Текст книги "Тайная история драгоценных камней"

Автор книги: Виктория Финли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Украшение короны

Два дня спустя я оказалась в Египетском музее в Каире. Внутри, как всегда, царил ужасный беспорядок. Кругом теснились витрины и ящики, словно все экспонаты только что откуда-то привезли или, наоборот, запаковали, чтобы куда-то отвезти. Я нашла изумрудные шахты Клеопатры, узнала их легенды и даже обнаружила парочку отбракованных кристаллов, но так и не увидела пока тех прекрасных зеленых камней, ради которых безымянные рабы или узники столько лет потели под землей. Я надеялась увидеть в музее кольца с изумрудами, такие крошечные, что они годятся только детям или взрослым на мизинец, поскольку, судя по картинам и статуям, именно так их и носили, но, несмотря на то что Египет славился добычей изумрудов, в музее я их не нашла. Возможно, сон Проперция о треснувшем кольце – это не только метафора проходящей страсти, но и свидетельство того, что римляне имели привычку сжигать кольца вместе с их владельцами, поэтому их почти не осталось.

Смотрители объявили, что музей закрывается, и я уже совсем было собралась уходить, как вдруг в самом последнем зале, куда редко заглядывают посетители, увидела в витрине две короны, в каких обычно изображают королей в детских книжках, с явными отметинами в тех местах, где серебряные зубцы прибивали к ободу. Эти короны обнаружили в Нубии, в датированных V веком могилах короля и королевы. Об этих властителях совсем ничего не известно: ни имен, ни дат жизни, ни чем они знамениты, мы даже не можем расшифровать надписи на надгробиях. Сохранились только кости и кое-что из утвари, помещенной в могилу, и еще эти короны, которые, когда могилы вскрыли в 1930-х, все еще были надеты на головы покойных, демонстрируя, что они собираются править и на том свете тоже. Серебряные короны украшены драгоценными камнями, по большей части красным сердоликом, но в центре, словно символ власти двух забытых правителей, горят два изумруда. Это большие камни размером с перепелиное яйцо, естественной шестиугольной формы, намного темнее, чем современные колумбийские изумруды. Они потускнели и уже не производят должного впечатления, но сам факт, что камни разместили в центре корон, позволяет предположить, что, по крайней мере в рамках данной культуры, изумруды считались самыми ценными камнями в мире.

Но, увы, время египетских изумрудов прошло точно так же, как канули в Лету короли Нубии, Птолемеи, римские императоры и многие другие правители. Добыча изумрудов продолжалась вплоть до XVI века, но потом шахты закрылись навечно, если не считать экспериментов паши в 1810-х годах и пары неудачных попыток реанимировать прииски в начале XX века, после экспедиции Макалистера. И дело тут не только в том, что египетские шахты полностью выработали весь свой ресурс. Самая важная причина заключается в том, что в начале XVI столетия было обнаружено куда более богатое месторождение, чем все, доселе известные Старому Свету.

Сокровища Колумбии

Когда испанские поселенцы в начале XVI века впервые высадились на берегах Америки, они сжимали в руках ружья и держали в памяти все истории, которые слышали об этой земле. Ружья превосходили все оружие, которое имелось в распоряжении местных жителей, а истории – о горах золота и самоцветов – собственно и привели сюда конкистадоров, как и слепая вера, что драгоценности могут сделать их счастливыми. Когда после открытия Колумбом в 1492 году Нового Света испанская колониальная машина впервые пришла в движение, трудно было убедить людей сняться с насиженных мест и отправиться в неведомые и опасные края. Но как только поползли слухи о сокровищах и несметных богатствах Нового Света, а это произошло после публикации дневников Америго Веспуччи и других путешественников (такая вот, говоря современным языком, своеобразная рекламная кампания), добровольцы стали записываться тысячами.

Наиболее известен миф о городе, построенном целиком из золота, который вошел в историю под названием Эльдорадо. Но существовала и еще одна история, подогревавшая жадность первых конкистадоров, – легенда об огромном изумруде. Впервые ее записал человек, именовавший себя Инка Гарсиласо: его отец был капитаном испанского судна, прибывшего в Перу в 1530-х годах, а мать – индианкой из знатного рода, племянницей императора инков. Так вот, он писал, что в городе Манта на перуанском побережье «жители раньше поклонялись огромному изумруду величиной со страусиное яйцо. По праздникам его выносили из храма, чтобы показать толпе, и ради этого некоторые люди проходили несколько миль, желая увидеть святыню». Он рассказал о том, как жрецы придумали целую систему привлечения капитала: убеждали простых людей, что маленькие изумруды – дети священного камня и самая лучшая жертва – вернуть детей родителю. В результате их сокровищницы ломились от изумрудов, и хотя, когда прибыли конкистадоры, большой камень уже куда-то исчез, его драгоценные «дети» все еще томились, запертые в храмовых сундуках, и их, как писал Инка Гарсиласо, нашли Педро де Альварадо с товарищами, среди которых был и его отец, Гарсиласо де ла Вега.

Но этих сокровищ испанцам было мало, им хотелось еще, а местные не спешили делиться секретами, поскольку считали, что свет изумрудов – это воплощение Божественного начала, и хотели защитить камни от чужеземцев. Однако дыба, костер и другие методы испанской инквизиции оказались весьма убедительными, и вскоре завоеватели узнали, что месторождение находится в горах, в семидесяти пяти километрах от нынешнего города Боготы. Именно там испанцы в 1537 году открыли первую шахту в местечке Чивор, названном в честь народа чибча, который некогда владел этой землей, а теперь попал в рабство. Именно отсюда пошла легенда об Эльдорадо, основой которой стала традиция чибча: раз в год вождя на тростниковом плоту вывозили в центр озера Гуавита, где жрецы смазывали его тело жиром, а сверху посыпали золотой пудрой. Кульминацией ритуала становился момент, когда вождь нырял в священные воды и вплавь добирался до берега, а вслед ему кидали изумруды и статуэтки из чеканного золота, чтобы умилостивить водные божества.

Камней такого качества в Европе, Азии и Африке еще не видели. Большинство египетских изумрудов были светлого оттенка, в них встречалось слишком много посторонних включений, да и размер оставлял желать лучшего. Южноамериканские изумруды кардинально отличались, поскольку сформировались иначе, чем в Сикайте, миллионы лет назад, когда возникли Анды. Горячая волна поднималась наверх, проходя через слои отложений, растворяя и унося с собой элементы, из которых потом и образовались изумруды. В большинстве случаев вода, попадая на воздух, просто испарялась, но иногда она наталкивалась на непроницаемый слой черной глины, который ее задерживал. По мере того как нарастало давление, образовывались подземные источники, которые медленно остывали, а по их краям формировались кристаллы, именно поэтому колумбийские самоцветы зачастую больше своих собратьев по размеру и лучше их по качеству. Кроме того, это означает, что, если наткнешься в Андах на слой черной глины, есть шанс найти там изумруды. Собственно, тот оттенок, который называют «изумрудной зеленью», – это оттенок именно колумбийских изумрудов: яркий, сочный цвет свежей травы, цвет, который расположен в самом центре спектра. Камни с прииска в Чиворе радовали глаз, но те, что добывали в Музо, в ста пяти километрах к северу от современной Боготы, оказались еще лучше.

Рынок буквально с ума сходил по новым драгоценностям. Миссионер Джозеф д’Акоста записал в дневнике, что корабль, на котором он возвращался в Испанию в 1587 году, вез около ста килограммов изумрудов, то есть примерно полмиллиона карат. В 1622 году у берегов Флориды затонул испанский галеон «Нуэста сеньора де Атоха», а в 1985 году его нашли дайверы.

Эта находка позволяет представить масштаб торговли – вокруг корабля обнаружили шесть тысяч неогра-ненных камней и несколько готовых украшений. Один из любителей, помогавших археологам, вспоминает любопытный случай: как-то раз он работал под водой и, подняв голову, вдруг увидел целое облако зеленых камней. Их высосали специальным «пылесосом», который применяют для откачки ила с затонувших судов. «Мы все буквально купались под дождем из изумрудов, и каждый пытался поймать как можно больше». На самом деле «дождь из изумрудов» – это лишь малая толика затонувших сокровищ. Документ, обнаруженный Мелом Фишером, который нашел затонувший галеон, позволяет предположить наличие еще более ста двадцати пяти тысяч карат изумрудов, то есть примерно двадцать пять килограммов. Мало того, «Атоха» входила в состав флотилии из трех кораблей, а сколько таких галеонов курсировало в те годы через Атлантику!

Сначала изумруды надевали исключительно члены испанской монаршей фамилии, демонстрируя ново-приобретенные (вернее, новоукраденные) богатства.

В Кастилии в XVI веке носили темные платья, контрастировавшие с белым кружевом, и воротники настолько высокие, что шея оставалась полностью закрытой, видны были лишь лицо да кисти рук. Яркие драгоценности оживляли строгий наряд, и зеленые изумруды как нельзя лучше подходили на эту роль. С середины XVI столетия подобная мода воцарилась при дворах почти всех европейских монархов.

Однако, как вы понимаете, решающим фактором, определяющим ценность того или иного драгоценного камня, является не красота и даже не яркость, но его редкость. В 1150 году автор мусульманского лалида-рия Тейфаши ставил изумруды на ступеньку выше алмазов, сапфиров и рубинов, поскольку они были самыми редкими драгоценными камнями. Но когда после завоевания Америки изумруды стали привозить сундуками, на рынке произошел обвал цен. В английском лапидарии 1652 года Томас Николс рассказывает историю об испанце, который продемонстрировал итальянскому ювелиру «изумруд, прекрасный по форме и блеску». Ювелир оценил его в сто дукатов. Затем тот же испанец принес еще один камень, еще больше и чище. Ювелир оценил второй изумруд в триста дукатов. Тогда обрадованный испанец повел ювелира к себе домой и показал целую шкатулку изумрудов, однако итальянец, увидев такое изобилие, воскликнул: «Синьор! Эти будут стоить уже по лире (одна восьмая дуката) за штуку!»

Если бы «Атоха» миновала Ки-Вест, не попав в шторм, и довезла свой груз до Кадиса, то его продавали бы не только в Европе, но и в Персии и Индии, где шахи и махараджи готовы были платить большие деньги за самые прекрасные на свете изумруды. Для мусульман изумруды имели особое символическое значение. Зеленый – это цвет одеяния пророка Мухаммеда, а потому и цвет ислама. И сегодня зеленый цвет присутствует на флагах многих мусульманских государств. Таким образом, нося изумруды, ближневосточные правители демонстрировали не только несметное богатство и власть, но и то, что их защищает Аллах.

К XVII веку в Индии и на Ближнем Востоке было уже такое изобилие южноамериканских изумрудов, что когда французский ювелир Жан-Батист Тавернье в конце 1670-х годов посетил те края, он написал, что на Востоке вообще не добывают настоящих изумрудов: «Большинство ювелиров и художников, видя изумруды темно-зеленого цвета, называют их «восточными изумрудами ¹*, но это ошибка! Да, с тех пор, как открыли Америку, из Перу на Филиппины везут изумруды, которые потом переправляют в Европу, но это еще не повод именовать их восточными».

Кинжал Топкапи

Среди самых известных изумрудов исламского мира – три крупных южноамериканских камня, вставленных в рукоять кинжала. Древний кинжал Топкапи – один из ценнейших экспонатов в музее Топкапи в Стамбуле, правда, он вполне мог находиться сейчас и в Тегеране. В 1747 году султан Мехмед I отправил правителю Персии Надир-шаху, чтобы наладить отношения, целый сундук даров, в том числе и новенький кинжал, инкрустированный драгоценными камнями. Но не успело посольство добраться до Багдада, как Надир-шаха убили повстанцы, и со свойственным дипломатам прагматизмом они повернули обратно, прихватив с собой дары, включая и кинжал.

Если бы кинжал доехал до места назначения, то входил бы сейчас в состав более эффектной коллекции – я имею в виду сокровищницу иранского шаха. Официально власти республики Иран отрекались от этой богатейшей коллекции ювелирных изделий, объяснив свои действия следующим образом: «Хотя сокровищница безусловно демонстрирует культуру и цивилизацию иранской нации с ее богатым прошлым, однако она в то же время воплощает и слезы угнетенного трудового народа, которому приходилось работать в поте лица, чтобы правители могли похвастаться золотом и украшениями, и напоминает о кровавом и болезненном периоде истории, который ни при каких обстоятельствах не должен повториться».

Ныне коллекция хранится в сейфе банка Мелли в Тегеране как обеспечение финансовой системы страны, но ее можно посмотреть, правда, меры безопасности предприняты беспрецедентные. Посетители должны пройти через несколько рамок металлоискателей, прежде чем попадут в здание хранилища, где разрешено в полутьме лицезреть сокровища, в том числе из шахт в Музо и Чивора.

– Ну, ваще! – потрясенно воскликнул молодой американец передо мной. – Просто офонареть можно!

Я не могла не согласиться – этой коллекции практически нет равных ни по количеству, ни по качеству. Большинство изумрудов наверняка из старых шахт, поскольку после первых интенсивных лет добычи изумрудов в Южной Америке более ничего подобного уже просто не удалось найти. В коллекции есть короны, троны, табакерки и богато украшенные кальяны. Одна из корон, которую в свое время носил последний шах Мухаммед Реза Пехлеви, весит более двух килограммов. В ней три тысячи триста восемьдесят маленьких бриллиантов, два сапфира, триста шестьдесят восемь натуральных жемчужин, но самые внушительные драгоценности – это пять больших изумрудов общим весом в сто девяносто девять карат. Отец Мухаммеда Реза Пехлеви, в 1923 году организовавший заговор, в результате которого свергли тогдашнего шаха, хотел, чтобы эта корона напоминала короны эпохи персидских царей династии Сасанидов. Ему нужны были определенные регалии, чтобы окружающие не считали нового шаха самозванцем, и поэтому выбор пал на изумруды, которые символизировали ислам и власть древних правителей.

Один из последних экспонатов – золотой глобус, инкрустированный пятьюдесятью одной тысячей драгоценных камней, которые пылились без дела в сокровищнице, пока в 1869 году шах Насер эд-Дин не решил, что их следует куда-то пристроить. Но, видимо, мастера не слишком хорошо знали географию, поскольку очертания материков, выложенных сапфирами, рубинами и бриллиантами, оказались весьма приблизительными, хотя любого английского туриста наверняка впечатлило бы, что родная Британия, в отличие от других государств, полностью бриллиантовая. Но самое интересное – это океаны, которые сделаны целиком из изумрудов, привезенных из Южной Америки. Если бы этот глобус изготовили в другое время и другие мастера, то он стал бы очередным чудом света, а так получилось нечто уродливое, бестолковое и кричащевульгарное: обидно, учитывая, сколько в эту безвкусную вещь вложено страданий людей, причем не только в Персии, но и на другом конце земного шара – в Колумбии.

Условия работы на «старых» шахтах были настолько чудовищны, что в 1593 году глава вице-королевства Новая Гранада, включавшего в себя территории современных Колумбии, Панамы, Венесуэлы и Эквадора, даже издал беспрецедентный закон, защищающий права рабов, трудившихся в шахте. Девять лет спустя король Филипп III Испанский приказал претворить закон в жизнь, но, увы, было уже поздно: умерло слишком много местных жителей и производство постепенно сходило на нет. В 1675 году шахту в Чиворе закрыли, хотя прииск в Музо продолжал функционировать, сначала обеспечивая Испанию, а потом Францию, поскольку Наполеон хотел выстроить свою империю по образу и подобию Древнего Рима. Но в 1830-х годах положение шахт в Музо тоже пошатнулось, поскольку им пришлось конкурировать с вновь открытым месторождением изумрудов в Уральских горах в России, где некий угольщик случайно увидел что-то блестящее. Открытие это наделало тогда немало шуму, и, как и в случае с египетскими приисками, южноамериканские шахты забыли в погоне за чем-то новым.

К концу XIX века от шахты в Чиворе и следов не осталось, тем примечательнее оказалось открытие инженера Пачо Рестрепо, у которого не было никакой карты сокровищ. Он руководствовался единственной подсказкой – фразой из рукописи XVII века, найденной в доминиканском монастыре в Эквадоре в 1888 году. Там говорилось, что Чивор расположен так, что «оттуда через горный перевал видна долина реки Ориноко». Восемь лет Рестрепо лазал по горам, осматривал горные перевалы. В конце концов он на-шел-таки шахту, хотя и чисто случайно. Как-то раз в 1896 году один из его помощников заметил сурка, который шмыгнул в какую-то дырку. Парень бросился за сурком, желая его поймать, а через минуту вернулся со странным выражением лица и позвал Пачо. Преследуя шустрое животное, помощник Пачо нечаянно обнаружил туннель, прорытый когда-то рабами-индейцами. Рестрепо понял, что он нашел мифическую шахту чибча.

Шахты эти открыты и по сей день, хотя отправиться туда – полное безрассудство, если только у тебя нет особых связей. Изумрудные бароны так же влиятельны, как и кокаиновые, у них в распоряжении собственные армии, а в горах полно вооруженных контрабандистов и партизан. Похищение людей здесь – обычное дело. В процессе работы над книгой я познакомилась с американским геммологом Джо Тенхагеном, который регулярно бывал в этом районе начиная с 1970-х годов, и сказала, что собираюсь съездить в шахты.

– А вы умеете обращаться с ружьем? – с сомнением спросил он. – А то придется прихватить как минимум два.

Никому не говори…

В1994 году Том Чатем, сын изобретателя синтетических изумрудов Кэролла Чатема, полетел в Музо вместе с группой дилеров. Пригласившие их владельцы шахт приставили к гостям охрану. Чатем, возглавивший компанию отца после его смерти в 1983 году, всегда возил в кармане несколько образцов искусственных кристаллов. Он подарил одному из шахтеров маленький кристалл в качестве сувенира, но охранник тут же предупредил:

– Никому не говорите, что у вас это есть.

– Но мы уже шестьдесят пять лет выращиваем изумруды.

– Однако в Южной Америке об этом лучше помалкивать.

А потом он предложил начать совместное дело, что не особенно удивило Чатема-младшего. По его словам, отцу так часто поступали всякие странные предложения «сотрудничества», что у него даже имелась целая папка с наклейкой «Бредятина».

– Неужели у вас ни разу не возникло искушения создать искусственные камни, которые можно выдавать за настоящие? – спросила я у Чатема, когда мы встретились в его офисе в деловом районе Сан-Франциско.

Он в ответ сказал, что и без него попыток было предпринято достаточно. Например, французский ученый Пьер Гклсон, прославившийся своими синтетическими опалами, изготавливал также искусственные бирюзу и изумруды.

– Он был одаренным человеком, – рассказывал Чатем, зачерпывая искусственные кристаллы из небольшой чашки и пропуская их сквозь пальцы, словно конфетки.

По его словам, были и другие одаренные ученые, занимавшиеся синтезом кристаллов, однако руководствовались они разными причинами.

– Некоторые считали, что их недооценивают, и хотели нанести удар по системе, которая не помогла им. Но лично я всегда держался того мнения, что обманом больших денег все равно не заработать. А потому мой принцип – это полная открытость.

Том сказал, что рано усвоил, насколько важно не потерять доверие.

– Папа был типичным сумасшедшим изобретателем!

Мой собеседник весело смеется, вспоминая все шрамы, которые получил его отец, испытывая в тринадцать лет самодельные фейерверки, а также его грандиозные прожекты – изобрести таблетку от рака, автомобиль на ядерной энергии и способ опреснить океанскую воду, чтобы решить проблему нехватки воды в мире.

Кэролл Чатем любил науку больше, чем бизнес, и предпочитал проводить время в лаборатории, пытаясь вырастить рубины, александриты, опалы и сапфиры (все эти попытки, кстати, увенчались успехом), а не на переговорах с целью повысить чистую прибыль. Поэтому первые двадцать лет он продавал все свои синтетические камни некоему загадочному англичанину, имевшему офис в Лозанне.

– Папа ничего не смыслил в бизнесе, ему так было проще. Как-то я поинтересовался, куда мы сбываем свою продукцию. Он отвечал весьма неопределенно: дескать, готовые кристаллы полируют в Германии, а потом они расходятся в десятки мест.

Тома такой ответ не удовлетворил, а потом таинственный покупатель совершил фатальную ошибку.

– Он предложил открыть на мое имя счет в швейцарском банке при условии, что я не буду совать свой нос куда не надо. Взятка за молчание в пятьдесят тысяч долларов! Я сказал отцу: тут что-то нечисто, а мы и понятия не имеем, что происходит.

Вскоре Том окончил химический факультет университета и возглавил отдел маркетинга в компании отца. Он решил, что залогом успеха станет новый подход к продажам. Во времена Клеопатры самым привлекательным в изумрудах была эксклюзивность, а Том рассудил, что отныне ключевым словом станет «доступность».

– Попробуйте прийти к любому поставщику драгоценных камней и спросить у него десять изумрудов размером семь на пять миллиметров, овальной формы и одинакового оттенка. Он испепелит вас взглядом, а потом вежливо пошлет куда подальше, сказав, что на это уйдут месяцы.

Том же готов предложить то, чего не могут предложить поставщики натуральных камней, – любую огранку по выбору заказчика и любое их количество, хоть десять тысяч одновременно. Стоит это удовольствие дорого, поскольку часто от изначального кристалла остается только процентов пятнадцать, но после нескольких лет борьбы за клиента в лабораторию стали поступать крупные заказы.

В прошлом только очень богатые люди могли себе позволить такие изумруды – яркого цвета, идеальной огранки и без малейших изъянов. Но теперь качественные камни по карману куда большему числу людей. Их можно купить через Интернет или даже в «Магазине на диване» по цене пятьсот пятьдесят долларов за карат, что в пять раз дешевле натуральных камней, причем никто, кроме профессионала, не сумеет заметить разницу.

Клеопатре бы, разумеется, это новшество не понравилось, однако она была человеком творческим и изобретательным, а потому просто выбрала бы себе какой-нибудь другой эксклюзивный камень, о котором простые смертные могли только мечтать.