Текст книги "Волк. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Виктория Гетто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

  – Атти! Не смей!!!

  Истошный крик женщины, которая только что отреклась от меня. И что? И тут меня крепко обнимают, оттаскивают от зубцов на середину площадки, затем к ней присоединяются ещё две руки, только моложе, но тщетно – сейчас меня невозможно сдвинуть. Доса Аруанн рыдает:

  – Не надо, Атти! Не надо! Прости меня, прости! Я ведь только сейчас поняла...

  Умолкает, и понятно почему – вместе с ней та самая красивая девчонка из сервов, которую я назначил личной служанкой... Женщины... А ведь я даже не знаю её имени... До сих пор. В её глазах тоже страшный испуг, лицо перепугано до последней меры, и девушку трясёт. А доса Аруанн бьётся у меня на груди, колотя в неё кулачками и непрерывно повторяя:

  – Атти! Не надо! Прости меня, глупую, сынок! Прости!!! Я не хотела, не думала...

  – Не надо...

  Отступаю в сторону, привычным движением старого рукопашника выскальзывая из четырёх рук. Смотрю в сторону служанки:

  – Твоё имя?

  – Эрайя, сьере...

  – Иди к себе. И ложись спать. Не подобает тебе видеть такое. И не бойся. Всё будет хорошо.

  Девушка беспомощно смотрит на бьющуюся в истерике Аруанн, и отрицательно мотает головой:

  – Я не могу...

  Подхватываю женщину на руки, поскольку веса в той... Что в пушинке. Психоматрица работает исправно, и за две недели мои мышцы значительно окрепли по сравнению с первоначальным.

  – Иди вперёд...

  Мы спускаемся по лестнице в комнату досы Аруанн, и я опускаю её затихшее тело на широкую лавку. Дальше разберутся сами. Женщина тянет руки ко мне:

  – Атти, не уходи! Атти!!!

  Снова истошная, режущая мне сердце мольба, и я сдаюсь:

  – Утром принеси мне завтрак в покои, Эрайя.

  Та послушно кивает, и я выхожу из комнаты. Наверх? Наверное...

  Глава 8.

  ...Я так и не смог уснуть. Ни на секунду. Просто тупо смотрел в полусгнившие доски потолка и лежал, ощущая пустоту внутри. Мне плохо. Очень и очень плохо от слов досы Аруанн, которую я помимо воли начать ощущать своей матерью. Тут и память тела того, Атти-бионосителя, и уже приобретённое мной, Максимом Кузнецовым чувство к её бесконечной доброте, терпимости и любви. И теперь мне предстоит сделать выбор. Уйти? Легко. Я не пропаду. Вряд ли кто здесь сравнится со мной. Конечно, жаль будет всё бросить, ведь первые шаги к новому будущему уже сделаны, но с другой стороны, я ещё не увяз слишком глубоко, и у меня за душой много всего интересного... Неожиданно замечаю, что в бойнице брезжит рассвет. Ночь заканчивается? Тем лучше. Поднимаюсь, набрасываю на себя одежду и выхожу из комнаты. Первый сюрприз – поперёк порога на рядне спит Эрайя, прикрывшись какой то тряпкой. Хм... Это её личная инициатива, или приказ? Назвать её матерью мне уже снова тяжело... Всё-равно. Бесшумно перешагиваю через свёрнутое калачиком тело, потом останавливаюсь – девчонке холодно. Тут и гадать не надо. Опять возвращаюсь назад к себе, сдёргиваю с кровати полость, выхожу и накрываю её. Очень аккуратно, бесшумно, чтобы не спугнуть. И, тем более, не разбудить. Эрайая не просыпается. Только выражение лица изменяется на более спокойное. Довольно сопит, чуть распрямляется. Я же бесшумно, поскольку уже достаточно запомнил все издающие звуки места, спускаюсь вниз и выхожу во двор. Первая неожиданность – Кер. Потягиваясь, спешит в конюшню, проведать лошадок. При виде меня кланяется, я прикладываю палец к губам – не шуми, парень. Народ ещё спит. Он понимает, так же молча продолжает свой путь, а я направляюсь к кузнице. Туда вчера, так прекрасно начавшимся днём, и так ужасно закончившимся вечером сложили привезённые мной металлы. Надо чем нибудь заняться, иначе я просто сойду с ума. Зажигаю факел, в его колеблющемся свете нахожу лист меди. Самой тонкой, которую я только смог выискать в Сале. И он, конечно, толстоват, да ещё неровный, вдобавок, потому что ручная ковка. Слиток плющили большим молотом, и его следы по всей поверхности. Прокатки тут точно не знают. Ладно. Управимся. Теперь мне надо деревянную киянку, а так же ровный штырь. Лучше бы не очень толстый. Выхожу вновь на улицу и задумчиво рассматриваю двор. И вдруг вспоминаю – тот прут, из которого я делал первый рычаг к арбалету! Торопливо извлекаю его из воза, заодно делая пометку, что надо бы прописать внушение Хуму, который оставил валяться под соломой драгоценный металл. Киянка имеется. Большой деревянный молоток, которым бьют скотину перед забоем, чтобы оглушить. Достаточно твёрдое дерево. Расстилаю лист на твёрдой земле кузницу, ставлю на край прут и бью по нему деревом. Тупой глухой звук. Лист чуть проминается. Наношу удар за ударом, вроде пока хватит. Трубка нужна длинная, и лист соответствующий, почти полтора метра длиной. Самое оно. А моя основа всего то сантиметров шестьдесят длиной, так что передвигаю прут и опять начинается сначала. И опять, и опять... Становится жарко, я сбрасываю рубашку, поскольку куртка давно висит на вбитом в стену деревянном колышке. Всё охаживаю и охаживаю прут, забыв обо всём. Со всей своей злостью, со всем тем, что вчера осело в моей душе. Уф! Кажется, первый прогон готов! Сажусь прямо на землю, рядом с листом, приобретшим форму угла. Не слишком острого, но нормального. Достаточного, чтобы работать дальше. Хочется пить, и когда открывается дверь и в светлом пятне, возникшем на полу, появляется чей то силуэт, я, не глядя, бросаю:

  – Принеси мне воды. Холодной...

  Человек исчезает, а я переношу заготовку на стол, вколачиваю несколько клиньев в дырки, упираю в них лист. Вот теперь то начнётся тонкая работа. Не спеша, постепенно... По сантиметру огибаю край листа вокруг прута. Всё больше и больше. Медленно, но уверенно. Киянка уже начинает щепиться, но на одну трубку её хватит. Переворачиваю, и вот он, первый дециметр стык в стык будущего змеевика! Тюк. Тюк. Тюк. Трубка растёт и растёт. Неровная, грубая, но в этих условиях лучше мне не сделать... Приседаю, проверяя шов, и тут передо мной возникает кружка с водой. Залпом выпиваю ледяную, даже переносицу чуть заломило, воду, машинально благодарю, и только тут замечаю, кто принёс мне напиться. Доса Аруанн? Она стоит передо мной, дрожа и прижимая руки к груди.

  – Больше ты не станешь называть меня мамой, Атти?

  – Я лишь наполовину Атти. Остальное – слуга Нижайшего. Так, кажется, доса, вы назвали меня вчера?

  Намеренно приношу ей такую же боль, как вчера сделали мне. Это словно плевок, словно удар. И женщина это понимает. Её глаза тухнут, а руки бессильно падают вдоль тела. Ставлю кружку на стол, киваю ей:

  – Заберите, доса Аруанн. И впредь не стоит проявлять доброту к проклятой душе. Оставьте меня. Не мешайте творить чёрное колдовство.

  Она отшатывается, потом всё же тихо спрашивает:

  – Ты... Не голоден?.. Завтрак давно готов, а Эрайя уже приросла к месту, ожидая своего хозяина в его покоях...

  – Это покои вашего сына. Я же – слуга Нижайшего. Уйдите.

  Сгорбившись, шаркающей походкой женщина уходит, мгновенно постарев на добрый десяток лет. Я выхожу следом. И жаркое солнце почти мгновенно высушивает облитые потом плечи, снова иду на склад, нахожу там уксус, густой, ещё неразбавленный, забираю олово, потом из куска пакли делаю кисть. Возвращаюсь в кузницу, где забираю полуфабрикат и несу его на кухню. Там жарко пылает очаг, и, побросав олово в глиняную миску, я ставлю её на угли. Повариха со страхом смотрит в мою сторону, и я поясняю:

  – В кузнице горн сломан. А мне огонь нужен...

  Медленно травлю медь уксусом, заливаю расплавленным оловом стык. Работа кропотливая, но необходимая. Наконец, спустя час, она закончена. Полутораметровая грубая трубка, но для моих целей сойдёт. Но зато у меня зверский аппетит.

  – Урия, дай мне хлеба.

  Дебелая женщина вздрагивает, потом торопливо сдёргивает со стоящей в углу широкой лавки чистую тряпицу со следами муки, и я вижу горку караваев. Беру первый попавшийся, отламываю горбушку, потом нахожу взглядом солонку и густо посыпаю хлеб сероватыми крупными кристаллами. Черпаю деревянным ковшиком воду из ведра, быстро жую, запиваю. Потом возвращаюсь в лежащей у очага трубке, из кусочка тряпки делаю затычку, вставляю в один конец. При помощи пера осторожно наполняю результат своих трудов водой, переворачиваю стыком вниз и жду, заткнув второй конец пальцем. Пять минут. Десять. Отлично! Ни капли не просачивается! Получилось! Выливаю воду прямо на пол, выхватываю тряпкой горячую, раскалённую миску, ставлю на каменный пол. Надо подождать, пока олово остынет. Тем временем беру один из ножей и быстро вырезаю две пробки из подвернувшейся, подходящей по толщине ветки, выбранной в горе хвороста. Теперь нужно насыпать внутрь песка и очень аккуратно, чтобы шов не разошёлся, скрутить змеевик... Буквально по миллиметру будущая деталь самогонного аппарата приобретает нужную форму. И уже вечером, когда в небе загораются первые звёзды, я выхожу из кузницы с готовой спиралью в руке. Есть! Я смог! Невольно вскидываю вверх руку со змеевиком и только тут обращаю внимание на то, что работа на кухне уже кипит. Носится народ с вёдрами вина, непрерывно таскают дрова, чад и пар валит изо всех окошек и раскрытых на продув дверей. На меня смотрят со страхом, если не сказать, просто с животным ужасом...

  – Ты закончил?

  Доса Аруанн возникает передо мной, словно из-под земли.

  – Да, доса.

  – Следуй за мной.

  Разворачивается, начинает идти к башне. Ляпнуть прямо здесь?

  – Через три дня я оставлю ваш замок навсегда, доса Аруанн. Просто у меня нет желания быть лгуном и обманщиком в глазах сьере Ушура.

  – Иди за мной!

  Она не выдерживает и срывается на крик, но я возвращаюсь в кузницу. Мне надо передохнуть. Всё-таки работа тяжёлая. Да и есть охота до жути...

   Дверь в кузню открывается, и на пороге появляется Эрайя, теребит свой фартук:

  – Сьере, ваша матушка велит вам немедленно прийти к ней.

  – Скажи досе Аруанн, что я занят. И у меня нет ни малейшего желания выслушивать разные глупости. Между нами всё решено вчера. И я не желаю продолжения. Лучше принеси мне поесть чего-нибудь...

  – Ужин накрыт в её комнате. Ваша матушка хочет отужинать вместе со своим сыном.

  – У меня такого желания нет. Увидимся завтра.

  Поднимаюсь с древней лавки, набрасываю на плечи куртку, нож у меня есть. А что надо ещё? Лично мне хватит. Отстранив плечом девчонку, выхожу наружу, направляясь к воротам Парда. Иду спокойно, словно так и нужно, и лишь когда оказываюсь в проёме, припускаю во всех ног. Спасибо тебе, Атти, за молодое тело!.. Вбегаю в лес, почти не запыхавшись. Вот я и дома! Для меня это и пища, и кров, и убежище. Километр за километром отмахиваю по густым дебрям. Вроде бы достаточно. Надо ночевать. Нахожу, пока совсем не стемнело, нечто похожее на тополь, трогаю рукой. Ну, пусть не он, но тоже из породы тёплых деревьев. Взбираюсь наверх, подгибаю несколько веток, изображая гнездо. Теперь можно и уснуть. И проваливаюсь в сон. Глубокий, спокойный. Лес всегда успокаивал и излечивал любого русича. И сейчас происходит то же самое. Моя душа очищается, вся обида уходит неведомо куда, мне даже стыдно за свою глупую жестокость., и я понимаю, что поступаю неправильно... Просыпаюсь утром от первых лучей поднимающегося солнца. Внизу сплошное марево предрассветного тумана. А так же полное ощущение того, что я не один. Рядом кто-то есть. Втягиваю воздух – точно! Запах знаком до боли...

  – Доса Аруанн? Что вам нужно от слуги Нижайшего? И как вы нашли меня?

  Она стоит под моим деревом, не говоря ни слова. Но ей страшно. И тут до меня доходит, что она пробыла тут с самой ночи. Что же я делаю то?! Сколько можно измываться над несчастной женщиной?! Подонок! Не раздумывая, прыгаю вниз, приземлившись прямо на полусогнутые ноги. Выпрямляюсь. И получаю пощёчину. Хлёсткую. Злую. Терплю. Мало ещё получил. Ещё одна. Ещё. А потом меня, как в первый раз, прижимают к мягкой груди, усаживают на мокрую траву, и женщина, всхлипывая, бормочет:

  – Какой же ты... Злой... Неужели не можешь понять, какого это для матери потерять ребёнка? Лишиться всего? С чего ты решил, что являешься слугой Нижайшего? Если все твои дела несут лишь добро? Даже мой прежний Атти относился ко мне хуже, чем ты! И вдруг так... Прости меня, глупую женщину! Я сказала, не подумав, что и тебе больно слышать мои слова, прости, Атти...

  – Мама...

  Оно рвётся наружу, то самое чувство, исподволь зревшее эти два проклятых дня, и я ничего не могу с собой поделать. Стыдно? Тридцатидвухлетний майор может, и удержался бы. Но сейчас это тело четырнадцатилетнего подростка, и все эмоции и чувства обострены до предела, как всё в этом возрасте... И я тоже плачу вместе с ней, а мама прижимает мою непутёвую голову к своей груди, гладит её, ерошит короткие волосы...

  – Идём домой, Атти, сынок...

  – Да, мама...

  Мы поднимаемся. Но одна мысль беспокоит меня всё же:

  – Как ты меня нашла? Скажи?

  Женщина показывает на своё сердце:

  – Им, сынок. Им.

  Сердце матери... Сколько легенд, сколько историй, и вот я сам встречаюсь с подобным... Воистину, чудеса в нашем мире никогда не заканчиваются... И мы идём обратно, в Парда... Вместе, бок о бок... И все недомолвки, обиды и огорчения тают под нашими шагами. Перед входом в Парда мама вдруг тянет меня за рукав и тихо шепчет:

  – А ты расскажешь мне когда-нибудь о своём мире, Атти?

  Я наклоняюсь к её ушку и так же шёпотом отвечаю:

  – Думаю, ты сможешь его увидеть своими глазами...

  Недоверие, удивление, и – счастье. Лучшая награда и прощение для меня... Потом мы едим. Я набиваю своё брюшко. И так, кроме корки хлеба во рту двое суток ничего не было. Мама сидит рядом и смотрит на меня со счастливой улыбкой. Появляется Эрайя, и я машу рукой, подзывая её:

  – Приведи ко мне Вольху.

  Девушка исчезает, а Аруанн спрашивает:

  – Будешь продолжать своё дело?

  – Я же дал слово?

  Отвечаю вопросом на вопрос, и она вздыхает:

  – Хоть бы у тебя всё получилось...

  – Получится, ма! Не сомневайся!

  Парень вламывается в комнату, потом спохватывается, отвешивает поклон, замирает в ожидании:

  – Там у реки есть глина. Посмотри, можно ли из неё сделать печь?

  Против ожидания тот не уходит:

  – Чего?

  – Уже проверил, сьере. Нормальная, жирная порода. Можно использовать для очага, как на кухне. Похоже, что её и брали для постройки.

  – Тем лучше. Ты ел?

  – Нет ещё...

  Удивление. С чего бы вдруг сеньор так заботлив?

  – Сходи на кухню, пусть тебя накормят – сегодня нам предстоит много потрудиться. И найди сразу Юма и Дожа. Пусть тоже поедят, поскольку они оба будут нужны. Так и передай.

  Теперь то серв уходит, поклонившись, как положено, а я быстро всё доедаю, с сожалением думаю, что неплохо бы полежать полчасика, но вижу красные от недосыпа глаза мамы и всё желание мгновенно испаряется. Поднимаюсь, тяну маму за руку:

  – Идём.

  – Куда?

  – Тебе нужно лечь отдохнуть. Я то прекрасно выспался. А ты уже вторые сутки на ногах. Так нельзя.

  – Но...

  – Всё будет нормально. Не волнуйся...

  Подвожу её к своей кровати – пусть Юм первым делом сделает ей койку. Прямо сейчас дам задание. А пока усаживаю женщину на спальное место, заставляю лечь, сам разуваю её усталые ноги, проклятые идиотские башмаки! Накрываю меховой полостью, уже явившейся на своё место после просушки.

  – Эрайя!

  Та появляется тут же. Уже привычно прячет руки под фартуком.

  – Приберёшься со стола – присмотри за мамой. Пусть она спокойно отдыхает. Ни шагу от неё. Ясно?

  – Да, сьере.

  Киваю маме на прощание и отправляюсь во двор. Народа там немного, и все при деле. Ночники, как теперь называют мою самогонную бригаду, отдыхают. Остальные заняты. Женщины занимаются птицей, обеих мальчишек вижу на лугу – пасут овец. Работа им по силам. Слышу негромкое мычание из конюшни – Кер. Навстречу попадается призёмистый Хум. На ловца и зверь бежит!

  – Дед!

  Тот останавливается, бросает дрова, которые нёс, под ноги, затем кланяется:

  – Звали, сьере?

  – На дворе ты за старшего. Доса Аруанн отдыхает.

  Мужчина осуждающе смотрит на меня, потом бурчит:

  – Зря вы так с матушкой. Сердце у неё золотое... А вы...

  – Ладно, дедуля. Хватит. Это наше семейное дело, и не стоит слугам лезть туда, куда не следует. Лучше займись людьми – пусть все работают, кроме тех, что я забираю. И настраивайся на новую поездку. Забыл тебя спросить – дочка то как в городе?

  Тот расцветает улыбкой:

  – Довольна, сьере! Хозяин добрый, сильно работать не заставляет, всегда сыта...

  – И ладно. Если что – можешь её забрать сюда. Сам видишь, многое меняется...

  Тот согласно кивает, а я вижу появляющиеся из кухни фигуры парней и закругляю разговор:

  – В общем – распоряжайся. Если не будут слушать – скажешь мне.

  – А вы куда, сьере Атти?

  – К реке. Будем копать глину, и ставить печь для вина.

  – Это как это?

  Дед чешет в затылке, я улыбаюсь в ответ:

  – Увидишь...

  Ребята подходят, кланяются, и сразу беру быка за рога:

  – Юм, тебе, первым делом, надо сладить кровать для досы Аруанн. Стыдно, но у неё даже лежанки нет. Ничего замудрёного или вычурного. Обычный лежак.

  – На раме?

  Мгновенно соображаю, что речь идёт о плетённой из ремней сетке на деревянной основе, и согласно киваю. Плотник чешет в затылке.

  – А ремни?

  – Сейчас пошлю кого-нибудь в деревню, пусть купят шкуру быка.

  Мужчина прямо просиял:

  – Самый лучший материал! Сделаю, сьере!

  – Вот и приступай.

  Кивком отпускаю его, тот сразу топает к кузнице, где хранится весь инструмент. Я перевожу взгляд на обоих оставшихся:

  – Так, ребятушки. За мной двигаем. Займёмся, наконец, серьёзным делом...

  Отходим в тенёк, отбрасываемый стеной, и, разгладив землю ногой, беру прутик и изображаю то, что хочу получить. Топка, в которую вмурован котёл для браги. Наверху – крышка, из которой выходит змеевик, прячущийся в корыте с водой, которая подводится сверху. Закончив, довольно выдыхаю:

  – Понятно?

  И... Оба отрицательно мотают головами. Начинаю разъяснять. И то один, то другой в один голос утверждают, что это невозможно. А мне плевать! Невозможно? Пусть делают так, как надо. Я вам что? Лишь общую схему начертил! Чтобы стало ясно, что надо делать. А ваше дело – исполнить!.. Общими усилиями приходим к единому знаменателю. Затем выбираем место, чтобы не мешало, не очень отсвечивало посторонним, ну, со временем сарай поставим, а то и каменный соорудим. Зимы то тут суровые, помню задней памятью... Затем шлёпаем на реку, нагрузив воз корзинами. Там дружно копаем уже насаженными вчера на рукоятки лопатами. Перемазавшись, я с сожалением думаю о предстоящей постирушке и жалею, что не переоделся в рабочее, грузим глину на воз, везём в Парда. По пути смеёмся, перешучиваемся, и мне это нравится. Сервы не переступают грань, но ведут себя более раскованно и уверенно. Вот что значит просто объяснить, что и для чего. Потом замачиваем глину в специальном ящике, сделанном из четырёх брёвен, пусть набухает. И идём обедать, предварительно ополоснувшись у колодца. Вода ледяная, но приятно смыть грязь и пот с тела. Бросаю свою одежду кому то из новеньких:

  – Постирай!

  – Да, сьере.

  Потупленные глазки, приятные манеры... Твою ж мать! Обознался! Это Ирая! Взгляд на Дожа – тот спокоен. Прекрасно понял, что это случайность.

  – Потом отдашь Эрайе, пусть высушит!

  Ну, совсем другое дело – парень расцвёл... После обеда катим за булыжниками. Благо их полно, целые кучи по краям полей, выбранные из почвы. Набираем столько, сколько могут увезти наши битюги. Привозим в замок, выгружаем. Остался песок. Ну, это вовсе не проблема! Его то навалом... Привозим полный воз, сдаём лошадей и транспортное средство Керу, ревниво проверяющему битюгов на предмет повреждений и поломок, и нас зовут на ужин. Время пролетело незаметно. Ну, это всегда так. Когда работаешь, оно идёт незаметно, и всегда в недостатке. Впрочем, перед отправкой на отдых Вольха быстро делает три шарика из глины и песка, мешая их в разной пропорции. Потом кладёт на обломок жерди, удовлетворённо вздыхает – завтра будем смотреть, какой остался цел. Царапает возле каждой из проб понятные только ему значки, теперь можно идти. Только подходим к кухне, как навстречу мне вылетает Хум:

  – Сьере Атти! Всё нормально. Все работали. Ничего не случилось. Как обычно.

  – Досе Аруанн расскажешь. Ясно? Мне пока рано. Ещё два года, всё-таки.

  – Угу, понял, сьере Атти.

  Убегает. Мы вваливаемся в заполненную людьми кухню, благо время ужина, и вдруг воцаряется тишина, хотя только что все разговаривали, перешучивались, смеялись...

  – Эй, Урия! Давай нам поесть! Голодные – страсть!

  Кричит во всю богатырскую стать Дож. Повариха появляется, на лице сердитое выражение:

  – Чего орёшь? Голодным не останешься!

  И переключается на меня:

  – А вам не стыдно, сьере Атти?! Я вчера готовила-готовила – а вы корочку хлеба съели за весь день, да ещё и лес ушли – ужин пропал! Доса Аруанн ни крошечки в рот не взяла! На обеде с сервами вместе кашу ели, а я опять готовила– готовила, и всё зря! Сейчас ужин мастерила половину дня, отнесли его в ваши покои! Доса Аруанн уже трижды спрашивала, когда вы явитесь! А вы опять на кухню?! Ничего вам не дам! Идите, с матушкой у себя обедайте!

  Топает ногой, и, обращаясь к моим парням, буквально рычит:

  – Миски берите! Олухи!..

  Парни виновато смотрят на меня, а Дож шепчет громоподобным шёпотом, от которого дрожит посуда на столах:

  – Урия такая! Как сказала, так и сделает!

   Я смеюсь, беззаботно и счастливо, потом говорю в спину:

  – Простите, тётушка! Больше такого не повторится, обещаю!

  И тут меня тянут за рукав, оборачиваюсь – Эрайя.

  Потупив глазки и, как обычно, спрятав руки под фартук, лепечет:

  – Сьере... Атти... Вас матушка к себе зовёт...

  – Иду.

  И тут вваливается довольный Юм.

  – О! Вовремя! Сделал заказ?

  Тот удовлетворённо кивает и выдаёт:

  – Не у каждого графа такая есть, сьере Атти!

  Я киваю ему в ответ:

  – Если понравится – скажу спасибо!

  Все охают – опять неслыханная доселе вещь! А я шутливо разворачиваю девушку за хрупкие на удивление плечики:

  – Веди, Сусанин...

  – Сусаноо? А это кто?

  Смеюсь – у меня сейчас удивительно хорошее и доброе настроение:

  – А это проводник, который взялся провести купцов короткой дорогой, да заблудился.

  Она оборачивается, едва не падает, споткнувшись. Едва успеваю поймать девушку за руку. Девочка тихо благодарит, потом опять спрашивает:

  – Но ведь заблудиться каждый может...

  – Может. Но не в таком случае.

  – В каком?

  – До соседнего двора в родной деревне провожал...

  Оба смеёмся, и когда поднимаемся по лестнице, я вижу, как у Эрайи время от времени вздрагивают плечи от сдерживаемого смеха. Интересно, а тут анекдоты в ходу?..

  Глава 9.

  ...Печку, точнее, самогонный аппарат сложили за три дня. Потом неделю сушили, прикрыв соломой, чтобы спрятать глину от солнечных лучей. С Вольхой я намучался – уж больно тот хотел соорудить привычную ему печку. А она тут как раз и не нужна! Вмуровали котёл, привезённый из Саля, сверху – крышку конусом, со вставленной неё спиралью из меди, проходящую через деревянное корыто с ледяной водой. Промазали всё той же глиной, готово! Можно запускать вроде. Ан, нет. Надо высушить сперва, потом прожечь-протопить, и лишь тогда потихоньку запускать. Так что две недели потеряно на подготовку. Зато за третью перегнали половину большой бочки сразу! И заказ сьере Ушура закончили раньше срока. Купец, кстати, не выдержал, сам явился за товаром. Ну, не сам, а прислал своего слугу, того самого парня, что проверял первую партию самогона в трактире, Гур. Человек с ледяными глазами профессионального убийцы. Может, и так. Мы проверяем партию товара вместе, сервы с бодрыми криками закатывают тару на воз, жалобно скрипящий под весом почти тонны спирта, а доверенный шарит по двору своими глазами, выискивая неизвестное и непонятное. Ну-ну... Агрегат давно в сарай упрятан. Его и не найдёшь, если не знаешь что искать, и зачем...

  Гур рассчитывается. Всё честно. Без обмана. Потом спрашивает:

  – Сьере Ушур говорил, что вас, сьере, могут интересовать некоторые товары...

  – Совершенно верно...

  Список уже заготовлен заранее. Мы с досой Аруанн просидели над ним не один вечер, и я вручаю свёрнутую в трубку белую кору, на которой выцарапано всё, что нам необходимо в ближайшее время. Доверенное лицо пробегает каракули матушки глазами, спокойно кивает:

  – Практически всё у нас есть на складах...

  Берёт стальную иглу, вставленную в деревянную ручку, и тут же проставляет цены, суммирует, и называет результат. Однако... Приятная неожиданность! Я экономлю почти двадцать процентов от городских цен.

  – А что насчёт людей?

  Гур словно каменеет:

  – Сьере Ушур не занимается работорговлей...

  Это выглядит, словно плевок, и я начинаю закипать со свойственной юности горячностью, но тут же беру себя в руки:

  – Поскольку скоро обед, я бы хотел вас пригласить поесть с людьми, поговорить с ними. И лишь потом делать выводы. Но сразу предупреждаю – будете спрашивать о рецептуре сгущёного вина, наживёте неприятностей. Об остальном – без ограничений.

  Парень колеблется, потом вновь каменеет:

  – Нет. Лучше я поеду.

   Тут появляется Хум, своей степенной походкой подходит к нам, кланяется, как положено, потом спрашивает:

  – Сьере Атти, а новые лемеха заказали? А то уж больно быстро у нас плуги садятся. Лошадок жалко. Кер прямо плачет.

  – Заказал, дедушка. Заказал. Через месяц привезут.

  Хум довольно кивает, а из дверей кухни высовывается Урия и громогласно, через весь двор кричит:

  – Сьере Атти! А ваш гость останется обедать? Я для народа пирогов напекла с мясом и ягодами! Тут ребятишки вчера набрали, пока овечек пасли...

  Гур начинает мрачнеть, и в этот момент, как будто в довершение появляется моя спецкоманда – Юм, Вольха, и Дож. Все в переляпанной глиной одежде, возбуждённые, с чертежом пресса для изготовления кирпича и черепицы. Парни галдят, тычут пальцами в бересту, спорят со мной. Я им объясняю и краем глаза вижу немного обалдевшее лицо купеческого приказчика. Как же так? Крепостные спорят с хозяином? Нет, говорят, конечно, с почтением, но не стесняются отстаивать свою точку зрения: Тут спохватывается Юм:

  – Сьере Атти, а пилы привезут? Моя совсем села, надо бы новую. Да и мельнице вы говорили...

  – А мне тоже инструмент нужен! Ту штуковину, что вы соорудили – просто чудо!

  Тут же подваливают мужики, которые реставрируют кузню:

  – Сьере Атти, меха закончили! Надо пробовать!

  – После обеда, ребята,

  – Как скажете!

  Словом, обычная картина, которую перекрывает крик Урии:

  – Сьере Атти, так гость кушать будет? На него порцию откладывать?

  Гур ошарашенно мотает в знак отрицания подбородком, повариха скрывается в кухне, чтобы спустя пару минут появится перед нами с завёрнутыми в чистое рядно ароматными свежими пирогами:

  – Возьми на дорогу, мил человек! Отведай на здоровье!

  Народ тянет носом, потом все дружно восклицают:

  – Пироги! Урия нас побаловать хочет!

  Откуда не возьмись, появляются женщины, умильно вьются возле мужчин и меня, даже строят глазки. Я нахмуриваю брови, все смеются. Гур машинально берёт пироги, кладёт их под сиденье своего воза, и я задаю вопрос:

  – Так что насчёт моего заказа?

  Тот сразу собирается:

  – В следующий приезд всё будет.

  – Остальное деньгами.

  – Как пожелаете, сьере...

  Он уезжает в обалдении, а я смеюсь про себя – погоди, вот ты пироги попробуешь...

  Время обеда, все удаляются на кухню, а я поднимаюсь наверх, где меня ждёт доса Аруанн. Стол уже накрыт, и матушка хлопочет возле меня. Торжественно выкладываю двадцать фиори на стол:

  – Как тебе?

  Она пересчитывает новенькие золотые, улыбается:

  – Даже не верится! В лучшие времена Парда приносила десять бари в год. А тут – за месяц двадцать золотых... Чудеса...

  – Список я отдал. Ну, тот, где мы думали, что нам купить надо. В общем, даже дешевле получается, чем я думал.

  – Ой, как хорошо...

  – Только вот с людьми плохо. Надо самому ехать. Да и заказ кузнецам сделать городским.

  – Может, Хума пошлёшь?

  Действительно, мужик справный, да и дочку повидает...

  – Верно. У меня и тут работы навалом...

  Стоит середина лета, и работы в поле и в замке выше головы... С аппетитом едим, и я говорю матушке то сокровенное, что меня гложет:

  – Я боюсь, что наши соседи могут напасть на Парду... Особенно, если узнают о наших торговых делах со сьере Ушуром...

  Доса улыбается:

  – Ближайшее время можешь не волноваться. Тебя защищает Совет Властителей. И если соседи вздумают напасть, то лишатся и своих ленов, и голов. Но вот когда тебе исполнится шестнадцать, и ты оденешь баронскую цепь...

  Женщина вздыхает.

  – Значит, у меня ещё два года?

  Мама кивает в знак согласия, а я улыбаюсь в ответ:

  – Ха, да за это время я сам наших соседей завоюю. Поверь...

  Хитро подмигиваю. И матушка оттаивает. Поскольку все недоразумения между нами улажены, и никаких тайн между нами нет, то её вера в меня крепнет с каждым днём. Раз Атти сказал, значит, так и будет. И у меня полное ощущение, что этот вот новый сын, которого она так нечаянно получила, нравится ей не меньше, чем родной. Впрочем, и разницы особой между нами нет. Тело то одно... Входит Эрайя, почтительно кланяется. Руки, как всегда, прячет под фартуком, и эта её привычка меня ужасно раздражает:

  – Сьере, доса, можно убирать?

  Киваю в знак согласия. Еда, приготовленная Урией, выше всяких похвал! Мы не бедствуем. Купцы сдержали своё слово, и наши подвалы полны зерном, мукой, маслом. А ледник с трудом вместил в себя туши скотины. Основная часть животных из нового стада сейчас на пастбищах, я даже нанял среди арендаторов нескольких пастухов из подростков за десяток диби на всех, ведь у меня народа практически нет, и все работают, словно пчёлки, включая меня. Ведь столько лет в Парда не было знающего кузнеца, и дел накопилось видимо-невидимо. Так что с утра до вечера я в кузне, машу молотком и кувалдой, чувствуя, как наливаюсь силой не по дням, а по часам. Это лучше любой зарядки! Зимой стану на лыжи. И на холодное время года у меня планы по началу производства валяной обуви, тканей, ну и кое-чего ещё. Правда, до этого нужно привести хотя бы немного замок в порядок – починить дырявые крыши, залатать дыры в стенах, поставить новые, добротные двери, перестелить полы, и, по возможности, сделать их двойными, с утеплением. Поэтому я сейчас ломаю голову над циркулярными пилами. Привод будет прутковый. Как в древних токарных станках. Тугая ветвь и рычаг. Мастер наступает на доску, та тянет вниз жердь. Потом доску отпускают, ветка разгибается, и вращает вал. Можно конечно, поставить маховик, но это будет очень неудобно, потому что мельницы у нас пока нет, и соответственно, привода тоже. Со временем. Спешить мне некуда...