Текст книги "Фаворитки"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Ты права, – сказала Роза.

– А он говорит с тобой о театре, Роза? Роза отрицательно покачала головой.

– У нас не бывает времени для разговоров, – сказала она с притворной скромностью.

Нелл пустилась по комнате, отплясывая джигу. Роза пристально посмотрела на нее.

– Нелли, – сказала она, – ты подрастаешь. Нелл замерла, лицо ее слегка побледнело.

– И… по-своему… – добавила Роза, – ты стала хорошенькой девчонкой.

Нелл застыла от ужаса.

– Но, может, – продолжала Роза, – тебе не повезет так, как мне. Не каждой же девушке из Коул-ярда удается найти себе джентльмена!..

– Это так, – согласилась Нелл.

– Тебе нравится театр, не так ли? Тебе бы хотелось часто бывать там? Да, я никогда не забуду, что с тобой делалось, когда ты пришла домой, наглядевшись на артистов, – мы чуть с ума от тебя не сошли и едва не умерли от смеха. Нелл, а как тебе понравится находиться в театре во время представления?

– Роза… что ты задумала? Рози, Рози, скажи же мне… Ну, говори же быстро, а то я умру от отчаяния.

– От этого ты никогда не умрешь. Слушай меня: мне кое-что известно – мне Генри сказал. Королевская компания выдала миссис Мэри Меггс право продавать апельсины, лимоны, фрукты, конфеты и все такое, чем торгуют фруктовщики и кондитеры. Это будет, когда откроется новый театр. Ох, Нелл, это будет такое место!

– Расскажи мне… расскажи скорей мне о Мэри Меггс!

– Ну, ей в помощь нужны будут девушки для продажи ее товара, вот и все, Нелли.

– И ты считаешь… что я… Роза кивнула.

– Я рассказала Генри о тебе. Он хохотал до упаду, когда я ему рассказывала, как ты скашиваешь глаза из страха, что джентльмены будут к тебе приставать. Он сказал, что ему самому приходило в голову заняться тобой. Но это он просто так, – добавила она самодовольно. – Я ему сказала, что тебе хотелось бы все время быть в театре, а он и отвечает: «Ну, она может заделаться одной из потаскушек апельсинной Мэри». Потом он рассказал мне о Мэри Меггс и о том, что ей нужны три или четыре девушки, чтоб стоять в партере и соблазнять джентльменов купить китайские апельсины.

Нелл молитвенно сложила руки и восторженно улыбнулась сестре.

– И я буду это делать?

– Не знаю. Ты очень торопишься. С тобой всегда так, правда? Если Мэри Меггс решит, что ты ей подходишь и если она уже не нашла себе девушек… ну, тогда, наверное, ты получишь там место.

– Сведи меня к ней… Сведи меня к ней сейчас же! Я должна видеть Мэри Меггс. Я должна! Должна!

– А вот одного ты не должна делать – ты не должна скашивать глаза. Мэри Меггс нужны в партере миловидные девушки. Ни один джентльмен не даст косоглазой девушке шесть пенсов за один китайский апельсин.

– Я буду улыбаться… и улыбаться!., и улыбаться!!!

– Нелл, Нелл, ты только в доме, внизу, так не улыбайся, а то станешь слишком привлекательной.

– Нет, – ответила Нелл. – Когда я буду подавать напитки, я вот так буду выглядеть. – Она скорчила отвратительную гримасу, дьявольски скосив глаза, оттянув веки кончиками пальцев и придав лицу злобное выражение.

Роза от смеха схватилась за живот. Теперь Роза часто смеялась. Это потому, что она постоянно думала о своем любовнике Гарри Киллигрю. Нелл решила, что жизнь чудесна: человек никогда не знает, что его ждет. Бедняжка Роза боялась подвальчика и джентльменов, и вдруг ее занятие свело ее с Гарри Киллигрю; а его близость с королевскими артистами даст возможность Нелл быть представленной апельсинной Мэри Меггс и приблизит ее к заветной мечте.

Вдруг Роза посерьезнела.

– Тебе нет нужды торопиться к Мэри Меггс. Генри распорядится сам: «Миссис Нелли будет продавать апельсины в Королевском театре, потому что миссис Нелли сестра моей Розы».

Нелл кинулась в объятия к сестре, и они принялись вместе хохотать – так, как они часто хохотали прежде; они смеялись от счастья и облегчения, от которых, как сказала Нелл, гораздо интереснее смеяться, чем от острого словца.

Но Генри Киллигрю не пришел в тот вечер в подвальчик. Роза всегда тревожилась, если он не приходил. Теперь взволновалась и Нелл. А что, если он больше уже никогда не придет? Что, если он навсегда позабыл Розу и ее сестру Нелл? Что, если он не понимает, насколько это важно, чтобы Нелл Гвин стала одной из апельсинных девушек Мэри Меггс?

Нелл двигалась от джентльмена к джентльмену с отсутствующим взглядом, но она была постоянно наготове, чтобы увернуться от их бесстыжих рук. Ей было жаль бедную Розу, так как, если не придет ее любовник. Роза будет вынуждена уйти с другим, если он заплатит столько, сколько затребует мать.

А теперь Розе было небезразлично с кем уйти, так как она полюбила. Теперь Розе, так же как Нелл, было важно увернуться от ищущих рук.

Нелл почувствовала неожиданную злость против всего этого мира, который не может дать девушке ничего лучше этого, тогда как другие – те дамы в бархате и тканях, затканных золотом и серебром, которых она видела вокруг короля в день его триумфального въезда в свою столицу, – имеют так много. Но почти сразу же она снова стала сама собой. У Розы есть возлюбленный, а те дамы, ехавшие с королем, выглядели ничуть не счастливее Розы, когда она шла навстречу с Генри Киллигрю; и когда она, Нелл, станет одной из апельсинных девушек Мэри Меггс, она познает большее счастье, чем может познать любая из тех женщин.

Она обратила взгляд на Розу. Толстяк в засаленной одежде – без сомнения, мясник с Ист-Чипского рынка – манил ее, и Роза должна была волей-неволей пойти и сесть за его столик.

Нелл наблюдала. Она видела, как огромные ручищи потянулись к Розе, видела, как Роза сжалась от ужаса, устремив глаза на дверь в надежде, что войдет ее Генри.

Нелл слышала, что она лепетала: «Нет… Нет.

Это невозможно. Меня ждет джентльмен».

Мясник с Ист-Чипа вскочил и пнул стул, на котором сидел, через весь подвальчик. Другие гости замолчали и с интересом ждали Продолжения. Это было то, что им нравилось, – потасовка в борделе, когда можно бросать друг в друга бутылки, разнести все вокруг в щепки и славно позабавиться.

Мадам Гвин появилась из своего угла, как злой паук, и затараторила на высоких тонах своим испитым голосом: «Что беспокоит вас, мой добрый джентльмен? Что вам не нравится в моем доме?»

– Эта потаскушка! – заорал мясник.

– Как, это мисс Роза… самая хорошенькая из моих девушек… Ну, мисс Роза, что тут могло произойти? Поклонись же доброму джентльмену и скажи, что ты готова доставить ему радость.

Мясник не сводил с Розы маленьких, недобрых глаз.

– Он собирается обидеть ее, – закричала Нелл в панике.

Роза воскликнула: «Я не могу. Мне нездоровится. Пустите меня. Меня ждет джентльмен».

Мать взяла Розу за руку и подтолкнула ее к мяснику, который схватил ее и прижал к себе на несколько мгновений; потом он зарычал от злости и заорал что есть мочи:

– А-а, понятно. Она вытащила мой кошелек, шлюшка!

Свой кошелек он держал над головой. Роза отступила назад, не сводя широко раскрытых глаз с кошелька.

– Где вы… нашли его? – спросила она.

– У тебя за пазухой, детка. Там, куда ты его засунула.

– Это не правда, – сказала Роза. – Я впервые его вижу.

Он вцепился в гофрированный воротник Розы у шеи и рванул его так, что открылась ее прелестная грудь. Он порвал очаровательное платье, подарок ее возлюбленного.

– Лживая потаскушка! – кричал мясник. – Вороватая шлюха! – Он старался привлечь внимание других посетителей. – Это что за обращение? Надо, чтобы на этот раз блудницы получили хороший урок!

И он с силой пнул стол; это был дешевый и некрепкий стол, и его оказалось нетрудно разбить о стену.

– Прошу вас, добрый сэр, – успокаивала его мадам Гвин, – прошу вас, не серчайте на мисс Розу. Мисс Роза готова все исправить…

– Я никогда не видела этого кошелька! – воскликнула Роза. – Я не брала его.

Торговец помедлил, а затем торжественно открыл кошелек.

– Не хватает десяти шиллингов, – величественно проговорил он. – Ну же, отдай то, что взяла, потаскушка.

– У меня нет ваших денег, – возразила Роза. Мужчина взял ее за плечи.

– Верни их мне, потаскушка такая-сякая, или я отдам тебя под суд.

Его маленькие свиные глазки посверкивали. Нелли подумала, что его лицо похоже на засоленную кабанью голову. Она его ненавидела; если бы не ее привычка сдерживать себя в подвальчике, она бы тут же кинулась защищать Розу. Но она испугалась: в глазах этого человека она увидела желание мести и похоть, а похоти она боялась.

Он повернулся теперь к компании сидевших в подвальчике и закричал:

– Следите за своими карманами. Они завлекают вас сюда и подмешивают в напитки разные снадобья; сколько вас вышло отсюда много беднее, чем вы вошли сюда? Кто из вас не переплачивал здесь за то, что получил? Ну же! Так и будем этим блудницам позволять грабить нас?»

Один из гостей громко воскликнул:

– Что тут поделаешь, приятель!

– Что поделаешь! – завопил он. И поймал Розу за плечо. – Я возьму и проучу эту шлюху в назидание другим, вот что!

Мадам Гвик стояла рядом с ним, потирая свои толстенные руки одну об другую.

– Мисс Роза – самая хорошенькая из моих девушек, сэр. Мисс Роза сгорает от желания показать вам свое доброе отношение.

– Не сомневаюсь в этом! – гремел он. – Но она поздно одумалась. Я пришел сюда, чтобы провести время с доброй, честной шлюхой, а не с законченной преступницей.

– Я не законченная преступница! – воскликнула Роза.

– Неужели, мисс? – прорычал мужчина. – Тогда ты скоро ею станешь. Идем-ка, милочка!

С этими словами он потянул Розу к двери. Сидевшие за столиками мужчины встали и окружили его, как телохранители.

– Тащи воровку в тюрьму!.. – бубнили они дружно. – Так ей и надо, негодяйке!

Роза была бледна от унижения и страха. Все пошли из подвальчика друг за другом. Бордель они могли посетить в любое другое время, а вот как один из посетителей борделя волочит девушку в тюрьму – такое доводится видеть не каждый день.

– Меня тут не раз уже обобрали, клянусь, – объявил какой-то сморчок.

– И меня! И меня! – поднялся крик. Тут Нелл сорвалась с места, она побежала за этой группой людей, стремящихся поскорее попасть на улицу. Уже в начале переулка Коул-ярд мясник продолжал выкрикивать, куда он собирается отвести Розу, а вокруг собиралась толпа народа.

– Шлюха-карманщица! – слышала Нелл ужасные слова. – Поймана с поличным.

– Это не правда. Не правда! – восклицала Нелл. Но на нее никто не смотрел. Она пыталась пробиться к Розе. Бедняжка Роза, растрепанная и замызганная, горько плакавшая, в испорченном некогда прелестном платьице, продолжала своим хорошеньким ротиком клясться, что она невиновна и просила, умоляла отпустить ее.

Нелл поймала за руку мясника.

– Отпустите ее. Отпустите мою сестру! Тот посмотрел на нее и, когда она вцепилась в его руку, резко поднял руку и сбил ее с ног.

– Это тот самый бесенок, что подает крепкие напитки. Ручаюсь, она так же нечиста на руку, как и эта. Заберем-ка ее тоже, а, приятели?

– Ага, тащите их обоих. Тащите всю эту компанию. Обыскать их и повесить, как злостных воров.

Перед глазами Нелл промелькнули измученные глаза Розы. Лицо Нелл было искажено от гнева. Она впилась зубами в руку мясника, лягнула его, и он, вскрикнув от удивления и боли, выпустил Розу.

Нелл Закричала:

– Беги, Роза! Беги!

И сама пустилась наутек сквозь толщу толпы. Но Розе было не так-то просто убежать: люди вокруг были настороже, а мясник через несколько секунд снова схватил ее, и орущая публика поволокла Розу Гвин в Ньюгейтскую тюрьму.

Нелл никогда еще не жила в таком страхе, как теперь. Роза была в тюрьме. Она оказалась воровкой, как утверждал мясник, он обнаружил у нее свой кошелек, из которого пропали десять шиллингов. Нашлись и такие, которые утверждали, будто видели, как Роза взяла кошелек.

Было замечено, что Роза носила прекрасное платье. На какие средства она, бедная девушка из дешевого борделя, приобрела такой наряд? Нет сомнения, что она украла деньги, чтобы заплатить за него.

Те, чья вина по поводу воровства бывала доказана, приговаривались к самому суровому наказанию.

Нелл ходила по улицам, нося в себе свою беду и не зная, где найти утешение. Мать все больше пила и сидела в слезах дни и ночи напролет, так как в те дни мало кто посещал ее подвальчик. Распространился слух, что, зайдя в дом матушки Гвин, можно остаться без кошелька. Много кошельков пропало, а теперь вот, в результате всего, у матушки Гвин пропадает дочь.

Роза… в тюрьме! Было невыносимо думать, что она там – Роза, которая совсем недавно была так счастлива со своим возлюбленным – человеком, который так ценил ее, что обещал сделать ее сестру одной из продавщиц апельсинов у Мэри Меггс!

Был только один человек, готовый утешить Нелл, – это ее кузен Уилл. Они сидели на куче угля во дворе и говорили о Розе.

– Ничего не поделаешь, – проговорил Уилл. – Ее объявили воровкой, и ее повесят.

– Только не Розу! – воскликнула Нелл, и слезы потекли по ее щекам. – Только не мою сестричку!

– Им все равно, чья она сестра, Нелли. Их заботит только то, чтоб ее повесить.

– Роза никогда ничего не крала. Уилл кивнул.

– Не важно, украла она или нет, Нелли. Говорят, что украла, и они ее за эти повесят.

– Не будет этого! – со слезами твердила Нелл. – Нет, не будет!

– Но как ты им помешаешь?

– Не знаю, – Нелл закрыла лицо руками и громко разрыдалась. – Если бы я была старше и умнее, я бы знала, что делать. Что-то ведь можно сделать, Уилл? Наверняка что-то можно сделать…

– Если бы мистер Киллигрю был там, ничего бы не случилось, – сказал Уилл.

– Если бы он был там, он бы смог прекратить все это. Уилл, может, он мог бы и сейчас это остановить?

– Как это? – спросил Уилл.

– Нам надо найти его. Мы должны рассказать ему, что случилось. Уилл, где нам найти его?

– Он – приближенный герцога.

– Я пойду к герцогу.

– Не стоит, Нелли. Ты не сможешь этого сделать. Герцог никогда не примет тебя!

– Я заставлю его принять меня… и заставлю выслушать.

– Тебя не пустят к герцогу. – Уилл почесал голову. Но Нелл не сводила с него глаз. – Я видел его вчера вечером, – прибавил неуверенно Уилл.

– Видел? Герцога?

– Нет, Генри Киллигрю.

– Ты рассказал ему о Розе?

– Я – ему? Нет, конечно. Я светил своим фонарем джентльмену у дома леди Беннет, а он вышел. Он был совсем рядом со мной, как ты сейчас.

– Ой, Уилл, ты должен был ему рассказать! Ты должен был попросить его помочь.

– Он с тех пор не был в Коул-ярде, верно, Нелли? Он забыл Розу.

– Ни за что в это не поверю! – с чувством возразила Нелл.

– Роза частенько говорила, что ты веришь в то, во что тебе хочется верить.

– Мне нравится верить в то, во что хочется. Может, я смогу потом сделать так, как хочется. Он часто бывает у леди Беннет?

– Говорят, ему очень нравится одна из ее дочерей.

– Не может быть. Он же неравнодушен к Розе.

– Такие, как он, бывают неравнодушны ко многим одновременно.

– Тогда я пойду к дому леди Беннет, встречу его и скажу ему, что он должен спасти Розу.

Уилл покачал головой. Нелл была самой большой сумасбродкой, какую он когда-либо видел. Он никогда не знал, что она сделает через минуту. Но одно он знал наверняка – бесполезно переубеждать ее, если она решила что-то сделать.

И вот маленькая, плохо одетая девушка стояла в ожидании у дома леди Беннет, держась чуть подальше от входа. Никто из входивших и выходивших из дома не обращал на нее внимания. Она казалась гораздо моложе своих тринадцати лет.

Она знала, что встретит Генри Киллигрю здесь. Она должна найти его здесь – и найти побыстрее, так как Роза была в крайней опасности. Если ей не удастся найти его у дома леди Беннет, тогда она найдет его у дома Дамарис Пейдж. Она могла быть уверена, что такого распутника, каким был, несомненно, милый Розы, наверняка можно было найти в одном из самых злачных борделей Лондона.

Нелл чувствовала, что она очень повзрослела за эти последние дни. Из ребенка она превратилась во всепонимающую женщину. Ничто из того, что она узнала о Генри Киллигрю, не удивило бы ее больше, чем то, что он бывал в переулочке Коул-ярд.

А встретилась она с ним около дома леди Беннет. Она подбежала к нему, упала перед ним на колени и взяла его за руки. С ним рядом шел другой джентльмен, он удивленно поднял брови и изумленно посмотрел на своего спутника.

– В чем дело, Генри? – спросил он. – Кто этот ребенок?

– Бог мой! Клянусь, я где-то видел этого ребенка.

– У тебя странные знакомства, Генри.

– Я – Нелл, – воскликнула Нелл. – Сестра мисс Розы.

– Ну, конечно же, я вспомнил! Как поживает мисс Роза?

– Скверно! – неожиданно зло ответила Нелл. – А вас это, кажется, совсем не занимает?

– А меня это должно занимать? – спросил он игриво.

Его спутник цинично улыбался.

– Если вы не подлец, то должно, – отчеканила Нелл.

Генри Киллигрю повернулся к своему спутнику:

– Этот ребенок подает крепкие напитки в публичном доме матушки Гвин.

– И крепкие словечки тоже, ручаюсь, – сказал тот.

– О да, злоязычный бесенок, – ответил Генри. Нелл вдруг воскликнула:

– Сестра в тюрьме. Ее повесят.

– Что? – спросил компаньон Генри равнодушно. – Уже шлюх вешают? Это никуда не годится.

– Действительно, никуда не годится! – воскликнул Генри. – Перевешать всех женщин в Лондоне и оставить нас одних!

– Боже, храни всех шлюх Лондона! – прибавил другой.

– Ее собираются вешать за то, чего она не делала, – сказала Нелл. – Вы должны спасти ее. Вы должны вызволить ее из тюрьмы. Это из-за вас она туда попала.

– Из-за меня?

– Точно, сэр. Она надеялась, что вы придете, но пришел другой, а не вы. Она ему отказала, а он обвинил ее в преступлении. Это мясник с Ист-Чипского рынка. Роза не могла с ним… после вашей светлости.

– Бесенок капнул меда в уксус. Генри, – сказал как бы между прочим его приятель, поправляя свои кружевные манжеты.

– Оставь свои насмешки, – ответил Генри неожиданно серьезно. – Бедняжка Роза. Значит, этот мясник засадил ее в тюрьму, а?.. – Он повернулся к приятелю. – Послушай, Браун, это нельзя так оставить. Роза славная девушка. Я как раз сегодня собирался зайти к ней.

– Тогда зайдите к ней в тюрьму, сэр, – попросила Нелл. – Зайдите к ней, и вы, такой важный джентльмен, конечно же, сможете устроить, чтоб ее освободили.

– А этот бесенок хорошего мнения о тебе, – сказал Браун.

– И его не следует портить.

– Ты куда, Генри?

– Я иду повидаться с мисс Розой. Я люблю Розу. И предвкушаю много счастливых часов с ней.

– Господь вознаградит вас, сэр, – сказала Нелл.

– И Роза тоже, я полагаю, – заметил Браун. Они зашагали в сторону от дома леди Беннет;

Нелл бежала рядом с ними.

Жизнь была воистину прекрасна.

Больше не было необходимости скрывать свою миловидность. Теперь она мыла и расчесывала свои волосы – и они ниспадали ей на спину легкими волнами. Больше не было необходимости изображать косоглазие и хмуриться – и она могла смеяться сколько ей вздумается, чаще всего она так и делала.

В тот день, когда она вошла в Королевский театр, в Лондоне не было девушки радостнее ее. Леди Каслмейн, хоть она и была заласканной королевской любовницей, не могла быть счастливее маленькой Нелл Гвин в ее блузке с глубоким вырезом, корсете, юбке, накидке из грубой шерсти и косынке вокруг шеи. И обута она была в настоящие туфли! Каштановые локоны едва касались ее открытых плеч; теперь она выглядела соответственно своему возрасту. Ей было уже тринадцать лет, и хотя в ее тринадцать лет она все же была крошкой в сравнении со сверстницами, – это была изящнейшая крошка.

Мужчины теперь могли смотреть на нее, сколько им заблагорассудится, ибо – Нелл первая готова была это признать – за погляд денег не берут, а любой, кто готов был заплатить свои шесть пенсов за один из ее апельсинов, мог глядеть на нее сколько заблагорассудится.

Если же кто-либо пытался вольничать, он встречал поток брани, который ошеломлял еще и потому, что изливался из ротика такого крошечного и очаровательного создания. И в партере, и на всех галереях говорили, что самой хорошенькой девушкой из продавщиц апельсинов у Мэри Меггс была крошка Нелли Гвин.

Счастье Нелл было беспредельно, так как Роза была теперь дома. Ее спасли те два кавалера, к которым обратилась за помощью Нелл. До чего же замечательно иметь друзей при дворе короля!

Словечко постельничьего герцога Генри Киллигрю, замолвленное герцогу, словечко мистера Брауна, бывшего виночерпием у того же герцога, самому герцогу – и Розе было даровано прощение: она без лишних хлопот вышла из своего заточения.

Кроме того, на мистера Брауна и Генри Киллигрю немалое впечатление произвели остроумие и находчивость младшей сестры Розы, которую они с шутливой церемонностью стали величать миссис Нелли; а Генри с большой охотой помог миссис Нелли стать одной из продавщиц у апельсинной Мэри, потому что именно такие девушки, как миссис Нелл, нужны были апельсинной Мэри – и не только ей. Он намекнул, что, бывая в театре его величества короля, он и сам не прочь будет увидеть миссис Нелли.

Нелл тряхнула локонами. Она почувствовала, что следует знать, как вести себя с Генри Киллигрю в случае чего.

Тем временем исполнилась ее сокровеннейшая мечта. Шесть дней в неделю она находилась в театре – Королевском театре! – и ей казалось, что в этом деревянном здании перед ее глазами жизнь проходила во всем ее мыслимом великолепии. Она не могла решить, на что ей нравилось больше смотреть – на сцену или на зрителей.

Надо сказать, что Королевский театр был полон сквозняков; его застекленная крыша пропускала не очень много дневного света, и совсем неуютно зрителям партера было сидеть под ней в плохую погоду; иногда в театре бывало очень холодно, потому что отопления в нем не было; иногда в нем бывало удушающе жарко от множества разгоряченных тел и свечей на стенах и над сценой.

Но, впрочем, все это были мелочи. Завороженно глядя на сцену, она могла забыть, что живет все еще в публичном доме в переулке Коул-ярд; здесь она могла жить совсем в другом мире, подражая актерам и актрисам; она могла видеть всю знать, потому что сам король бывал в театре. Разве он не был главным покровителем театра? И разве не актеры и актрисы этого королевского дома звали себя слугами его величества? Так что посещать театр было для него делом совершенно естественным; иногда он появлялся с королевой, иногда с получившей дурную славу леди Каслмейн, а иногда и с другими. Она могла видеть придворных острословов – милорда Бекингема, милорда Рочестера, баронета Чарльза Седли, лорда Бакхерста. Все они приходили на представления, а с ними приходили и дамы, с которыми они бывали дружны в то или иное время.

Она слышала о них самые невероятные истории и внимала этим рассказам благоговейно. Она видела прибытие королевы в Лондон по реке вскоре после женитьбы короля; она стояла в толпе, наблюдавшей их прибытие к Уайтхоллскому мосту; королева-мать, навестившая тогда сына, встречала королевскую чету, стоя на сооруженном специально для этого события причале; все они были так роскошно одеты, что у зрителей захватывало дух.

Она знала также, что король настоял на согласии королевы сделать леди Каслмейн одной из ее фрейлин. Весь Лондон говорил об этом – об обиде королевы, о вызывающем поведении леди Каслмейн и об упрямстве короля. Ей было жаль темноокую королеву, которая иногда бывала немного печальной и, казалось, с трудом понимала, о чем шла речь в спектакле, потому что невпопад смеялась шуткам, несчастная, – иногда чуть позже, чем надо, а иногда в тот момент, когда другие дамы лишь краснели от смущения.

Заносчиво высокомерная леди Каслмейн сидела обычно вместе с королем или в соседней ложе и разговаривала с ним громко и повелительно, отчего сидевшие в партере задирали вверх головы, чтобы видеть и слышать, что ей там надо, а зрители, сидевшие на галереях, по той же причине наклонялись – так что, когда леди Каслмейн бывала в театре, на артистов мало кто обращал внимание.

Частенько можно было видеть в собственных ложах и этих двух повес – лорда Бакхерста и баронета Чарльза Седли. Лорд Бакхерст был добродушным малым, поэтому и острословом, выделявшимся постоянно приподнятым настроением. Баронет Чарльз Седли был одновременно поэтом и драматургом. Он был таким хрупким на вид, что его прозвали Маленьким Сидом. За этими двумя с неослабным вниманием следил весь зал. Вместе с баронетом Томасом Оглом они недавно отчаянно напроказили в таверне» Петух «, где, хорошо поев и еще лучше выпив, они вышли на балкон, разделись догола и обращались к прохожим в абсолютно вульгарной и оскорбительной манере. Горожане бурно протестовали, в результате чего Маленький Сид был вызван в суд и оштрафован на большую сумму; суд обязал его не нарушать спокойствие общества в течение года. Поэтому зрительный зал наблюдал и ждал, надеясь, без сомнения, что эти трое гуляк повторят здесь, в театре, представление, данное ими в таверне» Петух «.

Здесь Нелл впервые увидела роскошную жизнь королевского двора. И наблюдая вблизи высокопоставленных особ государства, она вместе с тем оттачивала свое остроумие на молодых весельчаках в партере. Все, у кого еще с пятидесятых годов сохранились пуританские вкусы, не бывали в театре, который, как они утверждали, был местом встреч куртизанок и тех, кто искал их общества. И действительно, знатные вельможи в партере и в ложах, придворные дамы и проститутки составляли большую часть публики. Женщины бывали на спектаклях в полумасках (которые должны были скрывать их смущение, когда сценический диалог становился слишком откровенным), и менее состоятельные подражали богатым: они переговаривались друг с другом, шумно сосали китайские апельсины, швыряли апельсиновые корки друг в друга и в актеров, осыпали оскорблениями актеров и актрис, если им не нравилась пьеса, дрались и толкали друг друга, усиливая общий шум. Придворные и подражающие им подмастерья назначали свидания маскам. Боковые ложи, где места стоили четыре шиллинга, были заполнены придворными дамами и джентльменами и лишь слегка возвышались над партером, где место стоило два шиллинга и шесть пенсов. В средней же галерее, где место стоило скромные восемнадцать пенсов, восседала более спокойная публика, которая пришла послушать пьесу; а в шиллинговой галерее сидела беднейшая часть зрителей, сюда в конце представления разрешалось бесплатно входить кучерам и лакеям, чьи хозяева и хозяйки были в театре.

Каждый день Нелл бывала свидетелем разнообразных столкновений. Никогда нельзя было угадать, что произойдет в театре в следующий момент, какой крупный скандал будет обсуждаться или какая важная персона завяжет ссору с другой не менее почтенной персоной во время представления.

Она могла слушать громкий и часто непристойный разговор между придворными, сидящими в ложах, и масками из партера; к этому разговору часто подключались и другие зрители, продолжая причесываться или шумно пить из принесенных с собой бутылок. Некоторые из присутствующих становились на скамьи и насмехались над артистами, скандалили по поводу содержания пьесы или даже забирались на сцену и пытались напасть на актера, игравшего в пьесе труса или негодяя.

Все это было шумно, красочно и очень нравилось Нелл. Но не только это возбуждало ее. Не меньше, чем все происходящее в театре, ее привлекал сам спектакль.

И когда самый красивый из всех исполнителей, кого многие считали ведущим актером труппы, выходил на сцену, он мог утихомирить самых шумных зрителей. Он обычно держался на сцене важно, но не как красавец Карл Харт, а как герой, которого он играл. И если он играл в пьесе короля, то казалось, что Карл Харт был такой же король, как тот, другой Карл, который сидел в ложе и напряженно и внимательно наблюдал за человеком, подражавшим его собственному величию с таким успехом.

Нелл считала, что когда Карл Харт важно проходил из-за кулис на просцениум и силой собственного присутствия добивался всеобщего внимания, он был похож на Бога. Она тогда обычно смотрела только на него, не двигаясь с места, забывая о корзинке с апельсинами и не заботясь о том, что апельсинная Мэри увидит, как она уставилась на сцену вместо того, чтобы стараться убедить кого-нибудь из публики купить прекрасный китайский апельсин. Один или два раза Нелл удалось поговорить со знаменитостью. Он купил у нее апельсин. Он заметил и оценил ее изящество, так как Карл Харт ценил красоту. Он пока еще не имел представления о бойкости языка Нелл, потому что в присутствии этого великого человека она становилась непривычно молчаливой. И все же он не мог не знать, что она должна быть наделена определенной находчивостью, так как ни одна апельсинная девушка не могла бы без нее обойтись.

В этот день он играл Михеля Переса в пьесе» Управляй женой и подчиняй жену «, и многие придворные пришли посмотреть на него в этой роли. Нелл находилась в восторженном состоянии, когда она пришла в артистическую уборную посмотреть, не купят ли у нее актрисы один или два апельсина.

Несколько кавалеров уже были там; их пускали в артистическую уборную за дополнительную плату в полкроны; они могли вести там интимные разговоры с актрисами, миловаться с ними или договариваться о любовных свиданиях в более укромных местах.

Нелл влекла артистическая уборная; она слышала, что актрисам платят целых двадцать или пятьдесят шиллингов в неделю – баснословная для бедной продавщицы апельсинов сумма; вне сцены актрисы выглядели так же великолепно, как и на ней, потому что у них были красивые туалеты, подаренные придворными – и даже самим королем – для использования в спектаклях. Джентльмены ластились к актрисам, настойчиво предлагали подарки, умоляли принять их приглашения; а актрисы отвечали им так же развязно, как и своим сценическим любовникам.

– Не хотите ли китайский апельсин, миссис Кори? – проворковала Нелл. – Так смягчает, так освежает горло.

– Нет, девчонка. Ступай к миссис Маршалл. Может быть, она получит один апельсин от кого-нибудь из друзей-джентльменов.

– Я сомневаюсь, что она получит что-нибудь еще от него, кроме апельсина, – воскликнула Мэри Кнепп.

Миссис Апхилл и миссис Хьюджес начали смеяться над миссис Маршалл.

– Эй, шлюшка, – позвала миссис Истленд, – сбегай и купи мне зеленую ленту. Получишь грош или два за старание, когда вернешься.

Так обычно текла жизнь в артистической уборной. Нелл бегала по мелким поручениям, увеличивая свой небольшой доход, и вскоре начала задумываться над тем, что такое особенное было у Пег Хьюджес и Мэри Кнепп, чего не хватало ей.

И вот, как раз когда она вернулась с лентой и направлялась за кулисы, где Мэри Меггс держала свой товар под лестницей, она лицом к лицу столкнулась с великим Карлом Хартом собственной персоной.

Она присела в реверансе и проговорила:

– Желаю доброго-предоброго дня, мистер Перес.

Он помолчал и, наклонившись к ней, сказал: