Текст книги "Дочь обмана"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Стоял жестокий холод, когда мы с Мари-Кристин отправились в Париж.
Нас повез один из кучеров. У него там жила дочь, которую он во чтобы то ни стало хотел разыскать. Это был день горечи и скорби.
Сначала мы поехали в дом. Его больше не существовало. На его месте мы нашли лишь яму и кучу битого кирпича и мусора. На улице мы встретили нескольких живущих поблизости людей, но никто не мог нам сказать, что стало с обитателями этого дома. Судьба нашего дома никого не удивляла. В городе было много домов, которые постигла та же участь.
– Пойдем в студию, – сказала я, с ужасом думая, что, может быть, и она разрушена.
К своему огромному облегчению я увидела, что дом уцелел.
Я поднялась по лестнице, постучала в дверь. Никто не открывал. Я подошла к двери напротив. К счастью, Ларс Петерсон был дома.
– Ноэль! – воскликнул он, – Мари-Кристин!
– Мы приехали, как только смогли, – сказала я. – Что случилось? Наш дом разрушен. Где Жерар?
Раньше я никогда не видела его серьезным. Казалось это другой человек.
– Проходите, – сказал он. Он провел нас в свою студию.
– Жерар не здесь? – спросила я. Он молчал.
– Ларс, – сказала я, – скажите мне, пожалуйста.
– С ним было бы все в порядке, если бы тогда он остался здесь.
Я молча в упор смотрела на него.
– В Париже тогда нигде не было безопасного места. Это просто невезенье.
– Что? – заикаясь проговорила я. – Где?
– Он был в доме своего дяди. Он беспокоился о матери и дяде, хотел, чтобы они каким-нибудь образом вернулись в имение. Но это было невозможно. Да и где во Франции можно было найти хоть какое-то безопасное место? Война – это ужасно. Она все разрушает. Была такая прекрасная жизнь… и тут император ссорится с Бисмарком. Какое нам всем до него дело? – гневно закончил он.
– Расскажите мне о Жераре.
– Он был там. И больше не вернулся. Дом был разрушен.
– Он мертв? – прошептала я. Ларс отвел глаза.
– Когда его не было два дня, я пошел туда. Я узнал – все, кто были в доме – погибли. Их было девять человек.
– Жерар, Робер, Анжель, все слуги… Нет, это невозможно!
– Это происходило повсюду. Гибли целыми семьями – война…
Я повернулась к Мари-Кристин. Она смотрела на меня непонимающими глазами. «Эта девочка потеряла семью» – подумала я.
– Вам нужно ехать обратно, – сказал Ларс. – Здесь нельзя оставаться. Сейчас все спокойно, но Париж – это не то место, где можно жить.
Я плохо помню обратную дорогу в Мезон Гриз. Кучер, приехавший, чтобы отвезти нас обратно, был безмерно счастлив – он нашел свою дочь с семьей, все они благополучно пережили артиллерийский обстрел Парижа. Но когда он узнал о случившемся, его радость сменилась ужасом.
Что же касается меня, я думала только об одном – мне больше никогда не увидеть Жерара, моих добрых друзей Робера и Анжель – все они ушли навсегда.
Я испытывала горькое разочарование своей жестокой судьбой, наносившей мне один удар за другим. Детство мое было наполнено смехом и радостью, но как скоро мне пришлось встретиться лицом к лицу с трагедией – и не однажды, но трижды. Судьба отнимала у меня всех, кого я любила.
Я почувствовала отчаянное одиночество, но, вспомнив о Мари-Кристин, упрекнула себя. Она лишилась семьи. Она осталась одна в мире, о котором знала так мало.
Некоторым образом она стала моим спасением и, думаю, я была тем же для нее. Мы были нужны друг другу.
– Ты ведь никогда меня не оставишь, правда? Мы всегда будем вместе? – спросила она.
– Мы будем вместе, если ты этого захочешь, – ответила я.
– Я хочу этого, – сказала Мари-Кристин. – Я всегда буду этого хотеть.
И потянулись недели.
Шел март, когда в Бордо было ратифицировано мирное соглашение. Условия его были жестокими и унизительными для Франции, они вызывали чувство обиды и возмущения. Эльзас и Лотарингия должны были отойти к Германской империи. Кроме того, Франция обязана была выплатить контрибуцию в размере пяти миллиардов франков при этом германская оккупация продлится до тех поп пока не будет выплачена вся сумма. Император был отпущен на свободу и, поскольку во Францию ему дорога была закрыта, уехал в Англию, где в изгнании находилась императрица.
Франция бурлила. В апреле произошло восстание коммунаров в Париже, и прежде, чем его удалось подавить в мае, городу был нанесен серьезный урон.
Потом постепенно жизнь стала налаживаться.
Мы слышали, что имение с домом унаследовал двоюродный брат Робера. Оно не могло перейти к Мари-Кристин, потону что старинный закон – Салическая правда – который до сих пор действовал в отношении знатных семей, запрещал передачу наследства по женской линии.
Тем не менее в финансовом отношении дела Мари-Кристин обстояли не так уж плохо. Робер завещал мне некоторую сумму денег и лондонский дом, который он с самого начала намеревался передать мне.
Однажды к нам заехал Ларе Петерсон. Он сильно изменился, в нем уже не было прежней бьющей ключом энергии и жизнерадостности, он стал серьезнее.
Ларе объявил нам, что уезжает на родину. Париж потерял для него свое очарование. Он уже совсем не тот беззаботный город, прибежище художников. Нет, хватит с него Парижа, здесь слишком много печальных воспоминаний, чтобы можно было оставаться.
Я сказала ему, что скоро уезжаю с Мари-Кристин, Мезон Гриз переходит в собственность кузена Робера, а мой прежний дом по завещанию возвращается мне.
– Кто мог предположить, что все так получится? – говорил Ларе. – Жерар, дорогой мой старина Жерар. Знаете, ведь я любил его.
Он печально покачал головой. Я подумала, что он, возможно, испытывает чувство вины и раскаяния, вспоминая, что пытался увести у Жерара его жену.
Мы с Мари-Кристин проводили грустным взгляд ом его удаляющуюся коляску.
Через несколько дней в Мезон Гриз прибыл новый наследник. Он был очень любезен и не скрывал восторга по поводу того, что дом столь неожиданным образом стал его собственностью.
Я объяснила ему, что в ближайшее время мы уезжаем в Лондон, на что он милостиво ответил, что нам незачем торопиться.
Он переночевал в замке и уехал на следующее утро.
– Что ж, все решено за нас, – сказала я Мари-Кристин. – Интересно, понравится ли тебе Лондон?
– Он мне понравится, если мы там будем вместе, – ответила Мари-Кристин. – Но там будет по-другому?
– Да, по-другому.
Я подумала о тех, кто ждет нас в этом доме, доме воспоминаний. Я представила маму в ее комнате: вот она прилегла на кровати, и ее великолепные волосы рассыпались по подушке, вот устраивает разнос Долли… Но больше всего меня преследовало кошмарное видение – мама, лежащая на полу, мертвая.
Итак, французский этап моей жизни закончен. Я иногда спрашивала себя: если бы Жерар остался жив, вышла бы я за него замуж? Смогла бы я начать с ним новую жизнь, в которой меня бы не преследовали горькие воспоминания?
Я уже никогда не узнаю об этом.
Танцующие девы.
Мы поселились в моем прежнем доме. Чета Кримпов была несказанно рада нам. Их обрадовал не только сам наш приезд, но и то, что дом опять принадлежит мне.
Через несколько дней миссис Кримп даже сказала мне что, наконец, все идет так, как и должно было быть, потому что мсье Бушер, хоть и был благородным джентльменом, но, по ее мнению, это было довольно нелепо. А теперь все встало на свое место. «И вы – здесь, мисс Ноэль», – удовлетворенно добавила она.
Миссис Кримп не терпелось рассказать, как обстоят дела в доме. Осталось только две служанки, Джейн и Кэрри. Этого хватало, пока они были кем-то вроде сторожей при доме, в котором никто не жил.
– Вы, возможно, захотите что-то изменить, мисс Ноэль.
Я сказала, что подумаю.
– А эта мисс де Каррон – полагаю, ее надо называть мадемуазель – она будет жить здесь?
– Да. Это будет ее дом, так же, как и мой. У нее не осталось никого из семьи. Она внучатая племянница мсье Робера. Он сам, отец Мари-Кристин и ее бабушка – все погибли, когда в дом попал орудийный снаряд при осаде Парижа. Они в этот момент находились в доме. От него остались одни руины. Погибли все, кто в нем был.
– Ах, подлые негодяи! Такое злодейство! Бедное дитя!
– Мы должны помочь ей, миссис Кримп. Она пережила ужасную утрату.
Миссис Кримп кивнула, и я была уверена, что теперь она будет особенно добра к Мари-Кристин.
Тем временем Мари-Кристин понемногу оправлялась от полученного удара. Этому способствовала окружающая ее совершенно новая обстановка. Она живо интересовалась Лондоном. Я показывала ей город. Мы гуляли в парках, побывали в Лондонской башне, осмотрели исторические здания и театры, где выступала мама. Она была очарована всем этим.
Вскоре после приезда нас навестил Долли.
– Я узнал, что ты в Лондоне, – сказал он. – Рад тебя видеть. – Он испытующе посмотрел на меня. – Как ты живешь, моя дорогая?
– Спасибо, Долли. Все хорошо.
– Я слышал про Робера. Какая трагедия! Все эта ужасная война. И ты привезла с собой его племянницу.
– Его внучатую племянницу. Она потеряла всех своих близких – отца, бабушку и Робера. Это страшное несчастье, Долли.
– Я понимаю. И она хочет остаться с тобой. Это хорошо, что вы здесь.
– Вы что-нибудь слышали о Лайзе Феннел?
– Об этой девушке? С ней произошла неприятность – несчастный случай. Все оказалось хуже, чем мы думали. Она потом вышла замуж. Между прочим, за сына Чарли.
– Да, она мне писала.
– Чарли теперь почти не бывает в Лондоне. Я его уже не видел целую вечность.
Вошла Мари-Кристин, и я представила ее Долли.
– Я хорошо знал вашего дядю, – сказал Долли. – Вы должны обязательно посмотреть один из моих спектаклей.
По-видимому, это предложение Мари-Кристин пришлось по душе.
– Называется «Удачливая Люси», – продолжал Долли. – Идет с аншлагом… пока что. Лотти Лэнгдон – молодец.
– Она-то и есть удачливая Люси? – спросила я.
– Разумеется. Вы должны прийти. Я позабочусь, чтобы у вас были лучшие места. Я рад, что ты опять в Лондоне, Ноэль.
Мы правильно сделали, что пошли на спектакль. Мари-Кристин приходила в себя после шока и, думаю, здесь вдали от места трагедии, у нее это получалось лучше. Он; была молода, по натуре жизнерадостна и никогда не была слишком близка со своей семьей. Кажется, я для нее стал; значить больше, чем любой из них, даже до этой трагедии.
Она быстро взрослела. Я полагаю, столь драматические события способствовали этому.
Мне было приятно видеть, с каким наслаждением она следила за «Удачливой Люси».
В антракте к нам подошел Долли, а после спектакля он провел нас за кулисы. Мари-Кристин познакомили с Лотти Лэнгдон, представшей перед нами во всем блеске и великолепии.
Опьяненная успехом и аплодисментами восторженной публики Лотти была чрезвычайно любезна с Мари-Кристин и ласкова со мной.
Мари-Кристин пребывала в прекрасном настроении, но для меня этот вечер был наполнен воспоминаниями о прошлом. Внезапно у меня возникло желание пойти в комнату мамы. Мне хотелось побыть там, как тогда, прежде, когда она поздно просыпалась по утрам и я прокрадывалась, к ней в постель, чтобы поговорить.
Я спустилась в ее комнату и легла на кровать, думая о ней. В ту ночь светила полная луна, окутывая ореолом серебряной дымки каждый предмет. Я почувствовала, что мама здесь, рядом со мной.
Не знаю, сколько я так пролежала, погрузившись в воспоминания.
Потом я очнулась, услышав, что дверь медленно открывается. В комнату вошла Мари-Кристин.
– Ноэль, – сказала она, – что ты здесь делаешь?
– Я не могла заснуть.
– Это из-за того, что мы ходили в театр, тебе опять все вспомнилось.
– Наверное, так.
– Должно быть, у тебя была удивительная жизнь.
– Была.
– Твоя мама была такой же красивой, как Лотти?
– Гораздо красивее.
– У нас обеих были красивые мамы.
– Мари-Кристин, почему ты до сих пор не в кровати в такое время? – спросила я.
– Я слышала, как ты вышла из комнаты. Я приоткрыла дверь и следила за тобой. Я не собиралась ничего делать, но тебя так долго не было, что я решила пойти посмотреть.
– Да, Мари-Кристин, теперь я вижу, ты в самом деле решила заботиться обо мне.
– Мы будем заботиться друг о друге, да?
– Да, пока в этом будет необходимость.
Она подошла к кровати и легла рядом со мной.
– Я думала, ты выйдешь замуж за моего папу, – сказала она. – Я была бы рада. Ты бы тогда стала моей мачехой.
– В роли моей падчерицы ты бы не стала мне еще ближе.
– Я думаю, это было бы очень хорошо для тебя. Тебе ведь он очень нравился, правда?
– Да.
– Значит, если бы он был жив…
– Я не знаю.
– Но если бы он предложил тебе…?
– Он так и сделал. Я сказала, что не могу ответить сразу. Мне нужно было время подумать.
– Почему?
– Это длинная история.
– Ты любила кого-то еще?
– Да, любила.
– А он тебя не любил?
– Нет, любил. Но оказалось, что мы брат и сестра.
– Как это?
– Этого в двух словах не расскажешь. Мы познакомились и полюбили друг друга. А потом узнали о нашем родстве.
– Я не понимаю, как же вы раньше этого не знали?
– Я знала его отца очень давно. Я считала, что он один из маминых друзей. У нее было много друзей. Оказалось, он и мама любили друг друга, и родилась я. Он жил в загородном имении с женой и сыном. Такие истории бывают.
– С такими людьми, как твоя мама.
– Она не жила по законам, принятым в обществе.
– Как это было ужасно для тебя.
– Если бы мама не умерла, ничего ужасного бы не было. Она бы увидела, что может получиться, и вовремя остановила бы нас. Но она умерла, и получилось вот так.
– Не удивительно, что иногда ты выглядишь такой грустной.
– Я была очень несчастна, Мари-Кристин. Это невозможно забыть.
– Если бы ты вышла замуж за папу, это было бы хорошо для нас всех.
– Может быть. Но мы никогда уже этого не узнаем.
– И теперь ты вернулась в дом, где жила со своей мамой. А что случилось с твоим братом?
– Он сейчас женат.
– Значит, он нашел себе утешение.
– Надеюсь, что да.
– Ноэль, тебе тоже нужно найти утешение. Это могло бы быть с папой. Он был несчастлив из-за мамы. Ему становилось легче, когда ты приезжала. Вы могли помочь друг другу.
– Этому не суждено было случиться.
– Что ж, мы должны начать сейчас. Мы вернулись в этот дом. Это наш дом – и это дом, в котором жила она. Все здесь напоминает тебе о ней. Эта комната все такая же, как при ее жизни. Так не должно быть, Ноэль. Это теперь наш дом, твой и мой. Мы будем в нем жить, и он должен стать не таким, как был раньше. Ты не должна все время возвращаться к этим воспоминаниям. Мы начнем с этой комнаты.
– Что ты имеешь в виду? Ты хочешь изменить ее?
– Я хочу избавиться от всей этой одежды, которая висит в шкафу. Мы купим новые шторы, новый ковер. Здесь будут белые стены, а не бледно-зеленые. Мы уберем эту мебель, может быть отнесем ее на чердак или даже продадим. Пусть все будет новым. И когда мы с этим закончим, это будет моя комната, а не ее. Тогда ты перестанешь вспоминать и грустить. Она уйдет отсюда. Здесь не будет всех этих вещей, которые без конца напоминают тебе о ней. Ну, что ты скажешь о моей идее?
– Я… я подумаю над этим.
– Нечего здесь думать. Скажи: «Да, я считаю, это хорошая идея». Потому что она и в самом деле хорошая. Знаешь, здесь, в этой комнате… у меня такое чувство, как будто она говорит мне, что я должна делать. Она говорит: «Заботься о Ноэль. Помоги ей перестать думать о прошлом. Скажи ей, пусть лучше она забудет меня, если мысли обо мне делают ее такой несчастной». Вот что она говорит мне.
– О, Мари-Кристин! – произнесла я, и мы обнялись.
– Это будет так интересно! Мы повесим желтые шторы, потому что желтый – цвет солнечных лучей, мы ведь хотим, чтобы все тени ушли отсюда, чтобы пришло солнце. А ковер будет голубым. Голубое и желтое. Голубое небо и желтое солнце. О, давай так и сделаем, Ноэль!
– Может быть, ты права, – начала я.
– Я знаю, что я права. Начнем завтра же.
Она горячо взялась за переустройство маминой комнаты. Купила материал для штор и отдала их шить. Выбрала ковер и теперь была озабочена мебелью.
Ее явно увлекало это занятие, и меня трогала ее забота обо мне.
Никогда еще после гибели своей семьи она не была такой веселой. И ее решение было правильным. Человек не должен делать из умерших идолов для поклонения. Это значит самому взращивать свое горе.
Однажды она с горящими глазами вбежала в мою комнату, размахивая зажатыми в руке бумагами.
– Ты помнишь письменный стол? – спросила она. – Я сейчас разбиралась в его ящиках, подумала, что его можно было бы отправить на чердак. Под одним из ящиков был еще один, совсем маленький. Если не знать о нем, так и не заметишь. Я просто сунула руку, проверить, не пристало ли там чего-нибудь, и нашла его. В нем были письма. Мне кажется, это важно.
– Чьи письма? – спросила я. – Мамины?
– Скорее, адресованные ей. Вероятно, она их берегла. Ее ведь звали Дейзи, не так ли? Они все адресованы «Любимой Дейзи».
– Ты их читала?
– Конечно же, читала. Я думаю, это важная находка.
– Это же ее личные письма!
Мари-Кристин раздраженно посмотрела на меня.
– Говорю тебе, они могут оказаться важными. На, прочти сама. На них нет дат, но они лежат в том порядке, в каком я их нашла.
Она передала их мне.
Я прочитала первое письмо.
«Менингарт под Бодмином.
Любимая моя Дейзи!
Я был потрясен этой новостью. И очень обрадован. Не уверен, что это возможно, но, может быть, теперь, когда эгпо произошло, тебе захочется вернуться? Я, конечно, понимаю, моя дорогая, что ты сейчас чувствуешь. Я знаю, что ты ненавидишь этот дом и все, что тебе в нем пришлось пережить. Я помню, как ты сказала, что не хочешь его больше видеть. Но у меня есть маленькая надежда, что, может быть, сейчас будет по-другому. Ведь там тебе с этим будет еще труднее.
Ты знаешь, что я готов на все ради твоего счастья. А теперь еще и ради ребенка.
Бесконечно любящий тебя, Эннис»
Мари-Кристин пристально наблюдала за мной.
– Теперь прочти остальные, – сказала она.
«Менингарт под Бодмином.
Любимая моя Дейзи. Я заранее знал, что ты мне ответишь. Я помню о твоих мечтах о славе и богатстве. Конечно, ты не можешь от них отказаться, особенно сейчас, когда появилась надежда, что они исполнятся. Если бы ты вернулась сюда, тебе бы пришлось с ними расстаться.
Ты пишешь, что у тебя там есть хорошие друзья, и они все для тебя сделают, больше, чем мог бы сделать я. Они богаты и хотят быть рядом с тобой. Я бы только мешал тебе, и ты права, говоря, что это стало бы концом всех твоих надежд и мечтаний… И, кроме того, ребенку нужно дать его шанс. Ты не смогла бы привезти ее сюда. Когда ты уехала, я понял, что это навсегда.
Я думал, тебе там придется трудно. Но, судя по всему, ты хорошо справляешься с трудностями. Я надеялся, что, может быть, из-за ребенка ты вернешься ко мне, но ты пишешь, что именно из-за него ты должна остаться.
Я постараюсь это понять.
Вечно любящий тебя, Эннис»
Было еще одно письмо.
«Менингарт под Бодмином.
Любимая моя Дейзи.
Я так счастлив узнать о твоем успехе. Ты теперь знаменита, моя дорогая. Я всегда знал, что ты сумеешь добиться того, чего захочешь. И ребенок тоже счастлив, у нее есть все, чего только можно пожелать – много больше того, что было бы у нее здесь. И ты намерена сделать все, чтобы ей не пришлось испытать того, что испытала ты.
Тебя ждут еще большие успехи. Ты всегда добивалась своего.
По-прежнему любящий тебя и ребенка,
Эннис»
Не успела я кончить читать, как Мари-Кристин спросила:
– Что ты об этом думаешь? Ведь это ты – тот ребенок, о котором идет речь.
– Да, может быть, я.
– Иначе, почему он так пишет? Почему так интересуется тобой?
– Он просит ее вернуться и выйти за него замуж.
– Ноэль, ребенок, о котором он пишет – ты.
– Но ведь прямо он этого не говорит.
– Да, прямо не говорит, но, по крайней мере, это можно предположить. Мы должны все выяснить, Ноэль. Должны, понимаешь? Мы поедем туда, в этот… – она выхватила письма. – В Менингарт, – сказала она, – под Бодмином. Мы найдем Энниса. Необходимо это сделать. Ты только представь, если…
– Если он мой отец?
– Да, и если это так, тогда…
– Слишком поздно, Мари-Кристин.
– Мы должны это знать. Неужели тебе не хочется знать, кто твой отец?
– Но эти письма – единственное, что у нас есть.
– Это уже немало для начала. Менингарт, наверное, небольшой поселок, иначе он бы не писал «под Бодмином». И Эннис, это все-таки не такое распространенное имя как Джон или Генри. Там не может быть много Эннисов.
Она очень разволновалась.
– Мы найдем его. Мы узнаем правду!
– Но это означает – вторгаться в мамино прошлое, пытаться узнать то, что она хотела скрыть.
– Но это касается тебя. Ты должна знать правду. Если бы она могла предположить, что из этого получится, она бы обязательно сказала тебе правду. Она бы сама захотела, чтобы ты ее узнала. Ты сейчас просто слишком взволнована этими письмами. Потом ты поймешь. Ноэль, мы немедленно едем в Менингарт. Мы разыщем Энниса. И узнаем всю правду.
Как только мы приняли решение ехать в Корнуолл, Мари-Кристин совсем потеряла покой, и я тоже уже была готова последовать ее примеру. Для нас обеих лучше было, не откладывая, отправиться в дорогу.
Через несколько дней после того, как обнаружились эти письма, мы уже были на пути в Бодмин. До самого Тонтона поезд был переполнен. Потом люди начали понемногу выходить, и до того еще, как мы подъехали к Экстеру, вагон опустел. В Экстере в него сели лишь две немолодые дамы.
Мари-Кристин стояла у окна и то и дело окликала меня, призывая посмотреть на проносившиеся мимо пейзажи. Она сразу же обратила внимание на красную плодородную почву Девона.
Обе дамы с нескрываемым интересом наблюдали за нами. Потом одна из них сказала:
– Вероятно, вы впервые в Западных землях?
– Да, – ответила я.
– И вы, и эта молодая француженка?
– Да, мы обе здесь впервые.
– Едете на каникулы? – спросила вторая дама.
Мари-Кристин ответила:
– Что-то вроде. Мы хотим изучить эти места.
– Думаю, другого такого места, как Корнуолл, нигде нет, не правда ли, Мария? – сказала одна из дам другой.
– Сущая правда, – подтвердила Мария. – Здесь, в Корнуолле, есть что-то такое, чего не встретишь ни в одном другом месте. Я всегда это говорю, верно, Кэролайн?
– Да. Мы живем здесь всю жизнь. И не часто уезжаем отсюда. Разве что проведать нашу замужнюю сестру, которая живет с семьей в Экстере.
– Вы живете недалеко от Бодмина? – спросила я.
– Да.
– Не знаете ли вы местечко под названием Менингарт? – нетерпеливо спросила Мари-Кристин.
– Менингарт, – задумчиво повторила Кэролайн. – Боюсь, никогда о таком не слышала.
– А ты, Мария?
– Менингарт, говорите? Нет, я такого не знаю.
– Где вы собираетесь остановиться? – спросила Кэролайн.
– Мы пока не решили. Надеемся, там будет нетрудно снять комнату в какой-нибудь гостинице. Сначала на одну ночь, а если понравится, останемся дольше. Или поездим по окрестностям.
– Думаю, им лучше остановиться в «Танцующих девах», правда, Мария?
– О, да, в «Танцующих девах». Лучшего им не найти. Если, конечно, их не смущает, что это немного за городом.
– Пусть за городом. Мы не имеем ничего против.
– Там на станции есть извозчик, он вас и довезет. Это всего несколько миль от Бодмина, можно и пешком пройти. Гостиница эта небольшая, комнат десять, пожалуй, но мы слышали о ней только самые лучшие отзывы. Вам там будет удобно. Наши знакомые останавливались там несколько раз. Только скажите, что вы от сестер Тригорен, и они сделают все наилучшим образом.
– «Танцующие девы», – сказала Мари-Кристин, – звучит очень мило.
– Гостиницу так назвали из-за камней. Там есть такие камни, говорят, они похожи на танцующих девушек. Из окна гостиницы вам их будет видно. Они там лежат с незапамятных времен.
– Как только приедем в Бодмин, мы обязательно сходим к этим камням, – сказала я. – Мы вам очень благодарны за вашу помощь.
– Кстати, нас зовут Мария и Кэролайн Тригорен.
– А я Ноэль Тримастон, а это Мари-Кристин де Каррон.
– Тримастон. Это старая добрая Корнуольская фамилия. Уж не родственница ли вы тех Тримастонов?
– Кто такие «те Тримастоны»?
– Кто такие Тримастоны! – Кэролайн и Мария переглянулись и засмеялись. – Это очень уважаемая семья, они живут в Большом Доме. Сэр Найджел и леди Тримастон. Это в полумиле от города. Тримастоны живут здесь уже сотни лет.
Мари-Кристин выразительно взглянула на меня. «Я же говорила тебе, мы должны были приехать сюда, события с каждой минутой принимают все более интересный оборот», – говорил ее взгляд.
Сестры Тригорен продолжали рассказывать нам о Тримастонах. У них в саду обычно проводятся церковные праздники. И если иногда погода плохая, все идут в дом. Это так интересно. Все только того и ждут, чтобы на день празднования пошел дождь. Этот их дом – как дворец… или, как замок.
Наша оживленная беседа продолжалась до самого Бодмина. В волнении мы вышли из вагона поезда. Сестры Тригорен и тут продолжали опекать нас.
Они проводили нас до места, где поджидал седаков извозчик.
– А вот и Джимми, – сказала мисс Кэролайн Тригорен.
– Ну, как погостили, мисс? Как там мисс Сара и ее детишки?
– Все в порядке, спасибо, Джимми. Отвези-ка вот этих двух леди в «Танцующие девы».
– Да, мисс.
– Они приехали из самого Лондона, – при этом она чуть улыбнулась краешком рта, как бы подчеркивая, что по этой причине с нами следует обращаться с особым вниманием. – Если в «Танцующих девах» не будет места вернитесь назад в Бодмин и попытайтесь что-нибудь найти в «Бычьей голове», а если и там нет – езжайте в «Славный король». Они путешествуют одни и первый раз в Корнуолле.
– Все будет сделано, мисс, – сказал Джимми. Когда мы уже садились в пролетку, она опять напомнила нам:
– Вы им скажите там, в «Танцующих девах», что это сестры Тригорен вас прислали. Тогда они о вас позаботятся.
– Вы очень добры к нам, – сказала я. – Нам необыкновенно повезло, что мы встретили вас в поезде.
Они, сияя от удовольствия, отправились к себе, а мы поехали со станции к «Танцующим девам».
У хозяина гостиницы «Танцующие девы», конечно, нашлась комната для друзей сестер Тригорен. Он рассказал нам, что принимал у себя многих друзей этих леди и всегда к взаимному удовлетворению сторон.
Гостиница была выстроена из серого корнуолльского камня. Над дверью висела вывеска с изображением трех каменных фигур, которые при наличии некоторого воображения можно было назвать танцующими.
Полагаю, она была построена в семнадцатом веке. Комнаты оказались довольно просторными, но с низкими потолками и маленькими окнами. Во всем чувствовался какой-то особый дух старины, что мы с Мари-Кристин нашли весьма привлекательным.
Хозяин проводил нас в отведенную нам комнату, где стояли две односпальные кровати, шкаф, стол с тазом для умывания и кувшином, еще один стол поменьше и два стула.
Мы были приятно удивлены, что благодаря этим славным мисс Тригорен нас так быстро разместили.
Хозяин сказал, что если мы будем готовы через полчаса, в столовой к этому времени нас будет ждать обед. Это нас вполне устраивало. По его распоряжению в комнату уже принесли горячей воды. Когда хозяин вышел, мы обе рассмеялись.
– Все отлично получается! – воскликнула Мари-Кристин. – Как я рада, что мы приехали сюда!
Она подошла к окну.
– Это заколдованное место, – сказала она. – Здесь может случиться все, что угодно.
Я тоже выглянула в окно. Оно выходило на болота. Легкий ветерок шевелил траву. То там, то здесь над землей возвышались огромные валуны. Неподалеку от нас лежали камни, очень напоминавшие те, что изображены были на вывеске над дверью гостиницы.
Я указала на них Мари-Кристин, и она со страхом уставилась на них.
– Как ты думаешь, что про них рассказывают? Может быть, это девушки, обращенные в камень? За то, что они танцевали, когда нельзя было этого делать.
– Какое жестокое наказание за такой незначительный проступок.
– В старые времена люди часто так поступали. Вот, например, греки. Они всегда обращали людей во что-нибудь – в цветы, в лебедей и так далее.
Мы засмеялись. Это был смех в предвкушении новых открытий. Какие бы факты мы не обнаружили, это расследование, несомненно будет интересным.
– Давай-ка поторопимся, – сказала я. – Обед будет через полчаса.
Нам подали горячий суп, холодный ростбиф с картошкой в мундире и пирог с патокой.
– Уж что-что, а с голоду нам здесь умереть не дадут, – заметила я.
Нас обслуживала полная женщина по имени Салли. Она была не прочь поболтать, что нас устраивало как нельзя лучше.
Салли обращалась ко мне с почтительным страхом.
– Вы, значит, и есть мисс Тримастон, – сказала она. – Вы, должно быть, оттуда, из Большого дома.
– До сегодняшнего дня я даже и не слышала о Большом доме. Так что на эту честь не претендую.
– В наших местах все знают Тримастонов. И мне никогда не приходилось слышать о каком-нибудь другом Тримастоне, не из этой семьи.
– Я всю жизнь прожила в Лондоне, за исключением поездки на некоторое время во Францию.
Салли посмотрела на Мари-Кристин и кивнула. Мари-Кристин спросила:
– Не знаете ли вы такого местечка под названием Менингарт?
– Менингарт, – как бы припоминая, повторила Салли. – Где бы это могло быть?
– Это где-то под Бодмином, – сказала я.
– Под Бодмином? Нет, не могу сказать, никогда не слышала.
– Вы уверены? – умоляюще глядя на нее спросила Мари-Кристин.
– Нет, не могу припомнить, мисс.
Когда она ушла, Мари-Кристин сказала:
– Странно, что эти обе мисс Тригорен ничего о нем не слышали. А теперь вот и Салли тоже…
Мы немного приуныли. Я раздумывала, как нам продолжить поиски. Их конечной целью был Эннис, фамилии которого мы не знали. А теперь, как выяснилось, никто даже не слышал о местечке, где он живет.
Мари-Кристин сказала:
– Надо подумать, что нам делать дальше. Мы должны поспрашивать у всех, кто здесь живет. Кто-нибудь обязательно слышал об этом месте.
После обеда, решив немного прогуляться, мы пересекли болото и направились к Танцующим девам.
Мари-Кристин была права – болота действительно внушали страх. Мы остановились перед странными камнями. Они были размером в человеческий рост, и, если подойти к ним поближе, можно было представить, как они вдруг оживают.
Мари-Кристин, по-видимому, испытывала такое же чувство.
– Я уверена, они бы смогли нам сказать, где находится Менингарт, – заметила она.
Мы засмеялись и, попрощавшись с камнями, пустились в обратный путь.
– Ну, что поделаешь, – сказала Мари-Кристин, – нельзя же рассчитывать, что так все сразу и получится.
На утро, когда мы встретились с женой хозяина гостиницы, нам повезло больше.
Она приветливо поздоровалась с нами, когда мы спустились вниз. Изумительный запах кофе и жареной ветчины заполнял все помещение столовой.
– Доброго вам утречка, – сказала она. – Вы будете мисс Тримастон и вы обе – приятельницы сестер Тригорен. Мы очень рады, что вы приехали в «Танцующие Девы».
– Мы познакомились с обеими мисс Тригорен в поезде. Они были очень добры к нам.
– Они очень милые дамы. По утрам я готовлю завтрак сама. Что бы вы хотели?