз-стрит и нашла его на смертном одре. Гришем уверен, что умрет, а он знает, что говорит.
– И что же мы можем сделать теперь?
– Не думайте, что, узнав об этом, я не стала действовать немедленно. Доктор Форман и доктор Гришем – не единственные мудрые люди в Лондоне. Я позвала Ричарда Уэстона, который был ассистентом моего покойного мужа и аптекарем. Он назвал мне доктора Франклина, и я вспомнила, что мой муж и доктор Форман говорили о нем. Доктор Франклин – человек умный и, могу добавить, более склонен к небольшому риску, чем доктор Форман.
– Тогда хорошо. Мы подошли к такой стадии, когда риск необходим. Я не буду спать спокойно, пока Овербери жив.
Анна Тернер опустила глаза. Хотя у обеих на уме было убийство, они не часто говорили об этом, и слова графини свидетельствовали о состоянии ее ума.
– Моя милая подруга, – сказала Анна Тернер, – я понимаю ваши чувства, и я с вами, что бы вы пи сделали. Я уже переговорила с доктором Франклином, и он меня верно понял. Он достанет то, что нам нужно, но говорит, что это средство следует давать регулярно и в течение определенного времени.
– Правильно, – согласилась Франсис. – Если Овербери умрет внезапно, пойдут слухи, и бог знает, куда они могут завести.
– Доктор Франклин предлагает устроить одного из наших людей в услужение к заключенному и таким образом обеспечить, чтобы зелье давал ему он, и никто другой.
– Превосходная идея! Но кто же?
– Не кто иной, как Ричард Уэстон. Он согласен при условии, что вы ему хорошо заплатите.
Франсис поспешно сказала:
– Ты же знаешь, что я всегда хорошо плачу за то, что мне нужно.
– Тогда, дорогая подруга, нам больше нечего бояться. Путь перед нами свободен. С того момента, как Ричард Уэстон попадет в Тауэр, мы начнем делать свое дело.
Франсис уехала из Хаммерсмита слегка успокоенная. Она всегда чувствовала себя лучше, если могла что-то предпринять.
* * *
На следующий день Франсис заглянула к сэру Томасу Монсону в лондонский Тауэр. Сэр Томас был начальником арсенала и с тех пор, как появился при дворе, пользовался умеренной королевской благосклонностью. Это означало продвижение, достигшее высшей степени в недавно полученном титуле баронета и посте, который он теперь занимал в Тауэре.
Сэр Томас был счастлив видеть графиню Эссекс, зная, что она пытается развестись со своим мужем, а получив развод, выйти замуж за виконта Рочестера.
При дворе был один человек, с которым следовало находиться в хороших отношениях, надеясь сделать карьеру. Этим человеком являлся виконт Рочестер, который теперь постоянно пребывал рядом с королем, и казалось, что любое назначение при дворе должно иметь его одобрение. Естественно, желая угодить Рочестеру, нужно было угождать графине, поэтому Монсона обрадовал визит очаровательной молодой женщины, которая улыбалась ему так приветливо.
– Я чрезвычайно польщен визитом миледи, – пробормотал он, целуя ей руку.
– Ну, сэр Томас, я столько слышала о вас от моего дядюшки Нортгемптона и милорда Рочестера, что сама захотела поговорить с вами.
Удовольствие Монсона возросло.
– Я слышала, что вы выполняете свои обязанности с величайшим умением и что сэр Джервас Хелвиз доволен начальником арсенала.
– Неужели, леди Эссекс? Я очень рад.
– Неудивительно. Я часто думаю о бедных узниках, заключенных здесь, и меня просто в дрожь бросает.
– Вы не должны расстраиваться. Большинство из них заслужило наказание.
– Знаю. Но должно быть, тяжко быть заключенным. У вас тут есть человек, который служил милорду Рочестеру. Здесь для него, наверное, жизнь совсем другая!
– Вы имеете в виду сэра Томаса Овербери?
– Вот именно. Милорд Рочестер старается, чтобы его освободили.
– Тогда я уверен, что он скоро будет на свободе.
Франсис рассмеялась:
– О, не так скоро.
Монсону не следовало думать, что Роберт не в состоянии добиться освобождения Овербери хоть на следующий день. У него не должно возникнуть и минутной мысли, будто фаворит теряет свое влияние на короля.
– Вижу, вы схватываете все на лету, сэр Томас. Поэтому я и пришла к вам. Я чувствую – и милорд Рочестер тоже, – что вы нас поймете.
Монсон выглядел таким довольным, что Франсис чуть не рассмеялась вслух.
– Дело в том, сэр Томас, – продолжала она, – что Овербери стал несколько заносчив. Боюсь, он был склонен преувеличивать свое значение.
Монсон кивнул.
– И милорд Рочестер опасался за бывшего слугу, потому что он наживал себе врагов.
Монсон снова кивнул.
– Поэтому заключение оказалось печальной необходимостью. Но уверяю вас, оно огорчает милорда Рочестера не менее, чем его бывшего слугу.
– Всем известно, что милорд Рочестер – человек добрый и великодушный.
– Самый добрый и великодушный в мире. Вот почему он так беспокоится о своем друге. Милорд хочет быть уверенным, что о нем хорошо заботятся, прислать ему слугу, на которого мы можем положиться и который присмотрит за тем, чтобы ему было удобно, пока он пребывает в заключении.
– Превосходная мысль.
– Такой благоразумный человек, как вы, должен понять – милорд Рочестер не желает, чтобы Овербери знал, что именно он посылает этого слугу. Если он узнает, то поймет, что его заключение… ну, нельзя принимать всерьез. Вы меня понимаете?
– Да, леди Эссекс.
– Мы будем благодарны, если вы напишете сэру Джервасу Хелвизу и сообщите, что некий Ричард Уэстон прибудет в качестве личного слуги сэра Томаса Овербери. Можете упомянуть – конечно, не в письме, а просто намекнуть, – что это желание милорда Рочестера. Вы сделаете это… для нас?
Монсон сделал бы все, что в его силах, дабы угодить самому влиятельному человеку при дворе.
– Леди Эссекс, вы можете положиться на меня, – сказал он. – Я от всего сердца рад вам услужить.
– Знаю, – ответила она, сладко улыбаясь. – Я передам милорду Рочестеру, что это дело можно спокойно поручить вам.
* * *
Теперь, когда Ричард Уэстон был устроен в Тауэр в качестве слуги сэра Томаса Овербери, Франсис не терпелось приступить к делу, и Анна Тернер организовала ее встречу с доктором Франклином.
Уверток больше не требовалось, и Франсис четко заявила о своих желаниях.
– Нам нужен яд, который не убивает мгновенно. Это должен быть медленный процесс, чтобы казалось, будто человек умирает от какой-то тяжелой болезни. Тогда никто не удивится, если примерно через месяц-другой он умрет.
– Полагаю, подойдет аквафортис, – сказала Анна Тернер.
Франклин покачал головой:
– Аквафортис подействует слишком быстро, а поскольку нужно создать видимость, что человек страдает от изнурительной болезни, он окажется бесполезен.
– Я слышала о белом мышьяке… – начала Франсис.
Но Франклин снова замотал головой:
– Он окажет тот же эффект, что и аквафортис. Будет очевидно, что болезнь возникла в результате того, что человек что-то съел. Мы должны во что бы то ни стало этого избежать. Есть бриллиантовый порошок… очень дорогой.
Франсис нетерпеливо отмахнулась. Почему они все время говорят о цепе? Разве она не сказала, что не постоит за деньгами, если ей дадут то, что нужно?
– Тогда достаньте его.
– Миледи, я не бедный человек, потому что моя практика приносит хороший доход, но у меня нет капитала, чтобы производить эксперименты с такими веществами.
Франсис тотчас же вытащила кошелек и отдала ему.
– Купите бриллиантовый порошок и проверьте, можно ли им воспользоваться, и главное, сделайте это быстро.
– Всегда к услугам вашей милости, – заявил Франклин.
Франсис покинула Хаммерсмит в несколько лучшем расположении духа.
* * *
Когда Франклин приготовил препарат, возникла проблема, как переправить его в Тауэр Уэстону, не вызывая подозрений. Анна Тернер припомнила, что у Уэстона есть сын Уилли, который может быть им полезен. Уилли служил подмастерьем галантерейщика, который снабжал товарами придворных дам, и Франсис покупала у него веера и перья. Уилли мог передавать сведения графине во время ее визитов к галантерейщику и навещать своего отца в Тауэре, не привлекая особого внимания – что может быть естественнее, чем сын, навещающий отца?
Поэтому Анна Тернер отправилась к галантерейщику, прихватив с собой пузырек, содержимое которого следовало добавлять в еду Овербери, чтобы у него началась загадочная болезнь, которая через месяц окажется смертельной.
Уилли выполнил поручение, доложив Анне, что передал пузырек отцу, когда они были наедине, и что отец знает, чего от него ожидают.
Ричард Уэстон чувствовал, что ему оказали честь, выбрав на этот пост. Он был бедным человеком, и ему наконец-то улыбнулась удача. Попав в Тауэр, Уэстон стал мечтать о власти и богатстве. Почему бы ему, когда он выполнит свою задачу, не основать собственное дело? Чем он хуже доктора Франклина или Формана? Мысль о деньгах, которые они заполучили, наполняла его возбуждением. Хранение тайн сильных мира сего тоже дает власть. А он оказывает услугу графине Эссекс, очень знатной даме и представительнице семейства Хауард. Уэстон еще ни разу не видел никого, кто платил бы так щедро за услуги.
Определенно он выходит в люди, поскольку теперь принимает участие в заговоре, который касается таких высокопоставленных особ, которые готовы платить за то, что он для них делает. То, что для него богатство, для них ничего не значит. Он разбогатеет, так как его отблагодарят влиятельные особы, когда этот Овербери будет убран с пути.
Уэстон взял маленький пузырек и посмотрел на него. Склянка выглядела вполне безобидно, и все, что ему нужно было сделать, это вылить содержимое в бульон, который он принесет на ужин.
Уэстон слышал о том, что графиня собирается развестись с мужем и выйти за виконта Рочестера. Рочестер! Конца не будет благам, которыми осыплют Ричарда Уэстона. Что, если ему предложат место при дворе? А почему бы нет? Рочестер должен быть ему благодарен.
Голова идет кругом, как подумаешь о влиятельных людях, которые участвовали в заговоре вместе с ним, – Рочестер, графиня и комендант Тауэра, сэр Джервас Хелвиз.
Уэстон отправился на кухню за ужином для Овербери, а вернувшись, поставил миску и вытащил из кармана пузырек.
Он внимательно рассматривал его, размышляя, вылить ли содержимое сразу, когда услышал за спиной шаги и увидел сэра Джерваса Хелвиза, направляющегося к нему. На мгновение Уэстон испугался, но сразу же успокоился, потому что именно сэр Джервас Хелвиз позволил ему быть здесь и он получил это место по желанию графини и ее двоюродного деда. Следовательно, все они тоже участвуют в заговоре.
Уэстон сказал:
– Сэр, я тут размышляю, вылить это в бульон сейчас или в последнюю минуту.
– Что это? – изумился сэр Джервас и взял пузырек у Уэстона.
– Ну, сэр, это снадобье, которое я должен вылить в бульон.
Сэр Джервас побледнел. Он был в ужасе от того, что узнал. Его назначили на этот пост, чтобы перехватывать письма Овербери, а не чтобы позволить отравить его.
– Я забираю этот пузырек, – сказал комендант. – Подай сэру Томасу Овербери его ужин, а потом немедленно приходи в мои покои.
Уэстон так дрожал, что чуть было не расплескал весь бульон. Сэр Джервас повернулся и вышел, а Уэстон, охваченный паникой, принес узнику ужин, проклиная себя за то, что упустил самую замечательную возможность в своей жизни.
* * *
Сэр Джервас посмотрел на перепуганного беднягу.
– Лучше расскажи, кто дал тебе этот пузырек.
Глаза Уэстона бегали из стороны в сторону. Он не собирался впутывать в это своего сына.
– Его прислали мне… с указанием вылить в бульон, сэр.
Сэр Джервас вспоминал свой разговор с графом Нортгемптоном, когда ему сообщили, что от него ожидают. «Этот Овербери, – говорил Нортгемптон, – из-за близости к милорду Рочестеру осведомлен о некоторых государственных тайнах, которые, попав в руки наших врагов, могут повредить нашей стране. По этой причине я и хочу, чтобы вы передавали всю его корреспонденцию мне».
Сэр Джервас согласился на это. Он был признателен своему благодетелю. Хауарды не каждого выбирают для работы на них. Сэр Джервас знал, что именно из-за этого узника Уэйд был уволен, а он получил его место и радовался, что ему поручили задачу предотвратить утечку государственных секретов. Но убийство – совсем другое дело.
Для амбициозного человека было ужасно осознавать это. Уэйда уволили благодаря влиятельности Хауардов. Какова будет их реакция, если они узнают, что он отказывается работать на них?
Они хотят избавиться от Овербери, хотят, чтобы его убили в Тауэре. Сэр Джервас был готов пойти на многое ради собственного возвышения, но убийство никогда не приходило ему в голову.
А тут еще этот Уэстон – орудие великих мира сего – стоит перед ним и дрожит, пойманный на месте преступления. Монсон рекомендовал его и намекнул, что Рочестер желает видеть этого типа на посту тюремщика Овербери. Рочестер хотел быть уверенным, что его бывшему другу удобно. Слово «удобно» теперь казалось зловещим.
В результате дорога к славе честолюбивого сэра Джерваса оказалась загороженной вратами с надписью «Убийство».
Ему нужно время, чтобы все взвесить. Но времени нет. То, как он поступит через несколько минут, может стать решающим в его карьере.
Сэр Джервас услышал собственный голос:
– Ты знаешь, что в пузырьке находится яд?
– Ну да, сэр, – запинаясь, ответил Уэстон.
– И был готов вылить его в бульон?
– Ну, сэр, мне приказали…
Приказали! С губ коменданта чуть не сорвался вопрос: кто приказал? Он вовремя остановился. Если Уэстон ответит, что ему делать тогда?
Нужно действовать с чрезвычайной осторожностью.
– Ты чуть было не совершил величайший грех. Вот. То, что надо. Слова полились из его уст. В течение пяти минут он разглагольствовал, покуда Уэстон, опустившись перед ним на колени, едва слушал, представляя, как его уводят в одно из мрачных подземелий, куда отправляют простолюдинов. Конец надеждам на беззаботную жизнь – и все из-за одной глупой ошибки.
Но бросить Уэстона в тюрьму сэр Джервас не мог. Разве его не рекомендовал на это место Монсон по желанию милорда Рочестера? В подобных обстоятельствах умный человек мог сделать только одно: закрыть глаза на то, что происходит в камере сэра Томаса Овербери.
Он не станет принимать никакого участия в убийстве: ни содействовать ему, ни противодействовать.
Джервас взял пузырек и, открыв окно, вылил его содержимое.
Потом обратился к Уэстону.
– Вижу, ты простой человек, – сказал он, – и верю, что мои слова возымели действие. Надеюсь, ты понял злонамеренность своего поведения.
– О, сэр! – воскликнул Уэстон. – Жаль, что я не умер, когда мои руки коснулись этого пузырька.
– Ты раскаиваешься. Это хорошо. Возвращайся к своей работе. Мы никому не скажем об этом деле. Но прошу тебя, следи за своими поступками в будущем.
«Следи за своими поступками в будущем! Так, чтобы я не видел, что происходит?»
Лицо Уэстона просветлело от облегчения.
– О, сэр! Вы так добры ко мне, сэр. Клянусь…
– Довольно. Помни, что я тебе сказал.
– Непременно, сэр.
Сэр Джервас отпустил его, и Уэстон потопал прочь, совершенно сбитый с толку.
После того как он ушел, сэр Джервас впал в задумчивость, ему было не по себе. Для амбициозного человека было совсем некстати оказаться вовлеченным в план убийства.
* * *
Комиссия, которая была назначена, чтобы устроить развод, не пришла к согласию.
Этот красноречивый человек, Джордж Эббот, архиепископ Кентерберийский, был главным камнем преткновения. Он расспросил графа Эссекса, который решительно не соглашался с обвинением в импотенции, хотя и признавал, что жена не вызывает в нем никакого желания. Архиепископ пришел к заключению, что граф ни в коей мере не импотент, но, как и его жена, хочет положить конец этому браку.
Он высказал эту точку зрения комиссии, объяснив, что это серьезное дело и они не должны руководствоваться фактом, что знатные люди, обласканные королем, горят нетерпением услышать определенное решение. Им следует вынести справедливый вердикт, кого бы он ни оскорбил.
* * *
Уэстон не был таким простаком, каким его счел сэр Джервас. Как только он избавился от коменданта и поразмыслил о происшедшем, ему пришло на ум, что он слишком легко отделался для человека, пойманного за руку при попытке отравить заключенного.
Этому могла быть только одна причина: либо сэр Джервас тоже участвует в заговоре против сэра Томаса Овербери, либо он не хочет задеть тех, кто в нем состоит.
Чем больше Уэстон размышлял над этим делом, тем смелее становился, и когда через несколько дней он решил появиться в доме миссис Анны Тернер в Хаммерсмите, то пришел к заключению, что сэр Джервас никогда не осмелится рассказать о случившимся, и поэтому сказал миссис Тернер, что содержимое пузырька попало по назначению.
– Теперь, – закончил Уэстон, – я заслужил вознаграждение.
– Чепуха, – заявила миссис Анна Тернер. – Вознаграждения не будет до тех пор, пока Овербери не умрет. Ты исполнил лишь одно задание. Будут и другие.
– Мне эти задания не слишком-то по душе.
– Конечно нет. Ты рассчитывал получить деньги за то, что тебе по душе? Лучше сделай так, чтобы мы больше не слышали от тебя никаких жалоб. Возвращайся к своим обязанностям. Скоро ты получишь новое поручение, и, если исполнишь его со всей старательностью, дело вскоре подойдет к концу и ты сможешь обратиться за наградой.
Уэстон вернулся в Тауэр и стал ждать дальнейших указаний.
* * *
Франсис пребывала в нервном напряжении. Каждый день жизни Овербери представлял для нее опасность. Этот старый дурак Эббот откладывает развод и ищет причину, чтобы его не дать. Если Овербери удастся послать ему письмо и если обнаружится, что она доставала порошки у людей с дурной репутацией, то архиепископ получит то, что искал. Этого не должно случиться!
Нужно поторопить Франклина. Он планирует длительную смерть, но ее придется ускорить.
Франсис приказала Франклину явиться в дом к миссис Тернер и отправилась на встречу с ним. Графиня заговорила об отсрочке, которая вызывает у нее столько волнений.
– То, что Уэстон подлил в бульон, не дало никакого результата, – жаловалась она. – Овербери так же здоров, как был, когда его отправили в Тауэр. Я не намерена платить вам, если вы не собираетесь выполнять свою задачу.
– Я говорил миледи, что необходимо провести определенные эксперименты.
– Тогда ускорьте их. Я слышала, узник проводит много времени за письмами. Что, если одно из писем проскользнет на волю? Тогда все наши старания будут напрасны. Он должен заболеть слишком тяжело, чтобы воспользоваться пером.
– Думаю, миледи, нам следует попробовать белый мышьяк.
– Его можно добавить в соль, – предложила Анна Тернер.
– Я слышала от Уэстона, что Овербери не употребляет соли.
– Тогда подсыпать ему в еду, миледи.
– А какие другие яды вы можете применить?
– Аквафортис, миледи, и ртуть. Я экспериментировал с бриллиантовым порошком, и мы вполне можем использовать и его. А также lapis costitus и шпанскую мушку.
– Воспользуйтесь всем, – воскликнула Франсис, – лишь бы я вскоре услышала, что здоровье Овербери быстро ухудшается, и это кончилось смертью!
* * *
«Если очень сильно чего-то желаешь, то нужно добиваться этого своими силами, – думала Франсис. – Нельзя полагаться на других».
Она заглянула к сэр Джервасу Хелвизу в его покои в лондонском Тауэре, где была принята с большими церемониями. Будучи женщиной благородного происхождения и к тому же необычайной красоты, Франсис с детства привыкла к подобному отношению. Но в последнее время ее принимали гораздо почтительнее, нежели прежде, и она ликовала, зная, что причина в предстоящем браке с Робертом Карром.
– Я пришла из-за беспокойства милорда Рочестера о том, кто ранее был его другом, – объяснила Франсис.
Сэр Джервас слегка побледнел, но Франсис не заметила этого.
– Я знаю, что у милорда Рочестера доброе сердце, – промямлил он.
– Такое доброе, что, несмотря на не слишком хорошее поведение его слуги, он не даст ему страдать. Милорд Рочестер попросил меня приносить ему угощение, пока он в тюрьме. Он знает, что бедняга сладкоежка, поэтому я хочу передать ему несколько фруктовых пирожных.
Сэр Джервас невольно вздрогнул.
– Как пожелаете, леди Эссекс, – с трудом выдавил он.
– Благодарю вас.
Ее улыбка была такой очаровательной, что ему ничего не оставалось, как поверить, что она не посягает на жизнь узника. Рочестер и Нортгемптон, два самых влиятельных человека в стране, задумали избавиться от Овербери, и нетрудно было догадаться, что тот знает какой-то секрет, важный для них обоих. Они решили использовать эту красавицу в качестве ничего не подозревающего исполнителя своих замыслов.
Но что остается человеку, который надеется сделать карьеру при дворе? Только одно: перестать думать, что бы это значило.
– Сэр Джервас, – продолжала тем временем леди Эссекс, – пирожные, которые я приношу, предназначаются только сэру Томасу Овербери. Проследите, чтобы они попали именно к нему, и ни к кому иному. Будет жаль лишить его маленького утешения.
– Никто другой к ним и не прикоснется, – заверил он ее. – Я сам прослежу за этим.
Это удовлетворило Франсис, и она удалилась.
На следующий день прибыли пирожные, а поскольку сэра Джерваса Хелвиза в тот момент не оказалось, их получил его слуга. Таким образом, они несколько часов пролежали в покоях коменданта, прежде чем их обнаружили. К тому времени они почернели и странно фосфоресцировали.
К таким пирожным никто бы не прикоснулся. Сэр Джервас выбросил их, оказав услугу не только Овербери, но и тем, кто их послал, так как если бы пирожные увидел бы кто-то еще, то заподозрил бы с первого взгляда, что при их изготовлении использовали ядовитые вещества.
* * *
Архиепископ Кентерберийский был в отчаянии. Представляя дело на рассмотрение комиссии, он был уверен, что справедливость восторжествует и что не будет никаких уступок из-за знатности и положения при дворе людей, которых это касается.
Король торопил архиепископа. Якову не нравилось это дело – он хотел бы, чтобы Роберт выбрал себе в жены незамужнюю девушку. Однако, если Роберту нужна эта женщина, он ее получит. Но, несмотря на то, что Яков ясно дал понять архиепископу, что желает развода, Эббот воспротивился и привлек на свою сторону большинство членов комиссии.
Однако Яков отвел двоих из них в сторонку и дал им понять, чего он от них ждет. На следующем заседании они уже не поддерживали архиепископа.
Франсис предстала перед семью избранными дамами, которым велели расспросить ее об интимных подробностях замужней жизни. Среди них была ее мать, и, будучи исключительно властной женщиной, она скоро сделалась главой группы. С помощью матери Франсис устроила трогательный спектакль, объясняя, как ее муж был не способен осуществлять брачные отношения.
Эссекс, подвергаемый допросам комиссии, горел нетерпением завершить расследование и стать свободным от брака, который становился ему по мере рассмотрения дела все отвратительнее. Он уже был готов ради обретения свободы запятнать свою репутацию мужчины признанием в импотенции.
Эссекс заявил, что он не импотент, но не испытывает желания к своей жене. Он любил ее, когда приехал из Франции в Англию, по больше не любит и никогда не сможет ее полюбить.
Возникло предположение, что тут не обошлось без колдовства. Это объяснило бы, почему он может быть хорошим мужем любой другой женщине, но не своей жене.
Тем не менее дело не было решено, и Яков был раздражен, потому что на улицах поползли сплетни и стали говорить, что, если женщина хочет избавиться от мужа, ей нужно всего лишь объявить его импотентом.
Король вызвал членов комиссии в Виндзор, где сам пребывал в это время, и с ними прибыл отец Франсис, граф Саффолк, который во время поездки сообщил спутникам, что он и лорды Рочестер и Нортгемптон начинают проявлять нетерпение. Они просили, чтобы это простое дело было поскорее разрешено, а комиссия намеренно его затягивает. Он намекнул на награду, которая ждет тех, кто будет уступчив, и на наказание, которое понесут несогласные.
К тому времени, когда комиссия предстала перед Яковом, некоторые ее члены переменили свое мнение и выступили против архиепископа Кентерберийского. Но старый Джордж Эббот не собирался поступаться принципами, независимо от выгоды или ущерба.
Яков не выразил неудовольствия таким расхождением во мнениях, потому что это давало ему возможность подискутировать, а это занятие доставляло ему массу удовольствия, особенно если предмет дебатов был теологического характера. Он гордился тем, что был более сведущ в Священном Писании, чем любой священник, и мог всегда подкрепить свои аргументы цитатами.
Король вызвал Джорджа Эббота и вовлек его в дискуссию. Архиепископ был утомлен, а Яков бодр. Каждый довод, который выдвигал священнослужитель, Яков опровергал цитатой из Библии и собственными изощренными аргументами.
В случае необходимости он нашел бы аргументы и цитаты, чтобы опровергнуть собственную позицию, но это было одной из радостей диспута. Яков мог бы прекрасно представить рассмотрение дела в пользу каждой из сторон. Не зря его называли британским Соломоном.
В Библии сказано, что мужчина должен взять себе жену и оставаться ей верным, пока смерть не разлучит их. Но это вполне могло быть написано до того, как на земле появился отвратительный культ колдовства. Что, если Эссекса околдовали, сделав импотентом по отношению к собственной жене? Когда искоренят колдовство, подобных случаев больше не возникнет.
Яков оседлал своего любимого конька. С тех самых пор, как он счел, будто ведьмы пытались утопить королеву, чтобы не дать ей добраться до Шотландии, его приводило в ярость само слово «колдовство». Вследствие его ненависти во всем королевстве процветала охота на ведьм, и каждый день какую-нибудь старуху тащили в суд и подвергали пыткам.
Якову казалось, что колдовство кроется за каждым злым умыслом, какой только удавалось раскрыть, и он верил, что колдовство сделало неосуществимой нормальную супружескую жизнь между графом и графиней Эссекс, поэтому лучше всего расторгнуть их брак и дать обоим возможность найти себе новых партнеров.
Король напомнил архиепископу о событиях, имевших место в Шотландии, когда он был еще юношей. Одно касалось некой женщины, которую насильно выдали замуж и которая сбежала от мужа. Но ее отец настоял на том, чтобы она была ему возвращена.
– И кто же поплатился за это? Муж! Она отравила его и была за это сожжена на костре. Мы не можем заставить жену вернуться к своему мужу или мужа к жене, если в этом замешаны злые чары. Запомните это и распустите комиссию. Она соберется снова, когда вы хорошенько над всем поразмыслите. Может быть, возникнет необходимость собрать более представительную комиссию. Чем больше умов подумают над этим делом, тем лучше.
Итак, до заседания новой комиссии возникла пауза, и постепенно стало известно, что король готов вознаградить тех, кто вынесет такой вердикт, какой ему требуется. Некоторым, чьей поддержкой заручились, были пожалованы титулы. Придворные остряки издевались над почестями, дарованными в качестве аванса за признание брака недействительным, и, когда епископ Уинчестерский, который проявлял рвение, отстаивая интересы Рочестера и графини Эссекс, привез своего сына ко двору для посвящения в рыцари, молодого человека в шутку обозвали «сэром Недействительным».
Для Франсис и Рочестера было большим утешением знать, что король на их стороне.
Однако они все еще ожидали развода.
* * *
В своей темнице сэр Томас Овербери ощущал перемены. Его охватила апатия, его донимали тошнота и приступы болей в желудке.
– Я умру с тоски, – говорил он, – если останусь здесь еще на некоторое время. Меня тошнит от тюрьмы.
Томас быстро терял в весе, а его лицо утратило былой здоровый блеск – кожа стала мертвенно-бледной и покрывалась испариной. Бывали дни, когда он чувствовал себя так плохо, что не мог встать с постели.
Овербери написал своим родителям и сообщил, что в последние недели здоровье его заметно ухудшилось и, если ничего не будет предпринято, чтобы вызволить его из тюрьмы, он опасается, что простится здесь с жизнью.
Получив такое письмо, сэр Николас Овербери и его жена забеспокоились.
– Никак не возьму в толк, – говорила леди Овербери, – почему его заточили в Тауэр? Ведь он же ничего не сделал – просто отказался от назначения. И это называется правосудием!
Сэр Николас покачал головой и сказал, что им остается лишь строить догадки о таком странном поведении высокопоставленных особ.
– Но виконт Рочестер так его любил! Наш Томас был важной особой при дворе!
