Текст книги "Дочь обмана"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
– Ты расстраиваешь себя, Лайза, – сказала я.
– Я говорю то, что есть. Почему я должна отсюда уезжать, чтобы ты заняла мое место? У тебя было все. Прекрасное детство, такая мама, как Дезире! Нет в жизни справедливости!
– И никогда не было.
– Почему у одних есть все, а у других – ничего? Почему некоторым приходится стоять в сторонке, а потом подбирать крошки с барского стола?
– Этого я не знаю, Лайза.
– О, Боже! Они, наверное, хотят упечь меня в какую-нибудь дыру, где много таких, как я… калек… доживают свои дни.
– Не говори так, Лайза. Я знаю, ты перенесла много страданий, ты и сейчас страдаешь. Но ведь бывают моменты, когда наступает улучшение.
– Как ты можешь об этом судить? Тебе бы понравилось, чтобы тебя прогоняли? Или чтобы тебе представился счастливый шанс, и когда ты была уже почти у цели, случилось такое? Я могла бы стать второй Дезире! Да, я знаю, могла бы. Но произошло это несчастье.
– Я понимаю. Это жестоко.
– Я была сбита с ног, раздавлена – и как раз тогда, когда у меня был шанс.
Она смотрела на меня невидящими глазами, и слезы текли по ее щекам. Мне искренне хотелось утешить ее.
– А твоя мама, – продолжала она. – У нее было все – слава, богатство. И вдруг ее жизнь прервалась. Так внезапно.
Она откинулась на подушки и закрыла глаза.
– Ноэль, – прошептала она, – таблетки.
У ее кровати стояла небольшая тумбочка, служившая столиком. На ней был стакан и графин с водой.
– Таблетки там, в тумбочке, – сказала она тихо. – Две. Их надо растворить в воде.
Я поспешно налила в стакан воды и, достав из тумбочки пузырек с таблетками, две бросила в стакан.
Она следила, как я это делаю.
– Они быстро растворятся, – сказала она.
Через несколько секунд таблетки полностью растворились. Я передала ей стакан, и она жадно выпила лекарство. Я забрала у нее стакан и поставила около графина.
Она с трудом улыбнулась.
– Они действуют быстро… и хорошо помогают. Скоро мне станет легче.
Я взяла ее руку и легонько сжала.
– Я не должна была это говорить, – произнесла она. – Ты была так добра ко мне. Какая трагедия! Я никогда не смогу это забыть.
– Не надо ничего говорить, – сказала я. – Отдохни.
– Зайди еще через часок. Я должна поговорить с тобой.
– Ну как, боль утихает?
– Да, немного. Это очень сильнодействующее лекарство.
Я видела, что напряжение медленно спадает с ее лица. Она все еще держала меня за руку.
– Прости меня, Ноэль.
– Я понимаю. Правда, понимаю.
Она улыбнулась.
Я оставалась с ней, пока она не заснула. Потом тихонько вышла из комнаты.
В конце недели вернулись Чарли и Родерик. Я никогда не забуду тот день. Это была пятница, начало длившегося потом несколько дней кошмара.
Они приехали только к вечеру, а днем я пошла посидеть с Лайзой.
С первого же взгляда на нее я заметила в ней какую-то перемену. На ее щеках горел румянец и глаза неестественно блестели. Я подумала, не поднялась ли у нее температура.
Она сказала:
– Я рада, что ты пришла, Ноэль. Я хочу сказать тебе то, что уже давно собиралась сказать. Еще и сейчас я сомневаюсь. Я не уверена, что мое решение правильно. То мне кажется, что я должна это сказать, а потом начинает казаться, что на это способна только круглая дура.
– О чем же ты хочешь рассказать мне, Лайза? Я много раз видела, что ты была почти готова это сделать.
– Это касается твоей мамы. Я хочу тебе объяснить. Вспомни тот день, когда мы встретились.
– Я хорошо помню его.
– Я подстроила это. Я специально сделала так, чтобы ваш экипаж сбил меня. Я знала, как это сделать, чтобы это выглядело как несчастный случай, знала, как упасть. Я ведь была танцовщицей, умела двигаться быстро и ловко. И все точно рассчитала. Я хотела привлечь внимание твоей мамы. Кажется, тебя это не очень удивляет?
– Да, должна признаться, временами я думала об этом. И не могла точно решить. Это могло быть несчастным случаем, но могло и быть подстроено.
– Ты не знаешь, что это такое, когда не можешь пробиться, и видишь, как другие тебя обходят не потому, что талантливее, а потому, что у них есть нужные друзья. Я тоже должна была получить свой шанс. Я знала, что твоя мама добра и великодушна. Знала, что она отнесется ко мне с пониманием. О ней говорили, что она всегда помогает тем, кому не везет. Она такая замечательная! Столько для меня сделала! Я об этом и не мечтала.
– Значит, твой трюк сработал, – сказала я. – И ты получила свой шанс.
– Я знала, что у меня получится, если только представится удобный случай.
Я пристально посмотрела ей в глаза и сказала:
– Каперсовый молочай?
– Я… я немного понимала в травах. Когда живешь в деревне, этому нетрудно научиться, если тебя это интересует. Ракитник, чемерица, молочай – их таких много. Каперсовый молочай большого вреда не приносит. В нем есть такой беловатый сок. Если он попадает на кожу, то вызывает раздражение, а если внутрь – то действует как сильное слабительное. Но это быстро проходит.
Должно быть, она заметила выражение ужаса на моем лице, потому что отвернулась и быстро проговорила:
– Однажды я сидела в саду, на этой скамейке и думала, что у меня никогда не будет возможности подняться выше кордебалета. И тут я увидела этот куст совсем рядом. Я узнала его. И тогда я подумала: «Я хочу, чтобы у меня был шанс… Сейчас, когда я молода и могу им воспользоваться». Я подумала и решила, сейчас или никогда.
– Ты подстроила все так, чтобы она заболела, чтобы ты могла выйти на сцену вместо нее и получить этот свой шанс! Она дала тебе твой шанс, и ты так с ней поступила!
– Я знаю. И очень переживаю. Если бы я только знала, чем это кончится. Я думала, я воспользуюсь этой возможностью и при этом никто не пострадает. Что для нее – не выступить один-два раза? Я не хотела причинять ей вреда. Если бы я знала, я бы и не дотронулась до этого сока. Казалось, это так просто. Я знала, как обращаться с соком. Когда мы возвращались после спектакля, обычно Марта или я приносили ей что-нибудь попить. В тот вечер за питьем пошла я. Это было горячее молоко. После спектаклей она всегда бывала такая оживленная. Говорила не переставая. И даже не обратила внимания на то, что она пьет. Она в тот момент была все еще на сцене. Они с Мартой могли говорить и говорить о спектакле часами. Ноэль, я хотела только, чтобы она не выступала один вечер. Чтобы я могла заменить ее.
– Это убило ее, – сказала я.
– Я ее не убивала. Я ни за что не хотела ей навредить. Я любила ее. Я в самом деле любила ее. Никто не был так добр ко мне. Я только хотела получить свой шанс…
– Она умерла!
– Откуда я могла знать, что она встанет с постели, у нее закружится голова и она упадет?
– Но это из-за того, что она ослабла от твоей отравы.
– Но она умерла в результате падения, а не от того, что я ей дала.
– То, что ты дала ей, стало причиной падения.
– Я думала, ты поможешь мне успокоиться. Я так ужасно страдала, видела ее во сне. Я не хотела причинить ей вреда. Это должно было вызвать только легкое недомогание, чтобы я могла выйти вместо нее, чтобы у меня был шанс показать, на что я способна.
– Как бы я хотела, чтобы ты никогда не встретилась на нашем пути!
– Ты винишь меня в ее смерти.
– Конечно, я виню тебя! Если бы она не подобрала тебя на улице, не устроила в кордебалет, не разрешила бы стать ее дублершей, она была бы сейчас жива.
– Я жалею, что рассказала тебе. Но я не могла больше держать это в тайне. Это огромная тяжесть на сердце. Я надеялась, что ты поймешь и поможешь мне.
– Я понимаю тебя и твое проклятое честолюбие.
– Она тоже была честолюбива. Она солгала Чарли.
Не в силах больше выносить ее, я встала.
– Подожди, – сказала она. – Я так измучилась. Ты не представляешь, как я себя корю. Она была так добра ко мне. Ни от кого я не видела прежде столько добра. Никто для меня не сделал больше, чем она. Она упала, потому что была слаба. Как я могла знать, что она упадет? Я бы никогда этого не сделала, если бы знала, что из этого выйдет. Я только хотела, чтобы она раз или два не смогла выйти на сцену. У меня был бы еще один шанс, а ей бы это ничем не повредило. Я не убивала ее. Это мучает меня. Я вижу это во сне. Это ужасно. Я думала, ты мне поможешь. Думала, ты поймешь.
Я не могла говорить. Все мои мысли обратились к Дезире, и желание быть с ней было так сильно, что я почувствовала ненависть к этой женщине, которая своими действиями, пусть и не прямо, отняла у меня ее.
Наверное, мне следовало попытаться понять ее. Представить, как отчаянно она рвалась к успеху и надеялась, что ценой лишь небольшого недомогания мамы она этого достигает. Возможно, она считала, что мама на ее месте сделала бы то же самое. Что она бы поняла и, возможно, сочла бы это довольно забавным. Я видела муку на лице Лайзы и знала, что она говорит правду, рассказывая о своих страданиях после такого трагического оборота событий.
Ее лицо окаменело. Она старалась подавить свои чувства.
– Я устала от всего этого. Я уже заплатила за то, что я сделала твоей маме. Я получила свой шанс и не сумела им воспользоваться. Это опасно – вмешиваться в судьбу, пытаться заставить жизнь идти тем путем, каким ты хочешь. Я вмешалась. Могло показаться, что я получила свой шанс, а теперь – вот, посмотри на меня. Твоя мама сделала то же самое, и в результате ты потеряла Родерика. Жизнь посмеялась над нами. Ты должна это понять, Ноэль. Я слишком много страдала. Все, с меня хватит! Я не уеду из этого дома. Я останусь здесь. И никогда, пока я жива, я не уступлю тебе Родерика. Он женился на мне. Он сделал это по собственному желанию. Его никто не принуждал. Я не откажусь от него. Я не уеду, чтобы жить в какой-нибудь лечебнице, как бедная миссис Карлинг, только потому, что стою у тебя на пути. Это мой дом, и я останусь в нем.
Больше я была не в силах это выносить.
Я оставила ее и пошла к себе в комнату.
Я была настолько потрясена признанием Лайзы, что почти не спала в ту ночь.
На следующее утро с очередным визитом к Лайзе приехал Доктор Даути.
Леди Констанс спросила меня, не могу ли я пойти с ним, так как он хотел, чтобы кто-нибудь присутствовал пр осмотре.
Лайза лежала в кровати, опершись на подушки. Увидев меня, она отвела глаза.
– Приехал доктор Даути, – сказала я.
– Обычный осмотр, миссис Клеверхем, – сказал доктор. – Как вы себя чувствуете?
– Не очень хорошо.
– Все та же боль и в том же месте?
Она кивнула. Несколько минут доктор осматривал ее спину. Наконец, удовлетворенно крякнув, он сказал:
– Что ж, у меня для вас хорошие новости. И я очень оптимистично настроен. Весьма оптимистично. Есть некоторые положительные сдвиги. Это благодаря операции и надлежащему лечению. Думаю, через несколько месяцев улучшение станет очевидным и тогда, моя дорогая миссис Клеверхем, мы сможем подумать об изменении вашего режима.
– Что это значит? – нетерпеливо спросила Лайза.
– Я не могу обещать, что вы сможете делать большой батман или как там у вас это называется, но свободно ходить – да. И уменьшатся эти ужасные боли.
– Ах, если бы так!
– Надеюсь, так и будет. Будем бороться, да? И, возможно, месяцев через пять…
– Просто не могу в это поверить! Я уже думала, что это навсегда.
– Nil desperandum, милая леди. Я думаю, у вас есть неплохие шансы на выздоровление.
Лайза взглянула на меня, глаза ее сияли.
– Какая замечательная новость, Ноэль!
– Да, конечно.
В этот момент она напомнила мне ту девушку, которая лежала у нас дома после того случая с экипажем.
– Пожалуй, мне следует переговорить с леди Констанс, – сказал доктор Даути. Он взял Лайзу за руку.
– Можете быть совершенно уверены в том, что я детально изучу этот вопрос и тогда навещу вас снова Я уверен. что мое лечение подействует на вас тонизирующе. Кстати, у вас достаточно болеутоляющего?
Она показала взглядом на тумбочку, он достал из нее пузырек с таблетками и открыл его.
– Этого вам хватит на несколько дней. Не забудьте, не больше двух за раз. На следующей неделе я пришлю вам еще. Они хорошо помогают, не так ли? Однако, будем надеяться, вскоре нужда в них отпадет.
Он попрощался с Лайзой и я, проводив его к леди Констанс, оставила их одних.
Когда он уехал, я пошла к леди Констанс.
– Доктор сказал мне, что, по его мнению, излечение, хотя и не полное, возможно, – сообщила она.
– Да, он нам тоже это сказал.
– Интересно, как это повлияет на Лайзу?
– Я думаю, это только укрепит ее решимость не уступать. Она мне вчера сказала, что никогда этого не сделает.
– Мы должны убедить ее.
– Не думаю, что кто-нибудь в состоянии это сделать.
– Нельзя позволить одному человеку разбить жизни стольких людей.
– Она цепляется за Родерика, за этот дом. Она не может представить без них свою жизнь.
– Здесь много поставлено на карту.
– Для нее – так же, как и для нас.
– Дорогая моя Ноэль, подумай, что может означать ее отказ.
– Ни о чем другом я и не думаю.
– Она должна понять.
– Она перенесла много страданий, – сказала я, и почувствовала, что с этого момента моя ненависть к ней за то, что она сделала маме, начала проходить. Она как бы растворялась в жалости к этому несчастному, нелюбимому, растерянному созданию.
В тот же день позднее Родерик пошел к Лайзе. Когда он вышел от нее, по его лицу было ясно, что он очень расстроен. И я догадывалась, почему. Она дала ему ответ.
Я была в гостиной с леди Констанс и Чарли, когда он вошел.
– Она утверждает, что скоро выздоровеет, – сказал он. – Доктор сообщил ей, что у нее есть все основания на это надеяться.
– Это правда, – произнесла леди Констанс. – Он сказал нам, что в ближайшее время можно ждать улучшения. Может быть, это будет не полное выздоровление, но значительное улучшение ее состояния.
– Это хорошая новость для Лайзы. Остается только надеяться, что так и будет. Это бы очень помогло ей. Вполне естественно, она обрадована таким прогнозом. Однако она не намерена отпускать меня. И я ее достаточно хорошо знаю, чтобы понять, насколько это серьезно. Не знаю, повлияла ли эта новость на ее решение.
– Она объявила мне об этом решении еще до прихода доктора, – сказала я.
– Ее нужно убедить изменить его, – настаивала леди Констанс.
– Не уверен, что это возможно, – сказал Родерик.
– Я думаю, мне следует вернуться в Лондон, – проговорила я.
– О, нет! – воскликнул Родерик.
– Я должна. Я не могу здесь оставаться. И мне не следовало приезжать.
Хотя приехала я потому, что она просила меня об этом. У нее была потребность признаться в содеянном. Бедная Лайза! Она была так же несчастна, как и все мы. И теперь она твердо решила не выпускать из рук то, что у нее есть. Она не собиралась уступать и открыто демонстрировала это. В глубине души я знала, что никакие слова убеждения не подействуют на нее.
– Ну что за несчастье! – вздохнул Чарли. – Неужели нет никакого выхода?
– Мы должны попытаться посмотреть на это ее глазами, – сказала я к собственному удивлению, поскольку еще недавно меня захлестывала волна ненависти. Я так хорошо понимала ее всепоглощающее стремление во что бы то ни стало добиться успеха на сцене. В каком-то смысле мама тоже стремилась к успеху. Лайза рассчитывала, что сможет извлечь для себя выгоду из чужого несчастья и быть счастливой. И потом… случилось это. Я полагала, она никогда не бросит то, что ей удалось схватить.
– Я должна уехать, – повторила я. – Так будет лучше для всех.
– Куда ты поедешь, Ноэль? – спросил Чарли.
– Обратно в Лондон… на время. Я подумаю, чем мне заняться. У меня есть Мари-Кристин. Мы постараемся вместе что-нибудь придумать.
– Я не могу с этим смириться, – сказал Родерик.
– И я, – добавила леди Констанс.
В этот вечер Мари-Кристин пришла ко мне в комнату.
– Почему все ходят такие хмурые? – спросила она.
– Мы возвращаемся в Лондон.
– Когда?
– В понедельник. Завтра мы не можем ехать, потому что по воскресеньям поезда не ходят, иначе бы…
– Возвращаемся в Лондон! И в такой спешке! Нет, я не могу. Джек собирался показать мне, как очищать керамику.
– Мари-Кристин, мы должны ехать.
– Но почему?
– Неважно, почему. Должны, и все.
– А когда мы сюда вернемся?
– Я думаю, никогда.
– То есть, как это?
– Ты ведь знаешь, что здесь происходит.
– Ты имеешь в виду себя, Родерика и Лайзу?
– Лайза решила остаться здесь.
– Остаться здесь в качестве жены Родерика?
– Ты слишком молода, чтобы понять это.
– Ты же знаешь, ничто меня так не раздражает, как такие слова. Особенно, когда я все прекрасно понимаю.
– Но это правда, Мари-Кристин. Лайза – жена Родерика, брак ко многому обязывает.
– Не всегда. Некоторые разводятся.
– Пусть так. Но в данном случае Лайза собирается остаться здесь, и Родерик с ней. А это означает, что мы должны уехать. Для нас здесь нет места!
– Нет, так не может быть! Ты выйдешь замуж за Родерика. И мы будем жить здесь. Мы обе этого хотим.
– Люди не всегда получаютто, что хотят, Мари-Кристин.
– Нет, я не смогу отсюда уехать. Мне здесь так нравится. Я полюбила Джека и Фиону. Это так интересно. Я полюбила эти римские находки. Я хочу больше узнать о них. Все было великолепно. Я не хочу уезжать, Ноэль.
– Мне очень жаль, Мари-Кристин. Но ничего не получится. Вполне возможно, что Лайза вылечится. Они с Родериком муж и жена.
Лицо Мари-Кристин исказилось страданием.
– Это не должно случиться! – горячо возразила она. – Должен быть какой-то способ это исправить.
– В жизни не всегда удается сделать так, как нам хочется. Ты научишься понимать это, когда подрастешь.
– Нет, я так не считаю. Мы должны что-то сделать.
Бедная Мари-Кристин! Ей предстояло многому научиться.
Это произошло сразу после закончившегося в унылом молчании ленча. Поскольку на следующий день я намеревалась уехать, мы с Мари-Кристин собрались навестить Фиону и Джека, чтобы сообщить им о нашем скором отъезде.
Я была в своей комнате, одевала костюм для верховой езды, когда вошла леди Констанс.
Она выглядела растерянной и потрясенной.
– Случилось ужасное, – сказала она. – Лайза умерла.
Приговор
Последующие дни были похожи на странный сон. Все время кто-то приходил, кто-то уходил, и всюду слышались шепчущиеся голоса. У доктора Даути не было сомнений относительно причины смерти – это случилось в результате передозировки таблеток, которые он ей выписал. Он часто предупреждал Лайзу о воздействии этих таблеток. Ей было необходимо сильное болеутоляющее, потому что приступы боли иногда бывали невыносимыми, но он всегда подчеркивал, что нельзя принимать больше двух таблеток сразу. В крайнем случае она могла принять до шести таблеток в сутки, но и тогда их нужно было пить через определенные интервалы в течение двадцати четырех часов.
Вскрытие подтвердило правоту доктора Даути. По концентрации лекарства в крови было установлено, что она выпила по крайней мере шесть таблеток сразу – а это смертельная доза.
Дом стал молчаливым. Слуги ходили с таким видом, как будто они участники какого-то заговора. Я задавала себе вопрос, как много они знают? Вероятно, им известно, что я была помолвлена с Родериком, а потом внезапно уехала, и помолвка распалась. Знают ли они, что Родерик просил Лайзу дать ему свободу, чтобы он смог жениться на мне? Знают ли, что Лайза отказалась сделать это?
Задавал ли кто-нибудь себе вопрос: не было ли это убийством? Когда случается внезапная смерть, в которой можно заподозрить убийство, обычно начинают искать мотив.
Мотив, несомненно, был очевиден. Родерик хотел избавиться от своей жены. Это один из самых распространенных мотивов убийства. Родерик находился в доме в день смерти Лайзы. Как и я сама. И я могла быть в той же степени причастна к этому, как и он.
Это были кошмарные дни, заполненные бесконечными предположениями. Я безуспешно пыталась отбросить от себя ужасные мысли, которые кружились у меня в голове.
Теперь уже я не могла уехать. Я находилась в доме во время смерти Лайзы и должна была оставаться здесь до конца расследования.
Не знаю, как я смогла пережить этот период ожидания. Меня страшило неизбежное расследование и в то же время я хотела, чтобы оно поскорее закончилось, чтобы я могла узнать худшее. Я помнила, что последовало за смертью мамы. Нас не оставят в покое, пока все не закончится. А каков будет приговор?
Мари-Кристин держала себя очень отчужденно. Я не могла узнать, что у нее на уме. Леди Констанс заперлась у себя в комнате и не хотела ни с кем разговаривать. Чарли казался совершенно обескураженным. Думаю, Родерик испытывал то же, что и я. Нам хотелось побыть вдвоем и поговорить о самом важном, что камнем лежало на сердце. Но мы не могли этого сделать. Я чувствовала, что за нами внимательно следят.
Однажды мне захотелось проехаться верхом. Мне казалось, я смогу лучше осмыслить происходящее, находясь вне дома.
Родерик, вероятно, видел, как я выхожу из дома и последовал за мной.
Я была уверена, что ему так же хотелось вырваться отсюда, как и мне.
Я уже была в миле от дома, когда он догнал меня.
– Ноэль, – сказал он. – Нам нужно поговорить. Мы должны высказать то, что у нас на душе. Как это случилось?
– Наверное, она сама приняла эти таблетки.
– Но она же считала, что должна скоро поправиться.
– Да, я знаю. Но она все равно не была счастлива.
– Но ты же не думаешь, что это я…?
– О, нет, Родерик! Конечно, нет!
– Я просил ее отпустить меня, но она отказалась.
– Мы оба хотели этого, но не таким путем.
– Если об этом узнают, это покажется…
– Мы действительно хотели, чтобы она дала тебе свободу, чтобы мы могли пожениться и быть вместе, но не так.
– Для меня самое важное, что ты ни на секунду не допускаешь мысли, что я…
– Я бы никогда в это не поверила. Я так же, как и ты, хотела, чтобы она уехала. И я могла находиться в ее комнате. Но разве ты мог бы подумать, что это я?
– Никогда.
– Мы слишком хорошо знаем друг друга. И знаем, что никогда бы не были счастливы, если бы это стояло между нами.
– Именно так я и думаю. Но сомнения…
– Нет никаких сомнений.
– Это я и хотел узнать.
– Значит, что бы ни случилось, это никогда не будет стоять между нами.
Мы все находились в зале суда: Родерик, Чарли, я, леди Констанс и Мари-Кристин.
Первыми были выслушаны судебные эксперты, им задавали множество вопросов. Один из них заявил, что, вне всякого сомнения, миссис Лайза Клеверхем скончалась в результате принятия большой дозы обезболивающего лекарства, выписанного ее врачом.
Доктор Даути сам давал подробные показания. Еще до того, как миссис Клеверхем стала его пациенткой, она получила серьезную травму позвоночника. Он детально описал ее заболевание и добавил, что, как правило, оно сопровождается сильными болями. По этой причине он снабдил свою пациентку сильнодействующим болеутоляющим средством, неоднократно при этом подчеркивая, что с ним нужно обращаться крайне осторожно.
В тот день, приехав в дом, он обнаружил миссис Клеверхем мертвой. Он сразу предположил, что причиной смерти стала слишком большая доза лекарства, которое он ей прописал.
Его спросили, находилась ли миссис Клеверхем в состоянии депрессии. Он ответил, что бывали случаи, когда он находил ее в состоянии, близком к депрессии. Обычно это бывало тогда, когда накануне она испытывала сильные боли и недомогание. Он полагал, что в ее ситуации это естественно.
– Как она себя чувствовала, когда вы ее видели в последний раз?
– Она была в прекрасном настроении. Я счел возможным сказать ей, что по результатам моих последних наблюдений мы можем надеяться на частичное излечение.
В зале суда воцарилась глубокая тишина.
– Миссис Клеверхем, конечно, обрадовало ваше сообщение?
– Она была в восторге.
– У вас осталось впечатление, что она с нетерпением ждет выздоровления?
– Безусловно.
После показаний доктора Даути версия, что Лайза ушла из жизни по собственной воле, стала казаться маловероятной. Возникал вопрос, почему она умерла.
Для дачи показаний были вызваны несколько слуг. Среди них была Герти, потому что это она, войдя в комнату Лайзы, нашла ее мертвой.
Она сказала, что обычно в это время заглядывала к миссис Клеверхем, чтобы узнать, не надо ли ей чего.
– Рассказывала ли вам ваша хозяйка когда-нибудь о себе?
– О, да, сэр. Она всегда рассказывала, как она могла бы стать великой актрисой и стала бы, если бы не этот несчастный случай.
– Как вы думаете, она была несчастной?
– О, да, сэр.
– Почему вы так думаете?
– Она всегда жаловалась, что не стала великой актрисой. И если бы она не повредила себе спину, она была бы такой же знаменитой, как Дезире. Только еще лучше – если бы у нее был шанс, сэр.
– Спасибо, можете сесть. Вызвали Родерика.
– Слышали ли вы когда-нибудь от своей жены угрозы самоубийства?
– Нет, никогда.
– Не заметили ли вы каких-либо перемен в ней за последнее время?
Родерик сказал, что последние несколько недель он был в отъезде и вернулся только за день до ее смерти.
– Какой вы нашли ее после возвращения?
– Она была обрадована тем, что сказал ей доктор о возможности выздоровления.
– Есть ли у вас какие-либо предположения относительно того, каким образом в стакане воды, выпитом вашей женой, оказались растворены шесть таблеток?
– Нет.
– Если только кто-то не положил их туда.
– Вероятно, кто-то должен был их туда положить.
– И если ваша жена сама положила их в стакан и выпила раствор, остается предположить, что она намеревалась покончить с собой?
– Она могла принять обычную дозу, потом, забыв об этом, выпить таблетки еще раз.
– Вы хотите сказать, она положила в стакан две таблетки, выпила их, потом через какое-то короткое время выпила еще две таблетки и через некоторое время еще две?
– После принятия таблеток она быстро впадала в полудремотное состояние. Возможно, она забыла, что уже приняла таблетки.
На этом показания Родерика закончились.
Были вызваны дворецкий и экономка. Они мало что могли добавить. Потом, к моему удивлению, стали задавать вопросы Мейбл.
Я раньше видела ее в доме и немного разговаривала с ней. Это была очень нервная девочка лет пятнадцати, не больше. Она всегда ходила с испуганным видом. Я недоумевала, как она могла справляться со своими обязанностями и вспомнила, как Герти назвала ее чокнутой.
Что она могла им сказать?
Вскоре я это узнала.
– Не бойтесь, – сказали ей. – Единственное, что от вас требуется, это отвечать на вопросы.
– Да, сэр.
– Вы знаете, что миссис Клеверхем умерла?
– Да, сэр.
– Вы сказали одной своей приятельнице в доме, что знаете, почему она умерла. Скажите теперь об этом нам.
– Он убил ее!
В зале воцарилась напряженная тишина.
– Не могли бы вы нам сказать, кто ее убил?
– Мистер Родерик.
– Откуда вы знаете?
– Я знаю, – сказала она.
– Вы видели, как он убил ее?
Она озадаченно моргала глазами.
– Пожалуйста, отвечайте на вопрос.
Она покачала головой.
– Следует ли понимать это так, что вы не видели его?
– Да, сэр.
– Но тогда откуда вам это известно?
– Он хотел от нее избавиться.
– Как вы об этом узнали?
– Я слышала, а как же еще?
– Что вы слышали?
– Она кричала. Говорила: «Я не уеду. Это мой дом, и я здесь останусь. Ты не можешь от меня избавиться».
– Когда вы это слышали?
– Когда он вернулся.
– За день до ее смерти?
– Да.
– Вы об этом кому-нибудь рассказывали?
Она кивнула.
– Кому вы об этом рассказывали?
– Герти и еще некоторым.
– Спасибо, вопросов больше нет.
От страха у меня закружилась голова. Казалось чудом, что до сих пор никто не упомянул о том, что раньше Родерик был помолвлен со мной и теперь я вернулась в Леверсон. Мне ни за что не следовало приезжать, говорила я себе. Но что толку твердить об этом сейчас? Они все равно об этом узнают и обвинят Родерика в убийстве.
Вызвали Герти.
– Предыдущая свидетельница сказала нам, что она обсуждала с вами смерть миссис Клеверхем. Это правда?
– Она мне что-то говорила о мистере Клеверхеме. Я не обратила особого внимания на ее слова.
– И даже на то, что она обвинила одного из членов семьи хозяев дома в убийстве?
– Да, сэр.
– Вам это не показалось серьезным обвинением?
– Показалось бы, если бы это сказал кто-то другой, но только не Мейбл. У Мейбл ничего серьезного не бывает, сэр.
– Не объясните ли поподробнее?
– Ну, у нее не все дома.
– Что вы хотите этим сказать?
Удивившись такому невежеству, Герти с чуть заметным чувством превосходства принялась терпеливо объяснять:
– Она немного того – все время что-нибудь придумывает, то одно, то другое.
– Вы хотите сказать, что ее словам не следует доверять?
– Ну да. Как ей можно верить? Она иногда такое скажет! Никто тогда не обратил внимания на ее слова.
– Таким образом, когда вам сказали, что ваш хозяин убил вашу хозяйку, какова была ваша реакция?
– Наверное, я сказала: неужели?
– И этим ограничились?
– А вы, если бы знали Мейбл, обратили бы внимание на то, что она сказала? Она нам говорила, что она леди, а ее отец какой-то там лорд. А на следующий день он уже король, которого свергли с престола. И все – сплошная ерунда.
– Понятно. Поэтому вы не поверили, будто она слышала эти слова миссис Клеверхем?
– Нет, сэр. Я знала, что это не так. Я же в своем уме. Просто, когда начались все эти разговоры, что миссис Клеверхем приняла лишние таблетки, она наслушалась и начала фантазировать.
– Можете идти.
С замиранием сердца я следила за ходом заседания. Напряжение в зале усиливалось. Я взглянула на Родерика. Он был бледен. Леди Констанс в страшном волнении сжимала и разжимала пальцы.
Опять вызвали Мейбл.
– Скажите, Мейбл, когда вы слышали, как миссис Клеверхем говорила, что не уедет из этого дома?
Мейбл наморщила лоб.
– Постарайтесь вспомнить. Было это в тот день, когда она умерла, за день до этого или еще раньше на этой неделе?
Мейбл была явно растеряна.
– Было это за день, за два, три, пять дней до ее смерти?
Мейбл немного поколебалась и выпалила:
– Это было за пять дней, когда она так говорила.
– Что? За пять дней?
– Да, – повторила Мейбл, – так оно и было.
– Она разговаривала с мистером Клеверхемом, не такли?
– Да, и он хотел избавиться от нее, чтобы…
– Но за пять дней до ее смерти мистер Клеверхем находился в Шотландии. Таким образом, она не могла разговаривать с ним, не так ли?
– Нет, она говорила. Я слышала.
– Скажите нам, кто ваш отец?
На ее лице появилась улыбка.
– Он принц, – сказала она.
– Значит, вы – принцесса?
– О, да, сэр.
– И вас зовут Мейбл?
– Меня так назвали, когда увезли.
– Кто вас увез?
– Бандиты. Они меня похитили.
– И вы были принцессой и жили в Букингемском дворце?
По залу пробежал легкий смешок. Мне стало легче дышать. Мейбл ясно продемонстрировала свою психическую ненормальность.
– Да, – сказала она, – это правда.
– Кто же вы, принцесса Виктория, Луиза, Беатрис?
– Да, правильно.
Бедная Мейбл! И если бы не Герти, ее слова могли бы принять всерьез. Теперь же ни у кого не оставалось сомнений, что показаниям Мейбл доверять нельзя.
Следующей была леди Констанс.
Не заметила ли она в своей невестке склонности к мыслям о самоубийстве?